Якубовский Аскольд Павлович. Космический блюститель

   Он бил легонько и размеренно ладонью, сначала по правой, затем по левой щеке. Шлепки разносились в тишине.
   Наконец, толстый мужчина оттолкнул руку Георгия и сел.
   Он посмотрел на нас. Глаза его были светлые кругляшки на красном лице. Под глазами черные тени, передние зубы выставились.
   - Ребята, - сказал он, помолчав. - Я вас не знаю.
   Мы с Георгием молчали.
   - Эй, а тебя я видел, - сообщил он, подумав, Георгию. - Где я мог тебя видеть? Такая же была синяя морда, такой же серьезный.
   - Зачем привёз дым? - спросил Георгий.
   - Что, захотелось? Так валяй, это сладостно.
   - Как звать? - спросил Георгий.
   - Эдвард Мелоун.
   - Послужной список?
   - Крон на Мюриэле, Глен на Люцифере.
   - Помню, на Мюриэле ты был помощником Крона. А здесь?
   - Правлю роботами. А я вас видел, видел... А-а, так вы Звездный Аргус. Ящички, звездочки, мотаетесь по планетам, житье ваше проклятое.
   - Взялся за старое?
   - Аргус, я человек и все человеческое...
   - Тим, он человек. Для чего Штохл назначил тебя управляющим?
   - Он еще и спрашивает! - всплеснул толстяк руками. - Да мы все там управители: кто универсальных роботов, кто специализированных... Шарги правит червецами, изучает почву, Курт заведует прыгунами. И так далее.
   - Где Глен?
   - Опочил, вы знаете.
   - Верно! А что с тобой будет, ты знаешь?
   - Не запугивай, - быстро сказал толстяк. - Прощают до трех раз, у меня резерв.
   И здесь я увидел ухмылку Аргуса. Губы его раздвинулись, лоб исчеркали морщины, зрачки сжались в две крохотные горящие точки. Он скользнул по мне взглядом, просто повернул голову - я ощутил болезненный ожог на лице. Я понял (видя рядом Аргуса и Мелоуна): сейчас, здесь, он уже и нечеловек.
   - Третьего раза не будет. Тим, уведи ублюдка и пришли Ники.
   Мелоун замотал головой: нет, не пойду. Георгий взял его физиономию за углы челюстей и подержал немного. И поглядел - глаза-в глаза. Мелоун затих, и Георгий отправил нас к плоту.
   Порочный тип едва тянул за собой ноги. Я обвязал его шнуром, включил напоясный антиграв. Такого, летучего, стал буксировать за собой.
   От деревьев, оберегая свою ударяющуюся голову, тот отталкивался руками, кусающихся двуголовок пинал.
   АРГУС
   Вот чего им не видно - ускорения моего личного времени.
   Медлительность совершающегося вокруг изумляла и злила меня. В своем новом времени я увидел надвигающегося крылатого робота. Он выполз из-за макушек деревьев, вошел в прицел ружья и приклеился к его перекрестью. И не желал двигаться дальше. Я, прижимая спуск, послал в него три ракеты - в двигатель, в правое, в левое крыло. Потом оглядел обломки и обнаружил, что робот здешний, на своих деталях не имел клейма, а в состав металла входил люциферий (элемент виделся мне дрожащей радужкой).
   Я спросил, что мне делать. И Аргус-3 сказал о судьбе экспедиции Крона, сгубленной Белыми Дымами, и советовал побывать на здешних болотах, прилегающих к плато. Но были неожиданностью ракета и случайность, давшая мне в руки минискарпа.
   А теперь нужно ударить по Штохлу, ударить как молния.
   Я знал, тот все проверил, всюду побывал: у дома и в лесу. Пропажа нашей компании встревожила бы Всесовет, ее следовало притемнить. Скажем, организовать нападение моута.
   Штохл... Я вижу его спускающегося между деревьями.
   Его скарп опускается легко, как перышко. Машину ведет многоножка. Я вижу, многоножка покрыта розовым пластиком.
   Сам Штохл одет в легкий скафандр. Под защитой маски брезгливы его губы.
   Я вижу - он идет по лесу, и рядом с ним бегут два малых робота. Их оружие - огнеметы.
   Он ходит около дерева, пиная брошенные консервные банки, и угадывает все, кроме направления. Я знаю, ему не придет в голову, что мы тащимся по болотам, он решит, что мы идем, выбирая приятный путь.
   Там он расставил засады.
   Я вижу роботов, шатающихся в джунглях. Они ищут нас.
   Но где мысль Штохла? Я зову ее, а ловлю пустоту. Исчезла, стала невидимой.
   Штохл, откликнись! Ау-у... Вот, Аргус-9 говорит о экранизации мозга. Штохл загородился от меня? Пусть! Я думаю о Законе и силе его, вошедшей в меня... Является Ники. Мы сходили с ним на поляну, к болоту. Несколько дымных столбов поднялись из воды и привычно двинулись к нам.
   Ники ударил ракетой. Вода с шипением и грохотом взлетела.
   Клуб пара окутал дерево. Упал вниз слизняк, помутнел и умер.
   Пар улетел к низким тучам и соединился с ними.
   Уцелевшие Дымы удалялись медленно, с обиженным достоинством. В них нет хищной быстроты первого дыма, они ручные, их сюда прчивез Мелоун.
   А первый? Он одичал? Местный? Это пусть решает Тим.
   Я же осмотрел следы. Нет, здесь бывает не один толстяк. Следы разные легкие и тяжелые, новые и старые, мужские и женские. Итак, Дым. Тим, узнав о нем все, ахнет! Все в космосе ахнут, узнав о Белом Дыме на планете Люцифер. Он ключ к делам колонии. . А смерть Глена?
   Мне надо увидеть его комнату, любимые его штучки, которые он держал в руках. Я подержу их, почувствую холодок металла, теплоту дерева, безликость пластмассы. И увижу...
   Много чего я увижу.
   Итак, следы. Все, кто бывал, гостил у Белых Дымов, оставили печать: оттиск сапога, сломанную ветку, сорванный диет.
   Вот флакон из-под таблеток, валяется носовой платок, его жует плесень.
   Беру платок - плесень обиженно вздрагивает. Она похожа на лиловую кошку необыкновенной пушистости. Платок... Инициалы М. Г. (Мод Глен). Она полная блондинка, медлительная, слегка картавит. Она говорит кому-то: "Поспешим, не то Хозяин поднимет визг". И, торопясь, потеряла платок.
   Кто такой хозяин? Как он визжит? Ники берет у меня платок и прячет в сумку. Глен или Штохл выбирал место колонии? Чья это мысль: поселиться и жить в пещерах?
   - Что делать? - спрашиваю Аргусов.
   - Торопись, - отвечают Голоса. - Бери новые знания.
   - Какие?
   Молчат. Ладно, сам догадаюсь. Мы уходим.
   Ники идет впереди меня с ракетным ружьем. Движемся, так сказать, с собственной артиллерией. Но там же моут.
   Хоть бы он ушел, иначе Ники прихлопнет его.
   И мне стало жаль эту гору нелепостей поведения, анатомии, внешнего вида. Мне жаль всех моутов на свете - они ошибочны, они вымрут.
   Но зверя нет. Он завалился спать в болотную жижу и походит на голый островок.
   Мы влезли в кабину скарпа. Странноватый запах. А-а, и здесь фиолетовая плесень. Вон она, голубушка!
   Я ногой соскабливаю ее с пола кабины и пинком выбрасываю наружу. Теперь хорошо. Ники садится к управлению, кладет щупальца на клавиатуру. Ракетное ружье стоит у его кресла. Придерживаю его, но не чувствую человека, сделавшего ружье. Мне больше нравятся ружья Тимофея, его старинные дробовики и пулевики. Они неудобны, слабо бьют, но ихто делали люди, а не роботы.
   Ники поднимает скарп и ведет его к скалам плато. Ведет предельно осторожно, бороздит макушки деревьев.
   Сейчас мы попадем в враждебное место. Страшно? Нет!
   У меня уверенное состояние. Я словно бы стою у двери. Ее подпирают с другой стороны, хотят закрыть, наваливаются - я же поставил ногу и держу ею дверь. Мой вес, сцепление башмака с полом и законы рычага не дают ей закрыться. А те, напирающие, выдыхаются и не могут понять, что дверь им не закрыть. Но убедятся в этом.
   Что же делать с колонией? Сохранить? Убрать? Стоп! Вот они, скалы.
   Мы прячемся в макушках деревьев: идет враждебный скарп. Он заходит в расщелину - там вход в подземелье.
   Влететь с ним? Осмотреть плоскогорье?
   - Плоскогорье, - бросаю я. Ники переваливает скалы, бороздя их днищем скарпа. Он все делает верно, умница, так нас не приметят.
   Пройдя строй деревьев и вспугнув узкокрылых блестящих ящериц, мы летим над плато. Его выперли подземные силы, подняли камень вверх метров на двести. Гранит, много известковых пород, легко размываемых водой. Отсюда и пещеры.
   Плоскогорье... Здесь нет болот, мало фауны. И вдруг мне захотелось жить здесь в покое и сухости, гулять и радоваться отличным пейзажам.
   Вот она, посадочная площадка. Заплывает красным мхом.
   - Обратно!
   Мы возвращаемся и снова ждем. Так нас караулила ракета.
   На горизонте тучи готовят ночной ливень... Медузы, несомые ветром... Хочу увидеть Тима. Вижу. Он и толстяк тесно сидят в палатке. Вокруг них сгрудились собаки. Две из них положили свои морды на плечи Тима. Нм хорошо вместе, то есть Тиму и собакам.
   - Привет честной компании, - говорю им.
   "Навязал монстра, - читаю я мысль Тима. - Сейчас он в остром приступе откровенности. Такие полезные сведения. Что делать? Все ценное я уже уловил".
   - Заткни его.
   "Смеешься. Кстати, он мне указал съедобного слизня. Похож вкусом на солоноватое желе".
   - Приятного аппетита. Двигайтесь-ка к плато.
   Отключаюсь. Ощупываю себя, поправляю бронежилет.
   Весьма потрепанная штука. Потертости, чиненая петля. В пистолете я меняю обойму. Застегиваю шлем и зову Аргусов на совещание. Но шлем молчит, и я дремлю вполглаза. Мне хорошо. Мерно - вверх и вниз - покачивается скарп. То опускаются, то поднимаются верхушки деревьев - в белых цветах, крупных, как суповые тарелки. Над ними вьются какие-то, с гудящими крылышками.
   ...Очнулся. Небо белеет. Солнце уходит за скалы. Взлетают сумеречные летающие штучки, те самые, что крутятся возле нашего дома. Но есть и такие - во сне не снились. Кто их родил? Какая мама?
   Необыкновенно фотогеничны! Эх, ловить бы их на матовое стекло камеры! Это такое наслаждение, такая трудность.
   Работая с Тимом, я увлекался фотосъемкой. В доме лежали мои альбомы. Бывает, раскроешь и вытаскиваешь одно фото за другим. И под прибором зверье оживает, шевелится, кричит.
   ...Вспыхнули колесики галактик. Вот и "Персей" - идет к Люциферу по инерции. Но что это со звездами? А, Ники двинулся.
   Он вышел из-за деревьев и пристроился в хвост серебристой машины. Мы идем за нею, словно тень. Молодец Ники!
   За этой серебристой машиной вошли мы в расселину, рядом с ней повисли у шлюзов круглого входа, за ней прошли коридор., Он циклопически огромен, с крутым уклоном вниз. По потолку его тянется светящаяся широкая полоса, видны швы облицовочных плит. Я нажал кнопку прожектора: в его свете зеркально вспыхнул скарп-проводник. Я увидел дремлющего в Кресле узкого в плечах мужчину. Тело его испускало слабые волны. Голова в белом огромном шлеме, словно гриб, сонно качалась на тонкой ножке шеи. Я беру из тюбика мятную лепешку и кладу ее за щеку. Рассматриваю человека-гриба.
   Кто он? Зачем ему этот до идиотизма огромный шлем?
   Путь (и мятная лепешка) кончился в широком зале. В нем бегают роботы типа Ники: одни принимают машины, другие моют их или торчат в кабинах, выверяя механизмы.
   Человек из скарпа-проводника вышел, сонно щурился на нас из-под козырька шлема.
   Первым, звеня сочленениями, вылез Ники. За ним спрыгнул я. И вдруг человек в шлеме побежал ко мне. На бегу он стянул шлем. Его волосы вздыбил сквозняк, его нос и подбородок сходились друг с другом словно щипцы. "Я Штохл! - сигналил мозг. - Ты узнаешь меня, Звездный? Я - Штохл".
   Я даже онемел от неприятного удивления.
   - Звездный! Добрался-таки? - крикнул Штохл и надел каску, погасив свой мозг. - Намерен мешать?
   Голос его резкий, сильный, звенящий. Молодой голос. Подбежав, он схватил мою руку своими обеими и стал ее трясти.
   Тряс и смеялся, высоко закинув голову.
   Отпустил руку. Я смотрел на него. Ощущение шильности его черт сменилось другим. Режущее было в его лице, острое и воронье: синеватая чернота волос, нос клювом, белые веки.
   Человек с вороньим лицом - так прочитал я его.
   - Именем Закона... - начал я и протянул руку к его плечу, готовясь договорить формулу, сказать те слова, что тяжелее камня, и менять которые никому не дано.
   "Стой! - сказали Голоса. - А знания?"
   - Стоп! - перебил меня Штохл с огромной быстротой. - Это успеется. Я вас ждал, хотел увидеть. Да, да, хотел. Знаете почему? Я, роботы - мы все лица тривиальные и обыденные, а вот Аргуса видел один из миллиона - так мне сказала статистика. В общение с ним вступает один из тысячи миллионов. Такое соотношение. Я - двукратный счастливчик, а вы именем Закона... Вам сколько лет, мой судья?.. Тридцать?.. А вы молодец, вы умеете драться. Надо же, оглядываюсь назад - а за спиной Правосудие. Вы ведь имеете право судить? Да? Но как это вы от моей ракеты увернулись?
   "Бери Знание", - шептали Аргусы.
   - Хорошо, братья, я возьму его. Но какое? Где?
   - Как вы нашли то место в лесу? - не унимался Штохл.
   - Так вот вы какой! Каску, каску снимите.
   - Так вот вы какой, Звездный. Нет, каску я не сниму. Два кило свинца на голове ношу из-за вас, не сниму. Цените!
   - Что же, шея укрепится.
   - Верно. А я... Красный Ящик? Он с вами?
   - В доме, который вы жгли (а я уже и забыл о нашем доме).
   - Знаете, с вами мне как-то не везет, - вдруг засмеялся Штохл. - Я летал сегодня и туда, сами понимаете. И что же? Угодил не в дом, а в горючее, дом только закоптился. - Но вы красавец - жилет, каска. И не таращите, не таращите на меня ваши прекрасные глаза, ноги подкашиваются. Да, да...
   Штохл опять засмеялся. Потер ладонь о ладонь.
   - - Но. к делу. Итак, комната вам приготовлена: идите вверх и прямо по коридору. Ждем вас, как видите. О-о, мы не такие простофили, уверяю вас. И слизней у нас есть не придется, бегать от них - тоже.
   Болтая, он тут же отдавал приказы роботам. Послал ремонтных к нашему скарпу "Алешка". Отрядил встречающих к Тиму.
   Ники, подозрительный и настороженный, вращал башенку.
   Веко его лазера дрожало, готовое открыться.
   - Весь в хозяина, - смеялся Штохл. - А за меня не бойтесь, Аргус, я не сбегу. Куда? К тому же у меня есть серьезное подозрение, что мы с вами еще поладим.
   В самом деле, куда он уйдет?
   А мне надо поесть как следует. И решить, что делать дальше. Отдаваться силе, несущей меня? Проверить ее? И продумать, как взять этот урок жизни и внести его в кладовую Аргусов? Так.
   Началась эта ночь, предельно тяжелая.
   - Бросьте-ка все это, - советовал мне Штохл. - Пока не поздно. Я плохого вам не желаю, вы мне даже интересны. Подумайте - планету переделываю. Ерундят они там, в Совете, а вы у них на веревочке, и мне мешаете, и время теряете. А оно, заметьте, не возвращается... Идите сначала вверх.
   ЧЕЛОВЕК С ВОРОНЬИМ ЛИЦОМ
   Комната Глена ничего мне не дала. Там был склад вещей погибших колонистов. Аккуратно устроено - полки, гнездышки, таблички: "Т. Глен", "Е. Крафт", "А. Селиверстов" - всего десять человек. Одни колонисты умерли от болезней, другие убиты медузами. Но вещи их остались - долгоживущие вещи.
   Вот ружье Глена, вот одежда, пахнущая плесенью. Ага, бритвенные принадлежности - первая, увиденная мной в жизни, опасная бритва с широким лезвием. Из всего найденного это наиболее личная вещь Глена, выкопанная им в семейных вещевых залежах. Синие отсветы лезвия рисовали мне его.
   Этот человек (по словам Тима, гениальный) носил вот тот свободный костюм по праздникам, этот широкий комбинезон на работе. А если выходил в джунгли, то одевал легкий скафандр.
   Он не любил стеснять себя и, конечно, не мог придумать подземную жизнь. Толстый (96 килограммов), веселый, сильный, он верил именно в биологическую цивилизацию, должен был верить в нее.
   С неисчерпаемым добродушием толстого человека Глен мог терпеть неудобства Люцифера. Но его мясистая мудрость уперлась в четкую сухость Штохла. Правоту Глена могло подтвердить время.
   Правота Щтохла?.. Достаточно было побегать взапуски с загравом, прятаться от оранжевого слизня или прилипнуть к свисающей с дерева ловушке манты. Или убегать от медузы, прыскающей ядом. А то вернуться и обнаружить, что дом начисто съеден плесенью.
   Правота Штохла - это чистый воздух, душ, вечерний покой. Сразу! Глен же говорил о смене поколений.
   Итак, Глен и Штохл, порыв сердца и расчет.
   Я хожу и беру вещи. И один за другим передо мной (во мне?, в мозгу?) строятся ушедшие люди.
   Вот Крафт, угрюмый и тяжелый. Упорство - его имя.
   Селиверстов, веселый, со странно широкими челюстями.
   Цодходит сам Глен, огромнейшая и смешная фигура. Что в его взгляде? Отчуждение смерти? Видение будущего Люцифера?
   Прыгают с нумерованных полок и подходят другие люди, вертится между ними золотистый спаниель (его ошейник повешен на маленький гвоздик).
   Он суетится обрубленным хвостиком. Милый призрак, он тычется носом в ладони других призраков.
   Толпа густеет, я слышу их голоса. Они шелестят: "Спроси нас, спроси, ты узнаешь все".
   Но я не могу спросить их. Я сжимаю свое лицо и ощущаю пальцем холодные впадины и выступы его. Но вижу их сквозь ладони, сквозь сжатые веки - они во мне, они во мне...
   - Друзья, - тихо шепчу. - Мы покараем Зло, я обещаю.
   Я вернулся в свою комнату и сел в кресло. Успокоился.
   Итак, мысль Штохла экранирована. Но других-то я вижу.
   Не напрягаясь, совсем легко, я вижу тени шахт под моими ногами, ловлю мозговые волны людей, шорохи и трески их слов, ослабленные скальной породой.
   Итак, колонисты... Я использую Ники. Он похож на здешних многоножек, та же модель. Я повелел ему идти к колонистам смотреть и слушать...
   Итак, начну с основы этого дела.
   Всесовет получил два сообщения. Первое (от Штохла) - Глен умер, заразившись болотной лихорадкой, похоронен с положенными его рангу почестями.
   Сообщение номер два (самодельный передатчик, прицельная волна) - Глен подло убит.
   Вопрос: чем объяснить дальнейшее молчание передатчика?
   Осторожностью? Борьбой в колонии? Но я располагаю ощущением Зла лишь в одном человеке.
   Эти мне виргусяне!.. Они в подземельях своей планеты все или обожатели зверей, или машин, только их. А уж характеры!
   Итак, Глен и Штохл?
   Я соединяюсь с Всесоветом, с его картотекой, и считываю данные: "Томашек Дж. Глен: планета Виргус - хирургическая селекция, разработка методики направленного воспитания животного и растительного мира молодых планет. Возраст пятьдесят лет. Рост высокий, полнота выше нормальной, глаза и волосы светлые. Глава колоний на планете Люцифер. Член таких и таких-то ученых обществ". (Список работ.) Вот карточка Штохла.
   "Место рождения - планета Виргус. Возраст - семьдесят.
   Профессия - изобретатель, печатных работ нет. Интеоесы: самоуправляемые системы. Выступления на темы колонизации планет. Оппонент Глена. Послан на Люцифер для технической помощи и организации параллельного опыта (маломасштабного технического метода колонизации данной планеты".
   Перечисление изобретений - огромнейший список.
   И вдруг Зло, вдруг преступление. Что это? Взрыв души Штохла, вечно сжатой улицами-штреками Виргуса?.. Жесткими правилами жизни покинутой планеты?..
   И вдруг мне стало одиноко - Тим еще далеко. Тогда позвал Голоса. Они пришли сразу, будто стояли и ждали за моей спиной. Сколько уверенности принесли мне они.
   - Так, мальчик, так, - твердили они. - Действуй, но не спеши.
   - Дело интересное. Бери Знание, Знание, все крохи его, - напоминал другой. Стихли. Переводят дыхание. И снова: - Я, Аргус-3, я поспешил на Мюриэль и упустил интересный поворот дела. У тебя Мелоун. Ты не забыл его?
   - Предлагаю внимательно рассмотреть семь сторон этого вопроса. Не спеши, нужно вызревание дела в ближайшие часы.
   - Точнее уясни себе Закон.
   - Я Аргус-11, пытался с молодым задором переделать людей и сломал их волю. Береги человека!
   - Наблюдай, наблюдай, наблюдай...
   - Я, Аргус-7, столкнулся с случаем, когда преступник за простым нарушением скрывал преступление более опасное, вызванное тоской по Земле. Понимаешь, он привез гены земных животных...
   - Наблюдай, наблюдай, наблюдай...
   С ними я решил так: Закон, в конце концов, требует лишь нормального поведения. Норма, конечно, меняется. Одно дело жить в городишках, другое здесь, на диких планетах.
   Но меняется норма только в одну сторону - требует большего.
   А теперь мне нужны дневники Глена. Они, как я вижу, хранятся у Дж. Гласса, эскулапа и биохимика.
   Я перешел через мостик (текла подземная черная речка, в ней булькали какие-то белые и плоские). Щелчком сбил в воду железную финтифлюшку, приклеенную к перилам. Прошел к колонистам.
   Их коридор огромен. Он тает в голубом свете, дышит теплым сухим воздухом. И двери, много цветных дверей.
   У входа в него я наткнулся на Ники. Тот брел мне навстречу. Он сгорбился, опустил усы антенн: вид предельно унылый.
   - Спасибо за поручение, - задребезжал он. - Поручил слежку честному роботу. Спасибо, уважил, благодарен, рад, счастлив, на седьмом...
   - Что ты узнал?
   - Ничего.
   - Как они здесь?
   - Никак! - огрызнулся Ники и скрутил антенны в презрительные спирали.
   С ним начинаем обход. Первая дверь - красная, в бегающих квадратиках. Они то рассыпаются, то строятся в большой ромб.
   Я постучал - дверь отступила передо мной, показала комнату. Вокруг стола сидели жирные парни - играли в карты.
   Увидев меня, они почему-то скинули их на пол.
   Я вошел. Здесь царила роскошь. Стены мерцают. Парящее электрическое одеяло (о таком мечтает чудило Тим). Пузырчатые кресла. Статуэтки из тех, что оживают от кнопки и творят черт знает что. Ковры толстые, рыхлые, словно лесные мхи.
   На столе - грибы в блюде. Фиолетовые, те, что на глазах съедают каждый мертвый обломок дерева (а я вижу в них алкалоид типа мескалин. Вот оно как!).
   Игроков четверо. Комбинезоны с отливом металла. Вид типичных колонистов, свирепо хватающихся за работу: тяжелые подбородки, взгляды, бицепсы. Но толсты...
   Вообще, такой отличной коллекции волевых подбородков, какие были собраны здесь, я прежде не видывал.
   Я сел к столу и стал разглядывать их - одного за другим.
   Авраам Шарги. Кожа хранит меланезийскую синеву, лоб тяжелый, губы тяжелые, подбородок, взгляд пронзительный. Пригодится.
   Иван, фамилия - Синг. Изящен и... бесполезен.
   Курт Зибель: подбородок, взгляд, плечи, бицепсы, трицепсы, неприязнь.
   Прохазка (фамилия необычайно плодовитая - для космоса, все время на нее натыкаюсь). Подбородок, взгляд, брови словно усы Тимофея.
   И вдруг мне стало жалко тех женщин, что будут любить этих четверых.
   - Веселитесь? - спросил я.
   - Хэлло, Звездный, - сказали они. - Убиваем время.
   И, приветствуя мое звание (наконец-то догадались), привстали и шлепнулись обратно. И кресла заворочались, приспособляясь к новому положению их задов, массируя эти зады.
   Меня стали угощать.
   Была выставлена бутылка вина, из холодильника извлечена парочка жареных цыплят. Гм, гм, еда колонистов.
   - Пейте, ешьте, - говорили мне. - Все здешнее, все искусственное, все превосходного качества.
   Я снова поел с удовольствием. Обгладывал пластмассовые косточки техника виргусян безупречна и в мелочах.
   Разные планеты в разное время пришли в Коллектив. Виргус - последним. Они там и до сих пор индивидуалисты, хотят своей техникой доказать, что-де могут все на свете.
   -Живете весело, - сказал я. - А должны осваивать плато. И ведь не царапнули землю. Верно? Почему?
   Четверка оживлялась, даже пыталась встать. Это было внушительное зрелище.
   - Там ад! Красный ад, синий ад, зеленый ад (Прохазка).
   - Хозяина не видели? Мы его поддерживаем (Шарги).
   - А грибы, - спрашиваю я, - зачем?
   - Грибы ерунда, можно взять "прямун" и сгонять на болото (Прохазка).
   - Ха-ха-ха!
   - Там забеспокоились? (Шарги воздел глаза к потолку.) - Верно понимаешь. До встречи.
   ...Следующие три комнаты были пусты. В четвертой сидел за столом лысый мужчина лет сорока, точнее, сорока трех, Свитер. Подбородок. Плечи. Бицепсы. Обстановка без грибов, цветов и статуэток. На столе - разобранный мини-двигатель.
   Это он радировал.
   Мужчина (Эдуард Гро, 44 года) помахал мне рукой: извините, мол, не здороваюсь, выпачкался машинным маслом.
   Но опасения его самые унизительные. Например, ему кажется, что я его ударю. Неужели Штохл их еще и поколачивает?
   - Вы Аргус? - выдавил наконец мужчина.
   - Как будто. Там, - словно Шарги, я кидаю взгляд в потолок. - Там приняли ваш сигнал. Вы оказали большую услугу правосудию, спасибо!
   - Вы... станете расследовать?
   - Именно. Буду откровенен, мне здесь все не нравится... Кроме техники. И что Глен исчез, не нравится, что колония зарылась в камень, тоже не нравится.
   - А я вам нравлюсь?
   - Вы типичный представитель разлагающейся колонии. Чем вы помогли Глену?
   - Верно, ничем.
   - Уклоняетесь от всего, что пачкает: пьянок, ссор, драк.
   - Заметьте еще, я не пляшу на болотах, не ем грибов.
   Я осматриваю его комнату - инструмент, станок, прочее в том же духе.
   - Мастерите? Любите это?
   - Хозяин заказывает, у него смелый ум. Жаль человека, жаль его времени.
   - Какого времени?
   - Что он тратит на управление этой дурацкой колонией.
   - Вы недовольны?
   - Живется нам хорошо. Встаем в восемь, в девять - ленч, в шестнадцать - баскетбол. Один хозяин работает круглыми сутками, да вот я еще ковыряюсь. Остальные играют в работу.
   - Почему нет плантации?
   Механик поднялся. Сидящим он кажется выше - коротконогий, родился на астероиде.
   - А вы пробовали заводить плантации на Люцифере?
   - Нет.
   - Оно и видно! Будь она проклята, эта биология Люцифера, эти летающие сволочи! То высосут кровь, то хватанут зубами - и, пожалуйста, вирус! Хуже их только медузы. Брызнет, и не только человек - пластик рассыпается! А уж тело одной каплей прогрызает насквозь. А плесень... Проснешься - вот она, подлая. Сожрала ботинки, съела одежду и уже огладывает ногти на пальцах. Попал кусок плесени в еду - обеспечена саркома. Вот в чем мы поддерживаем Хозяина - зарылись, ушли вглубь, и сразу нам всем стало хорошо. Копошусь и счастлив: никто меня не грызет, никто не кусает. Вспоминаю радиограмму и думаю: верно сделал, а раскаиваюсь. Да.