Якубовский Аскольд Павлович. Последняя Великая Охота

   Убитые птицы падали. Я не брал их - так быстро они становились слизистыми комками. Я даже старался не думать, откуда явилась ко мне собака, о которой я мечтал, черный пойнтер высокой крови.
   Но он встал передо мной на стойке по бекасу. Замер. И блестяще отработал его.
   Не знаю, где ночевала, что ела собака-фантом. По утрам она встречала меня и вечером провожала в дом помахиваньем хвоста.
   Она походила на черного пойнтера моего отца. И если бы я сам не хоронил Цезаря, то думал бы, что это он. Когда же я стал охотиться в лесу, явилась шумливая стая такс, фокстерьеров и гончих.
   Иногда я подглядывал за ними. Глядел долго. И смутно мне было, а в душе поднималась тяжелая, как ящер, злоба.
   Я смотрел... и ненавидел это, мне абсолютно непонятное. И хотелось ударить его, обидеть, чтобы и Оно, Непонятное, чувствовало и знало меня.
   В последнюю Великую Земную Войну один мой предок попал в плен. Он бежал и сражался в чужих землях с той же странной и непонятной силой - фашизмом, - с которым воевала моя страна.
   Но кончилась война. И предок вернулся.
   Почему-то пришлось ему возвращаться на родину медленным кружным путем. Я думаю, потянула его таким путем охота.
   Он, добывая ею средства к жизни (древние были времена!), побывал в разных странах. Семейная легенда донесла, что был он ловцом кайманов в Бразилии, охотился с сетями за ящерами острова Комодо, ловил рыбу-латимерию для музеев и добывал тропических рыбок, которых в те времена принуждения многие держали в аквариумах.
   Я делал то же самое. В лодке моей лежали приспособления. Фонарь, чтобы высветить глаза таящихся в воде кайманов, сачок для рыбок: аквариум занимал половину станции.
   Я перестал бояться здешней ночи.
   Лодку мою по воде гнал робот-гном (другому полагалось защищать меня).
   Робот ловко работал веслом. Я же опускал руку в воду, теплую и густую. Не верилось, что под нами всего несколько сантиметров глубины. Часто с каким-то вызовом я опускал весло и не доставал дна. Было ощущение, что некая упругая сила сгибает весло.
   Но блеснули огни глаз каймана! Я давал знак роботу и готовился к прыжку в воду. И мне было уже все равно, ухвачу я каймана длиной в полтора метра или ящера в пятнадцать.
   Кстати, о ящерах... Неужели родовая память хранит их в себе?.. Разве мы, Коновы, были их современниками?.. Или где-то ящеры еще долго жили после общего их вымирания на Земле.
   ...Днем я нырял в море (акваланг делал сам). Плавал с гарпунным ружьем. Иногда акула выгоняла меня из воды. Я отталкивал ее стволом, так и не рискнув подпустить к себе.
   Но долго я не решался охотиться за китами, очень долго. На тигра хаживал, слонов бил, а китов не трогал.
   И был счастлив. Если бы мне сказали: "Конов! Умри мучительной смертью путем медленного сжигания, и ты попадешь в такой рай", я бы завопил: "Жгите!"
   Чудное житье! Охота утром, днем, в снах. Нескончаемая охота: были снова львы, желтого цвета великаны (черногривых я больше не видел), ходили туры, быки южнорусских степей.
   Всякое было. Однажды что-то щелкнуло в незримом механизме, и на меня кинулся муравей ростом с большую собаку, тарантул гнался за мной, огромный.
   Не забыть мне мерцание его глаз!
   ...Несколько недель подряд планета производила муравьев. Робот, облетев планету, показал ее всю, покрытую насекомыми - громадными муравьями и термитами, потом странной помесью их. И вдруг мне померещилось лицо Изобретателя - покатый лоб, усмешливые глаза, редкая бородка.
   Я мог бы охотиться на китов современным методом. Так и подмывало употребить самонаводящуюся торпеду или ракетный гарпун. Я даже сделал механизм и взорвал медлительно проплывающую акулу. Белую, полярную.
   Это было эффектно и громко. Я смоделировал все стадии охоты на кита с торпедой и... отложил ее. Мне хотелось плыть самому, в лодке. Гномы вполне могли выйти на охоту со мной. Они и будут гребцы.
   Но где счастливые перемигивания? Общий вздох ужаса, когда кит рядом и, бесконечный, скользит мимо лодки?.. Нет, охота на кита не для одного человека. Нужны люди. Где остальные Коновы? Почему не летят сюда? Чего ждут?
   И, приготовив все для охоты, я отказался от нее. Отчего меня схватила тоска. Лютая.
   Волны тоски снова шли и шли. Однажды я оставил забытым на ночь кристалл (ему диктовал очередное донесение моих датчиков).
   Утром прослушал его.
   Оказалось, ночью, сонный, я вел диспут с Коновым-Изобретателем. Темы? Одиночество, человек, вселенная, Первичный Ил...
   В диспуте я был слишком болтлив. Это мне не понравилось.
   Пришли осенние дни, грустные, тихие. Щелкая черенками, падали с берез листья. Всюду бегали зайцы, беляки, русаки, даже песчаные толаи.
   Роскошные лисы гоняли их.
   Я устроил охоту на лис. Сначала мудрил над чем-то вроде механической лошади, не гоняться же за лисами на вездеходе.
   Я проникал в строение лошадиного тела (скелет, мышцы, нервы), пока не убедился - не выйдет! Скакать мне на палочке верхом! Отлично! Тогда на ракетной палочке.
   Я соорудил одну и крепко ушибся, налетев на станцию. Врезался, можно сказать.
   Отлеживаясь, я думал о лошади, мечтал о лошади, видел сны о лошадях. И прибежала лошадь-фантом карего цвета.
   Она встала, мотая головой и всхрапывая, у двери станции.
   Отличная лошадь! Я любовался ею (а в сердце была тоскливая, ноющая жуть).
   Седла мне пришлось изобретать самому, зато послушание фантома было отменным. И после нескольких пробных охот на зайцев с нагайкой (догнав, я убивал зайцев ударом) взялся за лис.
   Охотился целыми днями.
   Однажды свора гончих с ревом гнала лису. Я скакал сзади, не зная, что ждет меня. Не станет ли моя лошадь динозавром?.. кенгуру?.. птицей?..
   Но пришел азарт: лиса бежала, гончие летели, я орал и блаженствовал. Хорошо!
   И вдруг на крики мои со всех сторон повыскакивали всадники - все на карих конях, все я сам: те же куртки, шапки, сапоги.
   Я окостенел, вцепился в гриву. Страшно!.. Мгновение - и я уже не знал, где и кто я сам. Но охота продолжилась - с дьявольской решительностью.
   Мы неслись за лисой через овраги, сквозь редкий лес. Гончие ревели дикую песню погони, а впереди них, словно огонек, парила лисица. Я начал отставать. И вдруг что-то замедлилось в стремительном накате лошадей. Я видел - всадники красиво плыли среди желтых берез, а те приподнялись, как мираж в знойный полдень, и под каждой было ее отражение.
   Словно дерево стояло в луже. И тут же все исчезло - звери, люди, собаки (и моя лошадь).
   Я упал в грязь. И был один на желтой раввине. Один... Проклятие!
   Мне хотелось кататься, бить кулаками, кричать обидное. Я прибежал на станцию, схватил ракетное ружье и расстрелял обойму в мокрую желтизну.
   Я был готов ударить по ней чем угодно, чтобы желтой равнине стало больно, как и мне! Потом долго не выходил из станции и даже в иллюминатор не смотрел.
   На этот раз было северное тусклое море, синее у горизонта. Дул ветер, бежали к берегу волны с барашками.
   А среди камней возился и что-то делал я сам - один, второй... Фантомы!.. Все!.. Не страшно.
   Я подошел к ним и спросил, коего черта они здесь делают?
   Не отвечая, они готовили лодку к охоте. Лишь один махнул рукой на воду - там сопели киты, блаженно кормясь. Они пускали вверх столбы-фонтаны. Бедняги, толстые увальни! Их гак быстро перебили на Земле.
   Один близко подошел к берегу, он распахнул пластинчатый рот. И вдруг дыхала его расширились и заблестели, он пустил вверх столб воды, смешанной с паром дыхания.
   Фонтан обрушился на меня. Душный, пропахший рыбой.
   Я выскочил из этого мерзкого душа, а фантомы смеялись. Как один, они смотрели на меня. Указывая пальцами, хохотали.
   Позади их было хмурое небо и скалы.
   И одно мое "я" вдруг высоко подняло гарпун. Огромный! Его мне давно сделали роботы. К концу гарпуна привинчена заостренная тяжелая граната.
   Значит, охота? На кита?.. Не испугаюсь! Я влез в лодку, и мы отошли от берега. Ветер вздул мою рубашку, и я поежился. Холодно.
   Я взял весло и стал греться усиленной греблей.
   Мы налегли на весла, и крепко налегли - вместе.
   Но почему я готовил двенадцать пар весел?.. А, не все ли равно, в конце концов. Набегали волны. Наяву?.. Во сне?..
   Киты неторопливо отходили от берега, поплескивая хвостами. Их была здесь семья - папаша и очень толстая мама с коротким толстым китенком. Они плыли, то скрываясь в воде, то появляясь. Вода, журча, стекала с усов, с шипеньем взлетали фонтаны.
   Ладно! Я буду на вас охотиться, как мой предок. Я убрал гранату и привинтил наконечник. И кто-то из команды аккуратно сложил трос - круглой бухтой - на носу лодки.
   Мы шли к китам. Ближе и ближе... Вот они, рядом с лодкой! Кит-отец нырнул и стал всплывать. Моя команда подняла весла вверх. Глядели на меня.
   Я встал с гарпуном. Не такой уж я силач, чтобы метнуть его. Но гарпун сделан из титана, он немного весит.
   Кит всплывал. Вот он как тень, вот округлилась спина. Растолкав воду, она близилась к лодке.
   Я кинул гарпун. Он как-то слишком уж легко и мягко вошел в широченную спину. Впился с легким и странным треском, будто проткнув материал.
   Кит плеснулся и пошел вон из бухты. Брызги и водяная пена летели от хвоста в стороны.
   Попался! Мы напряженно молчали: гарпун попал неудачно, в легкое, а не в сердце - фонтан окрашен кровью. Трос разматывался, бежал в воду. Он задел и обжег мне руку. Мы были на привязи у кита. А станция?.. Она - белая точка.
   ...Кит не уставал. Мы связали тросы и вытравили их, чтобы, ныряя, он не утянул нас на дно. "Как же так? - думалось мне. - Здесь от силы по колено, а кит ныряет?"
   Ветер поднимал гребни и бросал в нас брызги. Мне было жарко и в одной рубахе. Моя команда... Когда я осторожно косился на них, то видел мертвенность в лицах. Она-то и пугала Исследователя. Но когда я передавал им что-нибудь или случайно задевал, то натыкался на живую, теплую руку. А что там кит?.. Он не хочет быть добычей?.. Я пришел в ярость. Ругая гребцов, заставлял их подогнать лодку ближе, еще ближе. Опасность? Пускай!
   - Второй гарпун!..
   В конце концов мне удалось кинуть запасной гарпун. Удачно: зверь лег на воде. Он умирал, надо ему помочь.
   Лодка подошла к киту. Мне подали длинное копье, и я пытался нащупать им бьющееся огромное сердце кита.
   Я втыкал копье за грудным плавником, глубже, глубже: оно вздрогнуло в руках, кит ударил хвостом и умер. Все, кончилось...
   - Ура! Наш!
   Я вопил от радости:
   - Убил кита!.. Уби-ил кита!..
   Лодка кружила вокруг кита - мы торжествовали. Затем мы привязались к нему и, гребя, потянули к берегу. Но к крови, что широко расходилась в воде, приплыли касатки. Их спинные плавники, поднимаясь в мой рост, прорезали воду.
   Огромные!.. Вот одна - черная, блестящая - на мгновение высунулась. Она оперлась на грудные плавники, посмотрела на нас и нырнула.
   Их стая напала на кита. Сначала они вырвали его свесившийся в воду серый язык.
   Затем стали рвать его тело. Мою добычу? Проклятые!.. Ружье мне! Но его нет в лодке. Я проклял себя, свою забывчивость.
   Лодка закачалась - подошли другие касатки.
   Я приказал перерубить трос, и мы отошли в сторону. Долго смотрели в кипение воды вокруг кита. Он же медленно тонул, уходил в воду.
   Затем набежали мелкие акулы, и все исчезло.
   ...Когда мы вытащили лодку на берег, был вечер, красный к завтрашнему ветреному дню. Те разгружали лодку, понимая друг друга без слов, я ушел на станцию. Я смотрел в иллюминатор на людей. Долго, пока не пришла беззвездная ночь.
   В ночи они и исчезли. Бесследно. Хорошо сделали - мне было тяжело с ними, убийственно тяжело.
   Всему бывает конец, счастью тоже. Ракетный зонд пришел и, ходя на орбите, взял собранную информацию. Мне передал радиограмму. Я прочитал ее несколько раз подряд: она ошеломляла.
   "Всесовет - Конову. Ожидайте "Надежду", класс А супер. Посадочный вес десять тысяч тонн. Готовьте посадочную площадку, прибывает комплексная экспедиция. Прилет ожидайте в июле месяце земного календаря".
   Экспедиция! Ее-то мне и не хватало!
   Ракета несет не экспедицию - мое наказанье. Я уже не смогу быть один с планетой. (Хороший охотник - одинокий.) А планета?.. Не изменит ли мне? Так я все возьму у нее, все, есть еще девяносто дней.
   Моих дней, черт побери!
   И началась сумасшедшая охота. Я даже ловил варанов, стрелял голубей и дроздов.
   И ничего не успел.
   Я не поохотился за птицами-агами, гоня их верхом на лошади и кидая лассо.
   Не побывал траппером, не ставил ловушки и капканы. Не ловил пернатую мелочь на птичий клей, не бил тропических бабочек из водоструйного ружья.
   Мне не пришлось охотиться на куликов-турухтанов и сходить с рогатиной на бурого медведя.
   Хуже! Я не охотился на исполинского оленя, и лохматый мамонт так и не стал моей добычей. Даже белого медведя не убил. Не успел - так быстры дни.
   Миллионы упущенных охот! Навсегда, невозвратимо потерянных мною. Допускаю, что поохотился я здесь так, как не снилось самому древнему и удачливому предку. Но и терял я больше их всех, вместе взятых.
   Я не отдам планету! В конце концов Великую Охоту возродил здесь Конов, мой предок.
   Она - мое наследие.
   Что же делать? Что сделать? И мне пришла мысль, непостижимо простая. Она пришла, и я наскоро прощупал этот удивительный спокойный шар.
   Поразительная картина! Все его силы, все напряжения - коры, напор магмы, движения ядра - сбалансированы.
   Магма была на глубине 1-3-5 километров. Первичный Ил уходил на глубину двадцати метров. Он лежал на граните, имея хрящеватое основание с включением разного рода конкреций, в основном состоящих из кремнезема. Но было много железистых и марганцевых конкреций. Мысль же была такая - все охоты, все звери - в планете, в густом Иле. Убей его - и поохотишься сразу на всех зверей (испытать следует и горечь всех возможных охот).
   Так, так, силы планеты сбалансированы? Отлично!
   А если баланс нарушить? Дать толчок одной из сил - напряжению магмы?.. Баланс пойдет прахом. А двум силам!.. Трем!..
   Вот что сделаю - ударю по гранитам, что держат магму. Что будет? А вот что будет - сейсмическая волна пробежит под всей поверхностью и встряхнет Первичный Ил, он перемешается и... сдохнет.
   Затем надо прорвать гранитный слой и влить энергию в полусонную магму. Она - взыграет, начнутся извержения и так далее.
   Я это сделаю - пока "Надежда" далеко. Я обману их всех!
   И два месяца атомный котел буквально кипел.
   Все это время гномы делали мне ракетную иглу - конусный снаряд длиной в пятнадцать метров. В сверкающее жало я вложил плутоний, в расширенный конец - запасной двигатель.
   И поднял снаряд на ракете вверх, на орбиту.
   Я долго ходил вокруг планеты, сверял координаты. ("Надежда" приближалась, неделя-вторая, и она будет здесь.)
   Я не решался пускать снаряд: там мои охоты. Все!.. Но сверху планета представлялась мне простым диском без неровностей. Она стала безликой. Но все во мне плакало, словно я убивал собаку!
   Я выстрелил и прильнул к иллюминатору.
   Ждал долго. Лишь на другой день увидел - Ил подернулся рябью. Пятна пробегали по нему, окраска Ила быстро менялась от полюсов к экватору. Приземлился.
   Шел к станции уже по мертвому Илу. Подошел и увидел съеженные фигуры, еще хранившие форму моих собак. Вот Цезарь, гончие... Бедные! Они пришли ко мне, ждали меня, хотели охотиться.
   Я потрогал их - растеклись. Это потрясло меня.
   Пусть теперь берут планету, пусть! Не нужна мне она, я убил ее... Убил?.. Великий космос, я убил...
   Я заплакал. Потом кинулся вытаскивать проклятую иглу, но даже гномы не смогли вынуть ее.
   ...Еще шесть месяцев я безвыходно провел на планете: мой вопрос разбирался на Всесовете. Были даны показания. Затем ледяной мир Арктуса и работа в глубинном руднике - по просьбе всех Коновых (и моей тоже).
   Но человек живет всюду. На Арктусе я женился, там родились мои дети, они считают его своей родиной. Любят, кажется...
   Как это ни странно, я не умер, а живу, как все на Арктусе. И мне кажется сном все, что было на планете Последней Великой Охоты. Я даже не верю себе. Был сон. Тогда выхожу на поверхность этой промерзшей насквозь планеты. Звезды в небе, звезды во льдах. Они бросают в меня колючие лучи, а пар дыхания туманит окошко скафандра.
   Пусто, морозно... Как в моей душе. Затем я иду, иду, иду, по снегу. Иду, проклятый самим собой. Но все же, черт возьми, я самый великий охотник из всех Коновых и всех людей. Кто еще убивал такую крупную дичь?
   СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО
   (Послесловие составителя)
   Из-за нехватки кристаллов (тип "Сапфир", огранка МТЗ), публикация воспоминаний Коновых была отложена. Но нет худа без добра - отсрочка пошла на благо моей работе.
   Я много понял и узнал.
   Я понял устремления клана, всю полноту ощущения им былой вины. Оно выразилось в стремлении, которое может осуществить только клан, работая в одном направлении столетиями.
   Клан родил Изобретателя, создавшего Великую Охоту на планете Фантомов. (Хотя до сих пор неясно, как он смог достигнуть такого мощного и своеобразного эффекта политерии.)
   Клан же родил Конова-Охотника, убийцу этой Великой Охоты, которую мы вправе считать уже последней в истории человека.
   Я благодарен прошедшим годам - накопилась новая информация. Она-то и позволила мне яснее увидеть лучшие черты охотников.
   История рода Коновых и планеты Фантомов шла далее вместе, получив название "Семейное дело". Так первым называл отношения Коновых к планете Генри М.Конов. Он требовал не публиковать записки Охотника, чем и обратил общее внимание на то, что они уж слишком залежались в отделе Воспоминаний, и косвенно помог мне.
   Итак, Конов-Исследователь обнаружил на планете явление материальных фантомов, Конов-Изобретатель, по-видимому, осеменил Первичный Ил матрицами всех животных времен Великой Земной Охоты. А также усовершенствовал способность Первичного Ила к явлениям эффекта политерии.
   Конов-Охотник в безумии своем нанес атомный удар планете как раз перед прибытием комплексной экспедиции звездолета "Надежда". Но Всесовет срочно бросил к планете корабль Службы спасения. (С тех пор каждые пять лет на планету прибывают грузовые звездолеты, привозя необходимые материалы.)
   Служба СПП (Спасение погубленных планет) отправила к планете Фантомов суперзвездолет "Фрам-5" с грузом необходимых материалов и специалистами различного профиля. Большинство их, как показала проверка списков, были Коновыми. И очень быстро этот клан охотников целиком переместился на планету, хотя условия жизни там прескверные.
   Они спасают планету Фантомов.
   Работы по воссозданию первоначального облика планеты ведутся ими уже вторую сотню лет. Удалось кое-чего добиться: Коновы восстановили прежнюю атмосферу, обнаружили и тщательно охраняют несколько квадратных километров Первичного Ила.
   Но работы еще очень, очень много. И едва ли клан справится с нею за следующие двести земных лет. Но вызывает почтительное удивление самоотверженность клана, желание загладить преступление отдаленного предка (или всех предков?).
   Не все шло гладко. Несколько членов клана погибли, один сбежал.
   Это был единственный случай дезертирства: прочие Коновы лихорадочно работают.
   Сменились поколения. Повышенное тяготение сделало Коновых приземистыми, сухощавыми, жилистыми людьми с очень быстрой реакцией.
   Героическая работа клана стала известна всем. На помощь к ним прибывают и прибывают с разных планет родственники. А если судить по переписке Отдела Оживления, то Коновы уверены в восстановлении планеты в том виде, в каком ее застал Конов-Охотник.
   Всесовет очень внимателен к Коновым. Накладные только за последний год показывают, что запрошенный ими биостимулятор для обработки кремнеземов и уран (120 тонн) для освежения ядра планеты были немедленно отпущены.
   А на планету прибывают и прибывают добровольцы, потомки охотников других кланов, желающие восстановлением планеты Фантомов искупить прегрешения своих родов перед животными Земли.
   Да сопутствует им удача!
   Александр Сельгин.
   Год 2702-й, месяца генваря 25-го.
   Благодарю максимально помогавшее мне в работе САУВ (Считывающее Архивное Устройство Всесовета).