Опер довольно хмыкнул, аккуратно уложил бумаги в папку, кивком попрощался и быстрым шагом скрылся за углом вестибюля. Я облегченно вздохнул, подождал минуту, достал телефон из футляра на поясе и набрал номер. Длинные гудки тянулись довольно долго, наконец на другом конце раздался заспанный голос одного из моих водителей.
– Алло.
– Паша? Это Саша Фролов. Спал?
– Да. Время-то уже.
– Ну ладно, ладно. Зинаиду отвез домой?
– Конечно. Без Влада. Он на своем «мерсе» улетел, как на ракете.
– Хорошо. Заедь за мной в Первую градскую.
– Конечно. Через полчасика буду.
– Добро.
В вестибюль заглянула медсестра лет сорока на вид и строго сказала:
– Идите в палату. Не положено тут среди ночи шуметь.
– Я не шумлю, я тихо, – почти шепотом ответил я.
– Меня не волнует. Сказано идти в палату, значит, идите.
– Что-то не очень вы вежливо, – вздохнул я.
– Ой-ой! Какие мы нежные! Ступайте в палату, я вам сказала!
Вообще-то я человек не конфликтный. Но есть у меня кое-какие пунктики, которые контролировать сложно. И один из этих пунктиков – мелкие наемные сошки, которые в отсутствие начальства мнят себя краеугольными камнями заведения. Охранники там всякие, уборщицы, медсестры такие вот. И я сорвался, хотя со мной такое бывает редко.
– Иди ты сама… – Я закончил высказывание подробным описанием маршрута, по которому ей надлежало проследовать.
Она так оторопела, что потеряла дар речи, а я прошел мимо нее к выходу и медленно спустился по лестнице. Мне было стыдно. Кирилл в подобной ситуации так бы не поступил никогда. Он бы не опустился до грубости. Он осадил бы нахамившего ему человека очень вежливо, но так, что тот сам понял бы собственную ничтожность. Внизу уже звонил телефон. Я помнил, что там пост охраны. Шов на спине саднил, настроение было значительно ниже среднего.
В коридоре, уже почти у самого выхода во двор, дорогу мне преградил охранник в черной форме и с резиновой палкой на поясе.
– Отойди, – произнес я сквозь зубы, не сбавляя шага.
И он отошел. Не сосунок, видать опытный. Сосунок бы в драку полез, это точно. Хорошо, что хоть где-то попадаются специалисты своего дела. Этот знал людей. Ну, по крайней мере, на доступном ему уровне.
Остановившись у входа, я обернулся к нему и сказал:
– Меня сюда по ошибке привезли. На «Скорой».
– Да я вижу, – нервно усмехнулся охранник. – Бывай. Но вообще тут такие правила, что, когда уходят, расписку доктору оставляют, мол, сам ушел, о последствиях для здоровья предупрежден.
– Некогда мне, веришь?
– Да понятно. Я просто говорю, что медсестра не на пустом месте…
– О моем здоровье есть кому позаботиться. Если сильно надо, я могу завтра адвоката прислать, он за меня уполномочен давать любые расписки.
– Да нет. Это я так. Формальность, короче.
– Ясно.
Я шагнул за порог и захлопнул за собой дверь. Вместе со мной вырвалось наружу облако пара – во дворе больницы было морозно. Снег искрился в свете фонарей, навевая мысли о новогодней сказке. Под подошвами приятно поскрипывало. Я направился мимо корпусов к тем воротам, что выходили на Ленинский проспект. Шел не спеша, потому что, если Паша сказал, что подъедет через полчаса, значит, так и будет, ни раньше, ни позже. Отличный водитель. Раньше в ментовке служил, как выяснилось. Потом сам уволился. Такое, оказывается, тоже бывает.
Уже у ворот зазвонила мобила.
– Это я, – раздался в трубке Пашин голос. – Где тебя искать?
– Я сейчас на Ленинский выйду.
– А, ну я тут, у ворот. Увидишь.
По проспекту с шелестом проносились автомобили довольно часто, несмотря на глубокую ночь. По пути я успел озябнуть – зря оставил пальто в машине, когда шел на студию. Хотя, будь я в пальто, его пришлось бы теперь выкинуть из-за дыры в спине. Жалко было бы. Не денег, понятно, а хорошую вещь. Пришлось сунуть руки в карманы брюк и плечом приоткрыть скрипучую створку ворот. Охранник в будке отнесся к этому вполне спокойно, его в тот момент гораздо больше занимала ночная трансляция эротики по телевизору.
Мой черный «Майбах» приткнулся к бордюру метрах в пяти от ворот, бампер уже успело запорошить снегом. Паша коротко моргнул ксеноном, словно я мог перепутать эту машину с какой-то другой. Но это просто водительский рефлекс, понятно. Таких машин во всей Москве с трудом наберется десяток. Я, когда на Кирилла работал, понимал, конечно, что он крут, но мне и в голову никогда не приходило, что настолько. Потом только понял, когда при помощи Зинаиды Исаевны разобрался в делах.
Пашка хотел выскочить, чтобы дверь мне открыть, но я махнул ему, мол, сиди на месте. Так руки, на хрен, отвалятся, если все всё за меня будут делать. Скоро, блин, поссать уже самому не дадут. Открыв заднюю дверцу, я аккуратно устроился на сиденье. Наркоз отходил, и рана от кинжала начинала ощутимо побаливать.
В машине было тепло – опытный Пашка врубил обогреватель как следует, зная, что я прилично прошелся пешком. Насколько я знал, он дорожил работой не столько из-за зарплаты, хотя и она была более чем солидная, сколько из-за того, что нравилось ему ездить на этой машине. Сзади в ней, правда, было куда удобнее, чем на водительском месте. Я откинулся на кожаную спинку и захлопнул дверь.
– Куда? – спросил Паша, глянув в зеркало.
– Домой.
«Майбах» мягко тронулся и разогнался по проспекту.
– Неприятности? – поинтересовался Паша.
– По мелочи, – со вздохом ответил я.
На самом деле я врал, хотя Пашка того не заслуживал. Но не объяснять же ему, что когда неприятности по мелочи, на тебя не нападают вросшие в стену нинзя и невидимки с прорастающей из тела грибницей.
Вспомнилось, что обещал позвонить Катьке после того, как все успокоится. Но она наверняка уже спит – не железная ведь. А тот разговор, что должен между нами состояться, лучше начать днем, на свежую голову, а не ночью, когда силы зла властвуют безраздельно. Я испугался столь неожиданной цитаты. Вроде не к месту, но была в ней затаенная правда. Обычно ведь люди спят именно по ночам.
Глава 3
Страшная сказка
Когда я поднялся из гаража в дом, оказалось, что не спит никто. Макса что-то разбудило среди ночи, и теперь он наотрез отказывался возвращаться в постель. Катька его уговаривала, стоя в дверях верхней спальни, а тучная пожилая няня гонялась за пацаном, пытаясь честно отработать положенное жалованье. Получалось у нее никак – Макс в свои девять лет отличался отменной сноровкой.
– Никак не хочет ложиться, – посетовала няня, увидев меня.
Макс тоже заметил изменившуюся расстановку сил, прекратил мотаться по холлу, насупился и опустил голову.
– Какая муха тебя укусила? – поинтересовалась Катька, выходя на галерею.
– Никакая, – ответил Макс. – Чего эта толстая мне указывает? От нее пахнет старой противной теткой!
– Макс! – Я зыркнул на него глазами, но на него эта мера действовала редко.
Пришлось зайти с другого конца.
– Ничего, я его уложу, – сказал я няне. – Если хотите, езжайте домой. Я завтра с Максимкой сам справлюсь. По крайней мере, днем точно. Вызвать такси?
– Да, Саша, было бы замечательно. Что-то суставы у меня сегодня болят. А в родном доме спать-то привычнее. Хоть и поздно уже.
– Скорее рано, – усмехнулся я, глянув на часы.
В последнее время они с Максом не ладили. Надо будет посоветоваться с Катькой и подыскать другую няню. Работать с детьми – это талант. Его показной заботой и сюсюканьем не заменишь. Хотя агентства предлагают нянь на удивление одинаковых, как голландские помидоры. И выбрать-то не из чего, хоть сколько денег давай.
Вызвав такси и как можно вежливее выпроводив пожилую женщину, я взял Макса за руку.
– Пойдем спать.
– Не хочу, – насупившись, пробурчал он.
– Что случилось?
– Ничего.
Катька спустилась по деревянной лестнице и спросила меня:
– Устал?
– Не то слово. Я тебе позже все расскажу.
Она кивнула и потянула сына за руку. Он не упирался, но ноги переставлял неохотно. Я вздохнул, снял пальто и повесил на вешалку у входа.
– Пусть меня Саня уложит, – донесся до меня голос Макса с лестницы.
– Он очень устал, – попробовала возразить Катька.
– Да мне не трудно. – Я улыбнулся и направился к ним. – Наоборот, отвлекусь немного.
Катька благодарно глянула мне в глаза. Не знаю уж почему, обычное ведь дело. Но иногда со всеми такое бывает – начинают вдруг ни с того ни с сего относиться к близким людям особенно. Теплее, чем каждый день.
Она поднялась в спальню, а я отвел пацана в детскую. Он уже не сопротивлялся, не хмурился, но с него станется придумать для меня перед сном экзекуцию.
– Сань, расскажи мне сказку про солдата! – попросил Макс, когда я его уложил в кровать.
Вот оно в чем дело! Понятно.
– Давай лучше про спящую красавицу, – нахмурился я. – Она короче.
– Про красавицу для девчонок. Ну Сань, я же спать не буду и всех изведу.
– Мама тебя изведет тогда по одному месту, – усмехнулся я.
– Не, – Макс хитро сощурился и привстал на локте. – Зачем вам конфликты?
– Так ты террорист, что ли? Солдат террористу не товарищ.
– Не-а, – помотал головой Макс. – Просто на взрослых иногда очень трудно воздействовать.
Слово «воздействовать» он произнес не по слогам, но очень старательно, чтобы не запутаться в буквах. Я вспомнил, как Катька огорошила меня известием, что у нее, оказывается, есть сын. Причем совсем большой – девятый год пошел. Понятно, конечно, что при первом знакомстве такими откровениями не делятся, но все же я был немного подавлен. Наверное, в каждом мужчине глубоко сидит дремучий инстинкт, что кормить надо своих детей, а не чужих. Потом я с этим справился, но это была заслуга скорее не моя, а Макса.
После истории с Кириллом Катька убедила-таки меня начать книгу о моих странных снах. Ну чтобы во всем разобраться, как она сама говорила. Труд оказался титаническим. Одно дело любительские записи в тетрадке, которые я делал после пробуждения, и совсем другое – книга. Это ведь ответственность не только за себя, но и за других, за тех, кто будет читать. Хотя вру, это я придумывал себе такие отговорки, чтобы увильнуть от Катькиной епитимьи. На самом деле я боялся поднимать пласты собственных страхов, перелопачивать их снова и снова. К тому же месяца через три после того, как те сны прекратились, я уже не очень верил в реальность произошедшего. Но книгу я начал. Времени на нее, правда, оставалось не очень много, и в конце концов история спрессовалась в не очень длинную сказку для Макса. Катька ее слышала, но не запрещала рассказывать. Сказка ведь и есть сказка!
Нет, ну на самом деле! Нормально ли верить в то, что события сна могут повлиять на реальную жизнь? Кастанедовщина какая-то, честное слово. Хотя факты – упрямая вещь. Но все же каждому странному факту при желании можно найти рациональное объяснение. Вот и смерти Кирилла все нашли рациональное объяснение, впрочем, это и не составляло никакого труда. Когда владелец крупной рекламной компании погибает от выстрела в голову, в этом никто не видит ничего иррационального. Не подкопаешься, что называется – заказное убийство на почве профессиональной деятельности. Никто ведь, кроме Катьки, не знал, что сутками раньше я сам пристрелил его из снайперки. Правда, во сне. Дико? Мне тоже так кажется. До сих пор.
Но иначе не объяснить мое назначение. Почему Кирилл посадил меня на свое место именно в то утро? Я не соврал оперу, мой покойный начальник действительно ни словом не обмолвился о причинах. Но к чему бы такая спешка, если бы он не знал, что умрет в этот день? А знать он мог, только если все произошедшее с нами было правдой. И еще он подарил мне плюшевую ворону. Это уж точно был знак – красноречивее всяких слов.
– Сань, – Макс плаксиво надул губы. – Ну так ты расскажешь мне сказку?
– Про солдата?
– Ага.
– Но ты ведь ее уже десять раз слышал!
– А самый-самый последний раз?
– Ладно, – усмехнулся я. – Слушай.
Макс с довольным видом улегся на спину и подтянул одеяло до подбородка. Я убавил свет ночника, отчего по углам ожили густые мохнатые тени.
– Жил был солдат, – начал я. – На войне его ранило осколком мины, и пришлось ему начинать гражданскую жизнь. Да только так он привык жить на войне, что она никак его не отпускала – снилась каждую ночь. Сначала обычная война снилась, на которой он провел немало дней. Друзья снились, походы и битвы. Враги тоже снились, но во сне он их всегда побеждал…
– А про принцессу?
– Ну подожди, Макс. Будет и про принцессу, только чуть позже. Раз выпросил, давай по порядку. В общем, вышел солдат из госпиталя, вернулся домой, а что делать, не знает. Мыкался-мыкался, деньги совсем кончились, а на работу его никуда не берут. Да и не умел солдат ничего делать, разве что стрелял хорошо. А сны снятся и снятся. Причем солдат и не заметил, как из обычных они превратились в странные и волшебные. Стало сниться ему, что воюет он в чужой, непонятной стране…
– В прошлый раз ты говорил, что на чужой планете, – уточнил Макс.
– Ну да. Так и было. Снилось солдату, что воюет он на чужой планете, в страшном лесу, где все время идет дождь. И враги его – инопланетяне. Летают на черных рейдерах и стреляют плазмой.
Я знал, что Максу нравится слово «рейдер». Глаза у него непременно загорались на этом месте.
– У солдата во сне были верные друзья, те же самые, с какими он воевал когда-то на настоящей войне. Поначалу солдат думал, что это просто сны, но чем больше проходило времени, тем больше ему открывалась страшная тайна.
Макс затих. Он знал историю наизусть, но всегда съеживался, когда я доходил до этого момента.
– А тайна состояла в том… – Я нарочно сделал паузу, а потом добавил страшным голосом: – Что если умереть в таком сне, то умрешь и на самом деле!
– Сань, а солдат испугался, когда узнал эту тайну? – шепотом спросил Макс.
Раньше он этого вопроса никогда не задавал. Взрослеет пацан потихоньку.
– Честно? – сощурившись, спросил я.
– Ага.
– Очень испугался. Он на настоящей войне так никогда не боялся.
– Почему?
– Потому что погибнуть в бою – очень просто. И очень страшно. Так страшно, что бояться уже сил не остается. А во сне совсем другое. Поутру ведь наступает обычная мирная жизнь, с ее повседневными радостями. А во сне идут бои, каждый из которых может оказаться последним.
Макс молчал. Я знал, о чем он думает. Я в его возрасте тоже бывало задумывался, каково это – лежать в темной сырой яме и ничего не чувствовать. Мне было пятнадцать, когда умерла моя бабушка. Я зашел утром к ней в комнату и увидел, что она уже совсем холодная. Я не ее тогда испугался, а того, что рано или поздно меня тоже кто-то вот так найдет. Это была мгновенная вспышка ужаса, но она оставила глубокий след во мне – нестираемый с годами.
– Но он ведь не умер? – подал голос Макс.
Он прекрасно знал ответ, но ему хотелось немедленного подтверждения хоть чьего-то, пусть и временного, бессмертия. Хотелось знать, что по крайней мере в этой сказке с героем ничего не случится.
– Нет, не умер. Он совершил с друзьями во сне еще много подвигов. А в один замечательный день…
– Солдат встретил принцессу! – закончил Макс.
Странно, он вечно посмеивался над девчачьими сказками, но в моей это было его любимое место. Отчасти потому, конечно, что принцессу-Катьку он знал прекрасно и обожал ее не меньше меня. Но это была не единственная причина, я это чувствовал.
– Точно. Он встретил принцессу. И жить им вдвоем стало намного лучше. Принцесса была простецкая, в сказках такое бывает, да и солдат богатством не отличался. Но, как только они встретились, у обоих сразу появилась работа, да и вообще дела пошли в гору. Поначалу солдат принимал это как должное – вдвоем ведь всегда легче, но потом заметил, что дневные успехи напрямую зависят от того, что ему приснилось ночью. Если в ночном бою солдат побеждал, то поутру случалось что-то хорошее, а если враг заставлял его отступить, то после пробуждения случалась какая-нибудь беда. В общем, ценой победы в волшебном сне оказалась удача, а ценой поражения – смерть. В этом и было главное волшебство этих снов, а не в инопланетянах, как солдату казалось вначале.
Когда-то я беспокоился, следует ли грузить девятилетнего мальчишку такими словами, как «смерть», но он воспринимал их немного иначе, чем мы. Для него они были в огромной мере абстракциями – далекими, не совсем понятными, но очень взрослыми. И Максу было приятно ощутить себя причастным к этим взрослым тайнам. Что-то вроде того странного чувства, какое я испытал, когда пацаном в деревне подглядел, как родная тетка голой мылась в бане. Не было и намека на какое-то сексуальное ощущение, у меня вид женского тела с ним никак в то время не связывался. Было другое – понимание того, что я одним глазком, через щелочку между бревнами, бросил взгляд в будущее, в ту взрослую жизнь, которая ждала меня впереди. Подобный взгляд никого не может оставить равнодушным. Ни я в детстве, ни Макс сейчас не были исключением. Разница была лишь в том, что я подглядел тайком, а Максу дверь во взрослую жизнь открыл другой взрослый. Такое бывает редко, а ценится высоко. Так что между нами с самого начала установилась самая настоящая равноправная дружба.
Я-то, дурак, боялся, что чужой ребенок для меня навсегда чужим и останется, но быстро понял, что чужим он не может быть по своей сути. Дитя всегда принадлежит матери, кто бы ни был его отцом. И важно только одно – ощущаешь ты с ней родство или нет. Женская кровь здесь играет куда большую роль, чем мужская. Наверное, среди евреев так много выдающихся личностей именно по этой причине – они ставили родство с женщиной выше рангом.
– А потом солдат вспомнил, – продолжил я, – что и с принцессой он встретился после одной из побед во сне. Это было его наградой.
– А злой колдун?
– Сейчас будет, – пообещал я. – Все получилось бы хорошо у солдата с принцессой, но в одном из снов появился злой колдун. Он предложил солдату много денег в обмен на его победы во сне. И солдат не смог отказаться. Не хотелось ему больше жить в нищете. А у принцессы оказался замечательный голос, и она хотела петь для всех людей на земле. Для этого тоже нужны были деньги.
– Песни записывать, – со знанием дела сказал Макс. – И в газетах скандалы раздувать.
– Точно. В общем, солдат согласился. Он заключил договор со злым колдуном. По договору большая часть удачи от побед доставалась теперь колдуну в обмен на деньги, а маленькая часть самому солдату.
– И договор подписали кровью, – мрачно закончил Макс.
– С чего ты взял? – улыбнулся я.
– Все договора с дьяволом подписываются кровью, я в кино видел.
– Так то дьявол, а здесь обычный злой колдун. Просто очень могущественный.
– Ладно, давай дальше, – нетерпеливо заерзал Макс.
– И не надоело тебе?
– Нет.
– Ладно. Так и получилось. Солдат продолжал совершать подвиги, только теперь ему доставалась лишь часть удачи, а остальное колдуну. Зато денег прибавилось. Солдата такая жизнь устраивала, ведь он занимался привычным делом. Да только принцесса загрустила. Она была уверена, что воровство удачи может принести большую беду. Так и оказалось. В одном из снов солдат повстречался с добрым колдуном, имевшим вид Северного Оленя.
– Как в сказке про Снежную королеву? – удивился Макс.
– Точно. Даже не совсем «как». Кажется, это и есть тот самый Олень, только в отличие от сказки – настоящий.
– Круто! И он разговаривал?
– Не хуже нас с тобой. Он-то и рассказал солдату, как все обстоит на самом деле.
Макс заслушался, потому что в столь развернутом варианте я рассказывал сказку впервые. Это были новые главы моей ненаписанной книги. Поначалу я просто боялся их записывать. Только недавно осмелился. Все-таки с Северным Оленем у меня сложились неоднозначные отношения. Я до сих пор не знал, чем он является. Он мог в равной степени оказаться какой-то частью моего подсознания, дающей советы во сне, а мог быть чем-то извне. Например, чьей-то энергетической оболочкой, блуждающей в сферах сна. Или самостоятельной сущностью. Но тогда возникал вопрос, чья именно это оболочка и почему Олень помогал мне, а не Кириллу. Не потому ведь, что является положительным персонажем сказки! Хотя в этой версии что-то определенно было.
– Ты раньше не говорил про доброго колдуна, – сказал Макс. – Но с Оленем сказка прикольнее.
– А это тайная часть истории, – выкрутился я. – Северный Олень поведал солдату, что если один человек у других ворует удачу, то ее постепенно становится все меньше. А без удачи рано или поздно наступит большая беда.
– Солнце взорвется?
– Что-то вроде того. Или огромный камень свалится с неба.
– Астероид, – подсказал Макс.
– Да. Солдат рассказал принцессе, что услышал от Оленя, и она ему сразу поверила. А злой колдун рассердился, разорвал договор, и не стал больше пускать солдата в царство волшебных снов. Сам солдат не знал, как туда попасть, иначе он бы нашел колдуна и убил, чтобы тот не устроил большую беду. Тогда принцесса придумала особый способ. Такой, какого никто до нее не знал. Она оказалась очень умная, эта принцесса.
– Она пела волшебную песню. – Эта часть истории Максу была известна.
– Да. И эта песня перенесла солдата в царство снов, где стоял замок злого колдуна. Колдун заперся за толстыми стенами, но солдат тоже был не прост и выманил его оттуда. А когда выманил, предложил колдуну честный поединок.
– Они вышли на снайперскую дуэль, и солдат убил колдуна из винтовки! – закончил Макс.
– Точно.
– Сань, а ты научишь меня стрелять? Тогда я тоже смогу убить злого колдуна, если придется.
– Это не главное.
– А что главное?
– Найти принцессу.
– А она у меня уже есть. Это ведь мама, ты говорил. Другая мне не нужна.
– Мне тоже, – улыбнулся я.
– Сань, но ты ведь когда-нибудь станешь старым, совсем слепым и не сможешь стрелять. Кто тогда защитит нашу принцессу? А я буду еще молодой.
– Ладно, Макс, научу. Завтра поедем в тир к дяде Адику. Если мама отпустит.
– Честно?
– Обещаю. Если быстро уснешь.
Макс моментально перевернулся на бок, прижался щекой к подушке и прикинулся спящим. Я еще убавил ночник, вышел из комнаты и хотел прикрыть за собой дверь, но Макс меня окликнул.
– Сань!
– Что? – я обернулся.
– Я слышал, как вы осенью говорили с мамой.
– О чем? – не понял я.
– Ну про ворону.
Сердце в груди рванулось и болезненно застучало в ребра.
– Спи, – произнес я с усилием.
– Нет, ты скажи, это правда? Ты ведь не сказку придумал, да? Все так и было?
– Наверное, да. Но иногда, Макс, очень трудно понять, как все есть на самом деле. Честно.
– Это вы, взрослые, все запутываете. – Макс снова улегся и подтянул одеяло до подбородка. – А так все просто. Если на самом деле ты встречал колдуна, потом убил его во сне, а он умер по-настоящему, значит, так и было. Ты мог бы все выдумать, от начала и до конца. Но тогда бы не было игрушечной вороны. А она вон.
Он показал на полку, где среди ярких книжек и дисков с фильмами сидела серая ворона с тяжелым пластмассовым клювом и хитрыми глазами. Осенью Макс заболел и почему-то начал выклянчивать эту игрушку. Наверное потому, что я держал ее у себя в кабинете, и в его понимании она была моей собственностью. Мало что из моих вещей Макс мог присвоить себе в силу возраста, а вот игрушку мог. И присвоил.
Я тогда поделился с Катькой сомнениями, мол, стоит ли отдавать ребенку вещь, полученную в подарок от врага? Бойтесь данайцев, дары приносящих… Но Катька попросту сказала: «Забей». На этом инцидент, казалось, был исчерпан. Но вот ведь как реальность иногда играет с людьми, подтягивая старые хвосты!
– Я мог игрушку в магазине купить, – пожал я плечами.
– Но ведь не покупал, – сощурился Макс. – Зачем взрослому дядьке ворона? А я знаю, зачем колдун тебе ее подарил.
– Я тоже знаю, – вздохнул я.
– Ну?
– Хотел показать, что он все равно круче меня. Хоть я его и убил во сне. Я тебе не говорил, но он тоже когда-то был снайпером.
– Колдун?
– Да. В нормальной жизни его звали Кириллом.
– Это я слышал. Но мне колдун больше нравится, так понятнее.
– Может быть. Он иногда меня поддевал, говорил, что настоящий снайпер он, а я – ворона. Вот и оставил подарок.
– Ты глупый, – помотал головой Макс.
– Почему? – растерялся я.
– Он тебе ворону оставил совсем для другого.
– Ну и для чего?
– Чтобы ты не сомневался в том, что все было взаправду. А то взрослые любят делать вид, что ничего не было. Иногда сами верят.
От его слов какая-то неуловимая мысль проскочила у меня в голове. Яркая, как падающая звезда, но такая же мимолетная. Мне не удалось не то что поймать ее, но даже разглядеть. Понятно было только одно – мысль про Кирилла. И почему-то про смерть. Утешало только то, что мысли, в отличие от падающих звезд, иногда возвращаются.
– Ну все, спи, философ, – подмигнул я Максу. – А то не будет завтра никакой стрельбы.
– Но ты скажи, взаправду все было или нет?
– Почему этот вопрос так остро встал в такое неподходящее время? – чуть раздраженно спросил я.
– Потому что мне тоже приснился очень странный сон. И я сразу вспомнил, о чем вы говорили с мамой. Про ворону, про сны и про вашего колдуна. Поэтому не мог уснуть.
От его слов у меня по спине пробежала ледяная волна страха. Настоящего страха, какой бывал на войне.
– И что тебе такого приснилось? – спросил я как можно спокойнее.
– Ворона. Вот эта, плюшевая. Она сидела на полке и смеялась надо мной.
У меня отлегло от сердца.
– Это самый обычный сон, – успокоил я Макса.