Оказалось, хромого эскаранца зовут Джут, он издатель из Вейи. Поехал в приграничную деревню, чтобы встретиться с автором. Тот написал ему интригующее письмо, обещая необыкновенную книгу. Но пока Джут там находился, гурта каким-то образом перешли границу и совершили набег на деревню. Писателя убили, рукопись сгорела вместе со всей деревней, а Джута взяли в плен, после того как его оглушило ударом горящей балки по голове. Джут приподнимает сделанный из какой-то тряпки головной убор и показывает шрамы на лишённой волос голове. Потом – ещё более страшные, на спине.
   – Но самое печальное то, – рассказывает Джут, – что я успел прочитать отрывок романа, прежде чем нагрянули эти варвары. Это было поистине гениальное произведение. Лучше бы мне его не читать. Тогда бы не жалел, что оно навсегда потеряно.
   Чарн и Нерейт о чём-то тихо переговариваются со своими дружками, время от времени бросая на меня взгляды. Сомневаюсь, что им хватит смелости что-то мне сделать. Знают же, им это с рук не сойдёт. Боятся меня, боятся мести Гендака. Теперь меня водят к нему регулярно, а значит, пока я в безопасности. Если кто-то на меня нападёт, гурта захотят узнать, кто в этом виноват.
   А между тем Гендак всё ближе и ближе подбирается к темам, касаться которых я не хочу. Расспрашивает про Ледо, про клан Каракасса. Про вещи, о которых из обычных источников не узнаешь. Всегда найдутся предатели, готовые продать гурта информацию, так что всё, о чём у нас в Эскаране известно каждому, можно рассказывать свободно. Но Гендак исхитряется, ищет правильный подход, задаёт скользкие вопросы. Когда я ухожу от ответа, не настаивает, но постепенно подкрадывается всё ближе к делу. До сих пор не поняла, что им движет – научный интерес? Или Гендак собирает информацию, которую гурта смогут использовать? В любом случае прямого конфликта не избежать. И ничем хорошим это не закончится.
   Мы с Фейном обсуждаем мой план, рассматриваем другие варианты. Несмотря на пассивность, Фейн удивительно бесстрашен. Как только мы решили, что сбежим, ни разу не засомневался. Их народ не боится ни смерти, ни наказаний. Судя по всему, это у них такая жизненная позиция – ни из-за чего не дёргаться. Фейн всё это как-то покрасивее объясняет, но суть я всё равно не поняла. Так, уяснила в общих чертах. Если что-то случилось, с этим уже ничего не поделаешь. Живи настоящим, а о будущем не думай. Ты его всё равно знать не можешь, вот и не тревожься. Всё, что происходит, – естественно и закономерно. Просто делай, что считаешь правильным, вот и весь секрет.
   Не знаю, типичный Фейн представитель своей расы или нет. Если да, нервы у них там железные. Но при этом решения принимают мгновенно. Когда Фейн сказал, что ждёт, он как раз это и имел в виду. Ждал, что будет дальше – или его прикончат, или обстоятельства переменятся. И ведь переменились – появилась я и предложила вместе сбежать. Правда, сначала Фейну пришлось меня к этому подтолкнуть.
   И теперь Фейн решил, что мы предпримем побег во что бы то ни стало, несмотря на опасности. Да, он признаёт, что нас обоих могут убить, но его такие мелочи не смущают.
   Нравится мне этот парень. Странный, конечно, но из-за этого его только больше защищать хочется.
 
   – Надо поговорить.
   Чарн отрывает от кости кусок мяса и суёт в рот. В последнее время нас стали кормить получше – видимо, производительность труда увеличить хотят или опять какой-то эксперимент затеяли. Чарн делает вид, будто ему хоть бы что, а сам чуть до потолка не подскочил.
   Нерейт сидит на скамье напротив. Те двое, которых я побила, исчезли. Их забрали, и с тех пор они не возвращались. Не знаю, что с ними стало, да и знать не хочу.
   – Ну как, нравится? – спрашиваю у хааду про еду.
   Тот презрительно кривится, показывая клыки. Хааду приготовленное мясо терпеть не могут.
   – Хочешь говорить – говори, – не выдерживает Чарн.
   Наклоняюсь к нему и кожей чувствую, как он трясётся.
   – Наедине.
   Чарн задумывается, как поступить. Но он не может показать, что боится меня. Чарн встаёт, и мы направляемся к столу, где почти никого нет. Все охранники в столовой нас видят, да и заключённые тоже. Садимся друг напротив друга, подальше от остальных.
   Синяки под глазами у Чарна почти сошли. Только жёлтые следы остались. Он намного крупнее меня, но нервно жуёт проколотую нижнюю губу и теребит кольца языком. Лысина вспотела, но это, наверное, от жары.
   – Чего тебе? – мрачно и нетерпеливо бросает он. Я заставила его пойти со мной. А значит, преимущество за мной.
   – Нужна помощь, – говорю я. Это мне даётся легко. Излишками гордости не страдаю, так что бороться с собой не приходится.
   Жду, что Чарн рассмеётся, но он совершенно серьёзен.
   – Какая помощь?
   На секунду запинаюсь. Была не была, доверюсь ему. Другого выхода нет.
   – С побегом.
   Чарн сразу оживился. Начал обдумывать перспективу.
   – Я с тобой, поняла? – наконец выдвигает он условие. – Или я тоже убегаю, или думать забудь.
   – Ладно, только больше никого с собой не брать, – отвечаю я. – Хоть одной живой душе проболтаешься – всё сорвётся.
   Чарн оглядывается на своё место за столом. Нерейт внимательно наблюдает за нами.
   – Ещё кто-нибудь бежит?
   – Фейн.
   Замечаю выражение его лица и прибавляю:
   – Не бойся. Его племя зла не держит.
   Чарн внимательно смотрит на меня. Глубоко задумывается. Он и сам знает, что здесь нас ничего хорошего не ждёт. Бунты в тюрьме случались, но заканчивались всегда одинаково – резнёй. Так что это бесполезно. Гурта контролируют нас при помощи тяжёлого труда и навязанного распорядка. Люди надеются, что в конце концов их освободят. Некоторые стараются быть полезными для гурта, надеясь, что те пощадят их. Вот так и живём.
   Чарн – далеко не дурак.
   – План у тебя есть? – спрашивает он.
   Наклоняюсь ближе. Говорим тихо, почти шепчем.
   Никто не услышит.
   – Кузница.
   – Что – кузница?
   – В каждую смену надзиратель совершает обход кузницы в одно и то же время. Входит через металлическую дверь под потолком.
   – Знаю. Видел.
   – Надзиратель запирает её за собой, всё осматривает, потом возвращается и опять запирает дверь.
   – Ну и что? – торопит меня Чарн. – Делать-то что собираешься? Ключ украсть?
   Я киваю.
   Чарн презрительно хмыкает:
   – Думаешь, ты первая додумалась? Не так-то это просто. Ключ у него в мешочке на поясе, и охранник за надзирателем по пятам ходит. Полезешь ему в штаны – извини за выражение, – тебе руку отрежут.
   – Всё продумано. Ещё вопросы есть?
   На лице у Чарна читается сомнение. Не верит, что я справлюсь.
   – Ладно. А вот что ты с другой проблемой делать будешь? Ну, обойдёт надзиратель кузницу, захочет дверь открыть, а ключа нет!
   – Всех обыщут. Если не найдут, решат, что его просто хорошо спрятали. Тогда начнут нас убивать, пока кто-нибудь не признается. Если все будут молчать, решат, что ключ всё-таки никто не брал, он просто потерялся. Поменяют замки, и вся история.
   – Угадала, – передразнивает меня Чарн. – Не слишком верится.
   – Но всего этого не случится. Когда надзиратель будет возвращаться, ключ снова окажется в мешочке.
   Теперь Чарн смеётся в голос. Смех у него резкий, отрывистый. Проводит по лицу рукой, наваливается на стол.
   – Значит, хочешь стащить ключ, а потом положить его обратно до конца обхода?
   Смотрю Чарну в глаза. Пусть моя уверенность передастся ему.
   – Допустим, у тебя каким-то чудом получится. Польза-то от этого какая?
   – Ты сделаешь слепок ключа.
   Тут Чарн понимает, зачем он мне понадобился. И тут вижу в его глазах робкий проблеск. Надежду.
   – Ничего не выйдет, – произносит он вслух. – Стало быть, ключ надо вытащить в самом начале обхода. Потом ты непонятно каким образом должна незаметно подобраться ко мне, чтобы его отдать. Нас, кузнецов, хорошо охраняют. Не замечала?
   – Замечала. И это я тоже учла.
   – Слепок незаметно снять – не проблема, это я могу. Даже тебе его отдать сумею. Но тебе же опять надо будет через всю кузницу пробираться, чтобы положить ключ обратно…
   Чарн глядит на меня, как на сумасшедшую.
   – Шансов ноль. Да и времени не хватит.
   – Всё получится, – настаиваю я. – А если нет – накажут меня, а ты будешь ни при чём.
   – Они мне доверяют, – бормочет Чарн. – У меня репутация послушного. Знаешь, сколько времени потратил, чтобы их убедить?
   – Ну и что, всё равно от тебя рано или поздно избавятся, – убеждаю его я.
   Чарн качает головой:
   – Нет, я им нужен. Молотом по мечу бить любой идиот может. И распорки делать, и снаряды для осколочной пушки. А таких, как я, наперечёт. Я мастер. Хорошие мечи умею делать, детали всякие сложные и всё в таком роде. Они меня ценят.
   – Ну, раз тебе тут так нравится, оставайся.
   – С ума сошла? Но ради глупых затей положением своим рисковать не хочу.
   – Помнишь, как я твоих дружков вырубила? – тихо спрашиваю я. Чарн мрачнеет. – Я из Кадрового состава. Нас таким вещам учат, каких ты себе и представить не можешь. Мы – лучшие из лучших. Я диверсант. Могу красть, шпионить, убивать. Всё, что понадобится. В Вейе в самые охраняемые места проникала.
   – Я вообще-то слыхал про тебя, – медленно произносит Чарн. – Чем ты занимаешься, никто толком не знал, но слухи ходили.
   – Всё получится, – решительно повторяю я. – Я смогу.
   Чарн смотрит на меня долгим взглядом. Отодвигается и глядит по сторонам. На охранников, на своих приятелей, на Фейна, которому сегодня опять приходится есть в одиночестве. Нерейт наблюдает за нами с нескрываемым подозрением. Наконец Чарн упирается локтями в стол и вздыхает.
   – Предположим, ключ я изготовил, – говорит Чарн. – Что потом?

Глава 24

   С Джутом у меня начинает завязываться нечто вроде дружбы, которую решаю использовать в своих интересах. Он же от этого ничего не получит. Мне очень стыдно, но убеждаю себя – если что-то пойдёт не так, разочарование неудачливого издателя будет меня волновать меньше всего. В любом случае он поймёт.
   Джут занимается переработкой вторсырья. Собранные с поля битвы и оставшиеся после стройки куски металла помещают в длинную траншею, там их перебирают, откладывая детали, которые ещё можно использовать. Потом оставшиеся вынимают, складывают в вагонетку и увозят для переплавки.
   Как раз с этой свалки начинает свой обход надзиратель Арачи. Чтобы мой план удался, должно пройти как можно больше времени между кражей ключа и возвращением его на место.
   Джут вообще-то порядочная тряпка. Стремится всем угодить, а то, что я обратилась именно к нему, воспринимает как знак особенного доверия. Прошу поменяться со мной местами на одну смену и найти кого-нибудь, кто поменяется с Фейном. На самом деле просьба необременительная – поднимать и опускать решётки намного легче, чем копаться в траншее. Предупреждаю – это только на один раз, а не насовсем. Вру, что мы с Фейном хотим украсть ценную деталь, чтобы поменяться с другим заключённым. Джут возражает – всех тщательно обыскивают на выходе. Я отвечаю, что это не его забота, и хитро подмигиваю. Уж не знаю, где, по его мнению, я собралась прятать загадочную деталь, но больше Джут вопросов не задаёт.
   На свалке нас встречают приветливо, но настороженно. Когда рассказываем нашу легенду, все расслабляются. Даём понять, что знаем, какую вещь брать, и помогать нам не надо. Мне и Фейну выдают плотные перчатки, и больше на нас внимания не обращают. Становимся рядом с траншеей, начинаем перебирать едущую по конвейерной ленте шрапнель и сломанные детали, делая вид, будто поглощены работой.
   Свалка располагается прямо у стены кузницы. Над нами возвышается почерневший от дыма камень. За спиной – металлический мост, соединяющий разные части кузницы. По обеим сторонам от него – короткие лесенки. Каждую смену надзиратель выходит, спускается по ним, потом возвращается и переходит по мостику в другую часть. Зачем нужны эти обходы, никто толком не знает. Может, наш надзиратель просто слишком добросовестный и считает, что от обязанностей уклоняться нельзя, даже если от них нет никакой пользы. Тогда понятно, откуда такая пунктуальность.
   Стараюсь сдержать нетерпение. Наконец-то я начала действовать. Может, меня и прикончат, зато буду знать, что попыталась. Повторяю в уме мантры чуа-кин, чтобы успокоиться, иначе можно натворить глупостей. Нас учили, что в чуа-кин мантры – не самое главное, просто они помогают отвлечься и настроиться, чтобы научиться контролировать собственное тело. Но мне мантры нравятся сами по себе. Есть в них какая-то умиротворяющая размеренность.
   Биение сердца замедляется, нервная дрожь проходит. Замечаю, что другие работники складывают в небольшие металлические вёдра винтики, части часовых механизмов, куски труб и всё в таком роде. Начинаю тоже выискивать подобные предметы, чтобы им не пришлось работать за меня.
   Сквозь чёрный дым смутно различаю дверь, из-за которой обычно выходит надзиратель. Она находится высоко над кузницей, в середине ряда узких, облепленных сажей окон. От неё к нам спускается прикреплённая к стене зигзагообразная лестница. Представляю, как надзиратель наблюдает за нами из своего кабинета, потом снова садится за стол и возвращается к работе, копается во всяких бумагах и даже не подозревает, что мы затеяли. Гадаю, что нас ждёт за этой дверью и не напрасно ли мы так рискуем.
   И тут дверь открывается. Теперь времени на раздумья нет. Появляется Арачи – гордый, с прямой спиной. Вдруг прямо у меня перед глазами над кузницей взлетает облако искр. Когда оно исчезает, надзиратель уже спускается вниз. Куда он положил ключ, не видела. Остаётся только надеяться, что туда же, куда и обычно.
   Мы с Фейном переглядываемся. Он показывает зажатый в руке острый кусок металла. Даже не сомневаюсь – Фейн со своей задачей справится. Теперь остаётся только ждать.
   От пота волосы стали влажными. Всё лицо чешется. Свежий пот смывает старый. Даже не помню, когда в последний раз мылась. Ненавижу эту жару. Скучаю по прохладному воздуху Вейи, охлаждаемому плотными каменными стенами. Вот бы оказаться сейчас вместе с Джеем в наших апартаментах. Пусть он наконец пустит свой незаурядный ум в дело. Конструирует механизмы для приготовления целебных средств или измельчения ингредиентов в порошок. Пусть даже военные машины собирает, если захочет.
   Но это только красивая мечта, а суровая реальность в том, что мой сын по совершенно надуманным причинам отправился на войну, а я сделала слишком мало, чтобы остановить его. Мне приходилось терять знакомых, коллег и даже близких друзей на поле боя или в результате разборок Плутархов. Но по-настоящему я осознала, что такое потеря, только когда погиб Ринн. Одна мысль о том, что с Джеем тоже может что-то случиться, невыносима.
   Арачи спускается всё ниже, и теперь его заслоняет от меня какой-то агрегат. Сейчас к Арчи должен присоединиться эскорт. Во время обходов надзирателя всегда сопровождает один из охранников. А если кого-то из нас будут забирать – человека три-четыре, не меньше. Надеюсь, сегодня не один из таких дней, иначе от плана придётся отказаться. По многолетнему опыту я усвоила – если действуешь исподтишка, главное – выбрать правильное время. Терпение – первое качество для шпиона.
   Готовлюсь бросить в ведро какой-то мусор, и сосед справа шипит:
   – Клади обратно! Это же металлолом.
   Кидаю железку обратно в траншею. Не могу сосредоточиться на работе.
   Слышу, как по металлической лестнице стучит пара сапог. Значит, охранник один. Стараюсь не поднимать глаз, но не могу удержаться и незаметно наблюдаю за Арачи, когда тот приближается. Длинные белые волосы тщательно расчёсаны и обработаны воском. Даже в жаркой кузнице он старается выглядеть величественно. Но воротник уже намок. Надзиратель вытирает лицо платком. Охранник рядом с ним – совсем мальчишка. Должно быть, нарочно поручили ему самое простое задание. Лицо у парня скучающее. Отлично. Значит, небольшой переполох его только порадует.
   Арачи с охранником спускаются в наш закуток, чтобы посмотреть, как мы работаем. Арачи заглядывает в вёдра и одобрительно бормочет – мол, сколько ценных вещей мы нашли. И тут Фейн начинает кричать.
   Есть что-то пугающее в том, как Дети Солнца реагируют на боль – громко, искренне, даже не пытаясь сдержаться. Фейн пятится от траншеи, рука в перчатке сжимает предплечье около локтя. Грязно-белая ткань перчатки начинает окрашиваться красным.
   Пошатываясь, Фейн бредёт ко мне, тараторя что-то на своём языке, больше похожем на птичье чириканье.
   – Он поранился! – кричу я, будто и так не понятно. Другие заключённые столпились вокруг нас, одни просто смотрят, другие предлагают помощь. Кротко и умоляюще гляжу на надзирателя и его сопровождающего. Явите милость вашим ничтожным рабам.
   Всё идёт по плану. Охранник, желая впечатлить надзирателя своим служебным рвением, устремляется к нам. Пока он пробирается через толпу, передаю Фейна из рук в руки другому заключённому. В такой неразберихе проще простого отойти назад и проскользнуть за спину Арачи. Тот с тревогой наблюдает за разыгравшейся драмой. Видно, беспокоится, как подобный инцидент отразится на нём. А то, что тут людей постоянно убивают, его, видимо, не смущает. Арачи вообще ведёт себя так, будто надзирает за рабочими на фабрике, а не за заключёнными, которых заставляют трудиться в принудительном порядке.
   Мешочек свисает с пояса. Арачи даже не завязал его как следует.
   Когда лезешь кому-то в карман или в сумку, главное – уверенность. Надо действовать быстро, легко и точно. Мне приходилось проделывать эту процедуру десятки раз. Из них меня поймали всего дважды. Сую руку в мешочек и мгновенно выдёргиваю её. Ключ средних размеров, изготовлен из какого-то прочного металла и украшен резьбой. Прячу его в руке и мгновенно отступаю. Даже удивительно – стоит чуть-чуть отвлечь человека, и тот уже ничего вокруг не замечает.
   Снова протискиваюсь в гущу толпы. Кто-то оторвал кусок ткани от рукава Фейна и наматывает на повреждённую руку в качестве бинта.
   – Надо его к врачевателю отвести. Пусть рану зашьёт.
   – Я отведу! – вызываюсь я, подходя к ним. – Я его знаю.
   Никто не спорит. Все довольны, что есть на кого спихнуть неприятную обязанность. К тому же работники они опытные и рады возможности избавиться от двух криворуких новичков.
   – Обратитесь к дежурному офицеру, – говорит охранник по-гуртски. – Он рядом с плавильней.
   Делаю непонимающее лицо, и надзиратель повторяет то же самое на плохом эскаранском.
   Перебрасываю руку Фейна через плечо – мы почти одного роста – и тащу его к лестнице. Фейн старательно изображает слабость, обмякает и виснет на мне. Надзиратель Арачи слегка отпрянул. Похоже, боится вида крови.
   Поднимаемся наверх и идём по настилу, пока не скрываемся с глаз надзирателя. Там прячемся за двумя огромными баками, частью системы отстойника. Фейн сразу перестаёт изображать умирающего.
   – Ты как, нормально?
   – Не бойся, не подведу.
   – Сильно ты себя порезал.
   – Не рассчитал немного.
   На разговоры нет времени. Надо спешить.
   Между нами и кузнецами пролегает лабиринт траншей. Стараемся перемещаться только по ним, пригнувшись пониже, чтобы охранники не заметили. Когда те идут мимо, останавливаемся, садимся на корточки и ждём, пока они не уйдут. В озарённой отсветами пламени и золотистым сиянием руды темноте силуэты охранников напоминают призраки. Если всё-таки заметят, скажем, что у нас уважительная причина – ранение Фейна. Но тогда нас и правда отошлют к дежурному офицеру, совсем в другую сторону. К Чарну подобраться не получится. Тут никакие отговорки не помогут.
   Но несмотря на дым и огромные размеры кузницы, пройти через неё так, чтобы тебя ни разу не заметили, невозможно. Заключённые в защитных масках глядят на нас из-за линз. Все, кто работает в такой экстремальной жаре, одеты в жаронепроницаемую кожаную одежду. Проносимся мимо ещё одной траншеи с отходами, вроде той, на которой работаем сами, потом мимо пресса, с оглушительным шипением превращающего металл в тонкие листы. Но заключённым и в голову не приходит нас задерживать. Никто здесь не донесёт охранникам, даже если увидит нечто совсем уж подозрительное. Все мы разные, но нас объединяет одно общее чувство – ненависть к гурта.
   Когда добираемся до кузнецов, импровизированный бинт Фейна успевает промокнуть насквозь, и теперь кровь стекает по руке. Трудно сказать, много её или не очень. При таком освещении на тёмной коже рассмотреть это почти невозможно. Начинаю беспокоиться всерьёз. Это Фейн придумал пораниться, чтобы всех отвлечь. Как представлю, что он может умереть ради моего плана… Нет, об этом лучше не думать.
   Вот и не думай, говорю себе. А теперь за дело.
   Кузнецы работают на приподнятой платформе, в густой тени от гигантских агрегатов. Всего их четверо, Чарн и трое других. У каждого своя наковальня, молот и траншея с водой. В тюрьме часто шутят, что кузнецы ставят себя выше всех, но на самом деле они работают на возвышении, потому что так охранникам удобнее за ними следить. А то как бы заключённый не припрятал выкованный кинжал, чтобы потом пустить его в дело.
   С кузнецов не сводят белёсых глаз двое часовых. Я знаю обоих, это Бал и Даки. Бал – тихоня, за это другие охранники над ним посмеиваются. А Даки известен тем, что постоянно ноет.
   Чарн явно нервничает, на работе сконцентрироваться не в состоянии. Задействовать его – лишний риск, но другого пути нет.
   Похлопываю Фейна по плечу, давая понять, что пора действовать. Фейн обходит платформу и оказывается с противоположной стороны. Шагает в проход, а я пока подбираюсь ближе к Чарну, стараясь, чтобы никто меня не заметил. Тут Фейн начинает кричать и звать на помощь. Он снова пользуется своей раной, чтобы отвлечь охранников. Делает вид, будто поранился только что. Охранники смотрят на Фейна. Даки медлит, переводя взгляд с него на кузнецов. Не решается покинуть пост. Но даже гурта не может просто смотреть, когда человек истекает кровью у него на глазах.
   Даки спрыгивает с платформы и бежит к Фейну. Бал приближается к краю и наблюдает за происходящим, но никуда не уходит.
   Впрочем, на такую удачу мы и не рассчитывали.
   Чарн предупреждён и теперь высматривает меня. Машу рукой. Чарн неуверенно оглядывается на Бала, но я не даю ему шанса струсить и бросаю ключ.
   Вот она, самая слабая часть моего плана. Но ближе подходить тоже нельзя, слишком рискованно.
   В кузнице темно, да и Чарн особой ловкостью не отличается. Ключ выпрыгивает у него из рук и падает с довольно громким стуком. Чарн быстро опускается на колени и начинает шарить по полу. Бал уже почти обернулся на звук, но тут Фейн рухнул прямо под ноги подбежавшему Даки. Бал решает, что это зрелище поинтереснее.
   Чарн подобрал ключ, но всё ещё медлит. Сердитыми жестами приказываю ему браться за дело, и он подчиняется. Уж не знаю, в чём он там собрался делать слепок. Наверное, в мягком металле или какой-нибудь глине. Он всё мямлил насчёт того, что эту штуку необходимо довести до определённой температуры, иначе слепок получится нечёткий. Но сейчас Чарн справляется быстро. Я даже не ожидала. Два твёрдых нажатия, чтобы ключ отпечатался с обеих сторон, – и готово.
   Бал, ни о чём не подозревая, мельком глядит на кузнецов и продолжает следить за Фейном и Даки. Облегчённо вздыхаю. Другой кузнец, ушлый тип по имени Рельк, с интересом наблюдает за нашими действиями. Ну, с этим ничего не поделаешь. Чарн, на всякий случай оглядевшись по сторонам, бросает ключ мне. Тут я начинаю его понимать – оказывается, и правда трудно поймать маленький, тусклый предмет, да ещё и в таком дыму. Но мне это каким-то чудом удаётся.
   Теперь ухожу. Фейн свою роль сыграл. Чарн будет делать ключ, для этого я ему не нужна. У меня свои дела есть.
   Одна передвигаюсь намного быстрее. Несусь через кузницу. Заключённые сообразили – я что-то задумала, но это ничего. Они не выдадут. Вот охранникам попадаться на глаза нельзя. Если поймают, устроят показательную казнь, чтобы другим неповадно было.
   Замечаю охранника буквально за секунду до того, как тот поворачивается в мою сторону. Но мне и этого хватает. Замираю и распластываюсь по металлической стенке контейнера для минералов. Тот всматривается в проход между контейнерами, гадая, действительно он видел какое-то движение или ему померещилось. Решает, стоит ли пойти проверить.
   Секунды кажутся вечностью.
   Наконец охранник шагает дальше. С облегчением выдыхаю. Благоразумнее всего дождаться, пока он отойдёт на большое расстояние. Но проблема в том, что времени у меня нет. Едва охранник оказывается вне пределов слышимости, и я сразу же вылезаю из траншеи с другой стороны. Направляюсь к печам. Их надзиратель Арачи осматривает последними. Да, слишком много времени потрачено зря. Может, Чарн всё-таки прав, и мы пытаемся сделать невозможное.
   Наконец добираюсь до места, и сердце падает.
   Сегодня обход завершается быстрее обычного. Вижу, как Арачи шагает прочь. Выхожу из тени и вижу его удаляющуюся спину. Охранник шагает следом, будто нарочно преграждая доступ к мешочку. Единственный способ положить туда ключ – подбежать и запихнуть у всех на глазах. Лихорадочно соображаю, что предпринять, а надзиратель неумолимо приближается к лестнице. Но на ум, как назло, ничего не идёт.