— Без десяти восемь, — проинформировал Горобца майор и показал на большие круглые часы, висевшие на стене прямо напротив задержанного.
— Вот видите! С минуты на минуту вернется ее муж. Из-за границы. Можете себе представить, что произойдет?
Этого майор представить себе не мог. В данном конкретном случае. И попросил Вячеслава Николаевича рассказать обо всем по порядку. Не спеша. С подробностями.
— Хорошо, хорошо! Я все расскажу. Но у меня одна просьба… — Горобец умоляюще взглянул на майора. — Вас как зовут?
— Евгений Иванович.
— Евгений Иванович, я понимаю, что Ирочку вы все равно будете допрашивать. Не могли бы вы позвонить ей по телефону и пригласить сюда. Даже если муж уже дома, это будет выглядеть естественно. Когда что-то случается у соседей, опрашивают ведь всех? Евгений Иванович…
Испуг не отшиб у парня способность мыслить здраво. А может быть, и обострил чувство самосохранения. Рамодин не был человеком сентиментальным и, случалось, испытывал удовлетворение, поставив в неприятное, сложное положение кого-то из подозреваемых или лжесвидетелей. Но сейчас интуиция подсказала ему, что Горобец не лжесвидетель, а тем более не подозреваемый.
— С кем не бывает! — сказал он нарочито строго. — Назовите телефон.
Вячеслав продиктовал номер. Его подругу звали Ирина Георгиевна.
— А фамилия?
— Евгений Иванович, нельзя ли…
Горобец так растерялся, что майор был уже готов пожалеть его.
— Вячеслав Николаевич! Нельзя. Сами посудите — вызовем свидетеля, а фамилию не спросим?
— Карташева.
К телефону долго никто не подходил, и Вячеслав Николаевич весь испереживался. Твердил:
— Не кладите трубку! Не кладите! Она дома.
Наконец заспанный полудетский голосок прошептал:
— Алло?
— Ирина Георгиевна?
— Да-а-а…
— Вас беспокоит старший оперуполномоченный Рамодин.
— Ой!
Это «ой» прозвучало так, как будто женщина спросонья схватилась за раскаленную сковородку. Рамодин улыбнулся и краем глаза посмотрел на Горобца. Молодой человек уже пришел в себя и сидел нахохлившийся и сердитый.
— Не пугайтесь. Мне нужна ваша помощь. Не могли бы вы заглянуть в 27-ю квартиру?
С минуту она молчала. Наконец переспросила:
— В 27-ю?
Майор подтвердил.
— Вы меня обманываете, старший уполномоченный. Хозяева квартиры в отъезде.
— Правильно. В Лондоне. Воры об этом тоже знали.
— Обокрали! — Ирина Георгиевна не спросила, а как бы констатировала давно ожидаемое и наконец-то свершившееся событие.
Рамодин еле удержался от того, чтобы спросить: «Рады?» Он просто подтвердил ее догадку и повторил приглашение.
— Ну… — Она на секунду задумалась. — А вы в форме?
«Ну что за женщина, — усмехнулся майор. — Так и напрашивается на острое словцо».
— Нет. Сегодня я не в форме. Но если вы боитесь подвоха, позвоните в отделение милиции.
— Ничего я не боюсь, — с вызовом сказала Ирина Георгиевна. — Сейчас оденусь и приду.
Рамодин положил трубку, взглянул на задержанного и удивился. Вячеслав Николаевич, бледный и растерянный, смотрел на майора безумными глазами и шептал:
— Бред! Бред! Что она несет?! Бред!
— Это вы о чем? — спросил майор почти ласково.
— Бред! — Руками, скованными наручниками, задержанный ритмично бил по колену.
— Вячеслав Николаевич! Что вас так удивило?
— Ничего меня не удивило! — заорал Горобец так громко, что оперативник, дежуривший у входной двери, заглянул на кухню и спросил:
— Помощь не нужна?
— Все в порядке, — успокоил его Рамодин. — Нервишки разыгрались.
Оперативник удалился.
— Не поделитесь информацией?
— Нет! И снимите, наконец, наручники! Я никуда не убегу!
— Мне тоже так кажется. — Рамодин связался по рации с лейтенантом Снетковым: — Леня, задержанный тоскует в браслетах. А ключ у тебя.
— Понял. Сейчас загляну.
— Я не тоскую, — окрысился Горобец. — Я возмущен! Возмущен!
«Что же его так рассердило? — подумал Евгений. — Не хочет предстать перед любовницей в наручниках? Может быть. В этом мало приятного, но ведь не смертельно. А Славик сам не свой. Что же? Что? — Он мысленно прокрутил в голове весь короткий разговор с Ириной Георгиевной. — А вот что! Мне Горобец сказал, что идет из 27-й квартиры. Так? А любовница только что подтвердила, что ее хозяева в отъезде. Нестыковочка, голуби!»
Минут через пять позвонила Ирочка.
Рамодин сам открыл ей дверь, чтобы дежуривший у входа оперативник не напугал гостью своим «Макаровым». Сотрудника майор попросил постеречь задержанного, а Ирочку провел в одну из комнат.
Сказать, что Ирина Георгиевна приложила много усилий для своей экипировки, было нельзя. Как успел заметить майор, женщина накинула черный махровый халат прямо на голое тело.
Карташева села на старинный, красного дерева диванчик, обитый шелком. Положила ногу на ногу. Запахнула полу халата и закурила. Пачку сигарет «Давидофф» и зажигалку она принесла с собой. Рамодин с удовлетворением сделал вывод, что Ирина Георгиевна настроилась на длинный разговор.
Сам майор устроился за круглым, тоже красного дерева столом с многочисленными бронзовыми прибамбасами. Сел так, чтобы край стола закрывал от него красивые Ирочкины ноги, постоянно выскользающие из-под халата. Так Рамодин чувствовал себя увереннее. И все же молодая женщина опередила майора с вопросом:
— Ограбили Цветухина?
— Ограбили.
— Картины?
— Ирина Георгиевна, давайте договоримся: вопросы буду задавать я. Хорошо?
— Конечно. Это я поторопилась, чтобы сразу врубиться.
— Врубились?
— Вполне. Бедный Игорек!
— Вы хорошо знакомы с Игорем Борисовичем?
— Мы же соседи!
— Логично. Теперь немного формальностей для протокола. Кстати — меня зовут Евгений Иванович Рамодин. Старший оперуполномоченный уголовного розыска. Теперь хотелось бы услышать и о вас. Поподробнее.
— Пожалуйста. — Она улыбнулась. Улыбка у Карташевой получилась чуточку виноватой. — Без интимных подробностей не обойтись?
— Об этом можно схематично, — осторожно сказал майор и покраснел. — Так уж получилось… Горобец ссылается на вас. На квартиру. — Он совсем запутался и замолчал, мысленно проклиная сидящую перед ним красотку. А заодно и ее любовника.
Надо отдать должное Ирочке — она не стала цепляться к словам.
— Значит, так. Я Карташева Ирина Георгиевна. Девичью фамилию называть?
— Не надо.
— Родилась пятнадцатого августа семьдесят четвертого года. Люблю, когда на день рождения ко мне приходят интересные люди. Сыщики, например. — Она посмотрела на майора одобрительно. — Двигаемся дальше. Замужем. Супруг с минуты на минуту прибудет домой из Швейцарии.
— Он не забеспокоится, что вас дома нет?
— Я ему оставила записку, сообщила, где нахожусь. Зовут его Валентин Эмильевич. Может быть, слышали? Валентин Эмильевич Карташев. Ответственный сотрудник Администрации.
Ирочка произнесла слово «Администрация» как бы между прочим, без нажима. Но Рамодин понял, о какой Администрации идет речь.
— С Вячеславом Николаевичем Горобцом вы, естественно, знакомы?
— Это мой любовник, — не задумываясь ответила Карташева. — Вы с ним познакомились?
— Встретил у подъезда. Разговорились.
— Я надеюсь, Цветухина не Славик ограбил?
— Горобец провел с вами всю ночь?
— И вечер тоже. — Она посмотрела на Рамодина как невинная овечка.
— Вы с ним хорошо знакомы?
— Очень мило. Любовник — это хороший знакомый по милицейским понятиям?
— Ирина Георгиевна! — одернут ее майор. Эта раскованная молодица уже стала доставать ею своими интимными проблемами. Как будто зациклилась на них. — Если милиционер спрашивает, хорошо ли вы знакомы с человеком, он только это и имеет в виду. Так хорошо? Или плохо?
— Ну ладно. О чем спор. Мы со Славиком старые друзья. Знаю его как облупленного. Воровство — не его амплуа. Можете вычеркнуть Славика из своего списка.
— Никакого списка у меня нет. С хозяином этой квартиры вы часто встречаетесь?
— Конечно. У нас отношения очень теплые. Но только платонические. Хотя он такой комильфошка. И не прочь приударить за красивой девушкой.
— Давно знакомы?
— Года три. Как только переехали в этот дом, сразу познакомились. Мой муж еще служил в банке. Скажем так, владел им. Валентин Эмильевич интересовался живописью. Игорек пригласил нас взглянуть на свою коллекцию «малых голландцев». Вы знаете, кто такие эти господа?
— В школе проходили. В третьем классе. Ван Рюисдаль, Дюзарт и прочая мелочь. — Он готов был сгрести свою собеседницу в охапку, задрать ее шикарный халат и отшлепать по голой гладкой попке. В том, что попка у Ирочки под халатом голая и гладкая, майор не сомневался.
«Сукина дочь! — бесился Евгений. — Держит ментов за деревенщину». Впрочем, и сам он узнал о «малых голландцах» совсем недавно. Все от того же своего приятеля Владимира Фризе, у которого имелась хорошая коллекция этих художников.
— Вот как?! Вас, оказывается, недаром прислали к бедному Игоречку. Специалист по «малым голландцам»! Но должна вас разочаровать — ни Рюисдаля, ни Дюзарта у Цветухина не было. И он об этом сильно горевал. — Ее тон изменился. Карташева уже смотрела на Евгения с интересом. И чуть-чуть виновато.
— У Цветухина была большая коллекция?
— Да. Лучшая в России.
— Сколько картин? — Рамодин чуть было не добавил: «И каких размеров?»
— Я не считала. Могу только сказать — все стены завешаны картинами так плотно, что не видно обоев.
— Теперь обои видно хорошо, — мрачно доложил майор и обвел глазами пустые стены. — Остались только рамы. Ими набито несколько сумок. Мы потом с вами пройдемся по комнатам. Кстати, у Игоря Борисовича нет каталога коллекции?
— Есть. Правда, без новых поступлений. В прошлом году он выставлял картины в Музее частных коллекций, тогда и печатался каталог.
— Сколько понадобилось бы чемоданов, чтобы унести картины на подрамниках?
— Спросите что-нибудь полегче. Не могу даже представить.
Рамодин хотел спросить, хватило бы двух сумок и большого чемодана, но передумал. Патруль вневедомственной охраны мог застать грабителей в тот момент, когда они несли в «линкольн» уже вторую порцию украденного. А может быть, и третью.
— Цветухин — человек состоятельный?
— Ха-ха! Вы же специалист! Представляете, сколько миллионов стоят эти картины!
— Я не о картинах. О валюте. Доллары под матрасом ваш знакомый комильфошка не хранил?
— Кто ж об этом рассказывает? — Карташева опять весело рассмеялась. — Слышала только, как муж предостерегал Игоря от наших банков. Кредо Валентина Эмильевича — доверять можно только швейцарским!
— Ирина Георгиевна, пока Цветухин в отъезде, вы наша главная надежда.
— Вот как?
— Правда. Я на вас очень рассчитываю. Подумайте и постарайтесь вспомнить друзей Цветухина. Его частых гостей. Просто случайных посетителей. Всех, кого вы запомнили. Не требую моментального ответа.
— Ну и вопросики! Моя фамилия Карташева, а не Цветухина. И с Игорем видимся мы не так уж и часто. Хотя и живем напротив.
— Я не настаиваю. Просто подумал — вдруг в памяти что-то всплывет? Странное.
— Ну хорошо. Я подумаю.
— Молодчина. А теперь продолжим разговор про вас.
— По-моему, все анкетные данные я выложила. — Ирочка свела красивые черные брови к переносице. — Что вам еще рассказать? Я не служу. Член Союза писателей. Пишу стихи. И знаете, иногда печатают. Замужем семь лет. Немало, да? Вот и пришло время завести любовника. Осуждаете?
— Дело житейское, — буркнул майор, вспомнив Карлсона. — И меня не касается. Вы, Ирина Георгиевна, стрельбу рано утром слышали?
— Нет. Сильно стреляли?
— Куда выходят окна вашей квартиры?
— Окна? — Она на секунду задумалась. — И туда и сюда.
— А конкретнее?
— У нас шесть комнат. Кабинет мужа и столовая — окнами в переулок. Спальня, гостиная и гостевые комнаты — во двор. Мы со Славиком были в гостевой. Нельзя же укладывать любовника в супружескую постель! Я считаю, неэтично. Правда? — Она наслаждалась замешательством майора,
«И матерком не обложишь, — подумал Рамодин без особой, впрочем., злости. — Наябедничает рогатому»
— В гостевой комнате выстрелов слышно не было?
— Нет. А в какое время стреляли?
— В седьмом часу.
— Так рано? Мы еще спали.
— И не боялись? Супруг же мог нагрянуть раньше.
— Он с самолета. А самолеты раньше времени не прилетают. Могут только запаздывать. Кстати, Валентин Эмильевич звонил из аэропорта пять минут назад.
— Вот как?
— А что вас удивило?
Рамодин лишь усмехнулся. Его все удивляло в этом происшествии. А сама Ирочка — больше всего. Он сделал неопределенный жест рукой: догадайся, мол, сама. И задал новый вопрос:
— Когда ушел Горобец?
— Ну… Я не знаю. На часы не смотрела. Славик торопился. Сказал, что заедет к себе домой. А в девять у него на службе что-то очень важное. Заседание-совещание.
— Хорошо, Ирина Георгиевна, на часы вы не взглянули. Счастливые часов не наблюдают. Но хоть приблизительно — сколько времени прошло с момента его ухода? Пять минут, час?
— Только не пять минут. Я успела задремать.
— Полчаса?
Карташева изобразила на лице глубокое раздумье. А Рамодин был готов поклясться, что ответ у нее уже давно готов.
— Наверное.
— Может быть, вы дремали несколько минут, а показалось — целую вечность? — Спокойно, стараясь не показать, какую важную информацию преподнесла ему Ирочка, спросил майор. — Вас разбудил звонок мужа?
— Да нет же! Я проснулась сама. Отдохнувшая и свеженькая.
— Замучил я вас своими вопросами, — огорченно констатировал Рамодин. А сам внутренне ликовал, предвкушая, как прижмет сейчас к стенке проклятого темнилу Горобца. Где это он болтался столько времени, покинув возлюбленную? Не мог он не видеть грабителей! Не мог! Если только и сам не заодно с ними. Наводчик, например. — Мы, Ирина Георгиевна, сейчас прервем нашу беседу. Вам, наверное, супруга надо встречать? Из заграничной поездки все же возвращается…
— Пс-с. Два дня. Да у него такие поездки по нескольку раз в месяц. А завтраком его в самолете накормили. — Карташева явно не торопилась встречать мужа.
Рамодин истолковал ее поведение по-своему:
— А про наши секреты Валентину Эмильевичу знать не обязательно. Пока. Так что не волнуйтесь. Следователь прокуратуры, наверное, захочет с вами поговорить — тоже не смертельно. Я ему все объясню.
— Чудак! — Ирочка встала с дивана, запахнула поплотнее халат, завязала пояс. — Я ни капельки не волнуюсь. Чего ради? Надеюсь, мы еще с вами встретимся? — Она протянула Рамодину руку и неожиданно поцеловала его в щеку. При этом Ирочке пришлось слегка наклониться. Она была на полголовы выше майора. Уже выйдя в прихожую, Ирочка спросила:
— Вы так и не сказали мне про стрельбу. Кто стрелял? Сыщики или воры?
— Вы проспали целое сражение, — сообщил Рамодин, выпуская Карташеву из квартиры. — Считайте, что вам повезло.
НЕПРОШЕНОЕ ПОДКРЕПЛЕНИЕ
ПОЧЕМУ ЮЛИЛ ГОРОБЕЦ?
— Вот видите! С минуты на минуту вернется ее муж. Из-за границы. Можете себе представить, что произойдет?
Этого майор представить себе не мог. В данном конкретном случае. И попросил Вячеслава Николаевича рассказать обо всем по порядку. Не спеша. С подробностями.
— Хорошо, хорошо! Я все расскажу. Но у меня одна просьба… — Горобец умоляюще взглянул на майора. — Вас как зовут?
— Евгений Иванович.
— Евгений Иванович, я понимаю, что Ирочку вы все равно будете допрашивать. Не могли бы вы позвонить ей по телефону и пригласить сюда. Даже если муж уже дома, это будет выглядеть естественно. Когда что-то случается у соседей, опрашивают ведь всех? Евгений Иванович…
Испуг не отшиб у парня способность мыслить здраво. А может быть, и обострил чувство самосохранения. Рамодин не был человеком сентиментальным и, случалось, испытывал удовлетворение, поставив в неприятное, сложное положение кого-то из подозреваемых или лжесвидетелей. Но сейчас интуиция подсказала ему, что Горобец не лжесвидетель, а тем более не подозреваемый.
— С кем не бывает! — сказал он нарочито строго. — Назовите телефон.
Вячеслав продиктовал номер. Его подругу звали Ирина Георгиевна.
— А фамилия?
— Евгений Иванович, нельзя ли…
Горобец так растерялся, что майор был уже готов пожалеть его.
— Вячеслав Николаевич! Нельзя. Сами посудите — вызовем свидетеля, а фамилию не спросим?
— Карташева.
К телефону долго никто не подходил, и Вячеслав Николаевич весь испереживался. Твердил:
— Не кладите трубку! Не кладите! Она дома.
Наконец заспанный полудетский голосок прошептал:
— Алло?
— Ирина Георгиевна?
— Да-а-а…
— Вас беспокоит старший оперуполномоченный Рамодин.
— Ой!
Это «ой» прозвучало так, как будто женщина спросонья схватилась за раскаленную сковородку. Рамодин улыбнулся и краем глаза посмотрел на Горобца. Молодой человек уже пришел в себя и сидел нахохлившийся и сердитый.
— Не пугайтесь. Мне нужна ваша помощь. Не могли бы вы заглянуть в 27-ю квартиру?
С минуту она молчала. Наконец переспросила:
— В 27-ю?
Майор подтвердил.
— Вы меня обманываете, старший уполномоченный. Хозяева квартиры в отъезде.
— Правильно. В Лондоне. Воры об этом тоже знали.
— Обокрали! — Ирина Георгиевна не спросила, а как бы констатировала давно ожидаемое и наконец-то свершившееся событие.
Рамодин еле удержался от того, чтобы спросить: «Рады?» Он просто подтвердил ее догадку и повторил приглашение.
— Ну… — Она на секунду задумалась. — А вы в форме?
«Ну что за женщина, — усмехнулся майор. — Так и напрашивается на острое словцо».
— Нет. Сегодня я не в форме. Но если вы боитесь подвоха, позвоните в отделение милиции.
— Ничего я не боюсь, — с вызовом сказала Ирина Георгиевна. — Сейчас оденусь и приду.
Рамодин положил трубку, взглянул на задержанного и удивился. Вячеслав Николаевич, бледный и растерянный, смотрел на майора безумными глазами и шептал:
— Бред! Бред! Что она несет?! Бред!
— Это вы о чем? — спросил майор почти ласково.
— Бред! — Руками, скованными наручниками, задержанный ритмично бил по колену.
— Вячеслав Николаевич! Что вас так удивило?
— Ничего меня не удивило! — заорал Горобец так громко, что оперативник, дежуривший у входной двери, заглянул на кухню и спросил:
— Помощь не нужна?
— Все в порядке, — успокоил его Рамодин. — Нервишки разыгрались.
Оперативник удалился.
— Не поделитесь информацией?
— Нет! И снимите, наконец, наручники! Я никуда не убегу!
— Мне тоже так кажется. — Рамодин связался по рации с лейтенантом Снетковым: — Леня, задержанный тоскует в браслетах. А ключ у тебя.
— Понял. Сейчас загляну.
— Я не тоскую, — окрысился Горобец. — Я возмущен! Возмущен!
«Что же его так рассердило? — подумал Евгений. — Не хочет предстать перед любовницей в наручниках? Может быть. В этом мало приятного, но ведь не смертельно. А Славик сам не свой. Что же? Что? — Он мысленно прокрутил в голове весь короткий разговор с Ириной Георгиевной. — А вот что! Мне Горобец сказал, что идет из 27-й квартиры. Так? А любовница только что подтвердила, что ее хозяева в отъезде. Нестыковочка, голуби!»
Минут через пять позвонила Ирочка.
Рамодин сам открыл ей дверь, чтобы дежуривший у входа оперативник не напугал гостью своим «Макаровым». Сотрудника майор попросил постеречь задержанного, а Ирочку провел в одну из комнат.
Сказать, что Ирина Георгиевна приложила много усилий для своей экипировки, было нельзя. Как успел заметить майор, женщина накинула черный махровый халат прямо на голое тело.
Карташева села на старинный, красного дерева диванчик, обитый шелком. Положила ногу на ногу. Запахнула полу халата и закурила. Пачку сигарет «Давидофф» и зажигалку она принесла с собой. Рамодин с удовлетворением сделал вывод, что Ирина Георгиевна настроилась на длинный разговор.
Сам майор устроился за круглым, тоже красного дерева столом с многочисленными бронзовыми прибамбасами. Сел так, чтобы край стола закрывал от него красивые Ирочкины ноги, постоянно выскользающие из-под халата. Так Рамодин чувствовал себя увереннее. И все же молодая женщина опередила майора с вопросом:
— Ограбили Цветухина?
— Ограбили.
— Картины?
— Ирина Георгиевна, давайте договоримся: вопросы буду задавать я. Хорошо?
— Конечно. Это я поторопилась, чтобы сразу врубиться.
— Врубились?
— Вполне. Бедный Игорек!
— Вы хорошо знакомы с Игорем Борисовичем?
— Мы же соседи!
— Логично. Теперь немного формальностей для протокола. Кстати — меня зовут Евгений Иванович Рамодин. Старший оперуполномоченный уголовного розыска. Теперь хотелось бы услышать и о вас. Поподробнее.
— Пожалуйста. — Она улыбнулась. Улыбка у Карташевой получилась чуточку виноватой. — Без интимных подробностей не обойтись?
— Об этом можно схематично, — осторожно сказал майор и покраснел. — Так уж получилось… Горобец ссылается на вас. На квартиру. — Он совсем запутался и замолчал, мысленно проклиная сидящую перед ним красотку. А заодно и ее любовника.
Надо отдать должное Ирочке — она не стала цепляться к словам.
— Значит, так. Я Карташева Ирина Георгиевна. Девичью фамилию называть?
— Не надо.
— Родилась пятнадцатого августа семьдесят четвертого года. Люблю, когда на день рождения ко мне приходят интересные люди. Сыщики, например. — Она посмотрела на майора одобрительно. — Двигаемся дальше. Замужем. Супруг с минуты на минуту прибудет домой из Швейцарии.
— Он не забеспокоится, что вас дома нет?
— Я ему оставила записку, сообщила, где нахожусь. Зовут его Валентин Эмильевич. Может быть, слышали? Валентин Эмильевич Карташев. Ответственный сотрудник Администрации.
Ирочка произнесла слово «Администрация» как бы между прочим, без нажима. Но Рамодин понял, о какой Администрации идет речь.
— С Вячеславом Николаевичем Горобцом вы, естественно, знакомы?
— Это мой любовник, — не задумываясь ответила Карташева. — Вы с ним познакомились?
— Встретил у подъезда. Разговорились.
— Я надеюсь, Цветухина не Славик ограбил?
— Горобец провел с вами всю ночь?
— И вечер тоже. — Она посмотрела на Рамодина как невинная овечка.
— Вы с ним хорошо знакомы?
— Очень мило. Любовник — это хороший знакомый по милицейским понятиям?
— Ирина Георгиевна! — одернут ее майор. Эта раскованная молодица уже стала доставать ею своими интимными проблемами. Как будто зациклилась на них. — Если милиционер спрашивает, хорошо ли вы знакомы с человеком, он только это и имеет в виду. Так хорошо? Или плохо?
— Ну ладно. О чем спор. Мы со Славиком старые друзья. Знаю его как облупленного. Воровство — не его амплуа. Можете вычеркнуть Славика из своего списка.
— Никакого списка у меня нет. С хозяином этой квартиры вы часто встречаетесь?
— Конечно. У нас отношения очень теплые. Но только платонические. Хотя он такой комильфошка. И не прочь приударить за красивой девушкой.
— Давно знакомы?
— Года три. Как только переехали в этот дом, сразу познакомились. Мой муж еще служил в банке. Скажем так, владел им. Валентин Эмильевич интересовался живописью. Игорек пригласил нас взглянуть на свою коллекцию «малых голландцев». Вы знаете, кто такие эти господа?
— В школе проходили. В третьем классе. Ван Рюисдаль, Дюзарт и прочая мелочь. — Он готов был сгрести свою собеседницу в охапку, задрать ее шикарный халат и отшлепать по голой гладкой попке. В том, что попка у Ирочки под халатом голая и гладкая, майор не сомневался.
«Сукина дочь! — бесился Евгений. — Держит ментов за деревенщину». Впрочем, и сам он узнал о «малых голландцах» совсем недавно. Все от того же своего приятеля Владимира Фризе, у которого имелась хорошая коллекция этих художников.
— Вот как?! Вас, оказывается, недаром прислали к бедному Игоречку. Специалист по «малым голландцам»! Но должна вас разочаровать — ни Рюисдаля, ни Дюзарта у Цветухина не было. И он об этом сильно горевал. — Ее тон изменился. Карташева уже смотрела на Евгения с интересом. И чуть-чуть виновато.
— У Цветухина была большая коллекция?
— Да. Лучшая в России.
— Сколько картин? — Рамодин чуть было не добавил: «И каких размеров?»
— Я не считала. Могу только сказать — все стены завешаны картинами так плотно, что не видно обоев.
— Теперь обои видно хорошо, — мрачно доложил майор и обвел глазами пустые стены. — Остались только рамы. Ими набито несколько сумок. Мы потом с вами пройдемся по комнатам. Кстати, у Игоря Борисовича нет каталога коллекции?
— Есть. Правда, без новых поступлений. В прошлом году он выставлял картины в Музее частных коллекций, тогда и печатался каталог.
— Сколько понадобилось бы чемоданов, чтобы унести картины на подрамниках?
— Спросите что-нибудь полегче. Не могу даже представить.
Рамодин хотел спросить, хватило бы двух сумок и большого чемодана, но передумал. Патруль вневедомственной охраны мог застать грабителей в тот момент, когда они несли в «линкольн» уже вторую порцию украденного. А может быть, и третью.
— Цветухин — человек состоятельный?
— Ха-ха! Вы же специалист! Представляете, сколько миллионов стоят эти картины!
— Я не о картинах. О валюте. Доллары под матрасом ваш знакомый комильфошка не хранил?
— Кто ж об этом рассказывает? — Карташева опять весело рассмеялась. — Слышала только, как муж предостерегал Игоря от наших банков. Кредо Валентина Эмильевича — доверять можно только швейцарским!
— Ирина Георгиевна, пока Цветухин в отъезде, вы наша главная надежда.
— Вот как?
— Правда. Я на вас очень рассчитываю. Подумайте и постарайтесь вспомнить друзей Цветухина. Его частых гостей. Просто случайных посетителей. Всех, кого вы запомнили. Не требую моментального ответа.
— Ну и вопросики! Моя фамилия Карташева, а не Цветухина. И с Игорем видимся мы не так уж и часто. Хотя и живем напротив.
— Я не настаиваю. Просто подумал — вдруг в памяти что-то всплывет? Странное.
— Ну хорошо. Я подумаю.
— Молодчина. А теперь продолжим разговор про вас.
— По-моему, все анкетные данные я выложила. — Ирочка свела красивые черные брови к переносице. — Что вам еще рассказать? Я не служу. Член Союза писателей. Пишу стихи. И знаете, иногда печатают. Замужем семь лет. Немало, да? Вот и пришло время завести любовника. Осуждаете?
— Дело житейское, — буркнул майор, вспомнив Карлсона. — И меня не касается. Вы, Ирина Георгиевна, стрельбу рано утром слышали?
— Нет. Сильно стреляли?
— Куда выходят окна вашей квартиры?
— Окна? — Она на секунду задумалась. — И туда и сюда.
— А конкретнее?
— У нас шесть комнат. Кабинет мужа и столовая — окнами в переулок. Спальня, гостиная и гостевые комнаты — во двор. Мы со Славиком были в гостевой. Нельзя же укладывать любовника в супружескую постель! Я считаю, неэтично. Правда? — Она наслаждалась замешательством майора,
«И матерком не обложишь, — подумал Рамодин без особой, впрочем., злости. — Наябедничает рогатому»
— В гостевой комнате выстрелов слышно не было?
— Нет. А в какое время стреляли?
— В седьмом часу.
— Так рано? Мы еще спали.
— И не боялись? Супруг же мог нагрянуть раньше.
— Он с самолета. А самолеты раньше времени не прилетают. Могут только запаздывать. Кстати, Валентин Эмильевич звонил из аэропорта пять минут назад.
— Вот как?
— А что вас удивило?
Рамодин лишь усмехнулся. Его все удивляло в этом происшествии. А сама Ирочка — больше всего. Он сделал неопределенный жест рукой: догадайся, мол, сама. И задал новый вопрос:
— Когда ушел Горобец?
— Ну… Я не знаю. На часы не смотрела. Славик торопился. Сказал, что заедет к себе домой. А в девять у него на службе что-то очень важное. Заседание-совещание.
— Хорошо, Ирина Георгиевна, на часы вы не взглянули. Счастливые часов не наблюдают. Но хоть приблизительно — сколько времени прошло с момента его ухода? Пять минут, час?
— Только не пять минут. Я успела задремать.
— Полчаса?
Карташева изобразила на лице глубокое раздумье. А Рамодин был готов поклясться, что ответ у нее уже давно готов.
— Наверное.
— Может быть, вы дремали несколько минут, а показалось — целую вечность? — Спокойно, стараясь не показать, какую важную информацию преподнесла ему Ирочка, спросил майор. — Вас разбудил звонок мужа?
— Да нет же! Я проснулась сама. Отдохнувшая и свеженькая.
— Замучил я вас своими вопросами, — огорченно констатировал Рамодин. А сам внутренне ликовал, предвкушая, как прижмет сейчас к стенке проклятого темнилу Горобца. Где это он болтался столько времени, покинув возлюбленную? Не мог он не видеть грабителей! Не мог! Если только и сам не заодно с ними. Наводчик, например. — Мы, Ирина Георгиевна, сейчас прервем нашу беседу. Вам, наверное, супруга надо встречать? Из заграничной поездки все же возвращается…
— Пс-с. Два дня. Да у него такие поездки по нескольку раз в месяц. А завтраком его в самолете накормили. — Карташева явно не торопилась встречать мужа.
Рамодин истолковал ее поведение по-своему:
— А про наши секреты Валентину Эмильевичу знать не обязательно. Пока. Так что не волнуйтесь. Следователь прокуратуры, наверное, захочет с вами поговорить — тоже не смертельно. Я ему все объясню.
— Чудак! — Ирочка встала с дивана, запахнула поплотнее халат, завязала пояс. — Я ни капельки не волнуюсь. Чего ради? Надеюсь, мы еще с вами встретимся? — Она протянула Рамодину руку и неожиданно поцеловала его в щеку. При этом Ирочке пришлось слегка наклониться. Она была на полголовы выше майора. Уже выйдя в прихожую, Ирочка спросила:
— Вы так и не сказали мне про стрельбу. Кто стрелял? Сыщики или воры?
— Вы проспали целое сражение, — сообщил Рамодин, выпуская Карташеву из квартиры. — Считайте, что вам повезло.
НЕПРОШЕНОЕ ПОДКРЕПЛЕНИЕ
— Кроме бомжей, никого в переулке не заметили? — спросил Мишустин, с любопытством разглядывая респектабельного свидетеля, сидевшего перед ним за маленьким откидным столиком. И без предупреждения Рамодина следователь узнал бы этого человека. Годы мало изменили бывшего партийного «олимпийца». Он по-прежнему выглядел молодцом.
Баранов не торопился с ответом. Он взглянул окно микроавтобуса. Внимательно обвел глазами переулок и только потом сказал:
— Никого, Аркадий Васильевич.
На все вопросы следователя, даже на самые простые, Баранов отвечал после короткого раздумья. Словно взвешивал каждое слово. Мишустину такая беседа нравилась. Он испытывал редкое для следователя чувство уверенности, что каждому слову свидетеля можно верить. Не только потому, что он правдив и откровенен, но к тому же сохранил ясность ума и хорошую память.
«Вот бы с этим дедом посидеть вечером за бутылкой, — подумал Мишустин. — Да послушать его рассказы о кремлевском житье-бытье».
— Павел Федорович, а этих стервятников, как вы назвали бомжей, подробнее описать не смогли бы?
— Подробнее… подробнее. Мой пес так рванул за поводок, что свалил меня на асфальт. Но кое-что я заметил. Необычное. Один стервятник был похож на опереточного генерала.
— На опереточного?
— Да. На опереточного. Не может ведь настоящий генерал хватать пачки денег с мостовой и запихивать себе за пазуху?
«Ну это как сказать! — подумал Мишустин. — Вопрос спорный».
— На нем была форма, похожая на генеральскую?
— Генеральская форма, — ответил Баранов после секундной паузы. — С орденскими планками на груди.
— Вот те на! — Следователь рассмеялся. — Такого в моей практике еще не бывало!
— У этого опереточного генерала на голове была надета красная кепочка. С каким-то иностранным словом на тулье. Я, к сожалению, не мог разобрать. А вот то, что руки у него загребущие, — это я заметил. Бесспорно.
— За «генерала» вам спасибо, Павел Федорович. Деталька эта дорогого стоит. А других бомжей не разглядели?
— Нет. А «генерал», по-моему, чуть прихрамывал.
— Возраст?
— Возраст? — Баранов опять взглянул в окно микроавтобуса.
На этот раз пауза затянулась. Лицо свидетеля вдруг сделалось напряженным, настороженным. «Чего он там увидел?» — подумал следователь и тоже взглянул в окно.
В конце переулка, метрах в двухстах от микроавтобуса, в котором они беседовали, автобус побольше с затененными окнами перегородил проезд. У тротуара стоял черный лимузин с рожками спецсигналов на крыше. «Рогатый» — называли такие автомобили между собой работники правоохранительных органов. На «рогатых» машинах разъезжали большие — а иногда и маленькие, но ушлые — правительственные начальники. И те из олигархов, которые могли купить себе эту привилегию.
Рядом с автомобилем стояли двое крупных мужчин в светлых легких плащах. Они наблюдали, как из автобуса торопливо выскакивают вооруженные люди в камуфляже, с черными масками на лицах.
Когда потом Мишустин вспомнил это кошмарное утро в 6-м Ростовском, он удивился, что первой мыслью, пришедшей ему в голову, была мысль: «В такую жаркую погоду в масках не очень-то легко дышать. А начальники вырядились в плащи».
— Наверное, не вы их сюда пригласили? — спросил Баранов.
— Нет, Павел Федорович. И не майор Рамодин.
— Антитеррористическая группа?
— Не похоже. Вам лучше пойти домой. От греха подальше. — Мишустин достал из нагрудного кармашка пиджака визитную карточку. Протянул свидетелю. — На всякий случай. Позвоните, если что-то важное вспомните. А пока посидите дома.
Он открыл дверцу, выпустил из машины Баранова. Вышел сам. Старик крепко пожал Мишустину руку и чуть ли не вприпрыжку кинулся к подъезду. Наверное, опыт, приобретенный в высших сферах, подсказал ему, что следует поскорее уйти в тень.
— Аркадий Васильевич! Солидное подкрепление, — сказал шофер микроавтобуса Глебов, тоже вышедший из кабины. — Спецназ?
— Я их не вызывал.
— Взгляните! — Глебов тронул следователя за рукав. — И с другой стороны подгребли.
Мишустин оглянулся. Та часть переулка, которая вела к Садовому кольцу, тоже была перегорожена. Люди с автоматами занимали места в цепи.
Баранов не торопился с ответом. Он взглянул окно микроавтобуса. Внимательно обвел глазами переулок и только потом сказал:
— Никого, Аркадий Васильевич.
На все вопросы следователя, даже на самые простые, Баранов отвечал после короткого раздумья. Словно взвешивал каждое слово. Мишустину такая беседа нравилась. Он испытывал редкое для следователя чувство уверенности, что каждому слову свидетеля можно верить. Не только потому, что он правдив и откровенен, но к тому же сохранил ясность ума и хорошую память.
«Вот бы с этим дедом посидеть вечером за бутылкой, — подумал Мишустин. — Да послушать его рассказы о кремлевском житье-бытье».
— Павел Федорович, а этих стервятников, как вы назвали бомжей, подробнее описать не смогли бы?
— Подробнее… подробнее. Мой пес так рванул за поводок, что свалил меня на асфальт. Но кое-что я заметил. Необычное. Один стервятник был похож на опереточного генерала.
— На опереточного?
— Да. На опереточного. Не может ведь настоящий генерал хватать пачки денег с мостовой и запихивать себе за пазуху?
«Ну это как сказать! — подумал Мишустин. — Вопрос спорный».
— На нем была форма, похожая на генеральскую?
— Генеральская форма, — ответил Баранов после секундной паузы. — С орденскими планками на груди.
— Вот те на! — Следователь рассмеялся. — Такого в моей практике еще не бывало!
— У этого опереточного генерала на голове была надета красная кепочка. С каким-то иностранным словом на тулье. Я, к сожалению, не мог разобрать. А вот то, что руки у него загребущие, — это я заметил. Бесспорно.
— За «генерала» вам спасибо, Павел Федорович. Деталька эта дорогого стоит. А других бомжей не разглядели?
— Нет. А «генерал», по-моему, чуть прихрамывал.
— Возраст?
— Возраст? — Баранов опять взглянул в окно микроавтобуса.
На этот раз пауза затянулась. Лицо свидетеля вдруг сделалось напряженным, настороженным. «Чего он там увидел?» — подумал следователь и тоже взглянул в окно.
В конце переулка, метрах в двухстах от микроавтобуса, в котором они беседовали, автобус побольше с затененными окнами перегородил проезд. У тротуара стоял черный лимузин с рожками спецсигналов на крыше. «Рогатый» — называли такие автомобили между собой работники правоохранительных органов. На «рогатых» машинах разъезжали большие — а иногда и маленькие, но ушлые — правительственные начальники. И те из олигархов, которые могли купить себе эту привилегию.
Рядом с автомобилем стояли двое крупных мужчин в светлых легких плащах. Они наблюдали, как из автобуса торопливо выскакивают вооруженные люди в камуфляже, с черными масками на лицах.
Когда потом Мишустин вспомнил это кошмарное утро в 6-м Ростовском, он удивился, что первой мыслью, пришедшей ему в голову, была мысль: «В такую жаркую погоду в масках не очень-то легко дышать. А начальники вырядились в плащи».
— Наверное, не вы их сюда пригласили? — спросил Баранов.
— Нет, Павел Федорович. И не майор Рамодин.
— Антитеррористическая группа?
— Не похоже. Вам лучше пойти домой. От греха подальше. — Мишустин достал из нагрудного кармашка пиджака визитную карточку. Протянул свидетелю. — На всякий случай. Позвоните, если что-то важное вспомните. А пока посидите дома.
Он открыл дверцу, выпустил из машины Баранова. Вышел сам. Старик крепко пожал Мишустину руку и чуть ли не вприпрыжку кинулся к подъезду. Наверное, опыт, приобретенный в высших сферах, подсказал ему, что следует поскорее уйти в тень.
— Аркадий Васильевич! Солидное подкрепление, — сказал шофер микроавтобуса Глебов, тоже вышедший из кабины. — Спецназ?
— Я их не вызывал.
— Взгляните! — Глебов тронул следователя за рукав. — И с другой стороны подгребли.
Мишустин оглянулся. Та часть переулка, которая вела к Садовому кольцу, тоже была перегорожена. Люди с автоматами занимали места в цепи.
ПОЧЕМУ ЮЛИЛ ГОРОБЕЦ?
Разглядывая привлекательное, но по-детски пухлое лицо Горобца, Евгений терялся в догадках: почему Ирочка не спросила ничего о судьбе своего любовника? Не попал ли он под шальную пулю? Не арестован ли? И почему, вообще, о нем расспрашивают: когда пришел, когда ушел? «Наверное, Ирочка видела из окна, как его прихватили. Пошла в комнату, где окна выходят в переулок, сделать милому ручкой и все видела. Хитруша».
— Ну как, Вячеслав Николаевич, готовы исповедоваться? Созрели? — спросил он Горобца миролюбиво.
— Созрел. Раз уж до Ирины добрались, что я буду юлить? Только дайте слово…
— Что муж не узнает про «утренний пистон»?
— Ну-ну! — В голосе Горобца появились угрожающие нотки.
— Вячеслав Николаевич! Славик! Так это не ваши слова.
— Тогда речь не шла о конкретной женщине.
— Ладно. Не сердитесь. Пока в мои планы не входит беседа с рогатым мужем. А дальше уж — как следствие пойдет. Извините. Вы когда покинули Ирину Георгиевну?
— В семь.
— А ты не взглянул на часы, когда его задержали? — обратился Рамодин к лейтенанту.
— Минут пять восьмого. А может, и три минуты.
— Вячеслав Николаевич, вы вышли из квартиры Карташевых, спустились на лифте… На лифте?
— Нет. По лестнице. Зачем привлекать внимание соседей?
— По лестнице, — эхом отозвался майор. — И сразу вышли из подъезда? Не задержались у квартиры Цветухина?
— Нет.
— В первоначальных показаниях, значит, приврали малость?
Горобец промолчал.
— Вышли из дома и кинулись к машине?
— Не кинулся! Спокойно пошел к ней.
— Это точно. Очень спокойно, — прокомментировал Снетков. — Даже не поинтересовался, почему мостовая трупами усеяна. — Он хотел еще что-то сказать, но в это время раздались резкие требовательные звонки в дверь.
Евгений машинально отметил, что хозяин квартиры, коллекционер Цветухин, не завел себе новомодный звонок с какой-нибудь затейливой мелодией, услышав которую не поймешь, что за гость к тебе пожаловал. Робкий? Энергичный? Хорошо знакомый, предупреждающий о себе определенным числом звонков? Или случайный человек?
— Кто здесь майор Рамодин? — раздался из прихожей негромкий, но очень уверенный голос человека, привыкшего повелевать.
* * *
… Рамодину больше всего запомнилось лицо следователя Мишустина.
Когда после резких звонков в квартиру майор услышал в прихожей приглушенные вскрики и возню и, готовый ко всему, с пистолетом в руке, ринулся в прихожую, лишь профессиональный опыт уберег его от удара дверью по лицу. Один из гостей, наверное личный охранник, увидев человека с оружием, пытался зашибить Рамодина этой дверью. А ведь знал, подлец, что в квартире работают лишь сотрудники уголовного розыска и прокуратуры.
Но удар пришелся мимо. Евгений, открывая дверь, всегда держался за линией порога.
В доли секунды, пока дверь с оглушительным треском не возвратилась на место, майор увидел в прихожей высокого плотного мужчину в длинном белом плаще. Черная, хорошо подстриженная, с идеальным пробором голова резко контрастировала с плащом. Казалось, была сама по себе. Рядом с черноголовым стоял оперативник в наручниках. А из-за его плеча выглядывал Аркаша Мишустин. На побелевшем лице следователя отражалась такая мука, что у Рамодина захолонуло сердце. Холостой залп двери пришелся как нельзя кстати — смотреть на товарища было невыносимо.
— Да опустите вы пистолет, — спокойно, даже вальяжно, сказал мужчина в белом плаще. Он чувствовал себя здесь самым главным. Это было видно и по тому, как чутко держали дистанцию его спутники, и по тому, как держался он сам. Ни властно, ни грозно, ни решительно… Единственный эпитет, который показался Рамодину уместным, — свободно. «Большая шишка», — решил он. И вдруг вспомнил давний сюжет по телевидению: президентская охрана положила лицом в снег охранников Гусинского и милиционеров у здания мэрии на Новом Арбате. А высокий плотный мужчина в черном пальто до пят непринужденно прогуливался среди лежащих в снегу людей. Но как же давно это было! Тот, в длинном черном пальто, уже сошел со сцены. Или не сошел?
— Майор Рамодин, будем играть в казаки-разбойники? — В вальяжном голосе черноголового не чувствовалось ни угрозы, ни нетерпения. — Прячьте оружие и выметайтесь вместе со всей своей командой. Прокурор, объяснитесь с коллегой.
Аркаша Мишустин вышел из-за спины закованного в наручники оперативника, и Евгений с облегчением увидел, что на Аркадии наручников нет.
— Майор, дело переходит в Главное управление охраны. Генерал Сусликов, — Мишустин бросил быстрый взгляд на черноголового, — связал меня с Генеральной прокуратурой. Там все подтвердили.
— У меня свое начальство, — буркнул Рамодин и спрятал наконец пистолет. — И почему это мой сотрудник в наручниках?
— Очень шустрый, — усмехнулся генерал. — Поздравляю. — Он обернулся к здоровенному бугаю в кожаной куртке, стоявшему в стороне. Рамодин решил, что именно этот бугай чуть не расплющил его дверью. — Капитан, снимите браслеты.
По тому, с какой ненавистью взглянул на капитана оперативник, Евгений догадался, что с ним не очень церемонились.
— Теперь ваше начальство, Рамодин… — задумчиво сказал генерал Сусликов. — Ваше начальство… Кто вас устроит? Замы? Или только министр?
— Полковник Шутилин из Центрального управления. Мой непосредственный начальник.
— Нет, нет. Исключено. — Генерал вынул из кармана плаща крошечный сотовый телефон, нажал одну из кнопок: — Сергей Петрович? Сусликов. Звоню с 6-го Ростовского. Скажи своему служаке, чтобы сдавал дело. И не артачился. Зовут — майор Рамодин. — Он протянул трубку Евгению.
На секунду у майора мелькнула мысль: уж не мистификация ли это? Взглянул ли Аркаша на документы черноголового? Но голос в трубке развеял сомнения. Он слышал этот голос сотни раз. Почти каждый день министр давал интервью, выступал с речами.
— Ну как, Вячеслав Николаевич, готовы исповедоваться? Созрели? — спросил он Горобца миролюбиво.
— Созрел. Раз уж до Ирины добрались, что я буду юлить? Только дайте слово…
— Что муж не узнает про «утренний пистон»?
— Ну-ну! — В голосе Горобца появились угрожающие нотки.
— Вячеслав Николаевич! Славик! Так это не ваши слова.
— Тогда речь не шла о конкретной женщине.
— Ладно. Не сердитесь. Пока в мои планы не входит беседа с рогатым мужем. А дальше уж — как следствие пойдет. Извините. Вы когда покинули Ирину Георгиевну?
— В семь.
— А ты не взглянул на часы, когда его задержали? — обратился Рамодин к лейтенанту.
— Минут пять восьмого. А может, и три минуты.
— Вячеслав Николаевич, вы вышли из квартиры Карташевых, спустились на лифте… На лифте?
— Нет. По лестнице. Зачем привлекать внимание соседей?
— По лестнице, — эхом отозвался майор. — И сразу вышли из подъезда? Не задержались у квартиры Цветухина?
— Нет.
— В первоначальных показаниях, значит, приврали малость?
Горобец промолчал.
— Вышли из дома и кинулись к машине?
— Не кинулся! Спокойно пошел к ней.
— Это точно. Очень спокойно, — прокомментировал Снетков. — Даже не поинтересовался, почему мостовая трупами усеяна. — Он хотел еще что-то сказать, но в это время раздались резкие требовательные звонки в дверь.
Евгений машинально отметил, что хозяин квартиры, коллекционер Цветухин, не завел себе новомодный звонок с какой-нибудь затейливой мелодией, услышав которую не поймешь, что за гость к тебе пожаловал. Робкий? Энергичный? Хорошо знакомый, предупреждающий о себе определенным числом звонков? Или случайный человек?
— Кто здесь майор Рамодин? — раздался из прихожей негромкий, но очень уверенный голос человека, привыкшего повелевать.
* * *
… Рамодину больше всего запомнилось лицо следователя Мишустина.
Когда после резких звонков в квартиру майор услышал в прихожей приглушенные вскрики и возню и, готовый ко всему, с пистолетом в руке, ринулся в прихожую, лишь профессиональный опыт уберег его от удара дверью по лицу. Один из гостей, наверное личный охранник, увидев человека с оружием, пытался зашибить Рамодина этой дверью. А ведь знал, подлец, что в квартире работают лишь сотрудники уголовного розыска и прокуратуры.
Но удар пришелся мимо. Евгений, открывая дверь, всегда держался за линией порога.
В доли секунды, пока дверь с оглушительным треском не возвратилась на место, майор увидел в прихожей высокого плотного мужчину в длинном белом плаще. Черная, хорошо подстриженная, с идеальным пробором голова резко контрастировала с плащом. Казалось, была сама по себе. Рядом с черноголовым стоял оперативник в наручниках. А из-за его плеча выглядывал Аркаша Мишустин. На побелевшем лице следователя отражалась такая мука, что у Рамодина захолонуло сердце. Холостой залп двери пришелся как нельзя кстати — смотреть на товарища было невыносимо.
— Да опустите вы пистолет, — спокойно, даже вальяжно, сказал мужчина в белом плаще. Он чувствовал себя здесь самым главным. Это было видно и по тому, как чутко держали дистанцию его спутники, и по тому, как держался он сам. Ни властно, ни грозно, ни решительно… Единственный эпитет, который показался Рамодину уместным, — свободно. «Большая шишка», — решил он. И вдруг вспомнил давний сюжет по телевидению: президентская охрана положила лицом в снег охранников Гусинского и милиционеров у здания мэрии на Новом Арбате. А высокий плотный мужчина в черном пальто до пят непринужденно прогуливался среди лежащих в снегу людей. Но как же давно это было! Тот, в длинном черном пальто, уже сошел со сцены. Или не сошел?
— Майор Рамодин, будем играть в казаки-разбойники? — В вальяжном голосе черноголового не чувствовалось ни угрозы, ни нетерпения. — Прячьте оружие и выметайтесь вместе со всей своей командой. Прокурор, объяснитесь с коллегой.
Аркаша Мишустин вышел из-за спины закованного в наручники оперативника, и Евгений с облегчением увидел, что на Аркадии наручников нет.
— Майор, дело переходит в Главное управление охраны. Генерал Сусликов, — Мишустин бросил быстрый взгляд на черноголового, — связал меня с Генеральной прокуратурой. Там все подтвердили.
— У меня свое начальство, — буркнул Рамодин и спрятал наконец пистолет. — И почему это мой сотрудник в наручниках?
— Очень шустрый, — усмехнулся генерал. — Поздравляю. — Он обернулся к здоровенному бугаю в кожаной куртке, стоявшему в стороне. Рамодин решил, что именно этот бугай чуть не расплющил его дверью. — Капитан, снимите браслеты.
По тому, с какой ненавистью взглянул на капитана оперативник, Евгений догадался, что с ним не очень церемонились.
— Теперь ваше начальство, Рамодин… — задумчиво сказал генерал Сусликов. — Ваше начальство… Кто вас устроит? Замы? Или только министр?
— Полковник Шутилин из Центрального управления. Мой непосредственный начальник.
— Нет, нет. Исключено. — Генерал вынул из кармана плаща крошечный сотовый телефон, нажал одну из кнопок: — Сергей Петрович? Сусликов. Звоню с 6-го Ростовского. Скажи своему служаке, чтобы сдавал дело. И не артачился. Зовут — майор Рамодин. — Он протянул трубку Евгению.
На секунду у майора мелькнула мысль: уж не мистификация ли это? Взглянул ли Аркаша на документы черноголового? Но голос в трубке развеял сомнения. Он слышал этот голос сотни раз. Почти каждый день министр давал интервью, выступал с речами.