Йосси Верди. Последняя жертва войны (сборник)

   – Доброе, Анна Владимировна, – в тон ей ответил Тимофей.
   – Как ваши дела?
   – Ха! Как на войне! – балагурил весельчак.
   – Понимаете, – тщательно подбирая слова, начала было Анна. – У нас раненый. Ему доктор молоко прописал…
   Тимофей бросил на мальчика быстрый взгляд, и ребенок, смекнув, стал торопливо пить из кувшина. Почти захлебываясь, но не роняя ни капли, мальчишка через силу осушил посудину и, насупившись, посмотрел на незваных гостей.
   – Сейчас молоко на вес золота. Видели, что делается? – довольный сообразительностью хлопца, указал на сына Тимофей. – Для него корова сейчас милее матери. Она его кормит. Да ведь больше и питаться нечем! Нет же ничего!
   Застыв в ухмылке, Тимофей, казалось, забыл о гостях, восторженно глядя на сына, стирающего языком с губ белые усы.
   – Он и стишок про молоко сочинил. Ну-ка, расскажи гостям, – умиляясь, кивнул мальчишке Тимофей.
   – Молоко для меня и вода, и мука. Что мне ваша война? Дайте мне молока! – невнятно пробормотал мальчишка, чем вызвал громкий и раскатистый смех Тимофея.
   – Видали? Он у меня скоро будет мычать, как теленок! – прокричал гордый отец вслед удаляющимся попрошайкам.
   К дому Елены Анна и Миша шли молча. Во дворе было пустынно и тихо. Давно не правленный забор покосился и, из последних сил держась на ржавых гвоздях, грозил упасть в любую минуту. На крылечке, свернувшись клубком, дремала худющая кошка. Когда-то ухоженный двор теперь порос бурьяном и крапивой. Вокруг стояла гнетущая тишина, и казалось, что даже вездесущий ветер сторонится этого угрюмого места.
   – Тетя Лена! – позвал Миша.
   Вытирая о передник руки, Елена вышла на крыльцо и увидела гостей.
   – Анна Владимировна, проходите. Что ж в дверях стоите?
   – Здравствуй, Леночка, – ободренная теплым приемом, заторопилась учительница. – Мы к тебе не в гости, а по делу… Нам бы молока…
   – За молоком? – Еще больше удивилась Лена.
   – Нам бы только одну крыночку для раненого солдата! – умоляюще произнесла Анна.
   Поправив косынку, хозяйка спустилась во двор по скрипучей лестнице. Глянув на Анну, она хотела было что-то сказать, но осеклась и с тяжелым сердцем направилась на задний двор, где в полумраке сарая стояла тощая корова – единственная кормилица всей семьи.
   – Сейчас посмотрю, – обреченно сказала хозяйка. – Ну-ка дайте мне вашу посудину.
   Взяв кувшин, Лена скрылась в сарае за прикрытой дверью. Анна уже представляла, как из вымени брызжет струя белой жидкости и, обрамленная пузырьками белой пенки, быстро наполняет кувшин. Она улыбнулась стоящему рядом мальчику и нетерпеливо глянула на прикрытую дверь. Через несколько минут из сарая вышла Лена с пустым кувшином и, отводя глаза, проговорила:
   – Я бы рада, но… нет молока.
   – Нет? – Учительница на мгновение онемела, но скоро нашла в себе силы выпалить скороговоркой: – Извини за беспокойство… До свидания.
   Близился вечер. Прохладные сумерки разноголосой пеленой укрывали деревню. Где-то залаяла собака, и тут же лай, подхваченный целой сворой, неровным, но громким хором разлился по округе. Чуть поодаль задребезжало пустое ведро – кто-то возился у колодца. В одном из освещенных окон играл патефон и плакал ребенок.
   Анна и Миша возвращались с пустыми руками. Туман белым ковром расстилался под ногами, пушистыми комьями заполняя разбитые сельские дороги и мрачную пустоту деревенских окраин.
   – Не огорчайся, Миша, завтра что-нибудь придумаем, – ласково, по-матерински, прошептала мальчику Анна у своей калитки, пытаясь скрыть от него неуверенность в голосе. – Подожди меня здесь, – добавила она и почти бегом исчезла в доме.
   Там она быстро спустилась в подвал и, набрав в подол несколько сморщенных картофелин – добрую половину своих запасов, – вернулась к мальчику.
   – На, держи… – С этими словами Анна сунула Мишке в карманы картошку. – Не волнуйся, завтра обязательно добудем Василию молоко.

* * *

   Нежно-розовый рассвет зарумянил ночное небо. Под его лучами разноцветными искорками заиграли на траве капли росы – следы ушедшей ночи. В домах закипели утренние заботы. Хозяйки накрывали подушки белоснежной ажурной кисеей, гремели посудой на кухне, а самые счастливые кормили скотину в сараях. Солнце кралось по небосклону диким зверем, завороженно наблюдавшим за своей добычей. Оно ярко освещало крыши ветхих строений и верхушки деревьев, опьяняя все вокруг еще одним глотком надежды. Широкое поле созревающих подсолнухов тут же оживало и поворачивало к вечному светилу свои рыжие мордашки. В свежести солнечного утра грязные улицы теперь не казались изувеченными, а покосившиеся дома смотрелись еще вполне надежным жилищем. Даже псы-доходяги, на боках которых несложно было пересчитать все ребра, весело махали плешивыми хвостами, встречая новый день.
   Война была беспощадна. Она каждый день уносила тысячи жизней, но утром казалась такой далекой и фантастической, словно злой гений специально выдумал ее в надежде отомстить селянам за их безмятежное счастье. Невозможно было поверить, что в такое прекрасное утро где-то погибали и изувечивались. И если бы не похоронки, которые с беспощадным постоянством доставлялись по адресам, можно было бы совсем о ней забыть.
   Заглянувшие в окошко лучи рассветного солнца разбудили Василия. Тяжело поднявшись со смятой постели, раненый солдат подошел к окну и с удивлением заметил два кувшина, стоящих на его подоконнике. Он осторожно потянул к себе створку окна и мгновенно ощутил почти забытый, но такой родной запах свежего парного молока.