Страница:
- Улисс Истклиф?
Истклиф кивнул.
- В больнице вам приготовили палату. Как вы знаете, вами должны будут заняться чирурги, они уже готовятся. Будьте добры следовать за мной...
Истклиф спустился вниз, в каюту, собрал в небольшую сумку несколько личных вещей, потом вышел на палубу, закрыл рубку на замок и спрыгнул на причал к чернобушу в капюшоне. Чернобуш повернулся и молча двинулся сквозь толпу, и через некоторое время они уже шагали по улицам деревни. Под ногами вертелись голые ребятишки; на крыльце домов, в тени, стояли и смотрели на них их полуголые матери с обвисшими грудями, некоторые с младенцами на руках.
Вблизи больница выглядела еще менее симпатичной, чем казалась издалека. Центральная дорожка пересекала внешний газон совершенно неприглядным и неудобным образом, и грубая двойная дверь открывалась в невзрачное фойе. Но дальше фойе устройство клиники, как ни странно, было другим. Коридор, по которому вел Истклифа облаченный в синий плащ с капюшоном человек, был вычищен наилучшим образом, до такого блеска, что, казалось, стены и потолок излучали голубоватое сияние. Освещение давали примитивные флуоресцентные трубки, вмонтированные в потолок. Стены коридора через равные интервалы прерывались чистенькими белыми дверями. Большая часть дверей были распахнуты, открывая вид на квадратные опрятные комнаты с обстановкой, состоящей из кровати, шкафчика и стула. В каждой комнате находилось по одному единственному пациенту-чернобушу. Некоторые лежали неподвижно, словно в ступоре; другие сидели, определенно находясь на пути к выздоровлению.
Молодые девушки-чернобушки, в зеленых шапочках и в зеленых халатах по колено, совершали утренний обход, у некоторых в руках - подносики с лекарствами. По внешнему виду это были самые современные лекарства, произведенные, по всей вероятности, в фармацевтической лаборатории в одной из ближайших провинций. Но на Истклифа все это не произвело особого впечатления. Современные медикаменты совершенно не означали, что госпиталь тоже современный.
В любом случае, значение это имело лишь академическое. Болезнь Мескина не излечивалась никакими известными ультрасовременными медикаментами.
Мимо Истклифа и его провожатого прошла высокая женщина-чернобушка в синем халате, и без каких-либо указаний на это Истклиф понял, что только что видел одну из чирургов. Голова TT была покрыта капюшоном, а не шапочкой, и халат спускался ниже колен. Похожая на вуаль сетчатая маска прикрывала нижнюю часть лица женщины - нос, рот и подбородок - и пронзительная белизна маски составляла контраст с чернотой ее кожи. Скорее всего? это действительно была просто врачебная маска. Ходили ложные слухи, что лица чирургов изуродованы ритуальными шрамами, подобными тем, какими украшали себя шаманы в старые времена в Африке.
В конце коридора направо уходила лестница, по которой они поднялись на второй этаж с низким потолком. Для того чтобы войти в комнату, куда привел его мужчина в синем капюшоне, Истклифу пришлось пригнуться. Как и в других палатах, которые он видел по пути, здесь имелась кровать, шкафчик и стул. Рядом с кроватью стоял контейнер для мусора. Истклиф устало опустился на стул; когда он снова поднял глаза на дверь, то увидел? что вслед за мужчиной в капюшоне в палату вошла робкая молодая девушка в зеленой шапочке и зеленом халатике.
Девушка робко попросила Истклифа раздеться и облачиться в больничную одежду, рубашку и брюки, которые она принесла. Истклиф послушно выполнил указание, старательно скрывая отвращение, которое пробуждала в нем близость девушки. Но ему не удалось одурачить ее больше того, чем он уже одурачил Сефиру. Потом он присел на краешек кровати, и девушка взяла у него из правой руки кровь для анализа. Истклиф заметил, что у девушки дрожат руки, и понял, что она боится его. Закончив, она сказала ему дрожащим голосом:
- После того как анализ будет готов, к вам придет чирург, который будет заниматься вами.
Затем почти выбежала из палаты.
Истклиф закурил сигарету; некоторое время курил, потом бросил окурок на пол. После этого улегся на кровать, укрылся единственной простыней и сцепил руки в замок за головой. Он смотрел в облупившийся, выкрашенный голубоватой побелкой потолок, понимая, до чего устал, до чего измучен. Путешествие по реке отняло у него те немногие силы, которые еще оставались от борьбы с болезнью Мескина. Яркий свет прозрачного утра лился в комнату через единственное окно в палате, отражаясь от потолка прямо в его глаза и посылая тонкие лучики боли в мозг. Войдя в клинику, он посчитал нужным снять темные очки, но теперь не позаботился надеть их снова, и они так и остались лежать в кармане куртки, повешенной на спинку стула рядом с кроватью. Он всё же не стал надевать очки, и вместо того продолжал смотреть широко раскрытыми глазами на ярко освещенный потолок. Сверхчувствительность к свету будет прелюдией к слепоте, в свою очередь являющейся прелюдией к смерти, наступающей почти сразу после этого. Мескин, которому первому удалось выделить вирус заболевания, любовно расписал все симптомы развития болезни в научной статье на страницах научного журнала, который изучался только такими же узкими специалистами-подписчиками, как и он сам. Написанное Мескиным выражало авторитетную уверенность. Как и написанное Ранаудом, а также Аддисоном и Паркинсоном...
Должно быть, Истклиф уснул. Утренняя прохлада уступила место душной полуденной жаре, и в палате он больше не один. Прямо против дверей стояла статуя - высокая, в синих одеждах, в белой маске. Над маской черная глубина глаз, в которые ему уже доводилось заглядывать.
Сефира.
Со свойственной ей легкой грацией она прошла к его кровати и нащупала пульс длинными, прохладными пальцами.
- Почему? - потребовал он ответа. - Почему ты не сказала мне, что будешь моим чирургом?
Она не заглянула ему в глаза.
- Если ли бы я сказала это вам, вы бы поплыли дальше?
- Нет.
- Поэтому я вам ничего не сказала.
- И что ты делала в буше?
- Все чирурги живут в буше. Это наш дом. Я жила неподалеку от того места, где вы меня подобрали.
- И ты плаваешь оттуда на дриуфе?
- Мы живем в клинике, за исключением выходных дней; тогда мы добираемся на дриуфе. Вчера был мой выходной. Вчера вечером вы как раз проплыли мимо.
- И ты знала, что я должен появиться, верно? - спросил он.
- Конечно, я это знала. Меня ведь попросили заняться вами, не так ли? Я и занималась. И теперь у меня есть для вас хорошая новость. Анализ вашей крови, проведенный только что, четко указывает, что серия вакцинаций, которую вы прошли, оказалась успешной.
- Какая еще серия вакцинаций?
Не ответив, она достала из кармана халата ампулу и закатала правый рукав его рубашки. Он почувствовал слабый укол; через секунду пустая ампула полетела в корзину для мусора у его кровати.
- Это была первая из дополнительных инъекций. Потом мой ассистент сделает вам еще семь инъекций, с промежутком в полтора часа. После этого у вас возьмут пункцию спинного мозга, но это только проформы ради. Завтра утром вы будете полностью излечены.
- Но это невероятно! Болезнь Мескина невозможно вылечить за одну ночь!
- Ваши доктора-колонисты считают, что эта болезнь не лечится вообще! Кроме того, я не сказала, что эту болезнь можно вылечить за одну ночь. Проявите терпение. Завтра утром мой ассистент все вам объяснит. А теперь я должна идти.
В дверях она остановилась и оглянулась на него. И первый раз за все время, пока находилась в комнате, наконец взглянула в его глаза. Ответив на ее взгляд, он познал еще раз, прежде чем она отвернулась и вышла в коридор, глубину и бесконечность ее глаз; Weltschmerz и бесконечное сострадание и, да-да, и любовь крылась в этих глазах. И еще, эти глаза знали что-то еще. Это были глаза святой.
В комнате на первом этаже, куда направили Истклифа, его ожидал человек в синем халате с капюшоном. Кроме него в комнате был лишь стол, расчерченный утренним солнцем на параллелограммы, и именно это делало комнату офисом. Человек с покрытой капюшоном головой сидел за столом. Жестом он предложил Истклифу сесть на стул перед столом.
- Как вы себя чувствуете?
- Как вновь рожденный, - ответил Истклиф.
Мужчина в капюшоне протянул ему запечатанный конверт.
- Это вам от Сефиры. Не нужно открывать и читать письмо здесь, прочитаете на реке. Имейте терпение.
- Где она?
- Вернулась в свой дом в буше. Кодекс чирургов очень строг. Чирургу не позволяется влюбляться в пациента, категорически. Если подобное случается, чирург должен передать свою должность следующему за ним по иерархии и снять с себя звание. Вы были последним пациентом Сефиры.
- Что это за женщина, которая влюбляется в мужчину с первого взгляда? - ледяным тоном спросил Истклиф.
- Все не совсем так. Со временем вы это поймете.
Болезнь, от которой вы страдали, мы называем "Ослепляющий Свет". В буше мы научились бороться с этой болезнью, и вполне успешно. Конечно, для этого понадобились многие поколения, хотя сущность носителя болезни так и оставалась до недавнего времени непонятной для нас. Воздействие болезни считается нами не слишком роковыми и трагичными, и нас поразило, что глупый земной ученый, открыв вирус этой болезни, дал ей свое имя и объявил неизлечимой.
В возрасте пяти и двенадцати лет все эбонисы проходят оральную вакцинацию. Есть некоторое число таких, кто не соглашается принимать лечение от буш-лекарей, прячется от них в лесу и потом заболевает, но даже эти случаи теперь не грозят смертью, потому что, благодаря нашим чирургам, мы знаем, как их излечивать. Чирурги обладают способностью переселяться назад во времени в тело больного, если пол позволяет это сделать, или в тело ближайшего родственника - в противном случае, и проводит серию вакцинаций до того, как болезнь проникнет в пациента. Пациент все равно заболевает, не только по причине того, что не должно возникать парадокса, хотя в какой-то мере он все же имеет место, но также и потому, что вакцинация в течение всего нескольких месяцев не настолько эффективна, как проведенная в течение пятнадцатилетнего периода. По этой же причине вакцинация должна быть подкреплена позже серией уколов - дополнительных инъекций - "усилителей", как мы называем их. При этом симптомы болезни все равно проявляются, но ущерб от болезни бывает пренебрежимо мал.
Способность чирургов проецировать себя мысленно во времени в прошлое - если хотите, духовно - является врожденным даром. Не было отмечено ни одного случая, чтобы таким даром обладали мужчины эбонисов - только наши женщины. Кроме того, имеется еще одно ограничение - чирург может проникнуть в тело и сознание только представителя своего пола, и дальность переселения не превышает одного года Андромеды VI. Тем не менее, эта способность обычно позволяет излечивать и предупреждать все болезни, включая и Ослепляющий Свет, на самом начальном этапе. В вашем случае, по обычной практике, один из буш-лекарей поставил вам диагноз; после этого Сефира, как только вас ей поручили, перенеслась в тело человека, наиболее близкого вам в недавний период, для того чтобы добавлять вакцину в вашу еду и питье. Собственно вакцина доставлялась ей курьером из клиники. В результате, как видите, вы были излечены еще прежде, чем прибыли к нам сюда, хотя симптомы болезни продолжали проявляться, и довольно неприятно. Вчера и сегодня ночью вам сделали несколько дополнительных инъекций "усилителя".
- В чье тело? - хрипло спросил Истклиф.
- В этом смысле задача Сефиры была достаточно сложной. Ваша мать тут не подходила: она и сама была не слишком здорова. Ваша сестра тоже не устраивала нас, потому что почти все время проводит со своим мужем. Поэтому Сефире пришлось переместиться в тело чужака. В итоге ей пришлось войти в тело проститутки по имени...
- Нет! - прокричал Истклиф, поднимаясь со стула.
Человек в синем капюшоне пожал плечами.
- Отлично, я не стану упоминать имя вашей бывшей жены. В любом случае это не имеет отношения к процедуре. Как я уже упоминал, переселение возможно лишь в ограниченном отрезке времени. Такое состояние "транса", как настойчиво именуют это ваши люди, оказывает на чирурга крайне изнурительное воздействие. Как правило, транс длится всего несколько часов, но на самом деле чирург в это время проживает несколько месяцев в теле человека, в которого вселяется. И еще: устав чирургов не позволял Сефире оставаться в теле вашей жены, и она вынуждена была вернуться в свое время. Кроме того, она просто физически не в состоянии сделать это.
Мы не боги и не можем изменять прошлое. То, что случилось - случилось. Что должно случиться сейчас - тоже случится. Тем не менее, прежде чем чирург получает разрешение войти в тело некой персоны, мы проверяем прошлое этого человека до момента реинкарнации в него чирурга и после того. Таким образом мы узнали, что после того как Сефира покинула тело вашей жены, вы развелись и ваша супруга покинула планету. Это печальное обстоятельство, но тем не менее....
Истклиф вскочил на ноги и вцепился в край стола.
- Вы ничего не знаете! - закричал он. - Вам ничего неизвестно, только ложь!
- Нам известно то, о чем свидетельствуют официальные данные, - спокойно продолжил мужчина в синем капюшоне. - Если с вашей женой случилось или связано что-то, о чем записи не упоминают, то мы вряд ли можем нести за это ответственность. В любом случае, ответственность не может быть на нас возложена, потому что то, что случилось, уже произошло. Как я уже говорил, мы не боги. Мы целители. Не более, не менее. Отчасти вина Сефиры состоит в том, что она позволила своему носителю выйти за вас замуж. Но - обратите внимание, что в некотором смысле она не могла поступить иначе, потому что ее носитель уже вышла за вас замуж. Ее настоящая ошибка, если это можно так назвать, состоит в том, что она позволила себе влюбиться в вас - нечто, чего она никак не могла предусмотреть. Все, что от нее требовалось во время пребывания в роли вашего секретаря, а позднее - вашей жены, это организовать для вас курс вакцинации и спасти вашу жизнь.
- Тогда почему она ничего не сказала мне? - воскликнул Истклиф.
- А что она должна была вам сказать? Нет, в самом деле? Что под покровом этого прекрасного тела молодой белой девушки скрывается душа ведьмы-лекарши чернобушки, которая вселилась в это тело, чтобы спасти вас от болезни, которой вы еще не успели заразиться? Что бы вы ответили ей на это? Какой могла быть ваша реакция?
Истклиф отшвырнул стул через всю комнату.
- Черт бы побрал вашу ханжескую клинику! Черт бы побрал вашу ханжескую душу!
Он бросил смятый ком денег на стол и вышел вон.
На реке, продвигаясь вниз по течению, в освежающей утренней прохладе под спускающимися прядями зеленых лиан, Истклиф ощутил, как его ярость увядает, превращаясь в слабую, но неотпускающую и пульсирующую боль. Он распечатал конверт с письмом Сефиры.
Он представил ее, сидящую перед окном в своей дешевой юбке-калико и рубашке. Она ждет его. Он представил, как идет из кофейника пар. Почувствовал, как дрожат его руки, и быстро засунул кулаки в карманы куртки, чтобы унять дрожь.
Он повернулся спиной к хижине и тем же путем по тропинке вернулся к причалу.
Снова на борту своего катера, уже следующего вниз по течению, он сидел в кресле на палубе, без чувств и ощущений, глядя на темную, почти коричневую воду. Есть не хотелось. День медленно прошел; по бокам на медленно расходящихся берегах появился туман. Наступила ночь, а он все продолжал сидеть на палубе, и в опустившейся темноте различить его можно было только по кончику тлеющей сигареты.
У него не было сына. Очень скоро для него настанет пора увядания. Возможно, на свете так никогда и не появится новый Улисс Истклиф IV. Что ж, да будет так. Но ни один ниггер-чернобуш никогда не осквернит родовое имя Истклифа.
Даже та, которая вернула ему жизнь, которая любила его так сильно, как он и теперь любит несчастную жалкую шлюху, чьей душой ей когда-то удалось стать.
Катер тихо скользил сквозь темноту ночи; позади, за кормой, шептала река. Над головой все так же холодно блестели звезды.
Истклиф кивнул.
- В больнице вам приготовили палату. Как вы знаете, вами должны будут заняться чирурги, они уже готовятся. Будьте добры следовать за мной...
Истклиф спустился вниз, в каюту, собрал в небольшую сумку несколько личных вещей, потом вышел на палубу, закрыл рубку на замок и спрыгнул на причал к чернобушу в капюшоне. Чернобуш повернулся и молча двинулся сквозь толпу, и через некоторое время они уже шагали по улицам деревни. Под ногами вертелись голые ребятишки; на крыльце домов, в тени, стояли и смотрели на них их полуголые матери с обвисшими грудями, некоторые с младенцами на руках.
Вблизи больница выглядела еще менее симпатичной, чем казалась издалека. Центральная дорожка пересекала внешний газон совершенно неприглядным и неудобным образом, и грубая двойная дверь открывалась в невзрачное фойе. Но дальше фойе устройство клиники, как ни странно, было другим. Коридор, по которому вел Истклифа облаченный в синий плащ с капюшоном человек, был вычищен наилучшим образом, до такого блеска, что, казалось, стены и потолок излучали голубоватое сияние. Освещение давали примитивные флуоресцентные трубки, вмонтированные в потолок. Стены коридора через равные интервалы прерывались чистенькими белыми дверями. Большая часть дверей были распахнуты, открывая вид на квадратные опрятные комнаты с обстановкой, состоящей из кровати, шкафчика и стула. В каждой комнате находилось по одному единственному пациенту-чернобушу. Некоторые лежали неподвижно, словно в ступоре; другие сидели, определенно находясь на пути к выздоровлению.
Молодые девушки-чернобушки, в зеленых шапочках и в зеленых халатах по колено, совершали утренний обход, у некоторых в руках - подносики с лекарствами. По внешнему виду это были самые современные лекарства, произведенные, по всей вероятности, в фармацевтической лаборатории в одной из ближайших провинций. Но на Истклифа все это не произвело особого впечатления. Современные медикаменты совершенно не означали, что госпиталь тоже современный.
В любом случае, значение это имело лишь академическое. Болезнь Мескина не излечивалась никакими известными ультрасовременными медикаментами.
Мимо Истклифа и его провожатого прошла высокая женщина-чернобушка в синем халате, и без каких-либо указаний на это Истклиф понял, что только что видел одну из чирургов. Голова TT была покрыта капюшоном, а не шапочкой, и халат спускался ниже колен. Похожая на вуаль сетчатая маска прикрывала нижнюю часть лица женщины - нос, рот и подбородок - и пронзительная белизна маски составляла контраст с чернотой ее кожи. Скорее всего? это действительно была просто врачебная маска. Ходили ложные слухи, что лица чирургов изуродованы ритуальными шрамами, подобными тем, какими украшали себя шаманы в старые времена в Африке.
В конце коридора направо уходила лестница, по которой они поднялись на второй этаж с низким потолком. Для того чтобы войти в комнату, куда привел его мужчина в синем капюшоне, Истклифу пришлось пригнуться. Как и в других палатах, которые он видел по пути, здесь имелась кровать, шкафчик и стул. Рядом с кроватью стоял контейнер для мусора. Истклиф устало опустился на стул; когда он снова поднял глаза на дверь, то увидел? что вслед за мужчиной в капюшоне в палату вошла робкая молодая девушка в зеленой шапочке и зеленом халатике.
Девушка робко попросила Истклифа раздеться и облачиться в больничную одежду, рубашку и брюки, которые она принесла. Истклиф послушно выполнил указание, старательно скрывая отвращение, которое пробуждала в нем близость девушки. Но ему не удалось одурачить ее больше того, чем он уже одурачил Сефиру. Потом он присел на краешек кровати, и девушка взяла у него из правой руки кровь для анализа. Истклиф заметил, что у девушки дрожат руки, и понял, что она боится его. Закончив, она сказала ему дрожащим голосом:
- После того как анализ будет готов, к вам придет чирург, который будет заниматься вами.
Затем почти выбежала из палаты.
Истклиф закурил сигарету; некоторое время курил, потом бросил окурок на пол. После этого улегся на кровать, укрылся единственной простыней и сцепил руки в замок за головой. Он смотрел в облупившийся, выкрашенный голубоватой побелкой потолок, понимая, до чего устал, до чего измучен. Путешествие по реке отняло у него те немногие силы, которые еще оставались от борьбы с болезнью Мескина. Яркий свет прозрачного утра лился в комнату через единственное окно в палате, отражаясь от потолка прямо в его глаза и посылая тонкие лучики боли в мозг. Войдя в клинику, он посчитал нужным снять темные очки, но теперь не позаботился надеть их снова, и они так и остались лежать в кармане куртки, повешенной на спинку стула рядом с кроватью. Он всё же не стал надевать очки, и вместо того продолжал смотреть широко раскрытыми глазами на ярко освещенный потолок. Сверхчувствительность к свету будет прелюдией к слепоте, в свою очередь являющейся прелюдией к смерти, наступающей почти сразу после этого. Мескин, которому первому удалось выделить вирус заболевания, любовно расписал все симптомы развития болезни в научной статье на страницах научного журнала, который изучался только такими же узкими специалистами-подписчиками, как и он сам. Написанное Мескиным выражало авторитетную уверенность. Как и написанное Ранаудом, а также Аддисоном и Паркинсоном...
Должно быть, Истклиф уснул. Утренняя прохлада уступила место душной полуденной жаре, и в палате он больше не один. Прямо против дверей стояла статуя - высокая, в синих одеждах, в белой маске. Над маской черная глубина глаз, в которые ему уже доводилось заглядывать.
Сефира.
Со свойственной ей легкой грацией она прошла к его кровати и нащупала пульс длинными, прохладными пальцами.
- Почему? - потребовал он ответа. - Почему ты не сказала мне, что будешь моим чирургом?
Она не заглянула ему в глаза.
- Если ли бы я сказала это вам, вы бы поплыли дальше?
- Нет.
- Поэтому я вам ничего не сказала.
- И что ты делала в буше?
- Все чирурги живут в буше. Это наш дом. Я жила неподалеку от того места, где вы меня подобрали.
- И ты плаваешь оттуда на дриуфе?
- Мы живем в клинике, за исключением выходных дней; тогда мы добираемся на дриуфе. Вчера был мой выходной. Вчера вечером вы как раз проплыли мимо.
- И ты знала, что я должен появиться, верно? - спросил он.
- Конечно, я это знала. Меня ведь попросили заняться вами, не так ли? Я и занималась. И теперь у меня есть для вас хорошая новость. Анализ вашей крови, проведенный только что, четко указывает, что серия вакцинаций, которую вы прошли, оказалась успешной.
- Какая еще серия вакцинаций?
Не ответив, она достала из кармана халата ампулу и закатала правый рукав его рубашки. Он почувствовал слабый укол; через секунду пустая ампула полетела в корзину для мусора у его кровати.
- Это была первая из дополнительных инъекций. Потом мой ассистент сделает вам еще семь инъекций, с промежутком в полтора часа. После этого у вас возьмут пункцию спинного мозга, но это только проформы ради. Завтра утром вы будете полностью излечены.
- Но это невероятно! Болезнь Мескина невозможно вылечить за одну ночь!
- Ваши доктора-колонисты считают, что эта болезнь не лечится вообще! Кроме того, я не сказала, что эту болезнь можно вылечить за одну ночь. Проявите терпение. Завтра утром мой ассистент все вам объяснит. А теперь я должна идти.
В дверях она остановилась и оглянулась на него. И первый раз за все время, пока находилась в комнате, наконец взглянула в его глаза. Ответив на ее взгляд, он познал еще раз, прежде чем она отвернулась и вышла в коридор, глубину и бесконечность ее глаз; Weltschmerz и бесконечное сострадание и, да-да, и любовь крылась в этих глазах. И еще, эти глаза знали что-то еще. Это были глаза святой.
В комнате на первом этаже, куда направили Истклифа, его ожидал человек в синем халате с капюшоном. Кроме него в комнате был лишь стол, расчерченный утренним солнцем на параллелограммы, и именно это делало комнату офисом. Человек с покрытой капюшоном головой сидел за столом. Жестом он предложил Истклифу сесть на стул перед столом.
- Как вы себя чувствуете?
- Как вновь рожденный, - ответил Истклиф.
Мужчина в капюшоне протянул ему запечатанный конверт.
- Это вам от Сефиры. Не нужно открывать и читать письмо здесь, прочитаете на реке. Имейте терпение.
- Где она?
- Вернулась в свой дом в буше. Кодекс чирургов очень строг. Чирургу не позволяется влюбляться в пациента, категорически. Если подобное случается, чирург должен передать свою должность следующему за ним по иерархии и снять с себя звание. Вы были последним пациентом Сефиры.
- Что это за женщина, которая влюбляется в мужчину с первого взгляда? - ледяным тоном спросил Истклиф.
- Все не совсем так. Со временем вы это поймете.
Болезнь, от которой вы страдали, мы называем "Ослепляющий Свет". В буше мы научились бороться с этой болезнью, и вполне успешно. Конечно, для этого понадобились многие поколения, хотя сущность носителя болезни так и оставалась до недавнего времени непонятной для нас. Воздействие болезни считается нами не слишком роковыми и трагичными, и нас поразило, что глупый земной ученый, открыв вирус этой болезни, дал ей свое имя и объявил неизлечимой.
В возрасте пяти и двенадцати лет все эбонисы проходят оральную вакцинацию. Есть некоторое число таких, кто не соглашается принимать лечение от буш-лекарей, прячется от них в лесу и потом заболевает, но даже эти случаи теперь не грозят смертью, потому что, благодаря нашим чирургам, мы знаем, как их излечивать. Чирурги обладают способностью переселяться назад во времени в тело больного, если пол позволяет это сделать, или в тело ближайшего родственника - в противном случае, и проводит серию вакцинаций до того, как болезнь проникнет в пациента. Пациент все равно заболевает, не только по причине того, что не должно возникать парадокса, хотя в какой-то мере он все же имеет место, но также и потому, что вакцинация в течение всего нескольких месяцев не настолько эффективна, как проведенная в течение пятнадцатилетнего периода. По этой же причине вакцинация должна быть подкреплена позже серией уколов - дополнительных инъекций - "усилителей", как мы называем их. При этом симптомы болезни все равно проявляются, но ущерб от болезни бывает пренебрежимо мал.
Способность чирургов проецировать себя мысленно во времени в прошлое - если хотите, духовно - является врожденным даром. Не было отмечено ни одного случая, чтобы таким даром обладали мужчины эбонисов - только наши женщины. Кроме того, имеется еще одно ограничение - чирург может проникнуть в тело и сознание только представителя своего пола, и дальность переселения не превышает одного года Андромеды VI. Тем не менее, эта способность обычно позволяет излечивать и предупреждать все болезни, включая и Ослепляющий Свет, на самом начальном этапе. В вашем случае, по обычной практике, один из буш-лекарей поставил вам диагноз; после этого Сефира, как только вас ей поручили, перенеслась в тело человека, наиболее близкого вам в недавний период, для того чтобы добавлять вакцину в вашу еду и питье. Собственно вакцина доставлялась ей курьером из клиники. В результате, как видите, вы были излечены еще прежде, чем прибыли к нам сюда, хотя симптомы болезни продолжали проявляться, и довольно неприятно. Вчера и сегодня ночью вам сделали несколько дополнительных инъекций "усилителя".
- В чье тело? - хрипло спросил Истклиф.
- В этом смысле задача Сефиры была достаточно сложной. Ваша мать тут не подходила: она и сама была не слишком здорова. Ваша сестра тоже не устраивала нас, потому что почти все время проводит со своим мужем. Поэтому Сефире пришлось переместиться в тело чужака. В итоге ей пришлось войти в тело проститутки по имени...
- Нет! - прокричал Истклиф, поднимаясь со стула.
Человек в синем капюшоне пожал плечами.
- Отлично, я не стану упоминать имя вашей бывшей жены. В любом случае это не имеет отношения к процедуре. Как я уже упоминал, переселение возможно лишь в ограниченном отрезке времени. Такое состояние "транса", как настойчиво именуют это ваши люди, оказывает на чирурга крайне изнурительное воздействие. Как правило, транс длится всего несколько часов, но на самом деле чирург в это время проживает несколько месяцев в теле человека, в которого вселяется. И еще: устав чирургов не позволял Сефире оставаться в теле вашей жены, и она вынуждена была вернуться в свое время. Кроме того, она просто физически не в состоянии сделать это.
Мы не боги и не можем изменять прошлое. То, что случилось - случилось. Что должно случиться сейчас - тоже случится. Тем не менее, прежде чем чирург получает разрешение войти в тело некой персоны, мы проверяем прошлое этого человека до момента реинкарнации в него чирурга и после того. Таким образом мы узнали, что после того как Сефира покинула тело вашей жены, вы развелись и ваша супруга покинула планету. Это печальное обстоятельство, но тем не менее....
Истклиф вскочил на ноги и вцепился в край стола.
- Вы ничего не знаете! - закричал он. - Вам ничего неизвестно, только ложь!
- Нам известно то, о чем свидетельствуют официальные данные, - спокойно продолжил мужчина в синем капюшоне. - Если с вашей женой случилось или связано что-то, о чем записи не упоминают, то мы вряд ли можем нести за это ответственность. В любом случае, ответственность не может быть на нас возложена, потому что то, что случилось, уже произошло. Как я уже говорил, мы не боги. Мы целители. Не более, не менее. Отчасти вина Сефиры состоит в том, что она позволила своему носителю выйти за вас замуж. Но - обратите внимание, что в некотором смысле она не могла поступить иначе, потому что ее носитель уже вышла за вас замуж. Ее настоящая ошибка, если это можно так назвать, состоит в том, что она позволила себе влюбиться в вас - нечто, чего она никак не могла предусмотреть. Все, что от нее требовалось во время пребывания в роли вашего секретаря, а позднее - вашей жены, это организовать для вас курс вакцинации и спасти вашу жизнь.
- Тогда почему она ничего не сказала мне? - воскликнул Истклиф.
- А что она должна была вам сказать? Нет, в самом деле? Что под покровом этого прекрасного тела молодой белой девушки скрывается душа ведьмы-лекарши чернобушки, которая вселилась в это тело, чтобы спасти вас от болезни, которой вы еще не успели заразиться? Что бы вы ответили ей на это? Какой могла быть ваша реакция?
Истклиф отшвырнул стул через всю комнату.
- Черт бы побрал вашу ханжескую клинику! Черт бы побрал вашу ханжескую душу!
Он бросил смятый ком денег на стол и вышел вон.
На реке, продвигаясь вниз по течению, в освежающей утренней прохладе под спускающимися прядями зеленых лиан, Истклиф ощутил, как его ярость увядает, превращаясь в слабую, но неотпускающую и пульсирующую боль. Он распечатал конверт с письмом Сефиры.
"Вот теперь тебе все известно. Все, за исключением того, зачем я встретила тебя на реке. Я хотела взглянуть на тебя еще раз, как женщина; я не смогла заставить себя поступить иначе. Это мне можно простить, потому что перед этим, целый месяц, я была твоей женой. Я та ее часть, которая любила тебя, но не та часть, которую любил ты.Тропинка была узкой и бессмысленно вилась между деревьями, среди зарослей ежевики, густо усыпанных очень красными ягодами. Истклиф слышал запах лесных цветов, утренней сырости подлеска. Потом он почуял дым и сразу же сквозь низко склоненные ветви деревьев увидел дом. Тот был небольшой, скорее хижина. Раньше он видел тысячи таких. Внутри есть печка, и стол, и кресло. А может быть, и пара кресел. Пол, конечно, земляной. Он остановился за крайними ветвями деревьев и помедлил.
У мыса, где ты забрал меня на катер, есть причал. От причала в буш к моему дому ведет тропинка. Если ты решишь заглянуть ко мне по пути домой, то на плите у меня будет готов для тебя горячий кофе.Сефира".
Он представил ее, сидящую перед окном в своей дешевой юбке-калико и рубашке. Она ждет его. Он представил, как идет из кофейника пар. Почувствовал, как дрожат его руки, и быстро засунул кулаки в карманы куртки, чтобы унять дрожь.
От того места, где он стоял, дальше тропинка была посыпана гравием и вела к беленой стене хижины. К тому, что осталось в этом мире от Анастасии. Он сможет сказать своей матери, в прохладе портика поместного дома Истклифов: "Смотри, мама, я привез ее назад. Оказалось, что она не умерла". Потом он скажет сестре: "Слушай! Вот настоящая Анастасия!" И они зажмут свои крючковатые аристократические носы, и на фамильном кладбище в могиле в черной земле перевернется отец Истклифа, его истлевшие останки испустят стон, а в глазницах черепа зажгутся полные ярости уголья осуждения. И прислуги-чернобушки будут глазеть из окон, сами не свои от ужаса и восторга, и новость, от которой сотрясется земля, разнесется по ежевичным ветвям со скоростью молнии.
Черна я, но красива... как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы...
Не смотрите на меня, что я смугла, ибо солнце опалило меня...
Он повернулся спиной к хижине и тем же путем по тропинке вернулся к причалу.
Снова на борту своего катера, уже следующего вниз по течению, он сидел в кресле на палубе, без чувств и ощущений, глядя на темную, почти коричневую воду. Есть не хотелось. День медленно прошел; по бокам на медленно расходящихся берегах появился туман. Наступила ночь, а он все продолжал сидеть на палубе, и в опустившейся темноте различить его можно было только по кончику тлеющей сигареты.
У него не было сына. Очень скоро для него настанет пора увядания. Возможно, на свете так никогда и не появится новый Улисс Истклиф IV. Что ж, да будет так. Но ни один ниггер-чернобуш никогда не осквернит родовое имя Истклифа.
Даже та, которая вернула ему жизнь, которая любила его так сильно, как он и теперь любит несчастную жалкую шлюху, чьей душой ей когда-то удалось стать.
Катер тихо скользил сквозь темноту ночи; позади, за кормой, шептала река. Над головой все так же холодно блестели звезды.