Яковлева Анна. Посадочные огни

   – Чё-чё? – Плешивый был слишком пьян, чтобы оценить противника.
   – Выйдем. – Волевой голос заставил обладателя татуированных перстней насторожиться.
   Маргарита с тележкой оказалась между сторонами конфликта.
   Рудобельский вновь откатил тележку, и та опять наехала на пострадавшую ногу Галкиной.
   У Маргариты от боли и обиды брызнули слезы, силуэт моряка расплылся.
   – Да отойдите, вы! – вместо того чтобы извиниться, рявкнул Рудобельский. Без церемоний оттеснил бортпроводницу, навис над типом с татуированными пальцами, схватил за шиворот, выдернул из кресла и потащил за шторку, за которой находились туалеты. Клевреты лысого проявили корпоративную солидарность, потянулась следом.
   – Брателло, Толян, мы с тобой, – обнадежили они приятеля, прилагая усилия, чтобы удержаться на ногах.
   Маргарита, придя в себя, обдумывала, как лучше поступить: подсечь замыкающего тележкой или ударить по голове бутылкой. Тогда этот увалень, возможно, справится с двумя.
   Моряк и амнистированный к тому времени скрылись за шторкой, двое других вразвалочку приближались к месту разборки.
   «Ну и рейс, елки-палки», – подумала близкая к отчаянию Маргарита.
   Поминутно оглядываясь на пограничную черту в виде шторки, которая уже вздыбливалась и покачивалась, точно кто-то перепутал ее с боксерской грушей, Галкина собрала бутылки.
   Пассажиры, отупевшие в ожидании долгожданного рейса, почти все спали. Те, кто бодрствовал, уже успели не по одному разу приложиться к горячительным напиткам – своим и авиакомпанейским, поэтому все происходящее не очень-то их интересовало.
   Собрав бутылки, Галкина одним глазом заглянула за шторку. Два тела, прислоненные к переборке, не подавали признаков жизни. Толян защищал разбитую физиономию от ударов моряка, подставив локти.
   Маргарита кошкой прыгнула на Адама и повисла на руке:
   – Прекратите, что вы делаете? Вы убьете его!
   – Танки клопов не давят, – заверил Адам и стряхнул бортпроводницу.
   Маргарита, поняв, что к моряку придется применить радикальные меры, схватила с тележки первую попавшую под руку бутылку и саданула Рудобельского по голове.
   Два хука за сутки, не считая ударов судьбы, сделали свое дело – подполковник потерял сознание.
 
   Лева Звенигородский, наблюдавший за показаниями приборов, с беспокойством покосился на второго пилота Василия Коротких:
   – Сходи посмотри, что у них там.
   Василий выбрался из кабины и потерял дар речи.
   Презрев классовые предрассудки, пассажиры бизнес– и экономкласса рейса Магадан – Москва в едином порыве выстроились гуськом между рядами по всей длине салона авиалайнера. Каждый обнимал талию впередистоящего.
   Паровозик из живых тел возглавляла бортпроводница Галкина в шапочке Снегурочки – показывала танцевальные па под мелодию шестидесятых «Еньку».
   – «Прыг! Скок!» – Со странным блеском в глазах бледная Маргарита вскидывала безупречной формы ногу. В страшном сне такое не привидится.
   – «Туфли надень-ка, – скандировали пассажиры, – как тебе не стыдно спать?»
   – Галкина, – зашипел Василий, – ты обалдела? У нас приборы зашкаливают, не можем вывести машину из крена!
   – «Славная, милая, смешная «Енька» нас приглашает танцевать», – с легкой одышкой пропела Маргарита.
   Далее последовали два прыжка вперед, при которых Маргарита едва не протаранила Василия. Если бы Коротких не попятился, Галкина угодила бы второму пилоту прямо в пах. Такой буйной Василий старшую бортпроводницу еще не видел.
   – Марго, – Василий выдернул Галкину из объятий господина в дорогом костюме, – ты в своем уме?
   Разочарованный господин упал в кресло и принялся обмахиваться журналом.
   – Вот это женщина, – восторгался он, – вот это темперамент! Амазонка! Звезда!
   Василий Коротких тем временем втащил звезду в бытовой отсек и поинтересовался:
   – Вылететь из авиации хочешь?
   – О господи, – фыркнула Маргарита, – и он туда же! Куда вылететь-то?
   От бортпроводницы несло алкоголем.
   – Да ты, мать, напилась? – Васька вытаращился на Маргариту в надежде, что ошибся.
   Нет, не ошибся. Галкина с неподражаемым выражением вытянула редкой породистой формы губы в трубочку и приложила к ним палец:
   – Ш-ш-ш!
   – Да мне-то что? Мне по барабану, а вот Лева сейчас тебя прищучит как пить дать. Ты у него и так как бельмо на глазу, как кость в горле и как камень в желчном пузыре.
   – Слушай, отстань, – сдувшись, попросила Маргарита, – и без тебя тошно.
   – Марго, усади паксов, не буди лихо, – посоветовал Василий.
   – Есть, товарищ командир! – От резкого вскидывания руки Галкина качнулась, Васька обнял ее и прижался к бледной прохладной щеке лбом – Маргарита была ровно на полголовы выше. – Получишь сейчас, – попыталась оттолкнуть Ваську Маргарита, – раз-раз, и «вжик-вжик, выноси готовенького»! Отстань. Не рейс, а наказание. Двоих обез-вре-дила, ты следующий.
   Но Василий не готов был сразу отпустить пьяную красавицу:
   – А что ты с ними сделала?
   – Все сделала: усы-пила и связа-ла.
   Маргарита скрестила запястья, вызвав у Василия вспышку нездорового интереса к садомазохистским утехам.
   – Когда? – запуская руки под блузку бортпроводницы и нащупывая восхитительно упругую грудь в гипюровых цветочках, проявил любопытство Коротких. Он, не задумываясь, отнес этот бред в разряд пьяных.
   Маргарита с трудом сосредоточилась.
   – Полчаса назад, – старательно выговорила она.
   – Где? – Василий прислушался к проблемным ощущениям в брюках – они требовали немедленного разрешения.
   – Во втором классе.
   – И где они сейчас? – целуя нежнейшую шейку, изнывал от желания Васька.
   – Думаю, там же, – хихикнула Маргарита, отпихивая второго пилота.
   Василий с сожалением выпустил кружевную грудь. Что-то ему подсказывало, что Галкина не бредит. Летчик подтолкнул эсбэ к микрофону:
   – Давай усаживай паксов.
   – Уважаемые пассажиры, – полилось из динамиков неуверенное контральто, – прошу всех занять свои места и приготовить столики. Вас ждет праздничный ужин и арцерт контистов, пардон, концерт артистов зарубежной эстрады. Ик, – завершила обращение Маргарита.
   Обещанный концерт открыл один из ремейков Киркорова, но на это никто уже не обратил внимания: пассажиры аплодировали и были в полном восторге от объявления Галкиной.
   Василий схватился за голову.
   Суета в салонах шла на убыль, мамаши вылавливали из-под кресел детишек, все устаканивалось, если не считать двух связанных паксов в хвосте машины.
   Василий направился в салон экономкласса, Галкина, профессионально улыбаясь и цепляясь за спинки кресел, не отставала.
   Дойдя до конца салона, Василий увидел спеленатых пледами Толяна, Адама и жертву белой горячки. Все трое спали.
   Галкина не соврала: запястья Толяна и Адама были перемотаны скотчем.
   – А это еще зачем? – проворчал второй пилот, отрывая скотч вместе с волосяным покровом и радуясь, что местная эпиляция под общим наркозом не причиняет мужикам ни физического, ни морального дискомфорта.
   Скомкав скотч, второй пилот устремился назад, теперь Маргарита шла впереди, и Василий то поддерживал, то подталкивал бортпроводницу. Едва они оказались за ширмой, Василий Коротких с сомнением оглядел субтильную бортпроводницу:
   – Нифигасе! Как это ты – одна двоих мужиков?
   – Кло-фе-лин. Вон у той тетки – 36в, – объяснила Маргарита, свесив голову на грудь.
   – А сама ты, часом, не хлебнула клофелина? – забеспокоился Василий.
   Хозяйка борта уперлась лбом в перегородку – ее качали водочно-клофелиновые волны, язык пересох и не слушался, голос Василия то удалялся, то приближался.
   – Слу-чай-но, – вывела Галкина, отделилась от перегородки и припала к груди второго пилота, где ее и накрыло окончательно.
   До конца рейса Галкина проспала в гардеробе, причмокивая, как младенец.
   Девочки-стажерки, черная и белая, Луна и Солнце, с радостью сообщили командиру экипажа, что эсбэ в отключке.
   – Все, допрыгалась, стрекоза. Я на тебя рапорт подам. – Обвинительную речь Лев Ефимович произнес, по обыкновению, в присутствии экипажа.
   Дежурный наряд уже увез спящих: моряка, Толяна и белогорячечного. Салон самолета покидали последние пассажиры.
   – Стрекоза пела. – Опустив заспанное, помятое лицо, Галкина выскочила из опустевшего салона, сбежала по трапу и пешком отправилась в здание аэропорта.
   Вьюжило.
   Старшая бортпроводница (уже бывшая!) в полном одиночестве шагала мимо замерзших крылатых машин по летному полю.
   – «По аэродрому, по аэродрому, лайнер пробежал, как по судьбе. И осталась в небе светлая полоска, чистая, как память о тебе», – пела Галкина и смахивала слезы, наворачивающиеся на глаза то ли от пронизывающего северного ветра, то ли от обиды.
   Рев двигателя взлетающего лайнера заглушил пение, Галкина задрала голову, посмотрела в ночное небо. Там, вне досягаемости посадочных огней и осветительных приборов, висел месяц. И был он так надменно-спокоен, так уверен в себе, что Маргарита задохнулась от ярости.
   – Чтоб вас черти съели! – заорала она, адресуя сказанное Леве Звенигородскому, морячку, «синяку» и урке.
   Черт бы их всех побрал, их и этот високосный новый год! Можно было голову дать на отсечение: он еще покажет себя, потому что как встретишь Новый год, так его и проведешь.
 
   – Ритка, у тебя есть картошка? – Физиономия соседа-алкаша появилась из кухни, когда Маргарита уже надеялась, что ей удалось улизнуть незамеченной.
   – За столом в углу, возьми, сколько надо.
   – Да не оскудеет рука дающего.
   – Что ж ты тогда все время норовишь укусить эту руку? Обмылок человеческий, прости господи…
   – Соседей, Ритка, не выбирают, как родственников!
   – Еще как выбирают.
   По поводу своей коммуналки, в которой она оказалась после развода и раздела имущества, Галкина никаких иллюзий не питала. Эта коммуналка нашептывала по ночам подробности жизни первых жильцов – «врагов народа»: обрусевшего французского дворянина и его жены, прибалтийской немки. Маргарита даже запомнила фамилию полумифических стариков – де Бельпор.
   Коммуналка выпускала из своих объятий только к праотцам. Выбраться из нее в более безопасное место можно было либо с помощью мужчины, либо с помощью престижной хорошо оплачиваемой работы, на которую попадают с помощью все того же мужчины или по счастливому стечению обстоятельств. Ни первого, ни второго, ни третьего у Галкиной не было.
   Маргарита дождалась окончания новогодних каникул и, движимая храбростью отчаяния, отправилась в агентство недвижимости «Гуд-риелт».
   Агентство располагалось в новом микрорайоне. Место было хлебное, и агентство Маргарита выбрала не случайно, а после того, как отследила рейтинги и спрос на недвижимость. Спрос на жилье в микрорайоне превышал предложение.
   Игорь Артюшкин – директор агентства, рано начавший полнеть породистый тридцатипятилетний мужчина с привычками нового русского, стал клеить Маргариту прямо на собеседовании.
   – С такими данными вам прямая дорога в модельный бизнес, – не спуская глаз с положенных одна на другую, затянутых в черные колготки ног Маргариты, заявил он.
   – Демонстрировать наряды для бабушек?
   – Наоборот, – не растерялся донжуан, – для внучек. И сколько вам, если это прилично спрашивать у такой женщины?
   Игорь заерзал в кожаном кресле, на запястье сверкнули швейцарские часы. Маргарита встречала такие экземпляры на некоторых сановных пассажирах. Внешний вид этих часов способен был приручить самую дикую черкешенку не только в авиаотряде, но и на всем постсоветском пространстве.
   Маргарита покачала ногой:
   – От босса и врача возраст скрывать нельзя. Мне тридцать восемь.
   – Прекрасный возраст, – заверил ее будущий босс, – женщины в этом возрасте вызывают у клиентов доверие. Я уверен, из вас получится отличный риелтор. Готовы учиться?
   – Готова, – подтвердила Маргарита с некоторой обреченностью.
   – Отлично, – в очередной раз обрадовался Артюшкин, – идемте, я познакомлю вас с коллективом.
   Коллектив не разделил восторга шефа.
   Девочки-риелторши с бульдожьими челюстями охотились не только на покупателей. С еще большим энтузиазмом они охотились на недавно разведенного Игоря Артюшкина.
   Галкину встретили настороженным молчанием.
   Через пару месяцев Маргарита научилась самым беззастенчивым образом уводить клиентов у новых коллег. Это оказалось нескучным делом, все было замешано на ревности – к делу, к шефу, к бабкам.
   Продравшись сквозь молчаливый сговор молодых хищниц, Маргарита без особого труда отвоевала право на тело Артюшкина.
   А через пять месяцев присмотрела на срочной продаже квартиру. Квартира стоила всех унижений, стычек и угроз, которыми была расцвечена карьера Галкиной в агентстве.
   После ни к чему не обязывающего секса в коммуналке новообращенная риелторша излила душу Артюшкину.
   – Игорь, я такую квартиру взяла в продажу… – Маргарита мечтательно закатила глаза. – Сказка, а не квартира. Сама бы купила, были бы бабки.
   – Девочка моя, бабки – не проблема.
   Галкина притихла в томлении: неужели Игорь даст денег? Артюшкин засмотрелся на Маргариту: разметавшиеся рыжие кудри, бирюзовые глаза, тонкие черты лица, нежная кожа, не считая того, что скрыто одеялом – неплохо, очень неплохо. Он потянулся за сигаретами, щелкнул зажигалкой, закурил и выпустил дым через нос.
   Как приятно быть богом! Или вторым после бога. Сейчас он эту глупую овцу сделает счастливой почти без всякого риска для себя.
   – Есть одно агентство ипотечное, там у меня концы, позвоню, договорюсь, дадут кредит.
   Схема была простой и гениальной одновременно.
   Игорь и его школьный друг Стасик Буйневич кредитовались у местной братвы.
   Двоюродный брат Стасика – не последний бандит в группировке – составил протекцию, Стасик получил кредит из воровской казны и раскрутил на кредит два агентства: ипотечное «Атолл» и недвижимости «Гуд-риелт».
   Все ипотечники проходили через ласковые руки этих двух деляг – Артюшкина и Буйневича. В одном агентстве клиенту подбирали квартиру, в другом выдавали кредит по упрощенной схеме. И там и там жертва подписывала договор на оплату услуг. На одной сделке зарабатывали дважды: агентские и банковские проценты. Схема работала без сбоев – президентская ипотечная программа набирала силу и не нуждалась в рекламе. Деньги делили на троих: Игорь, Стасик и братва – все по чесноку.
   Артюшкин рассудил, что Галкиной всего знать не обязательно:
   – Никакого головняка, бабки сразу получишь.
   – Мне еще эту конуру продать надо. – Маргарита не видела причин не доверять Игорю.
   Артюшкин обвел взглядом забитые антикварной мебелью двадцать квадратов (покойный де Бельпор был, на минуточку, академиком) с фотографиями Галкиной в летной форме на стенах.
   – Агентство у тебя ее купит и выставит на продажу.
   – Игорь! – Маргарита обвилась вокруг любовника ногами, руками, волосами.
   Артюшкин отстранил синеглазую одалиску. Ничего личного – только бизнес.
   – Если срочно, то цена другая будет. И процент.
   Маргарита взгрустнула:
   – А если мне на покупку не хватит?
   – Торгуйся с продавцом, – растолковал дурище любовник, – кредит немного больше просить придется, только и всего. Кстати, могу устроить бытовой кредит. Тебе же мебель тоже нужна будет?
   – Игорь! – Маргарита размазалась по постели от прилива нежности. – А дадут?
   – Отвечаю.
   Артюшкин оказался прав: служба безопасности ипотечного агентства «Атолл» не усмотрела причин для отказа в выдаче кредитов законопослушной гражданке Маргарите Михайловне Галкиной. Сделку оформили, как обещал Игорь, за два дня.
   Игорь со Стасиком скрепили договор рукопожатием, а Галкина благодарила случай, любовника и его знакомого банкира – такого невероятного, ослепительного красавца (почти Джордж Клуни), что Маргарита даже немного помечтала о нем. Совсем чуть-чуть.
 
   Новоселье отмечали в узком кругу близких: старшая сестра Валентина – невысокая яркая брюнетка с крепкой спиной, миниатюрными ладонями и ступнями, ее муж Николай Ильющенков и Маргарита. Игорь не приехал, хоть и обещал. Галкина несколько раз набирала номер Артюшкина – телефон был выключен, и Маргарита махнула рукой: не хочет Игорь знакомиться с родней – не надо!
   – Как это ты раскрутилась, Марго? – походив по квартире-улучшенке, поинтересовалась Валентина. – Наверняка без мужика не обошлось?
   У Валентины имелось два недостатка: она была отличным адвокатом по уголовному праву и знатоком человеческих душ, мужских и женских. Эти два недостатка, как правило, портили отношения с окружающими. Исключение составлял только муж Николаша. Он был открытой книгой для всех, не только для Валентины, и анализу не подлежал в силу своей упрощенности.
   Интуиция и опыт подсказывали адвокатессе, что сестра вляпалась.
   Маргарита для защиты использовала запрещенный прием:
   – Ну конечно, это только ты можешь чего-то добиваться, а я существо декоративное, ни к чему не приспособленное.
   Тема была провокационной, к тому же заезженной.
   Пример целеустремленной Валентины отравлял все детство Маргариты, отрочество и половину взрослой жизни.
   – Ладно, сдаюсь, могем, если хочем, – спрятала коготки адвокатесса, а Марго похолодела: полная противоположность Маргариты, Валька не отстанет, у нее в крови привычка докапываться «до самой сути».
   Маргарита не сомневалась, что в голове у сестры шел бесконечный анализ людей, поступков и даже случайно брошенных фраз. Сначала адвокат Ильющенкова анализировала информацию с точки зрения Уголовного кодекса, потом с точки зрения Юма и Фрейда, а потом с точки зрения Валентины Ильющенковой. Сейчас она сложит два и два и все просечет. Маргариту слегка зазнобило, даром что за окнами был июнь и с террасы тянуло нагретым на солнце кафелем.
   Коньяк закончился, и Галкина вылила себе остатки шампанского.
   – Николаша, не сиди истуканом, дуй за пойлом, – распорядилась Валентина.
   «Вот оно, началось», – с тоской подумала Маргарита.
   – Девочки, может, хватит? – Попытка сопротивления провалилась, едва начавшись.
   Валентина с легкостью проникала туда, куда посторонним был вход запрещен, – в командный пункт управления людьми.
   – Ну, колись, – взялась за Маргариту адвокатесса, как только дверь за Ильющенковым захлопнулась, – откуда бабки?
   – Я продала…
   – Не держи меня за идиотку, – перебила Валентина с легким, почти неуловимым презрением, – этих бабок хватило бы только на ручку от входной двери. Игорек постарался? Во что он тебя втравил?
   – Ни во что он меня не втравил, – взбрыкнула Маргарита, – я взяла в долг.
   Сказать правду – значило бы признать, что сама она до такой сложной комбинации (выставить на продажу комнату в коммуналке, дать задаток за квартиру и найти кредитора) додуматься не смогла. Квартира утратит блеск, а Маргарита в глазах сестры так и останется «бледной немочью», неспособной ни на что серьезное.
   – Ну конечно, спонсоры стоят на каждом углу с плакатами на груди: «Маргарите Михайловне Галкиной окажем безвозмездную помощь». Что ты мне впариваешь?
   – Продавец хорошо скинул, это была срочная продажа, – держалась Маргарита.
   Так и было. Хозяйка продавала квартиру, чтобы сделать операцию сыну. Женщина бесцветным голосом что-то бубнила, а Маргарита смотрела на террасу влюбленными глазами: уже видела ее, уставленную пальмами, фикусами и малыми архитектурными формами. Можно еще вынести столик и устроить патио.
   – Уступите пол-лимона?
   – Нет. – Сдавленный голос сорвался, Маргарита с усилием оторвалась от виртуальной картинки, обернулась.
   Женщина сидела на пороге, отделяющем террасу от комнаты, руки висели безвольными крыльями.
   – Вам плохо?
   – Ничего, сейчас пройдет. Я уступлю вам…
   Галкина, уже готовая согласиться на все, лишь бы получить эту квартиру в собственность, чуть не подпрыгнула от радости.
   «Хоть бы Игорь пришел», – ища укрытия от настойчивых вопросов и рентгеновского взгляда сестры, думала Маргарита.
   Артюшкин в этот самый момент сидел с Буйневичем-Клуни в ресторане японской кухни и обсуждал перспективы рынка недвижимости.
   – Ты знаешь, Стасяра, – запивая суши саке и зеленым чаем элитных сортов, делился с однокашником Игорь, – народ вынюхивает что-то, продажи упали. Так трудно работать стало! У строителей паника: ценник на квадратный метр не поменялся с прошлого года…
   Стасик кивал, соглашался:
   – Прогнозы паршивые: застрянем года на два в этом болоте кризисном – понятно, к бабке не ходи… Давай, Игорек, крутись, подгоняй клиентуру, ты в доле…
   – Ты прикинь, чё будет, если народ не сможет выплачивать кредиты?
   Вопрос ответа не требовал не потому, что был гипотетическим, а потому, что ответ на него уже имелся: голова у Стасика была не только для рта, как у Артюшкина. Стасик уже подал документы на регистрацию коллекторского агентства. Стасик Буйневич умел минимизировать риски.
   – Не ссы, прорвемся, – пообещал он Игорю, – у нас с тобой до фига квартир в залоге. Все будет ровно.
   Артюшкин любил своего однокашника именно за эту способность разгонять тучи. Он даже подозревал, что в личном дневнике Стасика, как у Мюнхгаузена, имелся пункт – «разгон облаков». «No problem» – это был заключительный аккорд ко всем колыбельным, которые пел Стасик Буйневич друзьям, женщинам и клиентам.
   Стасику Буйневичу были по силам тучи, заслонявшие личный небосвод Артюшкина. Игорь с чувством простился с другом и поехал к Галкиной.
   Маргарита уже проводила сестру с мужем и торчала на террасе, когда во двор дома въехала красная спортивная тачка. Галкина проследила, как болид на скорости подкатил к подъезду, припарковался на стоянке напротив. Это был Артюшкин.
   Маргарита просияла и вприпрыжку понеслась к двери.
   Игорь был сосредоточен и строг, будто не на свидание приехал, а на антикризисную встречу глав государств.
   После утешительного секса закурил и поделился тревожными новостями:
   – Слышь, Марго, на рынке хрень какая-то началась. У американцев валится ипотечный рынок. На Ассоциации риелторов нас один перец запугивал обвалом цен и ипотечным кризисом.
   – Игореша, может, обойдется?
   Слова «кризис», «рецессия» и «стагнация» ничего, кроме боли в голове, у Галкиной не вызывали.
   – Может, и обойдется.
   Кому же не хочется, чтобы обошлось?

* * *

   Однако уже через неделю стало ясно – не обойдется: Дядюшка Сэм объявил себя банкротом.
   В курилке мусолили одну тему – попытки американцев спасти экономику. Было очевидно, что Белый дом рассчитывал на простых американцев больше, чем простые американцы – на Белый дом.
   Новости, требующие реагирования, причем немедленного, обволокли туманом мозги Галкиной и парализовали волю. Сделки в агентстве упали до нижнего предела – их просто не было, наступил полный штиль. Маргарита с натугой выплатила проценты по кредиту и задумалась.
   Ко всему Маргарита стала замечать, что Игорь избегает ее. Галкина не удивилась бы, займи ее место в постели Игоря какая-нибудь карамелька. Если честно, она сама удивилась, когда Игорь предпочел ее. Может, Артюшкина в тот момент просто привлекали женщины без иллюзий? В этом смысле Маргарита была предпочтительнее Рузанны из Мариуполя и прочих нимфоманок: у Галкиной была прописка в родном городе и какое-никакое жилье.
   Причина охлаждения любовника мало интересовала Маргариту – «была без радости любовь – разлука будет без печали», как сказал поэт. Гораздо больше Марго беспокоили откуда-то просочившиеся слухи о закрытии агентства.
   Галкина брала кредит в расчете на процветание ООО «Гуд-риелт». Другие варианты не рассматривались.
   И Маргарита не выдержала неизвестности, улучив момент, проскользнула в кабинет Артюшкина.
   – Игорь, что происходит? Ты чего такой… – Галкина всматривалась в любовника, подбирая слово, – напряженный?
   – Напряжешься тут. Продаж нет, на счете у фирмы копейки остались… Поговаривают, рынок упадет. Закрываться надо, пока не поздно. – Маргарита была самостоятельной, взрослой женщиной, и Игорь не собирался ее щадить.
   – Ты это серьезно? – У Галкиной поплыло перед глазами, она ухватилась за спинку стула. – Игорек, ты же знаешь мою ситуацию!
   – Не ной! Сейчас у всех такая ситуация! Думаешь, мне легко? Заявление пиши по собственному…
   – Заявление? – глупо переспросила Маргарита, не желая верить, что Игорь сказал об увольнении всерьез.
   – Да, заявление – такой документ, знаешь, там пишут: «Прошу уволить по собственному желанию», – взорвался Артюшкин, – что непонятно?
   Маргарита, не отрываясь, следила, как пальцы шефа уничтожают акты выполненных работ.
   Горка из обрывков росла, и Маргарите вдруг захотелось ее раздуть.
   Сдерживаясь из последних сил, она вышла из кабинета. Ужас разлился по организму, как неразведенный спирт. Ее жизнь оборвалась в полете – в прямом и переносном смысле слова.
   Все пошло не так, совсем не так, как должно было идти. При чем здесь Америка? Какой, к черту, ипотечный кризис, если она взяла кредит и должна душке банкиру, этому Станиславу Буйневичу – почти Джорджу Клуни, копейка в копейку каждый месяц перечислять четырнадцать тысяч? Что теперь будет с квартирой, с ней, Маргаритой Михайловной Галкиной? Что делать? Куда бежать? Маргарита не представляла.
   От мыслей разболелась голова и начались колики в животе. Ноги вынесли Галкину в курилку – не курить, нет, почувствовать себя в толпе.
   В курилке между этажами офисного здания еще один новообращенный агент Мишаня и основная конкурентка Маргариты за право на тело Артюшкина, Рузанна из Мариуполя, обменивались опытом выживания, и Маргарита на некоторое время почувствовала себя в безопасности.
   – На рынок все пойдем, торговать, – пророчествовала Рузанна, – моя матушка как пятнадцать лет назад начала, так там и торчит. Жратва всем нужна.
   – Ну что ты сравниваешь? По статистике женщины в России не так успешны, как мужчины, – возразил Мишаня.
   Аргумент был убойным, Маргарита прочувствованно подтвердила:
   – Россия – страна мужская, патриархальная.
   Слезы все еще просились наружу, хотя Маргарита давно владела искусством плакать слезами внутрь.
   Гавайка Игоря, промелькнувшая мимо курилки, появилась во дворе, Артюшкин отбыл, и Рузанна опять взялась пророчествовать:
   – Какую-то пакость затевает…