Страница:
– Но вы же меня даже не осмотрели! – попытался возмутиться я.
– И не собираюсь. Я, знаете ли, в чудеса не верю. То есть повязку на днёвке, разумеется, поменяем, но ребро ваше срастись никак не могло. Так что, хотите или нет, а побыть моим пациентом ещё несколько дней придется. И не спорьте.
Да уж, характерец у доктора тот ещё, запросто устроит мне неприятности в случае неподчинения, сразу видно. И хоть я формально подчинён непосредственно Остерману или начальнику инженеров Первой армии генералу Трузсону, но наглеть всё-таки не стоит – не «дома». Да и причины особой нет нарываться – ну потрясусь ещё денёк-другой в повозке, невелика жертва с моей стороны. Авось действительно здоровее буду. Правда, эти тряска-жара-мухи уже порядком поддостали…
– Ваше благородие, – подъехал к телеге Спиридон, когда я пообещал Сергею Даниловичу строго следовать всем его указаниям и тот удалился, – разрешите мне с парой ваших минёров ближайший лесок разведать?
– Зачем? – не понял я. – Откуда тут неприятель возьмётся?
– Места тут знатные, – хитро прищурился лесовик, – за часок управимся. Глядишь – какой-никакой приварок к обеду обеспечим. Дозвольте!
Понятно. Язык уже просто физически ощутил вкус щей с грибами, и рот стал наполняться слюной. Но ведь нельзя, зараза!
– На сколько человек наберёте?
– Да уж всему лазарету хватит, не извольте беспокоиться.
– А что будет, когда и остальные запах учуют? Ладно, не поделитесь – понятное дело, этого и для раненых на всех не хватит. Но тогда солдаты только и будут думать на марше, как бы на десяток минут в лесок отвернуть. Не дело это, Спиридон. Отлучаться запрещаю. И не думай.
Насупился мой подчинённый, но возражать не стал и, кивнув, отъехал от повозки. Ничего, подумает – поймёт, что не дело затеял. Мужик толковый, можно сказать, мудрый. А уж следопыт и лучник такой, что и не представить: птиц свободно влёт бьёт, а следы, наверное, даже муравьиные разглядит. И ведь не старый совсем – явно сорока ещё нету…
Ничего – начнём опять своим отрядом колобродить, и грибками, и дичью себя побалуем, а пока потерпеть придётся.
На правах болящего я уже полностью расстегнул мундир, чтобы хоть немного уменьшить дискомфорт от этого изнуряющего зноя. Градусов тридцать пять, не меньше, ну и август выдался в этом году – чисто Турция. А армия пылит и пылит по российским дорогам, делая до полусотни вёрст в сутки. Да с пятикилограммовым ружьём на плече и полуторакилограммовым тесаком у пояса. Да ранец за спиной кило на десять тянет. Мундир же настоящего времени хоть и элегантен, но удобным для дальних переходов его никак не назовёшь.
Ах да! Багратион разрешил на марше расстёгивать крючки воротника и даже верхнюю пуговицу…
Железные люди русские солдаты! Верно Лермонтов писал: «Богатыри – не мы!»
Потихоньку мерное покачивание телеги меня убаюкало, и глаза стали «задраиваться», а потом уснул накрепко.
Проснулся от громового и смутно знакомого голоса:
– Вставайте, граф, вас зовут из подземелья!
Ну, разумеется: кто же ещё может здесь цитировать Остапа Ибрагимовича – протерев свои «иллюминаторы», я увидел улыбающееся лицо Серёги Горского.
Больной бок немедленно высказал своё «фе», когда меня вынесло из телеги на землю, и я поспешил предупредить друга:
– Обнимемся нежно, но без особой страсти – я тут не случайно на колёсах передвигаюсь.
– Ранен? Серьёзно? – забеспокоился Сергей.
– Ерунда, по касательной пуля прошла, но ребро, кажется, треснуло. А тебя где угораздило? – Я показал на шрам, пересекавший лицо моего товарища по нашему невероятному перемещению во времени.
– Год назад на Дунае схлопотал.
– «Георгия» там же получил? – показал я на белый крестик на Серёгином мундире.
– Там. А ты?
– За Неман. Не слышал про эту историю?
– Скажешь тоже! Вся армия в курсе. Я, как только про данный фейерверк узнал, сразу понял, что без тебя не обошлось.
– А какими судьбами вообще твоё благородие во Вторую армию занесло? Я, честно говоря, думал тебя под Смоленском поискать, а тут…
– Его величество случай – еду со своим отрядом и вдруг вижу в телеге знакомую физиономию…
– Слушай, давай я снова в повозку, пока Айболит наш не засёк злостное нарушение «постельного режима», а ты рядом поедешь, а? Если можешь, конечно.
– Увы и ах: «Дан приказ ему на запад…». А тебе в другую сторону… – покачал головой Горский.
– Не понял. Ты что, со своим отрядом Наполеона раздолбать собрался?
– Ну нет, – засмеялся Сергей, – так далеко мои амбиции не заходят, всё проще и банальней – поручено прошерстить окрестные храмы и вывезти православные святыни. Следуем в распоряжение местного руководителя ополчения Лесли.
– Понятненько. Чует моё сердце, что с попами у вас будет проблем поболее, чем с французами. На сколько ты ещё здесь задержаться сможешь?
– Минут на десять самое большее, и буду догонять своих.
Вот блин! Десять минут, а ведь надо столько сказать, о стольком расспросить… Кстати: о чём? Мысли спутались и заплясали, но ни одного вопроса, ни одного важного сообщения в голову не приходило. Вот зараза! Нельзя, что ли, предупредить было? Не нашел ничего умнее, чем брякнуть:
– Сегодня мои спецназовцы по грибы собрались, еле удержал…
– Спецназовцы? – удивлённо поднял брови Сергей.
Я быстренько рассказал о своей группе, на что мой брат по оружию промолвил только:
– Ну что же – дураки мыслят одинаково. Я ведь чем-то подобным командовал в последнее время. Казачков вам в отряд надо бы.
– Само собой. Как только оклемаюсь, буду просить у начальства.
– И вот ещё что, – неожиданно переключился на другую тему Горский, – в лес малыми группами лучше здесь не соваться. Это серьёзно.
– А что так? Договаривай уже, раз начал.
– Несколько разъездов пропало в последние дни. Один нашли. Без офицера. А гусары переколоты. Причём вилами.
– Оба-на! Вот тебе и «дубина войны народной»… Может, мужики их за французов приняли… Хотя бред – не молча же кавалеристы умирали…
– Вот именно. Что там и почему, пока непонятно, но в лес – только серьёзными отрядами.
– В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие, злые крокодилы, – услышал я собственное задумчивое бормотанье.
– Вадик! – обеспокоенно посмотрел на меня Сергей. – Даже думать не смей! Это не шутки.
– Серёж, – начал я потихоньку раздражаться, – ты что, не понимаешь, чем это чревато? С какого это перепугу русские мужики стали русских же солдат на вилы подымать? Причём даже не фуражиров и не в своём родном селе. Не допускаешь мысли, что Боня своих эмиссаров к нам в тыл заслал? А какой бублик им обещан, тоже догадаться не сложно – воля после победы французского императора. Что скажешь?
– Что ты либо здорово поглупел, либо напрочь потерял скромность, – голос Горского был совершенно спокоен. Лицо тоже.
– То есть?
– То есть ты решил, что, кроме тебя, сложить два и два в России никто не способен. И только в твою светлую голову может прийти столь «парадоксальная» версия…
Так мне и надо. Возомнил себя, понимаешь…
– Всерьёз думаешь, – беспощадно продолжал Серёга, – что меня в рейд отправили, чтобы с настоятелями всевозможных культовых учреждений воевать?
– Ладно, хватит! Сам понимаю, что дурака свалял. Мог бы, между прочим, сразу со мной пооткровенней быть.
– Проехали. Только пообещай, что задуманной минуту назад партизанщиной заниматься не будешь. Лады?
– Уговорил. Как там, кстати, насчёт наполеоновских фальшивок, о которых у тебя голова болела при прошлой нашей встрече? Удалось?
– Что знали и могли – сделали, но полную гарантию, сам понимаешь, дать не могу – может, другие люди в другом месте опять начали этим заниматься. Больно уж «вкусные» возможности это сулит… Ладно, Вадь, пора мне – ещё потеряю свой отряд. Удачи и береги себя.
– Ты тоже особо не геройствуй. До встречи!
Мы обнялись, и Серёга птицей взлетел в седло. Оборот, прощальный взмах рукой, и по дороге мерно застучали копыта его жеребца…
Вот это вляпался!
– И не собираюсь. Я, знаете ли, в чудеса не верю. То есть повязку на днёвке, разумеется, поменяем, но ребро ваше срастись никак не могло. Так что, хотите или нет, а побыть моим пациентом ещё несколько дней придется. И не спорьте.
Да уж, характерец у доктора тот ещё, запросто устроит мне неприятности в случае неподчинения, сразу видно. И хоть я формально подчинён непосредственно Остерману или начальнику инженеров Первой армии генералу Трузсону, но наглеть всё-таки не стоит – не «дома». Да и причины особой нет нарываться – ну потрясусь ещё денёк-другой в повозке, невелика жертва с моей стороны. Авось действительно здоровее буду. Правда, эти тряска-жара-мухи уже порядком поддостали…
– Ваше благородие, – подъехал к телеге Спиридон, когда я пообещал Сергею Даниловичу строго следовать всем его указаниям и тот удалился, – разрешите мне с парой ваших минёров ближайший лесок разведать?
– Зачем? – не понял я. – Откуда тут неприятель возьмётся?
– Места тут знатные, – хитро прищурился лесовик, – за часок управимся. Глядишь – какой-никакой приварок к обеду обеспечим. Дозвольте!
Понятно. Язык уже просто физически ощутил вкус щей с грибами, и рот стал наполняться слюной. Но ведь нельзя, зараза!
– На сколько человек наберёте?
– Да уж всему лазарету хватит, не извольте беспокоиться.
– А что будет, когда и остальные запах учуют? Ладно, не поделитесь – понятное дело, этого и для раненых на всех не хватит. Но тогда солдаты только и будут думать на марше, как бы на десяток минут в лесок отвернуть. Не дело это, Спиридон. Отлучаться запрещаю. И не думай.
Насупился мой подчинённый, но возражать не стал и, кивнув, отъехал от повозки. Ничего, подумает – поймёт, что не дело затеял. Мужик толковый, можно сказать, мудрый. А уж следопыт и лучник такой, что и не представить: птиц свободно влёт бьёт, а следы, наверное, даже муравьиные разглядит. И ведь не старый совсем – явно сорока ещё нету…
Ничего – начнём опять своим отрядом колобродить, и грибками, и дичью себя побалуем, а пока потерпеть придётся.
На правах болящего я уже полностью расстегнул мундир, чтобы хоть немного уменьшить дискомфорт от этого изнуряющего зноя. Градусов тридцать пять, не меньше, ну и август выдался в этом году – чисто Турция. А армия пылит и пылит по российским дорогам, делая до полусотни вёрст в сутки. Да с пятикилограммовым ружьём на плече и полуторакилограммовым тесаком у пояса. Да ранец за спиной кило на десять тянет. Мундир же настоящего времени хоть и элегантен, но удобным для дальних переходов его никак не назовёшь.
Ах да! Багратион разрешил на марше расстёгивать крючки воротника и даже верхнюю пуговицу…
Железные люди русские солдаты! Верно Лермонтов писал: «Богатыри – не мы!»
Потихоньку мерное покачивание телеги меня убаюкало, и глаза стали «задраиваться», а потом уснул накрепко.
Проснулся от громового и смутно знакомого голоса:
– Вставайте, граф, вас зовут из подземелья!
Ну, разумеется: кто же ещё может здесь цитировать Остапа Ибрагимовича – протерев свои «иллюминаторы», я увидел улыбающееся лицо Серёги Горского.
Больной бок немедленно высказал своё «фе», когда меня вынесло из телеги на землю, и я поспешил предупредить друга:
– Обнимемся нежно, но без особой страсти – я тут не случайно на колёсах передвигаюсь.
– Ранен? Серьёзно? – забеспокоился Сергей.
– Ерунда, по касательной пуля прошла, но ребро, кажется, треснуло. А тебя где угораздило? – Я показал на шрам, пересекавший лицо моего товарища по нашему невероятному перемещению во времени.
– Год назад на Дунае схлопотал.
– «Георгия» там же получил? – показал я на белый крестик на Серёгином мундире.
– Там. А ты?
– За Неман. Не слышал про эту историю?
– Скажешь тоже! Вся армия в курсе. Я, как только про данный фейерверк узнал, сразу понял, что без тебя не обошлось.
– А какими судьбами вообще твоё благородие во Вторую армию занесло? Я, честно говоря, думал тебя под Смоленском поискать, а тут…
– Его величество случай – еду со своим отрядом и вдруг вижу в телеге знакомую физиономию…
– Слушай, давай я снова в повозку, пока Айболит наш не засёк злостное нарушение «постельного режима», а ты рядом поедешь, а? Если можешь, конечно.
– Увы и ах: «Дан приказ ему на запад…». А тебе в другую сторону… – покачал головой Горский.
– Не понял. Ты что, со своим отрядом Наполеона раздолбать собрался?
– Ну нет, – засмеялся Сергей, – так далеко мои амбиции не заходят, всё проще и банальней – поручено прошерстить окрестные храмы и вывезти православные святыни. Следуем в распоряжение местного руководителя ополчения Лесли.
– Понятненько. Чует моё сердце, что с попами у вас будет проблем поболее, чем с французами. На сколько ты ещё здесь задержаться сможешь?
– Минут на десять самое большее, и буду догонять своих.
Вот блин! Десять минут, а ведь надо столько сказать, о стольком расспросить… Кстати: о чём? Мысли спутались и заплясали, но ни одного вопроса, ни одного важного сообщения в голову не приходило. Вот зараза! Нельзя, что ли, предупредить было? Не нашел ничего умнее, чем брякнуть:
– Сегодня мои спецназовцы по грибы собрались, еле удержал…
– Спецназовцы? – удивлённо поднял брови Сергей.
Я быстренько рассказал о своей группе, на что мой брат по оружию промолвил только:
– Ну что же – дураки мыслят одинаково. Я ведь чем-то подобным командовал в последнее время. Казачков вам в отряд надо бы.
– Само собой. Как только оклемаюсь, буду просить у начальства.
– И вот ещё что, – неожиданно переключился на другую тему Горский, – в лес малыми группами лучше здесь не соваться. Это серьёзно.
– А что так? Договаривай уже, раз начал.
– Несколько разъездов пропало в последние дни. Один нашли. Без офицера. А гусары переколоты. Причём вилами.
– Оба-на! Вот тебе и «дубина войны народной»… Может, мужики их за французов приняли… Хотя бред – не молча же кавалеристы умирали…
– Вот именно. Что там и почему, пока непонятно, но в лес – только серьёзными отрядами.
– В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие, злые крокодилы, – услышал я собственное задумчивое бормотанье.
– Вадик! – обеспокоенно посмотрел на меня Сергей. – Даже думать не смей! Это не шутки.
– Серёж, – начал я потихоньку раздражаться, – ты что, не понимаешь, чем это чревато? С какого это перепугу русские мужики стали русских же солдат на вилы подымать? Причём даже не фуражиров и не в своём родном селе. Не допускаешь мысли, что Боня своих эмиссаров к нам в тыл заслал? А какой бублик им обещан, тоже догадаться не сложно – воля после победы французского императора. Что скажешь?
– Что ты либо здорово поглупел, либо напрочь потерял скромность, – голос Горского был совершенно спокоен. Лицо тоже.
– То есть?
– То есть ты решил, что, кроме тебя, сложить два и два в России никто не способен. И только в твою светлую голову может прийти столь «парадоксальная» версия…
Так мне и надо. Возомнил себя, понимаешь…
– Всерьёз думаешь, – беспощадно продолжал Серёга, – что меня в рейд отправили, чтобы с настоятелями всевозможных культовых учреждений воевать?
– Ладно, хватит! Сам понимаю, что дурака свалял. Мог бы, между прочим, сразу со мной пооткровенней быть.
– Проехали. Только пообещай, что задуманной минуту назад партизанщиной заниматься не будешь. Лады?
– Уговорил. Как там, кстати, насчёт наполеоновских фальшивок, о которых у тебя голова болела при прошлой нашей встрече? Удалось?
– Что знали и могли – сделали, но полную гарантию, сам понимаешь, дать не могу – может, другие люди в другом месте опять начали этим заниматься. Больно уж «вкусные» возможности это сулит… Ладно, Вадь, пора мне – ещё потеряю свой отряд. Удачи и береги себя.
– Ты тоже особо не геройствуй. До встречи!
Мы обнялись, и Серёга птицей взлетел в седло. Оборот, прощальный взмах рукой, и по дороге мерно застучали копыта его жеребца…
Вот это вляпался!
Кажется, скоро стану главным спецом по засадам на переправах во всей армии – чуть что, сразу моей группой дырку затыкают. Правда, на этот раз в бой ввязываться не придётся: на севере, за речкой Касплей, разведка обнаружила какое-то движение противника. Вот и пойми, что это – французы действительно готовят фланговый охват или это блеф, чтобы мы разбросали свои силы. Поэтому наша задача просто наблюдать броды и, в случае, если противник и на самом деле начнёт переправляться, засветить ракетой в небеса и во весь опор отходить на соединение с главными силами.
До реки вёрст тридцать с небольшим, так что часа через полтора-два должны, не особенно напрягаясь, прибыть на место.
Жара уже чуть ослабела, и ехать вполне комфортно, правда, лес справа от дороги здорово давил на психику. И дело даже не в том, что мне рассказал Горский – вообще не люблю ельник, самый мрачный из лесов, пожалуй: самый густой, тёмный и плохо проходимый. Плюс ко всему с негниющим годами буреломом, который постоянно норовит своими растопыренными, частыми и острыми ветками зацепить за одежду или снаряжение.
И хоть продвигались мы по дороге, всё равно густо стоящие ели производили гнетущее впечатление.
До речки оставалось уже совсем немного, когда едущий в авангарде Спиридон встревоженно вскрикнул и показал вперёд: из-за поворота появился весьма неуверенно держащийся на ногах человек, бредущий нам навстречу.
Дружно дали шпоры своим лошадям и через пару минут окружили раненого казака. Правый бок его куртки был в крови, и вертикальное положение донец удерживал с большим трудом. Вернее, когда мы подъехали, силы его практически оставили, колени подогнулись.
– Свои! – счастливо выдохнул раненый. – Помогите, братцы!
Мы моментально послетали с сёдел и подскочили к казаку. Пришлось приказать людям отойти, чтобы иметь свободный «доступ к телу».
– Что случилось-то? – спросил я, опускаясь перед лежащим парнем на колени.
– Не понял я, ваше благородие. Ехали впятером, вдруг из леса несколько мужиков… И сразу палить начали. Сначала мне бок ожгло, а братков до одного с сёдел поснимали – умеют стрелять, сволочи. Я попытался уйти, так умудрились мне булыгой по башке засветить… До сих пор гудит. В общем, сознание из меня вон… Когда очнулся, смотрю – все наши мёртвые лежат, а хорунжего и вовсе нету… – раненый прервался и тяжело задышал.
– Как давно это было?
– Да не знаю я, сколько провалялся. Когда очнулся, станичных осмотрел, да и побрёл по дороге. Вот вас, слава Всевышнему, встретил…
– Понятно. А где?
– Да версты две-три отсюда. Хотя мне показалось все десять.
Ясненько… Явно те, о ком Серёга говорил. А может, уже и их «вторая производная». Надо же – «булыгой засветили», неужто среди русских мужиков пращники имеются? Здравствуй, российская Фронда?
– Малышко, – обратился я к солдату, – останешься со мной, пока я этого перевяжу, а ты, Гаврилыч, с остальными слетайте к месту, посмотрите что там и как. Может, ещё кто живой остался.
– А вы как же тут?.. – засомневался фельдфебель.
– Да не на каждом же шагу засады, – отмахнулся я. – Наиболее опасно как раз там, так что повнимательнее будьте. Четверти часа, вероятно, хватит, чтобы туда-обратно смотаться.
Мой подчинённый не стал спорить и махнул рукой остальным. Те повскакивали в сёдла, и уже через минуту отряд скрылся за поворотом.
Пора заняться раненым. Достав подобие индпакета, стал расстёгивать на нём полукафтан и заметил, что казак уже в полузабытьи. Ну и ладно – мне же легче его бинтовать будет.
– Малышко, возьми его под мышки и приподними.
Пионер молча нагнулся и выполнил приказ.
Кровь уже подсохла и на верхней одежде, и на белье, значит, рана неглубокая…
Мой солдат вздрогнул и стал заваливаться набок. Практически одновременно с этим от леса донёсся звук близкого выстрела.
Чтобы вскочить и обернуться, хватило секунды. Возле деревьев я заметил три фигуры в сером и в облачке расплывающегося дыма.
Потянулся к пистолету, но получил удар по коленным сгибам и пребольно брякнулся спиной и затылком о дорогу. Не успев даже подумать: «Вот тебе и здрасьте!» – почувствовал, как на меня навалилось тело «засланного казачка», и перед лицом блеснул лезвием нож.
– Не дёргайся, благородие, коли жить хочешь!
Физиономия мерзавца была совершенно бесстрастной. Чувствовалось – в случае чего приколет и не поморщится.
Героя из себя выкомаривать смысла не было, поэтому я позволил себя перевернуть, и лжеказак крепко стянул мне запястья за спиной.
– Вставай, пошли!
Легко сказать! Попробуйте встать со связанными за спиной руками из положения «лёжа на пузе». Секунд через двадцать моих трепыханий в пыли бандит за шкирку помог мне принять вертикальное положение и подтолкнул в сторону леса:
– Шагай давай!
Мысли по дороге к опушке лезли в голову насквозь пессимистические. Одно радовало: кажется, вроде убивать не собираются, значит, какие-то шансы остаются. Слышали ли мои ребята выстрел? Вроде бы не очень далеко отъехали, но ведь свернули за лес, может, деревья звук экранируют. Могли и не услышать… Но в любом случае надежда только на них, и в первую очередь, на Спиридона.
Что-то совсем не вдохновляет пребывание в шкуре Шарапова. Правда, выбирать не приходится – моё мнение на этот счёт мало кого интересует.
В подтверждение последнего получил толчок в спину:
– Шевелись!
Ага, нервничают ребята, беспокоятся, чтобы на дороге сейчас никого не показалось. Особенно это было заметно по ожидавшим возле леса мужикам: постоянно вертели головами то в одну сторону, то в другую. Двое из них были уже в возрасте, а один явно недавно шагнул в третий десяток, даже бороды нет, только пушок на щеках. Хотя ружьё перезаряжал именно он, значит, его пуля досталась Малышко. Оставалось надеяться, что солдат только ранен…
Меня разглядывали без особого любопытства, но с лёгким недоумением, вероятно предыдущие пленённые этими гопниками офицеры поначалу громко возмущались в духе «Запорю!», «В железа закую!», «На каторге сгною!» со всевозможными вариациями.
Я молчал не из какого-то особого мужества (честно говоря, мурашки шастали по спине табунами), а просто знал о существовании этой банды и ей подобных. И о их манере действий – солдат убивать, а офицеров брать в плен. Вероятно, чтобы передать наступающим французам, когда те подойдут. Небезвозмездно, по всей вероятности.
С самого начала пути по лесу невольно «заскучал» – если сперва было хоть некоторое подобие тропинки, то после свернули в чащу и пошли сквозь откровенные буреломы. А связанные за спиной руки, превращали передвижение по такой местности в весьма малопривлекательное занятие. Речь даже не о еловых ветках, которые приходилось раздвигать собственной физиономией, – всякой дряни, о которую можно споткнуться, а после приземлиться на неё грудью или лицом, под ногами валялось в преизбыточном количестве. Как я ни разу не шмякнулся по дороге, до сих пор удивляюсь.
И мысли лезли соответствующие по оптимизму: в голове не укладывалось, что Спиридон, в случае чего, сможет найти наши следы в этой чащобе.
Но даже самое неприятное когда-нибудь кончается, потихоньку ельник начал редеть, сосны стали попадаться всё чаще и чаще, твердь под ногами превращалась уже во вполне подходящую для передвижения почву. Соответственно, и мысли занялись не только проблемой сохранения устойчивого положения, но и оценкой имеющейся ситуации.
Вопрос первый: зачем я им нужен?
Ведь Малышко-то они застрелили, хотя он им вроде бы «роднее» меня, «кровопивца-дворянина». Да и Серёга рассказывал, что в подобных случаях убивали именно солдат, а офицеров похищали (пока назовём это так). Вряд ли для того, чтобы предать особо изощрённой казни – я ведь всё-таки не их помещик, на которого они могли бы иметь большой зуб.
Тактическая военная информация этим варнакам тоже ни к чему. Самое разумное действительно предположить, что собираются они сдать нас «победоносным» французам, дабы продемонстрировать свою лояльность и в ожидании некой «морковки» в награду. В виде денег, земли, особого статуса при оккупации или ещё чего-то подобного. А может, и всего вместе. Сами до таких перспектив эти землепашцы вряд ли додумались бы, значит, в нашем тылу действуют вражеские эмиссары. Хотя бы один. Но один – не масштаб для Наполеона, наверняка этих провокаторов немало. Ладно, будем ждать новой информации…
Следующее: чем это чревато непосредственно для меня?
Не убьют. Посадят в какую-нибудь землянку или сарай к другим пленным офицерам – собственной тюрьмы у них не имеется, так что об отдельных камерах рассуждать не приходится. Хотя, возможно, и просто связанным под открытым небом оставят. В этом случае перспективы совсем тусклые. Но будем надеяться на лучшее.
В этом случае достаточно скоро меня вместе с другими передадут доблестным иноземным войскам. А тем самим жрать почти нечего, пленных кормить в последнюю очередь будут… Н-да, ситуёвина…
Но после того как мы вышли на относительно проходимую местность, мозги стали отвлекаться от проблем с форсированием еловых джунглей не только у меня. Ближайший ко мне конвоир, тот самый юноша, что стрелял, вероятно, задумался о том, что пленённый офицер ведёт себя довольно странно: молчит, не возмущается и послушно чапает в указанном направлении.
– Эй, барин, чего молчишь-то? Язык от страха проглотил?
Ну что же, попробуем разжиться какой-никакой информацией.
– А что, ты на мои вопросы отвечать будешь?
– Так смотря что спросишь.
– Тогда для начала объясни, зачем вы это делаете.
– Это тебе потом растолкуют. Моё дело маленькое…
– Ты русский вообще?
– А то как же! Нешто не видно?
– Не видно. Ты, русский, убил русского же солдата, который ничего плохого тебе не сделал. Наоборот, он воюет с врагом, который пришёл с войной в Россию. А ты, значит, этому врагу помогаешь.
– Это вам, господам, француз враг, – нервно отреагировал парень, – а простому люду он волю даст, понял?!
– И кто же тебе такую глупость пообещал? – Ну что же, значит, я не ошибся в своих предположениях.
– Кто надо, тот и пообещал, – огрызнулся разбойник, – и совсем это даже не глупость, нам бумагу от самого французского императора показывали.
Во наивняк! Как же просто облапошить некоторых…
– А ты что, по-французски читать умеешь или Бонапартий специально для вас на русском написал?
– Неграмотные мы, – слегка смутился мой конвоир, – да только тому, кто нам эту бумагу читал, верить можно. Нешто свой своих обманывать будет?
Любопытно, что это за «свой», но в лоб спрашивать не стоит…
– А не зазорно тебе будет антихристу служить?
– Какому такому антихристу? – удивлённо посмотрел на меня парень.
– А ты не знаешь, что французского императора церковь анафеме предала?
– Врёшь!..
– А ну, замолкни, капитан! – раздался из-за спины голос фальшивого казака. – Неча тут разглагольствовать. Говорить будешь, когда спросят.
Пришлось послушно заткнуться – этот явно шутить не будет, а мне здоровье ещё пригодится.
По дороге потихоньку стали попадаться берёзки и ольха, вероятно, мы приближались к водоёму. Заросли лиственных деревьев становились всё более густыми, но зато имелась вполне приличная тропинка. Кажется, мы приближались к месту стоянки бандитов. Косвенно это подтверждалось и тем, что мужики уже совершенно спокойно стали общаться между собой в голос. Не ошибся: метров пятьдесят по зарослям, и вырулили на приличных размеров поляну на берегу небольшой речушки. На месте находилось ещё пятеро. Если это все, то невелика банда. К тому же охранения нет – мы, повторяю, вышли к бивуачному костру сразу, никого не встретив на ближних подступах. Натуральные крестьяне. Даже до приличных партизан по организации не дотягивают. Хотя не мне, дураку, вляпавшемуся так глупо, рассуждать о недостатках организации службы у кого-то другого.
Значит, всего их пока девять человек. Мои ребята, разумеется, разнесли бы это осиное гнездо, не сильно напрягаясь, только залп четырёх штуцеров и двух луков отправил бы шестерых немедленно вдыхать ароматы преисподней… Но мечтать об этом совершенно несвоевременно – самому бы уцелеть…
– Принимай ещё одного офицерика, старшой! – обратился «казачок» к подходившему к нам мужчине.
Вот те нате!.. На каком маленьком глобусе приходится жить!
Сначала солнце светило в глаза, и я мог видеть только надвигающийся силуэт, но когда главарь подошёл поближе, стало вполне различимо лицо господина Кнурова.
Улыбающееся лицо. Препоганенько улыбающееся.
Псковский дворянчик, естественно, не имел уже того лоска, который присутствовал при нашей предыдущей встрече – жизнь в лесу не способствует. И бородку отпустил, хоть и аккуратно подстриженную, и костюмчик уже не тот, но в целом по осанке и движениям всё равно чувствовался аристократ.
– Рад вас приветствовать в нашей скромной обители, господин Демидов! – кривая ухмылка весьма ярко проиллюстрировала его радость. Радость, не сулившую мне ничего хорошего. Да и наивно было ожидать чего-то другого от этого негодяя. Так что, судя по всему, моё беспокойство относительно тягот и лишений французского плена излишне – не доживу. Не для того мерзавец вознамерился меня похитить в Петербурге, чтобы пряниками накормить. А уж теперь, после провала той затеи…
– Не могу сказать, что рад встрече, – ответил я, – но удивлён немало.
Чёрт! А ведь голосок-то подрагивает. К вящему удовольствию моего собеседника. Всё-таки не являюсь эпическим героем, и страх за сохранность родного организма даёт о себе знать.
– А что так? – не преминул поиздеваться Кнуров. – Вот я, например, весьма рад, что наконец-то пересеклись наши пути-дорожки.
– И особенно тому, что при этом у меня связаны руки. Если бы не это, вряд ли подобная ситуация вас обрадовала. Особенно при наличии у меня шпаги и отсутствии за вашей спиной этих мужиков.
Вот оно мне надо было? На фига, спрашивается, в таком положении нарываться? Хотя и некоторый окорот всё-таки дать стоило. И искажённое ненавистью, с примесью стыда за прошлое, лицо негодяя послужило хоть каким-то утешением за оплеуху, которую я немедленно схлопотал.
– Заткнись, гадина! – прошипел этот подонок. – Смелый, да? Ничего, скоро ты будешь лизать мои сапоги, умоляя о быстрой смерти.
Сюр какой-то, честное слово. Он что, тоже из двадцатого века? Так и шпарит штампами из американских боевиков.
– Не будет тебе поединка. Я не считаю тебя равным. Умрёшь, как мразь, в грязи и крови, и я обязательно досмотрю это до самого конца.
А ведь у пациента явно психика не в порядке. Нет, я понимаю, что поводов испытывать ко мне нежные чувства у него не имеется, но чтобы опускаться до такой животной ненависти… Хотя, почему «животной»? Животные как раз убивают без ненависти и издевательств, с чисто утилитарными целями. Пытки и садизм – изобретение гомо сапиенсов…
– Ну, чего молчишь-то? – кажется, этот псих начал слегка успокаиваться.
– Могу и не молчать. – Голос, к моему удивлению, перестал подрагивать. – Вопрос можно?
– Спрашивай.
– Как случилось, что русский дворянин с компанией мужиков воюет против своей родины?
– Родины? – Кнуров говорил уже практически спокойно. То есть внутреннее напряжение чувствовалось, но он очень старался сдерживать эмоции. – А нет у меня теперь родины. Та Россия, в которой я был дворянином, теперь считает меня преступником и всеми силами старается упечь на каторгу. Отец выгнал меня из дома, проклял и лишил наследства. Я вынужден скрываться по лесам в компании быдла. Мои имения и счета арестованы и отошли в казну. А из-за кого всё это произошло, знаешь?
– Догадываюсь. Считаешь, что виноват я, – попробовал тоже перейти на «ты» – вроде прошло, возмущений не последовало.
– А кто же ещё? Всё из-за тебя, сволочь! Если бы не ты… – этот ненормальный снова стал сам себя накручивать, и эмоции опять попёрли из него дружными косяками. Вон – даже дыхание перехватило. Надо же так ненавидеть!
– И в чём это я виноват? – понятно, что никакой логикой этого упёртого не проймёшь, но не молчать же. – В том, что лучше владею шпагой и не дал убить себя на дуэли? В том, что не убил тебя тогда, хотя это было сделать очень легко? Что не позволил себя похитить в Петербурге твоим нукерам?
– Заткнись! – Лицо Кнурова стало наливаться кровью. – Не пытайся заниматься словоблудием – не поможет. Если бы не ты, то я сейчас пребывал бы в своём имении, а не прятался от полиции по лесам, как затравленный зверь. Будешь спорить?
Спорить трудно. Это называется «клин». Хотя в принципе понятно – не себя же, любимого, винить в собственных несчастьях. Значительно комфортней придумать кого-то виноватого. Он явно совершенно искренне считает меня своим злым гением, злобно разрушившим спокойное и безмятежное течение столь приятной и беспроблемной жизни. Слабак. Но от этого не легче.
– Спорить не буду – бесполезно, тебя всё равно не переубедишь. Но можно ненавидеть меня, при чём здесь убитые твоими людьми солдаты? – на самом деле я прекрасно понимал зачем, однако очень уж хотелось загнать этого негодяя в угол. Хотя бы в споре. Но… Думаете, он хоть чуточку смутился? Ни разу. Даже хохотнул, презрительно глянув на задавшего такой дурацкий вопрос.
До реки вёрст тридцать с небольшим, так что часа через полтора-два должны, не особенно напрягаясь, прибыть на место.
Жара уже чуть ослабела, и ехать вполне комфортно, правда, лес справа от дороги здорово давил на психику. И дело даже не в том, что мне рассказал Горский – вообще не люблю ельник, самый мрачный из лесов, пожалуй: самый густой, тёмный и плохо проходимый. Плюс ко всему с негниющим годами буреломом, который постоянно норовит своими растопыренными, частыми и острыми ветками зацепить за одежду или снаряжение.
И хоть продвигались мы по дороге, всё равно густо стоящие ели производили гнетущее впечатление.
До речки оставалось уже совсем немного, когда едущий в авангарде Спиридон встревоженно вскрикнул и показал вперёд: из-за поворота появился весьма неуверенно держащийся на ногах человек, бредущий нам навстречу.
Дружно дали шпоры своим лошадям и через пару минут окружили раненого казака. Правый бок его куртки был в крови, и вертикальное положение донец удерживал с большим трудом. Вернее, когда мы подъехали, силы его практически оставили, колени подогнулись.
– Свои! – счастливо выдохнул раненый. – Помогите, братцы!
Мы моментально послетали с сёдел и подскочили к казаку. Пришлось приказать людям отойти, чтобы иметь свободный «доступ к телу».
– Что случилось-то? – спросил я, опускаясь перед лежащим парнем на колени.
– Не понял я, ваше благородие. Ехали впятером, вдруг из леса несколько мужиков… И сразу палить начали. Сначала мне бок ожгло, а братков до одного с сёдел поснимали – умеют стрелять, сволочи. Я попытался уйти, так умудрились мне булыгой по башке засветить… До сих пор гудит. В общем, сознание из меня вон… Когда очнулся, смотрю – все наши мёртвые лежат, а хорунжего и вовсе нету… – раненый прервался и тяжело задышал.
– Как давно это было?
– Да не знаю я, сколько провалялся. Когда очнулся, станичных осмотрел, да и побрёл по дороге. Вот вас, слава Всевышнему, встретил…
– Понятно. А где?
– Да версты две-три отсюда. Хотя мне показалось все десять.
Ясненько… Явно те, о ком Серёга говорил. А может, уже и их «вторая производная». Надо же – «булыгой засветили», неужто среди русских мужиков пращники имеются? Здравствуй, российская Фронда?
– Малышко, – обратился я к солдату, – останешься со мной, пока я этого перевяжу, а ты, Гаврилыч, с остальными слетайте к месту, посмотрите что там и как. Может, ещё кто живой остался.
– А вы как же тут?.. – засомневался фельдфебель.
– Да не на каждом же шагу засады, – отмахнулся я. – Наиболее опасно как раз там, так что повнимательнее будьте. Четверти часа, вероятно, хватит, чтобы туда-обратно смотаться.
Мой подчинённый не стал спорить и махнул рукой остальным. Те повскакивали в сёдла, и уже через минуту отряд скрылся за поворотом.
Пора заняться раненым. Достав подобие индпакета, стал расстёгивать на нём полукафтан и заметил, что казак уже в полузабытьи. Ну и ладно – мне же легче его бинтовать будет.
– Малышко, возьми его под мышки и приподними.
Пионер молча нагнулся и выполнил приказ.
Кровь уже подсохла и на верхней одежде, и на белье, значит, рана неглубокая…
Мой солдат вздрогнул и стал заваливаться набок. Практически одновременно с этим от леса донёсся звук близкого выстрела.
Чтобы вскочить и обернуться, хватило секунды. Возле деревьев я заметил три фигуры в сером и в облачке расплывающегося дыма.
Потянулся к пистолету, но получил удар по коленным сгибам и пребольно брякнулся спиной и затылком о дорогу. Не успев даже подумать: «Вот тебе и здрасьте!» – почувствовал, как на меня навалилось тело «засланного казачка», и перед лицом блеснул лезвием нож.
– Не дёргайся, благородие, коли жить хочешь!
Физиономия мерзавца была совершенно бесстрастной. Чувствовалось – в случае чего приколет и не поморщится.
Героя из себя выкомаривать смысла не было, поэтому я позволил себя перевернуть, и лжеказак крепко стянул мне запястья за спиной.
– Вставай, пошли!
Легко сказать! Попробуйте встать со связанными за спиной руками из положения «лёжа на пузе». Секунд через двадцать моих трепыханий в пыли бандит за шкирку помог мне принять вертикальное положение и подтолкнул в сторону леса:
– Шагай давай!
Мысли по дороге к опушке лезли в голову насквозь пессимистические. Одно радовало: кажется, вроде убивать не собираются, значит, какие-то шансы остаются. Слышали ли мои ребята выстрел? Вроде бы не очень далеко отъехали, но ведь свернули за лес, может, деревья звук экранируют. Могли и не услышать… Но в любом случае надежда только на них, и в первую очередь, на Спиридона.
Что-то совсем не вдохновляет пребывание в шкуре Шарапова. Правда, выбирать не приходится – моё мнение на этот счёт мало кого интересует.
В подтверждение последнего получил толчок в спину:
– Шевелись!
Ага, нервничают ребята, беспокоятся, чтобы на дороге сейчас никого не показалось. Особенно это было заметно по ожидавшим возле леса мужикам: постоянно вертели головами то в одну сторону, то в другую. Двое из них были уже в возрасте, а один явно недавно шагнул в третий десяток, даже бороды нет, только пушок на щеках. Хотя ружьё перезаряжал именно он, значит, его пуля досталась Малышко. Оставалось надеяться, что солдат только ранен…
Меня разглядывали без особого любопытства, но с лёгким недоумением, вероятно предыдущие пленённые этими гопниками офицеры поначалу громко возмущались в духе «Запорю!», «В железа закую!», «На каторге сгною!» со всевозможными вариациями.
Я молчал не из какого-то особого мужества (честно говоря, мурашки шастали по спине табунами), а просто знал о существовании этой банды и ей подобных. И о их манере действий – солдат убивать, а офицеров брать в плен. Вероятно, чтобы передать наступающим французам, когда те подойдут. Небезвозмездно, по всей вероятности.
С самого начала пути по лесу невольно «заскучал» – если сперва было хоть некоторое подобие тропинки, то после свернули в чащу и пошли сквозь откровенные буреломы. А связанные за спиной руки, превращали передвижение по такой местности в весьма малопривлекательное занятие. Речь даже не о еловых ветках, которые приходилось раздвигать собственной физиономией, – всякой дряни, о которую можно споткнуться, а после приземлиться на неё грудью или лицом, под ногами валялось в преизбыточном количестве. Как я ни разу не шмякнулся по дороге, до сих пор удивляюсь.
И мысли лезли соответствующие по оптимизму: в голове не укладывалось, что Спиридон, в случае чего, сможет найти наши следы в этой чащобе.
Но даже самое неприятное когда-нибудь кончается, потихоньку ельник начал редеть, сосны стали попадаться всё чаще и чаще, твердь под ногами превращалась уже во вполне подходящую для передвижения почву. Соответственно, и мысли занялись не только проблемой сохранения устойчивого положения, но и оценкой имеющейся ситуации.
Вопрос первый: зачем я им нужен?
Ведь Малышко-то они застрелили, хотя он им вроде бы «роднее» меня, «кровопивца-дворянина». Да и Серёга рассказывал, что в подобных случаях убивали именно солдат, а офицеров похищали (пока назовём это так). Вряд ли для того, чтобы предать особо изощрённой казни – я ведь всё-таки не их помещик, на которого они могли бы иметь большой зуб.
Тактическая военная информация этим варнакам тоже ни к чему. Самое разумное действительно предположить, что собираются они сдать нас «победоносным» французам, дабы продемонстрировать свою лояльность и в ожидании некой «морковки» в награду. В виде денег, земли, особого статуса при оккупации или ещё чего-то подобного. А может, и всего вместе. Сами до таких перспектив эти землепашцы вряд ли додумались бы, значит, в нашем тылу действуют вражеские эмиссары. Хотя бы один. Но один – не масштаб для Наполеона, наверняка этих провокаторов немало. Ладно, будем ждать новой информации…
Следующее: чем это чревато непосредственно для меня?
Не убьют. Посадят в какую-нибудь землянку или сарай к другим пленным офицерам – собственной тюрьмы у них не имеется, так что об отдельных камерах рассуждать не приходится. Хотя, возможно, и просто связанным под открытым небом оставят. В этом случае перспективы совсем тусклые. Но будем надеяться на лучшее.
В этом случае достаточно скоро меня вместе с другими передадут доблестным иноземным войскам. А тем самим жрать почти нечего, пленных кормить в последнюю очередь будут… Н-да, ситуёвина…
Но после того как мы вышли на относительно проходимую местность, мозги стали отвлекаться от проблем с форсированием еловых джунглей не только у меня. Ближайший ко мне конвоир, тот самый юноша, что стрелял, вероятно, задумался о том, что пленённый офицер ведёт себя довольно странно: молчит, не возмущается и послушно чапает в указанном направлении.
– Эй, барин, чего молчишь-то? Язык от страха проглотил?
Ну что же, попробуем разжиться какой-никакой информацией.
– А что, ты на мои вопросы отвечать будешь?
– Так смотря что спросишь.
– Тогда для начала объясни, зачем вы это делаете.
– Это тебе потом растолкуют. Моё дело маленькое…
– Ты русский вообще?
– А то как же! Нешто не видно?
– Не видно. Ты, русский, убил русского же солдата, который ничего плохого тебе не сделал. Наоборот, он воюет с врагом, который пришёл с войной в Россию. А ты, значит, этому врагу помогаешь.
– Это вам, господам, француз враг, – нервно отреагировал парень, – а простому люду он волю даст, понял?!
– И кто же тебе такую глупость пообещал? – Ну что же, значит, я не ошибся в своих предположениях.
– Кто надо, тот и пообещал, – огрызнулся разбойник, – и совсем это даже не глупость, нам бумагу от самого французского императора показывали.
Во наивняк! Как же просто облапошить некоторых…
– А ты что, по-французски читать умеешь или Бонапартий специально для вас на русском написал?
– Неграмотные мы, – слегка смутился мой конвоир, – да только тому, кто нам эту бумагу читал, верить можно. Нешто свой своих обманывать будет?
Любопытно, что это за «свой», но в лоб спрашивать не стоит…
– А не зазорно тебе будет антихристу служить?
– Какому такому антихристу? – удивлённо посмотрел на меня парень.
– А ты не знаешь, что французского императора церковь анафеме предала?
– Врёшь!..
– А ну, замолкни, капитан! – раздался из-за спины голос фальшивого казака. – Неча тут разглагольствовать. Говорить будешь, когда спросят.
Пришлось послушно заткнуться – этот явно шутить не будет, а мне здоровье ещё пригодится.
По дороге потихоньку стали попадаться берёзки и ольха, вероятно, мы приближались к водоёму. Заросли лиственных деревьев становились всё более густыми, но зато имелась вполне приличная тропинка. Кажется, мы приближались к месту стоянки бандитов. Косвенно это подтверждалось и тем, что мужики уже совершенно спокойно стали общаться между собой в голос. Не ошибся: метров пятьдесят по зарослям, и вырулили на приличных размеров поляну на берегу небольшой речушки. На месте находилось ещё пятеро. Если это все, то невелика банда. К тому же охранения нет – мы, повторяю, вышли к бивуачному костру сразу, никого не встретив на ближних подступах. Натуральные крестьяне. Даже до приличных партизан по организации не дотягивают. Хотя не мне, дураку, вляпавшемуся так глупо, рассуждать о недостатках организации службы у кого-то другого.
Значит, всего их пока девять человек. Мои ребята, разумеется, разнесли бы это осиное гнездо, не сильно напрягаясь, только залп четырёх штуцеров и двух луков отправил бы шестерых немедленно вдыхать ароматы преисподней… Но мечтать об этом совершенно несвоевременно – самому бы уцелеть…
– Принимай ещё одного офицерика, старшой! – обратился «казачок» к подходившему к нам мужчине.
Вот те нате!.. На каком маленьком глобусе приходится жить!
Сначала солнце светило в глаза, и я мог видеть только надвигающийся силуэт, но когда главарь подошёл поближе, стало вполне различимо лицо господина Кнурова.
Улыбающееся лицо. Препоганенько улыбающееся.
Псковский дворянчик, естественно, не имел уже того лоска, который присутствовал при нашей предыдущей встрече – жизнь в лесу не способствует. И бородку отпустил, хоть и аккуратно подстриженную, и костюмчик уже не тот, но в целом по осанке и движениям всё равно чувствовался аристократ.
– Рад вас приветствовать в нашей скромной обители, господин Демидов! – кривая ухмылка весьма ярко проиллюстрировала его радость. Радость, не сулившую мне ничего хорошего. Да и наивно было ожидать чего-то другого от этого негодяя. Так что, судя по всему, моё беспокойство относительно тягот и лишений французского плена излишне – не доживу. Не для того мерзавец вознамерился меня похитить в Петербурге, чтобы пряниками накормить. А уж теперь, после провала той затеи…
– Не могу сказать, что рад встрече, – ответил я, – но удивлён немало.
Чёрт! А ведь голосок-то подрагивает. К вящему удовольствию моего собеседника. Всё-таки не являюсь эпическим героем, и страх за сохранность родного организма даёт о себе знать.
– А что так? – не преминул поиздеваться Кнуров. – Вот я, например, весьма рад, что наконец-то пересеклись наши пути-дорожки.
– И особенно тому, что при этом у меня связаны руки. Если бы не это, вряд ли подобная ситуация вас обрадовала. Особенно при наличии у меня шпаги и отсутствии за вашей спиной этих мужиков.
Вот оно мне надо было? На фига, спрашивается, в таком положении нарываться? Хотя и некоторый окорот всё-таки дать стоило. И искажённое ненавистью, с примесью стыда за прошлое, лицо негодяя послужило хоть каким-то утешением за оплеуху, которую я немедленно схлопотал.
– Заткнись, гадина! – прошипел этот подонок. – Смелый, да? Ничего, скоро ты будешь лизать мои сапоги, умоляя о быстрой смерти.
Сюр какой-то, честное слово. Он что, тоже из двадцатого века? Так и шпарит штампами из американских боевиков.
– Не будет тебе поединка. Я не считаю тебя равным. Умрёшь, как мразь, в грязи и крови, и я обязательно досмотрю это до самого конца.
А ведь у пациента явно психика не в порядке. Нет, я понимаю, что поводов испытывать ко мне нежные чувства у него не имеется, но чтобы опускаться до такой животной ненависти… Хотя, почему «животной»? Животные как раз убивают без ненависти и издевательств, с чисто утилитарными целями. Пытки и садизм – изобретение гомо сапиенсов…
– Ну, чего молчишь-то? – кажется, этот псих начал слегка успокаиваться.
– Могу и не молчать. – Голос, к моему удивлению, перестал подрагивать. – Вопрос можно?
– Спрашивай.
– Как случилось, что русский дворянин с компанией мужиков воюет против своей родины?
– Родины? – Кнуров говорил уже практически спокойно. То есть внутреннее напряжение чувствовалось, но он очень старался сдерживать эмоции. – А нет у меня теперь родины. Та Россия, в которой я был дворянином, теперь считает меня преступником и всеми силами старается упечь на каторгу. Отец выгнал меня из дома, проклял и лишил наследства. Я вынужден скрываться по лесам в компании быдла. Мои имения и счета арестованы и отошли в казну. А из-за кого всё это произошло, знаешь?
– Догадываюсь. Считаешь, что виноват я, – попробовал тоже перейти на «ты» – вроде прошло, возмущений не последовало.
– А кто же ещё? Всё из-за тебя, сволочь! Если бы не ты… – этот ненормальный снова стал сам себя накручивать, и эмоции опять попёрли из него дружными косяками. Вон – даже дыхание перехватило. Надо же так ненавидеть!
– И в чём это я виноват? – понятно, что никакой логикой этого упёртого не проймёшь, но не молчать же. – В том, что лучше владею шпагой и не дал убить себя на дуэли? В том, что не убил тебя тогда, хотя это было сделать очень легко? Что не позволил себя похитить в Петербурге твоим нукерам?
– Заткнись! – Лицо Кнурова стало наливаться кровью. – Не пытайся заниматься словоблудием – не поможет. Если бы не ты, то я сейчас пребывал бы в своём имении, а не прятался от полиции по лесам, как затравленный зверь. Будешь спорить?
Спорить трудно. Это называется «клин». Хотя в принципе понятно – не себя же, любимого, винить в собственных несчастьях. Значительно комфортней придумать кого-то виноватого. Он явно совершенно искренне считает меня своим злым гением, злобно разрушившим спокойное и безмятежное течение столь приятной и беспроблемной жизни. Слабак. Но от этого не легче.
– Спорить не буду – бесполезно, тебя всё равно не переубедишь. Но можно ненавидеть меня, при чём здесь убитые твоими людьми солдаты? – на самом деле я прекрасно понимал зачем, однако очень уж хотелось загнать этого негодяя в угол. Хотя бы в споре. Но… Думаете, он хоть чуточку смутился? Ни разу. Даже хохотнул, презрительно глянув на задавшего такой дурацкий вопрос.