Из конверта выглядывала толстая пачка долларов. Гименей завершил торжественную трубную мелодию жалобным писклявым пуканьем, и оба бога испарились с возвышенно-любовной эстрады без следа, как поп-звезды, не поладившие с начальством телеканала. Только приземленный Эрот усидел в своем темном углу и не без ехидного торжества провещал оттуда: «Я же говорил! Я же предупреждал!» Воздушные замки в душе Панова обрушились со страшным грохотом, как небоскребы, построенные гастарбайтерами, и последний миг придавленных обломками романтических иллюзий озарило роковое откровение: «Бой-френдам прекрасные девушки не суют подачки в конвертах, а любимым женихам – тем более!» Профессиональная выдержка не подвела и помогла Пану сохранить на губах умильно-благостную улыбку, но женская интуиция все же подсказала Юлии, что происходит что-то не то. Она истолковала это «не то» в соответствии с действительностью и извиняющимся тоном объяснила Глебу, что большей суммой она в настоящее время, к сожалению, не располагает. Вот когда прилетит папа…
   Несостоявшийся кандидат в бой-френды и женихи все с той же приятной улыбкой снял со своих коленей мурлыкающего Брута, посадил его на атласное одеяло вблизи Юлиной талии и туда же, в район Брутова хвоста, положил конверт с деньгами.
   – Я в детстве очень любил сказки про рыцарей. В этих сказках прекрасные дамы одаривали рыцарей только своей признательностью. Я на рыцарское звание не претендую, но свои детские воспоминания хочу сохранить в первозданном виде. Вы меня поблагодарили за мою незначительную услугу, и этого более чем достаточно, – Глеб улыбнулся еще шире и по возможности искренней. – Надеюсь вскоре увидеть вас уже абсолютно здоровой и такой же энергичной, жизнерадостной и современной девушкой, как при нашей первой встрече… «С макаронами на голове и клипсой в носу», – последнее пожелание Пан, естественно, не озвучил.
   В это время за спиной Панова послышался звук открывающейся двери. Он обернулся и увидел на пороге комнаты яркую брюнетку лет двадцати с небольшим и узнал в ней горничную Лиду, с которой ранее смог познакомиться лишь «орально», когда она громогласно отшила свою хозяйку, навязывавшую ей Усладу и Руслану, и визуально, но только издали. А увидеть ее вблизи ему довелось лишь сейчас. «Эффектная девица, о такой никто не скажет: “Пройдешь – и не заметишь”», – мысленно прокомментировал Глеб выдающиеся во всех смыслах прелести пикантной особы.
   Небрежно постучав в уже открытую дверь, брюнетка переступила порог комнаты и сделала несколько шагов, направляясь к вычурному то ли шкафу, то ли комоду красного дерева в стиле Людовика – надцатого с инкрустацией из самоцветов тоже старофранцузского происхождения, но была остановлена хозяйкой бесценного комода:
   – Лида, ты же видишь, я разговариваю с человеком. Неужели трудно подождать несколько минут за дверью? Обязательно нужно мне мешать?
   – Вы же сами велели найти ветровку, – дерзко возразила строптивая брюнетка, явно не собираясь отправляться за дверь, и при этом посмотрела на Панова. – Наверное, ее засунули в этот шкаф, – и она указала пальцем на старофранцузский раритет.
   – Тут ветровки нет. Я просила тебя поискать ее в гардеробной. И между прочим, два часа назад! Неужели двух часов тебе не хватило, чтобы выполнить мою просьбу?
   – В этой свалке ничего не найдешь и за четыре часа! – продолжала дерзить горничная.
   Бледные щеки болящей Юлии покрылись легким румянцем:
   – Не понимаю, о чем ты говоришь. Какая свалка?
   – Вот точно такая же! – смелая Лида подошла к старофранцузскому шкафу и распахнула самоцвето-инкрустированные дверцы. Из внутренностей аристократической мебелины вывалилась беспорядочная куча предметов женского интимного туалета.
   Щеки Юлии расцвели кумачом:
   – Я тысячу раз просила тебя навести здесь порядок!
   – Да я тысячу раз порядок наводила – на следующий день опять та же мешанина!
   – Потому что ты каждый раз все раскладываешь по-разному. Чтобы что-то найти, приходится все переворачивать вверх дном! Ты никак не можешь понять: каждая вещь должна лежать на своем, раз и навсегда отведенном для нее месте. Хотя бы брала пример с Оксаны, она все делает аккуратно.
   – Ах, мне брать пример с Оксаны?! – взъерепенилась Лида. – Ладно. Тогда я тоже буду бить Усладу и Руслану мокрой тряпкой по мордам, когда они нагадят на ковер в зале. А ваши милые собачки делают это постоянно! Не зря бедняга Дэн и покойный дорогой мой… наш Никитусик называли их Уся-Руся!
   – Что?! Как?! Мокрой тряпкой?! Усладу и Руслану?! – разгневанная Юлия всплеснула руками, захлебываясь в бурлящем эмоциональном потоке боли и возмущения.
   Но тут в комнату вбежала Оксана, явно подслушивавшая за дверью, и набросилась на Лиду:
   – Ты все врешь! Я не била Усладу и Руслану мокрой тряпкой! Я просто вытирала им мордочки, потому что ты ткнула собачек носами в их это самое! – и несправедливо обиженная Оксана разрыдалась.
   Тут начался настоящий бедлам: Юлия кричала, Услада и Руслана тявкали, Брут шипел, Оксана рыдала, а Лида, пытаясь перекричать хозяйку, опровергала Оксанины обвинения и одновременно обличала разрюмившуюся коллегу в нанесении собачкам тяжкого морального вреда посредством мокрой тряпки. Только подоспевшие медики не позволили бедламу плавно перерасти в бои без правил. Они выгнали из спальни и Лиду с Оксаной, и Глеба, а сами остались успокаивать, утешать и врачевать потрясенную внезапно открывшейся неприглядной правдой больную.
   Выйдя из апартаментов Юлии с руинами Амуровых воздушных замков в душе, Панов прошел по коридору и ступил на тот самый зеленый, размером с хорошую лужайку ковер, который Услада и Руслана путали с лужайкой и газоном. Там он нос к носу столкнулся с Новиковым. Лицо начальника охраны было встревоженным и мрачным, но по губам змеилась ехидная улыбка:
   – Ну что, наш рыцарь удостоился аудиенции у царицы своего сердца? Выразила красавица свое восхищение его рыцарским подвигом?
   «Вот так информация к размышлению! – ахнул про себя Глеб. – Начальник охраны прослушивает апартаменты дочери своего хозяина!»
   Постаравшись не выдать своего удивления, он сердито буркнул в ответ:
   – Какой еще рыцарь?
   – Такой! – еще ехидней усмехнулся Новиков. – Рыцарь псиного образа!
   – Очень дружелюбная шутка! – иронически поблагодарил бодигарда Панов.
   – Не дружелюбная шутка, а настоящая дружеская услуга и помощь! – совершенно серьезно уверил приятеля Новиков. – Я же вижу, что ты, несмотря на мои предостережения, по уши врезался в Юльку. Мы, мужики, как увидим красивую мордашку и соблазнительную попку, сразу теряем голову. Тут ничего не поделаешь, инстинкт! Я и сам такой! Поэтому посочувствовал тебе и захотел по-дружески помочь. Как говорится – помоги ближнему, и ближний поможет тебе… Ты думаешь, что в Юлечкиной красивой головке зародилась симпатия к тебе потому, что ты эту самую голову сохранил на плечах? Как бы не так! Для Юлечки собачья голова дороже всех человеческих, в том числе и ее собственной! Поэтому я рассказал Оксане (со мной-то прынцесса не разговаривает) о том, как ты в горах спасал Найду. Помнишь? Оксана, естественно, передала мой рассказ хозяйке, ну а Юленька, собачья фанатка, сразу разахалась: «Ах, вот это настоящий мужчина! Ах, есть еще рыцари в наше время!»
   «Горничная докладывает начальнику охраны о своих разговорах с хозяйкой. Интересно, именно докладывает или просто рассказывает», – размышлял Панов, припоминая давний эпизод из времени своего пребывания в «горячей точке».

Глава 7

   Тогда его группа совместно с армейцами под командованием Новикова выполняла боевое задание далеко в горах. Операция прошла успешно, и отряд отходил к месту своей постоянной дислокации. Впереди шел инструктор-кинолог Петр Петров, которого все звали Петя-два, с овчаркой Найдой, выдрессированной для обнаружения взрывных устройств. Найда была чрезвычайно умной и ласковой собакой, все ее баловали и старались угостить кусочком повкуснее, хотя Петя-два сердился и говорил, что этого делать не следует. И Найда за эти лакомые кусочки всех отблагодарила с лихвой, когда на пути движения опергруппы унюхала мощное взрывное устройство, поставленное устроившими засаду бандитами. Если бы милиционеры и солдаты прошли еще немного вперед и оказались в зоне поражения, мало бы кто уцелел. Но Панов и Новиков вовремя отдали команду рассредоточиться и обойти боевиков. Засада была уничтожена, однако в результате столкновения тяжелые ранения получили несколько бойцов, в том числе и инструктор-кинолог. Досталось и Найде. Раненых и их оружие предстояло выносить на себе по пересеченной местности, потому что вертолету негде было приземлиться. Люди и так надрывались под тяжестью непосильной ноши, и ни Панов, ни Новиков не решались приказать своим подчиненным взвалить на себя еще и тяжеленную Найду. Вздохнув, Новиков предложил пристрелить раненую собаку, чтобы бедняга не мучилась.
   – Нет, Найда вроде как наша боевая подруга. Жизнь нам спасла, а мы ее пристрелим? И кем после такого предательства, пусть даже и собаки, станешь себя считать?
   – А мне, думаешь, собаку не жалко? – обиделся Новиков. – Но положение безвыходное. Прикажи кому-нибудь из своих нести еще и Найду, но если он свалится вместе с ней в пропасть и мы получим два трупа, кем тогда прикажешь считать тебя? Короче, я на себя такую ответственность не возьму и подобного приказа никому из своих солдат не отдам.
   – И я никому не стану приказывать, а потащу ее сам, – ответил Глеб.
   – Обалдел?! – накинулся на него Новиков. – Ты посмотри, сколько на тебе уже навьючено! Хорошо еще, если только надорвешься, а если сам вместе с Найдой сверзишься в пропасть?!
   – Ничего, выдержу, – решительно ответил Панов и взвалил себе на плечи обмотанную бинтами Найду.
   К счастью, все обошлось. Опергруппа благополучно добралась до базы. Раненых отправили в госпиталь, к Найде пригласили ветеринара, и всех пострадавших в конце концов вылечили. Только ранение не прошло для Найды бесследно: работать в войсках она уже не могла, и инструктор, выйдя из госпиталя, забрал перешедшую на инвалидность боевую подругу с собой. Теперь Найда бдительно несла сторожевую службу на его шести сотках. Панов прошлым летом навестил бывшего сослуживца и с удивлением увидел на калитке жестяную табличку с изображением оскаленной собачьей морды и многозначительной надписью: «Здесь сторожу я». А под мордой краткое и категорическое предупреждение: «Разорву!».
   – Найда, ты что же – на войне была доброй и ласковой, а пожила мирной жизнью на гражданке и озверела? – трепля грозную сторожиху по загривку, поинтересовался Глеб.
   Найда в ответ лишь еще быстрее завиляла хвостом, облизала старому знакомому руку и ткнулась носом в карман пановской куртки, где лежал припасенный для нее презент – солидный шматок колбасы. Похоже, нюх после ранения она утратила не совсем.
   – Тут озвереешь! – вздохнул Петя-два, пожимая руку гостю. – Алкаши и наркоманы замучили. Все тащат! А по злобе и пьяни еще могут и сжечь. Но этим летом, слава богу, все было спокойно. Уже месяца три как никто не залезал. А на Найду экстремальные обстоятельства никакого влияния не оказали, осталась такой же лизуньей и людофилкой, как и раньше. Так что это, – Петя-два указал на грозную надпись, – всего лишь элемент психологической защиты.
   – И действует? – удивился Панов.
   – А то! Да ведь во всем мире так. Где законодательствуют под девизом «Возлюби ближнего своего» (в смысле – ближнего к Уголовному кодексу), там бардак и беспредел, как у нас. А в странах, где закон без обиняков предупреждает: «Разорву!» – там и рвать никого не надо, и так не сунутся. Конечно, после показательного и назидательного примера. У соседей здоровенная кавказская овчарка. До чего зла и хитра, прямо ужас! Этой весной залез к ним на участок вор. Так она даже не гавкнула, пока тот не стал выставлять в доме окно, только тогда и набросилась. Всего изорвала, уже до горла добиралась, еще минута – и загрызла бы насмерть! Хорошо, хозяева вернулись и успели пса оттащить. Вот с тех пор у нас покой и порядок. Оно, конечно, вроде бы жестоко: за украденное барахло рвать человеку горло. Но десятки тысяч убитых, сотни обворованных, ограбленных, искалеченных, изнасилованных ежегодно и миллионы озверевших от уголовного беспредела граждан – еще хуже.
   Панов только развел руками: с подобной аксиомой все нормальные люди, кроме кучки политиканствующих аферистов, согласятся. Тут и спорить не о чем…
   Новиков на краткое время тоже погрузился в воспоминания и замолчал, но затем тряхнул головой, как бы прогоняя тени прошлого, и спросил:
   – Ну и как прошло долгожданное свидание? Юлия отнеслась к тебе благосклонно?
   – Более чем благосклонно, – подтвердил Панов. – Даже деньги в конверте предлагала.
   – А-а-а! То-то ты такой смурной. Ну ничего, привыкай. Ты пьесу Островского «Бесприданница» читал? Помнишь, как там безденежную невесту покупали и перепродавали? Вот и ты для нашей «девушки из высшего общества» такой же «бесприданник». И зря не взял у нее деньги. Как говорится, с «высокородной» овцы – хоть шерсти клок…
   – Спасибо на добром слове и совете, – саркастически усмехнулся Панов. – Мне только твоих драматургических изысканий и не хватало, Добролюбов доморощенный. Расскажи лучше, как продвигается расследование убийства Никиты? А то следователь Духанский меня подозревает и на любой вопрос отвечает одно: «Это тайна следствия».
   – А! Он всех подозревает, – махнул рукой Новиков. – Да я и не интересуюсь ходом его расследования. Какой в этом смысл? Все равно убийцу Никиты не найдут.
   – Почему не найдут? – не согласился Панов. – По-моему, имеются хорошие перспективы для раскрытия этого дела.
   Новиков молча смотрел на собеседника, и было заметно, что у него так и чешется язык, чтобы высказаться от души и по существу, но он сдержал себя и лишь опять махнул рукой:
   – Не найдут!
   В это время у него в кармане запищал мобильник. Новиков выслушал чей-то доклад и сообщил:
   – Никандров прилетел, и они с Нелли уже на подъезде к Малинской. Выйдем во двор, встретим хозяина.
   «Да, плохи его дела, – подумал Панов, направляясь вслед за Новиковым к парадному входу в особняк. – Если начальнику службы безопасности не доверяют организовать встречу шефа в аэропорту и сопровождать его до дома, то начальником он пробудет недолго».
   Новиков как будто подслушал мысли Глеба и, тяжело вздохнув, пожаловался:
   – Никандров на меня зол как черт и собирается уволить, хотя в гибели Никиты моей вины нет. Ты сам тому свидетель: видел, почему и как он оказался без охраны. Но я не собираюсь ни на кого сваливать свою ответственность.
   «Еще бы, – подумал Панов. – Попробовал бы ты спихнуть свею вину на супругу шефа, забравшую Никитиных телохранителей. То-то Никандров стал бы довольным и смягчился. Начальник службы безопасности на то и начальник, чтобы предвидеть вое возможные накладки заранее».
   Новиков опять словно подслушал пановские размышления:
   – У меня одна надежда на Нелли. Она знает, что я никогда ее не предам, и заступится за меня перед мужем. Ну и ты можешь по-дружески за меня поручиться. Много раз видел меня в деле и знаешь, что я за человек.
   – Я, разумеется, могу сказать о нашей совместной службе в горячей точке только хорошее. Но кто меня станет спрашивать? И на Нелли ты, по-моему, зря надеешься. Как она тебя чихвостила – я тому свидетель. Если хозяйка хоть половину той ругани, которую тогда вылила на твою голову, протранслирует мужу, тебе кранты!
   – Нелли просто ожесточена на весь мужской род. Я же рассказывал, что ей в юности через многое пришлось пройти. Но сердце у нее доброе. И обо мне тебя наверняка расспросят. Вот увидишь! Так что не подведи…
   Тут Новикову опять позвонили: хозяин въезжает на территорию поместья. Несколько остававшихся в особняке охранников во главе с Новиковым выстроились на манер почетного караула у парадного подъезда, причем Панова начальник службы безопасности поставил рядом с собой, предупредив, что хочет сразу же представить его боссу.
   Никандров – солидный, полноватый, представительный мужчина лет пятидесяти, с мрачным лицом и брезгливо оттопыренной нижней губой, вылез из бронированного «мерседеса» вслед за супругой. На начальника службы безопасности, услужливо открывшего толстую бронированную дверь машины с тонированными стеклами, глянул волком, а в ответ на его приветствие и робкую попытку представить Панова рявкнул что-то нечленораздельное, скорее всего просто выругался матом. Затем рука об руку с супругой, как мимо горелых пней, прошел мимо изображавших почетный караул охранников. И, не обратив ни на кого никакого внимания, скрылся в доме.
   Ожидавший нечто подобное от первой встречи с хозяином Новиков быстро оправился от растерянности и вошел в дом вслед за ВИП-четой, сделав знак Панову следовать за ним. Процессия поднялась по мраморной лестнице на второй этаж и вошла в зеленый газоноподобный зал, где Новиков с Пановым остались, а супруги прошли дальше в апартаменты Юлии. Прождав хозяйских распоряжений с полчаса, Панов попросил своего непосредственного начальника отпустить его подобру-поздорову. Работы еще непочатый край, лучше заняться делом, а не растрачивать время на бесплодные ожидания. Но Новиков отрицательно покачал годовой и объяснил, что ему следует обязательно дождаться аудиенции у босса, а потом видно будет, чем заниматься в первую очередь. Глеб пожал плечами: начальству виднее. Прошло еще минут сорок. Наконец Никандров вместе с женой покинул дочкины апартаменты и направился через зал к своему кабинету. Новиков опять попытался с ним заговорить, но шеф ничего не ответил и только глянул так, что бедняга отскочил прочь как ошпаренный. Панову Никандров уделил не больше внимания, чем стоявшему у стены стулу, и прошел мимо с полнейшим равнодушием. Но Нелли вдруг что-то шепнула ему на ухо и кивнула головой в сторону Глеба. Никандров обернулся, с некоторым изумлением оглядел «оживший предмет мебели», подошел к Панову, крепко пожал ему руку и многозначительным тоном заверил:
   – Я умею быть благодарным!
   Затем чета так же рука об руку удалилась в личные покои хозяина.
   «Нет, Новиков очень предвзято относится к никандровской дочери, – подумал Глеб. – Юлия, несмотря на пережитый стресс, помнит все, что с ней случилось, и рассказала отцу, от какого несчастья я ее уберег… Не за спасение же Найды Никандров меня благодарил? Он вряд ли принадлежит к числу собачьих фанатов… Впрочем, Никандрова могла обо всем проинформировать вовсе не Юлия, а Нелли». Последнее соображение почему-то расстроило Глеба, хотя дальше расстраиваться вроде было уже и некуда.
   Тем временем рядом с Пановым опять нарисовался непотопляемый Новиков. Начальник службы безопасности вытер платком пот со лба и наполеоновским взмахом того же платка (мол, гвардию – в огонь!) послал Глеба вслед за грозным работодателем:
   – Проверь сигнализацию в комнате секретаря.
   – Но Никандров с женой в кабинете, а секретарская – смежная с кабинетом комната, – возразил Глеб. – Может, не стоит мешать супругам, подождем, когда они оттуда уйдут? А пока у меня и в других помещениях хватает работы.
   – Нет, лучше, если ты проверишь там все прямо сейчас, – настоял на своем начальник службы безопасности.
   Пожав плечами, Панов отправился выполнять распоряжение. Из секретарской Глебу хорошо было слышно, как Никандров раздраженно говорил жене, что этого идиота, которого он по недоразумению назначил начальником службы безопасности, нужно было уволить еще вчера и он сделает это немедленно, потому что уже определился с подходящим кандидатом на эту должность. С оценкой мужем умственных качеств Новикова Нелли вполне согласилась, но заметила, что в этой стране идиотизм граждан является нормой и потому поиски умного среди сонма дебилов заведомо обречены на неудачу. А если умник вдруг все же отыщется, то просчитывать своим мозговым компьютером он станет отнюдь не интересы нанимателя, а свои собственные. Как делают все умные люди. И если могущественные и богатые враги Никандрова заплатят «быстрому разумом Невтону» больше, чем платит хозяин, этот умник сам же и подложит бомбу в никандровский «мерседес». Новиков же хоть и вправду остолоп, но в силу той же своей дурости не способен на предательство, какую бы сумму недоброжелатели Никандрова ему ни предлагали. Его дурацкую честность, кстати, может подтвердить человек, упомянутого болвана хорошо знающий и, главное, сам заслуживающий некоторого доверия. Нелли распахнула дверь в секретарскую и указала Никандрову на проверявшего прибор видеонаблюдения Панова.
   – Наш новый сотрудник воевал вместе с Новиковым в «горячей точке», следовательно хорошо его знает и может объективно обрисовать как человека. Как вы считаете, – обратилась она к Глебу, – Новиков способен предать моего мужа?
   Никандров, видимо, понял, что новый сотрудник, ставший нечаянным спасителем Юлии, и есть посланец Медведева, выбору которого он действительно доверял, и пригласил Глеба в кабинет. Там Панов рассказал, что в боевой обстановке Новиков проявил себя очень достойно, пользовался большим авторитетом среди сослуживцев, так что все отзывались о нем как о честном, храбром и преданном своему воинскому долгу офицере. И нет никакого сомнения, что и в новом своем качестве – начальника службы безопасности – его боевой товарищ исполнит свой долг до конца. Никандров недоверчиво хмыкнул, но говорить о том, что обязательно выгонит Новикова, перестал и в глубокой задумчивости, все так же рука об руку с супругой, удалился во внутренние покои своих апартаментов.
   А Панов продолжил свою работу, размышляя попутно о том, что к прежним чертам характера его боевого товарища несомненно прибавилась еще одна: наряду с уставной военной хитростью у Новикова проклюнулась и склонность к хитрости дипломатической. Проявив лояльность к мачехе Никиты, своим несвоевременным отъездом лишившую пасынка охраны, он добился ее ответной доброжелательности. Возможно, даже прямо попросил замолвить за него словечко перед супругом, а в подтверждение своей правоты сослаться на мнение Панова. Вопрос: почему Нелли и Новиков были так уверены, что Никандров прислушается к словам только что нанятого работника? Или Нелли знает о контактах мужа с Медведевым и поделилась этими сведениями с начальником своей охраны? А может, Новиков с ней этой новостью поделился? Во всяком случае, начальник службы безопасности поступил очень умно, не заложив свою хозяйку. Никандров наверняка встал бы на сторону жены, и бедолага только нажил бы в лице Нелли лютого врага. Сейчас же она явно симпатизирует своему бодигарду, а что называет его дураком и остолопом, то как еще молодая жена пожилого мужа должна отзываться в его присутствии о другом, молодом и интересном мужчине? Ведь богатые тоже ревнуют! И Глеб решил не быть глупее Новикова, о выбрыке Нелли помалкивать, но выяснить, знала ли хозяйка, что ее охрана занята осмотром территории поместья, когда пожелала выехать в необычное для нее время. И не рассчитывала ли она, забирая Никитиных бодигардов, что ее пасынок по своей безалаберности отправится на прогулку без охраны, один или с Юлией, а начальник службы безопасности, приверженный к дипломатии, не посмеет остановить хозяйских детей?
   «Скоро я, наподобие Духанского, сам начну всех подозревать, – подвел итог своим размышлениям Глеб. – Усомнился даже в старом товарище. А бедняге и так нелегко. Несмотря на свой профессиональный просчет, Новиков как бывший боевой офицер заслуживает хотя бы элементарного уважения со стороны хозяев. Конечно, мать пропавшего Дэна и отец убитого Никиты находятся в стрессовом состоянии и слов не выбирают, но чем терпеть такое унижение, лучше плюнуть на высокий оклад и уйти».
   Во всяком случае, на месте Новикова Глеб так бы и поступил. Почему Олег предпочитает покорно утираться от моральных плевков, оставалось только гадать. Но друг нуждался в поддержке, и Глеб позже вечером, когда хозяева улеглись спать, постучался в дверь комнаты начальника охраны на первом этаже особняка. Услышав хриплое и пьяноватое «войдите», Глеб открыл дверь и увидел Олега Валерьевича, сидевшего за столом перед опустошенной бутылкой водки и открытой банкой соленых огурцов.
   – А не нажраться было никак нельзя? – риторическим вопросом поприветствовал Панов бывшего боевого соратника.
   – Снимаю стресс, – пояснил Новиков, вытащил из-под стола еще один не очень чистый стакан и непочатую бутылку водки, вышиб пробку и разлил содержимое бутылки поровну, себе и гостю.
   – Будь! – он опорожнил свой стакан, запустил руку в банку, вытащил огурец, капая рассолом на стол, отхрумкал половину и гостеприимно пододвинул банку Глебу. – Присоединяйся!