Черт бы побрал все, думал тогда он, слушая, как тяжелый пластик с пугающе мерным и громким стуком ударяется о металл корзины. Нет, не только Кельвину – она нужна им, и он не позволит ее упрямству и его собственной осторожности держать их на расстоянии хотя бы еще один день! Он должен попытаться ради их общего блага.
   Пришло время прекратить такие смешные и робкие попытки, как просьба помочь ему организовать вечеринку или поцелуи украдкой, словно он какой-нибудь подросток. Пришло время подойти прямо к ней и сказать, что между ними существует слишком сильная привязанность, чтобы позволять времени равнодушно течь мимо них. Он должен обворожить и завоевать недоступную и интригующую Эшли Эймс, чего бы это ему ни стоило.
   Он понимал, что услышанное не приведет ее в восторг, хотя по ряду причин и не до конца знал, как до смерти она боялась этой связи; но теперь было уже слишком поздно притворяться, что его интерес к ной чисто случаен. Он представлял, что его поцелуи давно все сказали сами за себя, но она, видимо, решила, что эти стремительные, будоражащие объятия мало что значили. Наступило время сказать прямо и обо всем.
   Когда он позвонил ей и услышал вначале шепот, лишь потом превратившийся в голос, его пульс учащенно забился и сильнейшее нервное возбуждение охватило его. Уже много лет женский голос не вызывал в нем такую реакцию.
   – Дождь идет, – сказал он, стараясь смирить шум крови в ушах.
   Эшли засмеялась.
   – Ты позвонил в семь утра только для того, чтобы сообщить мне прогноз погоды?
   – Нет, я звоню, чтобы напомнить об обещании, которое я дал.
   – Что за обещание?
   – Сходить с тобой на кинофестиваль в дождливый вечер.
   – Тебе можно не выполнять его.
   – О нет, я сделаю, как обещал. Хочешь пойти сегодня?
   – Извини. Я работаю допоздна. Мы репетируем новое шоу.
   – А завтра как?
   – Мы записываем это шоу.
   – А в четверг?
   – Коул, мне действительно очень жаль, но у меня уже все распланировано. Новая выставка открывается в галерее искусствен я пообещала другу пойти на нее.
   – Тебе совсем нечего мне сказать?
   Ей было что сказать, но она понимала, что это не сработает: он не казался очень уж разочарованным, скорее лишь немного удивленным. Кроме всего прочего, она сама не хотела, чтобы это сработало. Она скучала по Коулу больше, чем хотела допустить.
   – Только то, что я занята в течение следующих трех дней, – сказала она наконец.
   – А вечером после всего этого?
   Она засмеялась, видя его явное разочарование.
   – Попытайся еще.
   – Хорошо. Как насчет пятницы?
   – Великолепно.
   – Черт возьми! – простонал он. – Нет, не получится. Я должен ехать в Сан-Франциско на компьютерную конференцию в эти выходные. Я ведь не думаю, чтобы ты захотела поехать туда со мной?
   – Ни за что. Он вздохнул.
   – Стоило пытаться, ничего не скажешь... Как насчет понедельника?
   – В понедельник никто никуда не выходит. Все отдыхают после выходных, – поддразнила она.
   – Тогда целый город будет в нашем распоряжении.
   – Хорошо, мистер Донован, вы назначили себе свидание на понедельник.
 
   Эшли провела оставшуюся часть недели, предвкушая свидание с Коулом, более чем хотела бы в этом признаться. Впервые они будут действительно вдвоем на настоящем свидании! Подготовка к вечеринке и даже поездка в Диснейленд не в счет... если бы не те убедившие ее во многом поцелуи. Она спрашивала себя, откроют ли они когда-нибудь друг другу те бушующие в них чувства, которые она так упорно старается скрыть? Может быть, ей необходим урок игры с огнем? Она обожжется и навсегда будет знать, что не надо хвататься, за что не следует. С другой стороны, она может обнаружить, что яростная страсть – слишком привлекательная вещь, чтобы просто так сбежать от нее... И вообще, было бы, наверное, лучше, если бы они никогда не вступали на путь, по которому идут сейчас.
 
   В понедельник, после выходных, которые показались бесконечными, Эшли все еще не решила, чем бы она хотела завершить предстоящий вечер.
   «Пусть будет, что будет. Когда ты в последний раз так волновалась о том, чем обернется свидание?» – бормотала она про себя.
   С тех пор, как появился Коул, ее давно устоявшиеся правила обращения с мужчинами неожиданно претерпели больше изменений и поправок, чем сама конституция. Он вывел ее из состояния эмоционального равновесия, не прилагая к этому видимых усилий. Бог знает, чего он мог бы достичь, если бы пошел в решительную атаку на ее чувства. Она беспокоилась не столько о предстоящем свидании, сколько о том, в каком вообще направлении будут развиваться их отношения. Он мог бы стать замечательным, веселым и сострадательным другом, но он явно стремился не ограничиться дружбой. Его отношение к ней типа «я принимаю «нет» за ответ» показало ей это. Друзья расширяют границы твоей свободы. Мужчина, надеющийся на большее, чем дружба, сужает их...
   Когда звонок у двери наконец зазвонил, она подскочила так, словно не ожидала этого, затем постаралась успокоить свои трясущиеся руки.
   – Это всего лишь свидание, ради всего святого... – успокаивала она себя, бросая последний взгляд в зеркало, перед тем как открыть дверь.
   За мгновение до того, как ее глаза встретили глаза Коула и их взгляды замкнулись как электрическая цепь, она успела заметить, что он выглядит просто великолепно в темных слаксах и бледно-голубой шерстяной рубашке, рукава которой были закатаны и обнажали мускулистые предплечья, а его свободные, а-ля Майами, слаксы только подчеркивали его спортивное телосложение. Он меньше всего был похож на ученого и больше всего – на очень сексапильного влюбленного.
   Она была так поглощена массой новых впечатлений от Коула, что услышала восторженный крик Кельвина, прежде чем увидела его.
   – Эшли! – радостно закричал он, обхватив ее ноги и повиснув на ней.
   Она мигнула, оторвала свой взгляд от Коула и посмотрела вниз. Лицо Кельвина светилось от счастья:
   – Я скучал по тебе, Эшли.
   – Я тоже скучала по тебе, Полпинты, – сказала она, поднимая его вверх, чтобы обнять, и заметила, что его волосы уже отросли. Новые рыжие локоны восстановились там, где несколько недель назад был неровный ежик...
   Слишком поздно она поняла, что Коул не пропустил мимо внимания ее слова, сказанные от всего сердца. Он наблюдал этот нежный обмен ласками с самодовольным удовлетворением.
   – Не забирай в голову никаких идей, – предостерегающе сказала она ему.
   – Ладно, – невинно ответил он. – Ты просто пытаешься быть вежливой с гостями.
   – Иди к черту, Донован.
   К еще большему ее раздражению, Коул только рассмеялся.
   – Я думала, мы пойдем в кино, – сказала она, все еще держа в руках вертевшегося Кельвина, который пытался наверстать упущенное время, рассказывая подробно о каждом своем дне в детском саду. Оказалось, его особенно увлекало рисование пальцами по стенам. Эшли содрогнулась от картин, возникших в ее воображении.
   – Этот малый никогда не просидит смирно несколько часов в кино, – сказала она Коулу.
   – Я знаю. Не паникуй. Я не беру своего слова обратно. Мы подбросим его Рори. У меня просто не было времени сделать этого, прежде чем я заехал за тобой. Кроме того, Кельвин тоже хотел увидеть тебя.
   – Мы идем на свидание! – объявил Кельвин с энтузиазмом.
   – А что вы, молодой человек, знаете о свидании? – спросила Эшли, щекоча Кельвина до тех пор, пока он не начал извиваться у нее в руках.
   – Папочка сказал.
   – Ты едешь к дяде Рори, – поправил Коул. – Эшли и я идем на свидание.
   Вся веселость Кельвина сразу исчезла, и Эшли почувствовала угрызения совести. Ей совсем не понравилось это слишком знакомое ощущение.
   – Я тоже пойду, – сказал он упрямо.
   – Не в этот раз, – выражение лица Коула было очень решительным.
   – Мы можем заняться чем-нибудь другим сегодня вечером, – Эшли предложила это нерешительно, страстно желая откусить свой язык в эту минуту. В какую же тупицу она превращается! Сначала соглашается на свидание с человеком, с которым собиралась никогда больше не встречаться. Теперь она сама беспечно предлагает взять с собой ребенка, который заставляет ее чувствовать себя не в своей тарелке.
   Нет, напомнила она себе. Это «хулиганы» вселяли в нее такую неуверенность. Кельвин же почти очаровал ее.
   – Ты серьезно? – изумленно спросил Коул.
   Она пожала плечами.
   – Почему бы и нет? Нам не обязательно идти в кино. Мы можем заняться сегодня чем угодно.
   Коул почувствовал себя так, как если бы кто-нибудь только что подарил ему три желания.
   – Если ты уверена, что ты не против... – он подчеркнул это, не желая давать Эшли возможность сожалеть потом по поводу загубленного вечера, – то, я знаю, Кельвину это очень понравится.
   – Я не против.
   – Тогда позволь мне позвонить Рори и сказать, что ему с Лаурой не придется выступать в роли нянек. Он почувствует только облегчение. Он думает, что присутствие Кельвина у них намекает Лауре на что-то.
 
   Разговаривая по телефону с братом, Коул заметил, как Кельвин побежал прямиком к доске для игры в триктрак.
   Я тренировался, смотри, Эшли! – и фишки летели через всю комнату, то попадая в корзину, то падая мимо нее. Она вздрогнула, но одарила его ослепительной улыбкой.
   – Да, я вижу. Почему бы тебе не подойти сюда и не нарисовать для меня картинку, пока твой отец говорит по телефону?
   Кельвин сразу бросил игру, забрался на софу рядом с ней, охотно схватил красную ручку и начал сосредоточенно рисовать на всю страницу, кончик его языка высунулся из уголка рта, маленькая складка залегла на его лбу... Она видела такое же выражение лица у Коула, когда однажды поймала его за компьютером.
   – Дом, – гордо объявил Кельвин.
   – Очень хорошо, – с энтузиазмом сказала Эшли, осмотрев кривые линии.
   Он нарисовал еще что-то.
   – Это папа, – сообщил он.
   – Выглядит похоже, – согласилась она.
   – Эшли, – сказал Кельвин, когда закончил свой следующий рисунок и посмотрел на нее голубыми глазами, полными ожидания, – живи с нами.
   – Хорошая идея, – пробормотал Коул, вешая трубку как раз в тот самый момент, чтобы услышать просьбу своего сына.
   – Вероятно, это ты подсказал ему ее, – резко ответила она.
   – Стал бы я использовать невинного младенца, чтобы манипулировать тобой, – негодующе сказал он, хотя его глаза светились улыбкой.
   – Ты прекрасно знаешь, что стал бы.
   – Клянусь тебе, что я никогда не обсуждал наше будущее с Кельвином.
   – Наше будущее?
   – Извини. Сорвалось с языка, – сказал Коул быстро, но все же недостаточно быстро. Он видел игру эмоций на лице Эшли и решил, что пришло время срочно сменить тему. Она явно начинала нервничать. Еще несколько минут – и у нее начнется тик или еще что-нибудь, если она не застрелит его прежде. Ее последняя усмешка была более зловещей, чем обычно.
   – Чем же мы займемся, раз не едем на кинофестиваль? – спросил он.
   – Это ты привык, что ребенок всегда рядом с тобой. А я – нет. Чем нам заняться, чтобы не довести его до слез?
   Коул засмеялся.
   – Чье это свидание, в конце концов? Мое или Кельвина?
   – Из моего опыта следует, что если дети рядом, то это превращается в их праздник.
   – Ну, мы собираемся нарушить это правило.
   – Что же ты предлагаешь? Мы поедем с ним в бистро или еще какой-нибудь ресторан на Беверли-Хиллз? Уверена, что ему понравятся эскалопы.
   – Я понял твой намек. Кельвину больше по душе рестораны быстрого обслуживания.
   – Я давно не ела жареных цыплят, – вспомнила она.
   – Неужели это Кельвин подкупил тебя? Жареные цыплята и картофельное пюре – его любимые блюда. Особенно он любит пропускать картошку сквозь пальцы.
   – Жду с нетерпением, – Эшли состроила рожицу..
   – Не забудь, что это была твоя идея. Впрочем, они пережили ужин без особых потерь. Кельвин большую часть еды отправлял в рот, кроме куриной ножки, которая пролетела через весь ресторан, когда он случайно отпустил ее, размахивая в воздухе. По крайней мере, Эшли и Коулу это показалось чистой случайностью, так как Кельвин расплакался, потому что у него не было другой.
   – Кельвин! Хватит! – приказал Коул. Глаза Кельвина наполнились слезами, но он уселся обратно на свое детское креслице и начал обгладывать крыло цыпленка, которое выделила ему Эшли.
   Когда они прикончили цыплят, салаты и картофельное пюре, было всего лишь семь часов. Коул откинулся на стуле, заложил руки за его спинку и смотрел на Эшли, пока она не начала ерзать сильнее, чем Кельвин.
   – На что ты смотришь? – решительно спросила она в конце концов.
   На тебя.
   – Я вижу это. А почему?
   Коул одарил ее улыбкой, полной такого самоудовлетворения, что она привела Эшли в ярость.
   – Потому что ты красивая. Почему же еще?
   – Перестань говорить такие вещи.
   – Почему? Не сомневаюсь, что ты привыкла получать комплименты.
   – Я тоже не сомневаюсь, – она искоса взглянула на него. – Но я подозреваю какой-то скрытый смысл в твоих словах.
   Улыбка Коула перешла в смех.
   – Из твоих слов следует, что я трусливый, моя дорогая, но позволь заверить тебя, что у меня нет желания скрывать свои намерения. Я хочу тебя.
   Сердце Эшли подпрыгнуло, и она впилась пальцами в край своего стула. Она подготовилась к хитрости, а не к прямому нападению. Это очень, очень сильно взволновало ее. А поскольку в ее намерения не входило дать понять Коулу, как сильно подействовало на нее его признание, она улыбнулась ему и заявила:
   – Я за пределами вашего кошелька, мистер Донован.
   – О, я и не покупаю, – спокойно ответил он. – Ты сама отдашься мне.
   Одна из ее светлых бровей поднялась.
   – В конечном итоге... – добавил он с такой уверенностью в голосе, что новая волна трепета охватила ее. Она сглотнула.
   – Я думаю, нам лучше идти. Кельвин становится беспокойным.
   – И ты тоже, – поддел ее Коул. – Почему бы нам не пойти в кино?
   – Мы ведь уже думали над этим. Ты уверен, что он высидит спокойно два часа? Я просто с ума схожу, когда дети начинают кричать и бегать туда-сюда по проходам в кинотеатре.
   – Я имел в виду кинотеатр, где фильмы смотрят из машины.
   – Вот как... – протянула Эшли. Люди не ездят туда смотреть кино. Они едут туда, чтобы заниматься тем, чем она не собиралась заниматься с Коулом.
   Она покачала головой:
   – Мне не очень нравится эта идея. Кроме того, мне кажется, что почти все из них запрещено смотреть детям.
   – Надеюсь, мне удастся найти такой, где идут не запрещенные детям фильмы. Я посмотрю в газете.
   Он вышел к газетному киоску и вернулся с газетой, открытой на киноафише.
   – О'кей, научная фантастика или комедия?
   – Комедия, – быстро сказала Эшли.
   – А я за научную фантастику.
   – Может, Кельвин решит спор?
   – Нет. Мы бросим монету.
   Бросать буду я, – сказала она решительно.
   – Ты не доверяешь мне? – спросил он, прекрасно изобразив негодование.
   – Совершенно, – резко ответила она, подкидывая монету в воздух. – Говори.
   – Решка.
   Она подобрала монету и увидела Джорджа Вашингтона, смотрящего прямо на нее. Поведение Коула стало менее уравновешенным. Он засмеялся.
   – Я выиграл, не так ли?
   – Почему ты так думаешь?
   – Потому что ты выглядишь так, как будто тебя тащат на виселицу. Я обещаю, тебе понравится этот фильм. Там много страшилищ.
   – Их-то я и боюсь.
   – Разве тебе не нравятся всякие монстры?
   – Я люблю их примерно так же, как и детей, – пробормотала она, затем ее лицо просветлело. – Ты хорошо подумал? Кельвин может испугаться.
   – Он будет спать еще до того, как я вернусь в машину с попкорном.
   Маленький предатель действительно уснул. Эшли рассчитывала, что он не будет спать и присмотрит за ними. Вместо этого он свернулся на заднем сиденье под своим любимым одеялом и уснул в ту же минуту, как они заняли пустое место перед огромным экраном. Коул выключил мотор, подвесил динамик и повернулся лицом к Эшли. В его глазах засветился несомненно коварный огонек. Он глянул назад на Кельвина, затем на нее. Одна его рука оказалась у нее за сиденьем, и его пальцы стали ласкать ее шею. Эшли нервно сглотнула и пожалела, что Коул не приехал на машине с отдельными сиденьями вместо этого микроавтобуса.
   – Поп-корн, – едва сумела произнести она наконец.
   Огонек в глазах Коула чуть-чуть потускнел.
   – Попкорна? Она кивнула.
   – Побольше и с маслом. Коул вздохнул:
   – Хорошо. Я вернусь через минуту. Эшли не могла перевести дыхания, пока он не вылез из машины. Когда он ушел, она едва удержалась, чтобы не разбудить Кельвина.
   – Я не буду использовать ребенка в качестве телохранителя, – сказала она себе вслух. – Я взрослая и могу контролировать свои эмоции. Я не поддамся искушению.
   Она продолжала читать себе нотацию, пока Коул не вернулся с попкорном, напитками. Взгляд его источал мужественную уверенность. Эшли упорно старалась сконцентрироваться на фильме, но когда человеческие существа превращались в отвратительных монстров, по ее коже поползли мурашки. Когда один из них попытался обнять героиню фильма, она застонала и закрыла лицо руками. Коул выбрал этот самый момент и обнял ее: что заставило ее подскочить почти до лобового стекла.
   – Коул! – закричала она, уставясь на него. – Это запрещенный прием!
   – Не нравится, когда я дотрагиваюсь до тебя? – спросил он невинно.
   – Нет. То есть, да. О, черт.
   Он удовлетворенно кивнул и погладил ее плечо перед тем, как обнять ее еще сильнее.
   – Я так и думал.
   Эшли решила, что будет безопаснее оставить его руки там, где она сейчас есть, чем если он еще раз будет пытаться обнять ее тайком. Кроме того, она признала с неохотой, что ощущение было чудесным.
   Стало еще приятнее, когда Коул повернул ее голову и коснулся губами ее губ. Расслабляющая теплота и мягкость этих губ заставили ее забыть о склизких чудовищах на экране и решении держать Коула на расстоянии.
   Пульс участился, а потом стал похож на барабанную дробь. Пальцы Коула слегка коснулись ее грудей. Их кончики превратились в твердые и нежные бутоны, напрягшиеся под лифчиком в ожидании его следующего прикосновения.
   Эшли расслабилась в его объятиях, раскрыв губы его изучающему языку. Его рука двигалась мягкими кругами по ее животу, вызывая волну жарких ощущений. Коул поднял ее руку и положил ее себе на бедро.
   – Дотронься до меня, любовь моя, – голос его был низким и хриплым от желания. Эшли почувствовала, как напряглись его мускулы под ее пальцами и была удивлена тому удовольствию, которое его реакция доставила ей. Рука оказалась у него на колене, затем заскользила обратно вдоль его ноги навстречу теплу, которое, она чувствовала, исходило от него.
   Она ощущала жаркое прикосновение его губ к нежной плоти ее шеи, и биение ее сердца превратилось в возбужденный стук, когда его пальцы опустились ниже, скользнули по ее животу и двинулись дальше.
   Слабый жар, который постепенно нарастал внутри, имел такой опьяняющий эффект, что она отказалась от всяких попыток обороны. Ее тело страстно желало умелых ласк Коула, которые в данный момент оставили ее бездыханной и неудовлетворенной. Она желала большего, чем он мог дать ей в запотевшей кабине с ребенком, спящим на заднем сиденье.
   Ее мысль о Кельвине словно была сигналом: с заднего сиденья послышалось внезапное ерзанье и пыхтенье.
   Коул вздохнул и ослабил объятия.
   – Ты ведь не плачешь от радости? – спросил он с надеждой.
   Боюсь, что нет, – сказала она, пытаясь привести в порядок свою измятую одежду, когда крики Кельвина превратились в настоящий рев.
   Инстинктивно она перегнулась через сиденье, чтобы взять его на руки, но он заорал еще громче.
   – Хочу папу!
   Эшли отпрянула так, как будто ее ударили. Коул увидел выражение боли в ее глазах и ругался про себя, взяв на руки своего капризного сына. Он знал, что ее реакция немного преувеличена, но осознавал ее полную реальность. Она слишком часто получала отказы от детей Гаррисона, для которых была мачехой.
   – Эшли, он наполовину спит. Он ничего не имел в виду.
   – Я знаю это, – сказала она, но ее губы были сжаты в жесткую линию и руки переплетены на коленях. – Я думаю, нам пора ехать. Ему пора быть дома в постели.
   – Поехали с нами.
   Несколько минут назад она согласилась бы на это. Он чувствовал, что ее сопротивление исчезает. Теперь же она просто сказала:
   – Нет.
   Не было слышно даже тени колебания, которое бы указало, что она раздумывает над другим вариантом ответа. Все, что могло бы произойти между ними, было упущено.
   Удивительно, Кельвин быстро заснул у него на руках. Он хотел передать его Эшли, чтобы иметь возможность вести машину, но знал, что после всего произошедшего она будет не в настроении делать это. Он вздохнул, положил сына обратно на заднее сиденье машины и завел мотор.
   Еще перед тем, как он покинул свое место перед экраном, он положил руки на руль и, уставясь прямо перед собой, сказал:
   – Мы еще поговорим об этом.
   – Здесь не о чем говорить.
   – Эшли, то что я и ты чувствуем друг к другу – это не просто безрассудная страсть, которая пройдет со временем. Я не позволю моему сыну встать между нами.
   – Я чувствую только утомление, – сказала она голосом, в котором ощущалась опустошенность, и Коул понял, что не было смысла продолжать разговор на эту тему в данный момент.
   Но завтра они поговорят о некоторых вещах напрямую.

ГЛАВА 7

   Эшли провела бессонную ночь в борьбе с демонами. Она знала, что неразумно реагировала на отказ Кельвина прошлой ночью. Спящий ребенок даже не понял, кто тянулся к нему. Он автоматически позвал отца. Это совершенно естественная для двухлетнего ребенка, просыпающегося от дурного сна, вещь, тем более рядом с ним давно не было матери, чтобы успокоить. Любая из книг ее матери поведала бы то же самое. Однако все это напомнило ей о тех случаях, когда она тянулась к «хулиганам», отвергавшим все ее потуги к сближению. Это причиняло боль и тогда... и сейчас.
   К несчастью, она не работала оставшуюся часть недели и было достаточно времени, чтобы рассмотреть каждую деталь того, что случилось, и попытаться понять, почему ее реакция была настолько эмоциональной. Ее следующая режиссерская работа должна была начаться только в следующий понедельник, и хотя у нее было несколько дел, которые надо было выполнить заранее, все равно этого было недостаточно, чтобы полностью занять ее мозг. Стоя лицом перед очень утомляющей возможностью – провести часы, анализируя свое поведение, – она решительно положила в сумку еду, сценарий, баночку крема для загара и отправилась на пляж. Это было се любимым местом для размышлений.
 
   Песок под чистым синим небом блестел так, как будто его смешали с блестками. Там и тут он был усеян группками вьющихся пурпурных и желтых диких цветов. Эшли всегда восхищалась их настойчивости. Да и их яркие краски она любила. Воздух был напоен ароматом соленой воды и солнечным светом, был пронизан звуком постоянно ударяющихся о берег волн.
   Она едва успела намазаться кремом, улечься на свое купальное полотенце и закрыть глаза, как потоки ледяной воды потекли по ее спине. С яростным воплем протеста она перевернулась, едва успев прижать развязанный верх своего бикини, и вскочила.
   Ее глаза сначала широко открылись, а потом непокорно сузились.
   –Ты!
   – Привет! – с радостью произнес Коул, не обращая внимания на ее рассерженный тон и яростный оскал. На нем были обтягивающие вытертые джинсы. Он снял рубашку, и его широкие плечи отливали бронзой на солнце. Полоска красных волос на его животе постепенно сужалась у талии и притягивала внимание с чудовищной силой. Эшли постаралась отвести глаза от безумно привлекавшего ее объекта.
   Так как, если бы это было само собой разумеющимся делом, он уселся рядом с ней на песок... Его оценивающий взгляд лениво блуждал по ее наполовину обнаженным грудям. Трясущимися пальцами она пыталась завязать тесемки, но скоро бросила это занятие. Коул взялся за это с радостным блеском в глазах. Он позволил своим пальцам опуститься по ее спине намного ниже, чем это было необходимо. Волна возбуждения пробежала по ее спине. Именно этой реакции она и не хотела бы. Она предпочла бы стоически сносить его прикосновения.
   – Что ты тут делаешь? – сварливо пробурчала Эшли.
   – Ищу тебя.
   – У тебя сломался компьютер где-нибудь поблизости?
   – Лично я не слышал о чем-либо подобном.
   – Ты не можешь управлять фирмой с пляжа.
   – Почему нет? – сказал он, поглаживая телефон, укрепленный на поясе. – Если я буду им нужен, они позвонят. Это одно из преимуществ быть боссом.
   Он вглядывался в нее с любопытством. Удовольствие читалось в его глазах.
   – Почему это тебе внезапно стало интересно, как я управляю своим бизнесом?
   – Мне не интересно, это просто так...
   – Просто ты не хочешь видеть меня после той ночи.
   Она вздохнула.
   – Если быть полностью честной, я не думала, что ты захочешь видеть меня. Я вела себя, как идиотка.
   Он покачал головой.
   – Немного глупо, возможно, но вряд ли «как идиотка». После всего, через что ты прошла со своими приемными детьми, это неудивительно, что ты всегда ожидаешь плохого от малышей. Но, Эшли, ты должна понять, что Кельвин не имеет ничего общего с «хулиганами». Ему нравишься ты. Ты первая, о ком он спрашивает утром. Он даже не помнит, что произошло, когда он проснулся в машине. Это ничего не значит.