Страница:
Яна Розова
Стокгольмский синдром
Литератор привык писать; он научился выражать свои мысли без натуги и потому сокращает без боли сердечной.
У. Сомерсет Моэм. Подводя итоги
Часть первая
2001 год, май
В мае солнце входит в силу. Став в апреле плотным и золотым, в следующем месяце оно занято планированием своего летнего режима работы. Никто не знает, что происходит в его огненной голове майскими светлыми днями. Будем ли мы париться, как в сауне, с июня по сентябрь, или в каждый месяц лета нас будет ждать по сюрпризу – ливни в июне, туманы в июле и пекло в августе, – неизвестно. Поэтому май так важен для лета.
Успокаивает только то, что от нас ничего не зависит.
Это раннее утро в самой середине месяца казалось репетицией «жаркого» плана светила. Уже в шесть часов утра температура за окнами гродинцев поднялась до двадцати градусов, что было в фенологическом смысле явлением из ряда вон выходящим.
Семья Окуленко в составе четырех человек – отца, матери и детей-погодков: шестнадцатилетнего Олежки и пятнадцатилетней Златы – проживала в трехкомнатной квартире улучшенной планировки, что означало раздельные комнаты и кухню на метр больше хрущевской. Такая квартира с конца 80-х и до начала строительного бума в 2000-х была причиной великой гордости матери семейства Надежды Ивановны. Что касается хозяина квартиры, то был он своей квартирой горд не менее супруги, но не показывал этого.
Позавчера, в пятницу, Надежда Ивановна и Андрей Михайлович выбрались на уик-энд в город Курортный. Собирались погулять по тенистому парку, попить минеральной водички, снять стресс. Возвращение было намечено на воскресный полдень, с расчетом оставить время на подготовку к грядущей рабочей неделе.
Надежда Ивановна и Андрей Михайлович надеялись, что за время их отсутствия в доме ничего неправильного не произойдет. Но им не повезло.
В этой квартире, в самой большой комнате, на полу спит парнишка лет шестнадцати. Он лежит на спине, закинув голову с темно-русыми коротко стриженными волосами. Его по-мальчишечьи пухлые губы запеклись, под глазами залегли синяки, а на лбу выступила испарина.
Золотой солнечный туман проникает повсюду, овладевая территориями с помощью щупалец – солнечных лучей. В комнатах, выходящих на восток, становится все жарче.
Одно из щупалец – пронырливый лучик – по стеночке подбирается к парнишке близко-близко.
Ради шутки лучик собирается пощекотать его веки, чтобы разбудить. Утро! Нечего спать.
Парень стонет и переворачивается на бок, открывая беспристрастному утреннему соглядатаю разводы побуревшей крови, пропитавшей спереди ткань майки и штанов. Лучик задерживается на одно лишнее мгновение перед неприятным зрелищем, но передумывает обходить его стороной и наползает желтым пятном на засохшие пятна и лицо спящего.
Снова застонав, парень прикрывает лицо рукой и там, под клетчатым шатром рукава рубашки, открывает глаза. В этот миг сознание освобождается от тягостных сновидений, в которых оранжевое нечто душило его своими щупальцами.
Отняв руку от лица, сощурившись и скорбно скривив рот, он приподнимается на локте и отклоняется от настырного солнечного луча.
Оглядевшись и потерев глаза, парнишка начинает понимать, где находится.
– Олежка! – зовет он осипшим голосом. – Где вода?
Олежка, первый и лучший друг Вадика, не откликается.
Вчера хата Олежки была на отвязе, и тут тусовалась половина класса. О том, как вчера было весело, напоминают три пустые бутылки из-под дешевой водки и пять – из-под пива, а также полные пепельницы окурков, перевернутые стулья, монблан грязной посуды на столе, затоптанная прихожая и сломанная кухонная полка, на которой хранились хозяйкины кулинарные книги и тетради с рецептами.
Вадим осматривается, но в голову ему вдруг как будто вбивают дрын, и она болит, болит, болит. И в целом – все не очень: в горле першит, в желудке ворочается нечто отвратительное, отрыжка напоминает о каких-то угощениях, возможно несвежих.
Угощения готовили девчонки, вспомнил парень. Они полвечера шушукались и хихикали на кухне, причем ничем вкусным оттуда не пахло. За это время парни за столом в гостиной, накрытым старой клеенкой, не дождавшись еды, уже солидно приняли за воротник. Пили водку, запивали какой-то химической дрянью типа сладкой газировки.
Потом появились девчонки с блюдом бутербродов, включили музыку погромче – и понеслось!..
Вадим поднимается, и тут приступ тошноты извергает содержимое его желудка прямо на пол, под ноги.
Несколько минут Вадим приходит в себя, глубоко дыша, вытирая слезы с глаз. Он пошатывается в согбенном положении, словно молясь богам алкоголя, чтобы они избавили его впредь от похмельного синдрома.
Вадим выходит из прогревшейся восточной комнаты, принадлежащей Олежке и его младшей сестре Злате.
Он в курсе, что друг и его сестра испытывают большое неудобство от совместного пользования детской. Мальчику не нравится, что дверь в комнату часто бывает заперта изнутри, потому что девочка (видите ли!) переодевается. Девочка считает, что мальчик над ней издевается, приводя друзей. Они ссорятся из-за музыки, полок в шифоньере, времени отбоя.
У мальчика к тому же период полового созревания – по полной программе. Им часто руководят одни только гормоны, превращая его в маленькое вредное чудовище. После очередной выходки ему стыдно, и он снова несчастен.
Девочка свои чувства держит при себе, но брат знает, что она плачет по ночам в подушку. Знает он и причину этих слез: сестра влюблена в его лучшего друга Вадика, а сам Вадик этого не только не знает, но и знать не хочет.
Любовь – это безвыходно, ее можно только пережить, но жилищный вопрос вполне решаем. Только вот родители пока не предлагают выхода из ситуации, ведь переселить кого-то из двоих детей в гостиную означало завалить «зал», как принято называть большую комнату в Гродине, учебниками и скомканным барахлом. Принимать гостей было бы негде. И тогда Надежда Ивановна не могла бы угощать их пирогами с рыбой – своим фирменным блюдом, наваристым борщом на бульоне из рыночного дорогого мяса, люля-кебабами, запеченными в духовке на палочках, и тортами. И не могла бы слушать комплимент за комплиментом, убеждая безруких своих подруг: «Да что там у тебя не получается! Бери фарш и лепи… Ничего не развалится!» Нет, на это старшие Окуленко пойти не могли.
А четырехкомнатная семье не светила. Объединение по ремонту сельхозтехники области, в котором прежде работал глава семьи и где ему выделили трехкомнатную квартиру, уже не существовало, да если бы и существовало, то для расширения площади надо было хотя бы прописать к себе бабушку, как делали другие. И то не всегда помогало.
Вадим бредет по коридору. Впереди – туалет и ванная. Ему туда и хочется, но ближе – дверь в гостиную, откуда до раздраженного обоняния доносится непонятный, но интуитивно знакомый запах. Он сворачивает в гостиную и видит нечто такое, отчего по его телу проходит дрожь. Желудок снова сжимается, в глазах темнеет.
Вадим приседает, становится на колени и таким образом продвигается вперед, к Олежке. Тот лежит в той же позе, что и Вадим минуту назад, его одежда также испачкана кровью. (О крови на собственной рубахе и штанах Вадим даже не догадывается.) Отчего-то ему совершенно ясно, что Олег не спит.
Чуть выше живота майка продырявлена трижды. Именно там крови больше всего, именно оттуда она и растеклась по телу Олега, образовав на полу бесформенную лужу.
Пальцы Вадима касаются щеки друга, и Вадим беззвучно вскрикивает. Ему страшно, он не может поверить, что все происходящее – правда. Он не может поверить, что в его жизни уже ничто не будет так, как прежде.
По квартире Окуленко разносится тихий плач.
Вадим слышит его и испытывает облегчение при мысли, что теперь он должен отойти от мертвого тела, чтобы найти того, кто плачет. Пятясь, он добирается до двери и только там поднимается на ноги.
Он уверен, что всхлипывания доносятся из третьей комнаты, из родительской спальни.
Сделав пару шагов к комнате родителей, Вадим застывает. Перед ним – дверь в спальню, но есть еще двери в ванную, туалет и кухню. Кто скрывается за ними? Сколько человек находится в квартире сейчас и сколько из них живы?
Парнишка невольно сжимается, обхватывая себя за плечи. Он опускает глаза и только тут замечает бурые пятна на груди своей рубашки, на рукавах. Подносит руки к лицу, будто слепой. На его руках кровь.
Новый всхлип из детской словно выводит Вадима из ступора. Он толкает дверь тыльной стороной ладони, дверь распахивается, и парень переступает порог. Его встречает странный звук, будто кто-то пытается кричать с завязанным ртом.
В середине комнаты стоит стул, на нем – совсем юная девушка с огромными заплаканными голубыми глазами. Ее руки скручены за спиной, а рот завязан тряпкой так, что она проходит между зубами, не позволяя девушке сомкнуть губы и крикнуть в полный голос.
Вадим останавливается на минуту, в ужасе рассматривая рваную одежду Златы. Ее грудь почти обнажена, потому что пуговицы на блузке вырваны. Вадим едва замечает эту пикантную деталь, он рассматривает совсем другое – пятна крови на ее одежде. Они все трое в крови: он сам, его мертвый друг Олег и сестра Олега – Злата.
Успокаивает только то, что от нас ничего не зависит.
Это раннее утро в самой середине месяца казалось репетицией «жаркого» плана светила. Уже в шесть часов утра температура за окнами гродинцев поднялась до двадцати градусов, что было в фенологическом смысле явлением из ряда вон выходящим.
Семья Окуленко в составе четырех человек – отца, матери и детей-погодков: шестнадцатилетнего Олежки и пятнадцатилетней Златы – проживала в трехкомнатной квартире улучшенной планировки, что означало раздельные комнаты и кухню на метр больше хрущевской. Такая квартира с конца 80-х и до начала строительного бума в 2000-х была причиной великой гордости матери семейства Надежды Ивановны. Что касается хозяина квартиры, то был он своей квартирой горд не менее супруги, но не показывал этого.
Позавчера, в пятницу, Надежда Ивановна и Андрей Михайлович выбрались на уик-энд в город Курортный. Собирались погулять по тенистому парку, попить минеральной водички, снять стресс. Возвращение было намечено на воскресный полдень, с расчетом оставить время на подготовку к грядущей рабочей неделе.
Надежда Ивановна и Андрей Михайлович надеялись, что за время их отсутствия в доме ничего неправильного не произойдет. Но им не повезло.
В этой квартире, в самой большой комнате, на полу спит парнишка лет шестнадцати. Он лежит на спине, закинув голову с темно-русыми коротко стриженными волосами. Его по-мальчишечьи пухлые губы запеклись, под глазами залегли синяки, а на лбу выступила испарина.
Золотой солнечный туман проникает повсюду, овладевая территориями с помощью щупалец – солнечных лучей. В комнатах, выходящих на восток, становится все жарче.
Одно из щупалец – пронырливый лучик – по стеночке подбирается к парнишке близко-близко.
Ради шутки лучик собирается пощекотать его веки, чтобы разбудить. Утро! Нечего спать.
Парень стонет и переворачивается на бок, открывая беспристрастному утреннему соглядатаю разводы побуревшей крови, пропитавшей спереди ткань майки и штанов. Лучик задерживается на одно лишнее мгновение перед неприятным зрелищем, но передумывает обходить его стороной и наползает желтым пятном на засохшие пятна и лицо спящего.
Снова застонав, парень прикрывает лицо рукой и там, под клетчатым шатром рукава рубашки, открывает глаза. В этот миг сознание освобождается от тягостных сновидений, в которых оранжевое нечто душило его своими щупальцами.
Отняв руку от лица, сощурившись и скорбно скривив рот, он приподнимается на локте и отклоняется от настырного солнечного луча.
Оглядевшись и потерев глаза, парнишка начинает понимать, где находится.
– Олежка! – зовет он осипшим голосом. – Где вода?
Олежка, первый и лучший друг Вадика, не откликается.
Вчера хата Олежки была на отвязе, и тут тусовалась половина класса. О том, как вчера было весело, напоминают три пустые бутылки из-под дешевой водки и пять – из-под пива, а также полные пепельницы окурков, перевернутые стулья, монблан грязной посуды на столе, затоптанная прихожая и сломанная кухонная полка, на которой хранились хозяйкины кулинарные книги и тетради с рецептами.
Вадим осматривается, но в голову ему вдруг как будто вбивают дрын, и она болит, болит, болит. И в целом – все не очень: в горле першит, в желудке ворочается нечто отвратительное, отрыжка напоминает о каких-то угощениях, возможно несвежих.
Угощения готовили девчонки, вспомнил парень. Они полвечера шушукались и хихикали на кухне, причем ничем вкусным оттуда не пахло. За это время парни за столом в гостиной, накрытым старой клеенкой, не дождавшись еды, уже солидно приняли за воротник. Пили водку, запивали какой-то химической дрянью типа сладкой газировки.
Потом появились девчонки с блюдом бутербродов, включили музыку погромче – и понеслось!..
Вадим поднимается, и тут приступ тошноты извергает содержимое его желудка прямо на пол, под ноги.
Несколько минут Вадим приходит в себя, глубоко дыша, вытирая слезы с глаз. Он пошатывается в согбенном положении, словно молясь богам алкоголя, чтобы они избавили его впредь от похмельного синдрома.
Вадим выходит из прогревшейся восточной комнаты, принадлежащей Олежке и его младшей сестре Злате.
Он в курсе, что друг и его сестра испытывают большое неудобство от совместного пользования детской. Мальчику не нравится, что дверь в комнату часто бывает заперта изнутри, потому что девочка (видите ли!) переодевается. Девочка считает, что мальчик над ней издевается, приводя друзей. Они ссорятся из-за музыки, полок в шифоньере, времени отбоя.
У мальчика к тому же период полового созревания – по полной программе. Им часто руководят одни только гормоны, превращая его в маленькое вредное чудовище. После очередной выходки ему стыдно, и он снова несчастен.
Девочка свои чувства держит при себе, но брат знает, что она плачет по ночам в подушку. Знает он и причину этих слез: сестра влюблена в его лучшего друга Вадика, а сам Вадик этого не только не знает, но и знать не хочет.
Любовь – это безвыходно, ее можно только пережить, но жилищный вопрос вполне решаем. Только вот родители пока не предлагают выхода из ситуации, ведь переселить кого-то из двоих детей в гостиную означало завалить «зал», как принято называть большую комнату в Гродине, учебниками и скомканным барахлом. Принимать гостей было бы негде. И тогда Надежда Ивановна не могла бы угощать их пирогами с рыбой – своим фирменным блюдом, наваристым борщом на бульоне из рыночного дорогого мяса, люля-кебабами, запеченными в духовке на палочках, и тортами. И не могла бы слушать комплимент за комплиментом, убеждая безруких своих подруг: «Да что там у тебя не получается! Бери фарш и лепи… Ничего не развалится!» Нет, на это старшие Окуленко пойти не могли.
А четырехкомнатная семье не светила. Объединение по ремонту сельхозтехники области, в котором прежде работал глава семьи и где ему выделили трехкомнатную квартиру, уже не существовало, да если бы и существовало, то для расширения площади надо было хотя бы прописать к себе бабушку, как делали другие. И то не всегда помогало.
Вадим бредет по коридору. Впереди – туалет и ванная. Ему туда и хочется, но ближе – дверь в гостиную, откуда до раздраженного обоняния доносится непонятный, но интуитивно знакомый запах. Он сворачивает в гостиную и видит нечто такое, отчего по его телу проходит дрожь. Желудок снова сжимается, в глазах темнеет.
Вадим приседает, становится на колени и таким образом продвигается вперед, к Олежке. Тот лежит в той же позе, что и Вадим минуту назад, его одежда также испачкана кровью. (О крови на собственной рубахе и штанах Вадим даже не догадывается.) Отчего-то ему совершенно ясно, что Олег не спит.
Чуть выше живота майка продырявлена трижды. Именно там крови больше всего, именно оттуда она и растеклась по телу Олега, образовав на полу бесформенную лужу.
Пальцы Вадима касаются щеки друга, и Вадим беззвучно вскрикивает. Ему страшно, он не может поверить, что все происходящее – правда. Он не может поверить, что в его жизни уже ничто не будет так, как прежде.
По квартире Окуленко разносится тихий плач.
Вадим слышит его и испытывает облегчение при мысли, что теперь он должен отойти от мертвого тела, чтобы найти того, кто плачет. Пятясь, он добирается до двери и только там поднимается на ноги.
Он уверен, что всхлипывания доносятся из третьей комнаты, из родительской спальни.
Сделав пару шагов к комнате родителей, Вадим застывает. Перед ним – дверь в спальню, но есть еще двери в ванную, туалет и кухню. Кто скрывается за ними? Сколько человек находится в квартире сейчас и сколько из них живы?
Парнишка невольно сжимается, обхватывая себя за плечи. Он опускает глаза и только тут замечает бурые пятна на груди своей рубашки, на рукавах. Подносит руки к лицу, будто слепой. На его руках кровь.
Новый всхлип из детской словно выводит Вадима из ступора. Он толкает дверь тыльной стороной ладони, дверь распахивается, и парень переступает порог. Его встречает странный звук, будто кто-то пытается кричать с завязанным ртом.
В середине комнаты стоит стул, на нем – совсем юная девушка с огромными заплаканными голубыми глазами. Ее руки скручены за спиной, а рот завязан тряпкой так, что она проходит между зубами, не позволяя девушке сомкнуть губы и крикнуть в полный голос.
Вадим останавливается на минуту, в ужасе рассматривая рваную одежду Златы. Ее грудь почти обнажена, потому что пуговицы на блузке вырваны. Вадим едва замечает эту пикантную деталь, он рассматривает совсем другое – пятна крови на ее одежде. Они все трое в крови: он сам, его мертвый друг Олег и сестра Олега – Злата.
Наши дни
Злата. Гордость
Май 2013 года оказался для Златы удачным в плане карьеры и заработков. Она продала дом, считавшийся в агентстве элитной недвижимости «Студио М» проклятым. На то были основания: статус «срочная продажа» висел на доме уже пять лет.
Недвижимость, которой торговало агентство, называлась элитной, потому что она была по карману только гродинской «элите», то есть людям со средствами. Понятия «аристократия» и «плутократия» в Гродине не различались.
На скалах недвижимости, усеянной костями и деньгами клиентов, Злата слыла опытной сиреной. Она пела, и клиенты, словно завороженные, шли на звук ее голоса. И этот дом хоть и был проклятым, а от продажи не ушел – Злата всегда получала то, что ей было нужно. Она хотела получить свой процент за продажу дома, она его получила. Ее лозунг был такой: «Вижу цель, и нет преград».
Внешность Златы ее характеру никак не соответствовала: блондинка среднего роста, но далеко не со средними внешними данными. У нее была округло-точеная фигурка, красивые ноги, пусть не длинные, но идеальной формы. Цвет ее волос соответствовал имени, а глаза были широко расставленные, огромные и ярко-голубые. Не каждый догадывался, что мысли обладательницы таких вот глаз прочитать непросто. В основном люди думали о ней: «Хорошенькая блондинка и больше ничего». Чем Злата и пользовалась.
Решив однажды избавить базу агентства «Студио М» от проклятого дома, Злата задумалась, почему он не продается, и поняла: все дело в неверной презентации дома.
Каждый риелтор начинал продажу с фразы: «Дом находится в центре города, но в тихом месте». Однако вскоре выяснялось, что место расположения дома, чуть пониже бульвара Менделеева, между цирком и стадионом, находилось прямо возле железной дороги. Учитывая, что железнодорожная ветка до Гродина была тупиковой, поезда проходили здесь нечасто. Но с каким грохотом!
Вторым достоинством дома риелторы называли просторный двор с ландшафтным дизайном. Двор-то был просторным, вот только за те несколько лет, которые дом провел в статусе «срочно продается», весь дизайн скуксился. Сначала зацвел ряской прудик под мосточком, потом почило в бозе какое-то экзотическое дерево, похожее на пальму, и теперь остов покойного дерева наводил тоску. Потом, как водится, заросли клумбы, сломались качели, покривился ажурный каркас беседки, украшавшей полянку за домом.
Некоторых клиентов такая неухоженность ценой в несколько миллионов деревянных отваживала, но находились упрямцы, желавшие увидеть дом изнутри. Площадью в триста квадратных метров, заметьте.
Риелтор, журча речью, вводил их в тесноватый, забитый псевдостаринной мебелью холл.
Некстати говоря, у прежних хозяев был такой вкус, будто бы их воспитывали в публичном доме. Видимо, поэтому, минуя комнату за комнатой, клиенты складывали в мыслях, буква за буквой, слово, которое обычно произносилось в главной спальне дома:
– Бордель.
Обычно после этого люди покидали проклятый дом, а агентство навсегда теряло очередного жирного клиента.
Злата подошла к продаже дома совсем с другой стороны. В числе своих элитных клиентов она нашла самых лопоухих – нувориша в годах и его молодую супругу из семьи удачливых торгашей. Провезла клиентов по десятку домов, но, предлагая эти дома, чуть преувеличивала как цену, так и недостатки. Напоследок она привезла клиентов, усталых и запутавшихся в предложениях, в проклятый дом. На расположение, ландшафтный дизайн и прочее слов тратить не стала – глаза есть, пусть смотрят.
Цену изначально назвала на миллион больше настоящей, но потом уточнила:
– Дом этот срочно продается, так как хозяин уезжает за границу. Поэтому он дешевле других. И хозяин готов еще миллион скинуть…
Известие о скидке освежающе подействовало на измученную пару, они осмотрели дом и попросили время подумать. Но на это Злата не дала им времени, о чем и рассказывала теперь на корпоративной вечеринке своим коллегам:
– Ближе к вечеру – перезваниваю. Ну, говорю, хозяин дома раскаивается, что пошел на скидку. До утра он подождет вашего решения, говорю я покупательнице, а завтра уже повысит цену! И вы же понимаете, говорю, цена на недвижимость растет с каждым месяцем. Это сейчас затишье, люди ждут результатов выборов, а потом все цены взлетят! – Злата перевела дух. – Всю ночь я думала: откажутся или нет? А утром звонит клиент. Говорит: покупаю!
Минуту спустя она оставила коллег в зале и вышла в фойе, чтобы позвонить мужу. В фойе оказалось шумно. Злата понадеялась, что сможет поговорить в дамской комнате, но музыка, как радиация, пронзала здание ресторана насквозь. От нее не было спасения даже в кабинках туалета, будто администрация боялась, что если посетитель окажется на минуту в тишине, то решит удрать из заведения, не заплатив.
Рассеянно глядя на свое отражение в огромном зеркале над раковинами, Злата пыталась успокоить мужа:
– Привет… Тридцать пропущенных звонков от тебя… Ты в порядке?.. Я знаю, что полнолуние… В холодильнике есть вареная колбаса, как ты любишь, и в хлебнице – белый хлеб. Давай ты поешь, примешь таблеточки и ляжешь спать?.. Скоро вернусь, скоро…
Она поправила прическу и вернулась в зал.
Анька, самая давняя сотрудница Златы, встретила ее обеспокоенным взглядом:
– Ты чего?
– Да так… – ответила Злата.
– Муж?
– Ну… – Злата достала сигареты. Она уже каялась, что когда-то рассказала коллеге, с которой ее не связывали дружеские отношения, о мужниных проблемах.
Она вообще старалась о нем ничего не говорить. Стоило только упомянуть, что Вадим Козырев – писатель, как тут же следовал вопрос: как много денег приносит эта странная профессия? Похвастаться было нечем, особенно в последнее время, когда Вадик впал в депрессию и перестал издаваться. Злате приходилось выдумывать обтекаемые варианты ответа: «Он еще начинающий писатель» или «Сейчас книжный рынок не процветает». Но практичные гродинцы на это не покупались: очевидно же, что если писатель мало зарабатывает, то он – плохой писатель.
Самой выразительной частью Марининого тела была ее грудь, она словно бы говорила за Марину, вместо лица выражая все ее мысли.
– Если Злата ставит цель, – продолжила Марина, указывая бюстом на Злату, – то она ее добивается. За Злату я испытываю гордость как за лучшего своего сотрудника. В общем, учитесь, девочки, Златочка ведет по десять сделок в месяц, у нее самые сложные объекты, и она приносит компании больше всех денег. Вот такая золотая наша Злата! Я желаю тебе, Златочка…
Марина, дрожа огромной грудью от избытка чувств, продолжала чествовать Злату, но та уже думала о другом. Она очень ждала этой вечеринки, ждала своей славы, а теперь не могла отвлечься от мыслей о муже.
Недвижимость, которой торговало агентство, называлась элитной, потому что она была по карману только гродинской «элите», то есть людям со средствами. Понятия «аристократия» и «плутократия» в Гродине не различались.
На скалах недвижимости, усеянной костями и деньгами клиентов, Злата слыла опытной сиреной. Она пела, и клиенты, словно завороженные, шли на звук ее голоса. И этот дом хоть и был проклятым, а от продажи не ушел – Злата всегда получала то, что ей было нужно. Она хотела получить свой процент за продажу дома, она его получила. Ее лозунг был такой: «Вижу цель, и нет преград».
Внешность Златы ее характеру никак не соответствовала: блондинка среднего роста, но далеко не со средними внешними данными. У нее была округло-точеная фигурка, красивые ноги, пусть не длинные, но идеальной формы. Цвет ее волос соответствовал имени, а глаза были широко расставленные, огромные и ярко-голубые. Не каждый догадывался, что мысли обладательницы таких вот глаз прочитать непросто. В основном люди думали о ней: «Хорошенькая блондинка и больше ничего». Чем Злата и пользовалась.
Решив однажды избавить базу агентства «Студио М» от проклятого дома, Злата задумалась, почему он не продается, и поняла: все дело в неверной презентации дома.
Каждый риелтор начинал продажу с фразы: «Дом находится в центре города, но в тихом месте». Однако вскоре выяснялось, что место расположения дома, чуть пониже бульвара Менделеева, между цирком и стадионом, находилось прямо возле железной дороги. Учитывая, что железнодорожная ветка до Гродина была тупиковой, поезда проходили здесь нечасто. Но с каким грохотом!
Вторым достоинством дома риелторы называли просторный двор с ландшафтным дизайном. Двор-то был просторным, вот только за те несколько лет, которые дом провел в статусе «срочно продается», весь дизайн скуксился. Сначала зацвел ряской прудик под мосточком, потом почило в бозе какое-то экзотическое дерево, похожее на пальму, и теперь остов покойного дерева наводил тоску. Потом, как водится, заросли клумбы, сломались качели, покривился ажурный каркас беседки, украшавшей полянку за домом.
Некоторых клиентов такая неухоженность ценой в несколько миллионов деревянных отваживала, но находились упрямцы, желавшие увидеть дом изнутри. Площадью в триста квадратных метров, заметьте.
Риелтор, журча речью, вводил их в тесноватый, забитый псевдостаринной мебелью холл.
Некстати говоря, у прежних хозяев был такой вкус, будто бы их воспитывали в публичном доме. Видимо, поэтому, минуя комнату за комнатой, клиенты складывали в мыслях, буква за буквой, слово, которое обычно произносилось в главной спальне дома:
– Бордель.
Обычно после этого люди покидали проклятый дом, а агентство навсегда теряло очередного жирного клиента.
Злата подошла к продаже дома совсем с другой стороны. В числе своих элитных клиентов она нашла самых лопоухих – нувориша в годах и его молодую супругу из семьи удачливых торгашей. Провезла клиентов по десятку домов, но, предлагая эти дома, чуть преувеличивала как цену, так и недостатки. Напоследок она привезла клиентов, усталых и запутавшихся в предложениях, в проклятый дом. На расположение, ландшафтный дизайн и прочее слов тратить не стала – глаза есть, пусть смотрят.
Цену изначально назвала на миллион больше настоящей, но потом уточнила:
– Дом этот срочно продается, так как хозяин уезжает за границу. Поэтому он дешевле других. И хозяин готов еще миллион скинуть…
Известие о скидке освежающе подействовало на измученную пару, они осмотрели дом и попросили время подумать. Но на это Злата не дала им времени, о чем и рассказывала теперь на корпоративной вечеринке своим коллегам:
– Ближе к вечеру – перезваниваю. Ну, говорю, хозяин дома раскаивается, что пошел на скидку. До утра он подождет вашего решения, говорю я покупательнице, а завтра уже повысит цену! И вы же понимаете, говорю, цена на недвижимость растет с каждым месяцем. Это сейчас затишье, люди ждут результатов выборов, а потом все цены взлетят! – Злата перевела дух. – Всю ночь я думала: откажутся или нет? А утром звонит клиент. Говорит: покупаю!
Минуту спустя она оставила коллег в зале и вышла в фойе, чтобы позвонить мужу. В фойе оказалось шумно. Злата понадеялась, что сможет поговорить в дамской комнате, но музыка, как радиация, пронзала здание ресторана насквозь. От нее не было спасения даже в кабинках туалета, будто администрация боялась, что если посетитель окажется на минуту в тишине, то решит удрать из заведения, не заплатив.
Рассеянно глядя на свое отражение в огромном зеркале над раковинами, Злата пыталась успокоить мужа:
– Привет… Тридцать пропущенных звонков от тебя… Ты в порядке?.. Я знаю, что полнолуние… В холодильнике есть вареная колбаса, как ты любишь, и в хлебнице – белый хлеб. Давай ты поешь, примешь таблеточки и ляжешь спать?.. Скоро вернусь, скоро…
Она поправила прическу и вернулась в зал.
Анька, самая давняя сотрудница Златы, встретила ее обеспокоенным взглядом:
– Ты чего?
– Да так… – ответила Злата.
– Муж?
– Ну… – Злата достала сигареты. Она уже каялась, что когда-то рассказала коллеге, с которой ее не связывали дружеские отношения, о мужниных проблемах.
Она вообще старалась о нем ничего не говорить. Стоило только упомянуть, что Вадим Козырев – писатель, как тут же следовал вопрос: как много денег приносит эта странная профессия? Похвастаться было нечем, особенно в последнее время, когда Вадик впал в депрессию и перестал издаваться. Злате приходилось выдумывать обтекаемые варианты ответа: «Он еще начинающий писатель» или «Сейчас книжный рынок не процветает». Но практичные гродинцы на это не покупались: очевидно же, что если писатель мало зарабатывает, то он – плохой писатель.
* * *
– Я хочу вручить Злате Козыревой грамоту «Лучший риелтор года»! – объявила Марина Марская, Златин директор и владелица агентства недвижимости «Студио М».Самой выразительной частью Марининого тела была ее грудь, она словно бы говорила за Марину, вместо лица выражая все ее мысли.
– Если Злата ставит цель, – продолжила Марина, указывая бюстом на Злату, – то она ее добивается. За Злату я испытываю гордость как за лучшего своего сотрудника. В общем, учитесь, девочки, Златочка ведет по десять сделок в месяц, у нее самые сложные объекты, и она приносит компании больше всех денег. Вот такая золотая наша Злата! Я желаю тебе, Златочка…
Марина, дрожа огромной грудью от избытка чувств, продолжала чествовать Злату, но та уже думала о другом. Она очень ждала этой вечеринки, ждала своей славы, а теперь не могла отвлечься от мыслей о муже.
Вадим Козырев. Решимость
Вадим стоял у окна темной квартиры, глядя на кусок ночного неба, в котором белело круглое пятно луны. Он вспоминал полнолуния, которые видел в своей жизни прежде – в горах, на море, за городом. Вадим хранил эти воспоминания как самое лучшее, что было в его жизни. А здесь, в городе, полнолуние казалось тусклым, словно выцветшим.
Писатель отошел от окна и устало опустился в кресло.
Полнолуние было больной темой автора романов в стиле фэнтези Вадима Козырева. Его редактор мягко намекал ему, что, может, уже хватит без конца описывать эту самую полную луну и другие спутники несуществующих планет – розоватые или фиолетовые, в зависимости от фантазии автора. Вадим объяснял ей, что иначе он не может…
Один из первых персонажей Вадима, его «серийник», Принц Сталья (ударение на «я») обладал способностью ощущать лунный свет кожей. Вадим придумал ему эту особенность случайно, точно в такой же, как и сейчас, момент, глядя на унылое городское полнолуние.
Сначала эта особенная чувствительность к лунному свету не играла в сюжете особой роли, но потом Вадику удалось ее использовать. Раненный в бою Принц Сталья ослеп, его захватило в плен вражье племя Кизурава. Принц оказался заточен в каменный каземат с единственным окошком у самого потолка, ему грозила страшная смерть.
Прекрасная Фея Аталз смогла передать Принцу, что в каждое полнолуние стражники-кизуравцы, охранявшие его каземат, собирались на свою ритуальную пирушку. С помощью шифра Фея Аталз передала Принцу Сталье (ударение сохраняем на последней гласной) заклинание для запоров его каморки, но произносить его можно было только в полнолуние.
И вот каждую ночь Принц Сталья становился под окошком своего каземата и ловил ладонями лунный свет, ожидая того момента, когда он кожей почувствует почти правильный круг света. Наконец это произошло. Сталья произнес магическую формулу и освободился из каземата. А потом и прозрел с помощью чудодейственной мази, приготовленной прекрасной Аталз.
Вадим никогда не пытался понять свою страсть к полной луне. Он просто любил смотреть в круглое лицо небесного тела, его радовал этот мерцающий холодный свет.
Для читателей Вадим Козырев придумывал гораздо более цветистые объяснения. В своих интервью он говорил, что полная луна – последний оплот света в ночной мгле. Тьма пожирает луну раз в месяц, но луна отвоевывает свое неустанно, раз за разом. Иногда Козырев сочинял еще что-нибудь романтическое на эту тему, но правды не говорил никогда.
Второй фишкой писателя Козырева были описываемые им в каждом новом романе порождения той самой тьмы, которой противостояла луна. Монструозных тварей он создавал очень убедительными, очень пугающими. Их тела пульсировали и змеились, их лапы когтями впивались в тела жертв, а зубы рвали плоть. Остановить их было невозможно, они воплощали в себе вечное зло.
А вот про чудовищ Вадим никогда ничего не говорил, ни в каких интервью. Он знал, что описывает их умело, потому что хорошо понимает природу ужаса.
В издательстве тоже считалось, что описания ужасов и приключений у Вадима Козырева получаются великолепно. Он был лидером продаж в жанре фэнтези пять лет подряд. Правда, с тех пор прошло уже полтора года.
Слишком ранний успех вреден для писателя, считал редактор Вадима. Козырев не спорил с ним, так как его мысли были заняты другими проблемами. Но отчасти – даже не будь в жизни молодого писателя этих самых других проблем – редактор был прав.
Вадим Козырев едва успел окончить филологический факультет местного университета, когда вышла в свет его первая книга. Еще не о Принце Сталье, а о монстрах Золотой Галактики, с которыми сражались пять отважных друзей-рыцарей. Межгалактических рыцарей, если кому-то непонятно. Сюжет был запутан до крайности, персонажи выражались исключительно штампами, законы физики (земной и небесных тел) попирались, а язык романа был тяжеловесен и претенциозен. Но на волне популярности фэнтези Козырев был встречен читателями совсем не плохо.
Успех пошел на пользу – уже следующий роман, начинавший трилогию о Принце, во всех смыслах стал шагом не только вперед, но и вверх. Стиль молодого автора изменился в лучшую сторону, персонажи ожили, сюжеты стали стройными и логичными.
Постепенно вышла вся серия о Сталье: два отдельных романа и сборник рассказов. Каждая книга была переиздана в твердой обложке и неплохим тиражом, сюжет одной повести был взят в качестве основы для сценария полнометражного художественного фильма, а издательство предложило Вадиму Козыреву собственную серию.
Именно в этот момент Вадим забил на все.
Казалось бы, нет причин для застоя. Гонорары стали оправдывать вложенные труды, его имя прозвучало – если и не в высоких литературных кругах, то уж на форумах поклонников фэнтези точно. Вадим Козырев со своим Стальей попал в тройку самых обсуждаемых в Рунете авторов. Читатели писали ему письма, его интервью появлялись уже и в федеральных изданиях…
Кое-что в последнее время он все-таки написал. Это было не фэнтези, скорее роман ужасов в стиле Стивена Кинга. Причем Вадим сделал два варианта своего романа. Один писался только ночами и еще в феврале отправился в издательство. А второй он доработал только вчера и никуда отправлять не собирался. Это был вариант романа, написанный строго к случаю, уникальное нетиражируемое произведение для одного-единственного читателя.
Вадим обернулся к луне, чтобы взять с подоконника свой мобильник, и снова набрал номер жены. Она не отвечала. Это был тридцать третий его звонок на ее номер за эти несколько часов.
Если бы Злата ехала в такси, то услышала бы свой мобильный. Звонком у нее служила песня про небеса. Кажется, Меладзе. Вадик не раз потешался, услышав протяжное и приторное «Небеса-а, моя отрада», и отзывался:
– Да, Господи, слушаю тебя!
Злата никогда его веселья не разделяла. К музыке и религии она относилась трепетно.
Вадик отключил мобильный, подошел к турнику, закрепленному в узком коридоре – от стены и до стены.
Веревка была уже привязана.
Вадик снова набрал номер телефона Златы.
– Вадя, я еду! – ответила она, не дожидаясь его вопроса. – Еду, жди!
Он прошел в комнату, взял приготовленные заранее блокнот, ручку. Написал строки, проверенные сто раз:
«Снова полнолуние, я больше не могу. Злата, прости меня за все».
Посмотрел на часы, положил записку на середину полированного журнального столика. Злата была аккуратисткой, столик был натерт полиролем так, что его поверхность мерцала в полутьме, словно маленькое озеро.
Он вышел в коридор, ощущая легкий страх, тревожное ожидание перемен. Подошел к турнику, скинул тапки, встал на обувную тумбочку.
Писатель отошел от окна и устало опустился в кресло.
Полнолуние было больной темой автора романов в стиле фэнтези Вадима Козырева. Его редактор мягко намекал ему, что, может, уже хватит без конца описывать эту самую полную луну и другие спутники несуществующих планет – розоватые или фиолетовые, в зависимости от фантазии автора. Вадим объяснял ей, что иначе он не может…
Один из первых персонажей Вадима, его «серийник», Принц Сталья (ударение на «я») обладал способностью ощущать лунный свет кожей. Вадим придумал ему эту особенность случайно, точно в такой же, как и сейчас, момент, глядя на унылое городское полнолуние.
Сначала эта особенная чувствительность к лунному свету не играла в сюжете особой роли, но потом Вадику удалось ее использовать. Раненный в бою Принц Сталья ослеп, его захватило в плен вражье племя Кизурава. Принц оказался заточен в каменный каземат с единственным окошком у самого потолка, ему грозила страшная смерть.
Прекрасная Фея Аталз смогла передать Принцу, что в каждое полнолуние стражники-кизуравцы, охранявшие его каземат, собирались на свою ритуальную пирушку. С помощью шифра Фея Аталз передала Принцу Сталье (ударение сохраняем на последней гласной) заклинание для запоров его каморки, но произносить его можно было только в полнолуние.
И вот каждую ночь Принц Сталья становился под окошком своего каземата и ловил ладонями лунный свет, ожидая того момента, когда он кожей почувствует почти правильный круг света. Наконец это произошло. Сталья произнес магическую формулу и освободился из каземата. А потом и прозрел с помощью чудодейственной мази, приготовленной прекрасной Аталз.
Вадим никогда не пытался понять свою страсть к полной луне. Он просто любил смотреть в круглое лицо небесного тела, его радовал этот мерцающий холодный свет.
Для читателей Вадим Козырев придумывал гораздо более цветистые объяснения. В своих интервью он говорил, что полная луна – последний оплот света в ночной мгле. Тьма пожирает луну раз в месяц, но луна отвоевывает свое неустанно, раз за разом. Иногда Козырев сочинял еще что-нибудь романтическое на эту тему, но правды не говорил никогда.
Второй фишкой писателя Козырева были описываемые им в каждом новом романе порождения той самой тьмы, которой противостояла луна. Монструозных тварей он создавал очень убедительными, очень пугающими. Их тела пульсировали и змеились, их лапы когтями впивались в тела жертв, а зубы рвали плоть. Остановить их было невозможно, они воплощали в себе вечное зло.
А вот про чудовищ Вадим никогда ничего не говорил, ни в каких интервью. Он знал, что описывает их умело, потому что хорошо понимает природу ужаса.
В издательстве тоже считалось, что описания ужасов и приключений у Вадима Козырева получаются великолепно. Он был лидером продаж в жанре фэнтези пять лет подряд. Правда, с тех пор прошло уже полтора года.
Слишком ранний успех вреден для писателя, считал редактор Вадима. Козырев не спорил с ним, так как его мысли были заняты другими проблемами. Но отчасти – даже не будь в жизни молодого писателя этих самых других проблем – редактор был прав.
Вадим Козырев едва успел окончить филологический факультет местного университета, когда вышла в свет его первая книга. Еще не о Принце Сталье, а о монстрах Золотой Галактики, с которыми сражались пять отважных друзей-рыцарей. Межгалактических рыцарей, если кому-то непонятно. Сюжет был запутан до крайности, персонажи выражались исключительно штампами, законы физики (земной и небесных тел) попирались, а язык романа был тяжеловесен и претенциозен. Но на волне популярности фэнтези Козырев был встречен читателями совсем не плохо.
Успех пошел на пользу – уже следующий роман, начинавший трилогию о Принце, во всех смыслах стал шагом не только вперед, но и вверх. Стиль молодого автора изменился в лучшую сторону, персонажи ожили, сюжеты стали стройными и логичными.
Постепенно вышла вся серия о Сталье: два отдельных романа и сборник рассказов. Каждая книга была переиздана в твердой обложке и неплохим тиражом, сюжет одной повести был взят в качестве основы для сценария полнометражного художественного фильма, а издательство предложило Вадиму Козыреву собственную серию.
Именно в этот момент Вадим забил на все.
Казалось бы, нет причин для застоя. Гонорары стали оправдывать вложенные труды, его имя прозвучало – если и не в высоких литературных кругах, то уж на форумах поклонников фэнтези точно. Вадим Козырев со своим Стальей попал в тройку самых обсуждаемых в Рунете авторов. Читатели писали ему письма, его интервью появлялись уже и в федеральных изданиях…
Кое-что в последнее время он все-таки написал. Это было не фэнтези, скорее роман ужасов в стиле Стивена Кинга. Причем Вадим сделал два варианта своего романа. Один писался только ночами и еще в феврале отправился в издательство. А второй он доработал только вчера и никуда отправлять не собирался. Это был вариант романа, написанный строго к случаю, уникальное нетиражируемое произведение для одного-единственного читателя.
Вадим обернулся к луне, чтобы взять с подоконника свой мобильник, и снова набрал номер жены. Она не отвечала. Это был тридцать третий его звонок на ее номер за эти несколько часов.
Если бы Злата ехала в такси, то услышала бы свой мобильный. Звонком у нее служила песня про небеса. Кажется, Меладзе. Вадик не раз потешался, услышав протяжное и приторное «Небеса-а, моя отрада», и отзывался:
– Да, Господи, слушаю тебя!
Злата никогда его веселья не разделяла. К музыке и религии она относилась трепетно.
Вадик отключил мобильный, подошел к турнику, закрепленному в узком коридоре – от стены и до стены.
Веревка была уже привязана.
Вадик снова набрал номер телефона Златы.
– Вадя, я еду! – ответила она, не дожидаясь его вопроса. – Еду, жди!
Он прошел в комнату, взял приготовленные заранее блокнот, ручку. Написал строки, проверенные сто раз:
«Снова полнолуние, я больше не могу. Злата, прости меня за все».
Посмотрел на часы, положил записку на середину полированного журнального столика. Злата была аккуратисткой, столик был натерт полиролем так, что его поверхность мерцала в полутьме, словно маленькое озеро.
Он вышел в коридор, ощущая легкий страх, тревожное ожидание перемен. Подошел к турнику, скинул тапки, встал на обувную тумбочку.
Злата. Растерянность
Таксист Злате попался из категории Шахерезад, то есть разговорчивый. Злата таких не любила: он болтает абы что, а ты сиди и слушай – удрать-то некуда! Попросишь помолчать – начинает дуться, комментировать, умничать. Так получилось и на этот раз.
– А я ваш адрес увидел, вспомнил, что кум мой тут проживает. – Голос у водителя был тошнотворно-высоким, и он притом еще и шепелявил. – А кум-то у меня сильно болеет после того, как жена его бросила. Хорошо жили, а тут она кого-то нашла. Дитя куму подбросила – и сбежала! Дочку! А что с дочкой сделать? Как ее воспитывать без матери? – Водитель раздражался все сильнее. – Вот, девушка, вы объясните мне, что за новости: баба дитё бросает мужу, а сама – к другому!
– Да я откуда знаю? – огрызнулась Злата.
– Ну ты же женщина! Что у вас там, в головешках, происходит? С каких это пор вы от нормальных мужиков уходите?
– Я ни от кого не ухожу.
– Но ты же должна понимать!..
– Не тычьте мне, – отрезала Злата. – И отстаньте. А то я в вашу фирму позвоню и скажу, что вы меня оскорбляете.
– Да я не оскорбляю, – обиделся таксист. – А жаловаться – это вы все умеете! Вам плевать, что я целый день пашу за копейки! Вы все…
Зазвонил Златин телефон, и она тут же забыла о водителе. Поговорив с мужем, скомандовала:
– Здесь сверните направо и вот у этого дома остановитесь!
Расплатившись, вышла из машины.
Вдохнув воздух, в котором ощущались смешанные ароматы сирени, уже опавших цветов вишни, свежей травки на газоне и вечерней сыроватой прохлады, Злата посмотрела вверх, на окна своей квартиры.
Они были темны. Вадик только что звонил, вспомнила Злата, неужели он уже спит?
Поднимаясь на третий этаж, она мечтала скорее разуться. Туфли, которые она выбрала сегодня для похода в ресторан, были куплены еще осенью, но разносить их было некогда – туфли на высоком каблуке, а у риелторов работа как у бешеной собаки: семь верст не крюк.
Она уже прошла площадку второго этажа, когда дверь за ее спиной скрипнула. Злату это не напугало – она знала, что скрипит дверь Руслана Давлетова, ближайшего Вадькиного приятеля и соседа.
– Пр-ривет, – сказал Руслан голосом сказочного разбойника. – А где Вадим?
– А я ваш адрес увидел, вспомнил, что кум мой тут проживает. – Голос у водителя был тошнотворно-высоким, и он притом еще и шепелявил. – А кум-то у меня сильно болеет после того, как жена его бросила. Хорошо жили, а тут она кого-то нашла. Дитя куму подбросила – и сбежала! Дочку! А что с дочкой сделать? Как ее воспитывать без матери? – Водитель раздражался все сильнее. – Вот, девушка, вы объясните мне, что за новости: баба дитё бросает мужу, а сама – к другому!
– Да я откуда знаю? – огрызнулась Злата.
– Ну ты же женщина! Что у вас там, в головешках, происходит? С каких это пор вы от нормальных мужиков уходите?
– Я ни от кого не ухожу.
– Но ты же должна понимать!..
– Не тычьте мне, – отрезала Злата. – И отстаньте. А то я в вашу фирму позвоню и скажу, что вы меня оскорбляете.
– Да я не оскорбляю, – обиделся таксист. – А жаловаться – это вы все умеете! Вам плевать, что я целый день пашу за копейки! Вы все…
Зазвонил Златин телефон, и она тут же забыла о водителе. Поговорив с мужем, скомандовала:
– Здесь сверните направо и вот у этого дома остановитесь!
Расплатившись, вышла из машины.
Вдохнув воздух, в котором ощущались смешанные ароматы сирени, уже опавших цветов вишни, свежей травки на газоне и вечерней сыроватой прохлады, Злата посмотрела вверх, на окна своей квартиры.
Они были темны. Вадик только что звонил, вспомнила Злата, неужели он уже спит?
Поднимаясь на третий этаж, она мечтала скорее разуться. Туфли, которые она выбрала сегодня для похода в ресторан, были куплены еще осенью, но разносить их было некогда – туфли на высоком каблуке, а у риелторов работа как у бешеной собаки: семь верст не крюк.
Она уже прошла площадку второго этажа, когда дверь за ее спиной скрипнула. Злату это не напугало – она знала, что скрипит дверь Руслана Давлетова, ближайшего Вадькиного приятеля и соседа.
– Пр-ривет, – сказал Руслан голосом сказочного разбойника. – А где Вадим?