Технологический прогресс широко раздвинул возможности человека и, соответственно, потенциально доступные его взгляду горизонты. Но охватить их взглядом оказалось под силу представителям далеко не всех социумов.
   Практически вся общественная энергия промышленно развитых стран уходила на гонку за прибылью либо на защиту минимально необходимых, насущных интересов трудящихся от алчности ведущих эту гонку капиталистов.
   Традиционные же общества беспощадно порабощались, и их творческая энергия также почти целиком уходила на национальное самосознание и освобождение (либо на встраивание местных капиталистов и представителей власти в международную систему ограбления своих стран).
   Поэтому передовые позиции в осмыслении массового технологического рывка, совершенного человечеством в последней четверти XIX – начале XX века, заняла Россия – страна, находящаяся в промежуточном положении между двумя описанными категориями.
   С одной стороны, бурное развитие капитализма сопровождалось широким внедрением технологических новаций, в том числе и национальным капиталом, так что общие для развитых стран того времени тенденции – включая рывок в развитии – затронули Россию в полной мере.
   С другой стороны, наше общество, во многом оставаясь традиционным, отнюдь не было только объектом внешней эксплуатации; оно оказалось достаточно сильным для сохранения своего суверенитета. Поэтому, избавленное от необходимости концентрировать все свои силы на борьбе за независимость, оно сохранило свободу рассуждать о долгосрочных, а не только текущих задачах и закономерностях своего развития.
   Эта погруженность в мейнстрим тогдашнего развития человечества в сочетании с возможностью отстраниться от него и посмотреть на него извне, глазами традиционного общества оказалась счастливо дополненной высокоразвитой культурой, относительно высоким для того времени уровнем образования и глубоким общественным уважением к философским изысканиям.
   Результатом сочетания этих факторов стал русский космизм – наиболее передовая философская школа того времени (а во многих аспектах и современности), глубоко, фундаментально и комплексно осмысливавшая задачи развития всего человечества, рассматривавшая его как неотъемлемую часть общих для всего мироздания, космических по своим масштабам (откуда и возникло название философского течения) процессов.
   Исключительно характерным для космистов был подход первого русского физика-теоретика Н. А. Умова (1846–1915), который на основании ничтожнейшего в относительном выражении присутствия живой материи во Вселенной и исключительной сложности этой материи считал самостоятельное возникновение жизни совершенно маловероятным событием. По Умову, это событие смогло осуществиться только потому, что это произошло не в «ограниченной материальной системе» нашей планеты, а «в системе беспредельной», каковой является весь космос. Таким образом, по мысли русского космиста, вся Вселенная каким-то пока неизведанным нами образом «работала» на это великое рождение, способствуя ему и создав невероятно сложное, уникальное сочетание факторов в одном месте.
   Однако главная, определяющая особенность русского космизма заключалась не в широте взгляда, а в совершенно четко и определенно выражаемой идее активной эволюции: объективной необходимости и даже неизбежности наступления качественно нового, сознательного этапа развития мироздания, на котором человечество будет направлять его в соответствии с представлениями своего разума и требованиями нравственного чувства.
   По сути дела, космизм кардинально по сравнению со своими философскими предшественниками расширял «права» сознательно-духовных сил, предвидя необходимость и даже неизбежность сознательного одухотворения всего мира, в том числе и считавшейся необратимо «косной» материи. Сознательное управление мирозданием возможно лишь при помощи его одухотворения – эта формула позволила русским космистам гармонично объединить внимание к Земле, биосфере и космосу с глубочайшими интересами отдельно взятой личности.
   Среди русских космистов – такие выдающиеся ученые, как B. И. Вернадский, К. Э. Циолковский, Л. А. Чижевский, миколог Н. А. Наумов, такие философы, как В. С. Соловьев, Н. А. Бердяев, C. Н. Булгаков, П. А. Флоренский, великий художник и философ Н. К. Рерих и многие-многие другие – вплоть до наших современников.
   Русский космизм остается живым, развивающимся учением. Так, подлинный прорыв в осмыслении его тематики осуществил в конце 60-х годов ХХ века длительное время возглавлявший белорусскую Академию наук В. Ф. Купревич, предположивший, что смерть является не более чем приспособительным средством, выработанным в процессе эволюции для более быстрого совершенствования вида под действием естественного отбора.
   С этой точки зрения в человеке смерть как механизм совершенствования вида полностью исчерпывает себя, так как в действие вступает качественно новая сила значительно более быстрого и эффективного самосовершенствования – разум, по своей сути требующий бесконечного личностного совершенствования. Индивидуализация разума превращает смену поколений, а с ним и саму смерть, в анахронизм.
   Породив сознание, природа создает тем самым предпосылки для прекращения процесса стихийного естественного отбора и, соответственно, ликвидации смерти как биологического явления. Принципиально важно, что для Купревича как истинного космиста достижение бессмертия ни в коей мере не является самоцелью – это всего лишь средство постижения пространства и времени, инструмент достижения человеком подлинной гармонии с ними.
   Однако, несмотря на целую плеяду блистательных философов и ученых, воспринявших и развивших идеи русского космизма, у его истоков стоял один-единственный человек – тишайший московский библиотекарь, «искатель истины» Н. Ф. Федоров.
«Московский Сократ»
   Рождением и жизнью Федорова оправдано тысячелетнее существование России.
   А. Л. Волынский, 1926–1963, искусствовед, идеолог модернизма
 
   Н. Ф. Федоров родился в 1829 году в селе Ключи Тамбовской губернии. Как внебрачный сын князя П. И. Гагарина получил фамилию крестного отца. В связи со смертью дяди, бравшего на себя образовательные расходы, был вынужден прервать продолжавшееся в итоге лишь три года обучение на юридическом факультете Ришельевского лицея в Одессе, после чего 15 лет работал преподавателем истории и географии в уездных городах.
   В середине 60-х годов познакомился с одним из преподавателей в яснополянской школе Л. Н. Толстого; из-за чего был арестован по делу Каракозова, но через три недели освобожден.
   В 1867 году оставил Боровское уездное училище, в котором преподавал, и пешком ушел в Москву, где спустя два года устроился помощником библиотекаря; через пять лет стал библиотекарем и работал в этом качестве до конца жизни. Во время своей службы в библиотеке Румянцевского музея (1874–1899 годы) Н. Ф. Федоров не только первым составил систематический каталог книг, но и организовал постоянно действующий дискуссионный клуб, который посещали многие выдающиеся его современники.
   В 1870-е годы Н. Ф. Федоров был немного знаком со считавшим его «изумительным философом» Циолковским (жившим тогда на хлебе и воде и самостоятельно изучавшим физику и математику) и, по воспоминаниям последнего, собирался включить его в число материально поддерживаемых молодых людей.
   В 1878 году с учением Н. Ф. Федорова в пересказе ознакомился Достоевский; в 80-х и 90-х годах философ регулярно общался с Л. Н. Толстым и В. Л. Соловьевым. Последний называл его «дорогим учителем» и считал его учение «первым движением вперед человеческого духа по пути Христову». Религиозный философ В. Ильин считал его великим святым своего времени, сравнивая с Серафимом Саровским.
   Н. Ф. Федоров был глубоко религиозным человеком, вел аскетическую жизнь, сознательно старался не владеть никаким имуществом, значительную часть зарплаты раздавал своим «стипендиатам», отказываясь при этом от прибавок к ней; категорически не желал фотографироваться и не позволял рисовать свои портреты.
   Он не писал книг и статей, подобно Сократу излагая свои мысли ученикам во время бесед с ними; после его смерти ученики собрали свои воспоминания о его взглядах в двухтомник «Философия общего дела», вышедший тиражом в несколько сотен экземпляров и сразу же ставший библиографической редкостью (тем не менее С. П. Королев сумел внимательно изучить его).
   Н. Ф. Федоров, обладая хорошим здоровьем, всегда ходил пешком. В декабре 1903 года в сильный мороз его уговорили надеть шубу и поехать в экипаже; он заболел воспалением легких и умер.
   Сознавая внутреннюю направленность природной эволюции ко все большему усложнению и к появлению сознания, Н. Ф. Федоров полагает, что человечество как носитель этого сознания призвано овладеть природными, стихийными силами как вне, так и внутри себя, придав развитию Вселенной осмысленный и одухотворенный характер.
   Эта миссия у Н. Ф. Федорова (в отличие, например, от «чистейшего материалиста» К. Э. Циолковского) носит выраженный религиозный характер. Н. Ф. Федоров полагает, что после искупления Христом первородного греха дальнейшее спасение людей и окружающего мира целиком зависит от них самих, ведь им открылась возможность и способность сделаться орудием реализации божественной воли в деле спасения мира, в том числе самих себя.
   Сознательное управление эволюцией и всем развитием Вселенной ради одухотворения мира достижимо, по мысли Н. Ф. Федорова, последовательным решением цепочки задач. Среди них следует выделить регулирование сначала «метеорических», то есть околоземных, а затем и космических явлений; превращение стихийно-разрушительного хода природных сил в сознательно направленный; создание нового типа организации общества – «психократии» на основе осознания всеобщего родства.
   Преградой на этом пути Н. Ф. Федоров видит две ключевые «ограниченности» человека: «Ограниченность в пространстве препятствует повсеместному действию разумных существ во все миры Вселенной, а ограниченность во времени – смертность – одновременному действию поколений разумных существ на всю Вселенную». Первое ограничение – пространственное, «прикрепленность» к Земле – должно быть преодолено активным освоением космоса и расселением человечества в нем, обретением способности к «бесконечному перемещению», второе ограничение, смертность – завоеванием бессмертия, воскрешением погибших и умерших.
   Достижение бессмертия возможно исключительно за счет преодоления изолированности Земли от космоса при одновременном его регулировании.
   Для достижения этой грандиозной цели Н. Ф. Федоров призывает ко всеобщему познанию и труду в пределах имеющихся в каждый отдельный момент времени ограниченных возможностей – в полной убежденности, что постоянные усилия человечества будут неуклонно расширять эти возможности до кажущихся сказочными границ.
   Твердая вера Н. Ф. Федорова в возможности человека и его безграничное (во всех смыслах этого слова) будущее основана на идее истинного коллективизма, выраженной формулой «Жить со всеми и для всех». Исходным пунктом «философии общего дела» является учение о сыновнем родстве, естественной божественной основе всякой жизни. Для сознательного превращения человечества в орудие божьей воли и достижения таким образом его всевластия необходимо преодолеть разобщенность и отчужденность людей, вызванную их эгоизмом, замыканием на самих себе, отделением себя от живых и от умерших. Это преодоление, по мысли Н. Ф. Федорова, будет осуществлено за счет осознания общей цели, касающейся каждого из людей в отдельности и достижимой лишь сообща, – победы над смертью и разрушительными стихиями. Мыслитель убежден, что человечество, объединенное и одушевленное высшей целью, касающейся каждого из его членов, практически всесильно.
   Предвосхищая современные идеи преобразования человеческого организма и повышения эффективности сознания, Н. Ф. Федоров считал развитие отделенной от человеческого организма техники лишь временным и вспомогательным, но ни в коем случае не основным направлением развития человечества. По его мнению, человек должен приложить все усилия не к созданию искусственных дополнений своих органов, а к улучшению и радикальному преображению самих этих органов. «Человеку будут доступны все небесные пространства, все небесные миры только тогда, когда он будет воссоздавать себя из самых первоначальных веществ, атомов, молекул, потому что тогда только он будет способен жить во всех средах, принимать всякие формы».
   По мнению Н. Ф. Федорова, человек должен так чутко войти в протекающие в природе естественные процессы, чтобы научиться сознательно обновлять свой организм, строить для себя новые органы, которые даже будут меняться в зависимости от внешних условий. В частности, задача превратить питание в «сознательно-творческий процесс – обращения человеком элементарных, космических веществ в минеральные, потом растительные и, наконец, живые ткани» воспринимается Н. Ф. Федоровым как одно из направлений овладения человека бессмертием и как одно из условий обретения им «причины самого себя».
   Этот подход стал практически общепринятым для космистов. Так, следующий этап развития человечества, по Вернадскому, будет состоять «в изменении форм питания и источников энергии, доступных человеку» при помощи непосредственного восприятия энергии Солнца и в переходе к «непосредственному синтезу пищи, без посредничества организованных веществ». Ближайшим примером человечеству будущего служат растения, в которых солнечная энергия «перешла в такую форму, которая создает организм, обладающий потенциальным бессмертием, не уменьшающим, а увеличивающим действенную энергию исходного солнечного луча». Циолковский также писал о будущем человеке, «животном космоса», бессмертие которого связано с непосредственным восприятием солнечных лучей и элементарных веществ окружающей среды.
   Однако главным достижением Н. Ф. Федорова и русского космизма в целом представляется решительное и окончательное введение в философию и науку требования осознанной преобразовательной активности со стороны человечества, направленной на всю Вселенную, все мироздание как таковое.
   Среди прочего Н. Ф. Федоров первым, еще с середины XIX века, стал всесторонне – и с природной, и с социально-экономической, и с нравственной точки зрения – разрабатывать идею о неизбежности выхода человека в космос. В частности, освоение космоса необходимо из-за невозможности гармонизировать одну только Землю, всецело зависящую от его влияний, а также для размещения на «новых землицах» мириадов воскрешенных поколений, которые должны будут позаботиться о заселении космоса и таким образом обеспечить гармонизацию Вселенной. Особую ценность идея активного освоения космоса приобрела для Н. Ф. Федорова, как представляется, в силу своей масштабности и способности поэтому объединить вокруг себя все человечество: «Только такая безбрежная, требующая дерзновения область деятельности, как овладение космосом, привлечет к себе и бесконечно умножит энергию ума, отваги, изобретательности, самоотверженности, всех совокупных человеческих сил, которые сейчас расходуются на взаимную рознь или растрачиваются по пустякам».
   Именно эта идея зажгла К. Э. Циолковского и, дав толчок его философским и прагматическим размышлениям, превратила его в первого идеолога и теоретика освоения человеком космического пространства. Его классическая формула: «Сначала неизбежно идут: мысль, фантазия, сказка. За ними шествует научный расчет, и уже в конце концов исполнение венчает мысль» – совершенно прозрачно подразумевает Н. Ф. Федорова как деятеля первого, а самого К. Э. Циолковского – второго этапа этой последовательности.
   Работа К. Э. Циолковского «Будущее Земли и человечества», ярко и предметно изображающая наглядные картины грядущего преобразования нашей планеты, по сути дела, представляет собой конкретизацию федоровских мечтаний о регулировании природы.
   Однако наибольшее практическое значение для будущего освоения космоса имела разработка К. Э. Циолковским теории движения ракет. Мысли об использовании принципа реактивного движения в космосе высказывались им еще в 1883 году, однако полностью теория реактивного движения была изложена им лишь тринадцать лет спустя. В 1903 году К. Э. Циолковскому удалось опубликовать часть статьи «Исследование мировых пространств реактивными приборами», обосновавшую реальную возможность их применения для межпланетных сообщений (продолжения этой статьи публиковались в 1911, 1912 и 1914 годах). К. Э. Циолковский вывел формулу конечной скорости движения ракеты (не зная, что до него она была открыта народовольцем Кибальчичем накануне казни – об этом стало известно лишь десятилетия спустя).
   Его исследования впервые показали возможность достижения космических скоростей, доказав тем самым принципиальную осуществимость межпланетных полетов.
   К. Э. Циолковский впервые решил задачу посадки космических аппаратов на поверхность планет, лишенных атмосферы, а затем приближенно рассмотрел влияние атмосферы на полет ракеты. В 1926–1929 годах он разработал теорию многоступенчатых ракет.
   Он первым изучил вопрос о ракете – искусственном спутнике Земли и высказал идею создания орбитальных околоземных станций как искусственных поселений, использующих энергию Солнца, а также промежуточных баз для межпланетных сообщений. Он рассмотрел медико-биологические проблемы, возникающие при длительных космических полетах, и внимательно рассматривал возможность экономического использования спутников Земли.
   Многие из предложенных им технических решений впоследствии нашли практическое применение в ракетостроении. Это, в частности, графитовые газовые рули для управления полетом ракеты и изменения траектории движения ее центра масс; использование компонентов топлива для охлаждения внешней оболочки космического аппарата во время входа в атмосферу, оптимальные траектории спуска при возвращении из космоса. В области ракетных топлив К. Э. Циолковский исследовал большое число различных окислителей и горючих для ЖРД и рекомендовал некоторые использовавшиеся впоследствии топливные сочетания.
   Однако, несмотря на целый ряд бесспорных практических и теоретических достижений, которые, собственно говоря, и принесли ему признание, несмотря на часто нарочитую приземленность своих изысканий, К. Э. Циолковский оставался прежде всего философом (пусть и «практикующим» в инженерной сфере), представителем русского космизма. Достаточно сказать, что конечная цель освоения космического пространства представлялась ему в виде полной перестройки биохимической природы человека и перехода его из материального в волновое («лучистое») состояние.
   Его последователи были уже сугубыми практиками: история поставила перед ними сугубо конкретные проблемы, решать которые предстояло в прямом смысле слова любой ценой.

Глава 2
Постановка в повестку дня: нужны носители ядерного оружия!

   Первый этап перехода от мечтаний к практическим разработкам был мучительным.
   Практики – предшественники философов
   Начиная разговор о практиках, нельзя забывать о самых первых энтузиастах реактивного движения в нашей стране, пытавшихся воплотить свои мечты в жизнь задолго до появления позволяющих это сделать технологий.
   Еще в 1849 году военный инженер И. И. Третский (1821–1895), работавший в Грузии, проектирует сразу три типа летательных аппаратов, приводимых в движение реакцией струи пороховых газов (газолет) или сжатого воздуха. В 60-е годы XIX века проекты реактивного летательного аппарата независимо друг от друга выдвигают Н. М. Соковнин (1811–1894) и капитан артиллерии Н. А. Телешов (1828–1895). Все эти проекты были отклонены Военно-ученым комитетом как «недоработанные» (что нельзя не признать справедливым с сугубо практической точки зрения), хотя Н. А. Телешов в 1867 году получил французский патент на свое изобретение.
   В июле 1880 года появляется работа С. С. Неждановского (1850–1940), который писал: «Летательный аппарат возможен при употреблении взрывчатого вещества; продукты его горения извергаются через прибор вроде инжектора. Думаю, что можно и не мешает устроить летательный аппарат. Раструб, выпуская воздух с наивыгоднейшей скоростью, достигает экономию в горючем материале и увеличивает время полета». Оставляя в стороне вопросы конструкции аппарата, он предлагает «построить же летательную машину предоставить другим техникам».
   В 1882–1884 годах С. С. Неждановский высказывает идею об использовании для такого аппарата жидкостных реактивных двигателей. Нельзя умолчать о том, что он работал над применением реактивных двигателей на геликоптерах, размещая их на концах крыльев, – к сожалению, не заботясь о публикации своих идей, в результате чего мир узнал о них лишь в 1957 году, в год запуска первого искусственного спутника Земли.
   В ряду изобретателей-практиков нельзя не упомянуть Н. И. Кибальчича (1853–1881) – выдающегося инженера-химика, специалиста по внутренней баллистике порохов. Именно он изготовил бомбу, которой был убит Александр II Освободитель.
   Его предшественники (о которых он, вероятно, не знал) находятся в тени его фигуры не только из-за его революционной деятельности и исключительного личного мужества (он работал над своим «Проектом воздухоплавательного прибора» в одиночной камере за несколько дней до казни, надеясь, как он писал, лишь на пользу, которую может принести Отечеству его изобретение), но и в силу сугубо технологических достижений Н. И. Кибальчича.
   Хотя его проект не был инженерно проработан, в нем впервые была высказана идея создания поддерживающей силы за счет реактивного давления (чего не было в предшествовавших работах). Он впервые предложил не ракетный двигатель, приспособленный к уже существовавшему летательном аппарату, как это делали другие изобретатели, а совершенно новый аппарат, у которого тяга ракетных двигателей служит для непосредственного создания подъемной силы, поддерживающей аппарат в полете. Более того, поворачивание цилиндрического двигателя должно было менять траекторию движения аппарата вплоть до горизонтальной, обеспечивая управляемость полета. Исключительно интересно и то, что Н. И. Кибальчич первым подробно разработал принцип многоступенчатой ракеты.
   Настоятельные просьбы Н. И. Кибальчича (ощущавшего себя лишь техником, но не ученым) передать его проект специалистам были проигнорированы, и проект летательного аппарата обнаружили только в 1918 году в его личном деле при разборе архива Департамента полиции.
   После Первой мировой войны, создавшей массовую авиацию и превратившей отрыв человека от земной поверхности в нечто обыденное, работы К. Э. Циолковского о следующем этапе этого отрыва – выходе в космос – начали получать в мире все более широкое распространение.
   В первой части своего основополагающего труда «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (1903) К. Э. Циолковский показал принципиальную возможность осуществления космических полетов с помощью ракеты на жидком топливе, во второй части (1911–1912) обосновал необходимость освоения космоса человечеством, а в «Дополнении» (1914) призвал к началу практических работ по реализации своих идей.
   Уже в 1906 году инженер В. Караводин изобрел пульсирующий воздушно-реактивный двигатель, построенный в 1907 году и получивший, выражаясь современным языком, авторское свидетельство (в терминах того времени – «привилегию»). Двигатель представлял собой стальную трубу, закрытую спереди пружинными клапанами, открывающимися встречным потоком воздуха. Открыв клапаны, этот поток создавал в трубе повышенное давление; в этот момент в рабочую камеру двигателя впрыскивалось топливо, и воздушно-топливная смесь воспламенялась электрической искрой. При взрыве газы, расширившись, закрывали клапаны и, выходя через заднюю часть трубы, создавали импульс реактивной тяги. После выброса газов из сопла давление в камере сгорания падало, воздух снова открывал двигатели, и цикл работы повторялся. Однако этот двигатель, как и многие другие изобретения, не заинтересовал правительство царской России.
   В Первую мировую войну работы по его совершенствованию велись в США фирмой «Сперри гироском», построившей «летающую бомбу» Bug (в сленге это слово означает «сумасшествие»). Однако эта разработка не вызвала интереса у военных; работы продолжались до 1925 года, когда они были прекращены из-за недостатка финансирования.
   Во время Второй мировой войны принципиальная схема пульсирующего воздушно-реактивного двигателя была использована в немецком самолете-снаряде «Фау-1».

2.1. США: ненужные успехи Годдарда

   Европа была истощена чудовищной Первой мировой войной и надолго ввергнута в военно-политические катаклизмы. В результате первый прорыв в разработке реактивных двигателей был осуществлен в США, ставших главным выгодоприобретателем Первой мировой войны.