Страница:
Когда он включил экран сонара, я не стал дожидаться, когда устройство будет настроено и откалибровано, а сразу дал вторую команду:
– Спасательный бот на воду!
– Еще один? – удивилась Оля.
– Да! – решительно кивнул я. – До рассвета совсем немного времени, нам надо продержаться, а значит, придется как можно дольше пудрить торпедам мозги.
Несмотря на то что у нас осталось еще тринадцать шестиместных шлюпок, спустить одну из них на воду в нынешней обстановке было очень непросто – кормовой кран снесло ударной волной, а рухнувшие металлические фермы мешали нормально перемещаться по палубе. Нам же надо было не просто перемещаться, нам надо было снять ботик с магнитных замков, протащить через четверть палубы и только потом каким-то образом спустить с кормы на воду. Ладно бы работала магнитная подвеска, на которой вдвоем можно без труда транспортировать груз весом в тонну, но из-за почти полного отсутствия электричества магнитный монорельс превратился в обычную стальную балку, вроде тех, по которым ходили древние поезда. Сами ботики были серьезно блокированы в гнездах рухнувшими палубными конструкциями, поэтому нечего было и думать достать хоть один без плазменных резаков.
Хорошо еще шторм начал утихать, а то бы нам вообще пришлось несладко. Однако иногда особо крепкие порывы ветра все же подкидывали водяные брызги до уровня палубы и швыряли их в нас, отчего одежда промокла до нитки. Сварщики принялись за работу, а Николай настроил сонар, обеспечив экипажу хоть какую-то ориентацию в пространстве. Я прильнул к экрану, дрожа от холода, но то, что я на нем увидел, заставило меня позабыть о мокрой одежде и ветре. Сонар не был включен на полную мощность, а потому выдавал очень четкое изображение. На нем, вокруг янтарного огонька оставленного за бортом бота, кружили зеленые точки торпед. Я насчитал пять биотехов-убийц.
– Мне нужно посоветоваться с отцом, – честно заявил я. – Я не могу за несколько минут просмотреть все тетради. И мне непонятно, почему торпеды застряли вокруг ботика, не взрывают его и не нападают на нас.
Николай вздрогнул и опустил взгляд.
– Боюсь, это невозможно, – сказал он сквозь зубы.
– Встретиться с отцом?
– Да.
– Почему?!
– Это случилось еще до взрыва мины… – с трудом ответил Николай. – Почти сразу, как тебя вызвали в рубку.
– Он умер? – спросил я, чувствуя, как волна ледяных мурашек прокатилась по плечам и спине.
– Да. Извини.
– А где мама?
– С ней все в порядке, – напряженно произнес Николай. – Ну, почти. У нее нервный срыв. Медсестра Ваксы дала ей успокоительное. Сильное. В общем, она спит.
Я не выдержал и разрыдался, усевшись возле экрана на корточки. Слезы падали на палубу и смешивались с океанской водой, принесенной волнами и ветром. Вдруг кто-то осторожно провел ладонью по моим вымокшим волосам. Маленькая была ладошка, я сразу понял, что Олина.
– Сейчас не время, – негромко сказала она. – Если выберемся, потом вместе поплачем. Теперь у нас с тобой будет для этого одинаковый повод.
Я посмотрел на нее. В свете начинающегося восхода лицо ее выглядело мягким, прикрытым синеватыми тенями, но какая твердость читалась в глазах!
– Андрей! – позвал меня Николай. – Торпеды проигнорировали ботик и снова идут на нас.
– Они не взорвали его? – Я испуганно вскочил на ноги.
– Нет.
– Почему?! – спросил я, прекрасно понимая, что никто не сможет ответить на этот вопрос. Только отцовские тетрадки, да и то лишь с некоторой долей вероятности и если получится в них разобраться.
– Мне кажется… – осторожно предположила Оля. – Они не взорвали шлюпку, потому что в ней нет людей.
– Но как они могут знать?
– Только по звуку голосов и дыхания, – пожала плечами Оля. – Хотя с помощью ультразвука наверняка можно прозондировать внутренность ботика сквозь стенки. У меня должен был родиться братик, я тебе не говорила. Так вот Вакса показывал мне его на экране прямо сквозь мамин живот. Это было ультразвуковое зондирование. Вдруг торпеды тоже так могут?
Боюсь, что об этом ничего не знал даже мой отец, хотя у него информации о торпедах было больше, чем у кого-то другого на острове, но сейчас не время было для таких заявлений. Я судорожно соображал, как можно выкрутиться из неожиданной и неприятной ситуации. Даже на полном ходу корабля торпеды уверенно догоняли «Принцессу», и, если мы не сможем выставить несколько ложных целей, пять торпед потопят нас без особого напряжения сил.
– Насколько далеко бьют ракетные ружья?
– На три четверти мили, – ответил Николай.
– А до торпед?
– Чуть больше мили. Но расстояние уменьшается.
– Тогда стрелков на корму!
– Стрелков на корму! – повторила мою команду женщина, стоявшая первой в цепочке.
И дальше команда понеслась, как по проводу:
– Стрелков на корму!
Я схватился за штангу, на которой удалось смонтировать экран сонара, и закрыл глаза. Мне нужно было взять себя в руки, но нервы расшатались настолько, что внутри меня царила всего одна эмоция – полная растерянность. Только потому, что я был сыном своего отца, все на корабле ждали от меня какого-то чуда, какого-то рецепта спасения. А у меня его не было, и скорее всего его не содержалось даже в отцовских тетрадях. Наблюдения – это одно, а делать из них нужные выводы – совершенно другое. Выводы необходимо делать не только исходя из наблюдений, но и, что не менее важно, исходя из особенностей ситуации. А кто, кроме нас, оказывался в подобной ситуации? Может, кто и оказывался, сразу после войны, да только их скелеты лежат на дне, в продырявленных торпедами кораблях, и никто из них не поделится с нами своими предсмертными наблюдениями. В данную минуту с нами никто ничем не мог поделиться. Зато восток совсем посветлел, порозовел, и это давало единственную надежду на то, что мы как-то выкрутимся из ситуации. Между несущихся по небу туч иногда мелькали тускнеющие на глазах звезды.
Стрелки с ракетными ружьями выбрались из люков на палубу, но разместиться им было особенно негде – всюду нагромождения искореженного металла. Пришлось двоих поставить на том же пятачке, на котором мы с Николаем и Олей ютились возле экрана сонара. Остальным пришлось карабкаться на обломки мачт и как-то там закрепляться. Но мне нужны были все, точнее, мне нужна была как можно большая плотность огня.
– Ракет хватит? – спросил я у незнакомого мужчины, которого стрелки выбрали старшим.
Из всех десятерых я знал только одного – тракториста Сэма, который жил на нашей улице. Он ободряюще помахал мне, взбираясь на заваленную хламом кормовую надстройку. Я ответил взмахом руки. Пока стрелки занимали позиции, Оля в очередной раз поразила меня хладнокровием – обернувшись, я заметил, что она невозмутимо продолжает зарисовывать тетрадные листы мелками, справившись уже с львиной долей работы. Причем со своей частью тетрадей она уже разобралась и теперь зарисовывала то, что не успел я.
Заметив, что стрелки более или менее укрепились, я выкрикнул, перекрывая свист ветра и шум ходовых турбин:
– Торпеды догоняют нас со стороны кормы! Сейчас до них около мили, но расстояние постоянно сокращается. Просто стреляйте в их сторону, возможно, удастся спугнуть их или заставить отстать!
Сэм показал мне «о'кей», а командир просто кивнул и первым снарядил ствол своего ружья.
– Огонь! – скомандовал он, когда все были готовы.
Залп получился не особенно дружным, но мне того и не требовалось. Через секунду за кормой один за другим взмыли в небо десять фонтанов воды от разорвавшихся ракет.
– Недолет! – Николай ткнул пальцем в экран.
Я заметил, что сонар без труда фиксирует места попаданий, скорее всего отслеживая момент ударной компрессии воды. Это давало возможность корректировки огня, а значит, повышало наши шансы на выживание.
– Дистанция недолета? – уточнил командир.
– Полтора кабельтова! – прикинул по координатной сетке Николай.
– Надо подпустить их поближе, – один из стрелков покачал головой.
Я не ответил, потому что наблюдал реакцию торпед на стрельбу. Она была важнее точного попадания с первого же залпа. Мне важно было понять, что творится в искусственном мозгу тварей, от этого зависело почти все. Как и предполагалось, торпеды отклонились от курса – три в одну сторону, две в другую.
– Они расходятся на два клина! – предупредил я.
На востоке показался краешек солнца, и сразу стало быстро светать. Тучи над головой окрасились оранжевым.
– Рассредоточить огонь! – выкрикнул командир.
Торпеды не отставали, напротив, они увеличили скорость, пытаясь взять корабль в клещи. Интересно, какова их предельная скорость и как долго они могут держаться ее? Это было не просто интересно, а жизненно важно, но ответов у меня не было.
– Есть связь с землей! – донеслось по цепочке из рубки.
– Оля! – я обернулся к девчонке. – Беги в рубку! Надо узнать подробности, когда нам ждать гравилеты. Да брось ты тетрадки, ничего с ними не станет!
– Я почти все зарисовала.
– Отлично. Закрой кейс и беги.
Она сложила тетради и защелкнула замки.
– Я мигом! – ободряюще улыбнулась она.
Я заметил, как ее платье, лоскут от которого перетягивал мое раненое плечо, мелькнуло между искореженными стальными фермами и скрылось за кормовой надстройкой. Очень недоброе предчувствие возникло у меня в этот момент, настолько недоброе, что я готов был броситься за Олей и вернуть ее. Но я этого не сделал – все мы на корабле в равной степени рисковали жизнями.
– Одна торпеда оторвалась от стаи! – предупредил меня Николай.
Я увидел ее – зеленая точка, в стремительном рывке догоняющая янтарную каплю «Принцессы».
– Весь огонь чуть левее! – успел скомандовать я.
И тут же торпеда шарахнула в кабельтове от нас. Через миг тугая ударная волна сшибла с ног и меня, и Николая, и командира стрелков. Нас окатило водой, но никто, как мне показалось, особо не пострадал. Только вскочив на ноги, я понял, что серьезно ошибся – один из стрелков сорвался с кормовой надстройки и рухнул на торчащие железки поваленной фермы. Они пронзили его насквозь, как три огромных кинжала, и у меня на глазах он продолжал медленно соскальзывать по этим остриям вниз, пока не уперся во что-то. Его ружье выпало из рук и звонко ударилось о палубу.
– Огонь! – выкрикнул командир, вытирая со лба кровь из приличной ссадины.
Ракеты с шипением и воем вырвались из стволов, оставляя в светлеющем воздухе тугие дымные трассы, пролетели около пяти кабельтовых и гулко грохнули, вздымая в небо белую пену. Девять разрывов, и тут же, совершенно неожиданно, десятый, гораздо более мощный.
– Есть! – радостно выкрикнул Николай. – Торпеда сдетонировала!
Взрыв произошел так далеко, что нас лишь обдало ударной волной. Это было большой победой. Теперь нас преследовали только три торпеды – тоже много, но у нас появилась надежда. Если честно, ни на чём, кроме одного точного попадания не основанная, но верить очень хотелось, и все мы верили в лучшее.
Неожиданный для торпед результат нашего залпа заставил их снова сбиться в кучу и отстать. На сонаре было видно, как они перекрикиваются под водой, пытаясь согласовать свои действия. Три смертельно опасных врага.
Через обломок поваленной мачты к нам перелез бригадир сварщиков.
– Мы освободили спасательный бот. Можно спускать на воду с правого борта. Нет смысла тащить его на корму.
– Да, смысла нет, – кивнул я.
– Спускать?
– Подождите.
Я не был готов к ответу. Первый спущенный нами бот торпеды проигнорировали. Где гарантия, что они клюнут на следующую ловушку? Такой гарантии не было, но я хотел ее иметь. Я вспомнил, что говорила Оля о том, каким образом торпеды могут определить наличие людей на борту спасательных средств. Конечно, у них в мозгах должна быть зашита подобная функция, иначе им бы пришлось кидаться на каждое плавающее в океане бревно. Понятно, что мина в порту взорвалась, когда к ней приблизился ботик, потому что любой движущийся объект для нее или цель, или угроза. А вот торпеда от угрозы способна увернуться, поэтому ее интересуют только цели. Точнее, она должна уметь отличать угрозы от цели.
– Освобождайте еще один бот, он скоро понадобится, – сказал я бригадиру сварщиков.
– А этот спускать?
– Нет, подождите, нам надо его приготовить.
– Что ты придумал? – спросил Николай.
– Надо заминировать бот. Если торпеды отличают, есть в шлюпке люди или нет, значит, этот бот они тоже исследуют, проигнорируют и пройдут мимо. Нам бы подорвать его поближе к тварям, может, еще одна сдетонирует. Или даже все, если будут идти близко друг к другу.
– Хорошая мысль, – кивнул Николай. – Только у нас нет взрывчатки.
– Вообще? – Я сжал губы.
Николай покачал головой и покосился на экран сонара. В свете взошедшего солнца я увидел, как побледнело его лицо.
– Что там? – спросил я, ощущая, как холодеют внутренности от страха.
– Еще две стаи, – ответил он.
Я бросился к экрану и увидел то, о чем он говорил: две стаи по семь торпед шли почти встречным курсом на нас. Одна чуть с правого борта, под углом порядка десяти градусов, и другая под таким же углом с левого. Похоже, у них была налажена система дальней сигнализации, и когда стая поредела, три оставшиеся торпеды запросили подмогу.
– Ботик на воду! – скомандовал я, озаренный догадкой.
Подобные догадки случаются, наверное, только на пределе возможностей, в таких ситуациях, в какую попали мы. Я внезапно понял, чем можно заминировать шлюпку. Точнее, сообразил, как можно подорвать торпеды без минирования. О двух стаях, заходящих спереди, я заставил себя не думать. Там было четырнадцать торпед, у нас в любом случае не хватит для них ложных целей, даже если каждая будет срабатывать. Но они находились еще далеко, так что надо было разделаться для начала с ближайшими.
С правого борта раздался грохот спускаемой на воду шлюпки, и тут же я увидел розовое платье, мелькнувшее в отсвете пылающего востока. У меня отлегло от сердца, несмотря на крепчающую в душе панику.
– Оля! – крикнул я.
– Я же говорила, что мигом обернусь! – Она глянула на тело пронзенного стрелка и подскочила ко мне.
– Все равно я за тебя беспокоился.
– Я знаю, – ответила она.
– У нас тут такое было! Мы убили две торпеды. Точнее, одна сама взорвалась…
– Я видела. С земли передали, что выслали гравилеты, едва кончился шторм. Они уже на подходе. Нам, может, надо полчаса продержаться, не больше.
– Впереди тяжелая мина! – предупредил меня Николай.
– Право руля! – выкрикнул я.
И тут же по цепочке побежало: «Право руля! Право руля!»
– Если уйдем на десять румбов, обойдем опасную зону. – Николай сверился с координатной сеткой.
– Десять румбов вправо! – добавил я.
– К нам идут две группы гравилетов, – продолжила Оля. – Одна сейчас чуть ближе, идет с Полинезии. Там три транспортника, каждый из которых может взять по семьдесят взрослых или по сто детей. Будут через полчаса приблизительно.
– Этого мало, – помотал головой я.
– Знаю. Поэтому австралийская спасательная группа выслала еще пять машин, но им до нас сейчас чуть больше часа лету.
– Очень большая разница по времени, нам не продержаться, – хмуро ответил я.
– Мы что-нибудь придумаем, – подмигнула мне Оля. – Как плечо?
– Нормально, – соврал я. – Только пульсирует очень сильно.
– Через полчаса надо будет сменить повязку, а то может начаться омертвение тканей.
– Если через это время не окажемся в гравилете, то можно будет уже не менять, – отмахнулся я.
– Глупая шутка. – Оля нахмурилась.
– Лучше скажи, ты не знаешь, почему не работает высокочастотная связь?
– Скажи спасибо, что ребятам удалось запустить аварийный спутниковый канал! Хоть с землей связались.
Я вздохнул и вынул из уха горошину рации. Она мне так и не пригодилась, а теперь с нее и вовсе никакого проку, ведь высокочастотная связь действуют в радиусе не более двух километров, она приспособлена исключительно для передачи команд членам корабельных экипажей или для координации действий на строительных работах внутри зданий.
– Не выбрасывай. – Оля протянула руку. – Дай мне на память.
– Возьми, – пожал я плечами.
Николай оторвал взгляд от экрана и сказал:
– Три торпеды увеличили ход. Сейчас они подойдут к ботику.
– Стрелкам изготовиться! – крикнул я. – В рубке приготовиться к полному развороту кругом!
Я не был обучен корабельному делу, поскольку, когда вырос, в океан никто не выходил уже много лет, поэтому даже представления не имел, какой это трудный маневр – развернуть притопленный лайнер класса «Принцессы» на сто восемьдесят градусов. Но я не видел другого выхода.
– Приготовиться к развороту кругом! – пронеслось по живой цепочке.
Я метнулся к экрану и впился взглядом в изображение. Торпеды сбавили ход и начали огибать ботик, очевидно зондируя его ультразвуком на предмет наличия в нем беглецов с корабля.
– Прицел на ботик! – скомандовал я стрелкам. – Огонь!
Девять ракет рванулись через наши головы, с воем раздирая пространство. На этот раз дымные следы прочертились не параллелями, а сошлись приблизительно в одной точке – там, где перекатывался через пенные волны оранжевый бот. Девять близких разрывов и одно прямое попадание разнесли шлюпку на рваные лоскуты пластика, но не успели взмыть ввысь пенные столбы, как еще два мощных взрыва одновременно спрессовали воздух в трех кабельтовых от нас.
– Две детонации! – сообщил Николай чуть раньше, чем ураган двойной ударной волны напором пронесся по искореженным мачтам «Принцессы». – Одна торпеда уцелела.
– Шестерым стрелкам на нос! – скомандовал я, понимая, что мой маневр не во всем удался. – Трое остаются на корме. Носовым стрелкам вести беглый огонь по торпеде, двоим оставшимся дать залп после разворота, чтобы отпугнуть две приближающиеся стаи.
Шестеро стрелков без лишних вопросов бросились вперед, перелезая через нагромождения поваленных взрывом конструкций.
– В рубке! Полный разворот кругом! – добавил я и устремился вслед за стрелками.
– Андрей, ты куда? – крикнула Оля.
– Береги тетрадки! – бросил я ей через плечо.
Пролезая под искореженной мачтой, я, несмотря на страх и брезгливость, подобрал из лужи крови оброненное погибшим стрелком ружье. Снять с него патронташ оказалось труднее и с психологической стороны, и с физической, но я справился с этим, опоясался лентой ракет, закинул тяжеленное ружье на плечо и продолжил путь вдоль борта. Яркий солнечный диск поднялся над горизонтом, лохматым от вздыбившихся волн, и стало совсем светло. Мне приходилось перепрыгивать через гнутые балки и прутья, от которых по палубе расползались длинные четкие тени, пару раз зацепился штанами и оцарапал ногу, но это не имело никакого значения. Я хотел достигнуть носовой части судна до того, как оно выполнит разворот. Мне хотелось принять участие в драке с торпедой – лицом к ее отвратительной страшной морде.
«Принцесса» сильно накренилась – я по неопытности приказал разворачиваться через поврежденный борт. Но в рубке справлялись, и это было главным на настоящий момент. Ветер свистел в леерах, мелкие соленые брызги то и дело долетали до палубы. На ходу я пытался разобраться с механизмом ружья, не хотелось спрашивать у стрелков, как обращаться с этой штуковиной.
Мой отец не любил оружия. Как-то раз я выстругал из полипласта винтовку, так он отнял ее у меня, переломил через колено и закинул в прибрежные заросли тростника.
– Оружие существует не для красоты, – строго сказал он тогда. – Не для развлечения, не для спорта. Его первая и главная функция – убивать. Причем убивать путем нанесения тяжелейших повреждений организму. Любое оружие, попав к человеку в руки, превращает его в потенциального убийцу. Я не хочу, чтобы мой сын стал убийцей. Понял? Никогда не играй в такие игрушки!
Он не научил меня обращаться с оружием. А этой ночью мина убила его. Мина тоже была оружием, так что отец оказался прав. Несомненно. Но мне недостаточно было его правоты, мне хотелось простой и понятной мести. Не только за него, а еще за Ваксу, за дядю Макса и за всех, кто погиб от нападения биотехов. Я шел убивать торпеду – для меня это было важно.
Когда я добрался до бака, «Принцесса» заканчивала разворот. На самом носу расположиться было трудновато – эта часть судна пострадала больше всего. Местами от взрыва разошлись даже швы фальшбортов, не говоря уже о менее серьезных повреждениях палубы, надстроек, лебедок и кранов. И все же я намеревался добраться до самого якорного порта, чтобы стрелять в океан не навесом, а прямой наводкой. В идеале мне хотелось увидеть торпеду живьем, как она перескакивает с волны на волну, но скорее всего она не станет так рисковать, а, наоборот, уйдет в глубину, чтобы ударить нас со стороны киля. Поэтому единственным способом одолеть ее был залповый огонь из ружей, да еще с установкой замедлителей на ракетах. Только глубинные взрывы могут повредить атакующую торпеду настолько, что она сдетонирует.
– Умеешь с ружьем обращаться? – спросил меня дядя Сэм, когда я перелез через согнутую турель крана.
Я только помотал головой.
– Все просто. Достаешь ракету. Поворачиваешь замедлитель возле оперения. Сколько щелчков, столько секунд замедления. Вставляешь ракету в ствол, замыкаешь замок. Все. Нажимаешь пусковую пластину, ружье стреляет.
– А целиться?
– Вот по этой планке. Но сейчас целиться некуда, торпеда глубоко под водой.
Я взял у дяди Сэма ракету, провернул замедлитель на три щелчка и затолкнул ее в открытый казенник ствола. Ружье клацнуло, сбоку на цевье вспыхнула красная лампочка готовности. Вскинув приклад к плечу, я высунул ствол через щель в фальшборте, выдохнул от инстинктивного страха перед первым выстрелом и коснулся пусковой пластины. Ружье рванулось у меня в руках как живое, плюнуло вперед ярким огнем и дымом. Тут же еще пять выстрелов слились в единый вой и шипение. Я видел, как ракеты ударили в воду в полукабельтове от нас, отметившись на волнах едва заметными фонтанчиками брызг. Секунда, две, три… На четвертой один за другим начали срабатывать замедлители, и взрывы рванули воздух, вспучивая штормовой океан бурунами и фонтанами пены.
Я еще не успел опомниться, а взрослые уже перезаряжали ружья. Мне отставать не хотелось, но навыка не было, поэтому я чуть не уронил очередную ракету, выставляя замедлитель. Но все же мне удалось ее удержать и зарядить ружье ненамного позже других.
Не успели мы дать второй залп, как мощно взвыла сирена на мостике. Мы обернулись – из рубки нам махали руками.
– Мы восстановили главный сонар! – донеслось до нас еле-еле.
– Вот бы еще связь починить… – вздохнул дядя Сэм. – Вслепую ведь бьем, а тварь где-то рядом.
Из рубки еще что-то выкрикнули, но никто из нас не разобрал, что именно.
– Приготовиться к залпу! – скомандовал дядя Сэм.
– Стойте! – раздался позади звонкий Ольгин голос. – Торпеда обходит нас с борта! Вы ее напугали!
– Чем? – не сообразил я.
– Наверное, вашей стрельбой. Не знаю. Но она не стала атаковать в носовую часть, а огибает корабль по очень широкой дуге.
– Хочет соединиться со стаями… – шепнул я. – Всем на корму!
Я бросился первым, закинув ружье на плечо. Остальные за мной.
Протискиваясь вдоль борта между поваленными конструкциями, мы заметили, как по наружному трапу из рубки стремительно спускается помощник рулевого.
– Торпеды догоняют нас сзади! – сообщил он, когда спустился пониже.
– Знаем! – кивнул дядя Сэм. – Как далеко гравилеты?
– Им осталось лететь минут пятнадцать.
– Мы можем увеличить ход? – спросил я.
– Ненамного. В основном не за счет мощности, а за счет откачки воды из трюмов. Каждые полчаса мы прибавляем ход примерно на три узла. Хотя насосы еле справляются.
– Мало. Придется отстреливаться, – сказал я сквозь зубы. – Связь с рубкой у нас будет?
– Видимо, нет. Все ресурсы пришлось перебросить на обеспечение работы органов управления.
Я вспомнил, как заклинило штурвал и как дергался пригвожденный к нему дядя Макс. Мне опять стало дурно, почти как тогда. Ольга то ли заметила это, то ли почувствовала – она решительно взяла меня за руку и потянула в сторону кормы.
– Осторожно, плечо! – выкрикнул я.
– Потерпишь. Там торпеды в четырех кабельтовых от нас!
– Будем отстреливаться… Хотя стрелять имеет смысл только в том случае, когда торпеды находятся у поверхности. Надо спускать на воду ботики! Один за другим. И взрывать их, едва к ним подходят торпеды!
– Пара таких взрывов, и торпеды перестанут к ним подходить, – помотала головой Оля. – Я придумала кое-что получше. Надо только скорее все делать, а то будет поздно.
Мы уже почти добрались до кормы, где Николай не спускал глаз с экрана сонара, когда Оля выдала мне свою идею. Честно говоря, услышав ее, я в первую секунду подумал, что от перенесенных нервных потрясений девочка тронулась умом. Даже шедшие с нами стрелки ошарашенно замерли, не зная, как реагировать.
Глава 5
– Спасательный бот на воду!
– Еще один? – удивилась Оля.
– Да! – решительно кивнул я. – До рассвета совсем немного времени, нам надо продержаться, а значит, придется как можно дольше пудрить торпедам мозги.
Несмотря на то что у нас осталось еще тринадцать шестиместных шлюпок, спустить одну из них на воду в нынешней обстановке было очень непросто – кормовой кран снесло ударной волной, а рухнувшие металлические фермы мешали нормально перемещаться по палубе. Нам же надо было не просто перемещаться, нам надо было снять ботик с магнитных замков, протащить через четверть палубы и только потом каким-то образом спустить с кормы на воду. Ладно бы работала магнитная подвеска, на которой вдвоем можно без труда транспортировать груз весом в тонну, но из-за почти полного отсутствия электричества магнитный монорельс превратился в обычную стальную балку, вроде тех, по которым ходили древние поезда. Сами ботики были серьезно блокированы в гнездах рухнувшими палубными конструкциями, поэтому нечего было и думать достать хоть один без плазменных резаков.
Хорошо еще шторм начал утихать, а то бы нам вообще пришлось несладко. Однако иногда особо крепкие порывы ветра все же подкидывали водяные брызги до уровня палубы и швыряли их в нас, отчего одежда промокла до нитки. Сварщики принялись за работу, а Николай настроил сонар, обеспечив экипажу хоть какую-то ориентацию в пространстве. Я прильнул к экрану, дрожа от холода, но то, что я на нем увидел, заставило меня позабыть о мокрой одежде и ветре. Сонар не был включен на полную мощность, а потому выдавал очень четкое изображение. На нем, вокруг янтарного огонька оставленного за бортом бота, кружили зеленые точки торпед. Я насчитал пять биотехов-убийц.
– Мне нужно посоветоваться с отцом, – честно заявил я. – Я не могу за несколько минут просмотреть все тетради. И мне непонятно, почему торпеды застряли вокруг ботика, не взрывают его и не нападают на нас.
Николай вздрогнул и опустил взгляд.
– Боюсь, это невозможно, – сказал он сквозь зубы.
– Встретиться с отцом?
– Да.
– Почему?!
– Это случилось еще до взрыва мины… – с трудом ответил Николай. – Почти сразу, как тебя вызвали в рубку.
– Он умер? – спросил я, чувствуя, как волна ледяных мурашек прокатилась по плечам и спине.
– Да. Извини.
– А где мама?
– С ней все в порядке, – напряженно произнес Николай. – Ну, почти. У нее нервный срыв. Медсестра Ваксы дала ей успокоительное. Сильное. В общем, она спит.
Я не выдержал и разрыдался, усевшись возле экрана на корточки. Слезы падали на палубу и смешивались с океанской водой, принесенной волнами и ветром. Вдруг кто-то осторожно провел ладонью по моим вымокшим волосам. Маленькая была ладошка, я сразу понял, что Олина.
– Сейчас не время, – негромко сказала она. – Если выберемся, потом вместе поплачем. Теперь у нас с тобой будет для этого одинаковый повод.
Я посмотрел на нее. В свете начинающегося восхода лицо ее выглядело мягким, прикрытым синеватыми тенями, но какая твердость читалась в глазах!
– Андрей! – позвал меня Николай. – Торпеды проигнорировали ботик и снова идут на нас.
– Они не взорвали его? – Я испуганно вскочил на ноги.
– Нет.
– Почему?! – спросил я, прекрасно понимая, что никто не сможет ответить на этот вопрос. Только отцовские тетрадки, да и то лишь с некоторой долей вероятности и если получится в них разобраться.
– Мне кажется… – осторожно предположила Оля. – Они не взорвали шлюпку, потому что в ней нет людей.
– Но как они могут знать?
– Только по звуку голосов и дыхания, – пожала плечами Оля. – Хотя с помощью ультразвука наверняка можно прозондировать внутренность ботика сквозь стенки. У меня должен был родиться братик, я тебе не говорила. Так вот Вакса показывал мне его на экране прямо сквозь мамин живот. Это было ультразвуковое зондирование. Вдруг торпеды тоже так могут?
Боюсь, что об этом ничего не знал даже мой отец, хотя у него информации о торпедах было больше, чем у кого-то другого на острове, но сейчас не время было для таких заявлений. Я судорожно соображал, как можно выкрутиться из неожиданной и неприятной ситуации. Даже на полном ходу корабля торпеды уверенно догоняли «Принцессу», и, если мы не сможем выставить несколько ложных целей, пять торпед потопят нас без особого напряжения сил.
– Насколько далеко бьют ракетные ружья?
– На три четверти мили, – ответил Николай.
– А до торпед?
– Чуть больше мили. Но расстояние уменьшается.
– Тогда стрелков на корму!
– Стрелков на корму! – повторила мою команду женщина, стоявшая первой в цепочке.
И дальше команда понеслась, как по проводу:
– Стрелков на корму!
Я схватился за штангу, на которой удалось смонтировать экран сонара, и закрыл глаза. Мне нужно было взять себя в руки, но нервы расшатались настолько, что внутри меня царила всего одна эмоция – полная растерянность. Только потому, что я был сыном своего отца, все на корабле ждали от меня какого-то чуда, какого-то рецепта спасения. А у меня его не было, и скорее всего его не содержалось даже в отцовских тетрадях. Наблюдения – это одно, а делать из них нужные выводы – совершенно другое. Выводы необходимо делать не только исходя из наблюдений, но и, что не менее важно, исходя из особенностей ситуации. А кто, кроме нас, оказывался в подобной ситуации? Может, кто и оказывался, сразу после войны, да только их скелеты лежат на дне, в продырявленных торпедами кораблях, и никто из них не поделится с нами своими предсмертными наблюдениями. В данную минуту с нами никто ничем не мог поделиться. Зато восток совсем посветлел, порозовел, и это давало единственную надежду на то, что мы как-то выкрутимся из ситуации. Между несущихся по небу туч иногда мелькали тускнеющие на глазах звезды.
Стрелки с ракетными ружьями выбрались из люков на палубу, но разместиться им было особенно негде – всюду нагромождения искореженного металла. Пришлось двоих поставить на том же пятачке, на котором мы с Николаем и Олей ютились возле экрана сонара. Остальным пришлось карабкаться на обломки мачт и как-то там закрепляться. Но мне нужны были все, точнее, мне нужна была как можно большая плотность огня.
– Ракет хватит? – спросил я у незнакомого мужчины, которого стрелки выбрали старшим.
Из всех десятерых я знал только одного – тракториста Сэма, который жил на нашей улице. Он ободряюще помахал мне, взбираясь на заваленную хламом кормовую надстройку. Я ответил взмахом руки. Пока стрелки занимали позиции, Оля в очередной раз поразила меня хладнокровием – обернувшись, я заметил, что она невозмутимо продолжает зарисовывать тетрадные листы мелками, справившись уже с львиной долей работы. Причем со своей частью тетрадей она уже разобралась и теперь зарисовывала то, что не успел я.
Заметив, что стрелки более или менее укрепились, я выкрикнул, перекрывая свист ветра и шум ходовых турбин:
– Торпеды догоняют нас со стороны кормы! Сейчас до них около мили, но расстояние постоянно сокращается. Просто стреляйте в их сторону, возможно, удастся спугнуть их или заставить отстать!
Сэм показал мне «о'кей», а командир просто кивнул и первым снарядил ствол своего ружья.
– Огонь! – скомандовал он, когда все были готовы.
Залп получился не особенно дружным, но мне того и не требовалось. Через секунду за кормой один за другим взмыли в небо десять фонтанов воды от разорвавшихся ракет.
– Недолет! – Николай ткнул пальцем в экран.
Я заметил, что сонар без труда фиксирует места попаданий, скорее всего отслеживая момент ударной компрессии воды. Это давало возможность корректировки огня, а значит, повышало наши шансы на выживание.
– Дистанция недолета? – уточнил командир.
– Полтора кабельтова! – прикинул по координатной сетке Николай.
– Надо подпустить их поближе, – один из стрелков покачал головой.
Я не ответил, потому что наблюдал реакцию торпед на стрельбу. Она была важнее точного попадания с первого же залпа. Мне важно было понять, что творится в искусственном мозгу тварей, от этого зависело почти все. Как и предполагалось, торпеды отклонились от курса – три в одну сторону, две в другую.
– Они расходятся на два клина! – предупредил я.
На востоке показался краешек солнца, и сразу стало быстро светать. Тучи над головой окрасились оранжевым.
– Рассредоточить огонь! – выкрикнул командир.
Торпеды не отставали, напротив, они увеличили скорость, пытаясь взять корабль в клещи. Интересно, какова их предельная скорость и как долго они могут держаться ее? Это было не просто интересно, а жизненно важно, но ответов у меня не было.
– Есть связь с землей! – донеслось по цепочке из рубки.
– Оля! – я обернулся к девчонке. – Беги в рубку! Надо узнать подробности, когда нам ждать гравилеты. Да брось ты тетрадки, ничего с ними не станет!
– Я почти все зарисовала.
– Отлично. Закрой кейс и беги.
Она сложила тетради и защелкнула замки.
– Я мигом! – ободряюще улыбнулась она.
Я заметил, как ее платье, лоскут от которого перетягивал мое раненое плечо, мелькнуло между искореженными стальными фермами и скрылось за кормовой надстройкой. Очень недоброе предчувствие возникло у меня в этот момент, настолько недоброе, что я готов был броситься за Олей и вернуть ее. Но я этого не сделал – все мы на корабле в равной степени рисковали жизнями.
– Одна торпеда оторвалась от стаи! – предупредил меня Николай.
Я увидел ее – зеленая точка, в стремительном рывке догоняющая янтарную каплю «Принцессы».
– Весь огонь чуть левее! – успел скомандовать я.
И тут же торпеда шарахнула в кабельтове от нас. Через миг тугая ударная волна сшибла с ног и меня, и Николая, и командира стрелков. Нас окатило водой, но никто, как мне показалось, особо не пострадал. Только вскочив на ноги, я понял, что серьезно ошибся – один из стрелков сорвался с кормовой надстройки и рухнул на торчащие железки поваленной фермы. Они пронзили его насквозь, как три огромных кинжала, и у меня на глазах он продолжал медленно соскальзывать по этим остриям вниз, пока не уперся во что-то. Его ружье выпало из рук и звонко ударилось о палубу.
– Огонь! – выкрикнул командир, вытирая со лба кровь из приличной ссадины.
Ракеты с шипением и воем вырвались из стволов, оставляя в светлеющем воздухе тугие дымные трассы, пролетели около пяти кабельтовых и гулко грохнули, вздымая в небо белую пену. Девять разрывов, и тут же, совершенно неожиданно, десятый, гораздо более мощный.
– Есть! – радостно выкрикнул Николай. – Торпеда сдетонировала!
Взрыв произошел так далеко, что нас лишь обдало ударной волной. Это было большой победой. Теперь нас преследовали только три торпеды – тоже много, но у нас появилась надежда. Если честно, ни на чём, кроме одного точного попадания не основанная, но верить очень хотелось, и все мы верили в лучшее.
Неожиданный для торпед результат нашего залпа заставил их снова сбиться в кучу и отстать. На сонаре было видно, как они перекрикиваются под водой, пытаясь согласовать свои действия. Три смертельно опасных врага.
Через обломок поваленной мачты к нам перелез бригадир сварщиков.
– Мы освободили спасательный бот. Можно спускать на воду с правого борта. Нет смысла тащить его на корму.
– Да, смысла нет, – кивнул я.
– Спускать?
– Подождите.
Я не был готов к ответу. Первый спущенный нами бот торпеды проигнорировали. Где гарантия, что они клюнут на следующую ловушку? Такой гарантии не было, но я хотел ее иметь. Я вспомнил, что говорила Оля о том, каким образом торпеды могут определить наличие людей на борту спасательных средств. Конечно, у них в мозгах должна быть зашита подобная функция, иначе им бы пришлось кидаться на каждое плавающее в океане бревно. Понятно, что мина в порту взорвалась, когда к ней приблизился ботик, потому что любой движущийся объект для нее или цель, или угроза. А вот торпеда от угрозы способна увернуться, поэтому ее интересуют только цели. Точнее, она должна уметь отличать угрозы от цели.
– Освобождайте еще один бот, он скоро понадобится, – сказал я бригадиру сварщиков.
– А этот спускать?
– Нет, подождите, нам надо его приготовить.
– Что ты придумал? – спросил Николай.
– Надо заминировать бот. Если торпеды отличают, есть в шлюпке люди или нет, значит, этот бот они тоже исследуют, проигнорируют и пройдут мимо. Нам бы подорвать его поближе к тварям, может, еще одна сдетонирует. Или даже все, если будут идти близко друг к другу.
– Хорошая мысль, – кивнул Николай. – Только у нас нет взрывчатки.
– Вообще? – Я сжал губы.
Николай покачал головой и покосился на экран сонара. В свете взошедшего солнца я увидел, как побледнело его лицо.
– Что там? – спросил я, ощущая, как холодеют внутренности от страха.
– Еще две стаи, – ответил он.
Я бросился к экрану и увидел то, о чем он говорил: две стаи по семь торпед шли почти встречным курсом на нас. Одна чуть с правого борта, под углом порядка десяти градусов, и другая под таким же углом с левого. Похоже, у них была налажена система дальней сигнализации, и когда стая поредела, три оставшиеся торпеды запросили подмогу.
– Ботик на воду! – скомандовал я, озаренный догадкой.
Подобные догадки случаются, наверное, только на пределе возможностей, в таких ситуациях, в какую попали мы. Я внезапно понял, чем можно заминировать шлюпку. Точнее, сообразил, как можно подорвать торпеды без минирования. О двух стаях, заходящих спереди, я заставил себя не думать. Там было четырнадцать торпед, у нас в любом случае не хватит для них ложных целей, даже если каждая будет срабатывать. Но они находились еще далеко, так что надо было разделаться для начала с ближайшими.
С правого борта раздался грохот спускаемой на воду шлюпки, и тут же я увидел розовое платье, мелькнувшее в отсвете пылающего востока. У меня отлегло от сердца, несмотря на крепчающую в душе панику.
– Оля! – крикнул я.
– Я же говорила, что мигом обернусь! – Она глянула на тело пронзенного стрелка и подскочила ко мне.
– Все равно я за тебя беспокоился.
– Я знаю, – ответила она.
– У нас тут такое было! Мы убили две торпеды. Точнее, одна сама взорвалась…
– Я видела. С земли передали, что выслали гравилеты, едва кончился шторм. Они уже на подходе. Нам, может, надо полчаса продержаться, не больше.
– Впереди тяжелая мина! – предупредил меня Николай.
– Право руля! – выкрикнул я.
И тут же по цепочке побежало: «Право руля! Право руля!»
– Если уйдем на десять румбов, обойдем опасную зону. – Николай сверился с координатной сеткой.
– Десять румбов вправо! – добавил я.
– К нам идут две группы гравилетов, – продолжила Оля. – Одна сейчас чуть ближе, идет с Полинезии. Там три транспортника, каждый из которых может взять по семьдесят взрослых или по сто детей. Будут через полчаса приблизительно.
– Этого мало, – помотал головой я.
– Знаю. Поэтому австралийская спасательная группа выслала еще пять машин, но им до нас сейчас чуть больше часа лету.
– Очень большая разница по времени, нам не продержаться, – хмуро ответил я.
– Мы что-нибудь придумаем, – подмигнула мне Оля. – Как плечо?
– Нормально, – соврал я. – Только пульсирует очень сильно.
– Через полчаса надо будет сменить повязку, а то может начаться омертвение тканей.
– Если через это время не окажемся в гравилете, то можно будет уже не менять, – отмахнулся я.
– Глупая шутка. – Оля нахмурилась.
– Лучше скажи, ты не знаешь, почему не работает высокочастотная связь?
– Скажи спасибо, что ребятам удалось запустить аварийный спутниковый канал! Хоть с землей связались.
Я вздохнул и вынул из уха горошину рации. Она мне так и не пригодилась, а теперь с нее и вовсе никакого проку, ведь высокочастотная связь действуют в радиусе не более двух километров, она приспособлена исключительно для передачи команд членам корабельных экипажей или для координации действий на строительных работах внутри зданий.
– Не выбрасывай. – Оля протянула руку. – Дай мне на память.
– Возьми, – пожал я плечами.
Николай оторвал взгляд от экрана и сказал:
– Три торпеды увеличили ход. Сейчас они подойдут к ботику.
– Стрелкам изготовиться! – крикнул я. – В рубке приготовиться к полному развороту кругом!
Я не был обучен корабельному делу, поскольку, когда вырос, в океан никто не выходил уже много лет, поэтому даже представления не имел, какой это трудный маневр – развернуть притопленный лайнер класса «Принцессы» на сто восемьдесят градусов. Но я не видел другого выхода.
– Приготовиться к развороту кругом! – пронеслось по живой цепочке.
Я метнулся к экрану и впился взглядом в изображение. Торпеды сбавили ход и начали огибать ботик, очевидно зондируя его ультразвуком на предмет наличия в нем беглецов с корабля.
– Прицел на ботик! – скомандовал я стрелкам. – Огонь!
Девять ракет рванулись через наши головы, с воем раздирая пространство. На этот раз дымные следы прочертились не параллелями, а сошлись приблизительно в одной точке – там, где перекатывался через пенные волны оранжевый бот. Девять близких разрывов и одно прямое попадание разнесли шлюпку на рваные лоскуты пластика, но не успели взмыть ввысь пенные столбы, как еще два мощных взрыва одновременно спрессовали воздух в трех кабельтовых от нас.
– Две детонации! – сообщил Николай чуть раньше, чем ураган двойной ударной волны напором пронесся по искореженным мачтам «Принцессы». – Одна торпеда уцелела.
– Шестерым стрелкам на нос! – скомандовал я, понимая, что мой маневр не во всем удался. – Трое остаются на корме. Носовым стрелкам вести беглый огонь по торпеде, двоим оставшимся дать залп после разворота, чтобы отпугнуть две приближающиеся стаи.
Шестеро стрелков без лишних вопросов бросились вперед, перелезая через нагромождения поваленных взрывом конструкций.
– В рубке! Полный разворот кругом! – добавил я и устремился вслед за стрелками.
– Андрей, ты куда? – крикнула Оля.
– Береги тетрадки! – бросил я ей через плечо.
Пролезая под искореженной мачтой, я, несмотря на страх и брезгливость, подобрал из лужи крови оброненное погибшим стрелком ружье. Снять с него патронташ оказалось труднее и с психологической стороны, и с физической, но я справился с этим, опоясался лентой ракет, закинул тяжеленное ружье на плечо и продолжил путь вдоль борта. Яркий солнечный диск поднялся над горизонтом, лохматым от вздыбившихся волн, и стало совсем светло. Мне приходилось перепрыгивать через гнутые балки и прутья, от которых по палубе расползались длинные четкие тени, пару раз зацепился штанами и оцарапал ногу, но это не имело никакого значения. Я хотел достигнуть носовой части судна до того, как оно выполнит разворот. Мне хотелось принять участие в драке с торпедой – лицом к ее отвратительной страшной морде.
«Принцесса» сильно накренилась – я по неопытности приказал разворачиваться через поврежденный борт. Но в рубке справлялись, и это было главным на настоящий момент. Ветер свистел в леерах, мелкие соленые брызги то и дело долетали до палубы. На ходу я пытался разобраться с механизмом ружья, не хотелось спрашивать у стрелков, как обращаться с этой штуковиной.
Мой отец не любил оружия. Как-то раз я выстругал из полипласта винтовку, так он отнял ее у меня, переломил через колено и закинул в прибрежные заросли тростника.
– Оружие существует не для красоты, – строго сказал он тогда. – Не для развлечения, не для спорта. Его первая и главная функция – убивать. Причем убивать путем нанесения тяжелейших повреждений организму. Любое оружие, попав к человеку в руки, превращает его в потенциального убийцу. Я не хочу, чтобы мой сын стал убийцей. Понял? Никогда не играй в такие игрушки!
Он не научил меня обращаться с оружием. А этой ночью мина убила его. Мина тоже была оружием, так что отец оказался прав. Несомненно. Но мне недостаточно было его правоты, мне хотелось простой и понятной мести. Не только за него, а еще за Ваксу, за дядю Макса и за всех, кто погиб от нападения биотехов. Я шел убивать торпеду – для меня это было важно.
Когда я добрался до бака, «Принцесса» заканчивала разворот. На самом носу расположиться было трудновато – эта часть судна пострадала больше всего. Местами от взрыва разошлись даже швы фальшбортов, не говоря уже о менее серьезных повреждениях палубы, надстроек, лебедок и кранов. И все же я намеревался добраться до самого якорного порта, чтобы стрелять в океан не навесом, а прямой наводкой. В идеале мне хотелось увидеть торпеду живьем, как она перескакивает с волны на волну, но скорее всего она не станет так рисковать, а, наоборот, уйдет в глубину, чтобы ударить нас со стороны киля. Поэтому единственным способом одолеть ее был залповый огонь из ружей, да еще с установкой замедлителей на ракетах. Только глубинные взрывы могут повредить атакующую торпеду настолько, что она сдетонирует.
– Умеешь с ружьем обращаться? – спросил меня дядя Сэм, когда я перелез через согнутую турель крана.
Я только помотал головой.
– Все просто. Достаешь ракету. Поворачиваешь замедлитель возле оперения. Сколько щелчков, столько секунд замедления. Вставляешь ракету в ствол, замыкаешь замок. Все. Нажимаешь пусковую пластину, ружье стреляет.
– А целиться?
– Вот по этой планке. Но сейчас целиться некуда, торпеда глубоко под водой.
Я взял у дяди Сэма ракету, провернул замедлитель на три щелчка и затолкнул ее в открытый казенник ствола. Ружье клацнуло, сбоку на цевье вспыхнула красная лампочка готовности. Вскинув приклад к плечу, я высунул ствол через щель в фальшборте, выдохнул от инстинктивного страха перед первым выстрелом и коснулся пусковой пластины. Ружье рванулось у меня в руках как живое, плюнуло вперед ярким огнем и дымом. Тут же еще пять выстрелов слились в единый вой и шипение. Я видел, как ракеты ударили в воду в полукабельтове от нас, отметившись на волнах едва заметными фонтанчиками брызг. Секунда, две, три… На четвертой один за другим начали срабатывать замедлители, и взрывы рванули воздух, вспучивая штормовой океан бурунами и фонтанами пены.
Я еще не успел опомниться, а взрослые уже перезаряжали ружья. Мне отставать не хотелось, но навыка не было, поэтому я чуть не уронил очередную ракету, выставляя замедлитель. Но все же мне удалось ее удержать и зарядить ружье ненамного позже других.
Не успели мы дать второй залп, как мощно взвыла сирена на мостике. Мы обернулись – из рубки нам махали руками.
– Мы восстановили главный сонар! – донеслось до нас еле-еле.
– Вот бы еще связь починить… – вздохнул дядя Сэм. – Вслепую ведь бьем, а тварь где-то рядом.
Из рубки еще что-то выкрикнули, но никто из нас не разобрал, что именно.
– Приготовиться к залпу! – скомандовал дядя Сэм.
– Стойте! – раздался позади звонкий Ольгин голос. – Торпеда обходит нас с борта! Вы ее напугали!
– Чем? – не сообразил я.
– Наверное, вашей стрельбой. Не знаю. Но она не стала атаковать в носовую часть, а огибает корабль по очень широкой дуге.
– Хочет соединиться со стаями… – шепнул я. – Всем на корму!
Я бросился первым, закинув ружье на плечо. Остальные за мной.
Протискиваясь вдоль борта между поваленными конструкциями, мы заметили, как по наружному трапу из рубки стремительно спускается помощник рулевого.
– Торпеды догоняют нас сзади! – сообщил он, когда спустился пониже.
– Знаем! – кивнул дядя Сэм. – Как далеко гравилеты?
– Им осталось лететь минут пятнадцать.
– Мы можем увеличить ход? – спросил я.
– Ненамного. В основном не за счет мощности, а за счет откачки воды из трюмов. Каждые полчаса мы прибавляем ход примерно на три узла. Хотя насосы еле справляются.
– Мало. Придется отстреливаться, – сказал я сквозь зубы. – Связь с рубкой у нас будет?
– Видимо, нет. Все ресурсы пришлось перебросить на обеспечение работы органов управления.
Я вспомнил, как заклинило штурвал и как дергался пригвожденный к нему дядя Макс. Мне опять стало дурно, почти как тогда. Ольга то ли заметила это, то ли почувствовала – она решительно взяла меня за руку и потянула в сторону кормы.
– Осторожно, плечо! – выкрикнул я.
– Потерпишь. Там торпеды в четырех кабельтовых от нас!
– Будем отстреливаться… Хотя стрелять имеет смысл только в том случае, когда торпеды находятся у поверхности. Надо спускать на воду ботики! Один за другим. И взрывать их, едва к ним подходят торпеды!
– Пара таких взрывов, и торпеды перестанут к ним подходить, – помотала головой Оля. – Я придумала кое-что получше. Надо только скорее все делать, а то будет поздно.
Мы уже почти добрались до кормы, где Николай не спускал глаз с экрана сонара, когда Оля выдала мне свою идею. Честно говоря, услышав ее, я в первую секунду подумал, что от перенесенных нервных потрясений девочка тронулась умом. Даже шедшие с нами стрелки ошарашенно замерли, не зная, как реагировать.