Ларри Ян Леопольдович. Необыкновенные приключения Карика и Вали

   — А что?
   — Одевайся быстрее!
   — Я надену трусики и сандалии! — сказала Валя, торопливо заправляя кровать.
   — Надевай, что хочешь, — только побыстрее!
   Разыскивая сандалии, Карик рассказывал шёпотом:
   — Ты понимаешь, как он здорово придумал!…
   — Придумал?
   — Ну да! Иван Гермогенович придумал… Такую жидкость придумал… Понимаешь?
   — Вкусную? Да? — спросила Валя, застёгивая ремешки сандалий.
   — Очень вкусную… Хотя неизвестно ещё… Для кроликов жидкость!… Сегодня он даст им попить этой жидкости, а как они выпьют, — тогда… Уй-юй-юй!
   — Ой, как интересно! — всплеснула руками Валя.
   — И знаешь, что с ними будет? С кроликами?
   Валины глаза широко открылись.
   — Ну и что же с ними будет? — спросила она почему-то шёпотом.
   — С ними? — Карик подумал немного и сказал честно: — Пока ещё неизвестно, будет что-нибудь с ними или не будет, но… Мы сейчас увидим… Это же пока только опыты. Пошли быстрее!
   Карик, а за ним Валя закрыли за собою дверь и тихонько прошмыгнули через мамину комнату.
   Мама крикнула что-то вслед, но Карик схватил Валю за руку и, погрозив ей пальцем, быстро потащил за собой.
   — Молчи, — зашептал Карик, — а то начнётся сейчас: зубы чисти, умывайся, одевайся, завтракай, ногами за столом не болтай… Обязательно опоздаем!
   Перебежав двор, они юркнули на парадную лестницу, взбежали, не останавливаясь, на пятый этаж. Карик первым схватил ручку двери, на которой висела записка со словами:

 
   Звонок не действует. Прошу стучать.

 
   Карик постучал, но никто не отозвался… Тогда он потянул на себя ручку двери, и она вдруг открылась.
   Ребята вошли в полутёмную переднюю. Здесь было прохладно. В углу поблёскивало большое зеркало. Сверху с большого шкафа смотрели на ребят бронзовые и мраморные головы. На вешалке висели шуба профессора, пальто и тёмный плащ, похожий на шахматную доску.
   В квартире было тихо. Где-то очень далеко, наверное, на кухне, капала из крана вода. В столовой размеренно постукивали часы.
   — Наверное, Иван Гермогенович у себя в кабинете! — сказал Карик. — Идём быстрее!
   Но и в кабинете профессора не было.
   Ребята решили подождать его.
   Окна профессорского кабинета были раскрыты настежь. Яркое летнее солнце щедро освещало большой белый стол. Он весь был заставлен пузатыми банками, колбами и ретортами. Между банками стояли в стаканах пучки очень длинных стеклянных трубочек… Ослепительно сверкали на солнце никелированные чашечки, матово светились фарфоровые ступки, весело сияли медные части микроскопа. Резвые солнечные зайчики стремительно проносились по потолку, скользили по стенам, прыгали по колбам и ретортам.
   Громоздкие и важные стояли вдоль стен стеклянные шкафы с толстыми и тонкими книгами.
   Названия книг прочитать ещё можно было, но для того, чтобы понять прочитанное, нужно, наверное, очень и очень долго учиться. Золотыми буквами на корешках книг написаны такие названия: «Экология животных», «Гидробиология», «Хирономиды», «Аскариды».
   Эти книги, пожалуй, лучше всего было не трогать.
   Ребята молча обошли кабинет, покрутили немножко винтики микроскопа, посидели по очереди в кожаном кресле, на спинке которого лежал, раскинув пустые рукава, белый «халат профессора, а потом стали рассматривать банки, колбы и реторты.
   — А в какой банке вкусная жидкость? — спросила Валя. — Ты сказал, что Иван Гермогенович придумал вкусную жидкость.
   — Ой, Валька, — строго сказал Карпаты лучше отойди от стола и ничего не трогай!
   — Я не трогаю! — вздохнула Валя и придвинулась совсем близко к высокому узкому стакану, который был наполнен доверху золотистой жидкостью. Со дна стакана поднимались маленькие светящиеся пузырьки и беззвучно лопались на поверхности. Жидкость, похожая на газированную воду, наверное, была такая же прохладная. Валя осторожно взяла высокий стакан. Он был холодный как лёд. Она поднесла стакан к лицу и понюхала. Вода пахла персиками и ещё чем-то незнакомым, но очень, очень вкусным.
   — Ой, как хорошо пахнет! — закричала Валя.
   — Поставь на место! — сказал сердито Карик. — Ничего не трогай. Может быть, это отрава. Отойди от стола. Слышишь?
   Валя поставила стакан на место, но от стола не отошла: жидкость так хорошо пахла, что хотелось понюхать её ещё раз.
   — Валька,отойди, — сказал Карте. — А то я маме скажу. Честное пионерское!
   Валя обошла вокруг стола, посидела в кресле, но скоро вернулась обратно и нечаянно очутилась опять перед стаканом.
   — А знаешь, Карик, это же газированная вода! — сказала она, и вдруг ей так захотелось пить, будто весь день она ела копчёные селёдки.
   — Не трогай! — крикнул Карик.
   — А если мне хочется пить? — спросила Валя.
   — Иди домой и пей чай.
   Валя ничего не ответила. Она подошла к окну, посмотрела вниз, а когда Карик отвернулся, быстро подскочила к столу и, схватив стакан, отхлебнула немножко.
   — Вот вкусно-то! — прошептала Валя.
   — Валька, ты с ума сошла! — закричал Карик.
   — Ой, Карик, как вкусно! Попробуй! — И она протянула стакан брату. — Холодная и очень вкусная… Никогда такой не лила.
   — А вдруг это отрава? — сказал Карик, недоверчиво посматривая на жидкость.
   — Отрава бывает горькая, — засмеялась Валя, — а это очень вкусное.
   Карик переступил с ноги на ногу.
   — Наверное, дрянь какая-нибудь! — сказал он, нерешительно протягивая руку к стакану.
   — Совсем не дрянь. Попробуй. Пахнет персиками, а на вкус как ситро. Только ещё вкуснее.
   Карик оглянулся по сторонам. Если бы в эту минуту вошёл профессор, у него с Кариком, пожалуй, произошёл бы очень неприятный разговор. Но в кабинете была только Валя, поэтому Карик торопливо отпил несколько глотков и поставил стакан на прежнее место.
   — А ведь, правда, вкусно..! — сказал он. — Только больше не пей, а то Иван Гермогенович заметит. Давай лучше посидим на окне. Наверное, скоро придёт Иван Гермогенович, и мы начнём делать опыты.
   — Хорошо, — вздохнула Валя и посмотрела с сожалением на стакан с такой вкусной жидкостью.
   Ребята забрались на диван, который стоял около стола, а с дивана перебрались на подоконник.
   Свесив головы вниз, они лежали, болтая ногами и рассматривая сверху далёкий двор.
   Внизу бродил кот. Анюта. Он был такой маленький, как будто игрушечный.
   — У-ух, как высоко! — сказала Валя и плюнула вниз. — Ты бы прыгнул?
   — Прыгнул, — ответил Карик, — с парашютом прыгнул бы.
   — А без парашюта?
   — Без парашюта? Нет, без парашюта с такой высоты не прыгают.
   Мимо окон проносились ласточки, хватая на лету мошек. Сизые голуби садились на балконы и подоконники.
   — Стрекоза! — закричала вдруг Валя. — Смотри, смотри!
   Прямо на ребят мчалась, может быть, спасаясь от ласточек, голубая стрекоза. Увидев ребят, она застыла неподвижно в воздухе, потом ринулась в сторону и с такой силой ударилась в стекло открытого окна, что упала на подоконник замертво.
   — Моя! — крикнул Карик.
   — Нет, моя! — закричала Валя. — Я первая увидела её.
   Стрекоза лежала на подоконнике между Кариком и Валей, беспомощно перебирая крошечными лапками.
   Карик протянул руку к стрекозе, и вдруг ему показалось, что он теряет трусики; он торопливо нагнулся, но не успел их подхватить, — трусики скользнули вниз, а вслед за ними упали с ног и сандалии.
   Карик хотел спрыгнуть с подоконника на диван, стоявший у окна, но диван вдруг быстро помчался вниз, точно лифт с верхнего этажа.
   Ничего не понимая, он растерянно посмотрел по сторонам и тут увидел, что вся комната как-то странно растягивается и вверх и вниз.
   — Что это? — испуганно закричал Карик. Стены, пол и потолок раздвигались, как мехи огромной гармошки.
   Люстра мчалась вместе с потолком вверх. Пол стремительно уходил вниз.
   Прошло не более минуты, а комнату уже нельзя было узнать.
   Высоко над головой покачивался гигантский стеклянный стратостат, обвешанный сверкающими на солнце прозрачными сосульками.
   Это была люстра.
   Глубоко внизу раскинулось необозримое жёлтое поле, расчерченное ровными квадратами. На квадратах валялись четырёхугольные брёвна с обожжёнными концами. Рядом с ними лежала длинная белая труба, на которой огромными буквами было написано: «Беломорканал». Один конец её был опалён и покрыт густой шапкой серого пепла.
   В стороне, точно кожаные горы, стояли чёрные кресла, а белый халат профессора покрывал их, как вечный снег покрывает торные вершины.
   Там, где стояли книжные шкафы, теперь поднимались небоскрёбы из стекла и коричневых балок. Сквозь стёкла можно было видеть большие, как пятиэтажные дома, книги.
   — Карик, что это? — спокойно спросила Валя, рассматривая с любопытством чудесное превращение комнаты.
   Тут только Карик заметил Валю. Она стояла возле него без сандалий и без трусиков.
   — Смотри, Карик, смешно как! — засмеялась она. — Это опыты начались? Да?
   Но не успел Карик ответить, как рядом что-то зашумело, застучало. Густые тучи пыли поднялись над подоконником. Валя вцепилась Карику в плечо. В ту же минуту дунул ветер. Пыль взлетела вверх и медленно рассеялась.
   — Ай! — крикнула Валя.
   На том месте, где только что лежала крошечная стрекоза, шевелилось толстое и длинное, как бревно, коленчатое тело с огромным крюком на конце.
   Покрытое бирюзово-голубыми пятнами, коричневое тело судорожно сжималось. Суставы двигались, то наползая друг на друга, то выгибаясь в сторону. Четыре огромных прозрачных крыла, покрытых густой паутиной сверкающих жилок, дрожали в воздухе. Чудовищная голова билась о подоконник.
   — Кари-ик! — прошептала Валя. — Кто это?
   — Ш-ш-ш!
   Осторожно ступая, Карик пошёл по подоконнику, который теперь был похож на деревянную автостраду, но, сделав несколько шагов, испуганно остановился.
   Он стоял на краю пропасти.
   Ему показалось, что он смотрит вниз с высоты Исаакиевского собора.
   И тогда Карик понял, что случилось. Он повернулся к Вале, взял её за руку и, заикаясь от ужаса, сказал:
   — Это… Это, наверное, была вода для кроликов… Понимаешь?… Опыт профессора удался… Только уменьшились не кролики, а мы с тобой.
   Валя ничего не поняла.
   — А это что такое? — спросила она, указывая на чудовище, которое неподвижно лежало на подоконнике.
   — Это?… Стрекоза!
   — Такая громадная?
   — Совсем не громадная, — уныло сказал Карик, — она такая же, как была. Зато мы с тобой стали крошечными… Вроде блохи…
   — Вот интересно-то! — обрадовалась Валя.
   — Дура! — рассердился Карик. — Ничего интересного нет… Посадят нас теперь в банку и станут рассматривать через микроскоп.
   — А по-моему, — уверенно сказала Валя, — рассматривать не будут. Иван Гермогенович придёт и сделает нас опять большими.
   — Да-а, большими! Он даже не заметит нас!
   — А мы закричим!
   — Не услышит!
   — Не услышит? Почему? Разве он глухой?
   — Он-то не глухой, а голоса теперь у нас, наверное, как у комаров.
   — Ну да? — недоверчиво улыбнулась Валя и что было силы крикнула: — Эге-ей! Мы зде-е-есь!
   Она взглянула на Карика и спросила:
   — Ну что? Плохо слышно?
   — Для нас — хорошо, а для Ивана Гермогеновича — плохо.
   — А что же теперь будет с нами?
   — Ничего особенного. Смахнут тряпкой с подоконника, растопчут ногами — вот и всё…
   — Кто смахнёт?
   — Да сам же Иван Гермогенович.
   — Смахнёт тряпкой?
   — Ну да! Станет пыль вытирать и смахнёт! С пылью!
   — А мы.. А мы… А мы… Слушай, Карик, я уже придумала… Знаешь что, мы сядем на стрекозу. Иван Гермогенович увидит дохлую стрекозу и обязательно положит её к себе на стол, а мы тогда заберёмся под микроскоп, и он увидит нас… Ну конечно, увидит! И сделает опять большими… Залезай скорее на стрекозу.
   Валя схватила Карика за руку.
   — Садись!
   Помогая друг другу, ребята проворно вскарабкались на стрекозу, но лишь только они уселись, как стрекоза зашевелилась, застучала громыхающими крыльями, тяжело заворочалась и запыхтела, как машина.
   Ребята почувствовали, как под ними начало выгибаться сильное мускулистое тело.
   — Ой, она живая. Слезай скорей! — взвизгнула Валя.
   — Ничего, ничего. Держись крепче.
   Ребята крепко обхватили руками и ногами туловище стрекозы, но она изгибалась всем телом, пытаясь освободиться от неприятной ноши. Карик и Валя качались, подскакивая, точно на пружинах.
   — Сбросит! Ой, сбросит! — визжала Валя.
   — Подожди! — крикнул Карик. — Я ей… Вот, стой-ка!
   Он дополз до головы стрекозы, перегнулся и изо всей силы ударил её несколько раз кулаком по глазам.
   Стрекоза вздрогнула, изогнулась и замерла.
   — Кажется, опять сдохла, — сказала Валя.
   — Посмотрим.
   Карик слез со стрекозы, обошёл её вокруг, потом схватил двумя руками прозрачное, как слюда, крыло и попробовал приподнять её. Стрекоза не шевелилась.
   — Сдохла, — уверенно сказал Карик, вскарабкиваясь на стрекозу.
   Некоторое время ребята сидели молча, посматривая то и дело на дверь, но скоро им стало скучно, и они принялись рассматривать стрекозу. Карик забрался на крыло и попробовал оторвать его от туловища. Но крыло держалось очень крепко. Тогда Карик прыгнул на голову стрекозы и постучал пятками по её глазам.
   — У-ух, глазища-то какие? Видишь?
   — Ага.
   Робко протянув руку, Валя осторожно дотронулась до холодных, точно вылитых из хрусталя, глаз.
   — Страшные!
   У стрекозы в самом деле были удивительные глаза — огромные, выпуклые, вроде стеклянных фонарей. Покрытые тысячами ровных граней, они светились изнутри голубовато-зелёными огнями. И эти странные глаза глядели сразу и на Карика, и на Валю, и на двор, и на небо, и на потолок комнаты, и на пол. Казалось, в каждом глазу светились тысячи отдельных зеленоватых глаз, и все они смотрели внимательно и зорко. А перед этими огромными глазами, на самом краю головы, сидели ещё три маленьких коричневых глаза, и они тоже очень зорко следили за ребятами.
   — Знаешь, — сказала Валя, — всё-таки она живая. Она смотрит, Карик, видишь?
   — Ну и что же?
   — Надо убить её ещё раз. Вдруг она оживёт?… Ты знаешь, чем питаются стрекозы?
   — Кажется, травой или соком цветов, — неопределённо сказал Карик. — Хорошо не помню. А что?
   — Боюсь, как бы она не съела нас, если оживёт. Кто знает, что она привыкла есть? Давай лучше убьём её ещё один раз.
   Валя спустила было ноги на пол, пытаясь слезть со стрекозы, но в это время в квартире как будто грохнул взрыв. Потом раздался мерный, тяжёлый топот.
   — Что это? — замерла Валя.
   — Это… Ур-ра! Это Иван Гермогенович идёт! — радостно закричал Карик.
   Валя поспешила занять прежнее место.
   Дверь хлопнула. В окно ударила волна воздуха. В кабинет вошёл человек-гора с бородой, похожей на стог белого хлопка.
   Тут Карик и Валя закричали что было силы:
   — Иван Гермогенович!
   Человек-гора открыл широко глаза. Ладонь величиной с обеденный стол взлетела вверх и остановилась у скрученного раковиной уха, из которого торчали в стороны седые пучки волос, толстые, как рисовальные карандаши. Он посмотрел по сторонам, прислушался, пожал недоумевающе плечами.
   — Иван Гермогенович! Ива-ан Ге-ермо-о-ге-ено-вич! — крикнули Вместе Карик и Валя.
   Человек-гора шумно вздохнул. В комнате всё загудело. Ребята чуть было не слетели вместе со стрекозой вниз, на каменный двор.
   — К на-ам! Сюда-а! Человек-гора шагнул к столу.
   — Ур-ра! — закричал Карик. — Он слышит!
   — Мы здесь! Зде-есь! — надрывалась Валя.
   Человек-гора остановился.
   — К на-ам! Сюда! Мы здесь!—кричали ребята.
   Человек-гора подошёл к окну.
   Но вдруг стрекоза шевельнулась, затрещала слюдяными крыльями, подняла на подоконнике густое облако пыли и вместе с Кариком и Валей провалилась вниз, в синий воздушный океан.
   — Держись! — закричала Валя, хватая Карика за шею.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   Встреча в воздушном океане. — Прожорливый самолёт. — Невольные парашютисты. — Приключения Карика и Вали в большой луже. — Подводная тюрьма. — В лапах восьмиглазого чудовища.

 
   Стрекоза летела, шумя прозрачными жёсткими крыльями. Они гремели, словно листовое железо.
   Упругий ветер мчался навстречу, рвал волосы, пронзительно свистел в ушах.
   Он бил в лицо, слепил глаза. Дышать было трудно. Крепко вцепившись в стрекозу, охватив её руками и ногами, ребята сидели ни живы ни мертвы.
   — Карик! — крикнула сквозь вой ветра Валя. — Как мне держаться? Меня тащит… Вниз тащит… Ветром!
   — Молчи! Упадём! — закричал Карик и чуть не задохнулся от ветра.
   Ветер дул с такой силой, что казалось, — он оторвёт Валю и Карика от стрекозы и сбросит их вниз. Ребята пригнулись к самой спине стрекозы, но и это не помогало.
   — Ложись, Валька! — закричал Карик, вытягиваясь во весь рост.
   Валя последовала его примеру.
   — Ну что? — крикнул Карик. — Лучше стало?
   — Немножко!
   И в самом деле, теперь напор ветра был не так уже силён. Теперь можно было открыть глаза и даже оглядеться по сторонам.
   Не поднимая головы, Валя крикнула:
   — А ведь так совсем не страшно!
   Сквозь шум ветра Карик услышал только одно слово: «страшно».
   Он слегка повернулся назад и сказал как можно громче и спокойнее:
   — Ничего, держись крепче!
   Стрекоза мчалась плавно, то взлетая на воздушные горы, то стремительно скатываясь вниз.
   — Ой, Карик, — визжала Валя, — она хочет сбросить нас!
   Но Карик не слышал Валиных слов.
   Он следил внимательно за работой слюдяных стрекозиных крыльев.
   Два передних крыла стояли в воздухе почти неподвижно. Их движения были еле заметны. Изредка они выгибались то вверх, то вниз, и тотчас же стрекоза или опускалась ниже, или взлетала ещё выше.
   Этими крыльями она, как видно, управляла при полёте. И они же поддерживали её в воздухе.
   Но зато два задних крыла мелькали, как пропеллеры. Они гудели и выли, быстро загребая воздух, и, отталкиваясь от него, гнали стрекозу вперёд.
   Но вот задние крылья начали приподниматься вверх и вдруг встали ребром, как паруса. В спину подул ровный ветер. Стрекоза бесшумно, как воздушная яхта, поплыла в воздухе.
   — Ой, как интересно! — шептала Валя. — Вот бы такой самолёт построить!
   Карик искоса взглянул на сестру и недовольно шмыгнул носом. Её легкомыслие начинало сердить Карика.
   — Сиди и молчи! — сказал он, хмуря брови.
   Но Валя не могла сидеть молча; да и как можно было молчать.
   Мимо, точно встречные поезда, проносились, обдавая ребят ветром, огромные крылатые звери. Они пролетали так быстро, что Даже нельзя было понять, кто они такие. Птицы? Пчёлы? Стрекозы?
   Валя то и дело кричала:
   — Кто это? Кто? Ты видел, Карик?
   Они чуть было не столкнулись в воздухе с каким-то гигантским, величиною с танк, жуком. Весь разукрашенный золотыми и фиолетовыми красками, он так ослепительно сверкал на солнце, что на него невозможно было смотреть.
   Жук летел прямо на стрекозу. Столкновение казалось неизбежным, но вдруг он с такой же быстротой, и даже не поворачиваясь, помчался назад.
   — Задний ход! — закричала Валя. — Он может лететь задним ходом. Ты видел?
   Внезапно под крыльями что-то зажужжало, завыло. Откуда-то снизу вынырнуло волосатое круглое животное. Поджав под себя мохнатые ноги, оно с гудением мчалось навстречу, бросаясь из стороны в сторону. Зеленоватые крылья животного сияли на солнце, то вспыхивая яркими зелёными и синими огнями, то угасая.
   — Кто? —спросила Валя.
   — Муха! Только очень большая! Как под микроскопом!
   Расстояние между мухой и стрекозой становилось всё меньше и меньше. Теперь и Валя узнала муху. Она была такая большая, как на плакатах: «Берегись мух — они распространяют заразу».
   Но не успела Валя подумать о том, какую же заразу несёт муха, как та вильнула в сторону и понеслась куда-то вниз.
   Стрекоза повернула, точно на стержне, свою огромную голову вправо, влево, вверх, вниз, сверкнула голубовато-зелёными хрусталиками огромных глаз и кинулась вслед за мухой.
   — Ай! — закричала Валя, хватая Карика за ногу.
   — Держись! — ответил Карик. Начались крутые повороты, стремительные спуски, подъёмы.
   Преследуя муху, стрекоза то падала вниз камнем, то описывала петли, то скользила боком и, наконец, налетев на муху, протянула к ней огромные, покрытые шипами клещи.
   Муха перевернулась и помчалась на спине, ногами вверх. Ноги её угрожающе вытягивались, стараясь оттолкнуть прочь стрекозиные клещи.
   Но это ей не помогло.
   Стрекоза нагнала её, и тотчас мохнатые ноги стрекозы сомкнулись вместе, превратившись в корзинку. Этой корзинкой она подхватила муху, как сачком.
   — Ж-жжж! — зажужжала, забилась муха.
   На землю, медленно кружась, полетели одно за другим крылья, а через минуту из корзинки вывалилась пустая оболочка мухи.
   Карик и Валя молча переглянулись. Так вот она чем питается, стрекоза!
   — А ты говоришь, соком цветов! — шепнула Валя.
   Ей стало так страшно, что она закрыла глаза. Уж если стрекоза пожирает мух, которые теперь в несколько раз больше Карика и Вали, так их-то она шутя проглотит.
   Ребята испуганно прижались друг к другу.
   А стрекоза носилась в воздухе, вычерпывая своей корзинкой-сачком всё новых и новых крылатых летунов, на ходу пожирая их и отбрасывая прочь пустые оболочки.
   Далеко впереди плыли, покачиваясь, огромные цветные крылья с ровными полосами по краям, похожими на траурные повязки. Концы крыльев были покрыты тёмными бархатными пятнами.
   — Кто это? — прошептал Карик. Крылья подпрыгивали в воздухе, словно красивый летун танцевал, то падая вниз, то взлетая вверх. Под крыльями уже можно было видеть извивающееся тело, похожее на полосатый дирижабль. Длинные усы с набалдашниками на концах беспокойно вздрагивали, как бы готовясь сразиться с хищной стрекозой. Крылатый летун был не меньше стрекозы. И если стрекоза попытается напасть на него, тогда, наверное, начнётся страшная битва в воздухе.
   — Ой, только бы они не подрались! — прошептала Валя.
   Во время схватки двух таких чудовищ вряд ли можно будет удержаться на спине стрекозы.
   Подлетев ближе, Карик и Валя увидели на крыльях огромную чешую, покрытую пушистой цветной пылью.
   Крылья бестолково кружились в воздухе, трепетали, как паруса на ветру.
   Но вот радужное животное заметило стрекозу. Оно засуетилось, мягко захлопало крыльями, потом, сложив их, начало стремительно падать вниз.
   Однако уйти от стрекозы ему не удалось.
   Стрекоза ринулась за ним, ударила с налёта грудью, и когда радужное животное перевернулось в воздухе, она схватила его, свернула ему голову и, оборвав крылья, сожрала в один миг. И снова помчалась, как самолёт; могучие крылья её загудели, и над головой опять запел протяжно ветер.
   — Кого это она?
   — Бабочку! — крикнул сквозь шум ветра Карик. — Кажется, бабочку!
   А скоро стрекоза догнала и проглотила ещё одну муху, ещё одну бабочку — на этот раз белую с голубыми пятнами, потом комара.
   — Ну и обжора! — закричал Карик. Валя зябко поёжилась.
   По небу ползли облака. Время от времени они заслоняли солнце, и тогда землю покрывали холодные синие тени.
   И тут ребята с удивлением заметили, как странно ведёт себя стрекоза, когда облака набегают на солнце.
   Лишь только солнце пряталось, стрекоза становилась какой-то вялой и медленно, как планёр, скользила вниз.
   Но стоило солнцу выглянуть из-за туч, стрекоза оживала. Лёгкий взмах крыльев — и она стремительно взлетала вверх и снова принималась за охоту.
   — Карик! — крикнула Валя. — Ты замечаешь, что с ней делается?
   — Да, да! — кивнул головой Карик. Он замечал ещё и кое-что другое. Попадая в потоки солнечных лучей, тело стрекозы раздувалось, становилось крепким и, гладким. Но как только набегала холодная тень от облаков, оно сжималось, морщилось и начинало пружинить, точно сиденье старого кресла.
   Казалось, солнце нагревало внутри стрекозы воздух, и он распирал её; но стоило стрекозе Попасть в холодную, теневую полосу, её тело снова сжималось, становилось дряблым, как воздушный шарик, который проткнули иголкой. Так оно и было на самом деле, но этого ребята не знали, а поэтому они не могли понять странного поведения стрекозы.
   Охота продолжалась.
   Стрекоза пожирала мух, бабочек и комаров без устали.
   Если бы ребята решили дать своему живому самолёту какое-нибудь имя, то лучше, чем «Смерть комарам и мухам», пожалуй, они не могли бы придумать.
   В погоне за белой бабочкой стрекоза сделала резкий поворот. Валя соскользнула со спины крылатого обжоры и непременно упала бы на землю, если бы не успела ухватиться за ноги Карика. Но и сам Карик тоже еле-еле держался на стрекозе.
   — Помоги! — закричала Валя.
   — Не… не могу-у! — хрипел Карик. Валя тянула его вниз, как тяжёлая гиря.
   Напрасно он ухватился руками за гладкие, упругие стрекозиные бока. Руки его одеревенели. Пальцы скользили. С отчаянием погибающего он упёрся в крыло стрекозы подбородком, обхватив рукой её упругое тело. Но забраться обратно было ему не под силу.
   — Нет! Не могу больше! — закричал Карик.
   Глубоко внизу, точно в бездонной пропасти, плыла под ногами синяя поверхность огромного озера. Зелёные камыши поднимались над водой, теснясь вдоль берегов. Белые чаши водяных лилий стояли, точно впаянные в спокойную синеву озера.