Страница:
Планета была такой крохотной, что мне пришлось рассматривать ее в мощнейший микроскоп. Разумеется, из-за своей" мизерной массы Тара имела такую никчемную атмосферу оболочки, что в ней могла испепелиться разве что космическая пыль. Все остальные предметы, которые по своим размерам превышали головку самой меньшей шпильки, без всяких трудностей достигали ее поверхности. Нужно ли пояснять, что в связи с этими уникальными природными условиями планета ежесекундно подвергалась ужасным метеоритным бомбардировкам! Разрушения были страшными, жертвы бесчисленными, но никто из аборигенов и не думал горевать. Дело в том, что какая-то страховая компания снимала со всего живого молекулярные матрицы, по которым мгновенно восстанавливали, казалось бы, невосполнимые потери. Каждый из таранцев без какого-либо ущерба для здоровья погибал самым умопомрачительным способом раз сто в сутки.
Теперь вам будет понятно, какое надо иметь непоколебимое мужество, чтобы отказаться от матрикации на время пребывания на этой космической камнедробилке. И все-таки смельчаки нашлись. Это были пятеро моих соотечественников, командированных на Тару, которые в интересах дела во время матрикации вместо себя подсунули по бутылке контрабандной горилки. Отныне они имели неограниченные запасы алкоголя, поскольку по мере уничтожения питье в бутылках немедленно восстанавливалось.
- Пан Тихий, - корректно обратились ко мне герои, когда мы устроились в местном отеле, - нех пан уважит общество. Компания наша небольшая, але бардзо повонжна. Нех пан сделает честь!
Я не нашел достойных причин для отказа моим бесстрашным соотечественникам.
Эфемерно выглядела наша компания, когда мы собрались за столом. Герои тонули в подушках, ватных одеялах, перинах и матрасах, которые защищали их от обломков осколочных метеоритов. Должен отметить, что ни один из них даже и не подумал упрятаться в надежный космический скафандр, который был способен защитить хотя бы от прострелов небесными телами величиной с фасоль: в скафандре нельзя было выпивать.
Но какой-то пан красовался в полном снаряжении средневекового рыцаря. Ржавые доспехи противно скрежетали и гремели при малейшем движении. Не хватало тут еще костюма водолаза-глубоководника!
Не успели мы налить по одной, как стену проломил ужасный болид и уложил на землю двоих. Вторым был я. Но, поскольку я был издавна заматрикован, моя собственная гибель прошла для меня безболезненно, будто я сначала отключился, а потом снова включился. Я оглядел общество. К сожалению, рыцарь, гремевший несмазанными доспехами, был жив-здоров, зато вместо соседа слева торчало какое-то подобие каменного надгробия. Все бутылки были целы. Компания смелых земляков уже веселилась.
Не успел я долить себе первую, как несколько раз подряд отключался и включался, к счастью без фатальных последствий для других сотрапезников.
Потолок обрушился в тот момент, когда доблестный рыцарь произносил путаный, как лабиринт, тост, пытаясь перекричать скрежет, скрип и лязг своих доспехов. Под жуткими обломками оказалось двое. Вторым был я. Когда я включился, неуязвимый рыцарь все еще боролся со своими доспехами, пытаясь выбраться из путаных периодов своего тоста.
Нас сидело лишь трое, когда рухнули стены. Я отключился. Когда я снова возник на краю стола, этот подонок-рыцарь мерзким голосом орал непристойные песни, оглушительно барабаня по своим не очень помятым доспехам. К счастью, пение длилось недолго, так как под нами разверзлась бездна, и через минуту я очутился один на один с пятью полнехонькими бутылками.
Было бы неразумно с моей стороны не воспользоваться такой редкой возможностью. Я подогнал свою ракету к руинам отеля и стал наполнять горилкой многочисленные канистры для горючего. Бутылки служили мне неисчерпаемым источником. В тот момент, когда я опорожнял пятую, первая уже снова была наполненной до горлышка.
Вот, собственно, и все события, которые вызвали безосновательные нарекания, пересуды и просто клевету. Меня обвинили даже в том, что, когда я вернулся на Землю, большинство канистр оказались пустыми. Но не стоит забывать, что я носил их на борт Через сплошной метеоритный град, а у меня ведь всего десять пальцев, чтобы закрывать пробоины. Кроме того, я очень спешил, ибо путешествие с Тары в Солнечную систему длится почти десять относительных лет. Но о том, чем я занимался на протяжении десятилетнего пребывания в ракете, я расскажу как-нибудь в другой раз...
И.Росоховатский. СЛЕДЫ ВО ВРЕМЕНИ
Казалось, кровавая жидкость вот-вот разорвет молекулярное натяжение выпуклого мениска и польется через высокие края бокала. Поллитровая бутылка агонизировала, испуская последний винный дух. С интервалом в десять - двенадцать секунд из нее капали медленные рубиновые слезы.
А он стоял и с веселым видом оглядывался вокруг. Он искал, куда упрятать мертвую и уже ненужную стеклотару. Он был исследователем, и его всегда захватывало пьянящее ощущение рискованного поиска.
...Прошло тридцать пять лет. Он снова был в этом месте и в этом доме. Далекое, неясное воспоминание шевельнулось в извилинах его мозга. И вдруг, протягивая вперед руки, словно покоряясь какой-то неведомой магнетической силе, он словно лунатик двинулся к длинному ряду спаренных секций батарей парового отопления.
Память рук сработала совершенно автономно. Рукам не надо было посылать из нейронного лабиринта мозга сигналы-воспоминания. Они сами осторожно пошарили за батареей и вытянули из тайника старую, окутанную пушистым слоем многолетней пыли бутылку. Там, где поверхности бутылки касались его нервные пальцы, пыль исчезала. Бутылка заблестела, заискрилась солнечными лучами, словно радужный, полный жизни оазис среди мертвой пустыни.
Он держал в руках бутылку, возмужавший и закаленный в горниле жизни.
Неожиданная догадка вспыхнула ослепительным светом: за тридцать пять лет кирпич рассыпался бы порохом, коррозия пожрала бы металл. А бутылка была как новая, готовая к долгой жизни на благо человечества!
Впрочем, ее все же следует исследовать, всесторонне проверить гипотезу, подвергнуть точному анализу. Он напряг память, силясь припомнить, где бы здесь это можно было сделать. И, наконец, вспомнил. Потом заботливо завернул бутылку во вчерашнюю газету и пошел сдавать ее в гастроном. От спокойной уверенности в полном торжестве научной мысли на сердце было необычайно легко.
Теперь вам будет понятно, какое надо иметь непоколебимое мужество, чтобы отказаться от матрикации на время пребывания на этой космической камнедробилке. И все-таки смельчаки нашлись. Это были пятеро моих соотечественников, командированных на Тару, которые в интересах дела во время матрикации вместо себя подсунули по бутылке контрабандной горилки. Отныне они имели неограниченные запасы алкоголя, поскольку по мере уничтожения питье в бутылках немедленно восстанавливалось.
- Пан Тихий, - корректно обратились ко мне герои, когда мы устроились в местном отеле, - нех пан уважит общество. Компания наша небольшая, але бардзо повонжна. Нех пан сделает честь!
Я не нашел достойных причин для отказа моим бесстрашным соотечественникам.
Эфемерно выглядела наша компания, когда мы собрались за столом. Герои тонули в подушках, ватных одеялах, перинах и матрасах, которые защищали их от обломков осколочных метеоритов. Должен отметить, что ни один из них даже и не подумал упрятаться в надежный космический скафандр, который был способен защитить хотя бы от прострелов небесными телами величиной с фасоль: в скафандре нельзя было выпивать.
Но какой-то пан красовался в полном снаряжении средневекового рыцаря. Ржавые доспехи противно скрежетали и гремели при малейшем движении. Не хватало тут еще костюма водолаза-глубоководника!
Не успели мы налить по одной, как стену проломил ужасный болид и уложил на землю двоих. Вторым был я. Но, поскольку я был издавна заматрикован, моя собственная гибель прошла для меня безболезненно, будто я сначала отключился, а потом снова включился. Я оглядел общество. К сожалению, рыцарь, гремевший несмазанными доспехами, был жив-здоров, зато вместо соседа слева торчало какое-то подобие каменного надгробия. Все бутылки были целы. Компания смелых земляков уже веселилась.
Не успел я долить себе первую, как несколько раз подряд отключался и включался, к счастью без фатальных последствий для других сотрапезников.
Потолок обрушился в тот момент, когда доблестный рыцарь произносил путаный, как лабиринт, тост, пытаясь перекричать скрежет, скрип и лязг своих доспехов. Под жуткими обломками оказалось двое. Вторым был я. Когда я включился, неуязвимый рыцарь все еще боролся со своими доспехами, пытаясь выбраться из путаных периодов своего тоста.
Нас сидело лишь трое, когда рухнули стены. Я отключился. Когда я снова возник на краю стола, этот подонок-рыцарь мерзким голосом орал непристойные песни, оглушительно барабаня по своим не очень помятым доспехам. К счастью, пение длилось недолго, так как под нами разверзлась бездна, и через минуту я очутился один на один с пятью полнехонькими бутылками.
Было бы неразумно с моей стороны не воспользоваться такой редкой возможностью. Я подогнал свою ракету к руинам отеля и стал наполнять горилкой многочисленные канистры для горючего. Бутылки служили мне неисчерпаемым источником. В тот момент, когда я опорожнял пятую, первая уже снова была наполненной до горлышка.
Вот, собственно, и все события, которые вызвали безосновательные нарекания, пересуды и просто клевету. Меня обвинили даже в том, что, когда я вернулся на Землю, большинство канистр оказались пустыми. Но не стоит забывать, что я носил их на борт Через сплошной метеоритный град, а у меня ведь всего десять пальцев, чтобы закрывать пробоины. Кроме того, я очень спешил, ибо путешествие с Тары в Солнечную систему длится почти десять относительных лет. Но о том, чем я занимался на протяжении десятилетнего пребывания в ракете, я расскажу как-нибудь в другой раз...
И.Росоховатский. СЛЕДЫ ВО ВРЕМЕНИ
Казалось, кровавая жидкость вот-вот разорвет молекулярное натяжение выпуклого мениска и польется через высокие края бокала. Поллитровая бутылка агонизировала, испуская последний винный дух. С интервалом в десять - двенадцать секунд из нее капали медленные рубиновые слезы.
А он стоял и с веселым видом оглядывался вокруг. Он искал, куда упрятать мертвую и уже ненужную стеклотару. Он был исследователем, и его всегда захватывало пьянящее ощущение рискованного поиска.
...Прошло тридцать пять лет. Он снова был в этом месте и в этом доме. Далекое, неясное воспоминание шевельнулось в извилинах его мозга. И вдруг, протягивая вперед руки, словно покоряясь какой-то неведомой магнетической силе, он словно лунатик двинулся к длинному ряду спаренных секций батарей парового отопления.
Память рук сработала совершенно автономно. Рукам не надо было посылать из нейронного лабиринта мозга сигналы-воспоминания. Они сами осторожно пошарили за батареей и вытянули из тайника старую, окутанную пушистым слоем многолетней пыли бутылку. Там, где поверхности бутылки касались его нервные пальцы, пыль исчезала. Бутылка заблестела, заискрилась солнечными лучами, словно радужный, полный жизни оазис среди мертвой пустыни.
Он держал в руках бутылку, возмужавший и закаленный в горниле жизни.
Неожиданная догадка вспыхнула ослепительным светом: за тридцать пять лет кирпич рассыпался бы порохом, коррозия пожрала бы металл. А бутылка была как новая, готовая к долгой жизни на благо человечества!
Впрочем, ее все же следует исследовать, всесторонне проверить гипотезу, подвергнуть точному анализу. Он напряг память, силясь припомнить, где бы здесь это можно было сделать. И, наконец, вспомнил. Потом заботливо завернул бутылку во вчерашнюю газету и пошел сдавать ее в гастроном. От спокойной уверенности в полном торжестве научной мысли на сердце было необычайно легко.