Вудхауз Пэлем Гринвел. Дживс и дух Рождества

   Наверное, по правилам этикета мне полагалось произнести ответное слово, но я сумел издать лишь тихое унылое блеяние. Мне всегда было как-то неуютно встречаться с этим типом лицом к лицу — даже при более традиционных обстоятельствах и с чистой совестью; теперь же я всерьез опасался, что он пронзит меня своими бровями.
   — Прошу! — сказал он, вбросив меня в комнату. — Мы ведь не хотим поднять на ноги весь дом, верно? Итак, — он определил меня на ковер и закрыл дверь, как-то неприятно пошевеливая при этом бровями, — расскажите-ка мне об этом очередном приступе умопомешательства.
   Веселый беззаботный смех, подумал я, наверняка поможет разрядить обстановку.
   — Говорите членораздельно, — пресек мои старания доброжелательный хозяин. Должен признать, что и сам представлял себе веселье и беззаботность как-то по-другому.
   Героическим усилием воли я овладел собой.
   — Безумно жаль, что все так получилось, — участливо произнес я. — Дело в том, что я принял вас за Таппи.
   — Сделайте милость, избавьте меня от своего идиотского сленга! Что вы имели в виду под этим невнятным «таппи»?
   — Это, знаете ли, не то чтобы «невнятное». Скорей уж, «невзрачное», если присмотреться повнимательней… Короче говоря, я думал, что вы — это он.
   — Вы думали, что я — мой племянник? Как я могу быть своим племянником?
   — Да нет, я вот что хочу сказать: я думал, что это его комната.
   — Нет. Мы обменялись комнатами. Терпеть не могу спальни на верхнем этаже. Все время думаю о пожаре.
   Тут, впервые с начала собеседования, я ощутил прилив душевных сил и перестал чувствовать себя лягушкой, попавшей под плуг — что, должен заметить, печально сказывалось на моей манере общения. Чудовищная несправедливость случившегося так взволновала меня, что я воспрянул духом и уставился на этого труса в розовой пижаме с отвращением и некоторым презрением. Этот пожарофоб, видите ли, эгоистично обрекает Таппи на участь цыпленка табака — и плакали мои всесторонне продуманные планы! По-моему, я даже слегка фыркнул.
   — Я полагал, ваш слуга сообщит вам об этом, — сказал сэр Родерик. — Я встретил его после ленча и просил передать, что мы намереваемся совершить обмен.
   Я пошатнулся. Нет, пошатнулся — слабо сказано. Новость была столь сногсшибательная, что даже не то что застала меня врасплох, а, можно сказать, послала в нокаут. Что же это получается?! Выходит, Дживс заранее знал, что в кровати, которой я готовлю участь игольной подушечки, будет спать этот старый брюзга! Знал — и позволил ринуться навстречу судьбе, не предупредив ни словом? Нет, это было выше моего понимания. У меня просто земля ушла из-под ног. Да, практически ушла.
   — Вы сказали Дживсу, что будете спать в этой комнате? — просипел я.
   — Да. Зная о вашей с племянником дружбе, я желал застраховаться от подобного визита. Признаюсь, мне не пришло в голову, что этого визита можно ожидать в три часа ночи. Какого дьявола вы рыщете по дому в такое время? — рявкнул он, внезапно рассвирепев. — И что это у вас за штука в руке?
   Тут я заметил, что по-прежнему сжимаю палку с иглой. Клянусь честью — в эмоциональном смерче, порожденном откровением о Дживсе, я совершенно упустил из виду этот деликатный предмет.
   — Это? — сказал я, — Ах, да.
   — Что значит «ах, да»? Что это?
   — О, это долгая история…
   — Ничего, у нас вся ночь впереди.
   — Ну, тогда начнем. Прошу вас мысленно вернуться на несколько недель назад: итак, я сижу в «Трутнях» после обеда, безобидный как младенец, и умиротворенно курю сигаре…
   Сэр Родерик меня не слушал. Он вглядывался в край кровати, откуда на ковер уже капала вода.
   — Боже праведный!
   — … курю сигарету, весело и непринужденно болтаю о том о сем…
   Этот тип опять отвлекся. Он поднял простыни и уставился на трупик грелки.
   — Эт-то… ваших рук..? — удушливо прохрипел он.
   — М-м… да. По правде говоря, да. Мой рассказ как раз продвигается к…
   — И ваша тетушка еще пыталась убедить меня, что вы не сумасшедший!
   — Но я же нормальный. Совершенно нормальный! Если вы позволите мне объясни…
   — Не позволю!
   — Все началось с того…
   — Замолчите!!!
   — О, всегда к вашим услугам.
   Сэр Родерик сделал пару глубоких вдохов через нос. По-моему, это называется методом глубокого дыхания.
   — Моя кровать превратилась в сплошную лужу!
   — Так вот, началось все…
   — Да замолчите же! — похоже, его мутило. — Вы, идиот несчастный, — сказал он, одолев приступ тошноты, — скажите мне, будьте любезны, где находится ваша комната?
   — Этажом выше. Комната башенных часов.
   — Благодарю вас. Я ее найду.
   — А?
   Он прицелился в меня бровью.
   — Я намерен, — сказал он, — провести остаток ночи именно там. Ваша кровать, я надеюсь, пригодна для сна. Вы же можете располагаться здесь — со всеми возможными удобствами. На этом позвольте пожелать вам доброй ночи.
   И превосходящие силы неприятеля ретировались с поля боя, оставшегося в моем полном распоряжении.
   Мы, Вустеры, бывалые бойцы; к превратностям судьбы нам не привыкать. Но не стану грешить против истины, намекая, что открывавшиеся перспективы приводили меня в восторг. С первого взгляда на кровать было понятно, что для использования по прямому назначению она не пригодна. Для аквариумной рыбки — может быть, но не для Бертрама. Осмотревшись, я решил разбить бивуак в кресле. Притащил пару подушек с кровати, обернул колени каминным ковриком и принялся считать овец.
   Но толку от этого было мало. Старый сухофрукт так кипятился, что отбил у меня всякую охоту ко сну. Заодно с дремотой наплывали тягостные мысли о черном вероломстве Дживса. В придачу становилось все холоднее и холоднее. Я уже смирился с мыслью, что не усну до конца своих дней, как вдруг над самым ухом прозвучало: «Доброе утро, сэр»; я вздрогнул всем телом и сел.
   Готов поклясться, что ни на минуту не сомкнул глаз — но похоже, они все-таки сомкнулись. Потому что шторы были отдернуты, в окна лился свет, а рядом со мной высился Дживс с чашкой чая на подносе.
   — Счастливого Рождества, сэр!
   Я потянулся немощной рукой за животворным напитком, сделал пару глотков и немного пришел в себя. Руки и ноги нещадно ныли, шея и то, что выше, налились свинцом, но мыслить с определенной долей ясности я уже мог. Я навел на Дживса каменный взгляд и приготовился задать ему взбучку.
   — Полагаешь, счастливого? — холодно и размеренно начал я. — Позволю себе осведомиться, какое значение ты вкладываешь в это слово? Если ты надеешься, что оно будет счастливым для тебя — оставь надежды, Дживс.
   И принял внутрь еще пол-унции чая.
   — Хочу задать тебе один вопрос. Ты знал, что этой ночью здесь будет спать сэр Родерик Глоссоп — знал или нет?
   — Да, сэр.
   — Ты в этом признаешься?!
   — Да, сэр.
   — И ничего мне не сказал!
   — Нет, сэр. Я подумал, что разумнее будет промолчать.
   — Н-ну, Дживсс!..
   — Если вы позволите мне объяснить, сэр…
   — Объясняй!
   — Вполне отдавая себе отчет, что молчание может привести к определенным неприятным последствиям…
   — Ах, значит, ты отдавал отчет?!
   — Да, сэр.
   — Ты его правильно отдавал, — сказал я и отхлебнул еще чаю.
   — Мне подумалось, сэр, что любое осложнение будет только к лучшему.
   Я хотел было сказать ему пару бодрящих слов, но пока я их искал, Дживс двинулся дальше.
   — С другой стороны, сэр, если я правильно понимаю ваши взгляды, то вам не следует вступать в излишне сердечные отношения с сэром Родериком и его семьей.
   — О чем это ты толкуешь? Что это еще у меня за взгляды?
   — На матримониальный союз с мисс Гонорией Глоссоп, сэр.
   Тут меня тряхнуло чем-то вроде вольтовой дуги — и окружающий мир вывернулся наизнанку. Я понял, как несправедлив был к этому честному малому. Я думал, что он навлекает на меня неприятности — а он-то меня из них извлекал! Прямо как в детских книжках, когда путник с собакой идет темной ночью по бездорожью, и вдруг пес хватает его за штанину, а хозяин ему говорит: «В чем дело, Пират? Прочь, сэр!», — но псина вцепилась намертво, и он уже выходит из себя и сыплет проклятиями, — и тут из облаков выходит луна, и бедняга видит, что стоит на самом краю пропасти — еще шаг, и… ну ладно, вы уже все поняли. Одним словом, мне грозило нечто очень похожее.
   Не понимаю, как можно настолько потерять бдительность, чтобы самому беспечно сунуть голову в разверстую пропасть?! Могу поклясться чем угодно — мне и в голову не приходило, что тетушка Агата замышляет обелить меня в глазах сэра Родерика, дабы вернуть заблудшую овцу в стадо (вы понимаете, о чем я говорю) и заключить в объятия Гонории.
   — Боже мой, Дживс! — пробормотал я, побледнев как полотно.
   — Именно так, сэр.
   — Ты думаешь, мне угрожала опасность?
   — Да, сэр. Более чем серьезная.
   Тут меня посетила жуткая мысль.
   — Послушай, Дживс! А вдруг сэр Родерик придет в себя и сообразит, что я метил в Таппи? Когда повсюду витает и реет дух Рождества, случаются штучки похлеще проколотой грелки — и на это принято смотреть со снисходительной улыбкой, отечески качая головой. Бурлит младая кровь, и всякое такое? Вдруг он поймет, что я вовсе не в него целил — и все наши труды пошли прахом!
   — Нет, сэр. Я склонен думать, что нет. Эта психологическая реакция сэра Родерика была бы вполне возможна, не случись второго инцидента.
   — Какого еще второго?..
   — Прошлой ночью, когда сэр Родерик спал в вашей комнате, туда проник неизвестный, неким острым орудием проколол грелку и скрылся во тьме.
   Я ничего не понял.
   — Как это? Ты хочешь сказать, что я бродил во сне как сомнамбула?
   — Нет, сэр. Это дело рук молодого мистера Глоссопа. Я встретил его утром, по дороге сюда, сэр. Он пребывал в приподнятом настроении и справлялся о ваших впечатлениях от ночного происшествия. Он не подозревает, что его жертвой оказался сэр Родерик.
   — Какое странное совпадение, Дживс!
   — Простите, сэр?
   — Ну как же! Таппи придумал точно то же, что и я. Точнее, то же, что и мисс Уикэм. Согласись, это более чем странно. Просто поразительно, я бы сказал.
   — Не вполне так, сэр. Я полагаю, он получил аналогичные инструкции от юной леди.
   — От мисс Уикэм?
   — Да, сэр.
   — Ты хочешь сказать, что она подговорила меня проткнуть грелку Таппи, а потом настропалила его проткнуть мою?
   — Именно так, сэр. Юная леди обладает весьма динамичным чувством юмора.
   Это был, прямо скажу, ошеломительный удар. Я вспомнил о том, что едва не предложил руку и сердце девушке, способной обмануть искреннюю любовь сильной личности, — и содрогнулся.
   — Вам холодно, сэр?
   — Нет. Просто бросило в дрожь.
   — Осмелюсь заметить, сэр, — данный случай подкрепляет мою вчерашнюю гипотезу: мисс Уикэм, очаровательная во многих отношениях юная леди…
   Я поднял руку.
   — Ни слова больше, Дживс. Любовь умерла.
   Мне немного взгрустнулось.
   — Кстати. Ты видел сегодня сэра Родерика?
   — Да, сэр.
   — И как он?
   — Несколько перевозбужден, сэр.
   — Перевозбужден?
   — Излишне эмоционален. Домогался встречи с вами, сэр.
   — И что ты посоветуешь?
   — Если быстро одеться и воспользоваться черным ходом, сэр, то можно незаметно пересечь поле, нанять в деревне автомобиль и добраться до Лондона. Ваше личное имущество я доставлю позже в вашем собственном автомобиле.
   — До Лондона? Благополучен ли буду я в Лондоне? Ведь там тетя Агата!
   Секунду-другую он разглядывал меня со странным выражением в глазах.
   — Мне кажется, сэр, целесообразно будет ненадолго покинуть Англию, не слишком привлекательную в это время года. Не смею вам навязывать решения, но поскольку билеты на «Синий поезд» в Монте-Карло на послезавтра уже заказаны…
   — Разве ты не отменил заказ?
   — Нет, сэр.
   — Я ведь тебе велел!
   — Да, сэр. Боюсь, я проявил нерадивость, сэр. Я совершенно забыл о вашем поручении.
   — Неужели?
   — Да, сэр.
   — Ну ладно, Дживс. Тогда — в Монте-Карло!
   — Очень хорошо, сэр.
   — Как удачно вышло, что ты забыл отменить заказ!
   — Да, сэр. На редкость удачное стечение обстоятельств. Если вы подождете немного, я схожу в вашу комнату за костюмом.