Юфряков Владлен. Агава Супсова

   А агава! Поникшие листья вновь обрели силу. Но характер их движения изменился. Те, что касались подставки, вздулись, словно напрягшиеся мышцы, и, опираясь на массивное основание, грозились опрокинуть алюминиевый куб, в котором находилось растение. Верхние листья распустились веером и плавно покачивались, словно ощупывая пространство.
   Супсов склонился над пультом и не видел, что происходит за его спиной. Я не мог оторвать взгляда от мощных напряженных листьев, готовых вот-вот нащупать одну из многочисленных перекладин или стоек. Было чуть-чуть жутковато. Но стоило ли обращать на это внимание Олега Николаевича? Наверное, он не однажды проделывал подобные опыты и знает возможности своей подопечной. Пока я рассуждал так, один из листьев нащупал массивную трубчатую перекладину, обхватил ее и начал напряженно вздуваться, наклоняя на себя весь куст. Те листья, что упирались в подставку, помогли, и массивный куб, потеряв равновесие, съехал с подставки. Упасть растению не дал лист, мертвой хваткой зацепившийся за перекладину. Но вес оказался слишком велик, перекладина прогнулась и алюминиевый куб, описав дугу, с глухим стуком опустился у моих ног. Супсов вскочил со стула и широко раскрытыми глазами непонимающе уставился на клубок подрагивающих стеблей. Такой исход опыта не входил в его планы. Олег Николаевич растерялся.
   Листья с острыми шипами на концах продолжали что-то разыскивать. Нащупав какой-либо предмет, они медленно обхватывали его и с недюжинной силой тянули к себе. Нижние уже прижимались к алюминиевым стенкам, подтаскивая все, что попадалось на пути. Средние раскинулись широко и вели себя наиболее агрессивно. Один захватил стул, другой зацепил край пульта. В их объятья попали несколько труб, проводов и массивный кабель. Все это начало гнуться и трещать. Ярко вспыхнув, перегорело несколько ламп. Из лопнувшей трубы ударила струя красноватого раствора.
   Неожиданно вся агава подвинулась ближе, словно пыталась отрезать нам путь к выходу. Я невольно попятился, увидев в десяти сантиметрах от груди темные острые иглы. Впечатлений от эксперимента было более чем достаточно. Чего же Супсов медлит? Надо или прекращать или убираться отсюда подобру-поздорову. Олег Николаевич продолжал неподвижно стоять в той же позе. Вдруг резко заскрежетало железо, и крышка пульта, изгибаясь и срывая кнопки и рычажки системы управления, поползла в сторону. Я понял, что от Супсова ждать больше нечего. Еще шаг в сторону, чтобы не зацепили иглы. Я взял Супсова за руку.
   - Не пора ли к выходу? - Как будто в ответ на мой вопрос, агава медленно поползла к двери. Наконец Супсов очнулся, нетерпеливо повернул ко мне голову, видимо хотел что-то сказать, но не успел.
   Яркая вспышка, оглушительный треск и полная темнота. Что-то больно ударило по ногам. Показалось, что я падаю на сотни острых игл. Но все обошлось благополучно. Сбросив с себя какую-то сетку, обрывки проволоки, я осторожно поднялся на ноги. Кромешная тьма. Порою казалось, что в разных местах лаборатории мелькают огоньки. Черт с ними, с огоньками, решил я. Где агава? Как в этой тесноте я не напоролся на ее мощные шипы? И где Супсов?
   Я замер, боясь пошевельнуться. И весь превратился в слух. Комната наполнялась самыми разнообразными звуками, и мне становилось все страшнее. Но способность мыслить еще не изменила. Первое, что я твердо определил агава действует. У самых ног что-то зловеще шипело. Справа на предельных нотах звенел металл. Неожиданно раздался треск, за ним скрежет. Со свистом прорезал темноту оборвавшийся провод. И среди всего этого хаоса самым страшным показался звук передвигаемого по полу тяжелого предмета. Я завертел головой во все стороны. Глаза, видимо, привыкли к темноте и заметили внизу довольно четкую полоску света. Что же это может быть? Мысль работала лихорадочно. Воображение рисовало самые невероятные и страшные картины. Но все-таки рассудок победил, и я догадался, что полоска света это дверь в соседнюю комнату. Стало чуть легче: хотя бы известен путь к отступлению. Можно ли туда добраться и где все-таки Супсов?
   - Олег Николаевич! - решил я подать голос.
   В ответ раздался мощный треск, что-то упало и рассыпалось по полу лаборатории. Нервы мои не выдержали. Забыв об осторожности, я пошел напролом к спасительной полоске света. Ноги наткнулись на что-то упругое, перешагнули. В лицо лезли обрывки непонятно чего. Плечо пиджака за что-то основательно зацепилось. Но разве это были преграды! Получив несколько ощутимых царапин и оставив в лаборатории половину рукава, я распахнул дверь, стремительно проскочил комнату и очутился на веранде.
   Был день, и светило яркое южное солнце. Если бы сейчас напротив меня стоял Супсов, я бы подумал, что мне приснился нелепый сон.
   - Супсов! Олег Николаевич! - я бросился обратно и, едва вскочив в первую комнату, замер. К счастью оцепенение длилось недолго. У двери на веранду стояла лопата. Я принялся кромсать агаву, которая наполовину просунулась в дверь и вытащила за собой на белый свет неудачливого экспериментатора. Первым отлетел стебель, обхвативший плечи Олега Николаевича у самого горла. Затем я врезался в гущу листьев и бил до тех пор, пока в алюминиевом баке не оказалась перекопанной даже земля.
   Супсов лежал с закрытыми глазами и не подавал признаков жизни. Что делать? Слушать сердце? Я невольно задержал взгляд на лице Олега Николаевича. Выглядел он не блестяще. Но несмотря ни на что, это было лицо победителя. Глаза сомкнуты спокойно, как в легкой задумчивости. Брови чуть нахмурены. Нет, это не лицо покойника. Но кто его знает, что будет дальше.
   "Скорая" откликнулась быстро. Пять-шесть минут - и врачи уже звонили у калитки. Пришлось распоряжаться за хозяина.
   Занимаясь Супсовым, врачи нет-нет да бросали недоуменные взгляды в открытую дверь разгромленной лаборатории. Осторожно переступая ярко-зеленые куски порубленной агавы, косились на алюминиевый бак с белыми остатками массивных корней. Они догадывались, что все это имело отношение к их вызову, но ни о чем не расспрашивали.
   Картина в целом была загадочной. Правда, от зловещности, которая открылась мне, уже почти ничего не осталось. Просто по полу были разбросаны ошметки громадных листьев привычного на юге растения, рядом валялась лопата, ковер был усыпан землей.
   - Срочно в больницу! - распорядился старший. - Вы поедете с нами? обратился он ко мне. - Надо кое-что выяснить.
   - Пожалуйста.
   Закрыть дом и положить в карман ключи от всего хозяйства пришлось мне. Находясь в машине и чувствуя на себе вопрошающие взгляды медиков, я вдруг понял нелепость своего положения. Что я смогу рассказать им и как объяснить все происшедшее? К тому же вряд ли Супсову понравится, если я открою его тайну.
   В приемном покое старший выездной бригады взялся за какие-то анкеты и вопросительно посмотрел на меня. Надо говорить. И я без всякого труда вдруг сразу сочинил: Олег Николаевич вдруг разнервничался, изрубил лопатой агаву и сам упал тут же.
   - Все верно, - неожиданно заявил сам Олег Николаевич.
   Все обернулись к нему.
   - Немедленно в палату, - распорядился врач.
   Супсов попросил меня подойти. Когда я наклонился над ним, он горячо зашептал:
   - Теперь вы убедились, что она имеет желания?
   Весь вечер я ни о чем другом не мог думать. Бродил по самой кромке прибоя. Должно же быть объяснение всему происшедшему. "Желания" растений? Растение пожелало вытащить Супсова и не куда-нибудь, а в дверь! Чепуха! Но перед глазами вновь возникали недавние страшные картины. Я отчетливо помнил, как два мощных листа агавы, опираясь на косяки дверей, медленно подтаскивали бак с землей и самого Супсова.
   Пусть Олег Николаевич гений, но заставить растение соображать!..
   Вернулся к себе вконец разбитый от пережитого, а еще больше - от раздумий. Только под утро забылся сном.
   Вой пожарной сирены врезался в мой мозг, как шип агавы. Реально воспринимать окружающее я стал, когда почти добежал до дома Супсова. Пожарных не видно. Ни дыма, ни огня. Ни зевак, обязательно полагающихся в таких случаях. Хотя две женщины и паренек, мимо которых я только что проскочил, разглядывали меня не без любопытства. Что же это я? Дом Супсова как стоял, так и стоит. Зря ударился в панику. Впрочем нет. Не совсем. После разгрома, произведенного агавой, все могло Произойти, проверить-то я не удосужился. Еще не поздно, все равно пришел.
   Разглядывая меня, парнишка прыснул в маленький кулачок с желтыми от грецких орехов пальцами. Что-то не так! Я поторопился юркнуть в калитку и уже на веранде осмотрел свой костюм. Желтая пижама, поверх синий пиджак, черные туфли на босу ногу и, в довершение, белая шляпа. Безнадежно махнув рукой, я плюхнулся в плетеное кресло, чтобы перевести дух и окончательно прийти в себя.
   Утренняя прохлада быстро делала свое дело. Судя по всему, поспать мне удалось не больше часа, но и этого, в сочетании с утренней свежестью, оказалось достаточно, чтобы по-новому взглянуть на события, происшедшие несколько часов назад.
   Вчера я был заворожен странным поведением хозяина, неприятно поражен "живой" аллеей, испуган агрессивной агавой; как кролик, метался по этой самой веранде. Согласитесь, событий чуть больше, чем надо для того, чтобы их нормально переварить.
   Стоило открыть дверь дома и переступить его порог, как вспомнился свистящий шепот Олега Николаевича: "Теперь вы убедились, что она имеет желания?.." "Чушь", - мысленно ответил я и огляделся. Ничто не изменилось. Только в нос ударил какой-то резкий запах. Не закрывая дверей, я поторопился распахнуть окно. Передвигаясь по комнате, невольно покосился на массивные изрубленные стебли - лежат, как лежали. А может, и двигались, разве запомнишь. В лаборатории что-то тихо гудело. Когда прислушался повнимательней, различил еще легкий треск и глухие удары капель. Входить туда без света небезопасно, а притрагиваться к выключателям... Прежде, чем приступить к осмотру лаборатории, я отключил ввод электроэнергии на участок - так надежнее. Вооружившись мощным фонарем, снова приблизился к двери. Теперь только редко падающие капли нарушали тишину в мертвом хаосе проводов, подпорок, опрокинутой мебели.
   Луч сразу же выхватил из темноты подставку, на которой стояла агава, а вот и перекладина, за которую она ухватилась. Я припомнил, где стоял сам, где находился Супсов. Как удалось мне избежать острых шипов? Пульт справа от меня, подвеска для ламп над моею головой, система труб подачи раствора с левой стороны, силовая разводка на стене, сзади, за моей спиной - все это оборвано. Что только можно, агава тащила за собой к двери. На пути остались целыми только три мощных стойки, которые выдержали напор массивных листьев.
   Два куска зеленой массы, отброшенные лопатой, лежали сейчас у моих ног, в луже какого-то вонючего раствора. И я посмотрел на них хладнокровно, без вчерашнего содрогания, потому что сегодня не верил в их кровожадность и сверхъестественные способности, выработанные Супсовым. Я согласен был приписать все это бреду, временному психическому расстройству, но у нас с Супсовым не хватило бы сил, даже в бреду, учинить такой разгром.
   Еще раз тщательно оглядев помещение и убедившись, что ни пожара, ни потопа не произойдет, я снова устроился на веранде.
   Торопиться было некуда.
   Тем более, что на улице появились люди, и мой наряд мог вызвать не только удивление, но и кривотолки.
   Взгляд невольно возвращался к разбросанным стеблям. Неужели они соображали, что делали?! Агава двигалась к двери и тащила все за собой. А Супсов? Он согласился назвать ее своим именем! Может быть, это вовсе не агава...
   Я поднялся с кресла, подошел к зеленому листу, осторожно перевернул его носком ботинка.
   И снова неприятные ощущения начали туманить мозг.
   Только теперь я понял, как далеко зашел Супсов.
   На веранде уже солнце и ясное чистое утро.
   А в лаборатории - вонючий раствор на полу, оборванные провода я поломанные трубы. Агава порублена. Супсов в больнице.
   Знает ли он, что я сделал с его красавицей? Как ему объяснить? И как самому себе объяснить агрессивность и попытку агавы выбраться из лаборатории?
   Супсова я посетил только на следующий день. Передал ключи от дома, рассказал, что там творится. Поделился своими впечатлениями об эксперименте.
   Выслушав все до конца, Олег Николаевич почти шепотом сказал:
   - Вы убили ее...