Главная героиня фильма - блондинка-танцовщица (объем бюста 39 дюймов, талии - 24, бедер - 38) - звалась Антигоной. Кажется, два ее брата убили друг друга во время перестрелки из пистолетов, и местный шериф, герой по имени Креонт, - разрешил похоронить только одного из них, необоснованно настаивая на том, что другого следует бросить на пустыре на растерзание зверям. Антигона совершенно не в силах понять логики этого приказа. Она говорит, что если один из братьев достоин погребения, то другой заслуживает его ничуть не меньше. Она просит свою сестру Йемену помочь ей похоронить второго брата. Робкая и слабохарактерная Йемена отказывается, поэтому Антигона заявляет; раз так, она одна справится с этим и совершит все нужные обряды над убиенным. Затем в городе появляется дряхлый старатель Тиресей...
   Денби медленно поднялся, прошел на кухню, а затем через черный ход вышел на улицу. Он уселся за руль своего бьюика и направился к бульвару, опустив стекла, чтобы теплый летний ветер освежил его. Он проехался взад и вперед по бульвару.
   Строящаяся на углу улицы сосисочная была почти готова. Он скользнул по ней безразличным взглядом, когда сворачивал на боковую улицу. Бар Френдли Фреда был пуст наполовину, и Денби закрылся в первой свободной кабинке. Он выпил в одиночестве пару стаканов пива, стоявших на маленьком голом столике, и крепко призадумался. Потом, прикинув, что жена с сыном уже спят, он вернулся домой, открыл коробку мисс Джоуис и включил ее.
   - Вы сегодня намеревались побить моего сына? - спросил он.
   Голубые глаза открыто смотрели на него, ресницы ритмично вздымались и опускались, расширенные зрачки медленно сузились под действием яркого света лампы, которую Луара оставила горящей в гостиной.
   Наконец мисс Джоунс ответила:
   - Сэр, я не могу ударить человека. Полагаю, это записано в моем гарантийном паспорте.
   - Боюсь, мисс Джоунс, ваш гарантийный срок давно истек, - возразил Денби грубо и добавил, - впрочем, сейчас это не имеет значения. Вы схватили его за руку, так?
   - Да, сэр.
   Денби нахмурился. Его слегка качало, когда он поплелся обратно в гостиную на ставших вдруг ватными ногах.
   - Миш... мисс Джоунс, подите-ка сюда, сядьте и расскажите все по порядку, - сказал он.
   Он смотрел, как она вылезла из коробки и пошла по комнате. Было что-то странное в ее походке. В ней не чувствовалось прежней легкости: мисс Джоунс двигалась неуклюже, а ее прямой стан как-то скособочился. Он с первого же ее шага понял, что она хромает.
   Мисс Джоунс тяжело опустилась на кушетку, а он присел рядом с ней.
   - Он, наверное, пнул вас ногой, так? - спросил Денби.
   - Да, сэр. Мне пришлось схватить его за руку, чтобы он еще раз не ударил.
   Красный туман разлился по комнате и поплыл перед его глазами.
   Потом туман медленно рассеялся, однако в душе остался какой-то неприятный осадок.
   - Я страшно огорчен, мисс Джоунс. Боюсь, Бил слишком агрессивен.
   - Вряд ли его можно винить в чем-либо, сэр. Я сегодня была совершенно ошеломлена, когда узнала, что ужасные телепередачи, которые он смотрит во время уроков, составляют его единственную духовную пищу. Ведь его телеучитель лишь немногим лучше полуобразованного члена конгресса, чьей главной заботой является стремление помочь своей компании выгодно сбыть очередную партию кукурузных хлопьев. Теперь мне понятно, почему ваши писатели вынуждены обратиться за идеями к классике. Их творческие силы разрушаются штампами еще до того, как вышли из эмбрионального состояния.
   Денби был потрясен. Никогда еще до этого ему не приходилось слышать такого. Поражали не только слова, какими это было сказано, а и убежденность, сквозившая в интонациях учительницы, в ее голосе - хотя он исходил из искусно смонтированного громкоговорителя, связанного с невообразимо сложными блоками памяти.
   Так сидя рядом с мисс Джоунс, следя за каждым движением ее губ, видя частый взмах ее черных ресниц над иссиня-голубыми глазами, он почувствовал, что к ним в дом пришел сентябрь месяц и сидит в гостиной. Внезапно чувство глубокого умиротворения охватило Денби. Богатые, полные изобилия сентябрьские дни проходили длинной чередой перед его глазами, и он понял, чем они отличались от остальных дней: осенние дни были полны содержания, красоты и спокойствия, ибо их голубое небо вселяло надежду и уверенность, что наступят дни еще более богатые и содержательные...
   Они отличались тем, что были полны смысла.
   Мгновение было столь мучительно сладостным, что Денби страстно хотел, чтобы оно оказалось вечным. Даже мысль, что оно пройдет, потрясла его невыносимой болью, и он инстинктивно сделал то единственное, что мог сделать: он повернулся к мисс Джоупс и обнял ее за плечи.
   Она не шелохнулась и продолжала сидеть спокойно, грудь ее равномерно вздымалась и опадала, длинные черные ресницы взмахивали словно крылья птицы, скользящей над голубыми прозрачными водами...
   - Скажите, чем вам не понравилась вчерашняя постановка "Ромео и Джульетта"? - спросил он.
   - Она просто ужасна, сэр. Это же по сути пародия, дешевка, где красота шекспировских строк или искажена или утрачена совершенно.
   - Вам известны эти строки?
   - Да, часть.
   - Прочтите их мне, пожалуйста.
   - Хорошо. В конце сцены у балкона, когда двое влюбленных расстаются, Джульетта говорит:
   Желаю доброй ночи сотню раз!
   Прощанье в час разлуки
   Несет с собою столько сладкой муки,
   Что до утра могла б прощаться я...*
   __________
   * Перевод Т. Щепкиной-Куперник
   А Ромео отвечает:
   Спокойной ночи очам твоим, мир - сердцу!
   О, будь я сном и миром, чтобы тут
   Найти подобный сладостный приют.
   - Почему они выбросили это, сэр? Почему?
   - Потому, что мы живем в обесцененном мире, - ответил Денби, удивленный собственной проницательностью, - а в дешевом мире, таком, как наш, драгоценности души ничего не стоят. Повторите, пожалуйста, еще раз эти строки, мисс Джоунс.
   Желаю доброй ночи сотню раз!
   Прощанье в час разлуки
   Несет с собою столько сладкой муки,
   Что до утра могла б прощаться я...
   - Дайте мне закончить, - Денби сосредоточился:
   Спокойной ночи очам твоим, мир - сердцу!
   О, будь я сном или миром, чтобы... сладостный...
   Чтобы найти сладостный приют!
   Вдруг мисс Джоунс резко встала.
   - Доброе утро, мадам, - сказала она.
   Денби встать не удосужился. Да ни к чему хорошему это все равно не привело бы. Он достаточно хорошо знал свою жену. Она стояла в дверях гостиной в новой пижаме, разрисованной кадилеттами. Когда она крадучись спускалась по лестнице, ее босые ноги не вызывали ни шороха. Двухместные кары на ее пижаме выделялись ярко-красными пятнами на золотистом фоне, и, казалось, Луара опрокинулась навзничь, а они неистово носятся по ее телу, дефилируя по ее роскошной груди, животу, ногам...
   Он увидел ее заострившееся лицо, холодные безжалостные глаза и понял, что бесполезно ей что-либо объяснять, что жена не захочет, да и не сможет его понять. Он увидел с потрясающей ясностью, что в мире, в котором живет, сентябрь ушел на долгие годы, и четко представил, как этим утром грузит коробку с учительницей на машину и везет ее по сверкающим городским улицам в маленькую лавочку подержанных вещей. Ему отчетливо представились двери магазина, но тут он очнулся и, посмотрев по сторонам, увидел, как мисс Джоунс стоит в какой-то нелепой позе перед Луарой и повторяет словно испорченный патефон: "Что случилось, мадам... Что случилось..."
   Несколько недель спустя Денби вновь захотелось побывать в баре Френдли Фреда и пропустить пару пива. К этому времени они с Луарой уже помирились, но то был уже не прежний мир. Денби вывел автомашину, выехал на улицу и погнал к сверкающему огнями бульвару. Стоял чудный июньский вечер, звезды булавочными головками утыкали небо и сверкали над залитым неоновым светом городом.
   Сосисочная, что строилась на углу улицы, была открыта. У сверкающего хромированного прилавка виднелось несколько посетителей, а у пламенеющей жаровни официантка переворачивала шипящие шницеля. Было что-то странно знакомое в том, как она двигалась, в ярком каскаде ее платья, в мягких, цвета восходящего солнца волосах, обрамлявших кроткое лицо... Ее новый владелец стоял в некотором отдалении, грузно склонившись над прилавком, и о чем-то оживленно беседовал с клиентом.
   В груди Денби тревожно заныло. Он резко остановил машину, вылез и, перешагнув цементный порог, направился к буфетной стойке - кровь ударила ему в голову, в нем все напряглось, как перед боем. Есть вещи, мимо которых вы не можете пройти равнодушно, вы непременно вмешиваетесь, не задумываясь над последствиями. Он подошел к прилавку, где стоял хозяин сосисочной, и уже собирался, перегнувшись через стойку, ударить по толстой загорелой физиономии, кал вдруг увидел маленькое картонное объявление, прислоненное к горчичнице, на котором было написано:
   Требуется мужчина...
   От сентябрьского класса школы до сосисочной лежит долгий путь, и учительница, раздающая жареные сосиски, не идет ни в какое сравнение с учительницей, разносящей вокруг мечты и надежды. Но коли вам чего-то страстно хочется, вы любой ценой, но своего добьетесь.
   - Я могу работать только вечерами, - сказал Денби владельцу сосисочной Скажем, от шести до двенадцати...
   - Что ж, прекрасно, - ответил тот. - Правда, боюсь, что я не смогу платить сразу помногу. Понимаете ли, дело едва открылось...
   - Не беспокойтесь, - сказал Денби. - Когда мне приступить?
   - Чем скорее, тем лучше...
   Денби обогнул буфетную стойку, зашел за прилавок и снял пиджак. Если Луаре это не понравится, пусть катится к чертям. Впрочем, он знает, что дома будут довольны, ибо деньги, которые он здесь заработает, дадут жене возможность купить предмет ее мечтаний - новый кадилетт.
   Он напялил на себя фартук, что вручил ему владелец сосисочной, и присоединился к мисс Джоунс, стоящей у жаровни с настоящим древесным углем.
   - Добрый вечер, мисс Джоунс,- сказал он. Она обернулась, и ему показалось, что глаза ее вспыхнули, а волосы засверкали словно солнце, встающее туманным сентябрьским утром.
   - Добрый вечер, сэр, - ответила она, и по сосисочной в этот июньский вечер прошелся сентябрьский ветерок, стало похоже, что после бесконечно длинного скучного лета наступил новый, полный смысла учебный год.