Поезд затормозил, мы выскочили на перрон. Проводник попросил принести ему пару бутылок пива, ему тоже нельзя отлучаться. Я пообещала, но тут же забыла о своем слове. Времени у нас с Лапой в обрез, а хотелось вдоволь пошептаться. Его супружница, высунув в окно голову, еще раз прокричала, что надо купить. Наконец мы отбежали к дальнему от нашего вагона ларьку, смешались с толпой пассажиров, гуляющих на платформе. Кажется, здесь мы недосягаемы для ее взгляда.
Теперь я могла рассмотреть своего нового знакомца без помех. Приземистый, располневший мужик лет тридцати пяти. Шея короткая, толстая, уши оттопырены, но в остальном очень даже ничего. Волосы курчавые, густые. А, главное, в средствах явно не стеснен. Хотел разменять самую крупную купюру, каких у меня отродясь не водилось. Но в ларьке ему отказали, подумали, что фальшивая. Я свои рубли ему ссудила.
Лапа постоянно улыбался, разговаривая со мной, несколько раз коснулся моей руки. Не прошло и пяти минут, как мы поняли, что нравимся друг другу. Правда мысль о его жене еще держалась в моей памяти:
– А, что это вы перед своей половиной так стелитесь, все ее прихоти угождаете? Любите сильно?
– Честное слово, сам не понимаю. Привык как-то. К тому же, чем я ласковей с нею держусь, тем скорее ее бдительность притупляется, – он засмеялся и, воровато оглянувшись, чмокнул меня в щечку.
Я оторопела посмотрела на него, потом схватила за руку и увлекла за собой.
– Куда вы меня ведете?
Лапа еще сопротивлялся, животик его мелко подрагивал, но я уже видела, что победа останется за мной. Мы пронеслись по платформе, выбежали на привокзальную площадь. Здесь, к нашей удаче стоял вот-вот готовый отправиться в рейс автобус. Мы вскочили в него, не интересуясь, какой у него маршрут.
Мы оказались в совершенно неожиданном месте. Но этом городе у меня обнаружилась студенческая подруга. Не та, что жила у моря, а другая, с которой мы вместе по дискотекам бегали. Она приютила нас с Лапой на первое время. Но мы не злоупотребляли ее гостеприимством. Лапа был человек самостоятельный, и вскоре обустроил и свою новую семью, со мной.
Позднее мы переехали в столицу и неплохо обосновались там. Лапа был чудесным мужем – ласковым, внимательным и зарабатывал много денег. Однако работа была для него горькой необходимостью. Главная его жизнь проходила вне ее. Он любил пикники, шашлыки, рестораны. От такой сытной жизни я немного растолстела, что не помешало мне закончить институт. Потом он устроил меня на работу – у него всюду были связи. Моя специальность, «клубный работник», пришлась кстати на вещевом рынке, куда меня приняли администратором. Там такие фокусы-покусы, никакой цирк не сравниться. Что-то появлялось неизвестно откуда, что-то бесследно исчезало. У меня было почти все, но счастливой я так и не стала.
Во-первых, у нас не было детей. Во-вторых, Лапа оказался большим ветреником, с чем мне пришлось смириться. Правда и я не отказывала себе в удовольствии иногда развлечься, но голову не теряла. Лапа же иногда заходил слишком далеко. Однажды я заглянула к нему на работу в сторожевую будку (он руководил службой безопасности на рынке) и застала его в объятиях директорши рынка. В окружении светящихся телеэкранов наружного наблюдения они занимались любовью!
Я, конечно, пыталась бороться за свою семью, но директорша оказалась круче. Однажды она увезла моего Лапу к себе на дачу, и больше он не вернулся домой. Я осталась опять у разбитого корыта: ни мужа, ни ребенка. А тут еще и рынок закрыли, так что еще я потеряла и работу.
* * *
Что-то опять не сложилось. Как ни крути: хоть ублажай мужиков, хоть под башмаком держи – итог один. Они все равно вывернутся, себе на пользу твое присутствие обернут. Тьма за окном снова стала кромешной, огоньки исчезли. Засвистел ветер, зажатый между нашим поездом и встречным. Удвоенный двумя составами грохот напомнил мне судьбу Анны Карениной. Она смогла! А я? Что, если выпрыгнуть на всем ходу и кинуться под колеса встречного, ломая голову и шею? Я обхватила руками свои плечи, будто удерживая себя от безрассудного шага. Нет, жизнью нельзя бросаться. Это страшный грех!
Но …. Может необязательно связывать свою жизнь с кем-то, искать свою половинку? Ее не существует. Это миф, выдумки поэтов. Жить одной, счастливо и свободно, что может быть лучше. Правда, я так и так остаюсь сейчас одна, и время мое упущено. Сорок лет, а ни кола, ни двора, ни специальности. Надо была раньше иметь голову на плечах! Госпожа Судьба, дай мне еще одну попытку!
4.
В поезде дальнего следования я еду впервые. Немного тревожно, но интересно ехать так далеко, с незнакомыми мне людьми. Позади два курса института, но я уже определила цель своей жизни. Аспирантура, хорошая работа, самостоятельность. Девчонки в группе уважают меня, ценят за независимость суждений, хотя немного сторонятся. Я для них – не от мира сего. Ну и пусть, у меня своя дорога. Гадостей я никому не делаю, чужих парней не отбиваю, но и в свою жизнь вмешиваться не позволю. Сейчас моя основная задача – учеба, мужчины мне не нужны. Дорожные знакомства я и вообще презираю, там никогда правды о человеке не узнаешь. Наплетет о себе с три короба и не проверишь!
Сейчас в купе нас только двое: я и старушка-вязальщица. Она только что в очередной раз распустила свое вязание и чуть не плачет, что-то опять получилось криво. Я высвободила из-под резинки свои волосы и расчесываю их перед зеркалом. Волосы у меня красивые: густые, каштановые, чуть ниже плеч. Я, вообще, своей внешностью довольна. Лицо – то задумчиво-серьезное, то приятно-насмешливое. Подруги считают, что я перед зеркалом тренирую его выражение, настолько оно изменчиво. Но они не правы. Просто внешность моя определяется настроением и требованием момента. Когда я сдаю экзамены: волосы заплетены в короткую, но толстую косу, лоб слегка нахмурен, в глазах сосредоточенность – какой препод не поставит мне «отлично»! Правда и знания мои всегда на уровне.
Вечеринка – другое дело. Волны взбитых волос струятся по спине, достигая лопаток. Изящный макияж, прикид соответственный – прямо модель с обложки модного журнала. Впрочем на вечеринках я бываю редко, если только на чей-нибудь день рождения. На дискотеки и вовсе не хожу,
Попутчики в купе мне попались неважнецкие. Кроме старушки со мной едут еще спортсмен с одной извилиной и унылый вдовец. Оба на стороне время проводят. Спортсмен в соседнем вагоне, со своей братвой выпивает – вряд ли они при таком режиме хороших результатов добьются. Вдовец в вагоне-ресторане весь день сидит. Наверно, невесту себе высматривает. А супружеская пара на боковых местах вообще смех вызывает. Муженек, по прозвищу Лапа, вокруг своей половины вытанцовывает, пока она рядом. А, едва она отлучилась, он мне стал двусмысленные знаки подавать. Оттого я и не жалую мужскую братию, что все они сволочи.
Я повернулась к зеркалу и занялась своими волосами. Расчесала их, закрутила в замысловатый пучок, укрепила резинкой – красоваться здесь не для кого и нечего. Снова обратила свой взгляд на старуху. Она для своего возраста очень немногословна. Все-таки любопытно, для кого она так старается?:
– Вы, бабуля, как Парки, то плетете, то распускаете свою пряжу. Не устали еще?
– Портки? Ох, шутница. Нет, я вяжу не штаны. Я и сама не знаю, что получится, но хочется, чтобы и зимой согревало, и летом не преть.
Я спохватилась, что вряд ли старушка знает о Парках, богинях судьбы. Нам профессор на лекции по римской мифологии рассказывал. Вообще-то их была целая троица, и каждая старалась, как могла, свою нить вплести. Мысль, что эта бабушка вывязывает чью-то судьбу показалась мне забавной. Но говорить со старушкой на эту тему было бы смешно. Проводник принес нам жиденький бесцветный чай, и мы со старушкой перекусили. Потом я залегла на свою полку и больше о своих попутчиках не думала.
К концу путешествия я осталась в купе одна. Вдовец и старушка сошли на промежуточных станциях, спортсмен так и просидел в соседнем вагоне со своими друзьями. Супружеская пара на боковых местах наконец-то затихла: оба спят. Я без помех дочитала взятую в дорогу книгу на английском языке. После института я собираюсь не только заниматься в аспирантуре, но и возить за границу туристов. Одной наукой сыт не будешь.
На море я отдохнула замечательно. В доме подруги я не знала никаких забот. Ее мать и готовила, и убирала, и в магазин за продуктами ходила. Мы же с подружкой целыми днями на пляже валялись, вечера проводили в кафешках, иногда к нам подсаживались парни. Подруга моя вскоре от меня отделилась: попала под чары местного красавца, я же сохранила независимость, о чем ни капли не жалею.
Через год были еще каникулы – тоже безмятежные и пустые. Потом еще одни. Затем их сменили отпуска. Обычно я брала их зимой. Летом у экскурсоводов – самая горячая пора, работы много. Я работала с туристами несколько лет, но потом стада необразованных, глупых людей стали меня раздражать. У меня была ученая степень, я много знала и много чего могла рассказать своим экскурсантам. Но их не интересовали ни тонкости архитектурных стилей, ни исторические нюансы – только байки и анекдоты об именитых особах. Большей частью под всеми местными легендами и вообще никакой исторической правды нет. Я ушла в издательство, стала работать с рукописями, а не с людьми.
Подруги одна за другой выходили замуж, рожали детей, губили свои жизни у плиты и стиральной машины. Я же вдруг обнаружила, что никому не нужна. Мужчина, который посещал меня по средам, помирился со своей женой, покаялся перед нею и расстался со мною. Но, возможно он нашел любовницу помоложе. Даже в театр мне теперь сходить не с кем, разве что с разведенными приятельницами. Да и те вот-вот станут бабушками, и снова уйдут от меня в свой личный мирок. И опять моим уделом станет одиночество.
* * *
В очередной раз я не сумела распорядиться дарованным мне шансом. Даже в мыслях, в мечтах, не получается сложить себе складную судьбу – что за проклятие! Я перебрала всех мужчин, встреченных мною на жизненном перекрестке. Я примерила к ним роль мужа и ничего путного из этого не вышло. Память цепко сохранила тех, кто ехал со мной в мое первое самостоятельное лето в одном вагоне. Разве, что старушку-вязальщицу мне пришлось сочинить. Наверно, пассажиры на четвертом месте постоянно менялись, входили и выходили на разных станциях, потому и не запомнились мне. Думаю, там ехали какие-нибудь тетки или мамаши с детьми. Естественно они не могли заинтересовать молодую девчонку.
Я стала вспоминать других мужчин, встреченных мною при иных обстоятельствах, позднее. Но голова моя устала от тщетных сожалений, тем более, что настрой сегодня был явно отрицательный. Ответ на вопрос, с кем из встреченных в жизни мужчин, я могла бы обрести свое счастье, я так и не нашла.
– Спать, спать, спать, – приказывали колеса, убаюкивая меня.
5.
Старушка, со спицами в руках, размышляла о своих попутчиках, в очередной раз распуская связанное полотно – узор опять не складывался. Пассажиры, едущие с ней, мало обращали на нее внимания, но она видела их насквозь. Особенно ей было жаль хорошенькую девушку на верхней полке.
Ох …, я понимаю девчушку. Ей, бедняжке, так хочется, чтобы спортсмен обратил на нее внимание. И он обратит, не заставит себя ждать. Он как вошел, так и зыркнул на ее стройные обнаженные ножки, легкомысленно вытянутые поверх простыни. Но кто ее осудит – в вагоне так жарко. Крепкое, мускулистое тело мальчонки требует разрядки, а девушка так близка, так соблазнительна.
Вот уже оба, прыская в кулак, вместе смеются над моим нелепым видом, над моей старостью. Я не в обиде – дело молодое. Спортсмен продолжает шутить, бросает комплименты девушке. Она розовеет от смущения, но спрыгивает с полки. Стой, девочка, не торопись! Твоя душа еще не созрела для такого варианта. Мама лишь научила тебя подчиняться, и девчонка подчинится этому шалопаю, бросит в топку его жизни свою собственную судьбу. А, между тем, будь она немножко поумнее, поопытнее, все могло бы сложится иначе. Даже из этих двоих можно вывязать неплохой узор. Увы, житейский опыт приходит с годами.
Та, зрелая, не стала бы взваливать на себя дурацкие обязанности по учебе своего мужа. Диплом, который он получил, ему абсолютно не нужен. Подтолкни его умная подруга в институт физкультуры (какой из него экономист!), и все могло бы быть иначе. Он сам бы не вылезал из лабораторий, постигая физиологию тела, законы движения. Он стал бы неплохим тренером, ему бы доверили сборную страны, а девушке не пришлось бы бросать свой институт.
Она стала для своего мужа верной служанкой, но это совсем не то, что ему было надо. Он нуждался в требовательном друге и просто в женщине. Служить ей он должен быть сам. И к чему это противостояние, навязанное их сыну: спорт или мама. Нормально, когда мальчик побивает рекорды, посвящая их маме. Вначале маме, а потом любимой девушке. В общем, много чего хорошего могло бы ожидать эту пару, если бы к моменту встречи они были немножко взрослее. Но узор не получился. Может попробовать другой вариант?
Девочка обратила взор на вдовца? Тоже неплохо, если подойти с умом. Учитель – достойный человек, уже сложившийся. Но разве можно вырывать цветок из той почвы, где он вырос? Уговори девушка переехать своего избранника в город, и все было бы иначе. Квалифицированные педагоги везде нужны. В городе его бы заметили гораздо быстрее. Статьи в газетах, выступление на телевидении. Его методики преподавания стоят, чтобы о них говорили. Он – известный человек, она – верная соратница и подруга. Разумеется, у нее есть и свое дело. Может быть, в каком-нибудь музее. Да, вот только ….Разница в возрасте со временем породит проблемы известного рода.
Что-то в купе стало жарко. Пришлось размотать шарф, скинула кофту, отложила работу в сторону – опять не клеится. Осмотрелась кругом. Мои подслеповатые глаза встретились с игривыми глазками Лапы с боковой полки. Он просто промахнулся: целил в девушку, зацепил меня, старуху. Все понятно: жена пошла скандалить с проводником. Белье ее не устраивает или стаканы мутные – не в этом суть. Мужичок больно резвый – сразу в холостяка превратился. А, что же моя голубка? Неужели клюнет на его удочку. Так и есть, с верхней полочки слетела, внизу, у прохода пристроилась. Учитель еще дальше к окну отодвинулся. Понял, бедолага, что шансов приманить красотку у него нет.
Девушка и ветреный женатик? А почему бы и нет! Задачка не простая, не люблю я за такие браться. Тут от нее еще больше зависит, чем в предыдущих случаях. Не всякая и сильная женщина справится. А, если подтолкнуть их друг к другу? Вот они уже прогуливаются по перрону, к оградке продвигаются. И автобус за углом им подготовлен. Успели, уехали. Что же дальше. Моя девочка, кроме дерзости, ничего пока за душой не имеет, это ей аукнется. Она подхватила бесстыжего бабника, увела от жены, у нее другая уведет. Не она его должна удерживать при себе, пусть он опасается ее потерять. Но где ей такие игры вести, не по силам это моей пташке. Постой, девочка. Остановись, вернись назад – не твоя это судьба.
Услышала, из автобуса выскочила и назад к поезду помчалась. Забралась на свою полку, лежит, думает. Думай, думай, дитя мое, тебе это ой как полезно. И, что же ты надумала, несносная гордячка. Жить в одиночестве? Быть самодостаточной, слово-то какое выискала. Что ж, попробуй.
Я порылась в своей корзинке с нитками, перебирая разноцветные клубки. Совсем не обязательно одинокой женщине ходить в черном. Я вот тоже никогда замужем не была и не страдаю от этого. Но то я: мой удел особенный. Возьму-ка я для своей девчоночки сиреневую ниточку. Фиолетовый – цвет духовности, отрешенности от земного. В одиночку, право дело, тоже можно неплохую жизнь прожить, но при одном условии. Коль уж ты мужчине не хочешь отдаваться, отдайся творчеству – полностью, целиком. Иначе ничего не получится. Ни ученая степень, ни деньги счастья не принесут. Все обесценится, если любви в жизни нет. Что-то взгрустнула моя девочка. Кажется мои слова подтверждаются, не складывается ее судьба и в этом варианте. Ну, прямо не знаю, как быть. Все нитки извела, одна катушка осталась.
* * *
Кажется, я немного вздремнула. В старости часто сонливость на людей накатывает. И на меня, вот, тоже. Куда-то все мои попутчики подевались: ни вдовца, ни спортсмена, ни супружеской парочки. Да и, вообще, я кажется, теперь в другом вагоне еду. Тот был плацкартный, а сейчас с комфортом устроилась, в купейном оказалась. Никак одна? Нет, на соседней полке еще одна пассажирка едет. Немолодая женщина, как-то неспокойно она ворочается. Под глазами – темные круги. Плакала что ли? Ладно, не буду ее тревожить до поры, до времени. Не буду в ней будить ту девушку, чья судьба на моих глазах раскручивалась, моими пальцами вывязывалась.
Опять в уголке глаза моей новой попутчицы навернулась слеза. Свои ошибки оплакивает? Душе время нужно, чтобы вызреть.
Ну, не могла, никак не могла та двадцатилетняя девчонка разглядеть свою судьбу. Она смотрела лишь на тех, кто маячил перед ее глазами, кто был на виду. Мальчишка-проводник проскользнул незамеченным мимо. Неказистый студент-железнодорожник, подрабатывающий на каникулах. Он и появлялся перед нашими глазами считанные разы. При посадке проверил билеты, пару раз принес чай да в конце пути веником в вагоне помахал.
Откуда было узнать моей горемыке, что мальчишка тоже умеет бренчать на гитаре. Она ведь так и не купила ему пива, о чем он попросил ее однажды. А, зайди она к нему в служебное купе, все могло бы сложится иначе. Сколько возможностей люди отвергают по своей незрелости! Что гитара! Через несколько лет он станет большим человеком, начальником дороги. Но, главное, он умеет хранить в своем сердце любовь и ценит верность больше всего на свете.
Какие пылкие, какие робкие взгляды он бросал на мою красавицу. И я ведь ее толкала: обернись, посмотри.
Не увидела, не услышала, не почувствовала. А что ж он? Да не о нем сейчас речь. Я вновь взглянула на спящую. Женщина привстала со своего места, подтянулась к окну, посмотрела в темную даль. Глаза ее открыты, но, кажется, она продолжает спать и не видит ни меня, ни пейзаж за окном.
Я посмотрела в ту сторону, куда были обращены глаза спящей с открытыми глазами женщины. Мы подъезжали к узловой станции. Последняя возможность выйти из поезда, сделать пересадку, поехать в другую сторону. Иначе завершающий перегон, без единой остановки, до самого конца!
Я легонько коснулась руки женщины, будить надо очень осторожно, иначе она не поверит, что проснулась. А мне пора покидать этот вагон. Больше мне здесь делать нечего. Работа моя закончена: вполне приличная получилась шаль, большая, с длинными кистями по краю, а главное, годится на все случаи жизни: не жаркая, и греет, если надо.
Старуха выскользнула из купе, прикрыв за собой дверь. Одинокая женщина медленно выплывала из своего сна.
6.
– Это ваша шаль?
Я сплю или божественный мужской голос действительно прозвучал над моим ухом? Я с легким замешательством повернула голову в сторону говорящего, хотя именно в этот момент мы подъезжали к узловой станции, и я хотела посмотреть ее название. В проходе купе стоял подтянутый мужчина в мундире железнодорожного начальства и объяснял свое появление:
– Мы проверяем, нет ли в купе забытых кем-то вещей. Знаете, сейчас такое время: террористы, экстремисты кругом. Почему-то шаль под столиком валяется.
Я заворожено слушала. Казалось, говорили два мужчины одновременно: официальный тон и божественный тембр его голоса будто спорили друг с другом. Мне трудно было их совместить. Однако я спохватилась, что мужчина ждет от меня ответа. Правда, мне было непонятно, какое отношение я имею к шали в его руках. Ничего подобного в моем гардеробе не было.
– Это не моя шаль, – я пожала плечами. Возможно, кто-то уронил, забыл, хотя не представляю, кто. С самого начала я одна еду.
– Ну вам это только кажется. Вы, ведь, спали и могли не заметить пассажиров, проехавших с вами часть пути. Хорошо, что я обнаружил шаль, а не что-нибудь другое. Так …Куда же нам ее пристроить?
– А давайте-ка повесим ее на вешалку, – хором сказали мы и осеклись …
– А впрочем, – снова в один голос продолжили мы с мужчиной и рассмеялись.
Я медленно поднялась и встала рядом с мужчиной в проходе – наши глаза оказались на одном уровне. Непонятное волнение охватило меня. Я глубоко вздохнула, потом задержала дыхание. Грудь моя так и осталась приподнятой. Мною овладело смутное чувство, что я уже когда-то встречала этого человека. В тот же момент тени узнавания промелькнули и в его глазах:
– Девушка с разными глазами? Один карий, другой зеленый? Когда-то, лет двадцать назад …
Божественные нотки, услышанные мною в момент пробуждения, теперь исчезли. Голос у мужчины был вполне обычный, с легкой хрипотцой. Но я знала, что голос божества я буду теперь слышать до конца жизни. И чудо продолжалось – я вспомнила!
– Поезд Москва-Сочи? Вы ехали в том вагоне, проводником? – Неясные ночные грезы еще раз провернули колесо моей памяти. – Не может быть!
Мы присели на мою полку, положили на колени нечаянную шаль и смущенно теребили ее кисти. Мало-помалу мы вспомнили подробности той давней поездки: юную девушку и стажера-проводника, даже не спросивших имен друг друга.
Поезд заскрипел тормозами, останавливаясь на узловой.
– Сейчас узловая, мы должны непременно сделать здесь пересадку, – с уверенностью сказал железнодорожник.
Мы стояли с моим Проводником вдвоем на опустевшей платформе, а вагоны поезда плавно катились мимо. Проводник накинул мне на плечи найденную шаль и обнял меня. Вдруг в одном из окошек я увидела голову старушки в нелепой, вязаной шляпке. Неужели Парка не приснилась мне, а была настоящей?