Страница:
– Сулейман теперь живет прошлым, – сказала она подруге. – Это случается с людьми, когда будущего у них остается мало.
– Да, – согласилась Амира, – это Бог готовит нас к вечности… Но ты знаешь, Марьям, что у меня память о прошлом потеряна…
– Даст Бог, память вернется к тебе…
«Вернется ли? – подумала Амира. – Может быть, я еще найду свою мать… Если ту не убили и она попала в другой гарем – она, может быть, жива и смотрит сегодня на звездное небо, думая о судьбе своей дочери».
Может быть, ключ к разгадке тайны прошлого – квадратный минарет, который она все время видит в своих снах… Он не похож ни на один из минаретов Каира – простой, неукрашенный. Он как будто шепчет ей – найди же меня, и ты найдешь все ответы, вспомнишь имя своей матери, место, где ты родилась, свою звезду…
Она поедет в Мекку, совершит священное паломничество, подумала Амира, и Бог поможет ей вспомнить прошлое.
Они вернулись в гостиную. Сулейман, отрезая кончик сигары, заметил:
– Так Ясмина хочет стать врачом? Хорошая профессия для женщины. Женщины понимают боль и страдание. Дочь Ицхака в Калифорнии учится в медицинском колледже. Ты принимала Ицхака при родах, Амира, здесь, в Каире. А теперь он пишет, что не учит детей арабскому – они американцы. Но я считаю, что они – египтяне, и если мы туда поедем…
Раздался громкий стук в дверь.
– Кто бы это мог быть? – спросила Марьям, поправляя передник. Но прежде чем она пошла открывать, раздался треск сломанной двери и в комнату ворвались солдаты.
Сулейман вскочил на ноги:
– Кто вы? Что вам надо?
– Вы – Сулейман Мисрахи? – спросил офицер.
– Да.
– Вы обвиняетесь в государственной измене. Амира схватилась за сердце.
Каирцы знали о ночных набегах военной полиции Насера, о тюремном заключении и ссылке без суда, но арестовывали за антиправительственную деятельность, например, членов «Мусульманского братства». Зачем они ворвались в дом к мирным пожилым евреям?
– Здесь какая-то ошибка! – закричала Марьям, но солдат оттолкнул ее, и она ударилась об угол буфета.
К ней подбежала Элис, а Амира встала на пути офицера.
– Вы не имеете права, – твердо сказала она. – Это мирный дом.
На нее не обратили внимания. Солдаты рылись в шкафах, набивали карманы деньгами и драгоценностями, ссыпали в мешок серебряную утварь. Фотографии детей Сулеймана и Марьям смахнули на пол, хрустело стекло.
– Элис, – тихо сказала Амира, – звони Ибрахиму. Солдаты, перевернув все вверх дном, схватили Сулеймана.
– Нет! – закричала Марьям.
– Вы арестованы, – рявкнул офицер, – за подрывную деятельность против правительства и народа Египта.
Сулейман посмотрел на жену безумным взглядом.
– Оставьте его! – умоляла она. – Это ошибка. Мы ничего не сделали…
Но солдат грубо толкнул ее мужа к дверям. Внезапно Сулейман покачнулся, схватился за грудь и упал.
– О муж мой! – кинулась к нему Марьям.
ГЛАВА 2
ГЛАВА 3
– Да, – согласилась Амира, – это Бог готовит нас к вечности… Но ты знаешь, Марьям, что у меня память о прошлом потеряна…
– Даст Бог, память вернется к тебе…
«Вернется ли? – подумала Амира. – Может быть, я еще найду свою мать… Если ту не убили и она попала в другой гарем – она, может быть, жива и смотрит сегодня на звездное небо, думая о судьбе своей дочери».
Может быть, ключ к разгадке тайны прошлого – квадратный минарет, который она все время видит в своих снах… Он не похож ни на один из минаретов Каира – простой, неукрашенный. Он как будто шепчет ей – найди же меня, и ты найдешь все ответы, вспомнишь имя своей матери, место, где ты родилась, свою звезду…
Она поедет в Мекку, совершит священное паломничество, подумала Амира, и Бог поможет ей вспомнить прошлое.
Они вернулись в гостиную. Сулейман, отрезая кончик сигары, заметил:
– Так Ясмина хочет стать врачом? Хорошая профессия для женщины. Женщины понимают боль и страдание. Дочь Ицхака в Калифорнии учится в медицинском колледже. Ты принимала Ицхака при родах, Амира, здесь, в Каире. А теперь он пишет, что не учит детей арабскому – они американцы. Но я считаю, что они – египтяне, и если мы туда поедем…
Раздался громкий стук в дверь.
– Кто бы это мог быть? – спросила Марьям, поправляя передник. Но прежде чем она пошла открывать, раздался треск сломанной двери и в комнату ворвались солдаты.
Сулейман вскочил на ноги:
– Кто вы? Что вам надо?
– Вы – Сулейман Мисрахи? – спросил офицер.
– Да.
– Вы обвиняетесь в государственной измене. Амира схватилась за сердце.
Каирцы знали о ночных набегах военной полиции Насера, о тюремном заключении и ссылке без суда, но арестовывали за антиправительственную деятельность, например, членов «Мусульманского братства». Зачем они ворвались в дом к мирным пожилым евреям?
– Здесь какая-то ошибка! – закричала Марьям, но солдат оттолкнул ее, и она ударилась об угол буфета.
К ней подбежала Элис, а Амира встала на пути офицера.
– Вы не имеете права, – твердо сказала она. – Это мирный дом.
На нее не обратили внимания. Солдаты рылись в шкафах, набивали карманы деньгами и драгоценностями, ссыпали в мешок серебряную утварь. Фотографии детей Сулеймана и Марьям смахнули на пол, хрустело стекло.
– Элис, – тихо сказала Амира, – звони Ибрахиму. Солдаты, перевернув все вверх дном, схватили Сулеймана.
– Нет! – закричала Марьям.
– Вы арестованы, – рявкнул офицер, – за подрывную деятельность против правительства и народа Египта.
Сулейман посмотрел на жену безумным взглядом.
– Оставьте его! – умоляла она. – Это ошибка. Мы ничего не сделали…
Но солдат грубо толкнул ее мужа к дверям. Внезапно Сулейман покачнулся, схватился за грудь и упал.
– О муж мой! – кинулась к нему Марьям.
ГЛАВА 2
Элис и Амира сидели рядом с Марьям у тела Сулеймана. Дом Мисрахи был конфискован, и Сулеймана перенесли в дом раввина, который читал сейчас каддиш по умершему. После похорон Марьям собиралась уехать к сыну в Калифорнию. До отъезда ей найдут какую-нибудь квартиру – перебраться к Амире она отказалась. Она не могла бы вынести воспоминаний – столько лет счастливой жизни с Сулейманом прошло на улице Райских Дев…
Никто не мог понять, почему Мисрахи подверглись нападению «Посланцев Зари». По всему городу солдаты врывались в дома и арестовывали владельцев, но это были самые богатые дома, а Мисрахи, после того как Сулейман свернул свое дело, жили очень скромно.
В дверь постучали, вошел Ибрахим.
– Я ничего не смог сделать, мама, – сказал он. – Неизвестно, кто включил имя Мисрахи в список «Посланцев Зари», и возвратить конфискованное имущество невозможно.
Амира не могла обратиться к Сафее Рагеб – она знала, что муж ее попал в немилость у Насера и подал в отставку.
– Но я пришел сюда за тобой, мама, – сказал Ибрахим. – Мы тоже в списке, надо подготовиться. Возвращайся домой с Элис, спрячьте все драгоценности. Предупредите женщин в доме, чтобы сохраняли спокойствие во время налета. – Он повернулся к Элис: – Сожалею, моя дорогая, обстоятельства не позволяют мне поехать в Англию. Может быть, ты поедешь без меня?
– Нет, я останусь, – без колебаний ответила Элис. – Поедем, когда все будет благополучно.
К ним подошла Марьям:
– Что случилось, Ибрахим?
– Аллах ма'аки, Бог да хранит тебя, Марьям, – приветствовал он ее. – Извините меня, маме нужно идти домой.
– Конечно! – воскликнула Марьям. – В эти опасные времена семья должна быть вместе.
– Я постараюсь вернуться поскорее, – сказала Амира.
Марьям погладила руку подруги.
– Я знаю, дорогая, ты разузнавала, как вернуть наше конфискованное имущество. Не беспокойся об этом. На все Божья воля. Я уезжаю с сыном и буду жить в Калифорнии. Мы уедем, как только… – голос ее прервался, – опустим в землю Сулеймана.
– Садитесь в машину, – сказал Ибрахим матери и Элис, – а я возьму такси. Мне надо поехать по срочному делу.
– Куда же ты едешь?
– В Каире есть только один человек, который может помочь нам. Моли Бога смягчить его сердце, мама…
Улица Пирамид проходила вдалеке от центра города среди полей сахарного тростника и пальмовых рощ. Белые мраморные стены великолепного особняка едва виднелись из-за пышных финиковых пальм, олив, смоковниц и густых цветущих кустов. Гигантские сикоморы окаймляли лужайку, зеленую, как изумруд, по которой вели к дому асфальтовые дорожки. Окна были прикрыты красивыми ставнями. Все показывало, что здесь живет очень богатый человек.
Он постучал в дверь, украшенную великолепной резьбой, словно дверь мечети, и слуга в безупречно белой галабее ввел его в гостиную, обставленную с артистическим вкусом. Пол покрывали ковры и шкуры, под потолком большие вентиляторы разгоняли горячий воздух. Хассан вошел почти сразу. За четыре года он почти не изменился, только вид был самоувереннее, одежда и украшения богаче – шитый золотом халат, золотые часы и толстые золотые кольца.
– Добро пожаловать в мой скромный дом! – воскликнул Хассан. – Я ждал, что ты придешь.
– Уж таки и скромный! – сухо заметил Ибрахим. – Видно, приспешников Насера не касается политика ограничения роскоши, которую он так рьяно проводит.
– Ну, а как же иначе – мы должны получить особую награду за усердную службу делу социализма. Хочешь кофе? Может быть, чай или виски? – Хассан поставил на стол красного дерева бутылку и хрустальные рюмки и налил ликер.
Ибрахим решил перейти прямо к делу:
– Мне угрожают «Посланцы Зари». Ты знаешь об этом?
– Разве так приветствуют старых друзей? Где твое воспитание?
– Почему мое имя попало в список? – настаивал Ибрахим.
– Потому что я внес его в этот список.
– Почему ты это сделал?
Хассан налил себе ликер и отпил глоток.
– Ну что ж, ты ставишь вопрос в лоб, и я отвечу прямо. Я внес твое имя, я могу и вычеркнуть его. Ты пришел просить меня об этом, я назначу цену.
Ибрахим обвел взглядом роскошную обстановку гостиной.
– Деньги? Едва ли я богаче, чем ты.
– Нет, не деньги.
– Тогда что?
– Не догадываешься?
Ибрахим, не отвечая, снова обводил взглядом гостиную Хассана: слоновые бивни над камином, подставка для сигаретницы из ноги антилопы, шкуры зебр на полированном полу… Древняя египетская скульптура – явно подлинник, музейный экспонат. Изящные серебряные изделия…
– Я хочу трофей, который принадлежит мне по праву, – прервал молчание Хассан, – ты уже отдал мне его – и взял обратно. Верни мне его – и твоя семья спасена.
– Что же это?
– Ясмина, конечно.
– Вот мы и приехали к бабушке, малыш, – Ясмина улыбнулась Мухаммеду. Омар улетел вчера в командировку в Кувейт, и Ясмина обещала ему переехать для безопасности на улицу Райских Дев. Слуги выбежали за багажом, и Ясмина вышла из такси, радостно глядя на особняк розового камня, надежный и спокойный приют.
Таким он ей по-прежнему казался в городе, содрогающемся от страха и зловещих предчувствий. Недавно «Посланцы Зари» ограбили дочиста дом школьной подруги Ясмины, Лайлы Азми, и увезли ее мужа.
Ясмина шла по дорожке с трехлетним Мухаммедом на руках; навстречу ей торопилась Нефисса:
– Вот вся семья и в сборе! Как ты себя чувствуешь, внук моего сердца?
Слуги торопливо вносили чемоданы Ясмины – в их суете чувствовалось несвойственное дому на улице Райских Дев беспокойство.
Когда они вошли из пронизанного горячим сентябрьским солнцем сада в прохладный холл, Нефисса, наклонившись к Ясмине, сказала:
– Ибрахим велел спрятать украшения и ценные вещи. Давай твою шкатулку, зароем ее в саду.
В доме была суматоха: снимали со стен картины, убирали из горок фарфор и хрусталь; Амира всем распоряжалась, и Ясмина пошла в гостиную, где она с радостью обняла Тахью. Ее муж Джамал тоже был здесь.
Через минуту вошел Захария, Ясмина кинулась к нему и воскликнула:
– Слава Богу, вся семья в сборе!
Захария был озабочен и подавлен; обратившись к Амире, он сообщил ей, что ему не удалось ничего ни узнать, ни сделать для Марьям Мисрахи – в приемной министра толпятся сотни людей с петициями, а им говорят, что министр куда-то уехал.
Захария, войдя, бросил взгляд на Тахью, но не поздоровался с ней; на Джамала Рашида он избегал даже смотреть. Он боялся, что, взглянув на этого немолодого человека, представит Тахью в его объятиях. Но эта картина все же возникла в его воображении, когда Джамал Рашид с гордостью сообщил о беременности жены.
– Закки, – успокоила юношу Амира, – Марьям сегодня велела мне прекратить хлопоты, она уезжает с сыном в Калифорнию. У нас самих много неотложных дел.
Захария увидел наконец суету, охватившую дом. Элис ходила из спальни в спальню и собирала драгоценности из комодов, шкатулок и сумочек, оставляя только самые дешевые. Басима собирала из шкафов одежду, туфли из крокодиловой кожи, меха и атласные покрывала – все складывали в мешки из-под муки, и мальчики сносили их на кухню и в погреб. Райя и Дорея снимали со стен картины, а Ханея рыла в саду ямки, куда складывали горшочки с драгоценностями, собранными Элис. Работали споро и аккуратно, но без радости и оживления, торопясь все сделать до возможного ночного налета.
– Вряд ли это сработает, – усомнился Захария. – Все знают, что мы богаты.
– Подумают, что мы разорились, что наши хлопковые плантации конфисковали, а врачебная практика отца не приносит доходов. Ведь многие аристократы обеднели после революции, а дом наш теперь похож на жилище семьи среднего достатка. Я и деньги со своего банковского счета сняла, твой отец тоже. Свои я спрятала на голубятне…
Амира проследила, чтобы с диванов и кресел сняли бархатные и богато вышитые атласные покрывала и застелили их простыми полотняными накидками.
К Захарии подошла Ясмина и спросила:
– Где же отец? Захария пожал плечами:
– Он велел умме и тете Элис все прятать, а сам уехал. Я сегодня в школу не ходил. Мишмиш, что же это такое? Что нам угрожает?
Ясмина могла бы рассказать ему то, что услышала вчера от Джамала Рашида о Хассане, но юноша выглядел таким растерянным… Ясмина всегда вела себя, как старшая сестра Захарии, хотя была на три месяца младше его.
– Не волнуйся, – улыбнулась она, – обойдется. – Она взяла у Нефиссы своего сына и поднялась с ним на второй этаж.
В спальне стояли нераспакованные чемоданы. Мухаммед попросил пить; она налила ему в ванной стакан воды и стояла, любуясь им, пока он делал маленькие глоточки, крепко сжав стакан обеими руками. Ясмина, как всегда, удивлялась, что это маленькое чудо – ее собственное: красивое серьезное личико, опущенные глаза, брови домиком и вдруг – шаловливая улыбка. Этот малыш уже умел шутить – так рано иногда проявляется свойственное египтянам чувство юмора. Он пролил воду на свою рубашечку и, заметив это, засмеялся и сказал:
– Что я за осленок, все-то делаю не так! – а потом прибавил сентенцию, может быть, услышанную от взрослых: – Любит Бог нескладех, а то он не сотворил бы их в таком количестве! Ясмина засмеялась и потрепала лохматую головенку.
– Мама, давай играть в «счастливые семьи»! – закричал Мухаммед. – Название игры сразу возвратило Ясмину к действительности: семья в опасности, надо действовать немедленно.
В спальню вошла Нефисса:
– Такая суматоха! Кузен Ахмед приехал с детьми из Ассиюта. Дом теперь битком набит.
– Тетя, мне надо выйти. Вы можете посидеть с Мухммедом?
– С радостью! – Нефисса посадила мальчика на колени и достала из кармана леденец.
Ясмина одевалась, доставая вещи из дорожной сумки дрожащими руками. Нефисса увидела, что племянница взволнованна, и спросила:
– Если тебя так встревожили эти «Посланцы Зари», то зачем же ты уходишь из дому?
– Мне очень нужно! – бросила Ясмина, убегая. Нефисса вздохнула и начала разбирать один из чемоданов, чтобы положить вещи в шкаф. Поднимая стопку ночных рубашек, она уронила открытую косметичку и среди рассыпавшихся вещичек увидела коробочку с таблетками. Ясмина предохраняется! Так вот почему у нее нет детей после Мухаммеда! Нефисса собрала все обратно в сумочку и, поднимая с ковра губную помаду, увидела клочок бумаги с адресом, написанным рукой Ясмины.
– Что ты сказал? – возмущенно воскликнул Ибрахим.
– Я сказал, что мне нужна Ясмина. Отдай ее мне, и я вычеркну твое имя из списка.
– Ты осмеливаешься?!
– Она моя! Ты обещал ее мне, а потом, как бесчестный человек, нарушил свою клятву. С тех пор мы с тобой не братья. Но зачем нам быть врагами? Пошли ко мне Ясмину, и мы…
– Убирайся в ад!
– Странно, что ты не соглашаешься. На карту поставлено благополучие всей твоей семьи.
Руки Ибрахима сжались в кулаки.
– Всей семьей мы дадим тебе отпор. Ты меня не знаешь. Я никогда не соглашусь на бесчестье.
– Вспомни, мой друг, ты уже испытал, что такое тюрьма!
– Моей дочери ты не получишь. Хассан засмеялся:
– Какой ты вдруг стал решительный! А помню, в молодости ты всегда слушался отца, стоял перед ним навытяжку, как школьник. Тебе ли проявлять характер, мой слабодушный друг! Не валяй дурака, соглашайся.
– Да, мне есть о чем сожалеть, я не всегда поступал достойно в своей жизни, нередко проявлял слабодушие. Но мой отец теперь на небе, и я буду сильным. Я не уступлю тебе. – Он подступил к Хассану: – Руки прочь от моей семьи и от Ясмины, не то пожалеешь!
– Угрозы, Ибрахим? – улыбнулся Хассан. – Сила в моих руках. Вспомни, однажды я тебя бросил в тюрьму.
– Помню, – спокойно согласился Ибрахим.
– А помнишь, как тебя там допрашивали? Ибрахим сжал зубы:
– Ты не спровоцируешь меня на драку.
– И я не собираюсь драться с тобой. Мне нужна Ясмина.
– Никогда ты ее не получишь. Хассан пожал плечами:
– Непременно получу. И ты поймешь, что со мной шутки плохи. Ты унизил меня, Ибрахим, я отплачу тем же.
Такси Ясмины подъехало к калитке сада Хассана в ту минуту, когда от нее отъехала другая машина. Ясмина не разглядела пассажира – а это был ее отец. Она прошла через сад и в нерешительности остановилась перед массивной резной дверью. Что она скажет Хассану?
Он не посещал Рашидов уже четыре года – а раньше как лучшего друга отца его принимали в доме наравне с родственниками, дети называли его «дядей». Это длительное отсутствие казалось необъяснимым, и облик Хассана представлялся теперь Ясмине загадочным. Что произошло между ним и отцом? Захочет ли он что-нибудь сделать для семьи Рашидов?
Слуга провел Ясмину в великолепную гостиную, напоминающую музейный зал. Хассан поднялся ей навстречу, и она поняла, что впервые в жизни оказалась с ним наедине.
– Ясмина, дорогая! Вот неожиданность! – вскричал Хассан. – Ты выросла, стала женщиной. – Он сжал ее руки. – Приветствую тебя в своем доме, Бог да пребудет с тобой.
– Мир и благословение вашему дому, дядя Хассан!
– Так я еще «дядя»? – весело улыбнулся он. – Ну, садись же!
Она села на софу, покрытую шкурой леопарда, с интересом разглядывая окружающие диковинки.
– Как видишь, я живу неплохо.
Взгляд Ясмины упал на фотографию на каминной доске – два молодых человека в белых костюмах для поло весело улыбались.
– Это я и твой отец в Оксфорде – наша команда в этот день выиграла. Лучшие дни в моей жизни. Я рос один, у меня не было ни отца, ни братьев, ни сестер, – продолжал Хассан, не отрывая взгляда от фотографии, – и дружба с твоим отцом была для меня поистине благословением. Он и не знает, как я его любил… – Взгляд Хассана смягчился.
– Дядя Хассан, вы знаете, зачем я пришла к вам?
– Сначала расскажи про вашу семью. Все здоровы? Скажи мне, – он пристально посмотрел на нее, – как твоя бабушка восприняла налет на Мисрахи?
– Бабушка очень переживала за семью Мисрахи… Хассан кивнул с удовлетворенным видом.
– Я слышал – она суетилась словно курица с отрубленной головой, но помочь им не могла.
Удивленная его тоном, Ясмина подняла брови:
– Что вы хотите сказать?
– Ты угадала, я не люблю твою бабушку. Знаешь, я прозвал ее Драконом. Она меня с самого начала невзлюбила. С первого взгляда, и непонятно почему. Ибрахим привел меня в ваш дом, когда мы вернулись из Оксфорда, – за много лет до того, как ты родилась, моя очаровательная Ясмина. – Он отделил от ее прически золотистый локон и пропустил его между пальцами. – Когда Ибрахим представил меня ей, она любезно улыбнулась, но я заметил – что-то промелькнуло в ее взгляде. И всегда я чувствовал холод в ее обращении со мной. И это ее вина, что ты не стала моей женой, маленькая Мишмиш. Ты и не знаешь, что я сватался за тебя, и мы с Ибрахимом подписали соглашение о помолвке. Это Драконша его отговорила. Сочла, что я недостаточно хорош для ее семьи.
Она быстро встала с софы.
– Дядя Хассан, я вчера слышала одну вещь, но никак не могу поверить. Это о списке, который составляют «Посланцы Зари».
– Да, есть такой список. Что дальше?
– Мне сказали, что в него внесли наше имя.
– Ну, а если и так?
– Дядя Хассан, вы имеете что-нибудь общее с «Посланцами Зари?»
– Ну конечно же, сладкая Мишмиш. «Посланцы Зари»– «Зуввар эль-Фагр» – находятся в распоряжении министра обороны, Хакима Амера – а я его правая рука. Я послал солдат в дом Мисрахи.
– Вы?! Но разве они в чем-то были виноваты?!
– Нет, они были невиновны. Это был предупредительный залп. Как бы пробный шар.
– Что вы имеете в виду?
– Я умею добиваться того, чего желаю. Дом Рашидов уже включен в список, к вам явятся солдаты и разграбят его дочиста, как разграбили дом Мисрахи. Дом конфискуют, ваша бабушка и все остальные окажутся па улице. Если я не получу то, чего желаю.
– Что же это? – слабым голосом спросила Ясмина.
– Ты, конечно. – Он подошел к ней вплотную. – Я могу вычеркнуть Рашидов из списка. «Посланцы Зари» не ворвутся в ваш дом. Но ты заплатишь мне за это – здесь и сейчас.
Она вздрогнула.
– Проклятье твоему отцу, Ясмина, он погубил нашу дружбу, отказав мне и выдав тебя замуж за Омара. Я знал, что отомщу ему. Он не защитит тебя здесь, теперь ты достанешься мне!
Она обхватила себя руками.
– А если я не соглашусь?
– Солдаты придут на улицу Райских Дев и никого не пощадят.
– Я не могу.
– Нет, можешь. – Он притянул ее к себе. Она попыталась его оттолкнуть, но он сжал одной рукой ее запястья и разорвал блузку. Обнажилась юная грудь, он охватил ее ладонью.
Ясмина вырвалась и ринулась в другой угол комнаты, свалив по пути античную вазу. Он догнал ее, схватил и прижал к стене.
– Ты же сама пришла, сама себя и вини. Я наслажусь тобой вволю, а может быть, тебе и самой понравится…
Нефисса остановила машину у ворот, в которые на ее глазах вошла Ясмина. Она повезла Мухаммеда в кафе-мороженое, но, увидев садящуюся в такси Ясмину, из любопытства последовала за ней. Заглянув в густой сад, она спросила проходящую мимо женщину:
– Скажите мне, умма, чей это дом?
– Здесь живет Хассан аль-Сабир, саида, очень большой человек.
Хассан аль-Сабир? Зачем пошла к нему Ясмина?
Никто не мог понять, почему Мисрахи подверглись нападению «Посланцев Зари». По всему городу солдаты врывались в дома и арестовывали владельцев, но это были самые богатые дома, а Мисрахи, после того как Сулейман свернул свое дело, жили очень скромно.
В дверь постучали, вошел Ибрахим.
– Я ничего не смог сделать, мама, – сказал он. – Неизвестно, кто включил имя Мисрахи в список «Посланцев Зари», и возвратить конфискованное имущество невозможно.
Амира не могла обратиться к Сафее Рагеб – она знала, что муж ее попал в немилость у Насера и подал в отставку.
– Но я пришел сюда за тобой, мама, – сказал Ибрахим. – Мы тоже в списке, надо подготовиться. Возвращайся домой с Элис, спрячьте все драгоценности. Предупредите женщин в доме, чтобы сохраняли спокойствие во время налета. – Он повернулся к Элис: – Сожалею, моя дорогая, обстоятельства не позволяют мне поехать в Англию. Может быть, ты поедешь без меня?
– Нет, я останусь, – без колебаний ответила Элис. – Поедем, когда все будет благополучно.
К ним подошла Марьям:
– Что случилось, Ибрахим?
– Аллах ма'аки, Бог да хранит тебя, Марьям, – приветствовал он ее. – Извините меня, маме нужно идти домой.
– Конечно! – воскликнула Марьям. – В эти опасные времена семья должна быть вместе.
– Я постараюсь вернуться поскорее, – сказала Амира.
Марьям погладила руку подруги.
– Я знаю, дорогая, ты разузнавала, как вернуть наше конфискованное имущество. Не беспокойся об этом. На все Божья воля. Я уезжаю с сыном и буду жить в Калифорнии. Мы уедем, как только… – голос ее прервался, – опустим в землю Сулеймана.
– Садитесь в машину, – сказал Ибрахим матери и Элис, – а я возьму такси. Мне надо поехать по срочному делу.
– Куда же ты едешь?
– В Каире есть только один человек, который может помочь нам. Моли Бога смягчить его сердце, мама…
Улица Пирамид проходила вдалеке от центра города среди полей сахарного тростника и пальмовых рощ. Белые мраморные стены великолепного особняка едва виднелись из-за пышных финиковых пальм, олив, смоковниц и густых цветущих кустов. Гигантские сикоморы окаймляли лужайку, зеленую, как изумруд, по которой вели к дому асфальтовые дорожки. Окна были прикрыты красивыми ставнями. Все показывало, что здесь живет очень богатый человек.
Он постучал в дверь, украшенную великолепной резьбой, словно дверь мечети, и слуга в безупречно белой галабее ввел его в гостиную, обставленную с артистическим вкусом. Пол покрывали ковры и шкуры, под потолком большие вентиляторы разгоняли горячий воздух. Хассан вошел почти сразу. За четыре года он почти не изменился, только вид был самоувереннее, одежда и украшения богаче – шитый золотом халат, золотые часы и толстые золотые кольца.
– Добро пожаловать в мой скромный дом! – воскликнул Хассан. – Я ждал, что ты придешь.
– Уж таки и скромный! – сухо заметил Ибрахим. – Видно, приспешников Насера не касается политика ограничения роскоши, которую он так рьяно проводит.
– Ну, а как же иначе – мы должны получить особую награду за усердную службу делу социализма. Хочешь кофе? Может быть, чай или виски? – Хассан поставил на стол красного дерева бутылку и хрустальные рюмки и налил ликер.
Ибрахим решил перейти прямо к делу:
– Мне угрожают «Посланцы Зари». Ты знаешь об этом?
– Разве так приветствуют старых друзей? Где твое воспитание?
– Почему мое имя попало в список? – настаивал Ибрахим.
– Потому что я внес его в этот список.
– Почему ты это сделал?
Хассан налил себе ликер и отпил глоток.
– Ну что ж, ты ставишь вопрос в лоб, и я отвечу прямо. Я внес твое имя, я могу и вычеркнуть его. Ты пришел просить меня об этом, я назначу цену.
Ибрахим обвел взглядом роскошную обстановку гостиной.
– Деньги? Едва ли я богаче, чем ты.
– Нет, не деньги.
– Тогда что?
– Не догадываешься?
Ибрахим, не отвечая, снова обводил взглядом гостиную Хассана: слоновые бивни над камином, подставка для сигаретницы из ноги антилопы, шкуры зебр на полированном полу… Древняя египетская скульптура – явно подлинник, музейный экспонат. Изящные серебряные изделия…
– Я хочу трофей, который принадлежит мне по праву, – прервал молчание Хассан, – ты уже отдал мне его – и взял обратно. Верни мне его – и твоя семья спасена.
– Что же это?
– Ясмина, конечно.
– Вот мы и приехали к бабушке, малыш, – Ясмина улыбнулась Мухаммеду. Омар улетел вчера в командировку в Кувейт, и Ясмина обещала ему переехать для безопасности на улицу Райских Дев. Слуги выбежали за багажом, и Ясмина вышла из такси, радостно глядя на особняк розового камня, надежный и спокойный приют.
Таким он ей по-прежнему казался в городе, содрогающемся от страха и зловещих предчувствий. Недавно «Посланцы Зари» ограбили дочиста дом школьной подруги Ясмины, Лайлы Азми, и увезли ее мужа.
Ясмина шла по дорожке с трехлетним Мухаммедом на руках; навстречу ей торопилась Нефисса:
– Вот вся семья и в сборе! Как ты себя чувствуешь, внук моего сердца?
Слуги торопливо вносили чемоданы Ясмины – в их суете чувствовалось несвойственное дому на улице Райских Дев беспокойство.
Когда они вошли из пронизанного горячим сентябрьским солнцем сада в прохладный холл, Нефисса, наклонившись к Ясмине, сказала:
– Ибрахим велел спрятать украшения и ценные вещи. Давай твою шкатулку, зароем ее в саду.
В доме была суматоха: снимали со стен картины, убирали из горок фарфор и хрусталь; Амира всем распоряжалась, и Ясмина пошла в гостиную, где она с радостью обняла Тахью. Ее муж Джамал тоже был здесь.
Через минуту вошел Захария, Ясмина кинулась к нему и воскликнула:
– Слава Богу, вся семья в сборе!
Захария был озабочен и подавлен; обратившись к Амире, он сообщил ей, что ему не удалось ничего ни узнать, ни сделать для Марьям Мисрахи – в приемной министра толпятся сотни людей с петициями, а им говорят, что министр куда-то уехал.
Захария, войдя, бросил взгляд на Тахью, но не поздоровался с ней; на Джамала Рашида он избегал даже смотреть. Он боялся, что, взглянув на этого немолодого человека, представит Тахью в его объятиях. Но эта картина все же возникла в его воображении, когда Джамал Рашид с гордостью сообщил о беременности жены.
– Закки, – успокоила юношу Амира, – Марьям сегодня велела мне прекратить хлопоты, она уезжает с сыном в Калифорнию. У нас самих много неотложных дел.
Захария увидел наконец суету, охватившую дом. Элис ходила из спальни в спальню и собирала драгоценности из комодов, шкатулок и сумочек, оставляя только самые дешевые. Басима собирала из шкафов одежду, туфли из крокодиловой кожи, меха и атласные покрывала – все складывали в мешки из-под муки, и мальчики сносили их на кухню и в погреб. Райя и Дорея снимали со стен картины, а Ханея рыла в саду ямки, куда складывали горшочки с драгоценностями, собранными Элис. Работали споро и аккуратно, но без радости и оживления, торопясь все сделать до возможного ночного налета.
– Вряд ли это сработает, – усомнился Захария. – Все знают, что мы богаты.
– Подумают, что мы разорились, что наши хлопковые плантации конфисковали, а врачебная практика отца не приносит доходов. Ведь многие аристократы обеднели после революции, а дом наш теперь похож на жилище семьи среднего достатка. Я и деньги со своего банковского счета сняла, твой отец тоже. Свои я спрятала на голубятне…
Амира проследила, чтобы с диванов и кресел сняли бархатные и богато вышитые атласные покрывала и застелили их простыми полотняными накидками.
К Захарии подошла Ясмина и спросила:
– Где же отец? Захария пожал плечами:
– Он велел умме и тете Элис все прятать, а сам уехал. Я сегодня в школу не ходил. Мишмиш, что же это такое? Что нам угрожает?
Ясмина могла бы рассказать ему то, что услышала вчера от Джамала Рашида о Хассане, но юноша выглядел таким растерянным… Ясмина всегда вела себя, как старшая сестра Захарии, хотя была на три месяца младше его.
– Не волнуйся, – улыбнулась она, – обойдется. – Она взяла у Нефиссы своего сына и поднялась с ним на второй этаж.
В спальне стояли нераспакованные чемоданы. Мухаммед попросил пить; она налила ему в ванной стакан воды и стояла, любуясь им, пока он делал маленькие глоточки, крепко сжав стакан обеими руками. Ясмина, как всегда, удивлялась, что это маленькое чудо – ее собственное: красивое серьезное личико, опущенные глаза, брови домиком и вдруг – шаловливая улыбка. Этот малыш уже умел шутить – так рано иногда проявляется свойственное египтянам чувство юмора. Он пролил воду на свою рубашечку и, заметив это, засмеялся и сказал:
– Что я за осленок, все-то делаю не так! – а потом прибавил сентенцию, может быть, услышанную от взрослых: – Любит Бог нескладех, а то он не сотворил бы их в таком количестве! Ясмина засмеялась и потрепала лохматую головенку.
– Мама, давай играть в «счастливые семьи»! – закричал Мухаммед. – Название игры сразу возвратило Ясмину к действительности: семья в опасности, надо действовать немедленно.
В спальню вошла Нефисса:
– Такая суматоха! Кузен Ахмед приехал с детьми из Ассиюта. Дом теперь битком набит.
– Тетя, мне надо выйти. Вы можете посидеть с Мухммедом?
– С радостью! – Нефисса посадила мальчика на колени и достала из кармана леденец.
Ясмина одевалась, доставая вещи из дорожной сумки дрожащими руками. Нефисса увидела, что племянница взволнованна, и спросила:
– Если тебя так встревожили эти «Посланцы Зари», то зачем же ты уходишь из дому?
– Мне очень нужно! – бросила Ясмина, убегая. Нефисса вздохнула и начала разбирать один из чемоданов, чтобы положить вещи в шкаф. Поднимая стопку ночных рубашек, она уронила открытую косметичку и среди рассыпавшихся вещичек увидела коробочку с таблетками. Ясмина предохраняется! Так вот почему у нее нет детей после Мухаммеда! Нефисса собрала все обратно в сумочку и, поднимая с ковра губную помаду, увидела клочок бумаги с адресом, написанным рукой Ясмины.
– Что ты сказал? – возмущенно воскликнул Ибрахим.
– Я сказал, что мне нужна Ясмина. Отдай ее мне, и я вычеркну твое имя из списка.
– Ты осмеливаешься?!
– Она моя! Ты обещал ее мне, а потом, как бесчестный человек, нарушил свою клятву. С тех пор мы с тобой не братья. Но зачем нам быть врагами? Пошли ко мне Ясмину, и мы…
– Убирайся в ад!
– Странно, что ты не соглашаешься. На карту поставлено благополучие всей твоей семьи.
Руки Ибрахима сжались в кулаки.
– Всей семьей мы дадим тебе отпор. Ты меня не знаешь. Я никогда не соглашусь на бесчестье.
– Вспомни, мой друг, ты уже испытал, что такое тюрьма!
– Моей дочери ты не получишь. Хассан засмеялся:
– Какой ты вдруг стал решительный! А помню, в молодости ты всегда слушался отца, стоял перед ним навытяжку, как школьник. Тебе ли проявлять характер, мой слабодушный друг! Не валяй дурака, соглашайся.
– Да, мне есть о чем сожалеть, я не всегда поступал достойно в своей жизни, нередко проявлял слабодушие. Но мой отец теперь на небе, и я буду сильным. Я не уступлю тебе. – Он подступил к Хассану: – Руки прочь от моей семьи и от Ясмины, не то пожалеешь!
– Угрозы, Ибрахим? – улыбнулся Хассан. – Сила в моих руках. Вспомни, однажды я тебя бросил в тюрьму.
– Помню, – спокойно согласился Ибрахим.
– А помнишь, как тебя там допрашивали? Ибрахим сжал зубы:
– Ты не спровоцируешь меня на драку.
– И я не собираюсь драться с тобой. Мне нужна Ясмина.
– Никогда ты ее не получишь. Хассан пожал плечами:
– Непременно получу. И ты поймешь, что со мной шутки плохи. Ты унизил меня, Ибрахим, я отплачу тем же.
Такси Ясмины подъехало к калитке сада Хассана в ту минуту, когда от нее отъехала другая машина. Ясмина не разглядела пассажира – а это был ее отец. Она прошла через сад и в нерешительности остановилась перед массивной резной дверью. Что она скажет Хассану?
Он не посещал Рашидов уже четыре года – а раньше как лучшего друга отца его принимали в доме наравне с родственниками, дети называли его «дядей». Это длительное отсутствие казалось необъяснимым, и облик Хассана представлялся теперь Ясмине загадочным. Что произошло между ним и отцом? Захочет ли он что-нибудь сделать для семьи Рашидов?
Слуга провел Ясмину в великолепную гостиную, напоминающую музейный зал. Хассан поднялся ей навстречу, и она поняла, что впервые в жизни оказалась с ним наедине.
– Ясмина, дорогая! Вот неожиданность! – вскричал Хассан. – Ты выросла, стала женщиной. – Он сжал ее руки. – Приветствую тебя в своем доме, Бог да пребудет с тобой.
– Мир и благословение вашему дому, дядя Хассан!
– Так я еще «дядя»? – весело улыбнулся он. – Ну, садись же!
Она села на софу, покрытую шкурой леопарда, с интересом разглядывая окружающие диковинки.
– Как видишь, я живу неплохо.
Взгляд Ясмины упал на фотографию на каминной доске – два молодых человека в белых костюмах для поло весело улыбались.
– Это я и твой отец в Оксфорде – наша команда в этот день выиграла. Лучшие дни в моей жизни. Я рос один, у меня не было ни отца, ни братьев, ни сестер, – продолжал Хассан, не отрывая взгляда от фотографии, – и дружба с твоим отцом была для меня поистине благословением. Он и не знает, как я его любил… – Взгляд Хассана смягчился.
– Дядя Хассан, вы знаете, зачем я пришла к вам?
– Сначала расскажи про вашу семью. Все здоровы? Скажи мне, – он пристально посмотрел на нее, – как твоя бабушка восприняла налет на Мисрахи?
– Бабушка очень переживала за семью Мисрахи… Хассан кивнул с удовлетворенным видом.
– Я слышал – она суетилась словно курица с отрубленной головой, но помочь им не могла.
Удивленная его тоном, Ясмина подняла брови:
– Что вы хотите сказать?
– Ты угадала, я не люблю твою бабушку. Знаешь, я прозвал ее Драконом. Она меня с самого начала невзлюбила. С первого взгляда, и непонятно почему. Ибрахим привел меня в ваш дом, когда мы вернулись из Оксфорда, – за много лет до того, как ты родилась, моя очаровательная Ясмина. – Он отделил от ее прически золотистый локон и пропустил его между пальцами. – Когда Ибрахим представил меня ей, она любезно улыбнулась, но я заметил – что-то промелькнуло в ее взгляде. И всегда я чувствовал холод в ее обращении со мной. И это ее вина, что ты не стала моей женой, маленькая Мишмиш. Ты и не знаешь, что я сватался за тебя, и мы с Ибрахимом подписали соглашение о помолвке. Это Драконша его отговорила. Сочла, что я недостаточно хорош для ее семьи.
Она быстро встала с софы.
– Дядя Хассан, я вчера слышала одну вещь, но никак не могу поверить. Это о списке, который составляют «Посланцы Зари».
– Да, есть такой список. Что дальше?
– Мне сказали, что в него внесли наше имя.
– Ну, а если и так?
– Дядя Хассан, вы имеете что-нибудь общее с «Посланцами Зари?»
– Ну конечно же, сладкая Мишмиш. «Посланцы Зари»– «Зуввар эль-Фагр» – находятся в распоряжении министра обороны, Хакима Амера – а я его правая рука. Я послал солдат в дом Мисрахи.
– Вы?! Но разве они в чем-то были виноваты?!
– Нет, они были невиновны. Это был предупредительный залп. Как бы пробный шар.
– Что вы имеете в виду?
– Я умею добиваться того, чего желаю. Дом Рашидов уже включен в список, к вам явятся солдаты и разграбят его дочиста, как разграбили дом Мисрахи. Дом конфискуют, ваша бабушка и все остальные окажутся па улице. Если я не получу то, чего желаю.
– Что же это? – слабым голосом спросила Ясмина.
– Ты, конечно. – Он подошел к ней вплотную. – Я могу вычеркнуть Рашидов из списка. «Посланцы Зари» не ворвутся в ваш дом. Но ты заплатишь мне за это – здесь и сейчас.
Она вздрогнула.
– Проклятье твоему отцу, Ясмина, он погубил нашу дружбу, отказав мне и выдав тебя замуж за Омара. Я знал, что отомщу ему. Он не защитит тебя здесь, теперь ты достанешься мне!
Она обхватила себя руками.
– А если я не соглашусь?
– Солдаты придут на улицу Райских Дев и никого не пощадят.
– Я не могу.
– Нет, можешь. – Он притянул ее к себе. Она попыталась его оттолкнуть, но он сжал одной рукой ее запястья и разорвал блузку. Обнажилась юная грудь, он охватил ее ладонью.
Ясмина вырвалась и ринулась в другой угол комнаты, свалив по пути античную вазу. Он догнал ее, схватил и прижал к стене.
– Ты же сама пришла, сама себя и вини. Я наслажусь тобой вволю, а может быть, тебе и самой понравится…
Нефисса остановила машину у ворот, в которые на ее глазах вошла Ясмина. Она повезла Мухаммеда в кафе-мороженое, но, увидев садящуюся в такси Ясмину, из любопытства последовала за ней. Заглянув в густой сад, она спросила проходящую мимо женщину:
– Скажите мне, умма, чей это дом?
– Здесь живет Хассан аль-Сабир, саида, очень большой человек.
Хассан аль-Сабир? Зачем пошла к нему Ясмина?
ГЛАВА 3
Зрители, наполнившие зал клуба «Золотая клетка» вскакивали на ноги и кричали: – Камилия! Дахиба!
Камилия посылала воздушные поцелуи, покидая сцену, на которую должна была выйти Дахиба для заключительного сольного танца с барабаном.
Камилия была одета в белую галабею, повязанную ниже талии белым шарфом.
В атмосфере борьбы с роскошью, неукоснительно проводимой правительством Насера, Дахиба и Камилия отказались от ярких костюмов, украшенных блестками, и усилили в своих программах беледи народным танцем – в противовес показной восточной экзотике.
За сценой Камилию ждала Ясмина. Сестра выглядела озабоченной, Камилия заметила под ее голубыми глазами черные круги. С ней почему-то не было Мухаммеда, которого обычно она приводила. Но Ясмина улыбнулась, обняла Камилию и заявила, что та день ото дня танцует все лучше.
– А ты посмотри-ка, что о тебе пишут! – Ясмина развернула газету и прочитала вслух: «На одной из клубных сцен Каира появилась обаятельная Камилия, танцовщица необычайного очарования, с гибкостью змеи, грацией газели и легкостью мотылька. Возможно, когда-нибудь она затмит славу великой Дахибы, своей учительницы». Имя автора заметки – Якоб Мансур – было Камилии неизвестно. Ясмина лукаво улыбнулась:
– Да это тайный поклонник, Лили! Он в тебя влюблен.
У Камилии уже были поклонники, которые посылали ей за сцену цветы и записки, но юная танцовщица не отвечала им. Она не собиралась в ближайшее время ни выходить замуж, ни влюбляться.
Камилия провела сестру в свою костюмерную, выключила телефон, приказала, чтобы принесли чай, и, озабоченно глядя на Ясмину, спросила:
– Да что с тобой такое? У тебя руки дрожат.
– Да ничего… – Губы Ясмины тоже дрожали.
– Ты слишком много на себя берешь. – Камилия, откинув назад длинные черные волосы, снимала грим. – Нянчишь Мухаммеда, учишься в училище, работаешь у отца медсестрой…
– Дело не в этом, Лили. Со мной случилось что-то ужасное.
– Расскажи мне, Мишмиш.
– Я только тебе и могу рассказать, Лили. Так слушай – я беременна.
Камилию словно что-то кольнуло, но она не могла завидовать любимой сестре и быстро справилась с собой.
– Так это замечательно, Мишмиш!
– Нет, Лили. Ты ведь знаешь, я не хотела иметь детей и предохранялась.
– Ну и что? Не всегда эти средства надежны. Отложишь медицинское училище на пару лет…
– Да ты не понимаешь. Ребенок не от Омара. Через тонкие стены донесся взрыв аплодисментов, и к двери приблизились шаги. Камилия повернула внутри ключ и снова села рядом с Ясминой.
– Если это не ребенок Омара, то чей же?
Ясмина рассказала ей, как она услышала, находясь у отца, рассказ Джамала Рашида о списках «Посланцев Зари» и как он упомянул имя Хассана аль-Сабира.
– Я решила пойти к нему и выяснить, правда ли это. Он подтвердил это, и оказалось, что всему причина – я. Он хотел добиться меня во что бы то ни стало.
– И что же случилось, Мишмиш?
– Я поняла, какая я дура, что пришла к нему, и хотела удрать. Но он схватил меня и одолел… он сильный…
Камилия яростно вскричала:
– Гореть ему в аду! Ты никому не рассказывала, Мишмиш?
– Никому.
– Дядя Хассан… Никогда бы не поверила… Я была влюблена в него подростком… Мечтала выйти за него замуж! А оказалось, что это сын дьявола!
– А я ношу его сына.
– Слушай меня, Ясмина. Никому не рассказывай об этом. Тебя жестоко осудят. Как тетю Фатиму. Ее изгнали из семьи и никогда не упоминали ее имени.
– Так будет и со мной.
– Аллах, Ясмина! Ты ведь сама пришла в его дом, по своей воле. Этого тебе не простят.
– Я пришла поговорить с ним, Лили. Он взял меня силой.
– Ты жертва, но ты будешь наказана. Но есть выход. Омар поверит, что это его ребенок. Мужчины тщеславны, он и сходство найдет. И все поверят, что это его ребенок. Правду рассказать нельзя, Мишмиш. Это погубит тебя и разрушит семью. Надо все скрыть!
Ясмина вздохнула:
– Ты говоришь, словно умма, Лили.
– Ну что ж, может быть, она посоветовала бы тебе то же самое. У тебя будет чудесный ребенок, а имя Хассана аль-Сабира исчезнет из твоей памяти…
Ночью Камилия вспомнила слова Ясмины: «Ты говоришь, словно умма…» И к собственному удивлению, подумала, что, наверное, умма бывает права. Иногда необходимо хранить тайну, чтобы оградить честь семьи.
«Я так странно чувствую себя в Калифорнии, – писала Марьям Мисрахи. – Синагоги здесь переполнены – это пришлось бы по душе Сулейману. Мое сердце – в Египте, с вами и с Сулейманом».
Зубайда дочитала Амире письмо Марьям. Амира погладила странички, несущие привет и нежность подруги, сложила их и положила в карман.
Дом Рашидов пребывал в тревожном ожидании. Женщины носили скромные платья и дешевые украшения, на кухне готовились самые простые кушанья. С каждой ночью напряжение усиливалось – женщины почти не спали, дети капризничали.
Амира изумленно подняла глаза – перед ней стояла Камилия.
– Умма… – сказала девушка.
– Внучка моего сердца! Благодарю Господа, что ты пришла.
– Ах, умма! Я боялась, что вы не захотите меня видеть! Я жалею о своих словах, простите меня!
Камилия посылала воздушные поцелуи, покидая сцену, на которую должна была выйти Дахиба для заключительного сольного танца с барабаном.
Камилия была одета в белую галабею, повязанную ниже талии белым шарфом.
В атмосфере борьбы с роскошью, неукоснительно проводимой правительством Насера, Дахиба и Камилия отказались от ярких костюмов, украшенных блестками, и усилили в своих программах беледи народным танцем – в противовес показной восточной экзотике.
За сценой Камилию ждала Ясмина. Сестра выглядела озабоченной, Камилия заметила под ее голубыми глазами черные круги. С ней почему-то не было Мухаммеда, которого обычно она приводила. Но Ясмина улыбнулась, обняла Камилию и заявила, что та день ото дня танцует все лучше.
– А ты посмотри-ка, что о тебе пишут! – Ясмина развернула газету и прочитала вслух: «На одной из клубных сцен Каира появилась обаятельная Камилия, танцовщица необычайного очарования, с гибкостью змеи, грацией газели и легкостью мотылька. Возможно, когда-нибудь она затмит славу великой Дахибы, своей учительницы». Имя автора заметки – Якоб Мансур – было Камилии неизвестно. Ясмина лукаво улыбнулась:
– Да это тайный поклонник, Лили! Он в тебя влюблен.
У Камилии уже были поклонники, которые посылали ей за сцену цветы и записки, но юная танцовщица не отвечала им. Она не собиралась в ближайшее время ни выходить замуж, ни влюбляться.
Камилия провела сестру в свою костюмерную, выключила телефон, приказала, чтобы принесли чай, и, озабоченно глядя на Ясмину, спросила:
– Да что с тобой такое? У тебя руки дрожат.
– Да ничего… – Губы Ясмины тоже дрожали.
– Ты слишком много на себя берешь. – Камилия, откинув назад длинные черные волосы, снимала грим. – Нянчишь Мухаммеда, учишься в училище, работаешь у отца медсестрой…
– Дело не в этом, Лили. Со мной случилось что-то ужасное.
– Расскажи мне, Мишмиш.
– Я только тебе и могу рассказать, Лили. Так слушай – я беременна.
Камилию словно что-то кольнуло, но она не могла завидовать любимой сестре и быстро справилась с собой.
– Так это замечательно, Мишмиш!
– Нет, Лили. Ты ведь знаешь, я не хотела иметь детей и предохранялась.
– Ну и что? Не всегда эти средства надежны. Отложишь медицинское училище на пару лет…
– Да ты не понимаешь. Ребенок не от Омара. Через тонкие стены донесся взрыв аплодисментов, и к двери приблизились шаги. Камилия повернула внутри ключ и снова села рядом с Ясминой.
– Если это не ребенок Омара, то чей же?
Ясмина рассказала ей, как она услышала, находясь у отца, рассказ Джамала Рашида о списках «Посланцев Зари» и как он упомянул имя Хассана аль-Сабира.
– Я решила пойти к нему и выяснить, правда ли это. Он подтвердил это, и оказалось, что всему причина – я. Он хотел добиться меня во что бы то ни стало.
– И что же случилось, Мишмиш?
– Я поняла, какая я дура, что пришла к нему, и хотела удрать. Но он схватил меня и одолел… он сильный…
Камилия яростно вскричала:
– Гореть ему в аду! Ты никому не рассказывала, Мишмиш?
– Никому.
– Дядя Хассан… Никогда бы не поверила… Я была влюблена в него подростком… Мечтала выйти за него замуж! А оказалось, что это сын дьявола!
– А я ношу его сына.
– Слушай меня, Ясмина. Никому не рассказывай об этом. Тебя жестоко осудят. Как тетю Фатиму. Ее изгнали из семьи и никогда не упоминали ее имени.
– Так будет и со мной.
– Аллах, Ясмина! Ты ведь сама пришла в его дом, по своей воле. Этого тебе не простят.
– Я пришла поговорить с ним, Лили. Он взял меня силой.
– Ты жертва, но ты будешь наказана. Но есть выход. Омар поверит, что это его ребенок. Мужчины тщеславны, он и сходство найдет. И все поверят, что это его ребенок. Правду рассказать нельзя, Мишмиш. Это погубит тебя и разрушит семью. Надо все скрыть!
Ясмина вздохнула:
– Ты говоришь, словно умма, Лили.
– Ну что ж, может быть, она посоветовала бы тебе то же самое. У тебя будет чудесный ребенок, а имя Хассана аль-Сабира исчезнет из твоей памяти…
Ночью Камилия вспомнила слова Ясмины: «Ты говоришь, словно умма…» И к собственному удивлению, подумала, что, наверное, умма бывает права. Иногда необходимо хранить тайну, чтобы оградить честь семьи.
«Я так странно чувствую себя в Калифорнии, – писала Марьям Мисрахи. – Синагоги здесь переполнены – это пришлось бы по душе Сулейману. Мое сердце – в Египте, с вами и с Сулейманом».
Зубайда дочитала Амире письмо Марьям. Амира погладила странички, несущие привет и нежность подруги, сложила их и положила в карман.
Дом Рашидов пребывал в тревожном ожидании. Женщины носили скромные платья и дешевые украшения, на кухне готовились самые простые кушанья. С каждой ночью напряжение усиливалось – женщины почти не спали, дети капризничали.
Амира изумленно подняла глаза – перед ней стояла Камилия.
– Умма… – сказала девушка.
– Внучка моего сердца! Благодарю Господа, что ты пришла.
– Ах, умма! Я боялась, что вы не захотите меня видеть! Я жалею о своих словах, простите меня!