Страница:
Ямпольский И Г
А К Толстой
И.Г.Ямпольский
А.К.Толстой
В 1871 году А.К.Толстой писал Я.П.Полонскому по поводу его романа "Признания Сергея Чалыгина": "Как... все дышит неподдельной правдой, и во всем слышится доброта и благородство! Вот это последнее качество рождает невольный вопрос: отчего самая простая вещь, сказанная честным и благородным человеком, проникается его характером? Должно быть, в писанной речи происходит то же, что в голосе. Если два человека, один порядочный, а другой подлец, скажут вам оба: "Здравствуйте!" - то в этом слове послышится разница их характеров".
Это качество, благородство, многое определяет в человеческом облике и литературной деятельности самого Толстого. О его душевной чистоте и "рыцарской натуре" писали современники. И действительно, чувство собственного достоинства, искренность, прямота, органическая неспособность кривить душою, идти на нравственные компромиссы были отличительными свойствами Толстого; они не раз приводили писателя к размолвкам с его родными, знакомыми, правительственными верхами и делали привлекательным все, к чему ни прикасалась его рука. Разумеется, это не избавляло Толстого от заблуждений и ошибок, но и в своих заблуждениях он был честен, и в них мы не обнаружим темных помыслов. "Гуманная натура Толстого сквозит и дышит во всем, что он написал", - читаем в некрологической заметке Тургенева. "Совершенно удивительный был человек (и поэт, конечно)!" - отозвался о нем не очень щедрый на похвалы И.А.Бунин (письмо к М.В.Карамзиной, 1939).
1
Алексей Константинович Толстой происходил с материнской стороны из рода Разумовских. Последний украинский гетман Кирилл Разумовский был его прадедом, а граф А.К.Разумовский - вельможа и богач, сенатор при Екатерине II и министр народного просвещения при Александре I - дедом.
Мать поэта, ее братья и сестры были побочными детьми А.К.Разумовского. В начале XIX века они были узаконены, получив дворянское звание и фамилию Перовские - от подмосковного имения Разумовского Перова.
Поэт родился 24 августа 1817 года в Петербурге. Отец, граф К.П.Толстой, не играл в его жизни никакой роли: родители сейчас же после рождения сына разошлись, и мать увезла его в Черниговскую губернию. Там, среди южной украинской природы, в имениях матери, а затем ее брата, Алексея Перовского, Толстой провел свое детство, которое оставило у него одни только светлые воспоминания.
Литературные интересы обнаружились у Толстого очень рано. "С шестилетнего возраста, - сообщает он в автобиографическом письме к А.Губернатису, - я начал марать бумагу и писать стихи - настолько поразили мое воображение некоторые произведения наших лучших поэтов... Я упивался музыкой разнообразных ритмов и старался усвоить их технику". Алексей Перовский, известный прозаик 20-30-х годов, печатавший свои произведения под псевдонимом "Антоний Погорельский", культивировал в племяннике любовь к искусству и поощрял его первые литературные опыты.
В 1834 году Толстого определили "студентом" в Московский архив министерства иностранных дел. В обязанности "архивных юношей", принадлежавших к знатным дворянским семьям, входили разбор и описание старинных документов. В 1837 году Толстой был назначен в русскую миссию при германском сейме во Франкфурте-на-Майне, а в 1840 году перевелся во 2-е отделение собственной его императорского величества канцелярии, в ведении которого были вопросы законодательства, и прослужил там много лет, довольно быстро продвигаясь в чинах. В 1843 году он получил придворное звание камер-юнкера.
О жизни и творчестве Толстого в 30-х и 40-х годах мы располагаем очень скудными данными. Красивый, приветливый и остроумный молодой человек, одаренный такой физической силой, что он винтом сворачивал кочергу, прекрасно знавший иностранные языки, начитанный, Толстой делил свое время между службой, не очень его обременявшей, литературными занятиями и светским обществом, которое очень привлекало его в молодости.
До 1836 года главным советчиком Толстого был Перовский (в 1836 г. он умер). Перовский показывал стихи молодого поэта своим литературным друзьям, в том числе В.А.Жуковскому, который сочувственно отзывался о них.
В конце 30-х - начале 40-х годов написаны (на французском языке) два фантастических рассказа - "Семья вурдалака" и "Встреча через триста лет". В мае 1841 года Толстой впервые выступил в печати, издав отдельной книгой, под псевдонимом "Краснорогский" (от названия имения Красный Рог), фантастическую повесть "Упырь". Весьма благожелательно отозвался о повести В.Г.Белинский, увидевший в ней "все признаки еще слишком молодого, но тем не менее замечательного дарования".
В 40-х годах Толстой напечатал очень мало - одно стихотворение и несколько очерков и рассказов. Но уже тогда был задуман исторический роман из эпохи Ивана Грозного "Князь Серебряный". Уже тогда Толстой сформировался и как лирик, и как автор баллад. К этому десятилетию относятся многие из его широко известных стихотворений - "Ты знаешь край, где все обильем дышит...", "Колокольчики мои...", "Василий Шибанов" и др. Все эти стихотворения были опубликованы, однако, значительно позже. А пока Толстой, по-видимому, вполне удовлетворялся небольшим кружком своих слушателей - светских знакомых и приятелей. Идейные искания передовой русской интеллигенции и горячие споры 40-х годов прошли мимо него.
В начале 50-х годов "родился" Козьма Прутков. Это не простой псевдоним, а созданная Толстым и его двоюродными братьями Жемчужниковыми сатирическая маска тупого и самовлюбленного бюрократа николаевской эпохи. От имени Козьмы Пруткова они писали и стихи (басни, эпиграммы, пародии), и пьески, и афоризмы, и исторические анекдоты, высмеивая в них явления окружающей действительности и литературы. В основе их искреннего, веселого смеха лежали неоформленные оппозиционные настроения, желание как-то преодолеть гнет и скуку мрачных лет николаевской реакции. Прутковским произведениям соответствовал и в жизни целый ряд остроумных проделок, которые имели тот же смысл. В январе 1851 года была поставлена комедия Толстого и Алексея Жемчужникова "Фантазия". Это пародия на господствовавший еще на русской сцене пустой, бессодержательный водевиль. Присутствовавший на спектакле Николай I остался очень недоволен пьесой и приказал снять ее с репертуара.
В ту же зиму 1850/51 года Толстой встретился с женой конногвардейского полковника Софьей Андреевной Миллер, урожденной Бахметевой, и влюбился в нее. Они сошлись, но браку их препятствовали, с одной стороны, муж Софьи Андреевны, не дававший ей развода, а с другой - мать Толстого, недоброжелательно относившаяся к ней. Только в 1863 году брак их был официально оформлен. Софья Андреевна была образованной женщиной; она знала несколько иностранных языков, играла на рояле, пела и обладала незаурядным эстетическим вкусом. Толстой не раз называл ее своим лучшим и самым строгим критиком. К Софье Андреевне обращена вся его любовная лирика, начиная с 1851 года.
Толстой постепенно приобретал более широкие литературные связи. В начале 50-х годов поэт сблизился с Тургеневым, которому помог освободиться из ссылки в деревню за напечатанный им некролог Гоголя, затем познакомился с Некрасовым и кругом "Современника". В 1854 году, после большого перерыва, Толстой снова выступил в печати. В "Современнике" появилось несколько его стихотворений и первая серия прутковских вещей.
В годы Крымской войны Толстой сначала хотел организовать партизанский отряд на случай высадки на балтийском побережье английского десанта, а затем, в 1855 году, поступил майором в стрелковый полк. Но на войне поэту побывать не пришлось - во время стоянки полка под Одессой он заболел тифом. После окончания войны, в день коронации Александра II, Толстой был назначен флигель-адъютантом.
Вторая половина 1850-х годов - время оживления общественной мысли и общественного движения после краха николаевского режима. Это время большой поэтической продуктивности Толстого. "Ты не знаешь, какой гром рифм грохочет во мне, какие волны поэзии бушуют во мне и просятся на волю", - писал он жене. В эти годы написано около двух третей всех его лирических стихотворений. Поэт печатал их во всех толстых журналах.
Вместе с тем это время характеризуется все более углубляющейся общественной дифференциацией. И уже в 1857 году наступило охлаждение между Толстым и редакцией "Современника". Одновременно произошло сближение со славянофилами. Толстой стал постоянным сотрудником "Русской беседы" и подружился с И.С.Аксаковым. Но через несколько лет он решительно отверг претензии славянофилов на представительство подлинных интересов русского народа.
Толстой часто бывал при дворе - и не только на официальных приемах. Однако служебные обязанности (одно время он был также делопроизводителем комитета о раскольниках) становились все более неприятны ему. Особенно тяготило его, что он не может всецело отдаться искусству, что он не только поэт, но и "чиновник". Лишь в 1859 году Толстому удалось добиться бессрочного отпуска, а в 1861 году - отставки. Он писал Александру II, что уже давно отдался бы своему призванию, если бы "не насиловал себя из чувства долга", считаясь со своими родными, которые придерживались других взглядов. "Я думал... что мне удастся победить в себе натуру художника, но опыт показал мне, что я напрасно боролся с ней. Служба и искусство несовместимы". Хотя сам Толстой и утверждал, что единственной причиной его ухода от двора является стремление всецело посвятить себя искусству, в действительности этот шаг был связан со всей его социальной позицией.
2
Толстой отрицательно относился к революционному движению и революционной мысли 60-х годов. Попытки объяснить это одними разногласиями во взглядах на искусство несостоятельны. Неприемлемые для Толстого эстетические теории Чернышевского, Добролюбова, Писарева были в его сознании органической частью чуждой ему в целом политической идеологии. Если в некоторых его полемических стихотворениях ("Пантелей-целитель", "Против течения", "Порой веселой мая...") действительно преобладает эстетическая тема, то в "Потоке-богатыре", нескольких строфах о нигилистах из "Послания к М.Н.Лонгинову о дарвинисме", во многих его письмах речь идет уже не об искусстве, а об отношении к мужику, атеизме, материализме и социализме.
Если бы идейный облик Толстого этим исчерпывался, его с полным основанием можно было бы зачислить в лагерь Каткова. Но Толстой боролся с революционной мыслью не с официозных позиций. Напротив, он в то же время крайне отрицательно относился к современным ему правительственным кругам и правительственным идеологам; достаточно вспомнить одну из самых блестящих сатир русской литературы "Сон Попова", последние строфы "Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева", "Песню о Каткове...". Письма его пестрят остротами и резкими словами о министрах и других представителях высшей бюрократии, которую поэт считал каким-то наростом, враждебным подлинным интересам страны. О манифесте и "Положениях" 19 февраля 1861 года Толстой отзывался как о произведениях бюрократического творчества - таких длинных и невразумительных, "что черт ногу сломит" (письмо к Маркевичу от 21 марта 1861 г.). Толстой негодовал на деятельность Третьего отделения и цензурный произвол. Во время польского восстания он вел при дворе борьбу с влиянием Муравьева Вешателя, а после подавления восстания решительно возражал против русификаторской политики самодержавия и зоологического национализма официозных и славянофильских публицистов.
Ненависть Толстого к служебной карьере и желание всецело отдаться искусству связаны с его общим отношением к самодержавно-бюрократическому государству, бюрократическим и придворным кругам. Еще в 1851 году он писал жене: "Те же, которые не служат и живут у себя в деревне и занимаются участью тех, которые вверены им богом, называются праздношатающимися или вольнодумцами. Им ставят в пример тех полезных людей, которые в Петербурге танцуют, ездят на ученье или являются каждое утро в какую-нибудь канцелярию и пишут там страшную чепуху". Это признание даже по своему тону напоминает аналогичные заявления Льва Толстого. "Разве есть возможность остаться художником при той жизни, которую мы ведем? - читаем в другом письме. - Я думаю, что нельзя быть художником одному, самому по себе... Энтузиазм, каков бы он ни был, скоро уничтожается нашими условиями жизни". Официальная Россия представлялась поэту глубоко враждебной искусству, антиэстетической во всех своих проявлениях.
Делались попытки сблизить Толстого со славянофилами на том основании, что и они, борясь с революцией, в то же время отрицательно относились к бюрократии. Но связи поэта со славянофилами (в возникновении этих связей отвращение к бюрократическому Петербургу, несомненно, сыграло известную роль) были, как отмечено выше, сравнительно недолгими, а разойдясь с ними, Толстой сказал о них много едких и насмешливых слов. "От славянства Хомякова меня мутит, когда он ставит нас выше Запада по причине нашего православия", - писал Толстой. Он издевался над смирением, которое славянофилы считали исконным свойством русского национального характера, смирением, "которое состоит в том, чтобы... вздыхать, возводя глаза к небу: "Божья воля!.. Несть батогов, аще не от бога!" (письмо к Маркевичу от 2 января 1870 г.). Идеализация смирения справедливо представлялась Толстому оборотной стороной славянофильской (и не только славянофильской) проповеди национальной исключительности и замкнутости. Он неизменно боролся с этими идеями, согласно которым, по словам Белинского, "все русское может поддерживаться только дикими и невежественными формами азиатского быта" (статья "Петербург и Москва").
Но в отличие от западников, видевших в буржуазной Европе образец, по которому должно пойти преобразование и развитие России, Толстой относился к ней весьма скептически. Оппозиционные настроения не делали его либералом, хотя он и сходился с ними в отдельных своих оценках и требованиях. Современная Европа, которую поэт наблюдал во время своих заграничных путешествий, с ее мещанскими интересами и узким практицизмом, не вызывала у него ни малейших симпатий. Вместе с тем неприятие буржуазной Европы опиралось у него на идеал, обращенный в прошлое. С большой теплотой отзывался Толстой о старой Италии, он чувствовал в ней нечто родное, и всякие попытки ее переустройства на буржуазный лад казались ему едва ли не кощунственными. Так, об объединении Италии Толстой писал жене (28 марта 1872 г.): "Знаменитое военное "единство" Италии не вернет аристократического духа республик, и никакое единство, доведенное слишком далеко, не сохранит никакому краю дух гражданства". Описывая свои впечатления от посещения старинного немецкого замка Вартбурга, Толстой заметил: "У меня забилось и запрыгало сердце в рыцарском мире, и я знаю, что прежде к нему принадлежал" (сентябрь 1867 г.).
Аналогичный характер имеет отношение Толстого к русскому историческому прошлому. Толстой не признавал большого исторического значения объединения русских земель в единое государство. Московское государство было для него воплощением ненавистного ему деспотизма, оскудения и падения политического влияния аристократии, которое он болезненно ощущал в современности. Толстой с молодых лет интересовался эпохой Ивана Грозного и непосредственно за ним следующих царствований и постоянно возвращался к ней в своем творчестве. При этом Ивана Грозного он рисовал лишь жестоким тираном, а лучших представителей боярства нередко идеализировал (Морозов в "Князе Серебряном", Захарьин в "Смерти Иоанна Грозного", Иван Петрович Шуйский в "Царе Федоре Иоанновиче").
Русскому централизованному государству XVI века Толстой противопоставлял Киевскую Русь и Новгород, с их широкими международными связями, отсутствием деспотизма и косности. Разумеется, его представления далеко не во всем соответствовали реальным историческим данным. Киевская Русь и Новгород, равно как и Московское государство, были для него скорее некими поэтическими (и вместе с тем политическими) символами, чем конкретными историческими явлениями. Новгород неоднократно служил объектом поэтической идеализации и до Толстого. Новгородская тематика привлекала к себе декабристов. Но в то время как они видели в Новгороде в известной степени осуществленными начала народоправства, для Толстого Киевская Русь и Новгород были "свободными" государствами с господством аристократии. "Новгород был республикой в высшей степени аристократической", - писал он Маркевичу 28 декабря 1868 года.
Толстой не мог, конечно, верить в возможность восстановления общественного строя Древней Руси в XIX веке, но его исторические симпатии указывают на корни его недовольства современностью. Смысл его отношения к правящим кругам дворянства и правительственной политике может быть охарактеризован как аристократическая оппозиция. "Какая бы ты ни была демократка, - писал Толстой жене в 1873 году, - ты не можешь отрицать, что в аристократии есть что-то связывающее, только ей присущее".
Здесь источник лирической грусти по поводу оскудения его "доблестного рода" ("Пустой дом"), выпадов против революционного лагеря, но здесь же источник и его ненависти к полицейскому государству и своеобразного гуманизма. Обращенный в далекое прошлое утопический идеал Толстого нередко совмещался у него с подлинно гуманистическими устремлениями; религиозное в своей основе мировоззрение - с свободомыслием и антиклерикализмом, неприязнь к материализму - с просветительским пафосом свободного научного исследования ("Послание к М.Н.Лонгинову..."); проповедь "чистого искусства" - с прославлением поэта, который пригвождает к позорному столбу "насилье над слабым" ("Слепой").
Несмотря на существенные расхождения - социально-политические и литературные, Толстой во многих отношениях был преемником дворянского либерализма первой трети XIX века, тех "литераторов-аристократов" (как называли враждебные им журналисты писателей пушкинского круга), которые боролись со всякого рода сервилизмом, выскочками, карьеристами, с порабощением и угнетением человеческой личности.
3
Таким образом, уход Толстого от двора не может быть понят лишь как результат стремления освободиться от службы, чтобы заняться исключительно творчеством. Дело в том, что при дворе преобладали враждебные поэту силы и влияния.
Добившись отставки, Толстой окончательно поселился в деревне. Он жил то в своем имении Пустынька, под Петербургом, то - чем дальше, тем все больше в далеком от столицы Красном Роге (Черниговской губернии Мглинского уезда). В Петербург Толстой только изредка наезжал.
Бывая во дворце, он не раз пользовался единственным доступным для него средством - "говорить во что бы то ни стало правду", о котором писал Александру II. В частности, Толстой неоднократно защищал писателей от репрессий и преследований. Еще в середине 50-х годов он активно участвовал в хлопотах о возвращении из ссылки Тараса Шевченко. Летом 1862 года он вступился за И.С.Аксакова, которому было запрещено редактировать газету "День", в 1863 году - за Тургенева, привлеченного к делу о лицах, обвиняемых в сношениях с "лондонскими пропагандистами", то есть Герценом и Огаревым, а в 1864 году предпринял попытку смягчить судьбу Чернышевского. На вопрос Александра II, что делается в литературе, он ответил, что "русская литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского". Александр II не дал ему договорить: "Прошу тебя, Толстой, никогда не напоминать мне о Чернышевском". Произошла размолвка, и никаких результатов, на которые надеялся поэт, разговор не принес. Однако в обстановке все более сгущавшейся реакции это был акт несомненного гражданского мужества.
Несмотря на давнее - с детских лет - знакомство с поэтом, Александр II не считал его вполне своим человеком. Еще в 1858 году, когда учреждался негласный комитет по делам печати, он отверг предложение министра народного просвещения Е.П.Ковалевского включить в него писателей - Тютчева, Тургенева и др. "Что твои литераторы, ни на одного из них нельзя положиться", - с раздражением сказал он. Ковалевский, по свидетельству современника, "просил назначить хоть из придворных, но из людей, по крайней мере известных любовью к словесности: кн. Николая Орлова, графа Алексея Конст. Толстого и флигель-адъютанта Ник.Як.Ростовцева, и получил самый резкий отказ. Таким образом литература поступила под ведомство III Отделения" (письмо П.В.Долгорукова к Н.В.Путяте). Этот эпизод хорошо характеризует восприятие личности Толстого в высших сферах.
В 60-е годы он подчеркнуто держался в стороне от литературной жизни, встречаясь и переписываясь лишь с немногими писателями: Гончаровым, К.К.Павловой, Фетом, Маркевичем. В связи с обострением общественной борьбы поэт, подобно многим своим современникам - тому же Фету, Льву Толстому, все чаще противопоставлял актуальным социально-политическим вопросам и вообще истории вечные начала стихийной жизни природы. "Петухи поют так, будто они обязаны по контракту с неустойкой, - писал он Маркевичу в 1871 году ...Зажглись огоньки в деревне, которую видно по ту сторону озера. Все это хорошо, это я люблю, я мог бы так прожить всю жизнь... Черт побери и Наполеона III и даже Наполеона I! Если Париж стоит обедни, то Красный Рог со своими лесами и медведями стоит всех Наполеонов... Я бы легко согласился не знать о том, что творится в нашем seculum [столетии]... Остается истинное, вечное, абсолютное, не зависящее ни от какого столетия, ни от какого веяния, ни от каких fashion [мод], - и вот этому-то я всецело отдаюсь".
Печатался Толстой преимущественно в реакционном журнале М.Н.Каткова "Русский вестник", а с конца 60-х годов - и в либеральном "Вестнике Европы" М.М.Стасюлевича, несмотря на их враждебные отношения и постоянную полемику. Но ни на один из них Толстой не смотрел как на журнал, близкий ему по своим взглядам и симпатиям.
В начале 60-х годов Толстой напечатал "драматическую поэму" "Дон Жуан" и роман "Князь Серебряный", а затем написал одну за другой три пьесы, составившие драматическую трилогию: "Смерть Иоанна Грозного", "Царь Федор Иоаннович" и "Царь Борис" (1862-1869). В 1867 году вышел сборник стихотворений Толстого, подводивший итог его больше чем двадцатилетней поэтической работе.
Во второй половине 60-х годов Толстой после большого перерыва вернулся к балладе и создал ряд превосходных образцов этого жанра; лирика занимала теперь в его творчестве гораздо меньше места, чем в 50-х годах. В конце 60-х и в 70-х годах написана и большая часть его сатир. К началу 70-х относится также замысел драмы "Посадник" (из истории древнего Новгорода). Толстой был увлечен этим замыслом, написал значительную часть драмы, но окончить ее ему не удалось.
Судя по сохранившимся сведениям, Толстой был гуманным помещиком. Но своими имениями сам поэт никогда не занимался, хозяйство велось хаотично, патриархальными методами, и его материальные дела постепенно приходили в расстройство. Особенно ощутимо стало разорение к концу 60-х годов. Толстой говорил своим близким, что принужден будет просить Александра II снова взять его на службу. Все это очень тяготило его и нередко выводило из себя.
Но дело было не только в разорении. Он чувствовал себя социально одиноким и называл себя "анахоретом" (письмо к Стасюлевичу от 22 декабря 1869 г.). Глубокой тоской веет от одного из его писем 1869 года. "Если бы перед моим рождением, - с болью писал он Маркевичу, - господь бы сказал мне: "Граф! выбирайте народ, среди которого вы хотите родиться!" - я бы ответил ему: "Ваше величество, везде, где вам будет угодно, но только не в России!"... И когда я думаю о красоте нашего языка, когда я думаю о красоте нашей истории до проклятых монголов... мне хочется броситься на землю и кататься в отчаянии от того, что мы сделали с талантами, данными нам богом!"
Горькие слова Толстого перекликаются с известными словами Пушкина: "Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!" (письмо к жене 18 мая 1836 г.). Эти слова Толстого (как и слова Пушкина) вызваны, разумеется, прежде всего его глубоким недовольством социально-политическими условиями русской жизни.
Эти переживания Толстого были связаны с общими процессами русской жизни. Все более углублялись социальные противоречия пореформенной эпохи, бурно росла и оказывала растлевающее влияние на общественное сознание власть денежного мешка, сгущалась политическая реакция. Крах прежних устоев сопровождался разрушением и подлинных ценностей. Чувство недоумения и растерянности, напряженные поиски выхода из ненавистной действительности, порожденные различными внутренними причинами и приводившие к различным результатам, были свойственны многим современникам поэта (Л.Толстой, Гл.Успенский, даже Салтыков-Щедрин).
У Толстого усиливался страх перед ходом истории, перед жизнью. В стихотворении 1870 года Толстой писал, что с его души "совлечены покровы", обнажена ее "живая ткань",
И каждое к ней жизни прикасанье
Есть злая боль и жгучее терзанье.
С середины 60-х годов здоровье Толстого пошатнулось. Он стал жестоко страдать от астмы, грудной жабы, невралгии, сопровождавшейся мучительными головными болями. Ежегодно он ездил за границу лечиться, но это помогало лишь ненадолго. Умер Толстой 28 сентября 1875 года в Красном Роге.
4
Формирование экстетических взглядов Толстого относится к 30-м годам, когда, несмотря на огромные завоевания русской реалистической литературы, влияние романтических идей (в частности идей немецкого романтизма) было еще весьма значительно.
А.К.Толстой
В 1871 году А.К.Толстой писал Я.П.Полонскому по поводу его романа "Признания Сергея Чалыгина": "Как... все дышит неподдельной правдой, и во всем слышится доброта и благородство! Вот это последнее качество рождает невольный вопрос: отчего самая простая вещь, сказанная честным и благородным человеком, проникается его характером? Должно быть, в писанной речи происходит то же, что в голосе. Если два человека, один порядочный, а другой подлец, скажут вам оба: "Здравствуйте!" - то в этом слове послышится разница их характеров".
Это качество, благородство, многое определяет в человеческом облике и литературной деятельности самого Толстого. О его душевной чистоте и "рыцарской натуре" писали современники. И действительно, чувство собственного достоинства, искренность, прямота, органическая неспособность кривить душою, идти на нравственные компромиссы были отличительными свойствами Толстого; они не раз приводили писателя к размолвкам с его родными, знакомыми, правительственными верхами и делали привлекательным все, к чему ни прикасалась его рука. Разумеется, это не избавляло Толстого от заблуждений и ошибок, но и в своих заблуждениях он был честен, и в них мы не обнаружим темных помыслов. "Гуманная натура Толстого сквозит и дышит во всем, что он написал", - читаем в некрологической заметке Тургенева. "Совершенно удивительный был человек (и поэт, конечно)!" - отозвался о нем не очень щедрый на похвалы И.А.Бунин (письмо к М.В.Карамзиной, 1939).
1
Алексей Константинович Толстой происходил с материнской стороны из рода Разумовских. Последний украинский гетман Кирилл Разумовский был его прадедом, а граф А.К.Разумовский - вельможа и богач, сенатор при Екатерине II и министр народного просвещения при Александре I - дедом.
Мать поэта, ее братья и сестры были побочными детьми А.К.Разумовского. В начале XIX века они были узаконены, получив дворянское звание и фамилию Перовские - от подмосковного имения Разумовского Перова.
Поэт родился 24 августа 1817 года в Петербурге. Отец, граф К.П.Толстой, не играл в его жизни никакой роли: родители сейчас же после рождения сына разошлись, и мать увезла его в Черниговскую губернию. Там, среди южной украинской природы, в имениях матери, а затем ее брата, Алексея Перовского, Толстой провел свое детство, которое оставило у него одни только светлые воспоминания.
Литературные интересы обнаружились у Толстого очень рано. "С шестилетнего возраста, - сообщает он в автобиографическом письме к А.Губернатису, - я начал марать бумагу и писать стихи - настолько поразили мое воображение некоторые произведения наших лучших поэтов... Я упивался музыкой разнообразных ритмов и старался усвоить их технику". Алексей Перовский, известный прозаик 20-30-х годов, печатавший свои произведения под псевдонимом "Антоний Погорельский", культивировал в племяннике любовь к искусству и поощрял его первые литературные опыты.
В 1834 году Толстого определили "студентом" в Московский архив министерства иностранных дел. В обязанности "архивных юношей", принадлежавших к знатным дворянским семьям, входили разбор и описание старинных документов. В 1837 году Толстой был назначен в русскую миссию при германском сейме во Франкфурте-на-Майне, а в 1840 году перевелся во 2-е отделение собственной его императорского величества канцелярии, в ведении которого были вопросы законодательства, и прослужил там много лет, довольно быстро продвигаясь в чинах. В 1843 году он получил придворное звание камер-юнкера.
О жизни и творчестве Толстого в 30-х и 40-х годах мы располагаем очень скудными данными. Красивый, приветливый и остроумный молодой человек, одаренный такой физической силой, что он винтом сворачивал кочергу, прекрасно знавший иностранные языки, начитанный, Толстой делил свое время между службой, не очень его обременявшей, литературными занятиями и светским обществом, которое очень привлекало его в молодости.
До 1836 года главным советчиком Толстого был Перовский (в 1836 г. он умер). Перовский показывал стихи молодого поэта своим литературным друзьям, в том числе В.А.Жуковскому, который сочувственно отзывался о них.
В конце 30-х - начале 40-х годов написаны (на французском языке) два фантастических рассказа - "Семья вурдалака" и "Встреча через триста лет". В мае 1841 года Толстой впервые выступил в печати, издав отдельной книгой, под псевдонимом "Краснорогский" (от названия имения Красный Рог), фантастическую повесть "Упырь". Весьма благожелательно отозвался о повести В.Г.Белинский, увидевший в ней "все признаки еще слишком молодого, но тем не менее замечательного дарования".
В 40-х годах Толстой напечатал очень мало - одно стихотворение и несколько очерков и рассказов. Но уже тогда был задуман исторический роман из эпохи Ивана Грозного "Князь Серебряный". Уже тогда Толстой сформировался и как лирик, и как автор баллад. К этому десятилетию относятся многие из его широко известных стихотворений - "Ты знаешь край, где все обильем дышит...", "Колокольчики мои...", "Василий Шибанов" и др. Все эти стихотворения были опубликованы, однако, значительно позже. А пока Толстой, по-видимому, вполне удовлетворялся небольшим кружком своих слушателей - светских знакомых и приятелей. Идейные искания передовой русской интеллигенции и горячие споры 40-х годов прошли мимо него.
В начале 50-х годов "родился" Козьма Прутков. Это не простой псевдоним, а созданная Толстым и его двоюродными братьями Жемчужниковыми сатирическая маска тупого и самовлюбленного бюрократа николаевской эпохи. От имени Козьмы Пруткова они писали и стихи (басни, эпиграммы, пародии), и пьески, и афоризмы, и исторические анекдоты, высмеивая в них явления окружающей действительности и литературы. В основе их искреннего, веселого смеха лежали неоформленные оппозиционные настроения, желание как-то преодолеть гнет и скуку мрачных лет николаевской реакции. Прутковским произведениям соответствовал и в жизни целый ряд остроумных проделок, которые имели тот же смысл. В январе 1851 года была поставлена комедия Толстого и Алексея Жемчужникова "Фантазия". Это пародия на господствовавший еще на русской сцене пустой, бессодержательный водевиль. Присутствовавший на спектакле Николай I остался очень недоволен пьесой и приказал снять ее с репертуара.
В ту же зиму 1850/51 года Толстой встретился с женой конногвардейского полковника Софьей Андреевной Миллер, урожденной Бахметевой, и влюбился в нее. Они сошлись, но браку их препятствовали, с одной стороны, муж Софьи Андреевны, не дававший ей развода, а с другой - мать Толстого, недоброжелательно относившаяся к ней. Только в 1863 году брак их был официально оформлен. Софья Андреевна была образованной женщиной; она знала несколько иностранных языков, играла на рояле, пела и обладала незаурядным эстетическим вкусом. Толстой не раз называл ее своим лучшим и самым строгим критиком. К Софье Андреевне обращена вся его любовная лирика, начиная с 1851 года.
Толстой постепенно приобретал более широкие литературные связи. В начале 50-х годов поэт сблизился с Тургеневым, которому помог освободиться из ссылки в деревню за напечатанный им некролог Гоголя, затем познакомился с Некрасовым и кругом "Современника". В 1854 году, после большого перерыва, Толстой снова выступил в печати. В "Современнике" появилось несколько его стихотворений и первая серия прутковских вещей.
В годы Крымской войны Толстой сначала хотел организовать партизанский отряд на случай высадки на балтийском побережье английского десанта, а затем, в 1855 году, поступил майором в стрелковый полк. Но на войне поэту побывать не пришлось - во время стоянки полка под Одессой он заболел тифом. После окончания войны, в день коронации Александра II, Толстой был назначен флигель-адъютантом.
Вторая половина 1850-х годов - время оживления общественной мысли и общественного движения после краха николаевского режима. Это время большой поэтической продуктивности Толстого. "Ты не знаешь, какой гром рифм грохочет во мне, какие волны поэзии бушуют во мне и просятся на волю", - писал он жене. В эти годы написано около двух третей всех его лирических стихотворений. Поэт печатал их во всех толстых журналах.
Вместе с тем это время характеризуется все более углубляющейся общественной дифференциацией. И уже в 1857 году наступило охлаждение между Толстым и редакцией "Современника". Одновременно произошло сближение со славянофилами. Толстой стал постоянным сотрудником "Русской беседы" и подружился с И.С.Аксаковым. Но через несколько лет он решительно отверг претензии славянофилов на представительство подлинных интересов русского народа.
Толстой часто бывал при дворе - и не только на официальных приемах. Однако служебные обязанности (одно время он был также делопроизводителем комитета о раскольниках) становились все более неприятны ему. Особенно тяготило его, что он не может всецело отдаться искусству, что он не только поэт, но и "чиновник". Лишь в 1859 году Толстому удалось добиться бессрочного отпуска, а в 1861 году - отставки. Он писал Александру II, что уже давно отдался бы своему призванию, если бы "не насиловал себя из чувства долга", считаясь со своими родными, которые придерживались других взглядов. "Я думал... что мне удастся победить в себе натуру художника, но опыт показал мне, что я напрасно боролся с ней. Служба и искусство несовместимы". Хотя сам Толстой и утверждал, что единственной причиной его ухода от двора является стремление всецело посвятить себя искусству, в действительности этот шаг был связан со всей его социальной позицией.
2
Толстой отрицательно относился к революционному движению и революционной мысли 60-х годов. Попытки объяснить это одними разногласиями во взглядах на искусство несостоятельны. Неприемлемые для Толстого эстетические теории Чернышевского, Добролюбова, Писарева были в его сознании органической частью чуждой ему в целом политической идеологии. Если в некоторых его полемических стихотворениях ("Пантелей-целитель", "Против течения", "Порой веселой мая...") действительно преобладает эстетическая тема, то в "Потоке-богатыре", нескольких строфах о нигилистах из "Послания к М.Н.Лонгинову о дарвинисме", во многих его письмах речь идет уже не об искусстве, а об отношении к мужику, атеизме, материализме и социализме.
Если бы идейный облик Толстого этим исчерпывался, его с полным основанием можно было бы зачислить в лагерь Каткова. Но Толстой боролся с революционной мыслью не с официозных позиций. Напротив, он в то же время крайне отрицательно относился к современным ему правительственным кругам и правительственным идеологам; достаточно вспомнить одну из самых блестящих сатир русской литературы "Сон Попова", последние строфы "Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева", "Песню о Каткове...". Письма его пестрят остротами и резкими словами о министрах и других представителях высшей бюрократии, которую поэт считал каким-то наростом, враждебным подлинным интересам страны. О манифесте и "Положениях" 19 февраля 1861 года Толстой отзывался как о произведениях бюрократического творчества - таких длинных и невразумительных, "что черт ногу сломит" (письмо к Маркевичу от 21 марта 1861 г.). Толстой негодовал на деятельность Третьего отделения и цензурный произвол. Во время польского восстания он вел при дворе борьбу с влиянием Муравьева Вешателя, а после подавления восстания решительно возражал против русификаторской политики самодержавия и зоологического национализма официозных и славянофильских публицистов.
Ненависть Толстого к служебной карьере и желание всецело отдаться искусству связаны с его общим отношением к самодержавно-бюрократическому государству, бюрократическим и придворным кругам. Еще в 1851 году он писал жене: "Те же, которые не служат и живут у себя в деревне и занимаются участью тех, которые вверены им богом, называются праздношатающимися или вольнодумцами. Им ставят в пример тех полезных людей, которые в Петербурге танцуют, ездят на ученье или являются каждое утро в какую-нибудь канцелярию и пишут там страшную чепуху". Это признание даже по своему тону напоминает аналогичные заявления Льва Толстого. "Разве есть возможность остаться художником при той жизни, которую мы ведем? - читаем в другом письме. - Я думаю, что нельзя быть художником одному, самому по себе... Энтузиазм, каков бы он ни был, скоро уничтожается нашими условиями жизни". Официальная Россия представлялась поэту глубоко враждебной искусству, антиэстетической во всех своих проявлениях.
Делались попытки сблизить Толстого со славянофилами на том основании, что и они, борясь с революцией, в то же время отрицательно относились к бюрократии. Но связи поэта со славянофилами (в возникновении этих связей отвращение к бюрократическому Петербургу, несомненно, сыграло известную роль) были, как отмечено выше, сравнительно недолгими, а разойдясь с ними, Толстой сказал о них много едких и насмешливых слов. "От славянства Хомякова меня мутит, когда он ставит нас выше Запада по причине нашего православия", - писал Толстой. Он издевался над смирением, которое славянофилы считали исконным свойством русского национального характера, смирением, "которое состоит в том, чтобы... вздыхать, возводя глаза к небу: "Божья воля!.. Несть батогов, аще не от бога!" (письмо к Маркевичу от 2 января 1870 г.). Идеализация смирения справедливо представлялась Толстому оборотной стороной славянофильской (и не только славянофильской) проповеди национальной исключительности и замкнутости. Он неизменно боролся с этими идеями, согласно которым, по словам Белинского, "все русское может поддерживаться только дикими и невежественными формами азиатского быта" (статья "Петербург и Москва").
Но в отличие от западников, видевших в буржуазной Европе образец, по которому должно пойти преобразование и развитие России, Толстой относился к ней весьма скептически. Оппозиционные настроения не делали его либералом, хотя он и сходился с ними в отдельных своих оценках и требованиях. Современная Европа, которую поэт наблюдал во время своих заграничных путешествий, с ее мещанскими интересами и узким практицизмом, не вызывала у него ни малейших симпатий. Вместе с тем неприятие буржуазной Европы опиралось у него на идеал, обращенный в прошлое. С большой теплотой отзывался Толстой о старой Италии, он чувствовал в ней нечто родное, и всякие попытки ее переустройства на буржуазный лад казались ему едва ли не кощунственными. Так, об объединении Италии Толстой писал жене (28 марта 1872 г.): "Знаменитое военное "единство" Италии не вернет аристократического духа республик, и никакое единство, доведенное слишком далеко, не сохранит никакому краю дух гражданства". Описывая свои впечатления от посещения старинного немецкого замка Вартбурга, Толстой заметил: "У меня забилось и запрыгало сердце в рыцарском мире, и я знаю, что прежде к нему принадлежал" (сентябрь 1867 г.).
Аналогичный характер имеет отношение Толстого к русскому историческому прошлому. Толстой не признавал большого исторического значения объединения русских земель в единое государство. Московское государство было для него воплощением ненавистного ему деспотизма, оскудения и падения политического влияния аристократии, которое он болезненно ощущал в современности. Толстой с молодых лет интересовался эпохой Ивана Грозного и непосредственно за ним следующих царствований и постоянно возвращался к ней в своем творчестве. При этом Ивана Грозного он рисовал лишь жестоким тираном, а лучших представителей боярства нередко идеализировал (Морозов в "Князе Серебряном", Захарьин в "Смерти Иоанна Грозного", Иван Петрович Шуйский в "Царе Федоре Иоанновиче").
Русскому централизованному государству XVI века Толстой противопоставлял Киевскую Русь и Новгород, с их широкими международными связями, отсутствием деспотизма и косности. Разумеется, его представления далеко не во всем соответствовали реальным историческим данным. Киевская Русь и Новгород, равно как и Московское государство, были для него скорее некими поэтическими (и вместе с тем политическими) символами, чем конкретными историческими явлениями. Новгород неоднократно служил объектом поэтической идеализации и до Толстого. Новгородская тематика привлекала к себе декабристов. Но в то время как они видели в Новгороде в известной степени осуществленными начала народоправства, для Толстого Киевская Русь и Новгород были "свободными" государствами с господством аристократии. "Новгород был республикой в высшей степени аристократической", - писал он Маркевичу 28 декабря 1868 года.
Толстой не мог, конечно, верить в возможность восстановления общественного строя Древней Руси в XIX веке, но его исторические симпатии указывают на корни его недовольства современностью. Смысл его отношения к правящим кругам дворянства и правительственной политике может быть охарактеризован как аристократическая оппозиция. "Какая бы ты ни была демократка, - писал Толстой жене в 1873 году, - ты не можешь отрицать, что в аристократии есть что-то связывающее, только ей присущее".
Здесь источник лирической грусти по поводу оскудения его "доблестного рода" ("Пустой дом"), выпадов против революционного лагеря, но здесь же источник и его ненависти к полицейскому государству и своеобразного гуманизма. Обращенный в далекое прошлое утопический идеал Толстого нередко совмещался у него с подлинно гуманистическими устремлениями; религиозное в своей основе мировоззрение - с свободомыслием и антиклерикализмом, неприязнь к материализму - с просветительским пафосом свободного научного исследования ("Послание к М.Н.Лонгинову..."); проповедь "чистого искусства" - с прославлением поэта, который пригвождает к позорному столбу "насилье над слабым" ("Слепой").
Несмотря на существенные расхождения - социально-политические и литературные, Толстой во многих отношениях был преемником дворянского либерализма первой трети XIX века, тех "литераторов-аристократов" (как называли враждебные им журналисты писателей пушкинского круга), которые боролись со всякого рода сервилизмом, выскочками, карьеристами, с порабощением и угнетением человеческой личности.
3
Таким образом, уход Толстого от двора не может быть понят лишь как результат стремления освободиться от службы, чтобы заняться исключительно творчеством. Дело в том, что при дворе преобладали враждебные поэту силы и влияния.
Добившись отставки, Толстой окончательно поселился в деревне. Он жил то в своем имении Пустынька, под Петербургом, то - чем дальше, тем все больше в далеком от столицы Красном Роге (Черниговской губернии Мглинского уезда). В Петербург Толстой только изредка наезжал.
Бывая во дворце, он не раз пользовался единственным доступным для него средством - "говорить во что бы то ни стало правду", о котором писал Александру II. В частности, Толстой неоднократно защищал писателей от репрессий и преследований. Еще в середине 50-х годов он активно участвовал в хлопотах о возвращении из ссылки Тараса Шевченко. Летом 1862 года он вступился за И.С.Аксакова, которому было запрещено редактировать газету "День", в 1863 году - за Тургенева, привлеченного к делу о лицах, обвиняемых в сношениях с "лондонскими пропагандистами", то есть Герценом и Огаревым, а в 1864 году предпринял попытку смягчить судьбу Чернышевского. На вопрос Александра II, что делается в литературе, он ответил, что "русская литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского". Александр II не дал ему договорить: "Прошу тебя, Толстой, никогда не напоминать мне о Чернышевском". Произошла размолвка, и никаких результатов, на которые надеялся поэт, разговор не принес. Однако в обстановке все более сгущавшейся реакции это был акт несомненного гражданского мужества.
Несмотря на давнее - с детских лет - знакомство с поэтом, Александр II не считал его вполне своим человеком. Еще в 1858 году, когда учреждался негласный комитет по делам печати, он отверг предложение министра народного просвещения Е.П.Ковалевского включить в него писателей - Тютчева, Тургенева и др. "Что твои литераторы, ни на одного из них нельзя положиться", - с раздражением сказал он. Ковалевский, по свидетельству современника, "просил назначить хоть из придворных, но из людей, по крайней мере известных любовью к словесности: кн. Николая Орлова, графа Алексея Конст. Толстого и флигель-адъютанта Ник.Як.Ростовцева, и получил самый резкий отказ. Таким образом литература поступила под ведомство III Отделения" (письмо П.В.Долгорукова к Н.В.Путяте). Этот эпизод хорошо характеризует восприятие личности Толстого в высших сферах.
В 60-е годы он подчеркнуто держался в стороне от литературной жизни, встречаясь и переписываясь лишь с немногими писателями: Гончаровым, К.К.Павловой, Фетом, Маркевичем. В связи с обострением общественной борьбы поэт, подобно многим своим современникам - тому же Фету, Льву Толстому, все чаще противопоставлял актуальным социально-политическим вопросам и вообще истории вечные начала стихийной жизни природы. "Петухи поют так, будто они обязаны по контракту с неустойкой, - писал он Маркевичу в 1871 году ...Зажглись огоньки в деревне, которую видно по ту сторону озера. Все это хорошо, это я люблю, я мог бы так прожить всю жизнь... Черт побери и Наполеона III и даже Наполеона I! Если Париж стоит обедни, то Красный Рог со своими лесами и медведями стоит всех Наполеонов... Я бы легко согласился не знать о том, что творится в нашем seculum [столетии]... Остается истинное, вечное, абсолютное, не зависящее ни от какого столетия, ни от какого веяния, ни от каких fashion [мод], - и вот этому-то я всецело отдаюсь".
Печатался Толстой преимущественно в реакционном журнале М.Н.Каткова "Русский вестник", а с конца 60-х годов - и в либеральном "Вестнике Европы" М.М.Стасюлевича, несмотря на их враждебные отношения и постоянную полемику. Но ни на один из них Толстой не смотрел как на журнал, близкий ему по своим взглядам и симпатиям.
В начале 60-х годов Толстой напечатал "драматическую поэму" "Дон Жуан" и роман "Князь Серебряный", а затем написал одну за другой три пьесы, составившие драматическую трилогию: "Смерть Иоанна Грозного", "Царь Федор Иоаннович" и "Царь Борис" (1862-1869). В 1867 году вышел сборник стихотворений Толстого, подводивший итог его больше чем двадцатилетней поэтической работе.
Во второй половине 60-х годов Толстой после большого перерыва вернулся к балладе и создал ряд превосходных образцов этого жанра; лирика занимала теперь в его творчестве гораздо меньше места, чем в 50-х годах. В конце 60-х и в 70-х годах написана и большая часть его сатир. К началу 70-х относится также замысел драмы "Посадник" (из истории древнего Новгорода). Толстой был увлечен этим замыслом, написал значительную часть драмы, но окончить ее ему не удалось.
Судя по сохранившимся сведениям, Толстой был гуманным помещиком. Но своими имениями сам поэт никогда не занимался, хозяйство велось хаотично, патриархальными методами, и его материальные дела постепенно приходили в расстройство. Особенно ощутимо стало разорение к концу 60-х годов. Толстой говорил своим близким, что принужден будет просить Александра II снова взять его на службу. Все это очень тяготило его и нередко выводило из себя.
Но дело было не только в разорении. Он чувствовал себя социально одиноким и называл себя "анахоретом" (письмо к Стасюлевичу от 22 декабря 1869 г.). Глубокой тоской веет от одного из его писем 1869 года. "Если бы перед моим рождением, - с болью писал он Маркевичу, - господь бы сказал мне: "Граф! выбирайте народ, среди которого вы хотите родиться!" - я бы ответил ему: "Ваше величество, везде, где вам будет угодно, но только не в России!"... И когда я думаю о красоте нашего языка, когда я думаю о красоте нашей истории до проклятых монголов... мне хочется броситься на землю и кататься в отчаянии от того, что мы сделали с талантами, данными нам богом!"
Горькие слова Толстого перекликаются с известными словами Пушкина: "Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!" (письмо к жене 18 мая 1836 г.). Эти слова Толстого (как и слова Пушкина) вызваны, разумеется, прежде всего его глубоким недовольством социально-политическими условиями русской жизни.
Эти переживания Толстого были связаны с общими процессами русской жизни. Все более углублялись социальные противоречия пореформенной эпохи, бурно росла и оказывала растлевающее влияние на общественное сознание власть денежного мешка, сгущалась политическая реакция. Крах прежних устоев сопровождался разрушением и подлинных ценностей. Чувство недоумения и растерянности, напряженные поиски выхода из ненавистной действительности, порожденные различными внутренними причинами и приводившие к различным результатам, были свойственны многим современникам поэта (Л.Толстой, Гл.Успенский, даже Салтыков-Щедрин).
У Толстого усиливался страх перед ходом истории, перед жизнью. В стихотворении 1870 года Толстой писал, что с его души "совлечены покровы", обнажена ее "живая ткань",
И каждое к ней жизни прикасанье
Есть злая боль и жгучее терзанье.
С середины 60-х годов здоровье Толстого пошатнулось. Он стал жестоко страдать от астмы, грудной жабы, невралгии, сопровождавшейся мучительными головными болями. Ежегодно он ездил за границу лечиться, но это помогало лишь ненадолго. Умер Толстой 28 сентября 1875 года в Красном Роге.
4
Формирование экстетических взглядов Толстого относится к 30-м годам, когда, несмотря на огромные завоевания русской реалистической литературы, влияние романтических идей (в частности идей немецкого романтизма) было еще весьма значительно.