Страница:
Позже создается Русская община (организатор и руководитель – П. И. Квит). Впоследствии она послала первых бойцов в формирующуюся Добровольческую армию46. Некоторое время просуществовало также полуподпольное правое Великорусское вече.
В Севастополе формируется Украинский национальный комитет. В марте там же на арену выходят украинские эсеры (лидер – К. П. Величко, костяк – матросы ЧФ, призванные из малороссийских губерний). В апреле подобная организация возникла в Феодосии. Летом в Севастополе была создана организация УСДРП. Центральная Рада инициирует формирование весной – летом в Таврической губернии местных рад (Севастополь, Симферополь, Евпатория), украинских войсковых комитетов (Севастополь, Симферополь), громад (Севастополь, Симферополь, Евпатория, Ялта). В 1917 году все эти группы придерживались умеренно-социалистической ориентации. Их целью в это время была автономия Украины в составе демократической федеративной России.
Члены армянской партии Гнчак, действующей в Крыму с 1903 года, не смогли воссоздать самостоятельных организаций в Крыму после Февраля, а дашнаки сформировали подотделы в Симферополе, Керчи, Феодосии, Ялте, объединившиеся осенью в Таврический союз, а также – губернский комитет партии.
На выражение интересов еврейского населения полуострова претендовали: сионисты (Альгемайн-Цион, входили в Сионистскую организацию России – СОР) (с национальной целью и программой воссоздания еврейского государства на территории Палестины, в связи с чем постулировалось неучастие во внутриполитических российских коллизиях как чуждых евреям); Циери-Цион (Сионистская народная фракция, близкая по своим взглядам к кадетам, входила в СОР); Бунд (социал-демократы); Поалей-Цион (сионисты-социалисты); СЕРП (Социалистическая еврейская рабочая партия, неонародники); Мизрахи (федерация иудейского духовенства и близких к нему кругов, входила в СОР); впоследствии сионистское студенческое объединение Ферейн (входило в СОР).
Весной 1917 года была предпринята попытка создания Караимской национально-демократической партии культурного самоопределения, идеологом которой стал С. С. Ельяшевич47.
Совершенно особо, по нашему мнению, стоит вопрос о крымско-татарском национальном движении. «Татарские националисты перестали быть гонимыми революционерами, – писал хронологически первый исследователь национального движения крымских татар, участник революционных событий в Крыму, коммунист В. А. Елагин, – они превратились в национальных общественных деятелей, и перед ними встала гораздо более благодарная и многообещающая задача, чем организация движения в пользу Турции, связавшей свою судьбу с судьбой императорской Германии: задача мирного устроения самостоятельности Крыма в федеративной связи с революционной Россией»48.
После Февральской революции была воссоздана группа социалистов-федералистов. Летом она образовала объединенную социалистическую татарскую партию, включившую в свою программу постулаты социалистов-революционеров вкупе с сугубо национальными требованиями.
12 марта под влиянием А. А. Боданинского состоялось общее собрание Крымского мусульманского благотворительного общества, создавшее временный мусульманский революционный комитет во главе с самим Боданинским, Ибраимом Фехми и Ибраимом Тарпи, претендовавшего на должность муфтия – духовного главы крымских мусульман.
15 марта в Симферополе на собрании крымско-татарских активистов выдвинут вопрос о ликвидации Мусульманского (Магометанского) Духовного правления и Вакуфной комиссии как органов, носящих «полицейско-охранительный характер». Было решено прекратить практику фактического назначения муфтия сверху. 17 марта, после торжественного богослужения во всех мечетях, тысячи татар Симферополя собрались на новом кладбище, где принесли присягу Временному правительству. 20 марта с фронта прибывают Ч. Челебиев[4] и Дж. Сейдамет[5].
25 марта в Симферополе открылось общее собрание мусульман Крыма (от 1,5 тыс. до 2 тыс. делегатов, представлявших 12 организаций), родившее (Крымский) Временный Крымско-мусульманский исполнительный комитет (Мусисполком) из 48 человек (был утвержден Временным правительством) под председательством Ч. Челебиева. В первый состав ЦК Мусисполкома вошли М. Д. Енилеев, Б. А. Меметов, М. Сыдкы-эфенди, А. Зекьяи (?), А. С.-А. Озенбашлы, А. Лятиф-эфенди49.
Усилия Мусисполкома, как понимал их Ч. Челебиев с соратниками, должны были быть направлены на: «1) объединение крымско-татарского народа, организацию местных комитетов и подготовку татар к учредительному собранию, 2) реорганизацию духовного правления и управления вакуфами, 3)коренную реформу школьно-воспитательного дела крымских татар»50. Была принята резолюция о переходе вакуфных имуществ и доходов с них в национальное достояние, послана приветственная телеграмма Временному правительству с выражением полной лояльности, произведен сбор пожертвований в фонд победы России в войне51.
Весной – летом возникло 124 региональных исполнительных комитета (городских, уездных, волостных). 80 % членов Мусисполкома были «объединенными социалистами»52. С 5 апреля фактически все дела крымских татар – культурные, религиозные, экономические, а затем и политические – переходят в ведение Мусисполкома.
По указанию Мусисполкома исполкомы на местах начали создавать комитеты женщин и молодежи. Кроме того, в Симферополе и Бахчисарае были организованы комитеты студентов и школьников. Одновременно Мусисполком открывал краткосрочные курсы по повышению квалификации татарских учителей и подготовке уездных и районных работников. В Симферополе открылись женская татарская гимназия и женский татарский техникум. Мусисполком за подписью Челебиева опубликовал воззвание о снятии чадры с татарок. Для всех учителей татарских школ вводились экзамены. С августа 1917 года Зинджирлы-медресе в Бахчисарае реорганизовано в педагогический институт53.
Интеллектуальная крымско-татарская верхушка позаботилась об информационной основе движения. С июня выходят газеты: «Миллет» («Нация», на крымско-татарском языке); независимая (на крымско-татарском языке) «Къырым Оджагы» («Крымский Очаг»), отражающая линию оппозиционеров Мусисполкома, но вскоре закрывшаяся с продажей своей типографии газете «Миллет»; с июля – «Голос Татар» (на русском языке, орган левого крыла Мусисполкома). Продолжает издаваться газета «Енъи Терджиман» («Новый Переводчик»), основанная просветителем И. Гаспринским в 1883 году.
Лидерами Мусиполкома стали: Дж. Сейдамет, председатель Вакуфной комиссии; А. С. Айвазов; М. М. Кипчакский, С. Дж. Хаттат(ов), А. А. Боданинский и др. Бесспорным авторитетом для всех татар, вне различия взглядов, был Ч. Челебиев. Он становится во главе Духовного управления и демократическим путем избирается муфтием.
Взгляды Челебиева, судя по его публичным высказываниям, ограничивались на первых порах реализацией крымско-татарской культурно-национальной автономии в составе федеративной России. Но идеи турецкого патронажа в руководстве национального движения не надо сбрасывать со счетов. Вообще зигзагообразность политического поведения «курултаевцев», как окрестили их крымские газеты, относительно внешних, явных и возможных, покровителей стала их видовой чертой.
Мурзачество и архаичное духовенство, потерпев неудачу на собрании 25 марта, на какое-то время сумело консолидироваться и развернуть кампанию против демократов – «безбожников» и ревнителей женского равноправия. Но 24 июля их вождь, Ибраим-эфенди Тарпи, был исключен из Мусисполкома за интриги против Челебиева и попытки занять там главенствующее положение. Провалилась и его акция по созданию конкурентного татарского центра – Союза мусульман-ученых (улемов) – в начале сентября. Съезд духовенства был сорван татарской молодежью.
Несомненна социалистическая ориентация большинства «просветителей». Однако темен, да еще и запутан в советское время вопрос о возникновении и деятельности т. н. Национальной партии – Милли-фирка.
Советский историк А. К. Бочагов считал, что Милли-фирка сложилась в июле 1917 года, и ее руководящее ядро составили: Ч. Челебиев, Дж. Сейдамет, С.-Дж. Хаттатов, А. Хильми, А. С.-А. Озенбашлы, А. С. Айвазов, Дж. Аблаев. Он же приводит текст второй редакции программы партии (1918? 1919?)54. В архиве нами обнаружена машинописная копия редакции партийной программы, выпущенной в виде листовки типографией газеты «Миллет» в 1917 году55, что и дало повод согласиться с хронологией Бочагова. Правда, современный крымско-татарский исследователь Р. И. Хаяли указывает, что это программа Татарской партии (объединенная социалистическая татарская партия), которую, по его мнению, нет оснований отождествлять с Милли-фирка и которая прекращает свое существование весной – летом 1918 года56.
Но о создании Милли-фирки в 1917 году пишет и А. С. Айвазов, в публикации записок которого участвует Р. И. Хаяли. Нельзя исключать, что «Татарская партия» была одним из названий той же Милли-фирки на раннем этапе ее деятельности.
По словам Айвазова, программа Милли-фирки, которую отстаивали Ч. Челебиев и Дж. Сейдамет, среди прочего поставлена на обсуждение и утверждение на Всекрымском татарском делегатском съезде (1–2 октября 1917 года). После двухчасового обсуждения она была единогласно принята57.
Этот вариант программы был выдержан в общедемократическом духе с народническим замесом. Провозглашался суверенитет народа, отстаивались равенство всех перед законом, политические свободы, демократические выборы, отмена сословных различий, паспортов, неприкосновенность личности, жилища, писем, декларировались социализация фабрик и заводов, ликвидация вакуфного землевладения и имущества в прежней, религиозной, форме. Был выдвинут лозунг: «Вся земля принадлежит общинам», по принципу: каждому земледельцу столько земли, сколько он может обработать без применения наемного труда. Оговаривались культурно-просветительские задачи (создание национальных форм на основе обязательного, всеобщего и бесплатного обучения, введение делопроизводства на родном языке). Выделим идею равноправия женщин и активного вовлечения их в общественно-политическую жизнь. В вопросе национально-государственного устройства Милли-фирка выступала за федеративную Россию, в которой «все языки должны быть равны», а Крыму отводилось место ее субъекта.
Второй вариант той же программы был гораздо более детализирован и не столь прямолинеен, как первый.
Если верить тюремным запискам Айвазова в застенках НКВД, агентом которого ему пришлось стать с 1930 года58, Милли-фирка имела две программы – официальную и нелегальную. Вторая сводилась к восстановлению самостоятельности Крыма под протекторатом европейских великих держав. При этом не будем забывать о тех условиях, в каких создавались записки Айвазова.
По его же данным, на делегатском съезде перед голосованием по программе Милли-фирки Челебиев объявил: «Кто желает войти в партию «Милли-Фирки», прошу поднять руки». Все делегаты это и сделали. Далее Айвазов пишет: «Таким образом, все участники съезда, около 300 человек, считались вошедшими в партию. После этого лидерами «М. Ф.» Сейдаметовым и Челебиевым было предложено делегатам, что каждый может вербовать на местах в «М. Ф.» новых членов и организовывать ячейки «М. Ф.» в городах и деревнях».
Членских билетов и взносов не существовало. Объявившие себя членами считались членами Милли-фирки и регистрировались. При приеме в партию вербовщики не обращали никакого внимания на происхождение того или другого человека, принимались все без исключения. За это ратовал один из семи ярых националистов Озенбашлы Ахмед, который говорил: «Мы являемся татарами и мусульманами, а в Коране сказано: «Все мусульмане – братья, все татары – родные». Мусульманство нас объединяет Кораном – религией, а татарство – по расе и крови. Так что у нас не может быть классов»59.
Позже у Милли-фирки, при всей ее условности как партии, появилась и организационная конструкция («Партийная инструкция» – устав), весьма жесткая, вступающая в откровенное противоречие с официальными демократическими программными установками60. Бросается в глаза проводимый в ней строжайший, кастовый централизм.
Таким образом, народническая, социалистическая основа и, вместе с тем, беспрекословное подчинение центру; стремление к автономии (что, впрочем, на публике пока лицемерно отрицалось; но разве федеративность государственного устройства России изначально не предполагала создания автономий?), прорастающее в сферу политической и межнациональной борьбы, но пока еще не дошедшее до стадии государственного обособления; «непрестанные колебания… между Сциллой демократии и Харибдой большевизма»61 – таковы особенности национального движения крымских татар после Февральской революции.
Первым «смотром» национальных сил и возможностей, поводом для которого послужил конфликт Мусисполкома с органами Временного правительства, стали события июня– июля 1917 года. Их стержнем явилась проблема создания чисто этнических (равно – одноконфесиональных) военных соединений, убежденнейшим сторонником чего выступал Челебиев. С такой просьбой муфтий обратился к военному министру еще 17 мая, предложив перевести в Крым запасные тыловые части Крымского конного полка. В июне крымско-татарская делегация предприняла «разведывательную» миссию в Петроград, столкнувшись в столице с полным безразличием к своим нуждам. После этого, 18 июня, началось сведение всех солдат-татар Крыма в единый комплекс.
Формирование сугубо национальных по составу военных единиц мотивировалось следующими обстоятельствами: необходимостью соблюдения мусульманских обрядов и обычаев, жизненно важных для крымского татарина (намаза, праздников, запрета на свинину и пр.), что невозможно в смешанных частях, ростом всевозможной уголовщины, пример украинцев.
Итак, хроника инцидента и связанных с ним событий.
4 июля. В связи с намерением властей включить 1-й крымско-татарский батальон в состав 32-го пехотного полка Мусисполком, ряд других организаций, солдаты-татары выражают ответное намерение оставить его в Крыму для защиты населения от произвола асоциальных элементов.
13 июля. Симферопольский Совет рабочих и солдатских депутатов (СРиСД), в лице помощника губкомиссара Временного правительства П. С. Бобровского, предлагает прокурору Симферопольского окружного суда возбудить уголовное дело против муфтия Челебиева, подстрекающего солдат-татар не отправляться на фронт. Челебиев отрицает обвинение.
23 июля Ч. Челебиев был арестован контразведкой и увезен в Севастополь вместе с командиром татарского батальона прапорщиком Шабаровым.
Следует иметь в виду, что Челебиев действительно агитировал солдат расходиться по домам в связи с мусульманскими праздниками, и это вызвало неудовольствие Исполнительного бюро общественного губернского комитета при губкомиссаре и самого губкомиссара, кадета Н. Н. Богданова, настаивавшего на привлечении Челебиева к ответственности; но к аресту, уверял позже Богданов, он никакого отношения не имел. В то же время заявление (донос) в контрразведку с обвинениями Челебиева в сношениях с враждебным тогда России государством – Турцией – направила группа крымских татар-традиционалистов. Видимо, это обстоятельство и послужило причиной ареста.
Известие о случившемся вызвало массовый (срежиссированный) взрыв возмущения крымских татар. На имя властей с мест сыплются телеграммы, пестрящие фразами: «первый народный Муфтий», «наш обожаемый Таврический Муфтий» (!) и т. п. Страсти разгораются нешуточные. На улицах Симферополя – у здания губернского правления, где идут бурные заседания всевозможных организаций, у тюрьмы, где, по слухам, содержится муфтий, – группируются возбужденные солдаты-татары, съезжающиеся со всех концов Крыма представители.
24 июля. С утра этого дня (и до 8 августа) в Таврической губернии запрещаются «всякого рода митинги, собрания, шествия и скопления народа»62. Днем контрразведка освобождает Челебиева и Шабарова. В Симферополе муфтия ожидала восторженная встреча. П. С. Бобровский и П. И. Новицкий съездили в Севастополь, где контрразведчики признали, что для ареста не было оснований.
Таким путем Челебиев приобрел ореол страдальца за народное дело, а кадеты в лице Н. Н. Богданова – статус врагов крымско-татарского народа. Мусисполком потребовал отставки губкомиссара, которая произошла, однако, только в ноябре.
Одним из определяющих ситуацию и в то же время чрезвычайно болезненным для Крыма оказался вопрос о его взаимоотношениях с Украиной. Центральная Рада, все более дистанцируясь от центра, проявляла в то же время и все большее желание втянуть в орбиту своей «самостийности» Крымский полуостров. Общественный комитет (с представительством от КД, ПСР, РСДРП), чьи решения являлись пожеланиями для губернского комиссара, учитывая активизацию Рады и гипотетическую вероятность отрыва от центральных районов, счел нужным постановить: «Признав невозможным включение той или иной местности в состав какой-либо автономной территориальной единицы без ясно выраженного желания населения данной местности, обратить внимание временного правительства на то, что вопрос о включении Таврической губернии в состав автономной Украины не разрешен ни одной из общественных организаций губернии и что поэтому и разрешение его временным правительством преждевременно»63.
Но украинский вопрос стал одним из тех многих вопросов, где Временное правительство продемонстрировало свое полное бессилие.
Однако рядовое население – с ухудшением своего положения, ростом неуверенности в наступающем и тревоги, стало – в значительной своей части – благоволить Украине, которая, казалось, несет спокойствие и сытость.
В июле губкомиссар Богданов получил телеграмму за подписью генерального секретаря Рады по внутренним делам
В. К. Винниченко с приглашением прибыть на «предварительное краевое Совещание» 25-го числа. В Крыму это было расценено как вмешательство в его внутренние дела. Бюро губернского комитета 14 июля, «обсудив вопрос и принимая во внимание, что Губернский Комиссар не получал от Временного Правительства никаких указаний на включение Таврической губ [ернии] в состав будущей Украины, что и по существу вопроса включение Таврической губернии, весьма пестрой по национальному составу, с меньшинством украинского населения, является нежелательным, что даже в северных уездах, где можно предполагать численное превосходство украинцев, вопрос этот не возникал или был решен отрицательно, постановило: представителей на краевое совещание от Таврической губернии не посылать»64.
Политика Рады провоцирует ответную реакцию определенных кругов в Крыму. С августа все чаще звучат требования украинизации ЧФ. Делегация мусульман (Дж. Сейдамет и А. С.-А. Озенбашлы) «прощупывает» в июле Раду. Орган Мусисполкома сообщал: «Украинскую раду посетила депутация мусульман, обратившаяся с просьбой поддержать их (кого конкретно? – Авт.) стремление к установлению автономии Крыма. Мусульмане выражают пожелание о территориальном присоединении Крыма к Украине.
Мусульмане представили раде докладную записку, основные пункты которой: сконцентрирование всех мусульман-солдат, находящихся в Крыму и вне Крыма, – в Симферополе, образование из них отдельного войска; при штабе округа должен быть мусульманский комиссариат; командный состав должен состоять из мусульман, точно [так же] врачебный персонал в лечебных учреждениях; командир полка должен избираться мусульманским исполнительным комитетом (курсив наш. – Авт.)».
Генеральный секретариат, «обсудив домогательства мусульман… не согласился с некоторыми из них (любопытно, с какими согласился? – Авт.), признав вообще преждевременным предпринимать шаги перед центральным правительством до разрешения вопроса о территории Украины»65.
15 апреля Временным правительством было издано постановление о выборах в городские думы. Гласных предназначалось избрать в 18 городах Таврической губернии. Это были первые в истории России массовые демократические выборы. Остановимся на некоторых особенностях избирательной кампании конца мая – июля.
Известная апатия населения, демагогия, навешивание ярлыков хотя и не приняло массового характера, но место, как говорится, имело. Силовые методы, которые были присущи «либеральным» и крымско-татарским землевладельцам, а также большевикам. Как муниципальные, так и земские выборы дали значительный перевес социалистам, а среди них – эсерам.
Экономика страны продолжала катиться в пропасть. В Крыму ее спад летом – осенью 1917 года принимает характер полного развала. Промышленное производство сворачивается. Рабочие, во имя которых будто бы совершалась революция, оказываются ненужными. Дороговизна, писали газеты, создавала «безотрадную картину нужды». Рука об руку с ней шел дефицит.
К октябрю рыночные цены достигли: пяти рублей за фунт масла, двух – за десяток яиц, четырех-пяти – за курицу или утку, шести – за фунт картофеля. «Но и по таким ценам очень трудно что-либо достать»66, – грустно заключала газета.
Зарплата росла (например, у учителей на протяжении всего года – от 100 до 200 рублей в месяц, у рабочих – на 50– 150 %), однако никак не поспевала за ценами. Вместе с зарплатой, как водится, росла инфляция. В октябре она стала галопирующей. «Цены скачут уже не по дням, а по часам и минутам. Один и тот же кусок масла, доставленный на базар, в течение часа повышается в цене на 1 рубль за фунт»67.
В Севастополе формируется Украинский национальный комитет. В марте там же на арену выходят украинские эсеры (лидер – К. П. Величко, костяк – матросы ЧФ, призванные из малороссийских губерний). В апреле подобная организация возникла в Феодосии. Летом в Севастополе была создана организация УСДРП. Центральная Рада инициирует формирование весной – летом в Таврической губернии местных рад (Севастополь, Симферополь, Евпатория), украинских войсковых комитетов (Севастополь, Симферополь), громад (Севастополь, Симферополь, Евпатория, Ялта). В 1917 году все эти группы придерживались умеренно-социалистической ориентации. Их целью в это время была автономия Украины в составе демократической федеративной России.
Члены армянской партии Гнчак, действующей в Крыму с 1903 года, не смогли воссоздать самостоятельных организаций в Крыму после Февраля, а дашнаки сформировали подотделы в Симферополе, Керчи, Феодосии, Ялте, объединившиеся осенью в Таврический союз, а также – губернский комитет партии.
На выражение интересов еврейского населения полуострова претендовали: сионисты (Альгемайн-Цион, входили в Сионистскую организацию России – СОР) (с национальной целью и программой воссоздания еврейского государства на территории Палестины, в связи с чем постулировалось неучастие во внутриполитических российских коллизиях как чуждых евреям); Циери-Цион (Сионистская народная фракция, близкая по своим взглядам к кадетам, входила в СОР); Бунд (социал-демократы); Поалей-Цион (сионисты-социалисты); СЕРП (Социалистическая еврейская рабочая партия, неонародники); Мизрахи (федерация иудейского духовенства и близких к нему кругов, входила в СОР); впоследствии сионистское студенческое объединение Ферейн (входило в СОР).
Весной 1917 года была предпринята попытка создания Караимской национально-демократической партии культурного самоопределения, идеологом которой стал С. С. Ельяшевич47.
Совершенно особо, по нашему мнению, стоит вопрос о крымско-татарском национальном движении. «Татарские националисты перестали быть гонимыми революционерами, – писал хронологически первый исследователь национального движения крымских татар, участник революционных событий в Крыму, коммунист В. А. Елагин, – они превратились в национальных общественных деятелей, и перед ними встала гораздо более благодарная и многообещающая задача, чем организация движения в пользу Турции, связавшей свою судьбу с судьбой императорской Германии: задача мирного устроения самостоятельности Крыма в федеративной связи с революционной Россией»48.
После Февральской революции была воссоздана группа социалистов-федералистов. Летом она образовала объединенную социалистическую татарскую партию, включившую в свою программу постулаты социалистов-революционеров вкупе с сугубо национальными требованиями.
12 марта под влиянием А. А. Боданинского состоялось общее собрание Крымского мусульманского благотворительного общества, создавшее временный мусульманский революционный комитет во главе с самим Боданинским, Ибраимом Фехми и Ибраимом Тарпи, претендовавшего на должность муфтия – духовного главы крымских мусульман.
15 марта в Симферополе на собрании крымско-татарских активистов выдвинут вопрос о ликвидации Мусульманского (Магометанского) Духовного правления и Вакуфной комиссии как органов, носящих «полицейско-охранительный характер». Было решено прекратить практику фактического назначения муфтия сверху. 17 марта, после торжественного богослужения во всех мечетях, тысячи татар Симферополя собрались на новом кладбище, где принесли присягу Временному правительству. 20 марта с фронта прибывают Ч. Челебиев[4] и Дж. Сейдамет[5].
25 марта в Симферополе открылось общее собрание мусульман Крыма (от 1,5 тыс. до 2 тыс. делегатов, представлявших 12 организаций), родившее (Крымский) Временный Крымско-мусульманский исполнительный комитет (Мусисполком) из 48 человек (был утвержден Временным правительством) под председательством Ч. Челебиева. В первый состав ЦК Мусисполкома вошли М. Д. Енилеев, Б. А. Меметов, М. Сыдкы-эфенди, А. Зекьяи (?), А. С.-А. Озенбашлы, А. Лятиф-эфенди49.
Усилия Мусисполкома, как понимал их Ч. Челебиев с соратниками, должны были быть направлены на: «1) объединение крымско-татарского народа, организацию местных комитетов и подготовку татар к учредительному собранию, 2) реорганизацию духовного правления и управления вакуфами, 3)коренную реформу школьно-воспитательного дела крымских татар»50. Была принята резолюция о переходе вакуфных имуществ и доходов с них в национальное достояние, послана приветственная телеграмма Временному правительству с выражением полной лояльности, произведен сбор пожертвований в фонд победы России в войне51.
Весной – летом возникло 124 региональных исполнительных комитета (городских, уездных, волостных). 80 % членов Мусисполкома были «объединенными социалистами»52. С 5 апреля фактически все дела крымских татар – культурные, религиозные, экономические, а затем и политические – переходят в ведение Мусисполкома.
По указанию Мусисполкома исполкомы на местах начали создавать комитеты женщин и молодежи. Кроме того, в Симферополе и Бахчисарае были организованы комитеты студентов и школьников. Одновременно Мусисполком открывал краткосрочные курсы по повышению квалификации татарских учителей и подготовке уездных и районных работников. В Симферополе открылись женская татарская гимназия и женский татарский техникум. Мусисполком за подписью Челебиева опубликовал воззвание о снятии чадры с татарок. Для всех учителей татарских школ вводились экзамены. С августа 1917 года Зинджирлы-медресе в Бахчисарае реорганизовано в педагогический институт53.
Интеллектуальная крымско-татарская верхушка позаботилась об информационной основе движения. С июня выходят газеты: «Миллет» («Нация», на крымско-татарском языке); независимая (на крымско-татарском языке) «Къырым Оджагы» («Крымский Очаг»), отражающая линию оппозиционеров Мусисполкома, но вскоре закрывшаяся с продажей своей типографии газете «Миллет»; с июля – «Голос Татар» (на русском языке, орган левого крыла Мусисполкома). Продолжает издаваться газета «Енъи Терджиман» («Новый Переводчик»), основанная просветителем И. Гаспринским в 1883 году.
Лидерами Мусиполкома стали: Дж. Сейдамет, председатель Вакуфной комиссии; А. С. Айвазов; М. М. Кипчакский, С. Дж. Хаттат(ов), А. А. Боданинский и др. Бесспорным авторитетом для всех татар, вне различия взглядов, был Ч. Челебиев. Он становится во главе Духовного управления и демократическим путем избирается муфтием.
Взгляды Челебиева, судя по его публичным высказываниям, ограничивались на первых порах реализацией крымско-татарской культурно-национальной автономии в составе федеративной России. Но идеи турецкого патронажа в руководстве национального движения не надо сбрасывать со счетов. Вообще зигзагообразность политического поведения «курултаевцев», как окрестили их крымские газеты, относительно внешних, явных и возможных, покровителей стала их видовой чертой.
Мурзачество и архаичное духовенство, потерпев неудачу на собрании 25 марта, на какое-то время сумело консолидироваться и развернуть кампанию против демократов – «безбожников» и ревнителей женского равноправия. Но 24 июля их вождь, Ибраим-эфенди Тарпи, был исключен из Мусисполкома за интриги против Челебиева и попытки занять там главенствующее положение. Провалилась и его акция по созданию конкурентного татарского центра – Союза мусульман-ученых (улемов) – в начале сентября. Съезд духовенства был сорван татарской молодежью.
Несомненна социалистическая ориентация большинства «просветителей». Однако темен, да еще и запутан в советское время вопрос о возникновении и деятельности т. н. Национальной партии – Милли-фирка.
Советский историк А. К. Бочагов считал, что Милли-фирка сложилась в июле 1917 года, и ее руководящее ядро составили: Ч. Челебиев, Дж. Сейдамет, С.-Дж. Хаттатов, А. Хильми, А. С.-А. Озенбашлы, А. С. Айвазов, Дж. Аблаев. Он же приводит текст второй редакции программы партии (1918? 1919?)54. В архиве нами обнаружена машинописная копия редакции партийной программы, выпущенной в виде листовки типографией газеты «Миллет» в 1917 году55, что и дало повод согласиться с хронологией Бочагова. Правда, современный крымско-татарский исследователь Р. И. Хаяли указывает, что это программа Татарской партии (объединенная социалистическая татарская партия), которую, по его мнению, нет оснований отождествлять с Милли-фирка и которая прекращает свое существование весной – летом 1918 года56.
Но о создании Милли-фирки в 1917 году пишет и А. С. Айвазов, в публикации записок которого участвует Р. И. Хаяли. Нельзя исключать, что «Татарская партия» была одним из названий той же Милли-фирки на раннем этапе ее деятельности.
По словам Айвазова, программа Милли-фирки, которую отстаивали Ч. Челебиев и Дж. Сейдамет, среди прочего поставлена на обсуждение и утверждение на Всекрымском татарском делегатском съезде (1–2 октября 1917 года). После двухчасового обсуждения она была единогласно принята57.
Этот вариант программы был выдержан в общедемократическом духе с народническим замесом. Провозглашался суверенитет народа, отстаивались равенство всех перед законом, политические свободы, демократические выборы, отмена сословных различий, паспортов, неприкосновенность личности, жилища, писем, декларировались социализация фабрик и заводов, ликвидация вакуфного землевладения и имущества в прежней, религиозной, форме. Был выдвинут лозунг: «Вся земля принадлежит общинам», по принципу: каждому земледельцу столько земли, сколько он может обработать без применения наемного труда. Оговаривались культурно-просветительские задачи (создание национальных форм на основе обязательного, всеобщего и бесплатного обучения, введение делопроизводства на родном языке). Выделим идею равноправия женщин и активного вовлечения их в общественно-политическую жизнь. В вопросе национально-государственного устройства Милли-фирка выступала за федеративную Россию, в которой «все языки должны быть равны», а Крыму отводилось место ее субъекта.
Второй вариант той же программы был гораздо более детализирован и не столь прямолинеен, как первый.
Если верить тюремным запискам Айвазова в застенках НКВД, агентом которого ему пришлось стать с 1930 года58, Милли-фирка имела две программы – официальную и нелегальную. Вторая сводилась к восстановлению самостоятельности Крыма под протекторатом европейских великих держав. При этом не будем забывать о тех условиях, в каких создавались записки Айвазова.
По его же данным, на делегатском съезде перед голосованием по программе Милли-фирки Челебиев объявил: «Кто желает войти в партию «Милли-Фирки», прошу поднять руки». Все делегаты это и сделали. Далее Айвазов пишет: «Таким образом, все участники съезда, около 300 человек, считались вошедшими в партию. После этого лидерами «М. Ф.» Сейдаметовым и Челебиевым было предложено делегатам, что каждый может вербовать на местах в «М. Ф.» новых членов и организовывать ячейки «М. Ф.» в городах и деревнях».
Членских билетов и взносов не существовало. Объявившие себя членами считались членами Милли-фирки и регистрировались. При приеме в партию вербовщики не обращали никакого внимания на происхождение того или другого человека, принимались все без исключения. За это ратовал один из семи ярых националистов Озенбашлы Ахмед, который говорил: «Мы являемся татарами и мусульманами, а в Коране сказано: «Все мусульмане – братья, все татары – родные». Мусульманство нас объединяет Кораном – религией, а татарство – по расе и крови. Так что у нас не может быть классов»59.
Позже у Милли-фирки, при всей ее условности как партии, появилась и организационная конструкция («Партийная инструкция» – устав), весьма жесткая, вступающая в откровенное противоречие с официальными демократическими программными установками60. Бросается в глаза проводимый в ней строжайший, кастовый централизм.
Таким образом, народническая, социалистическая основа и, вместе с тем, беспрекословное подчинение центру; стремление к автономии (что, впрочем, на публике пока лицемерно отрицалось; но разве федеративность государственного устройства России изначально не предполагала создания автономий?), прорастающее в сферу политической и межнациональной борьбы, но пока еще не дошедшее до стадии государственного обособления; «непрестанные колебания… между Сциллой демократии и Харибдой большевизма»61 – таковы особенности национального движения крымских татар после Февральской революции.
Первым «смотром» национальных сил и возможностей, поводом для которого послужил конфликт Мусисполкома с органами Временного правительства, стали события июня– июля 1917 года. Их стержнем явилась проблема создания чисто этнических (равно – одноконфесиональных) военных соединений, убежденнейшим сторонником чего выступал Челебиев. С такой просьбой муфтий обратился к военному министру еще 17 мая, предложив перевести в Крым запасные тыловые части Крымского конного полка. В июне крымско-татарская делегация предприняла «разведывательную» миссию в Петроград, столкнувшись в столице с полным безразличием к своим нуждам. После этого, 18 июня, началось сведение всех солдат-татар Крыма в единый комплекс.
Формирование сугубо национальных по составу военных единиц мотивировалось следующими обстоятельствами: необходимостью соблюдения мусульманских обрядов и обычаев, жизненно важных для крымского татарина (намаза, праздников, запрета на свинину и пр.), что невозможно в смешанных частях, ростом всевозможной уголовщины, пример украинцев.
Итак, хроника инцидента и связанных с ним событий.
4 июля. В связи с намерением властей включить 1-й крымско-татарский батальон в состав 32-го пехотного полка Мусисполком, ряд других организаций, солдаты-татары выражают ответное намерение оставить его в Крыму для защиты населения от произвола асоциальных элементов.
13 июля. Симферопольский Совет рабочих и солдатских депутатов (СРиСД), в лице помощника губкомиссара Временного правительства П. С. Бобровского, предлагает прокурору Симферопольского окружного суда возбудить уголовное дело против муфтия Челебиева, подстрекающего солдат-татар не отправляться на фронт. Челебиев отрицает обвинение.
23 июля Ч. Челебиев был арестован контразведкой и увезен в Севастополь вместе с командиром татарского батальона прапорщиком Шабаровым.
Следует иметь в виду, что Челебиев действительно агитировал солдат расходиться по домам в связи с мусульманскими праздниками, и это вызвало неудовольствие Исполнительного бюро общественного губернского комитета при губкомиссаре и самого губкомиссара, кадета Н. Н. Богданова, настаивавшего на привлечении Челебиева к ответственности; но к аресту, уверял позже Богданов, он никакого отношения не имел. В то же время заявление (донос) в контрразведку с обвинениями Челебиева в сношениях с враждебным тогда России государством – Турцией – направила группа крымских татар-традиционалистов. Видимо, это обстоятельство и послужило причиной ареста.
Известие о случившемся вызвало массовый (срежиссированный) взрыв возмущения крымских татар. На имя властей с мест сыплются телеграммы, пестрящие фразами: «первый народный Муфтий», «наш обожаемый Таврический Муфтий» (!) и т. п. Страсти разгораются нешуточные. На улицах Симферополя – у здания губернского правления, где идут бурные заседания всевозможных организаций, у тюрьмы, где, по слухам, содержится муфтий, – группируются возбужденные солдаты-татары, съезжающиеся со всех концов Крыма представители.
24 июля. С утра этого дня (и до 8 августа) в Таврической губернии запрещаются «всякого рода митинги, собрания, шествия и скопления народа»62. Днем контрразведка освобождает Челебиева и Шабарова. В Симферополе муфтия ожидала восторженная встреча. П. С. Бобровский и П. И. Новицкий съездили в Севастополь, где контрразведчики признали, что для ареста не было оснований.
Таким путем Челебиев приобрел ореол страдальца за народное дело, а кадеты в лице Н. Н. Богданова – статус врагов крымско-татарского народа. Мусисполком потребовал отставки губкомиссара, которая произошла, однако, только в ноябре.
Одним из определяющих ситуацию и в то же время чрезвычайно болезненным для Крыма оказался вопрос о его взаимоотношениях с Украиной. Центральная Рада, все более дистанцируясь от центра, проявляла в то же время и все большее желание втянуть в орбиту своей «самостийности» Крымский полуостров. Общественный комитет (с представительством от КД, ПСР, РСДРП), чьи решения являлись пожеланиями для губернского комиссара, учитывая активизацию Рады и гипотетическую вероятность отрыва от центральных районов, счел нужным постановить: «Признав невозможным включение той или иной местности в состав какой-либо автономной территориальной единицы без ясно выраженного желания населения данной местности, обратить внимание временного правительства на то, что вопрос о включении Таврической губернии в состав автономной Украины не разрешен ни одной из общественных организаций губернии и что поэтому и разрешение его временным правительством преждевременно»63.
Но украинский вопрос стал одним из тех многих вопросов, где Временное правительство продемонстрировало свое полное бессилие.
Однако рядовое население – с ухудшением своего положения, ростом неуверенности в наступающем и тревоги, стало – в значительной своей части – благоволить Украине, которая, казалось, несет спокойствие и сытость.
В июле губкомиссар Богданов получил телеграмму за подписью генерального секретаря Рады по внутренним делам
В. К. Винниченко с приглашением прибыть на «предварительное краевое Совещание» 25-го числа. В Крыму это было расценено как вмешательство в его внутренние дела. Бюро губернского комитета 14 июля, «обсудив вопрос и принимая во внимание, что Губернский Комиссар не получал от Временного Правительства никаких указаний на включение Таврической губ [ернии] в состав будущей Украины, что и по существу вопроса включение Таврической губернии, весьма пестрой по национальному составу, с меньшинством украинского населения, является нежелательным, что даже в северных уездах, где можно предполагать численное превосходство украинцев, вопрос этот не возникал или был решен отрицательно, постановило: представителей на краевое совещание от Таврической губернии не посылать»64.
Политика Рады провоцирует ответную реакцию определенных кругов в Крыму. С августа все чаще звучат требования украинизации ЧФ. Делегация мусульман (Дж. Сейдамет и А. С.-А. Озенбашлы) «прощупывает» в июле Раду. Орган Мусисполкома сообщал: «Украинскую раду посетила депутация мусульман, обратившаяся с просьбой поддержать их (кого конкретно? – Авт.) стремление к установлению автономии Крыма. Мусульмане выражают пожелание о территориальном присоединении Крыма к Украине.
Мусульмане представили раде докладную записку, основные пункты которой: сконцентрирование всех мусульман-солдат, находящихся в Крыму и вне Крыма, – в Симферополе, образование из них отдельного войска; при штабе округа должен быть мусульманский комиссариат; командный состав должен состоять из мусульман, точно [так же] врачебный персонал в лечебных учреждениях; командир полка должен избираться мусульманским исполнительным комитетом (курсив наш. – Авт.)».
Генеральный секретариат, «обсудив домогательства мусульман… не согласился с некоторыми из них (любопытно, с какими согласился? – Авт.), признав вообще преждевременным предпринимать шаги перед центральным правительством до разрешения вопроса о территории Украины»65.
15 апреля Временным правительством было издано постановление о выборах в городские думы. Гласных предназначалось избрать в 18 городах Таврической губернии. Это были первые в истории России массовые демократические выборы. Остановимся на некоторых особенностях избирательной кампании конца мая – июля.
Известная апатия населения, демагогия, навешивание ярлыков хотя и не приняло массового характера, но место, как говорится, имело. Силовые методы, которые были присущи «либеральным» и крымско-татарским землевладельцам, а также большевикам. Как муниципальные, так и земские выборы дали значительный перевес социалистам, а среди них – эсерам.
Экономика страны продолжала катиться в пропасть. В Крыму ее спад летом – осенью 1917 года принимает характер полного развала. Промышленное производство сворачивается. Рабочие, во имя которых будто бы совершалась революция, оказываются ненужными. Дороговизна, писали газеты, создавала «безотрадную картину нужды». Рука об руку с ней шел дефицит.
К октябрю рыночные цены достигли: пяти рублей за фунт масла, двух – за десяток яиц, четырех-пяти – за курицу или утку, шести – за фунт картофеля. «Но и по таким ценам очень трудно что-либо достать»66, – грустно заключала газета.
Зарплата росла (например, у учителей на протяжении всего года – от 100 до 200 рублей в месяц, у рабочих – на 50– 150 %), однако никак не поспевала за ценами. Вместе с зарплатой, как водится, росла инфляция. В октябре она стала галопирующей. «Цены скачут уже не по дням, а по часам и минутам. Один и тот же кусок масла, доставленный на базар, в течение часа повышается в цене на 1 рубль за фунт»67.