Страница:
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Купол Галактики".
OCR & spellcheck by HarryFan, 13 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
СТРАННАЯ НОЧЬ
Октябрь, 19-е. 1981 год
Сон не шел. Причин к этому, если разобраться, было много. И лег-то он
слишком рано, и старый ватный мешок стал тонким, как сиротский блин; в
ущелье долго и тоскливо выли волки.
Поворочавшись часа два с бока на бок, Липин чертыхнулся и решил
вставать. Выпростав руку, он расстегнул холодные пуговицы, раскинул полы
спального мешка. Сел.
Холодный воздух охватил его. Согреваясь, он заработал короткими
толстыми руками. Вытягивал их, сгибал, с острым наслаждением напрягая
мышцы.
Стало тепло и весело. Липин, пошарив руками, нащупал ящик с
упакованными термометрами, барометрами и прочими хрупкостями. Приваливаясь
к нему спиной, закурил и удовлетворенно сказал:
- Порядок!
Ветер по-прежнему трепал палатку, горстями бросал ледяные зерна в
гулкий брезент. Но все это снаружи. В палатке же довольно уютно. Липин
пожалел волков.
- Невесело им, - сказал он вслух, укоризненно качнув головой.
Задумался.
Мысли были приятные. Втягивая щекочущий в горле дымок, он вспоминал
удачно прошедшее лето, домик метеостанции в снегах. Поработали славно.
Задание выполнили, сверх него многое сделали. И дружно так, без свар и
споров. И когда после метели снежным обвалом завалило каменистую тропу,
они не особенно огорчились и в свободное время проложили новую. Она прошла
по неисследованной местности Сихотэ-Алиня и была длиннее старой на
полсотни километров.
Ею-то и ушли ребята. Вчера перенесли весь груз - две с половиной тонны
научного оборудования и багажа - через хребет, к лесистому ущелью, разбили
ему палатку и отправились за лошадьми. От самолета, посовещавшись,
отказались радиограммой. Погода была неустойчива: то шел снег, то
бесновался ветер.
Долго ли до несчастья!
Липин испытывал приятное ощущение и оттого, что он хорошо знал свое
временное хозяйство.
Знал, какой микроклимат в этих ущельях, знал, какие четвероногие и
пернатые держатся здесь. Это было приятное ощущение.
Липин, занятый мыслями, не заметил, что вой усилился - крик голодных,
мерзнущих зверей.
Он пронесся тоскливой жалобой и окончился воплем, полным отчаяния.
- Ишь, как вас прижало, - пробормотал Липин, внезапно ощущая в себе
что-то отозвавшееся. На мгновение ему стало жутко. Вспомнилось, что он
здесь один. Это не вязалось с прежним настроением, он сказал удивленно: -
Ну и ну...
Но волки замолчали, а сигарета кончилась. Бесконечное шуршание ветра и
царапанье льдинок нагнало на Липина дремоту.
Дремота была сладка и мучительна.
Зазвучал скачущий мотив детской песенки: "Дождик, дождик, перестань!",
в лицо заглянули знакомо блестящие глаза, их неожиданно сменил страшный
образ полумедведя-полуволка.
Зверь, широко раскрыв красную пасть, погнался за Липиным и закричал
дико, страшно.
Липин вздрогнул и открыл глаза. Пока он дремал, что-то изменилось. А,
тишина... ветер не шуршал палаткой, не царапали ее ледяные коготки.
Неприятная тишина, гнетущая, Липин пожалел, что остался. А этот страшный
крик, разбудивший его?.. Где он его услышал?.. Только ли во сне?..
Липин попытался отвлечься, обдумывая в подробностях путь вниз, а оттуда
самолетом в Иркутск: неприятное ощущение не проходило.
Казалось, что на него смотрят пристальным, вяжущим руки взглядом.
Взгляд то упирался холодным пальцем между лопаток, то окутывал паутиной. В
этот момент Липину хотелось крепко вытереть свое лицо. Желание было
сильное, он с трудом сдержал себя. Поразмыслив, он принял его за обычную в
горах усталость нервов, рождавшую причудливые ощущения. Объяснение ему
понравилось: нервы шалят! Но вдруг быстрые шаги, хруст льдинок и стук
камней. Кто-то тронул палатку и захихикал странным, взлаивающим смехом.
Сердце Липина сжалось.
Он принужденно ухмылялся в темноту. Кого испугался? Волков? Ладно же,
сейчас он им даст.
Будут знать!
Липин вынул ноги из мешка (спал он одетый) и нащупал холодный приклад
двустволки. Медленно и осторожно он потянул ее, тяжелую и
обжигающе-холодную. Осторожно переломил ружье и ощупью проверил, заряжено
ли? Ружье было заряжено. "Картечь", - вспомнил он и привычно сказал:
- Порядок.
Сказал и прикусил губу. Затем встал на четвереньки, отстегнул клапан
палатки и, держа ружье стволами вперед, выскочил.
Холодный воздух охватил его. Показалось, спрыгнул в ледяную воду.
"Минус пятнадцать", - отметил он, осматриваясь. Сзади как будто
захихикали. Липин круто повернулся и вскинул ружье. Затем, тяжело
вдавливая каблуки в сыпучую ледяную крупку, обошел палатку.
У горы багажа, прикрытого куском темного брезента, никого не было.
Обойдя палатку, он остановился у ее входа, присматриваясь и
прислушиваясь.
Ветер снова подул - ровно, сильно. Прежнюю сплошную завесу туч сменили
их лоскутья с просвечивающими закрайками. Тусклая луна ныряла в них. Так в
весеннее половодье в волнах ныряет унесенный водой круг замороженного
масла. Того, что делают про запас в сибирских деревнях.
И довольно светло, ночь походила на сумерки. Со всех сторон белели
горные хребты. Поросли стланика делали их похожими на щеки небритого,
бледного человека.
Скалы под шапками свежего снега... Они похожи на старые зубы. Лесистое
ущелье чернеет бездонным провалом. Где-то в темноте оно вливалось в другие
ущелья.
Их здесь множество - глубоких и лесистых, с обледеневшими склонами.
- Веселенькие места, - усмехнулся Липин.
От малого давления или скуки Липин зевнул. Он поправил брезент,
набросал камней на край палатки. Окончив, покурил у входа.
Курилось легко и приятно, ветер вдувал дым в легкие. Волки, напуганные
им, разбежались. Можно идти спать. И палатка представилась Липину желанным
местом, манила, была его домом в этих диких местах.
Он с нежностью вспомнил старый ватный мешок.
Нагибаясь к входу, сквозь легкий шум в ушах, появляющийся в горах при
движении, он услышал прежние звуки. Но этот вой чем-то отличался от
прежнего. Его не глушил плотный брезент, он звучал отчетливее.
Вой несся из ущелья. Липин выпрямился. Чтобы яснее слышать, он загнул
вверх мохнатые уши шапки.
Качал головой: нет, это не серые волки. Оборотень, что ли? Липин
усмехнулся.
Может, это гималайский снежный волк?.. Говорят, они приходят сюда.
Вой пронесся и вернулся, эхом зазвучал со всех сторон. Не успело оно
заглохнуть, как что-то темное отделилось от скалы и укатилось в провал.
Липин, сжимая ружье, вглядывался.
- Нужно было стрелять, - бормотал он.
В ущелье неожиданно взорвался шум драки: стоны, вой, прерываемый
натужным ревом. В бездне ущелья дрались, и дрались жестоко. Это
перекликалось с криком во сне и потому казалось особенно жутким.
У Липина отяжелели ноги. И в то же время его охватило любопытство.
- Что это?.. - шептал он. - Что?..
Липин осторожно подобрался к краю ущелья. Опершись о камень, глянул.
Ну и темь! Пахнет смолой, торчат верхушки елей. Вой и рычанье
усиливаются, и вдруг (Липин обомлел) из ущелья донесся истошный женский
визг. Здесь?.. Он был таким же неуместным, как вой волков в городе.
Он и толкнул Липина.
Закинув ружье за спину, обостренно чувствуя каждое движение своего
короткого мускулистого тела, Липин стал спускаться вниз.
Каменистый склон был крут и скользок, приходилось цепляться руками и
ногами. Склон ущелья шел уступами. Ободрав ладони, Липин спустился на
верхний.
Уступ образовывал большую, в несколько десятков квадратных метров,
площадку. Верхушки лохматых елей выглядывали из-за края. Льдистая крупа
густо усыпала его.
А в ущелье шла драка: ясно доносились глухой рев и какие-то странные
завывания, перемежающиеся криками.
Значит, в ущелье люди?..
- Эге-гей! - крикнул он. - Кто там?..
Драка продолжалась с прежним ожесточением. Затем, после особенно
свирепого рева, шум стал быстро перемещаться. Вначале он удалялся. Вслед
за этим дерущиеся загремели камнями левее площадки, затем правее. Липин
отскочил в сторону и присел за большим камнем.
Снял ружье.
Послышались грузные шаги, стук скатывающихся камней, пыхтенье.
Царапнули когти, и с коротким рыканьем на краю площадки выросло что-то
большое и темное.
"Медведь", - решил Липин. Тот резко, наотмашь ударил лапой. Закричали.
Медведь быстрыми прыжками пересек площадку и взобрался наверх, откуда
только что опустился Липин. Там стал ходить. Медведь небольшой. Глаза его
- зеленые огоньки, округлые уши прижаты. Зверь сердился.
Липин вскинул ружье, решив - была не была - стрелять в медведя
картечью. И не выстрелил.
Внезапно (Липин даже вздрогнул) на выступ один за другим, словно
подброшенные, выскочили сгорбленные фигуры. Четверо. Они неслись следом за
медведем. Местами они бежали на коротких, согнутых в коленях ногах,
местами опирались на длинные руки и тогда передвигались боком, резкими
прыжками, словно пауки-бегунцы.
Липин замер.
Странные существа, добежав до подъема, остановились. Сев на корточки,
они сгорбились, втянули узкие головы, руки и лапы. Они стали точно
походить на лежащие вокруг черные камни.
Прошла минута. Черные существа вскочили. С резкими, дребезжащими
звуками двое унеслись на край площадки и стали карабкаться вверх.
Оставшаяся пара, поднявшись и крича, заковыляла к медведю.
Они, выставляя вперед локти длинных рук, били себя кулаками в грудь.
Эти двое с ревом лезли вверх, к медведю, временами срываясь и падая.
Медведь, начавший беспокойно топтаться, спустился навстречу. Он коротко
рыкнул и сбил переднего. Оба существа, цепляясь друг за друга, покатились
вниз. Одно поднялось и вновь направилось к медведю. Другое, пошатываясь,
проковыляло на четвереньках к камню Липина. Оно село прямо в снег, поджав
ноги. Круглые ступни зарылись в ледяную крупу. Остроконечную голову оно
схватило руками. И, покряхтывая и раскачиваясь, роняло черные маленькие
шарики.
"Кровь!" - ужаснулся Липин, жадно разглядывая раненое существо. Ростом
оно было немногим более полутора метров, с вислыми плечами, круглой
грудью. Волосы (или одежда?) покрывали короткое тело. А лицо неразличимо
темное, чем-то прикрытое.
...Медведь испуганно ухнул. Липин поднял голову и увидел стремительные
черные силуэты. Это были двое, что обошли медведя стороной. В этот момент
третье существо, до сих пор отвлекавшее медведя, с криком бросилось на
него. Сцепились. Темный клубок покатился по краю, скатился на площадку,
распался на мгновение, вновь сцепился и стал кататься по площадке, весь
седой от ледяной крупы.
Мелькали лапы, руки, ноги, головы. Шерсть летела клочками вверх.
В те редкие моменты, когда клубок распадался, трое нападающих метались
вокруг медведя. Он рычал, кружился на месте, бил лапами наотмашь. Но,
видимо, слабел.
Он сделал попытку вырваться: зарычал, защелкал зубами, бросился к
скале. Но черные существа схватили его за задние лапы и опрокинули. Они
мяли зверя, стонущего, втискивая его в мешок. Послышался натужный
приглушенный хрип - мешок затянули. Но этот медвежий хрип был мучителен. У
Липина сжалось сердце. Непроизвольно, только чтобы оборвать страшный звук,
Липин поднял ружье стволами вверх, сдвинул предохранитель и нажал спуск.
Ружье дернулось в его руках. Оно громыхнуло, выпустив длинную струю
огня. Вспышка на мгновение сгустила темноту, но, когда Липин вновь ясно
увидел площадку, странные существа исчезли. И в ущелье тихо! ни стонов, ни
воя!.. Ничего!..
- Ни-че-го, - пробормотал Липин.
Он закинул ружье за плечо и пошел, спотыкаясь. Очнулся, наткнувшись на
гранитную стену.
- Сон был, я сплю, - сказал он и начал подниматься.
Около палатки он стряхнул снег неловкими тяжелыми ударами. Влез,
застегнул клапан. Нащупав выстывший спальный мешок, лег, положив ружье
рядом.
- Сон. Я сплю.
А сна-то и не было. Липин закурил.
Растерянно ухмыляясь, он глядел на красную шапочку огня и не чувствовал
вкуса дыма.
- Это галлюцинация? А? - сказал он.
И долго еще Липин перебирал в памяти мельчайшие подробности увиденного.
И не заснул до утра, а когда рассвело, он сошел на каменистую площадку и
увидел, что камни под снегом вовсе не камни, а синеватые, с дымкой
кристаллы. Их здесь множество.
Он туго набил ими карманы, чтобы унести отсюда, а поглядев на них,
вспомнить то, что он видел до сне или наяву.
...В городе он заказал перстень своей подружке. Другие кристаллы отдал
Приходько на химическое исследование.
СОСЕД
Май 1982 года. Необыкновенно теплый, можно было спать на улице,
Эта командировка в Новосибирск не порадовала Нехалова. Во-первых, завод
все не отгружал станки, Да и то сказать, сотни людей висели на заводском
телефоне, из них десятка полтора сущих прохиндеев. Они предлагали
снабженцам путевки и очереди на покупку автомобилей "Москвич" и "Жигули".
У Нехалова не было путевок и автомобилей, а только желание получить
станки и убраться домой. А еще он чуял, что нравится директору: не вязнет,
не суетится, ведет себя достойно.
Чуял - программные универсальные станки ему дадут. Он всегда
чувствовал, дадут или нет, так развила в нем работа телепатические
способности.
Место ему дали в гостинице в двойном номере с постояльцем непонятной
профессии.
Нехалов его никогда не видел днем и редко ночью.
Сосед был и одним, и разным. То старичком, то девушкой или современным
парнем, кто их разберет. И чувствовалось, что он посторонний, шпион или
артист. Потому и внешность разная. То влетит птицей, а не то ночью
замяукает котом.
Эта гипотеза удовлетворила Нехалова - артист! Потому и сны виделись
фантастические. Раньше Нехалову снилось деловое: директор, жена, дети...
Теперь снились ракеты. А однажды приснился себе самому Нехалов
радиопередатчиком, будто сосед передает им, Нехаловым, разные сведения.
В ночь на вторник он передал такую радиограмму:
"Арбукез Мобешти - Всесовету относительно распространения телепортации.
План Ауза выполнен, возникли затруднения увлечением охотой на животное
медведь, кристаллы в руках людей".
В среду Нехалов стал уже радиоприемником, так как принял следующее
сообщение:
"Всесовет - Арбукезу Мобешти относительно выполнения плана Ауза.
Сколько времени займет у людей понимание свойств кристаллов?"
Нехалов решил, что он злоупотребляет кофе, и стал обедать в диетической
столовой, невкусно, водянисто, зато по-медицински. Не помогло, в ночь на
пятницу (он обедал протертым супом и паровыми котлетами) Нехалов передал
следующее сообщение:
"Всесовету - Арбукез Мобешти относительно времени. По обнаружению
телепортационных свойств будут изучаться в так называемых НИИ, у нас
минаусах будут созданы новые НИИ, изучатели напишут диссертации и книги,
на что уйдет двести земных лет. Предлагаю обратить особенное внимание на
людей, называемых чудаками-изобретателями, разновидность существ у нас
неизвестная".
Тотчас же Нехалов принял короткий ответ:
"Всесовет - А.М. относительно чудаков-изобретателей.
Действуйте. Почему в последних сообщениях примешивается вид странного
металлического сооружения. Проверьте чистоту канала".
И тут-то Нехалова разбудил сосед. Он стоял, страшно волосатый и
ощетиненный, в виде той гориллы, которую показывают по телевизору. Глаза
его лучились красным светом. Он прошипел:
- Завтра получишь станки, убирайся отсюда к матушке черта! Понятно?..
Подводилов ты, чистой энергии жалел...
- Все десять? - спросил одуревший и все-таки не потерявшийся Нехалов.
- Два. Вам нужно два. Ты сквалыга!..
- Спасибо.
- Проваливайте!.. Пошел! (И даже посинел от злобы.)
- Прямо сейчас? - спросил перепуганный Нехалов.
- Сию минуту к матушке черта!
Нехалов быстро оделся и ушел. Он брел сонный пустыми улицами города, на
ходу передавая текст:
"Арбукез Мобешти - Всесовету относительно чудаков-изобретателей. Прошу
разрешения пустить мозговой зонд в среднего представителя канал вычищен".
И принял следующий:
"Всесовет - Арбукезу Мобешти относительно зондажа
чудаков-изобретателей, - бормотал Нехалов. - Зондаж разрешается никто
кроме крауготов не в состоянии осуществлять телепортацию".
Эту ночь несчастный телепат-толкач провел на скамье, в сквере.
Жаловаться милиции он побоялся. Зато с утра его дела быстро двинулись -
ему отгрузили даже три станка. Счастливый Нехалов дал телеграмму на завод
и побежал купить билет на самолет. И все, что было у него в голове, -
ночь, телеграммы, Всесовет и прочее, - исчезло. Забылось накрепко. Но
Арбукез Мобешти, показывая этим хорошую память, не забыл Нехалова...
ДВЕ НЕДЕЛИ ОТПУСКА
19.5.82. Взял отпуск - переутомился.
Открылось мне это внезапно. Я спокойно обедал.
Вчера завод отдал новую партию станков (с моим улучшением), и нас
перестало лихорадить.
Я обедал бутербродом, стоял у окна и смотрел на улицу. По ней
прокатывалась цепь грузовых машин. Пыль и чад поднимались к нам, на
девятый этаж.
Шли грузовики. Я считал машины, проходящие без груза, и меня трясло от
негодования: гнать машины пустыми!
Жуя, я задумался о тотальной рационализации процесса жизни и прикинул
свои возможности. Я мечтаю быть изобретателем-профессионалом (в штатном
расписании нет такой должности).
А пока я изобретатель-чудак, одиночка. Мне дана жизнь (одна). Имею три
авторских свидетельства: бедно и огорчительно...
Сумма знаний (всех) равна 4, помноженным на 10 в 12-й степени. Число
комбинаций их (ресурс возможных изобретений) составляет же 24^10^18, что в
100^100 раз больше всех атомов вселенной. А тут пустые грузовики... И в
этот момент меня и ударило.
Падая, я уронил бутерброд и вцепился в подоконник. И увидел - мир
рассыпается передо мной в голубую пыль.
Рассыпались чертежные столы, бумаги, счетные машины, люди, находившиеся
в комнате.
Затем темнота и пробуждение. Я открыл глаза в здравпункте, на кушетке,
обтянутой холодным дерматином. Один мой рукав был засучен, в бицепсе
ощущается тягучая боль. От меня отходила Мария Игнатьевна - со шприцем.
Она подошла к раковине и пустила струю. Вытянув поршень, стала мыть шприц.
- Что это? - спросил я, ощущая боль в затылке и сладкое изнеможение в
теле. - Кирпич?
- Два кубика кордиамина, - сказала она.
- А вообще?.. Знаете, в голове ощущение - ей тяжело, ее раздуло.
- Лежите и молчите. Вы что же, Григорьев, решили, что у вас нет сердца,
нет тела, а только мозг? Работаете как лошадь. Изобретатель! Фу...
И Мария Игнатьевна, добрая душа, стала меня воспитывать. Я, лежа на
кушетке, рассматривал потолок с волосной трещинкой и решил просить отпуск.
И даже сочинил (в уме) рапорт начальству.
Дали отпуск! Проведу-ка я его дома. В самом деле, надо помнить механику
тела: питание, физкультура, прогулки, сон, холодный душ и т.д.
20.5. (20 ч. 30 м.). Я в сквере и сижу на скамье. Вокруг вьются комары.
На светлом небе они взлетающие и снова падающие снежинки, на темном фоне
дома они светят крылышками и оттого видятся мне узенькими гофрированными
ленточками.
Увидел я это впервые, и меня поразила способность глаз стробоскопически
воспринимать движение. По-видимому, это происходит от нехватки освещения.
Глазу трудно схватывать движение крыльев, их проекции скользят по глазным
нервам и накладываются одно на другое. Отсюда и эффект. Некоторое время я
размышлял над возможностью крыла в аэронавтике, о замене его, скажем,
полужесткими лентами. Но голова работала смутно, в ней что-то от
надвигающихся сумерек и от недвижной плотности древесины. Тогда я стал
разглядывать деревья, людей, первую выскочившую звезду. Как ее звать?
Никогда я не ощущал такой жадности видеть. Мне хотелось посмотреть все.
Я разглядывал ветки, освещенные фонарем; парочки целующиеся, окурок,
зачем-то приклеенный у витрины гастронома.
Мое ощущение: я прибыл из космоса и вижу чужую жизнь.
21.5. Утро я провел у знакомых - живут они в частном строении. Я
помогал им в огороде и придумал новый тип лопаты - рукоять в виде боевого
бумеранга, режущее лезвие маленькое, изогнутое. Это удвоит темп
землекопания.
Поработав, я вынес табурет и долго отдыхал около грядок. Хорошо! Мелкие
комары толклись над каждым пучком крапивы. Трясогузка присела на грядку
редиса и кивнула мне хвостиком. И тут же взлетела. Я (собой?) ощутил ее
взлет и рванулся следом. Но опомнился и ощутил как разновидность своего
счастья всех комаров, пучки молодой крапивы и лопуха. Но они чужие мне, я
принадлежал к другому, потребляющему их миру. Я стал размышлять о триаде
жизни (насекомые - животные - травы). Машины, еще не изобретенные мной,
теснятся в голове, они зовут, и кричат, и требуют: "Овеществи!.." Такое,
видимо, ощущают бездетные женщины, слышащие приказ: "Роди!" И я засмеялся
- от этой разновидности счастья.
Меня волнует растительная красота контуров. Такое отличие от
кристаллических структур с их плоскостями и центрами кристаллизации. Но и
перекличка есть, и перекличка... А вдруг все живое - это сочетание жидких
кристаллов?
Не в этом ли метод изобретения будущих машин?
22.5. Гулял в тополевой аллее. В полдень туча завесила солнце, и
тополевый пух смешался цветом с древесной корой. День порыжел, как
старинная картина. Но подул ветер, туча прошла, солнце ударило, и все
зеленое засветилось. Тополя же стояли, будто ряды форсунок, горящих
зеленым пламенем.
Увидел странное - моя тень на сером асфальте окаймлена узкой и яркой
полоской. Ясно, это мозговые неприятные явления (тот удар). Есть и другое:
все время я ощущаю присутствие невидимых. Они зовут, они тихо окликают
меня, они произносят странное имя. Чудное.
Приму-ка на ночь снотворное.
Открытие: там, где быть цветам, сирень выставила черные угольки. В
черном спрятана формула каждого цветка - семилепесткового. И не верится,
что из этого черного надуется цветочная гроздь - большая, влажная,
лиловая. Хотя и знаю по опыту.
Набросал эскиз гибкого (ленточного) крыла и завел тетрадь для записи
неприятных мозговых явлений.
24.5. Оса угодила в миску воды. Стенки миски эмалевые, скользкие, она
не могла вылезти и мокла в ней часа два. Но я спас ее в нарушение
параграфа инструкции о невмешательстве в жизнь других миров (мой психоз -
воображаю себя пришельцем, забывшим свое имя). Но я спас насекомое и
положил на солнце.
Оса была крепкая. Немного обсохнув, она привстала и загудела крыльями.
И не поднялась. Тогда перестала гудеть, а вытерла себе голову и усики.
Особенно долго терла голову с правой стороны. Потом протерла хоботок,
беря его передними лапками и несколько раз вытягивая до отказа.
Втянув хоботок, оса опять погудела и снова осталась на месте. Тогда она
вытерла лапки - передние и задние - и выжала воду из нагрудной щетины.
Этого ей показалось мало. Оса стала кататься на полу и облипла пылью.
Промокнулась ею, зажужжала и унеслась. Я рванулся следом. Я был оса -
проносился в промежутках ветвей, затем пошел на снижение.
Когда эта дурь кончилась, я сидел у мостовой, рядом с желтой горстью
одуванчиков, и растерянно смотрел.
А такая идея - сделать искусственную планету, шар, полый внутри. Там мы
и выстроим дома. Варианты материалов - железо и пластики, силикаты и
пластики.
Черт бы побрал этот отпуск! Или я схожу с ума?..
Мне кажется, у меня есть странное внеземное имя. Оно доносится ко мне
из уличного шума, из скрипов деревьев. Но я не могу расслышать его.
Был в поликлинике. Врач назначил меня на снимок головы, выписал ножные
горячие ванны (на крестец - горчичники). Мило!
26.5. Зацвела черемуха, принесла медовый запах и короткое похолодание.
Молекулы запаха синим дымком плывут вдоль улицы. Они клубятся, обтекают
дома, влетают в носы. Я тотчас прикинул возможности сделать портативное
устройство для анализа запахов: гроздь трубочек, покрытых изнутри
меняющими цвет реагентами, и насос.
Набросал в записнушку и предполагаемое устройство, и название
реагентов. Вот что странно - я вижу структуру этих реагирующих веществ в
виде сросшихся параллелограммов. А ведь в химии я пустое место.
Проверить по справочникам.
Проверил - ходил к Приходько, в лабораторию. Он химичит над какими-то
странного вида кристаллами. Красивые такие, я стащил один. А анализатора
еще нет, но теперь он будет, будет... Ура! Я уменьшил количество
изобретений на одно. А гибкое крыло? Значит, на два. Но еще и планета...
По сему случаю выпил сухого вина - бутылочку - и пошел гулять.
31.5. Распустились сирень, яблоня-дикуша, ранеты и верхние, пригретые
цветы крупноплодных яблонь.
Сколько цвета, запахов, пчел! Они кружат у яблонь даже в сумерки.
1.6. Первая жара. Скворцы и воробьи сидят с раскрытыми клювами. В
зелени деревьев, словно мыши, ползают мухоловки. Мне ясны основные
соотношения жизни - жертвы и хищники, снова жертвы и снова, как ступени,
хищники. Наверху этой лестницы стоит победитель - человек.
Он высок, он император, он первое лицо на Земле. И - грустное лицо.
Почему он так одинок здесь, почему равного ему в природе нет?
2.6. Рыжий, жалкого вида кот пошел в сени (опять я был у знакомых,
опробовал лопату-бумеранг). Кот шел с оглядкой.
Курица, ловящая червяков, увидела его. Она бросила свои земляные
раскопки и тоже пошла в сени. О чем она говорила с котом, я не знаю, но
сначала из сеней с максимальным достоинством вышел рыжий кот, а за ним
твердо ступала белая курица. Из нее так и выпирал самоуверенный характер.
Это же смешно - видеть личность в птице.
Прорабатываю тему железной планеты.
5.6. Отцвели яблони, опал их цвет. Всюду лежат лепестки. Кажется, это
умерли все на свете белые бабочки.
Авт.сб. "Купол Галактики".
OCR & spellcheck by HarryFan, 13 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
СТРАННАЯ НОЧЬ
Октябрь, 19-е. 1981 год
Сон не шел. Причин к этому, если разобраться, было много. И лег-то он
слишком рано, и старый ватный мешок стал тонким, как сиротский блин; в
ущелье долго и тоскливо выли волки.
Поворочавшись часа два с бока на бок, Липин чертыхнулся и решил
вставать. Выпростав руку, он расстегнул холодные пуговицы, раскинул полы
спального мешка. Сел.
Холодный воздух охватил его. Согреваясь, он заработал короткими
толстыми руками. Вытягивал их, сгибал, с острым наслаждением напрягая
мышцы.
Стало тепло и весело. Липин, пошарив руками, нащупал ящик с
упакованными термометрами, барометрами и прочими хрупкостями. Приваливаясь
к нему спиной, закурил и удовлетворенно сказал:
- Порядок!
Ветер по-прежнему трепал палатку, горстями бросал ледяные зерна в
гулкий брезент. Но все это снаружи. В палатке же довольно уютно. Липин
пожалел волков.
- Невесело им, - сказал он вслух, укоризненно качнув головой.
Задумался.
Мысли были приятные. Втягивая щекочущий в горле дымок, он вспоминал
удачно прошедшее лето, домик метеостанции в снегах. Поработали славно.
Задание выполнили, сверх него многое сделали. И дружно так, без свар и
споров. И когда после метели снежным обвалом завалило каменистую тропу,
они не особенно огорчились и в свободное время проложили новую. Она прошла
по неисследованной местности Сихотэ-Алиня и была длиннее старой на
полсотни километров.
Ею-то и ушли ребята. Вчера перенесли весь груз - две с половиной тонны
научного оборудования и багажа - через хребет, к лесистому ущелью, разбили
ему палатку и отправились за лошадьми. От самолета, посовещавшись,
отказались радиограммой. Погода была неустойчива: то шел снег, то
бесновался ветер.
Долго ли до несчастья!
Липин испытывал приятное ощущение и оттого, что он хорошо знал свое
временное хозяйство.
Знал, какой микроклимат в этих ущельях, знал, какие четвероногие и
пернатые держатся здесь. Это было приятное ощущение.
Липин, занятый мыслями, не заметил, что вой усилился - крик голодных,
мерзнущих зверей.
Он пронесся тоскливой жалобой и окончился воплем, полным отчаяния.
- Ишь, как вас прижало, - пробормотал Липин, внезапно ощущая в себе
что-то отозвавшееся. На мгновение ему стало жутко. Вспомнилось, что он
здесь один. Это не вязалось с прежним настроением, он сказал удивленно: -
Ну и ну...
Но волки замолчали, а сигарета кончилась. Бесконечное шуршание ветра и
царапанье льдинок нагнало на Липина дремоту.
Дремота была сладка и мучительна.
Зазвучал скачущий мотив детской песенки: "Дождик, дождик, перестань!",
в лицо заглянули знакомо блестящие глаза, их неожиданно сменил страшный
образ полумедведя-полуволка.
Зверь, широко раскрыв красную пасть, погнался за Липиным и закричал
дико, страшно.
Липин вздрогнул и открыл глаза. Пока он дремал, что-то изменилось. А,
тишина... ветер не шуршал палаткой, не царапали ее ледяные коготки.
Неприятная тишина, гнетущая, Липин пожалел, что остался. А этот страшный
крик, разбудивший его?.. Где он его услышал?.. Только ли во сне?..
Липин попытался отвлечься, обдумывая в подробностях путь вниз, а оттуда
самолетом в Иркутск: неприятное ощущение не проходило.
Казалось, что на него смотрят пристальным, вяжущим руки взглядом.
Взгляд то упирался холодным пальцем между лопаток, то окутывал паутиной. В
этот момент Липину хотелось крепко вытереть свое лицо. Желание было
сильное, он с трудом сдержал себя. Поразмыслив, он принял его за обычную в
горах усталость нервов, рождавшую причудливые ощущения. Объяснение ему
понравилось: нервы шалят! Но вдруг быстрые шаги, хруст льдинок и стук
камней. Кто-то тронул палатку и захихикал странным, взлаивающим смехом.
Сердце Липина сжалось.
Он принужденно ухмылялся в темноту. Кого испугался? Волков? Ладно же,
сейчас он им даст.
Будут знать!
Липин вынул ноги из мешка (спал он одетый) и нащупал холодный приклад
двустволки. Медленно и осторожно он потянул ее, тяжелую и
обжигающе-холодную. Осторожно переломил ружье и ощупью проверил, заряжено
ли? Ружье было заряжено. "Картечь", - вспомнил он и привычно сказал:
- Порядок.
Сказал и прикусил губу. Затем встал на четвереньки, отстегнул клапан
палатки и, держа ружье стволами вперед, выскочил.
Холодный воздух охватил его. Показалось, спрыгнул в ледяную воду.
"Минус пятнадцать", - отметил он, осматриваясь. Сзади как будто
захихикали. Липин круто повернулся и вскинул ружье. Затем, тяжело
вдавливая каблуки в сыпучую ледяную крупку, обошел палатку.
У горы багажа, прикрытого куском темного брезента, никого не было.
Обойдя палатку, он остановился у ее входа, присматриваясь и
прислушиваясь.
Ветер снова подул - ровно, сильно. Прежнюю сплошную завесу туч сменили
их лоскутья с просвечивающими закрайками. Тусклая луна ныряла в них. Так в
весеннее половодье в волнах ныряет унесенный водой круг замороженного
масла. Того, что делают про запас в сибирских деревнях.
И довольно светло, ночь походила на сумерки. Со всех сторон белели
горные хребты. Поросли стланика делали их похожими на щеки небритого,
бледного человека.
Скалы под шапками свежего снега... Они похожи на старые зубы. Лесистое
ущелье чернеет бездонным провалом. Где-то в темноте оно вливалось в другие
ущелья.
Их здесь множество - глубоких и лесистых, с обледеневшими склонами.
- Веселенькие места, - усмехнулся Липин.
От малого давления или скуки Липин зевнул. Он поправил брезент,
набросал камней на край палатки. Окончив, покурил у входа.
Курилось легко и приятно, ветер вдувал дым в легкие. Волки, напуганные
им, разбежались. Можно идти спать. И палатка представилась Липину желанным
местом, манила, была его домом в этих диких местах.
Он с нежностью вспомнил старый ватный мешок.
Нагибаясь к входу, сквозь легкий шум в ушах, появляющийся в горах при
движении, он услышал прежние звуки. Но этот вой чем-то отличался от
прежнего. Его не глушил плотный брезент, он звучал отчетливее.
Вой несся из ущелья. Липин выпрямился. Чтобы яснее слышать, он загнул
вверх мохнатые уши шапки.
Качал головой: нет, это не серые волки. Оборотень, что ли? Липин
усмехнулся.
Может, это гималайский снежный волк?.. Говорят, они приходят сюда.
Вой пронесся и вернулся, эхом зазвучал со всех сторон. Не успело оно
заглохнуть, как что-то темное отделилось от скалы и укатилось в провал.
Липин, сжимая ружье, вглядывался.
- Нужно было стрелять, - бормотал он.
В ущелье неожиданно взорвался шум драки: стоны, вой, прерываемый
натужным ревом. В бездне ущелья дрались, и дрались жестоко. Это
перекликалось с криком во сне и потому казалось особенно жутким.
У Липина отяжелели ноги. И в то же время его охватило любопытство.
- Что это?.. - шептал он. - Что?..
Липин осторожно подобрался к краю ущелья. Опершись о камень, глянул.
Ну и темь! Пахнет смолой, торчат верхушки елей. Вой и рычанье
усиливаются, и вдруг (Липин обомлел) из ущелья донесся истошный женский
визг. Здесь?.. Он был таким же неуместным, как вой волков в городе.
Он и толкнул Липина.
Закинув ружье за спину, обостренно чувствуя каждое движение своего
короткого мускулистого тела, Липин стал спускаться вниз.
Каменистый склон был крут и скользок, приходилось цепляться руками и
ногами. Склон ущелья шел уступами. Ободрав ладони, Липин спустился на
верхний.
Уступ образовывал большую, в несколько десятков квадратных метров,
площадку. Верхушки лохматых елей выглядывали из-за края. Льдистая крупа
густо усыпала его.
А в ущелье шла драка: ясно доносились глухой рев и какие-то странные
завывания, перемежающиеся криками.
Значит, в ущелье люди?..
- Эге-гей! - крикнул он. - Кто там?..
Драка продолжалась с прежним ожесточением. Затем, после особенно
свирепого рева, шум стал быстро перемещаться. Вначале он удалялся. Вслед
за этим дерущиеся загремели камнями левее площадки, затем правее. Липин
отскочил в сторону и присел за большим камнем.
Снял ружье.
Послышались грузные шаги, стук скатывающихся камней, пыхтенье.
Царапнули когти, и с коротким рыканьем на краю площадки выросло что-то
большое и темное.
"Медведь", - решил Липин. Тот резко, наотмашь ударил лапой. Закричали.
Медведь быстрыми прыжками пересек площадку и взобрался наверх, откуда
только что опустился Липин. Там стал ходить. Медведь небольшой. Глаза его
- зеленые огоньки, округлые уши прижаты. Зверь сердился.
Липин вскинул ружье, решив - была не была - стрелять в медведя
картечью. И не выстрелил.
Внезапно (Липин даже вздрогнул) на выступ один за другим, словно
подброшенные, выскочили сгорбленные фигуры. Четверо. Они неслись следом за
медведем. Местами они бежали на коротких, согнутых в коленях ногах,
местами опирались на длинные руки и тогда передвигались боком, резкими
прыжками, словно пауки-бегунцы.
Липин замер.
Странные существа, добежав до подъема, остановились. Сев на корточки,
они сгорбились, втянули узкие головы, руки и лапы. Они стали точно
походить на лежащие вокруг черные камни.
Прошла минута. Черные существа вскочили. С резкими, дребезжащими
звуками двое унеслись на край площадки и стали карабкаться вверх.
Оставшаяся пара, поднявшись и крича, заковыляла к медведю.
Они, выставляя вперед локти длинных рук, били себя кулаками в грудь.
Эти двое с ревом лезли вверх, к медведю, временами срываясь и падая.
Медведь, начавший беспокойно топтаться, спустился навстречу. Он коротко
рыкнул и сбил переднего. Оба существа, цепляясь друг за друга, покатились
вниз. Одно поднялось и вновь направилось к медведю. Другое, пошатываясь,
проковыляло на четвереньках к камню Липина. Оно село прямо в снег, поджав
ноги. Круглые ступни зарылись в ледяную крупу. Остроконечную голову оно
схватило руками. И, покряхтывая и раскачиваясь, роняло черные маленькие
шарики.
"Кровь!" - ужаснулся Липин, жадно разглядывая раненое существо. Ростом
оно было немногим более полутора метров, с вислыми плечами, круглой
грудью. Волосы (или одежда?) покрывали короткое тело. А лицо неразличимо
темное, чем-то прикрытое.
...Медведь испуганно ухнул. Липин поднял голову и увидел стремительные
черные силуэты. Это были двое, что обошли медведя стороной. В этот момент
третье существо, до сих пор отвлекавшее медведя, с криком бросилось на
него. Сцепились. Темный клубок покатился по краю, скатился на площадку,
распался на мгновение, вновь сцепился и стал кататься по площадке, весь
седой от ледяной крупы.
Мелькали лапы, руки, ноги, головы. Шерсть летела клочками вверх.
В те редкие моменты, когда клубок распадался, трое нападающих метались
вокруг медведя. Он рычал, кружился на месте, бил лапами наотмашь. Но,
видимо, слабел.
Он сделал попытку вырваться: зарычал, защелкал зубами, бросился к
скале. Но черные существа схватили его за задние лапы и опрокинули. Они
мяли зверя, стонущего, втискивая его в мешок. Послышался натужный
приглушенный хрип - мешок затянули. Но этот медвежий хрип был мучителен. У
Липина сжалось сердце. Непроизвольно, только чтобы оборвать страшный звук,
Липин поднял ружье стволами вверх, сдвинул предохранитель и нажал спуск.
Ружье дернулось в его руках. Оно громыхнуло, выпустив длинную струю
огня. Вспышка на мгновение сгустила темноту, но, когда Липин вновь ясно
увидел площадку, странные существа исчезли. И в ущелье тихо! ни стонов, ни
воя!.. Ничего!..
- Ни-че-го, - пробормотал Липин.
Он закинул ружье за плечо и пошел, спотыкаясь. Очнулся, наткнувшись на
гранитную стену.
- Сон был, я сплю, - сказал он и начал подниматься.
Около палатки он стряхнул снег неловкими тяжелыми ударами. Влез,
застегнул клапан. Нащупав выстывший спальный мешок, лег, положив ружье
рядом.
- Сон. Я сплю.
А сна-то и не было. Липин закурил.
Растерянно ухмыляясь, он глядел на красную шапочку огня и не чувствовал
вкуса дыма.
- Это галлюцинация? А? - сказал он.
И долго еще Липин перебирал в памяти мельчайшие подробности увиденного.
И не заснул до утра, а когда рассвело, он сошел на каменистую площадку и
увидел, что камни под снегом вовсе не камни, а синеватые, с дымкой
кристаллы. Их здесь множество.
Он туго набил ими карманы, чтобы унести отсюда, а поглядев на них,
вспомнить то, что он видел до сне или наяву.
...В городе он заказал перстень своей подружке. Другие кристаллы отдал
Приходько на химическое исследование.
СОСЕД
Май 1982 года. Необыкновенно теплый, можно было спать на улице,
Эта командировка в Новосибирск не порадовала Нехалова. Во-первых, завод
все не отгружал станки, Да и то сказать, сотни людей висели на заводском
телефоне, из них десятка полтора сущих прохиндеев. Они предлагали
снабженцам путевки и очереди на покупку автомобилей "Москвич" и "Жигули".
У Нехалова не было путевок и автомобилей, а только желание получить
станки и убраться домой. А еще он чуял, что нравится директору: не вязнет,
не суетится, ведет себя достойно.
Чуял - программные универсальные станки ему дадут. Он всегда
чувствовал, дадут или нет, так развила в нем работа телепатические
способности.
Место ему дали в гостинице в двойном номере с постояльцем непонятной
профессии.
Нехалов его никогда не видел днем и редко ночью.
Сосед был и одним, и разным. То старичком, то девушкой или современным
парнем, кто их разберет. И чувствовалось, что он посторонний, шпион или
артист. Потому и внешность разная. То влетит птицей, а не то ночью
замяукает котом.
Эта гипотеза удовлетворила Нехалова - артист! Потому и сны виделись
фантастические. Раньше Нехалову снилось деловое: директор, жена, дети...
Теперь снились ракеты. А однажды приснился себе самому Нехалов
радиопередатчиком, будто сосед передает им, Нехаловым, разные сведения.
В ночь на вторник он передал такую радиограмму:
"Арбукез Мобешти - Всесовету относительно распространения телепортации.
План Ауза выполнен, возникли затруднения увлечением охотой на животное
медведь, кристаллы в руках людей".
В среду Нехалов стал уже радиоприемником, так как принял следующее
сообщение:
"Всесовет - Арбукезу Мобешти относительно выполнения плана Ауза.
Сколько времени займет у людей понимание свойств кристаллов?"
Нехалов решил, что он злоупотребляет кофе, и стал обедать в диетической
столовой, невкусно, водянисто, зато по-медицински. Не помогло, в ночь на
пятницу (он обедал протертым супом и паровыми котлетами) Нехалов передал
следующее сообщение:
"Всесовету - Арбукез Мобешти относительно времени. По обнаружению
телепортационных свойств будут изучаться в так называемых НИИ, у нас
минаусах будут созданы новые НИИ, изучатели напишут диссертации и книги,
на что уйдет двести земных лет. Предлагаю обратить особенное внимание на
людей, называемых чудаками-изобретателями, разновидность существ у нас
неизвестная".
Тотчас же Нехалов принял короткий ответ:
"Всесовет - А.М. относительно чудаков-изобретателей.
Действуйте. Почему в последних сообщениях примешивается вид странного
металлического сооружения. Проверьте чистоту канала".
И тут-то Нехалова разбудил сосед. Он стоял, страшно волосатый и
ощетиненный, в виде той гориллы, которую показывают по телевизору. Глаза
его лучились красным светом. Он прошипел:
- Завтра получишь станки, убирайся отсюда к матушке черта! Понятно?..
Подводилов ты, чистой энергии жалел...
- Все десять? - спросил одуревший и все-таки не потерявшийся Нехалов.
- Два. Вам нужно два. Ты сквалыга!..
- Спасибо.
- Проваливайте!.. Пошел! (И даже посинел от злобы.)
- Прямо сейчас? - спросил перепуганный Нехалов.
- Сию минуту к матушке черта!
Нехалов быстро оделся и ушел. Он брел сонный пустыми улицами города, на
ходу передавая текст:
"Арбукез Мобешти - Всесовету относительно чудаков-изобретателей. Прошу
разрешения пустить мозговой зонд в среднего представителя канал вычищен".
И принял следующий:
"Всесовет - Арбукезу Мобешти относительно зондажа
чудаков-изобретателей, - бормотал Нехалов. - Зондаж разрешается никто
кроме крауготов не в состоянии осуществлять телепортацию".
Эту ночь несчастный телепат-толкач провел на скамье, в сквере.
Жаловаться милиции он побоялся. Зато с утра его дела быстро двинулись -
ему отгрузили даже три станка. Счастливый Нехалов дал телеграмму на завод
и побежал купить билет на самолет. И все, что было у него в голове, -
ночь, телеграммы, Всесовет и прочее, - исчезло. Забылось накрепко. Но
Арбукез Мобешти, показывая этим хорошую память, не забыл Нехалова...
ДВЕ НЕДЕЛИ ОТПУСКА
19.5.82. Взял отпуск - переутомился.
Открылось мне это внезапно. Я спокойно обедал.
Вчера завод отдал новую партию станков (с моим улучшением), и нас
перестало лихорадить.
Я обедал бутербродом, стоял у окна и смотрел на улицу. По ней
прокатывалась цепь грузовых машин. Пыль и чад поднимались к нам, на
девятый этаж.
Шли грузовики. Я считал машины, проходящие без груза, и меня трясло от
негодования: гнать машины пустыми!
Жуя, я задумался о тотальной рационализации процесса жизни и прикинул
свои возможности. Я мечтаю быть изобретателем-профессионалом (в штатном
расписании нет такой должности).
А пока я изобретатель-чудак, одиночка. Мне дана жизнь (одна). Имею три
авторских свидетельства: бедно и огорчительно...
Сумма знаний (всех) равна 4, помноженным на 10 в 12-й степени. Число
комбинаций их (ресурс возможных изобретений) составляет же 24^10^18, что в
100^100 раз больше всех атомов вселенной. А тут пустые грузовики... И в
этот момент меня и ударило.
Падая, я уронил бутерброд и вцепился в подоконник. И увидел - мир
рассыпается передо мной в голубую пыль.
Рассыпались чертежные столы, бумаги, счетные машины, люди, находившиеся
в комнате.
Затем темнота и пробуждение. Я открыл глаза в здравпункте, на кушетке,
обтянутой холодным дерматином. Один мой рукав был засучен, в бицепсе
ощущается тягучая боль. От меня отходила Мария Игнатьевна - со шприцем.
Она подошла к раковине и пустила струю. Вытянув поршень, стала мыть шприц.
- Что это? - спросил я, ощущая боль в затылке и сладкое изнеможение в
теле. - Кирпич?
- Два кубика кордиамина, - сказала она.
- А вообще?.. Знаете, в голове ощущение - ей тяжело, ее раздуло.
- Лежите и молчите. Вы что же, Григорьев, решили, что у вас нет сердца,
нет тела, а только мозг? Работаете как лошадь. Изобретатель! Фу...
И Мария Игнатьевна, добрая душа, стала меня воспитывать. Я, лежа на
кушетке, рассматривал потолок с волосной трещинкой и решил просить отпуск.
И даже сочинил (в уме) рапорт начальству.
Дали отпуск! Проведу-ка я его дома. В самом деле, надо помнить механику
тела: питание, физкультура, прогулки, сон, холодный душ и т.д.
20.5. (20 ч. 30 м.). Я в сквере и сижу на скамье. Вокруг вьются комары.
На светлом небе они взлетающие и снова падающие снежинки, на темном фоне
дома они светят крылышками и оттого видятся мне узенькими гофрированными
ленточками.
Увидел я это впервые, и меня поразила способность глаз стробоскопически
воспринимать движение. По-видимому, это происходит от нехватки освещения.
Глазу трудно схватывать движение крыльев, их проекции скользят по глазным
нервам и накладываются одно на другое. Отсюда и эффект. Некоторое время я
размышлял над возможностью крыла в аэронавтике, о замене его, скажем,
полужесткими лентами. Но голова работала смутно, в ней что-то от
надвигающихся сумерек и от недвижной плотности древесины. Тогда я стал
разглядывать деревья, людей, первую выскочившую звезду. Как ее звать?
Никогда я не ощущал такой жадности видеть. Мне хотелось посмотреть все.
Я разглядывал ветки, освещенные фонарем; парочки целующиеся, окурок,
зачем-то приклеенный у витрины гастронома.
Мое ощущение: я прибыл из космоса и вижу чужую жизнь.
21.5. Утро я провел у знакомых - живут они в частном строении. Я
помогал им в огороде и придумал новый тип лопаты - рукоять в виде боевого
бумеранга, режущее лезвие маленькое, изогнутое. Это удвоит темп
землекопания.
Поработав, я вынес табурет и долго отдыхал около грядок. Хорошо! Мелкие
комары толклись над каждым пучком крапивы. Трясогузка присела на грядку
редиса и кивнула мне хвостиком. И тут же взлетела. Я (собой?) ощутил ее
взлет и рванулся следом. Но опомнился и ощутил как разновидность своего
счастья всех комаров, пучки молодой крапивы и лопуха. Но они чужие мне, я
принадлежал к другому, потребляющему их миру. Я стал размышлять о триаде
жизни (насекомые - животные - травы). Машины, еще не изобретенные мной,
теснятся в голове, они зовут, и кричат, и требуют: "Овеществи!.." Такое,
видимо, ощущают бездетные женщины, слышащие приказ: "Роди!" И я засмеялся
- от этой разновидности счастья.
Меня волнует растительная красота контуров. Такое отличие от
кристаллических структур с их плоскостями и центрами кристаллизации. Но и
перекличка есть, и перекличка... А вдруг все живое - это сочетание жидких
кристаллов?
Не в этом ли метод изобретения будущих машин?
22.5. Гулял в тополевой аллее. В полдень туча завесила солнце, и
тополевый пух смешался цветом с древесной корой. День порыжел, как
старинная картина. Но подул ветер, туча прошла, солнце ударило, и все
зеленое засветилось. Тополя же стояли, будто ряды форсунок, горящих
зеленым пламенем.
Увидел странное - моя тень на сером асфальте окаймлена узкой и яркой
полоской. Ясно, это мозговые неприятные явления (тот удар). Есть и другое:
все время я ощущаю присутствие невидимых. Они зовут, они тихо окликают
меня, они произносят странное имя. Чудное.
Приму-ка на ночь снотворное.
Открытие: там, где быть цветам, сирень выставила черные угольки. В
черном спрятана формула каждого цветка - семилепесткового. И не верится,
что из этого черного надуется цветочная гроздь - большая, влажная,
лиловая. Хотя и знаю по опыту.
Набросал эскиз гибкого (ленточного) крыла и завел тетрадь для записи
неприятных мозговых явлений.
24.5. Оса угодила в миску воды. Стенки миски эмалевые, скользкие, она
не могла вылезти и мокла в ней часа два. Но я спас ее в нарушение
параграфа инструкции о невмешательстве в жизнь других миров (мой психоз -
воображаю себя пришельцем, забывшим свое имя). Но я спас насекомое и
положил на солнце.
Оса была крепкая. Немного обсохнув, она привстала и загудела крыльями.
И не поднялась. Тогда перестала гудеть, а вытерла себе голову и усики.
Особенно долго терла голову с правой стороны. Потом протерла хоботок,
беря его передними лапками и несколько раз вытягивая до отказа.
Втянув хоботок, оса опять погудела и снова осталась на месте. Тогда она
вытерла лапки - передние и задние - и выжала воду из нагрудной щетины.
Этого ей показалось мало. Оса стала кататься на полу и облипла пылью.
Промокнулась ею, зажужжала и унеслась. Я рванулся следом. Я был оса -
проносился в промежутках ветвей, затем пошел на снижение.
Когда эта дурь кончилась, я сидел у мостовой, рядом с желтой горстью
одуванчиков, и растерянно смотрел.
А такая идея - сделать искусственную планету, шар, полый внутри. Там мы
и выстроим дома. Варианты материалов - железо и пластики, силикаты и
пластики.
Черт бы побрал этот отпуск! Или я схожу с ума?..
Мне кажется, у меня есть странное внеземное имя. Оно доносится ко мне
из уличного шума, из скрипов деревьев. Но я не могу расслышать его.
Был в поликлинике. Врач назначил меня на снимок головы, выписал ножные
горячие ванны (на крестец - горчичники). Мило!
26.5. Зацвела черемуха, принесла медовый запах и короткое похолодание.
Молекулы запаха синим дымком плывут вдоль улицы. Они клубятся, обтекают
дома, влетают в носы. Я тотчас прикинул возможности сделать портативное
устройство для анализа запахов: гроздь трубочек, покрытых изнутри
меняющими цвет реагентами, и насос.
Набросал в записнушку и предполагаемое устройство, и название
реагентов. Вот что странно - я вижу структуру этих реагирующих веществ в
виде сросшихся параллелограммов. А ведь в химии я пустое место.
Проверить по справочникам.
Проверил - ходил к Приходько, в лабораторию. Он химичит над какими-то
странного вида кристаллами. Красивые такие, я стащил один. А анализатора
еще нет, но теперь он будет, будет... Ура! Я уменьшил количество
изобретений на одно. А гибкое крыло? Значит, на два. Но еще и планета...
По сему случаю выпил сухого вина - бутылочку - и пошел гулять.
31.5. Распустились сирень, яблоня-дикуша, ранеты и верхние, пригретые
цветы крупноплодных яблонь.
Сколько цвета, запахов, пчел! Они кружат у яблонь даже в сумерки.
1.6. Первая жара. Скворцы и воробьи сидят с раскрытыми клювами. В
зелени деревьев, словно мыши, ползают мухоловки. Мне ясны основные
соотношения жизни - жертвы и хищники, снова жертвы и снова, как ступени,
хищники. Наверху этой лестницы стоит победитель - человек.
Он высок, он император, он первое лицо на Земле. И - грустное лицо.
Почему он так одинок здесь, почему равного ему в природе нет?
2.6. Рыжий, жалкого вида кот пошел в сени (опять я был у знакомых,
опробовал лопату-бумеранг). Кот шел с оглядкой.
Курица, ловящая червяков, увидела его. Она бросила свои земляные
раскопки и тоже пошла в сени. О чем она говорила с котом, я не знаю, но
сначала из сеней с максимальным достоинством вышел рыжий кот, а за ним
твердо ступала белая курица. Из нее так и выпирал самоуверенный характер.
Это же смешно - видеть личность в птице.
Прорабатываю тему железной планеты.
5.6. Отцвели яблони, опал их цвет. Всюду лежат лепестки. Кажется, это
умерли все на свете белые бабочки.