Страница:
Если в этой среде уверенность в себе не перерастает в самодурство, простота-в примитивность, она плодотворна для воспитания. Она ломает ребенка, чуждого ей по духу, но высекает превосходного человека, который ответит уважением своим воспитателям за то, что те не забавлялись им, а трудным путем вели к поставленной ими цели. Неблагоприятные условия жизни, тяжелая физическая нагрузка не меняют духовной сущности этой среды. Тщательность исполнения здесь перерастает в труд до мозолей, спокойствие-в смирение, самоотреченность- в стремление выстоять любой ценой, робость и исполнительность, которые порой воспитываются ею, искупаются уверенностью в своей правоте и доверием к себе. В данном случае пассивность и консерватизм-не слабость, а сила. которая оказывает сопротивление чуждым влияниям и злой воле.
Догмой может с гать все и земля, и костел, и отчизна, и добродетель, и грех; может стать наука, общественная и политическая деятельность, богатство, любое противостояние, любая фронда, в том числе и бог как герой, как идол, как кукла. Не все ли равно! Ведь важно не с только во что, сколько кик веришь.
55. Среда идейная.
Ее эффект не в духовной стойкости, а в натиске, напоре, в активности. Тут не работают, а созидают. Действуют, а не выжидают. Здесь нет долга- есть добрая воля. Нет догм - есть задачи. Нет равнодушия - есть воодушевление, энтузиазм. Для человека, воспитанного этой средой, внутренний регулятор его отвращение к грязи и нравственный эстетизм. Случается, что он на минуту возненавидит, но никогда не будет презирать. В основе его терпимости не сознание несовершенства человеческой натуры, а уважение к человеческой мысли, горделивая радость от ее свободного парения, от ее способности подниматься на любую высоту и проникать в любые глубины. Смелый в своем деле, он чутко улавливает отзвуки чужих молотков, с интересом ждет завтра, его неожиданностей и чудес, открытий и заблуждений, борьбы и сомнений, новых суждений и переоценок.
Если догматическая среда способствует воспитанию ребенка пассивного, то среда идейная годится для посева инициативных детей. Тут, я думаю, таятся истоки ряда досадных сюрпризов:
одному дают десяток заповедей, высеченных на камне, в то время как он жаждет высечь их сам в своей душе, другого же заставляют искать истину, которую ему свойственнее получить готовой. Не заметить это можно, если приближаешься к ребенку с уверенным "я сделаю из тебя человека", а не с вопросом: "чем можешь ты стать, человек?"
56. Среда, довольная жизнью.
Я имею столько, сколько мне надо: то есть мало, если я ремесленник или чиновник, то есть много, если я землевладелец. Хочу быть тем, кто я есть, то есть мастером, начальником станции, адвокатом, писателем. Работа-не служение, не пост, не цель жизни, а средство для извлечения выгод и достижения желаемого.
Благодушие, беззаботность, приветливость, жизнерадостность, доброта, трезвость-ровно столько, сколько необходимо, самопознание - ровно столько, сколько этого можно достичь без труда.
Нет последовательности в поведении, нет последовательности в стремлениях и желаниях.
Ребенок дышит внутренним благополучием, ленивым воспоминанием об удовольствиях прошедших дней, благодушием по отношению к сегодняшним делам, обаянием окружающей его простоты. Сам он при этом может стать любым: из книг, разговоров, встреч, жизненных впечатлений он самостоятельно ткет ткань своих воззрений, выбирает собственную дорогу.
Прибавлю к этому взаимную любовь родителей. Ребенок редко чувствует ее отсутствие, когда ее нет, но впитывает ее, когда она есть.
"Папа сердится на маму, мама не разговаривает с папой, мама плакала, а он как хлопнет дверью"-вот туча, которая застит синеву неба и замораживает веселый беспорядок детской.
Во вступлении я сказал:
- Приказать кому-нибудь продуцировать готовые мысли-все равно что поручить другому человеку родить именно твоего ребенка.
И, наверное, не один из вас подумал: "А как же мужчина? Ведь его ребенка рожает другая?"
Нет: не другая, а любимая.
57. Среда успеха и карьеры.
И здесь в ходу целеустремленность, но приводит к ней не внутренняя потребность, а холодный расчет. Здесь нет места для полноты содержания, есть только прикидывающаяся ею форма, лишь искусная маскировка пустоты, судорожные поиски престижных ценностей. Лозунги, на которых можно заработать, условности, перед которыми выгоднее склониться. Вместо истинных ценностей-искусная реклама. Жизнь не как чередование работы и отдыха, а как охота по следу и вечная беготня. Алчущая пустота, хищничество, чванство и в сочетании с подхалимством, завистью, недоброжелательством и злорадством.
Здесь детей не любят и не воспитывают, их здесь натаскивают. На них либо теряют, либо зарабатывают, их либо покупают, либо продают. Кивок, улыбка, рукопожатие-все вычислено, все известно заранее вплоть до супружества и плодовитости. Зарабатывают на всем-на денежных операциях, авансах, ордерах, связях в "кругах".
Если в такой среде и вырастает стоящий человек, то со временем обнаруживается, что это одна видимость, более тонкая игра, лучше подогнанная маска, и только. Однако случается, что и в этой среде расчета и гниения в душевном разладе и муках вырастает то самое "жемчужное зерно в навозной куче". Это свидетельствует лишь о том, что наряду с общепризнанным законом влияния среды на воспитание действует еще и другой-закон антитезы. Мы видим его проявления в тех случаях, когда скряга воспитывает мота, безбожник-верующего, трус-героя, этого уж не объяснить наследственностью.
58.
Закон антитезы основан на внутренней силе, которая противопоставляет себя влияниям, идущим из разных источников и использующим различные средства. Это защитный механизм сопротивления, самообороны, нечто вроде инстинкта самозащиты духовной организации, чуткий, включающийся автоматически.
Нравоучения в воспитании дискредитированы уже в достаточной степени, зато влияния примера и среды до сих пор пользуются полным доверием. Отчего же они столь часто подводят?
Я спрашиваю, почему ребенок, услышав ругательство, хочет его повторить, несмотря на запрет, а подчинившись угрозам, все же сохраняет его в памяти?
Где источник той злой с виду воли, когда ребенок упрямится, хотя мог бы легко уступить?
- Надень пальто.
Нет, он хочет идти без пальто.
- Надень розовое платье. А ей как назло хочется голубое. Если не настаивать, ребенок может еще послушаться, если же настаивать, уговаривать или угрожать, он непременно заупрямится и подчинится только по принуждению.
Почему (особенно в период созревания) наше привычное "да" наталкивается на его "нет"? Не есть ли это одно из проявлений внутреннего сопротивления искушениям, идущим изнутри, а могущим прийти извне? "Ирония судьбы заставляет добродетель жаждать греха, а преступление-мечтать о чистоте" (Мирбо).
Преследуемая вера завоевывает самых горячих приверженцев. Стремящиеся усыпить народное самосознание успешнее всех его будят. Может, я смешал тут факты из разных областей, однако довольно и того, что лично для меня гипотеза о законе антитезы объясняет множество парадоксальных реакций на воспитательские шпоры и удерживает воспитателя от слишком многочисленных, частых и сильных давлений даже в самом желаемом направлении.
Семейный дух? Сог.юссн. Но где же дух эпохи; он останавливался у границ растоптанной свободы; мы трусливо прятали от него ребенка. "Легенда Молодой Польши" Бжозовского не спасла меня от узости взглядов.
59. Что есть ребенок?
Что есть он хотя бы только физически? Растущий организм. Совершенно верно. Но увеличение веса н роста лишь одно явление веса и роста лишь одно явление в ряду многих. Науке уже известны некоторые особенности этого роста; он неравномерен, периоды быстрого темпа сменяются медленным. Кроме этого, мы знаем, что ребенок не только растет, но и меняет пропорции.
Однако широким массам и это неизвестно. Как часто мать вызывает врача, жалуясь, что ребенок осунулся, похудел, тельце ослабело, личико и головка стали меньше. Она не знает, что, вступая в период раннего детства, младенец теряет жировые отложения, что с развитием грудной клетки голова прячется в ширящихся плечах, что части его тела и органы развиваются не одинаково, что по-разному растут мозг, сердце, желудок, череп, глаза, кости конечностей, что будь это иначе, взрослый человек был бы чудовищем с огромной головой на коротком толстом туловище и не смог бы передвигаться на двух обросших жиром валиках-ногах.
Изменение пропорций всегда сопутствует росту.
Нескольким десяткам тысяч наших измерений соответствует пара-другая весьма приблизительных кривых среднего роста, мы не понимаем значения ускорения, замедления или девиации развития. Потому, что, зная с пятого на десятое анатомию роста, мы вовсе не знаем его физиологии, потому что мы пристально изучали лишь больного ребенка и только с недавних пор начали исподволь присматриваться к здоровому. Потому что нашей лабораторией от века была больница, а не воспитательное учреждение.
60.
Ребенок изменился. С ребенком что-то случилось. Мать не всегда может сказать, в чем заключается перемена, зато у нее уже готов ответ на вопрос, чему эту перемену следует приписать.
- Ребенок изменился после появления зубов, после прививки оспы, после того, как его отняли от груди, после того, как он вывалился из кровати. Уже ходил-и вдруг перестал, просился на горшок - снова пачкает штанишки, "ничего" не ест, спит неспокойно, мало (или слишком много); стал капризным, слишком подвижным (или вялым), похудел.
Другой период:
после того, как пошел в школу, после возвращения из деревни, после кори, после того, как выкупался, несмотря на запрещение, после того, как испугался пожара. Меняются не только
сон и аппетит, меняется и характер:
раньше слушался-теперь своевольничает, раньше быстрый-теперь расхлябанный и ленивый. Бледен, осанка отвратительная. Вдобавок какие-то гадкие выходки. В чем дело?-дурная компания, заучился, а может, заболел?
Двухлетняя работа в доме сирот, скорее наблюдения за детьми, нежели их изучение, позволили мне прийти к выводу, что все то, что известно под названием "неуравновешенность переходного периода", в менее резко выраженной форме ребенок переживает несколько раз в жизни. Это такие же "критические" моменты развития, только они менее заметны, а потому пока недооцениваются наукой.
Стремясь к единству во взгляде на ребенка, иные склонны рассматривать его как усталый организм. Этим они объясняют его повышенную потребность во сне, слабый иммунитет к болезням, уязвимость органов, низкую психическую выносливость. Эта в общем справедливая точка зрения годится не для всех этапов развития ребенка.
Ребенок попеременно бывает то сильным, живым, веселым, то слабым, усталым и мрачным. Когда он заболевает в критический период, мы склонны считать, что болезнь уже коренилась в нем, я же думаю, что болезнь гнездилась в области, на какое-то время ослабленной, или что она, притаившись, ждала наиболее благоприятных условий для нападения, либо, случайно залетев извне и не встретив сопротивления, расхозяйничалась в организме.
Если в будущем мы перестанем делить циклы жизни на искусственные "младенец, ребенок, юноша, взрослый, старик", то основой для деления на циклы окажется не рост и внешнее развитие, а те еще неизвестные нам глубинные преобразования организма как целого, от колыбели до могилы, на протяжении двух поколений, о которых говорил Шарко в своем докладе об эволюции артрита.
61.
Между первым и вторым годом жизни ребенка родители чаще всего меняют домашнего врача. В этот период
случалось и мне приобретать клиенток-мамаш, сетовавших на моего предшественника, который якобы неумело вел их ребенка, и напротив, матери отказывались от моей помощи, обвиняя меня в том, что тот или иной нежелательный симптом появился вследствие моей небрежности. Правы и те и другие, постольку поскольку врач считал ребенка совершенно здоровым, и тут вдруг давала себя знать непредвиденная, незамеченная инфекция.
Но только стоит переждать критический момент-и ребенок, не отягощенный дурной наследственностью, быстро обретает утраченное было равновесие, а в состоянии ребенка с плохой наследственностью наступает улучшение, и вновь спокойно продолжается развитие юной жизни.
Если в первом и во втором случае принять определенные меры, то улучшение приписывается именно им. И если на сегодня известно, что выздоровление после воспаления легких или тифа наступает по окончании цикла болезни, то в нашем случае непонимание будет царить до тех пор, пока мы не установим порядка этапов развития ребенка, не очертим индивидуальных профилей развития для детей разного типа.
Кривая развития ребенка имеет свои весны и осени, периоды напряженной работы и отдыха для восстановления сил, поспешного завершения произведенной работы и накопления запасов для дальнейшего строительства. Семимесячный плод уже жизнеспособен, но ведь еще два долгих месяца (почти четвертую часть беременности) он дозревает в лоне матери.
Младенец, утроивший свой первоначальный вес за год, имеет право отдохнуть. Стремительный путь, который проходит его психическое развитие, дает ему право кое-что забыть из того, что он уже умел и что мы преждевременно считали прочным навыком.
62. Ребенок не хочет есть.
Небольшая арифметическая задача.
Ребенок при рождении весил 8 фунтов с хвостиком, через год, утроив вес, весит 25 фунтов. Если бы вес возрастал в том же темпе, то к концу второго года он весил бы 25 ф.х375 ф.
К концу третьего года:
75 ф.х 3225 ф.
К концу четвертого:
225 ф.х 3675 ф.
К концу пятого:
675 ф.х 32025 ф.
Это пятилетнее чудовище, при весе в 2000 фунтов, потребляя, как новорожденные, в день 1/6-1/7 своего веса, ежедневно съедал бы 300 фунтов продуктов. Ребенок ест мало, очень мало, много, очень много в зависимости от механизма роста. Кривая веса дает резкие или плавные подъемы, иногда в течение месяца ничего не меняется. Она неумолима в своей последовательности: при недомогании ребенок за несколько дней теряет в весе, в следующие дни столько же набирает, повинуясь внутреннему приказу, который гласит: "столько, не
больше". Если ребенок, который рос у нуждающихся родителей и недоедал, вдруг переходит на нормальное питание, он набирает недостающий вес за неделю. Если взвешивать ребенка каждую неделю, он через некоторое время начнет угадывать, поправился ли он или похудел:
- На прошлой неделе я похудел на триста граммов, значит, сегодня прибавлю пятьсот. Сегодня вес будет меньше, потому что я не ужинал. Ну, наверное, граммов сто прибавится. Опять на пятьсот поправился, спасибо.
Ребенок хочет угодить родителям, потому что ему неприятно мучить маму, потому что удовлетворение родительских желаний сулит ему бесчисленные выгоды. Значит, если он не съест котлету, не выпьет молока, то только оттого, что не может. Если его будут заставлять есть, то повторяющиеся время от времени желудочные расстройства и диета будут регулировать нормальный прирост веса.
Принцип: ребенок должен есть столько, сколько он ест, не меньше и не
больше. Даже организуя усиленное питание больного ребенка, диету можно составлять только при его участии и лечение проводить с учетом его желаний.
63.
Заставлять детей спать, когда им не хочется,-преступление. Таблица, гласящая, сколько часов сна нужно ребенку, абсурдна. Установить число часов, необходимое данному ребенку для сна, легко каждому, имеющему часы:
сколько часов он спит, не просыпаясь, чтобы проснуться выспавшимся. Подчеркиваю: выспавшимся, а не бодрым. Бывают периоды, когда ребенок больше нуждается во сне, бывают и такие, когда ему хочется просто полежать в кроватке, а не спать, отдохнуть и только.
Период усталости: вечером неохотно ложится в постель, потому что ему не хочется спать, утром неохотно вылезает из постели, потому что ему не хочется вставать. Вечером притворяется, что не хочет спать, потому что ему не разрешают лежа вырезать картинки, играть в кубинки или с куклой, гасят свет и запрещают разговаривать. Утром притворяется, что спит, потому что ему велят тут же вылезать из кровати и умываться холодной водой'. Как радуются они кашлю, температуре, при которой можно оставаться в постели и не спать.
Период спокойного равновесия: засыпает быстро, но просыпается до рассвета, полный энергии, потребности двигаться и немедленно затеять что-нибудь интересное. Ни хмурое небо, ни холод в комнате не пугают его: босой, в рубашонке, он разогреется, прыгая по столу н стульям. Что делать? Укладывать спать позже. Даже, о ужас, в одиннадцать. Разрешать играть в постели. Я спрашиваю вас. почему разговор перед сном должен "разгулять" его, а нервное напряжение - оттого, что поневоле приходится быть непослушным,- не разгуливает?
Принцип-не важно, правильный или нет-рано укладывать, рано вставать родители для своего удобства переделали: чем больше сна, тем здоровей. К мерзкой скуке дня добавляют раздражающую скуку вечернего ожидания сна. Трудно представить себе более деспотичный, граничащий с пыткой, приказ, чем:
- Спи!
Люди, которые поздно ложатся спать, болеют оттого, что ночи проводят в пьянстве и разврате, а спят мало, поскольку вынуждены ходить на службу и рано вставать.
Неврастеник, вставший однажды на рассвете, чувствует себя хорошо лишь в результате внушения.
То, что ребенок, рано ложась спать, меньше времени проводит при искусственном освещении, вовсе не такой большой плюс в городе, где он не может при первом свете дня выбежать в поле, а лежит в комнате со спущенными шторами, уже ленивый, уже недовольный, уже капризный-плохое предзнаменование начинающегося дня...
Здесь, в нескольких десятках строк, как и во всех затронутых в этой книге проблемах, я не могу развить тему, которая требует специальной книги. Моя цель-только привлечь внимание...
64.
Что есть ребенок как духовная организация, отличная от нашей? Каковы его черты, потребности, какие в нем скрываются незамеченные возможности? Что есть эта половина человечества, живущая вместе с нами и рядом с нами в трагическом раздвоении? Мы навязываем ей бремя обязанностей завтрашнего человека, не давая ни одного из прав человека, живущего сегодня.
Если разделить человечество на взрослых и детей, а жизнь-на детство и взрослость, то окажется, что дети и детство-это очень большая часть человечества и жизни. Только занятые своими заботами, своей борьбой, мы не замечаем его, как не замечали раньше женщину, мужика, порабощенные племена и народы. Мы устроились так, чтобы дети как можно меньше мешали нам, чтобы они как можно меньше понимали, что мы есть на самом деле и чем на самом деле занимаемся.
В одном парижском детском доме я видел двойные перила: высокие- для взрослых, низкие-для детей. Помимо этого изобретательский гений исчерпал себя в школьной парте. Этого мало, очень мало. Взгляните-убогие детские площадки, щербатая кружка на заржавевшей цепи у колодца-и это в парках богатейших столиц Европы!
Где дома и сады, мастерские и опытные поля, орудия труда и познания для детей, людей завтра? Еще одно окно, еще один коридорчик, отделяющий класс от сортира,- все, что дала архитектура; еще одна лошадь из папье-маше и жестяная сабелька-все, что дала промышленность; лубочные картинки на стенах и вышивка-немного;
сказка-но это не мы ее придумали.
На наших глазах из наложницы вырос человек. Столетиями играла женщина силой навязанную ей роль, лепила образ, созданный самодурством и эгоизмом мужчины, который не желал видеть в ней труженицу, как сегодня не видим труженика в ребенке.
Ребенок еще не выступил в свою защиту, он еще послушен нам.
Ребенок-сто масок, сто ролей одаренного актера. Он один-с матерью, другой - с отцом, бабушкой, дедом, разный - со строгим и добрым учителем, на кухне и среди ровесников, не одинаково ведет себя в среде зажиточных и нуждающихся. в будничной и праздничной одежде. Наивный и хитрый, послушный и высокомерный, добрый и мстительный, благовоспитанный и проказливый, он так умеет спрятаться до поры до времени, так затаиться в себе, что с успехом вводит нас в обман и ловко пользуется нашими заблуждениями в своих целях.
В области инстинктов ему недостает только одного, да и тот есть, только нечеток, как туманность эротических предчувствий.
В области чувств он превосходит нас, потому что не знает тормозов.
В области интеллекта по меньшей мере равен нам.
У него есть все. Ему только не хватает опыта.
Поэтому взрослый так часто бывает ребенком, а ребенок-взрослым человеком.
Вся разница в том, что он не зарабатывает себе на хлеб, что, будучи у нас на содержании, он вынужден подчиняться нашим требованиям.
Детские дома уже меньше похожи на казармы и монастыри; они почти больницы. Здесь есть гигиена, но нет улыбки, радости, неожиданностей, проказ. Здесь все серьезно, если не сурово, только по-другому, не так, как раньше. Их не заметила еще архитектура;
нет "стиля ребенка". Взрослый фасад здания, взрослые пропорции, старческий холод деталей. Французы говорят, что Наполеон колокол монастырского воспитания заменил барабаном-это верно; добавлю к этому, что над духом современного воспитания тяготеет фабричный гудок.
65. Ребенок неопытен.
Приведу пример и попробую объяснить.
- Я скажу маме на ушко. И, обнимая мать за шею, говорит таинственно:
- Мамочка, спроси доктора, можно ли мне съесть булочку (конфетку, компот).
При этом он часто смотрит на врача, кокетливо улыбается ему, чтобы подкупить, выудить разрешение.
Старшие дети говорят на ухо шепотом, младшие-обычным голосом...
В один прекрасный день окружающие признали ребенка достаточно взрослым для нравоучения:
- Есть желания, которые нельзя произносить вслух. Они бывают двух видов: одни нельзя иметь вовсе, а уж если они появились, то этого надо стыдиться; другие иметь допустимо, но говорить о них можно только среди своих.
Некрасиво приставать к взрослым, некрасиво, съев конфету, просить еще одну. Иногда вообще некрасиво просить конфетку; надо подождать, пока дадут.
Некрасиво делать в штанишки и некрасиво говорить "хочу по-маленькому", все будут смеяться. Чтобы не смеялись, нужно сказать на ухо.
Иногда некрасиво громко задавать вопросы.
- Почему у того дяди нет волос?
Дядя смеялся, все смеялись. Спрашивать об этом можно, но тоже на ушко.
Ребенок не сразу понимает, что на ушко говорят для того, чтобы услышал только один человек, поэтому он говорит на ушко, но громко.
- Хочу по-маленькому, хочу пирожное.
Даже если он говорит тихо, то все равно не понимает: зачем скрывать то, о чем присутствующие и так узнают от мамы?
Чужих ни о чем нельзя просить, тогда почему же можно громко просить доктора?
- Почему у этой собачки такие длинные уши?-спрашивает ребенок самым тихим шепотом.
И снова смех. Оказывается, об этом можно спросить громко, потому что собачка не обидится. А вот спрашивать громко, почему у этой девочки такое некрасивое платье, нехорошо. Но ведь ее платье тоже не обидится.
Как же объяснить ребенку, сколько во всем этом обывательской взрослой фальши? Как потом объяснить
ему, почему говорить на ухо вообще-то некрасиво?
66. Ребенок неопытен.
Он смотрит на тебя с интересом, жадно слушает твои слова, верит им.
- Это яблочко, тетя, цветочек, коровка,- верит.
- Это красиво, вкусно, хорошо,-верит.
- Это некрасиво, не трогай, нельзя,-верит.
- Дай поцелую, поклонись, скажи спасибо,-верит.
Ребенок ударился: дай мама поцелует, вот уже и не больно.
Он улыбается сквозь слезы: мама поцеловала-уже не больно.
Ударившись, он бежит за своим лекарством, за поцелуем.
Верит.
- Любишь?
- Люблю.
- Мама спит, у мамы головка болит, не надо ее будить.
И он тихонечко, на цыпочках подходит к матери, осторожно тянет за рукав, шепотом задает вопрос. Он не будит маму, он только спрашивает ее, а после: "Спи, мамочка, у тебя головка болит".
- Там, на небе, боженька. Боженька сердится на непослушных детей, а послушным дает булочки, пирожные. Где боженька?
- Там, на небе, высоко. А по улице идет чудной человек, весь белый. Кто это?
- Это пекарь, печет булочки и пирожные.
- Значит, он и есть боженька? Дедушка умер и его закопали в землю.
- В землю закопали?-удивляюсь я.-А как же он ест?
- Его выкапывают,-отвечает ребенок,-лопатой выкапывают. Коровка дает молоко.
- Коровка?-спрашиваю я недоверчиво.-А откуда она берет молоко?
- Из колодца,-отвечает ребенок. Ребенок верит, потому что всякий раз, когда пробует придумать что-нибудь сам, он ошибается. Он вынужден верить.
67. Ребенок неопытен.
Он роняет на землю стакан. Случилось нечто очень странное: стакан исчез, вместо него появились совершенно новые предметы. Он наклоняется, берет в руки осколок, порезался, больно, из пальца течет кровь. Все полно тайн и неожиданностей.
Он двигает перед собой стул. Вдруг что-то мелькнуло у него перед глазами, дернулось, взревело. Стул стал каким-то другим, лежит на земле, а ребенок сидит на полу. Снова боль и испуг.
Мир полон чудес и опасностей.
Он тянет одеяло, чтобы выбраться из-под нею. Теряя равновесие, хватается за платье матери. Карабкается вверх, цепляется за край кровати. Овладев этим опытом, тянет со стола скатерть или салфетку. Снова катастрофа.
Догмой может с гать все и земля, и костел, и отчизна, и добродетель, и грех; может стать наука, общественная и политическая деятельность, богатство, любое противостояние, любая фронда, в том числе и бог как герой, как идол, как кукла. Не все ли равно! Ведь важно не с только во что, сколько кик веришь.
55. Среда идейная.
Ее эффект не в духовной стойкости, а в натиске, напоре, в активности. Тут не работают, а созидают. Действуют, а не выжидают. Здесь нет долга- есть добрая воля. Нет догм - есть задачи. Нет равнодушия - есть воодушевление, энтузиазм. Для человека, воспитанного этой средой, внутренний регулятор его отвращение к грязи и нравственный эстетизм. Случается, что он на минуту возненавидит, но никогда не будет презирать. В основе его терпимости не сознание несовершенства человеческой натуры, а уважение к человеческой мысли, горделивая радость от ее свободного парения, от ее способности подниматься на любую высоту и проникать в любые глубины. Смелый в своем деле, он чутко улавливает отзвуки чужих молотков, с интересом ждет завтра, его неожиданностей и чудес, открытий и заблуждений, борьбы и сомнений, новых суждений и переоценок.
Если догматическая среда способствует воспитанию ребенка пассивного, то среда идейная годится для посева инициативных детей. Тут, я думаю, таятся истоки ряда досадных сюрпризов:
одному дают десяток заповедей, высеченных на камне, в то время как он жаждет высечь их сам в своей душе, другого же заставляют искать истину, которую ему свойственнее получить готовой. Не заметить это можно, если приближаешься к ребенку с уверенным "я сделаю из тебя человека", а не с вопросом: "чем можешь ты стать, человек?"
56. Среда, довольная жизнью.
Я имею столько, сколько мне надо: то есть мало, если я ремесленник или чиновник, то есть много, если я землевладелец. Хочу быть тем, кто я есть, то есть мастером, начальником станции, адвокатом, писателем. Работа-не служение, не пост, не цель жизни, а средство для извлечения выгод и достижения желаемого.
Благодушие, беззаботность, приветливость, жизнерадостность, доброта, трезвость-ровно столько, сколько необходимо, самопознание - ровно столько, сколько этого можно достичь без труда.
Нет последовательности в поведении, нет последовательности в стремлениях и желаниях.
Ребенок дышит внутренним благополучием, ленивым воспоминанием об удовольствиях прошедших дней, благодушием по отношению к сегодняшним делам, обаянием окружающей его простоты. Сам он при этом может стать любым: из книг, разговоров, встреч, жизненных впечатлений он самостоятельно ткет ткань своих воззрений, выбирает собственную дорогу.
Прибавлю к этому взаимную любовь родителей. Ребенок редко чувствует ее отсутствие, когда ее нет, но впитывает ее, когда она есть.
"Папа сердится на маму, мама не разговаривает с папой, мама плакала, а он как хлопнет дверью"-вот туча, которая застит синеву неба и замораживает веселый беспорядок детской.
Во вступлении я сказал:
- Приказать кому-нибудь продуцировать готовые мысли-все равно что поручить другому человеку родить именно твоего ребенка.
И, наверное, не один из вас подумал: "А как же мужчина? Ведь его ребенка рожает другая?"
Нет: не другая, а любимая.
57. Среда успеха и карьеры.
И здесь в ходу целеустремленность, но приводит к ней не внутренняя потребность, а холодный расчет. Здесь нет места для полноты содержания, есть только прикидывающаяся ею форма, лишь искусная маскировка пустоты, судорожные поиски престижных ценностей. Лозунги, на которых можно заработать, условности, перед которыми выгоднее склониться. Вместо истинных ценностей-искусная реклама. Жизнь не как чередование работы и отдыха, а как охота по следу и вечная беготня. Алчущая пустота, хищничество, чванство и в сочетании с подхалимством, завистью, недоброжелательством и злорадством.
Здесь детей не любят и не воспитывают, их здесь натаскивают. На них либо теряют, либо зарабатывают, их либо покупают, либо продают. Кивок, улыбка, рукопожатие-все вычислено, все известно заранее вплоть до супружества и плодовитости. Зарабатывают на всем-на денежных операциях, авансах, ордерах, связях в "кругах".
Если в такой среде и вырастает стоящий человек, то со временем обнаруживается, что это одна видимость, более тонкая игра, лучше подогнанная маска, и только. Однако случается, что и в этой среде расчета и гниения в душевном разладе и муках вырастает то самое "жемчужное зерно в навозной куче". Это свидетельствует лишь о том, что наряду с общепризнанным законом влияния среды на воспитание действует еще и другой-закон антитезы. Мы видим его проявления в тех случаях, когда скряга воспитывает мота, безбожник-верующего, трус-героя, этого уж не объяснить наследственностью.
58.
Закон антитезы основан на внутренней силе, которая противопоставляет себя влияниям, идущим из разных источников и использующим различные средства. Это защитный механизм сопротивления, самообороны, нечто вроде инстинкта самозащиты духовной организации, чуткий, включающийся автоматически.
Нравоучения в воспитании дискредитированы уже в достаточной степени, зато влияния примера и среды до сих пор пользуются полным доверием. Отчего же они столь часто подводят?
Я спрашиваю, почему ребенок, услышав ругательство, хочет его повторить, несмотря на запрет, а подчинившись угрозам, все же сохраняет его в памяти?
Где источник той злой с виду воли, когда ребенок упрямится, хотя мог бы легко уступить?
- Надень пальто.
Нет, он хочет идти без пальто.
- Надень розовое платье. А ей как назло хочется голубое. Если не настаивать, ребенок может еще послушаться, если же настаивать, уговаривать или угрожать, он непременно заупрямится и подчинится только по принуждению.
Почему (особенно в период созревания) наше привычное "да" наталкивается на его "нет"? Не есть ли это одно из проявлений внутреннего сопротивления искушениям, идущим изнутри, а могущим прийти извне? "Ирония судьбы заставляет добродетель жаждать греха, а преступление-мечтать о чистоте" (Мирбо).
Преследуемая вера завоевывает самых горячих приверженцев. Стремящиеся усыпить народное самосознание успешнее всех его будят. Может, я смешал тут факты из разных областей, однако довольно и того, что лично для меня гипотеза о законе антитезы объясняет множество парадоксальных реакций на воспитательские шпоры и удерживает воспитателя от слишком многочисленных, частых и сильных давлений даже в самом желаемом направлении.
Семейный дух? Сог.юссн. Но где же дух эпохи; он останавливался у границ растоптанной свободы; мы трусливо прятали от него ребенка. "Легенда Молодой Польши" Бжозовского не спасла меня от узости взглядов.
59. Что есть ребенок?
Что есть он хотя бы только физически? Растущий организм. Совершенно верно. Но увеличение веса н роста лишь одно явление веса и роста лишь одно явление в ряду многих. Науке уже известны некоторые особенности этого роста; он неравномерен, периоды быстрого темпа сменяются медленным. Кроме этого, мы знаем, что ребенок не только растет, но и меняет пропорции.
Однако широким массам и это неизвестно. Как часто мать вызывает врача, жалуясь, что ребенок осунулся, похудел, тельце ослабело, личико и головка стали меньше. Она не знает, что, вступая в период раннего детства, младенец теряет жировые отложения, что с развитием грудной клетки голова прячется в ширящихся плечах, что части его тела и органы развиваются не одинаково, что по-разному растут мозг, сердце, желудок, череп, глаза, кости конечностей, что будь это иначе, взрослый человек был бы чудовищем с огромной головой на коротком толстом туловище и не смог бы передвигаться на двух обросших жиром валиках-ногах.
Изменение пропорций всегда сопутствует росту.
Нескольким десяткам тысяч наших измерений соответствует пара-другая весьма приблизительных кривых среднего роста, мы не понимаем значения ускорения, замедления или девиации развития. Потому, что, зная с пятого на десятое анатомию роста, мы вовсе не знаем его физиологии, потому что мы пристально изучали лишь больного ребенка и только с недавних пор начали исподволь присматриваться к здоровому. Потому что нашей лабораторией от века была больница, а не воспитательное учреждение.
60.
Ребенок изменился. С ребенком что-то случилось. Мать не всегда может сказать, в чем заключается перемена, зато у нее уже готов ответ на вопрос, чему эту перемену следует приписать.
- Ребенок изменился после появления зубов, после прививки оспы, после того, как его отняли от груди, после того, как он вывалился из кровати. Уже ходил-и вдруг перестал, просился на горшок - снова пачкает штанишки, "ничего" не ест, спит неспокойно, мало (или слишком много); стал капризным, слишком подвижным (или вялым), похудел.
Другой период:
после того, как пошел в школу, после возвращения из деревни, после кори, после того, как выкупался, несмотря на запрещение, после того, как испугался пожара. Меняются не только
сон и аппетит, меняется и характер:
раньше слушался-теперь своевольничает, раньше быстрый-теперь расхлябанный и ленивый. Бледен, осанка отвратительная. Вдобавок какие-то гадкие выходки. В чем дело?-дурная компания, заучился, а может, заболел?
Двухлетняя работа в доме сирот, скорее наблюдения за детьми, нежели их изучение, позволили мне прийти к выводу, что все то, что известно под названием "неуравновешенность переходного периода", в менее резко выраженной форме ребенок переживает несколько раз в жизни. Это такие же "критические" моменты развития, только они менее заметны, а потому пока недооцениваются наукой.
Стремясь к единству во взгляде на ребенка, иные склонны рассматривать его как усталый организм. Этим они объясняют его повышенную потребность во сне, слабый иммунитет к болезням, уязвимость органов, низкую психическую выносливость. Эта в общем справедливая точка зрения годится не для всех этапов развития ребенка.
Ребенок попеременно бывает то сильным, живым, веселым, то слабым, усталым и мрачным. Когда он заболевает в критический период, мы склонны считать, что болезнь уже коренилась в нем, я же думаю, что болезнь гнездилась в области, на какое-то время ослабленной, или что она, притаившись, ждала наиболее благоприятных условий для нападения, либо, случайно залетев извне и не встретив сопротивления, расхозяйничалась в организме.
Если в будущем мы перестанем делить циклы жизни на искусственные "младенец, ребенок, юноша, взрослый, старик", то основой для деления на циклы окажется не рост и внешнее развитие, а те еще неизвестные нам глубинные преобразования организма как целого, от колыбели до могилы, на протяжении двух поколений, о которых говорил Шарко в своем докладе об эволюции артрита.
61.
Между первым и вторым годом жизни ребенка родители чаще всего меняют домашнего врача. В этот период
случалось и мне приобретать клиенток-мамаш, сетовавших на моего предшественника, который якобы неумело вел их ребенка, и напротив, матери отказывались от моей помощи, обвиняя меня в том, что тот или иной нежелательный симптом появился вследствие моей небрежности. Правы и те и другие, постольку поскольку врач считал ребенка совершенно здоровым, и тут вдруг давала себя знать непредвиденная, незамеченная инфекция.
Но только стоит переждать критический момент-и ребенок, не отягощенный дурной наследственностью, быстро обретает утраченное было равновесие, а в состоянии ребенка с плохой наследственностью наступает улучшение, и вновь спокойно продолжается развитие юной жизни.
Если в первом и во втором случае принять определенные меры, то улучшение приписывается именно им. И если на сегодня известно, что выздоровление после воспаления легких или тифа наступает по окончании цикла болезни, то в нашем случае непонимание будет царить до тех пор, пока мы не установим порядка этапов развития ребенка, не очертим индивидуальных профилей развития для детей разного типа.
Кривая развития ребенка имеет свои весны и осени, периоды напряженной работы и отдыха для восстановления сил, поспешного завершения произведенной работы и накопления запасов для дальнейшего строительства. Семимесячный плод уже жизнеспособен, но ведь еще два долгих месяца (почти четвертую часть беременности) он дозревает в лоне матери.
Младенец, утроивший свой первоначальный вес за год, имеет право отдохнуть. Стремительный путь, который проходит его психическое развитие, дает ему право кое-что забыть из того, что он уже умел и что мы преждевременно считали прочным навыком.
62. Ребенок не хочет есть.
Небольшая арифметическая задача.
Ребенок при рождении весил 8 фунтов с хвостиком, через год, утроив вес, весит 25 фунтов. Если бы вес возрастал в том же темпе, то к концу второго года он весил бы 25 ф.х375 ф.
К концу третьего года:
75 ф.х 3225 ф.
К концу четвертого:
225 ф.х 3675 ф.
К концу пятого:
675 ф.х 32025 ф.
Это пятилетнее чудовище, при весе в 2000 фунтов, потребляя, как новорожденные, в день 1/6-1/7 своего веса, ежедневно съедал бы 300 фунтов продуктов. Ребенок ест мало, очень мало, много, очень много в зависимости от механизма роста. Кривая веса дает резкие или плавные подъемы, иногда в течение месяца ничего не меняется. Она неумолима в своей последовательности: при недомогании ребенок за несколько дней теряет в весе, в следующие дни столько же набирает, повинуясь внутреннему приказу, который гласит: "столько, не
больше". Если ребенок, который рос у нуждающихся родителей и недоедал, вдруг переходит на нормальное питание, он набирает недостающий вес за неделю. Если взвешивать ребенка каждую неделю, он через некоторое время начнет угадывать, поправился ли он или похудел:
- На прошлой неделе я похудел на триста граммов, значит, сегодня прибавлю пятьсот. Сегодня вес будет меньше, потому что я не ужинал. Ну, наверное, граммов сто прибавится. Опять на пятьсот поправился, спасибо.
Ребенок хочет угодить родителям, потому что ему неприятно мучить маму, потому что удовлетворение родительских желаний сулит ему бесчисленные выгоды. Значит, если он не съест котлету, не выпьет молока, то только оттого, что не может. Если его будут заставлять есть, то повторяющиеся время от времени желудочные расстройства и диета будут регулировать нормальный прирост веса.
Принцип: ребенок должен есть столько, сколько он ест, не меньше и не
больше. Даже организуя усиленное питание больного ребенка, диету можно составлять только при его участии и лечение проводить с учетом его желаний.
63.
Заставлять детей спать, когда им не хочется,-преступление. Таблица, гласящая, сколько часов сна нужно ребенку, абсурдна. Установить число часов, необходимое данному ребенку для сна, легко каждому, имеющему часы:
сколько часов он спит, не просыпаясь, чтобы проснуться выспавшимся. Подчеркиваю: выспавшимся, а не бодрым. Бывают периоды, когда ребенок больше нуждается во сне, бывают и такие, когда ему хочется просто полежать в кроватке, а не спать, отдохнуть и только.
Период усталости: вечером неохотно ложится в постель, потому что ему не хочется спать, утром неохотно вылезает из постели, потому что ему не хочется вставать. Вечером притворяется, что не хочет спать, потому что ему не разрешают лежа вырезать картинки, играть в кубинки или с куклой, гасят свет и запрещают разговаривать. Утром притворяется, что спит, потому что ему велят тут же вылезать из кровати и умываться холодной водой'. Как радуются они кашлю, температуре, при которой можно оставаться в постели и не спать.
Период спокойного равновесия: засыпает быстро, но просыпается до рассвета, полный энергии, потребности двигаться и немедленно затеять что-нибудь интересное. Ни хмурое небо, ни холод в комнате не пугают его: босой, в рубашонке, он разогреется, прыгая по столу н стульям. Что делать? Укладывать спать позже. Даже, о ужас, в одиннадцать. Разрешать играть в постели. Я спрашиваю вас. почему разговор перед сном должен "разгулять" его, а нервное напряжение - оттого, что поневоле приходится быть непослушным,- не разгуливает?
Принцип-не важно, правильный или нет-рано укладывать, рано вставать родители для своего удобства переделали: чем больше сна, тем здоровей. К мерзкой скуке дня добавляют раздражающую скуку вечернего ожидания сна. Трудно представить себе более деспотичный, граничащий с пыткой, приказ, чем:
- Спи!
Люди, которые поздно ложатся спать, болеют оттого, что ночи проводят в пьянстве и разврате, а спят мало, поскольку вынуждены ходить на службу и рано вставать.
Неврастеник, вставший однажды на рассвете, чувствует себя хорошо лишь в результате внушения.
То, что ребенок, рано ложась спать, меньше времени проводит при искусственном освещении, вовсе не такой большой плюс в городе, где он не может при первом свете дня выбежать в поле, а лежит в комнате со спущенными шторами, уже ленивый, уже недовольный, уже капризный-плохое предзнаменование начинающегося дня...
Здесь, в нескольких десятках строк, как и во всех затронутых в этой книге проблемах, я не могу развить тему, которая требует специальной книги. Моя цель-только привлечь внимание...
64.
Что есть ребенок как духовная организация, отличная от нашей? Каковы его черты, потребности, какие в нем скрываются незамеченные возможности? Что есть эта половина человечества, живущая вместе с нами и рядом с нами в трагическом раздвоении? Мы навязываем ей бремя обязанностей завтрашнего человека, не давая ни одного из прав человека, живущего сегодня.
Если разделить человечество на взрослых и детей, а жизнь-на детство и взрослость, то окажется, что дети и детство-это очень большая часть человечества и жизни. Только занятые своими заботами, своей борьбой, мы не замечаем его, как не замечали раньше женщину, мужика, порабощенные племена и народы. Мы устроились так, чтобы дети как можно меньше мешали нам, чтобы они как можно меньше понимали, что мы есть на самом деле и чем на самом деле занимаемся.
В одном парижском детском доме я видел двойные перила: высокие- для взрослых, низкие-для детей. Помимо этого изобретательский гений исчерпал себя в школьной парте. Этого мало, очень мало. Взгляните-убогие детские площадки, щербатая кружка на заржавевшей цепи у колодца-и это в парках богатейших столиц Европы!
Где дома и сады, мастерские и опытные поля, орудия труда и познания для детей, людей завтра? Еще одно окно, еще один коридорчик, отделяющий класс от сортира,- все, что дала архитектура; еще одна лошадь из папье-маше и жестяная сабелька-все, что дала промышленность; лубочные картинки на стенах и вышивка-немного;
сказка-но это не мы ее придумали.
На наших глазах из наложницы вырос человек. Столетиями играла женщина силой навязанную ей роль, лепила образ, созданный самодурством и эгоизмом мужчины, который не желал видеть в ней труженицу, как сегодня не видим труженика в ребенке.
Ребенок еще не выступил в свою защиту, он еще послушен нам.
Ребенок-сто масок, сто ролей одаренного актера. Он один-с матерью, другой - с отцом, бабушкой, дедом, разный - со строгим и добрым учителем, на кухне и среди ровесников, не одинаково ведет себя в среде зажиточных и нуждающихся. в будничной и праздничной одежде. Наивный и хитрый, послушный и высокомерный, добрый и мстительный, благовоспитанный и проказливый, он так умеет спрятаться до поры до времени, так затаиться в себе, что с успехом вводит нас в обман и ловко пользуется нашими заблуждениями в своих целях.
В области инстинктов ему недостает только одного, да и тот есть, только нечеток, как туманность эротических предчувствий.
В области чувств он превосходит нас, потому что не знает тормозов.
В области интеллекта по меньшей мере равен нам.
У него есть все. Ему только не хватает опыта.
Поэтому взрослый так часто бывает ребенком, а ребенок-взрослым человеком.
Вся разница в том, что он не зарабатывает себе на хлеб, что, будучи у нас на содержании, он вынужден подчиняться нашим требованиям.
Детские дома уже меньше похожи на казармы и монастыри; они почти больницы. Здесь есть гигиена, но нет улыбки, радости, неожиданностей, проказ. Здесь все серьезно, если не сурово, только по-другому, не так, как раньше. Их не заметила еще архитектура;
нет "стиля ребенка". Взрослый фасад здания, взрослые пропорции, старческий холод деталей. Французы говорят, что Наполеон колокол монастырского воспитания заменил барабаном-это верно; добавлю к этому, что над духом современного воспитания тяготеет фабричный гудок.
65. Ребенок неопытен.
Приведу пример и попробую объяснить.
- Я скажу маме на ушко. И, обнимая мать за шею, говорит таинственно:
- Мамочка, спроси доктора, можно ли мне съесть булочку (конфетку, компот).
При этом он часто смотрит на врача, кокетливо улыбается ему, чтобы подкупить, выудить разрешение.
Старшие дети говорят на ухо шепотом, младшие-обычным голосом...
В один прекрасный день окружающие признали ребенка достаточно взрослым для нравоучения:
- Есть желания, которые нельзя произносить вслух. Они бывают двух видов: одни нельзя иметь вовсе, а уж если они появились, то этого надо стыдиться; другие иметь допустимо, но говорить о них можно только среди своих.
Некрасиво приставать к взрослым, некрасиво, съев конфету, просить еще одну. Иногда вообще некрасиво просить конфетку; надо подождать, пока дадут.
Некрасиво делать в штанишки и некрасиво говорить "хочу по-маленькому", все будут смеяться. Чтобы не смеялись, нужно сказать на ухо.
Иногда некрасиво громко задавать вопросы.
- Почему у того дяди нет волос?
Дядя смеялся, все смеялись. Спрашивать об этом можно, но тоже на ушко.
Ребенок не сразу понимает, что на ушко говорят для того, чтобы услышал только один человек, поэтому он говорит на ушко, но громко.
- Хочу по-маленькому, хочу пирожное.
Даже если он говорит тихо, то все равно не понимает: зачем скрывать то, о чем присутствующие и так узнают от мамы?
Чужих ни о чем нельзя просить, тогда почему же можно громко просить доктора?
- Почему у этой собачки такие длинные уши?-спрашивает ребенок самым тихим шепотом.
И снова смех. Оказывается, об этом можно спросить громко, потому что собачка не обидится. А вот спрашивать громко, почему у этой девочки такое некрасивое платье, нехорошо. Но ведь ее платье тоже не обидится.
Как же объяснить ребенку, сколько во всем этом обывательской взрослой фальши? Как потом объяснить
ему, почему говорить на ухо вообще-то некрасиво?
66. Ребенок неопытен.
Он смотрит на тебя с интересом, жадно слушает твои слова, верит им.
- Это яблочко, тетя, цветочек, коровка,- верит.
- Это красиво, вкусно, хорошо,-верит.
- Это некрасиво, не трогай, нельзя,-верит.
- Дай поцелую, поклонись, скажи спасибо,-верит.
Ребенок ударился: дай мама поцелует, вот уже и не больно.
Он улыбается сквозь слезы: мама поцеловала-уже не больно.
Ударившись, он бежит за своим лекарством, за поцелуем.
Верит.
- Любишь?
- Люблю.
- Мама спит, у мамы головка болит, не надо ее будить.
И он тихонечко, на цыпочках подходит к матери, осторожно тянет за рукав, шепотом задает вопрос. Он не будит маму, он только спрашивает ее, а после: "Спи, мамочка, у тебя головка болит".
- Там, на небе, боженька. Боженька сердится на непослушных детей, а послушным дает булочки, пирожные. Где боженька?
- Там, на небе, высоко. А по улице идет чудной человек, весь белый. Кто это?
- Это пекарь, печет булочки и пирожные.
- Значит, он и есть боженька? Дедушка умер и его закопали в землю.
- В землю закопали?-удивляюсь я.-А как же он ест?
- Его выкапывают,-отвечает ребенок,-лопатой выкапывают. Коровка дает молоко.
- Коровка?-спрашиваю я недоверчиво.-А откуда она берет молоко?
- Из колодца,-отвечает ребенок. Ребенок верит, потому что всякий раз, когда пробует придумать что-нибудь сам, он ошибается. Он вынужден верить.
67. Ребенок неопытен.
Он роняет на землю стакан. Случилось нечто очень странное: стакан исчез, вместо него появились совершенно новые предметы. Он наклоняется, берет в руки осколок, порезался, больно, из пальца течет кровь. Все полно тайн и неожиданностей.
Он двигает перед собой стул. Вдруг что-то мелькнуло у него перед глазами, дернулось, взревело. Стул стал каким-то другим, лежит на земле, а ребенок сидит на полу. Снова боль и испуг.
Мир полон чудес и опасностей.
Он тянет одеяло, чтобы выбраться из-под нею. Теряя равновесие, хватается за платье матери. Карабкается вверх, цепляется за край кровати. Овладев этим опытом, тянет со стола скатерть или салфетку. Снова катастрофа.