Вудхауз Пэлем Гринвел. Цепь преступлений в Бландингском замке

   — В самом деле? В одну восьмую?
   — И он знает абсолютно все об управлении имением. Первое, что он сказал, когда мы вошли в парк, — что за многими деревьями нужен уход.
   — Чертовски нахально, — любезно сказал лорд Эмсворт. — Мои деревья в прекрасном состоянии.
   — Нет, раз Джордж так говорит. Джордж знает толк в деревьях.
   — И я знаю в них толк.
   — Но не так хорошо, как Джордж. Но оставим это. Вернемся к этому отвратительному заговору, задуманному, чтобы разрушить счастье всей моей жизни. Почему вы не можете проявить благородство и встать на мою сторону, дядя Кларенс? Вы что, не понимаете, что это для меня значит? Любили вы когда-нибудь?
   — Конечно, любил. Десятки раз. Я расскажу тебе одну очень забавную историю…
   — Я не желаю слышать забавных историй!
   — Да, конечно, конечно. Именно.
   — Все, что я хочу от вас услышать, это то, что вы возьмете Джорджа на место Симмонса, чтобы мы могли пожениться.
   — Но у твоей тети, по-видимому, очень сильное предубеждение…
   — Я знаю, что у нее сильное предубеждение… Она хочет, чтобы я вышла замуж за этого осла Роугейта.
   — В самом деле?
   — Да, но я не собираюсь этого делать. Вы можете сказать ей, что я не вышла бы за Роугейта, даже если бы он был единственным мужчиной в мире…
   — Есть песенка с таким названием, — сказал лорд Эмсворт, оживившись. — Ее пели во время войны. Нет, там это был не мужчина. Там была девушка. «Когда бы ты была единственной девушкой в мире, а я — единственным парнем…»
   — Дядя Кларенс!!
   — Что, моя дорогая?
   — Пожалуйста, не пойте. Вы не в «Эмсвортском гербе».
   — Я никогда не был в «Эмсвортском гербе».
   — И не на домашнем концерте. Честное слово, у вас самое невероятное представление о том, как себя вести при разговоре с девушкой, когда счастье всей ее жизни стараются разрушить все кому не лень. Сначала вы несете околесицу о маленьком Джордже, потом пытаетесь рассказывать забавные истории, а теперь поете комические куплеты.
   — Это не комические куплеты.
   — Комические, судя по вашему исполнению. Итак?
   — Что?
   — Вы решили, что предпринять в этом отношении?
   — В отношении чего?
   Девушка какое-то время молчала, и в это время она была так похожа на свою мать, что лорд Эмсворт содрогнулся.
   — Дядя Кларенс, — сказала она низким, дрожащим голосом, — не собираетесь ли вы притвориться, что не помните, о чем мыс вами говорили все это время? Дадите вы это место Джорджу?
   — Ну…
   — Ну?
   — Ну…
   — Мы здесь можем остаться навечно, твердя друг другу «ну»… Да или нет?
   — Моя дорогая, я не вижу возможности это сделать. Твоя тетя, по-видимому, так сильно предубеждена…
   Он бормотал что-то бессвязное, избегая взгляда Джейн, и запинался, подыскивая слова. В этот момент за окном послышался какой-то шум. Снаружи доносились громкие голоса. Он узнал пронзительное сопрано своей сестры Констанции и сливающийся с ним петушиный дискант своего внука Джорджа, тянущего «О-о!». С их голосами переплетался горловой баритон Руперта Бакстера. Радуясь возможности изменить тему разговора, лорд Эмсворт заторопился к окну.
   — Господи, помилуй! Что там такое?
   Сражение, из-за чего бы оно ни происходило, переместилось, видимо, в каком-то неизвестном направлении, потому что из окна он видел только Руперта Бакстера, нервно дымящего сигаретой.
   Лорд Эмсворт оглянулся, и к своему невыразимому облегчению, обнаружил, что остался один. Его племянница исчезла. Он подобрал «Уход за свиньями» Уиффи и только начал было смаковать совершенную прозу главы о свином пойле и толченых отрубях, как дверь снова открылась и опять появилась Джейн. Она встала у порога, холодно глядя на своего дядю.
   — Читаете, дядя Кларенс?
   — А?.. Э… А… Да. Я просто просматривал «Уход за свиньями» Уиффи.
   — Значит, у вас хватает совести читать в такое время? Так-так! Вы когда-нибудь читали вестерны, дядя Кларенс?
   — Что? Вестерны? Нет. Никогда.
   — Жаль. Я как раз читала позавчера вестерн и надеялась, вы сможете мне объяснить то, чего я не поняла. Что один ковбой сказал другому.
   — Да?
   — Этот ковбой, первый ковбой, сказал другому, второму ковбою: «Так тебя и растак, Хэнк Спайвис! Ты подлый, гнусный, двуличный, паскудный скунс!» Не можете ли вы мне объяснить, дядя Кларенс, что это такое — «подлый, гнусный, паскудный скунс»?
   — Боюсь, что нет, дорогая.
   — Я думала, вы должны это знать.
   — Нет.
   — Значит, нет?
   Она вышла из комнаты, и лорд Эмсворт снова принялся за своего Уиффи.
   Но вскоре он забыл о книге, лежащей на его коленях; лорд Эмсворт невидящим взглядом, в мрачном раздумье глядел перед собой. Он снова переживал только что закончившуюся сцену и сожалел, что показал себя не с лучшей стороны. Мысли его беспорядочно блуждали, но все же он сознавал, что мог бы предстать в более героическом свете.
   Как долго предавался он этим грустным размышлениям, он не помнил. Несомненно, немало времени, потому что он заметил, выглянув из окна, что тени на террасе сильно удлинились с тех пор, как он видел их в последний раз. Он уже собирался встать и пойти поискать утешения, прогуливаясь в цветнике под окнами, но тут дверь снова распахнулась — лорду Эмсворту, который теперь пребывал в угнетенном состоянии, стало казаться, что эта проклятая дверь только и делала, что распахивалась, с тех пор как он попытался найти уединение в библиотеке, — и в комнату вступил Бидж, дворецкий.
   В одной руке он держал духовое ружье, в другой — серебряный поднос с коробкой пулек.
 
 
   Бидж был человеком, который вкладывал во все свои действия нечто от величавости жреца, совершающего сложную церемонию перед алтарем в какой-нибудь романтической обстановке. Нелегко сохранять величавость, когда в одной руке у вас духовое ружье, а в другой — серебряный поднос с пульками для него, но Биджу это удалось. Другой дворецкий в такой ситуации выглядел бы как охотник, собирающийся на утиную охоту, но Бидж сохранял вид жреца. Он приблизился к столу рядом с креслом лорда Эмсворта и возложил на него свой груз с таким выражением, как будто духовое ружье и пульки к нему были жертвоприношением, а его светлость — племенным божком.
   Лорд Эмсворт созерцал своего верного служителя с мрачным видом. Своим поведением он напоминал племенного божка, которому дымящаяся жертва пришлась не по вкусу.
   — Что это за чертовщина?
   — Это духовое ружье, милорд.
   — Я это вижу, черт возьми! Зачем вы его сюда притащили?
   — Ее светлость распорядились, чтобы я передал его вашей светлости — я предполагаю, милорд, для лучшей сохранности. До недавнего времени это оружие находилось во владении мастера Джорджа.
   — За каким чертом отбирают духовое ружье у бедного малыша? — с жаром воскликнул лорд Эмсворт. С тех пор как мальчик обозвал Руперта Бакстера …, он испытывал к своему внуку самые теплые чувства.
   — Ее светлость не проинформировала меня по этому поводу, милорд. Мне было только поручено передать оружие вашей светлости.
   В этот момент в комнату вплыла леди Констанция и пролила свет на эту тайну.
   — А, я вижу, Бидж уже принес тебе эту штуку? Я хочу, чтобы ты спрятал это ружье куда-нибудь под замок, Кларенс. Джорджу теперь не позволено пользоваться им.
   — Почему это?
   — Потому что ему нельзя доверять ружье! Ты знаешь, что произошло? Он выстрелил в мистера Бакстера!
   — Что?!
   — Да. Только что, на этой аллее. Я заметила, что он надулся, когда я представила его мистеру Бакстеру и сказала, что он будет его гувернером. Он исчез в кустарнике и, когда мистер Бакстер стоял в аллее, выстрелил в него из-за куста.
   — Да ну! — с воодушевлением воскликнул лорд Эмсворт, но потом благоразумно добавил: — Какой ужас!
   Наступило молчание. Лорд Эмсворт взял в руки ружье и с любопытством его осмотрел.
   — Паф! — сказал он, прицеливаясь в бюст Аристотеля на книжной полке.
   — Не играй с этой штукой, Кларенс! Она может оказаться заряженной.
   — Не может, если Джордж только что выстрелил в Бакстера. Нет, — сказал лорд Эмсворт, нажимая на курок, — оно не заряжено.
   На минуту он впал в задумчивость. Им стало овладевать странное чувство. В душе его зазвучали дальние отголоски его буйного детства.
   — Боже мой, — пробормотал лорд Эмсворт, — я не держал такого ружья в руках с самого детства. У вас была когда-нибудь такая штука, Бидж?
   — Да, милорд, когда я был мальчиком.
   — Господи, если мне не изменяет память, сестра Джулия как-то одолжила у меня ружье, чтобы выстрелить в гувернантку. Ты помнишь, Конни, как Джулия стреляла в гувернантку?
   — Не болтай чепухи, Кларенс.
   — Это не чепуха. Она в нее попала. К счастью, в то время женщины носили турнюры. Бидж, вы разве не помните, как моя сестра Джулия стреляла в гувернантку?
   — Этот инцидент, скорее всего, произошел до моего прибытия в замок.
   — Вы свободны, Бидж, — сказала леди Констанция. — Я настоятельно прошу тебя, Кларенс, — продолжала она, когда дверь за дворецким закрылась, — никогда не говори подобных вещей в присутствии Биджа.
   — Но Джулия в самом деле стреляла в гувернантку.
   — Если это и так, нет нужды исповедоваться в этом перед дворецким.
   — Как же звали эту гувернантку? Мне кажется, что ее имя начиналось с буквы…
   — Оставь в покое ее имя или с чего оно там начиналось. Скажи мне про Джейн. Я видела, как она выходила из библиотеки. Ты с ней поговорил?
   — О да. Я с ней поговорил.
   — Я надеюсь, ты проявил твердость?
   — Да-да, я был очень тверд. Я сказал: «Джейн…» Но послушай, Конни, черт возьми, не слишком ли сурово обращаемся мы с девочкой? Ведь мы не хотим, черт побери, разрушить счастье всей ее жизни?
   — Я знала, что она обведет тебя вокруг пальца. Но запомни, ты не уступишь ей ни дюйма.
   — Но этот парень, по-моему, очень подходящий. Один из Аберкромби и все такое прочее. Он хорошо проявил себя в крестовых походах.
   — Я не позволю, чтобы моя племянница выходила за человека без гроша в кармане.
   — Ты знаешь, она не хочет выходить за Роугейта. Никто ее не заставит. Она сказала, что не вышла бы замуж за Роугейта, если бы даже она была единственной девушкой в мире, а он — единственным мужчиной.
   — Меня не интересует, что она сказала. И я больше не желаю дискутировать на эту тему. Сейчас я пришлю к тебе Джорджа, чтобы ты с ним серьезно поговорил и дал хороший нагоняй.
   — У меня нет времени.
   — У тебя есть время.
   — Нет, нету. Я собираюсь взглянуть на мои цветы.
   — Ты не собираешься. Ты собираешься поговорить с Джорджем. Я хочу, чтобы ты заставил его ясно осознать, какую злонамеренную шутку он выкинул. Мистер Бакстер был вне себя от ярости.
   — Я все вспомнил! — воскликнул лорд Эмсворт. — Мэйплтон!
   — О чем ты говоришь?
   — Ее фамилия была Мэйплтон! Гувернантка Джулии.
   — Перестань болтать о гувернантке Джулии! Поговоришь ты с Джорджем?
   — Ну хорошо, хорошо.
   — Хорошо, я найду его и пришлю к тебе.
   И вскоре появился Джордж. Для мальчика, который только что запятнал репутацию благородного семейства, выстрелив в гувернера из духового ружья, он выглядел на редкость жизнерадостно. Он держался так, будто заглянул поболтать к закадычному приятелю.
   — Хэлло, дедушка, — беззаботно сказал он.
   — Хэлло, мой мальчик, — ответил лорд Эмсворт с такой же приветливостью.
   — Тетя Конни сказала, что ты хотел меня видеть.
   — Да? А!.. Э… Да. — Лорд Эмсворт постарался собраться с мыслями. — Да, конечно. Да, это так. Без сомнения, я хотел тебя видеть. Что за дела, мой мальчик, а? Что это такое? Что все это значит?
   — Что «все», дедушка?
   — Стрелять в людей и все такое прочее. Стрелять в мистера Бакстера и тому подобное. Этого, знаешь, не следует делать. Это не полагается. Это очень неправильно и… э… опасно, стрелять в людей из этого чертова большого ружья. Ты разве этого не знаешь, а? Мог бы выбить ему глаз, черт побери.
   — Да я не мог бы попасть ему в глаз, дедушка. Он стоял спиной ко мне и нагнулся, чтобы завязать шнурок.
   Лорд Эмсворт с живостью воскликнул:
   — Что?! Ты попал Бакстеру в филейную часть?
   — Да, дедушка.
   — Ха, ха, ха… То есть я хотел сказать, какой стыд… Я… э… я думаю, он подпрыгнул?
   — О да, дедушка. Он подпрыгнул, как козел!
   — В самом деле?! Это так мне напоминает гувернантку Джулии. Твоя тетя Джулия однажды выстрелила в свою гувернантку при точно таких же обстоятельствах. Та завязывала шнурок на ботинке.
   — О! А она подпрыгнула?
   — Конечно, мой мальчик!
   — Ха-ха-ха!
   — Ха-ха-ха!
   — Ха-ха-ха!
   — Ха… хм… э… Ну, значит, так, — сказал лорд Эмсворт. В его душу стало закрадываться запоздалое сомнение — правильный ли тон он выбрал для разговора. — Значит, это самое, Джордж, мне, конечно, придется конфисковать этот… э… инструмент.
   — Валяй, дедушка, — сказал Джордж с уступчивостью мальчика, знающего, что наверху в ящике его комода лежат две запасные рогатки.
   — Я, понимаешь, не могу позволить тебе слоняться по имению и стрелять в людей.
   — О'кей, шеф.
   Лорд Эмсворт любовно погладил ружье. Ностальгическое чувство в нем росло.
   — Знаешь ли, молодой человек, когда я был мальчишкой, у меня было такое же.
   — Да ну? Разве в то время уже изобрели ружье?
   — Да, у меня было ружье, когда я был в твоем возрасте.
   — И тебе удалось что-нибудь подстрелить, дедушка?
   Лорд Эмсворт почувствовал себя несколько задетым.
   — Конечно. Я подстрелил много чего. Крыс и всякое такое. Я был очень метким стрелком. Теперь я даже не смог бы зарядить эту чертову штуку.
   — Оно заряжается вот так, дедушка. Ты его открываешь вот так, загоняешь сюда пульку, защелкиваешь, и все готово.
   — В самом деле? Вот так? Понимаю. Да, конечно, теперь я вспомнил.
   — Чего-нибудь крупного из него не подстрелишь, — сказал Джордж с задумчивостью, которая выдавала затаенное стремление к более высоким целям. — Но все равно оно очень годится, чтобы пулять в коров.
   — И в Бакстера.
   — Ха-ха-ха!
   — Ха-ха-ха!
   Лорд Эмсворт еще раз попытался найти правильный тон.
   — Мы не должны над этим смеяться, мой мальчик. Это не предмет для шуток. Это очень нехорошо — стрелять в Бакстера.
   — Но он … .
   — Да, он …, — согласился лорд Эмсворт, как всегда честный в суждениях. — И все же помни: он твой гувернер.
   — Ну да, но я не понимаю, почему мне навязывают гувернера во время летних каникул. Я потею, как скотина, всю осень и зиму в школе, — сказал Джордж, и голос его задрожал от жалости к самому себе, — и вдруг — раз! — как палкой по голове… в самые каникулы тебе на шею навешивают гувернера! Я это называю свинством!
   Лорд Эмсворт мог бы сказать мальчику, что в Бландингском замке назревает свинство и почище этого, но воздержался. Он отпустил его с доброй, сочувственной улыбкой и продолжал любовно поглаживать духовое ружье.
   Как и у многих людей, вступающих в осеннюю пору жизни, у лорда Эмсворта была память особого рода. Ей нельзя было доверять ни на йоту, если речь шла о событиях, случившихся вчера. От нее почти всегда было мало толку даже в таких мелочах, как поиски шляпы, которую он куда-то положил пять минут назад. Но в качестве компенсации его память могла служить полной энциклопедией отдаленного прошлого. Его детство разворачивалось перед ним как открытая книга.
   Лорд Эмсворт погрузился в приятные воспоминания детства. Счастливые дни, счастливые дни! Он ясно увидел дядю, подарившего ему точно такое же ружье, из которого его сестра Джулия стреляла в гувернантку. Он вспоминал бодрые, ветреные утренние часы, когда он крался по двору конюшни в надежде подстрелить крысу — и мог похвастаться славными трофеями. Странно, что бег времени убил это желание бродить с духовым ружьем и брать что-нибудь на мушку…
   Но смог ли?
   Со странной дрожью, из-за которой его пенсне закачалось на носу, лорд Эмсворт внезапно осознал, что не смог. Время смогло лишь ненадолго подавить желание целиться — лет этак на сорок или около того. Он вдруг осознал, что это желание, находившееся в состоянии спячки — скажем, лет пятьдесят, — все еще тлело где-то в глубинах его естества. И теперь оно мало-помалу начинало в нем бродить. И пока он сидел, любовно поглаживая ружье, он медленно, но верно снова превращался в потенциального стрелка.
   Ружье вдруг выстрелило, вдребезги разбив бюст Аристотеля.
   Этого оказалось достаточно, чтобы в нем пробудился старый охотничий инстинкт. Перезарядив ружье с быстротой и ловкостью какого-нибудь лесного следопыта, лорд Эмсворт подошел к окну. Он пребывал в некоторой нерешительности относительно того, что он будет делать, оказавшись у окна, — у него только созрело ясное намерение разрядить ружье в какую-нибудь цель. В его голове промелькнули слова Джорджа «пулять в коров», и это в какой-то мере помогло ему сформулировать идею о возможной цели. Правда, по террасе Бландингского замка коровы не разгуливали. Но все же какая-нибудь шальная могла и забрести — от коров можно ожидать чего угодно.
   Коров на террасе не оказалось. Но там оказался Руперт Бакстер. Экс-секретарь как раз собирался бросить сигаретный окурок.
   Большинство мужчин не обращают внимания, куда они бросают окурки. Их пепельница — весь мир. Но у Руперта Бакстера была душа аккуратиста. Правда, он позволил окурку упасть на землю, как это сделал бы всякий обыкновенный молодой человек, но как только он это сделал, пробудилась его лучшая половина. Он нагнулся, чтобы подобрать предмет, нарушающий гармонию гладких, плоских камней; и манящий вид его заднего фасада явился искушением, которому не смог бы противиться и более сильный человек, чем лорд Эмсворт.
   Он нажал на курок, и Руперт Бакстер с громким воплем подскочил в воздух. Лорд Эмсворт снова уселся в кресло и раскрыл «Уход за свиньями» Уиффи.
 
 
   В наши дни все интересуются психологией преступника. Поэтому рассказчик может, не рискуя злоупотребить вниманием читателя, задержаться на этом месте повествования и исследовать душевное состояние лорда Эмсворта после совершения им только что описанного черного деяния.
   Сначала, после того как он уселся в кресло и начал перелистывать страницы Уиффи, его охватило нечто вроде мягкой, приятной истомы; он почувствовал своего рода трепетную радость, как если бы он заслужил всенародное признание каким-нибудь выдающимся поступком на благо общества.
   Причиной этого трепетного теплого чувства был не просто тот факт, что он заставил своего бывшего служащего проделать такой славный прыжок. Особое удовлетворение он испытывал оттого, что оказался таким великолепным стрелком. Он был самолюбивым человеком, и хотя в разговоре с внуком Джорджем старался не показать своих эмоций, ему не удалось полностью скрыть, что его глубоко уязвило легкомысленное замечание мальчика, подвергшее сомнению его меткость в те времена, когда он был обладателем духового ружья. «И тебе удалось что-нибудь подстрелить, дедушка?» Мальчишки говорят такие фразы безо всякого намерения нанести обиду, и тем не менее они пронзают броню самолюбия. «И тебе удалось что-нибудь подстрелить, дедушка?» Поистине неслыханное нахальство! Попробовал бы Джордж, сорок семь лет не нажимая на курок, с первого же выстрела влепить пульку в филейную часть секретаря с такого расстояния! Да к тому же еще при неважном освещении.
   Но после того как он посидел какое-то время в этом молчаливом блаженстве, его настроение начало меняться. Удовлетворенность героя Дикого Запада, уложившего своего противника, никогда не может долго оставаться чистым, ничем не омраченным чувством. Рано или поздно в душу заползает мысль о Возмездии. То же случилось с лордом Эмсвортом. Внезапно он услышал голос Совести, шепчущий в его уши: «А что, если твоя сестра Констанция узнает об этом?» За секунду до того как он услышал этот голос, по лицу его бродила довольная улыбка; теперь эта улыбка застыла, а затем сменилась выражением напряженного беспокойства и тревоги.
   И нельзя сказать, чтобы эта тревога была неоправданной. Он вспомнил, как испепеляюще-иронично и устрашающе реагировала Констанция даже на такой его пустячный проступок, как выход к обеду с галстуком, пришпиленным к рубашке бронзовой скрепкой для бумаг вместо более традиционной булавки. Воображение отказывало ему, когда он пытался представить себе, что она сделает в данной ситуации. Ему стало страшно… «Уход за свиньями» Уиффи выпал из его дрожащих рук, он откинулся назад с видом подстреленной утки. В этот момент в комнату вошла леди Констанция, сразу заметила новое выражение на лице лорда Эмсворта и решила выяснить причину.
   — В чем дело, Кларенс?
   — Дело?
   — Почему ты сидишь с видом подстреленной утки?
   — Я не сижу с видом подстреленной утки, — возразил лорд Эмсворт, собрав все остатки мужества, какие ему удалось мобилизовать.
   — Ну как? — сказала леди Констанция, на время отложив эту тему. — Ты поговорил с Джорджем?
   — Конечно. Да, конечно, я поговорил с Джорджем. Он только что был здесь, и я… э… поговорил с ним.
   — Что ты ему сказал?
   — Я сказал, — лорд Эмсворт решил разъяснить все сомнения по этому поводу, — я сказал, что даже не знаю, как заряжаются эти штуки.
   — Ты дал ему хороший нагоняй?
   — Конечно, дал. Я сказал: «Э… Джордж, ты умеешь заряжать эту штуку, а я нет, но это не дает тебе права слоняться вокруг и стрелять в Бакстеров».
   — И это все, что ты ему сказал?
   — Нет. Это было только начало. Я…
   Лорд Эмсворт замолчал. Он бы не мог закончить фразы, даже если бы ему предложили за это высокую награду. Ибо, в то время как он говорил, в дверях показался Руперт Бакстер, и лорд Эмсворт вжался в свое кресло, как какой-нибудь убийца, загнанный в угол полицейским.
   Секретарь прихрамывая прошествовал В комнату. Он трясся от злости, и бросал из-за стекол очков дикие взгляды. Леди Констанция воззрилась на него с изумлением.
   — В чем дело, мистер Бакстер?
   — В чем дело? — голос Руперта Бакстера готов был сорваться, а сам он дрожал всем телом. Он утратил свою обычную учтивость и был явно не в том расположении духа, чтобы выбирать выражения. — В чем дело? Вы хотите знать, в чем дело? Этот проклятый мальчишка опять выстрелил в меня!
   — Что?!
   — Всего несколько минут тому назад. На террасе.
   Лорд Эмсворт усилием воли стряхнул с себя оцепенение.
   — Я думаю, что это ваше воображение, — сказал он.
   — Воображение!! — Руперт Бакстер содрогнулся от очков до ботинок. — Я вам говорю, я был на террасе и нагнулся, чтобы подобрать окурок, и в этот момент что-то ударило меня в… Словом, что-то ударило меня.
   — Наверное, вас ужалила оса, — сказал лорд Эмсворт. — В этом году их много. Интересно, — сказал он, стараясь завязать приятную беседу, — знает ли кто-нибудь из вас, что осы очень полезны? Они уничтожают личинок долгоножек, которые, как известно, наносят серьезный ущерб…
   К беспокойству леди Констанции добавилось замешательство.
   — Но этого не мог сделать Джордж, мистер Бакстер. Как только вы сообщили мне о том, что он натворил, я тут же отобрала у него духовое ружье. Посмотрите, вот оно лежит на столе.
   — Вон там, на столе, — сказал лорд Эмсворт, с готовностью показывая на ружье.
   — Если вы подойдете сюда, вы его ясно увидите. Наверняка, это была оса.
   — Ты выходил из комнаты, Кларенс?
   — Нет. Все время был здесь.
   — Тогда Джордж никак не мог выстрелить в вас, мистер Бакстер.
   — Никак не мог, — сказал лорд Эмсворт. — Несомненно, оса. Если только, как я сказал, все это вам не привиделось.
   Секретарь с достоинством выпрямился.
   — Я не подвержен галлюцинациям, лорд Эмсворт.
   — Нет, подвержены, мой дорогой. Я думаю, это из-за того, что вы умственно перенапрягаетесь. Всегда были подвержены.
   — Кларенс!
   — Да-да, он подвержен. Ты об этом знаешь так же хорошо, как и я. Помните случай, когда он выдирал цветы из цветочных горшков, потому что думал, что ты положила туда свое ожерелье.
   — Я не…
   — Да-да, это было, мой дорогой. Осмелюсь предположить, что вы об этом забыли, но это было. А после этого по причине, о которой вам лучше знать, вы начали бросать горшки в меня через окно моей спальни.
   Бакстер повернулся к леди Констанции, покраснев до корней волос. Он предпочитал никогда не вспоминать об эпизоде, на который намекал его бывший работодатель.
   — Лорд Эмсворт говорит о случае, когда было украдено ваше бриллиантовое ожерелье, леди Констанция. Я имел основание предполагать, что вор спрятал его в цветочном горшке.
   — Да, я понимаю, мистер Бакстер.
   — Ну что ж, вы можете придерживаться своей версии, — любезно сказал лорд Эмсворт. — Но видит Бог, я никогда не забуду, как я проснулся и увидел все эти горшки, влетающие через окно, а потом выглянул наружу и увидел Бакстера на лужайке, в пижаме лимонного цвета, с диким взглядом…
   — Кларенс!
   — Хорошо, хорошо. Я просто упомянул об этом. Галлюцинации — они у него все время, — сказал он упрямо, хотя и сбавив тон.
   Леди Констанция ворковала над секретарем, как мать над ребенком.
   — Джордж действительно не мог этого сделать, мистер Бакстер. Ружье все время оставалось в этой…
   Внезапно она замолчала. Ее красивое лицо вдруг словно окаменело. Когда она снова заговорила, воркующий оттенок исчез из ее голоса, а вместо него появился металл.
   — Кларенс!
   — Что, моя дорогая?
   Леди Констанция, едва сдерживая себя, обратилась к Бакстеру: