Повторного разрешения или подробного рассказа о жертве с детальным изложением ее привычек и биографии, а также причин, по которым, собственно, следовало начать охоту, Энтиор дожидаться не стал. Глава Братства никогда не отличался многословностью и уж тем более никогда не объяснял мотивов своих действий. Принц приложил руку к личному медальону и исчез из приемной Верховного маршала. Тот остался сидеть, неподвижно следя за пляской языков пламени, лижущих дрова в камине. Через минуту, возложив длани на подлокотники, старик задумчиво констатировал, решив поделиться своими мыслями с самым достойным собеседником, то есть с собой:
   – Юнец весьма заносчив. Но Тьма любит гордых, лишь ему по силам взять след врага. Пусть Ловчий покажет себя. Если проиграет, призову других. Наш собрат в изначальном мраке должен быть отомщен.
   Вздохнув, маршал наклонился, протянул пальцы прямо в жаркое чрево огня, погрел руку в открытом пламени и довольно защелкал суставами, которые после столь радикальной процедуры восстановили гибкость.
   Энтиор, довольный предоставившейся возможностью поразвлечься, перенесся в замок Гранд и стал собираться в дорогу. Велел седлать Мрака – резвого и выносливого коня, облачился в одежду из мягкой, превосходно выделанной, обработанной специальным составом и потому непробиваемой ни стрелой, ни клинком кожи, в такой же плащ со стоячим воротом, высокие сапоги с острыми шпорами и подбитыми черным серебром каблуками. В довершение туалета пристегнул меч, выбрал кинжал, стилет, пару метательных ножей и арбалет. Более ничего принцу для любимого занятия – охоты на самую хитроумную, а оттого особенно желанную разумную дичь – не требовалось. Бог рассчитывал, что задание Верховного маршала не займет много времени, и он успеет прибыть домой к ужину, если же нет, всегда оставалась возможность вкусить кого-нибудь подходящего, попавшегося на дороге. Энтиор оставил балахон в тайной комнате, но медальон не снял, только убрал его под одежду.
   Пристегнув к седлу несессер с различными принадлежностями, сделанными из особого сплава стали с серебром и кауримом (принадлежности сии без сомнения вызвали бы истинный восторг у знатока и панический ужас у жертвы), принц вскочил на коня и пришпорил его. Мрак заржал и вихрем сорвался с места, унося своего хозяина на избранную дорогу, туда, куда звало Энтиора чутье вампира и бога охоты – тот сверхъестественный дар, который позволял принцу искать и находить дичь, где бы она ни пыталась скрыться. Ни заклятия, ни расстояния не были преградой для безжалостного принца. Жертва могла улизнуть от погони лишь одним-единственным способом – покончить с собой самостоятельно, не дожидаясь совершенных мучений, которым ее готовился подвергнуть бог боли. Впрочем, для этого дичи следовало бы знать, что на нее идет охота, а Энтиор не собирался играть в благородство и тактично высылать уведомление о визите.
   Принц-вампир мчался по мирам через сумрак вечера и через ночную мглу. Именно это время суток он предпочитал, именно оно будило в нем жажду крови и охотничий инстинкт, столь необходимые для погони. Энтиор почти бесшумно несся во тьме, словно ветер ночи, то по едва видной лесной тропе, то по проселочной дороге, то по центральной улице спящего города, то просто по бездорожью. Очень редко он останавливался и доставал книжицу, врученную Верховным маршалом. Бог проверял, верно ли он избрал путь, который соединил биение его сердца с ощущением присутствия жертвы где-то там, в невообразимой дали. И после каждой такой проверки Энтиор чувствовал, что приближается к цели. Он все еще не мог понять, к какой расе принадлежал и какими способностями обладал белобрысый весельчак, не угодивший самому Старику, но одно принц знал точно: вскоре он настигнет жертву.
   Бог боли ехал сквозь ночь. Мало кто рискнул бы встать на пути такого охотника. Если только по великой дурости или случайно. Но мало ли на свете идиотов? И богам ли не знать, как причудливо тасуется колода Случая.
   В сумеречном лесу, освещаемом лишь светом громадной голубой луны и далекими зелеными огоньками звезд, справа от Энтиора, вслед за далеким уханьем совы, писком испуганных грызунов и сонным птичьим щебетом раздался близкий, вполне человеческий крик ужаса, потом послышались громкий треск ломающихся веток и нечленораздельные грубые проклятья.
   – Пожалуйста, добрый рыцарь, во имя Света Сиалэн, помогите! – На тропинку, сильно прихрамывая, выскочила девушка с серебряной копной растрепанных волос, одетая лишь в тонкую, легкую, словно паутинка, тунику.
   Разгоряченный Мрак взвился на дыбы и забил в воздухе копытами. Не выдержав таких акробатических упражнений, подпруга седла неожиданно лопнула и, чтобы не оказаться под копытами гигантского жеребца, Энтиор вынужденно слетел со спины коня. А девица, прежде чем снова трагически заломить руки, предусмотрительно спряталась за спину всадника и за круп его лошади.
   Разозленный необходимостью вспоминать заклятие починки седла и мысленно уже отсчитывающий количество плетей нерадивым конюхам Энтиор сдавленно хмыкнул. Возмущение перемешалось в мужчине с изумлением – нахальство девки было вопиющим: его, бога-вампира, призывали помочь именем богини длинноухих. Впрочем, девица могла просто не узнать в ночном всаднике исконного врага своей расы. Клыки Энтиор не показывал, длинные волосы скрывали острые кончики ушей, а бирюзовые глаза отливали красным только тогда, когда того желал сам принц, бледность же кожи и тонкие черты лица еще ничего не доказывали.
   Хромая эльфийка – на то, что незнакомка принадлежала именно к Дивному народу, явственно указывали и цвет ее волос, и разрез громадных зеленых глаз, и хрупкость фигуры, прекрасно обрисованной туникой, – умоляюще уставилась на молчаливого незнакомца в темном плаще и повторила свою просьбу, указывая куда-то в глубины леса. Оттуда по-прежнему доносился явственный треск, какой обычно производит ломящийся сквозь заросли человек или стадо кабанов-лунатиков. Но поскольку слышна была грязная ругань, а не хрюканье, и разило от приближающихся существ давно не мытым телом и прокисшим вином, а не щетиной и навозом, бог решил, что идут люди. Вернее, то отребье, которое почти утратило право называть себя людьми. Таковых чистоплотный и брезгливый Энтиор ненавидел куда больше эльфов, к которым испытывал обыкновенную расовую неприязнь. Поняв, что без устранения надоедливых тварей даже упряжи в лесу починить не удастся, принц процедил проклятье.
   Надбавив мысленно конюхам и шорникам по десять плетей, Энтиор немного выждал, молча хлопнул Мрака по крупу, после чего конь замер как статуя; принц достал два ножа и, почти не глядя (ночное зрение и острый слух указали мишени безошибочно), метнул оружие куда-то в кусты у тропинки. Раздались два сдавленных всхлипа. Треск в той стороне на несколько мгновений усилился и внезапно стих, завершившись звуками падений. Вампир чуть качнул головой и повел руками, призывая свои клинки обратно. Словно послушные псы, ножи вернулись к владельцу. Эльфийка за спиной вампира беззвучно плакала от облегчения. Сжимая клинки в ладонях, бог подошел ближе к зарослям и дождался появления третьего и последнего преследователя. Взмахнул ножами крест-накрест и с легким удовлетворением полюбовался, как полетела отделенная от тела голова и упала в кусты, а безголовое тело, исторгнув мощный фонтан гнилой крови (блестящее темно-голубое серебро на сером фоне ночной листвы), нелепо размахивая руками и дрыгая ногами, упало на край тропы. Обтерев клинки о сравнительно чистый участок плаща трупа, Энтиор шепнул все-таки пришедшее на ум заклятие, соединившее лопнувший ремень, и вскочил в седло. Мрак, почуявший кровь, только раздувал ноздри. Юную эльфийку, оказавшуюся свидетельницей кровавой расправы с преследователями, совсем не романтично затошнило. Прикрыв рот ладошкой, она прыснула в кусты по соседству и рассталась с ужином. После очистительной процедуры девушка все-таки нашла в себе силы вернуться к спасителю.
   – Благодарю вас, ночной рыцарь! Из мрака ночи возникли вы, одетый во мрак, но принесли свет в мою жизнь, не дав прежде времени угаснуть огню Творца! Молю, ответьте же, за кого мне вознести хвалебную молитву Сиалэн? – зазвенел голос эльфийки, едва та справилась с подступившей к горлу тошнотой.
   – За конюхов, – обронил Энтиор и пришпорил Мрака.
   – За конюхов? – в недоумении переспросила опустевшую тропу девушка, так и не понявшая, кем был ее герой. – Но почему?
   Ответа, разумеется, ей никто не дал… Энтиор уже скакал дальше. Слишком худа и немощна была эльфийка, чтобы вампир пожелал вкусить ее крови после расправы с людьми. Принц мчался сквозь ночь, и Силы Случая смеялись за его спиной.
   Охотник неумолимо приближался к жертве. Очень скоро миры перестали сменять друг друга чередой сумрачных видений, и бог въехал в конкретный поздний вечер конкретного мира.
   Большой город, не удосужившийся окружить себя охранными стенами, раскинулся на холмах с привольем пьяного путника, каковому нипочем грабители и хищные звери. Он все еще сиял отдельными светлячками веселых домов, таверн и богатых особняков, в которых далеко за полночь продолжались пышные балы.
   Но Энтиор въехал в город со стороны самых нищих окраин. Там если и теплились еще огоньки, то из-под плотно прикрытых стареньких ставен, или, наоборот, пылали безнадежно-дерзким костерком, разложенным в развалинах, а то и прямо на мостовой, утоптанной сухим летом до состояния камня и превращающейся в непролазное болото в сезон дождей. Издалека трущобы казались вымершими на ночь, однако стоило только всаднику выехать на широкую площадку, формально считавшуюся началом города, как к нему тут же устремились – кто бегом, а кто ковыляя – исхудавшие нищие с протянутыми для подаяния руками, раздались причитания и просьбы о милостыни.
   Принц дал себе труд придержать коня, разгоряченного скачкой по вольным просторам, только для того, чтобы выбрать направление движения. Он никогда не подавал денег голытьбе. Мужчина лишь вскинул голову и, брезгливо поморщившись от нестерпимой вони немытых, больных тел, процедил:
   – Прочь с дороги, быдло!
   Сила голоса бога хлестнула души городского отребья безжалостным кнутом, его воле невозможно было не повиноваться. Убогие нищие в жуткой панике со всех ног прыснули во все стороны, забились в щели, из которых выползли в надежде на случайную поживу, прикрыли лица руками, съежились комочками, пытаясь скрыться от страшного голоса. Они царапали себя грязными ногтями, стараясь изгнать зловещие звуки из головы и забыть, избавить память от кошмара более страшного, нежели их безнадежная жизнь.
   Лишь один исхудавший уродец с изъязвленным лицом замешкался, не услыхав веления Энтиора по причине природной глухоты. На свою беду несчастный стоял как раз на дороге. Мрак ударил его копытами в чахлую грудь и проскакал по бьющемуся в предсмертных судорогах телу, пятная грязные лохмотья багровыми пятнами. Бог боли оказал просившему единственную милость, на какую был способен, освободил вольную душу от пребывания в убогой оболочке.
   Конь нес всадника вглубь города по узким улочкам района бедняков и преступников. Энтиор явственно чувствовал, что цель уже близко, только теперь перед богом встала другая весьма необычная проблема. Восприятие близкой жертвы сделалось настолько полным, что охотник утратил представление о ее конкретном местонахождении. Вампир проехал еще пару минут, но его чувства не желали проясняться. Мысленно процедив проклятье, оскорбленный принц натянул поводья и полез за портретом белобрысого ублюдка.
   Только и на сей раз великолепному Энтиору не дали завершить дела в тишине и спокойствии. Конечно, вампир ощущал поблизости присутствие сразу нескольких не спящих живых существ, но не думал, что они могут стать для него помехой. Однако проказник-случай вновь распорядился судьбой принца на свой лад. Пока его высочество изучало миниатюрное изображение блондина-оптимиста, настраивая себя на более обостренное восприятие, из заброшенного дома на относительно просторной улочке появилось пятеро мужчин.
   – Смотрите-ка, парни, нам и ходить сегодня далеко не придется! – оскалил зубы в хищной усмешке высокий и тонкий как хлыст тип, поигрывая саблей. – Славная добыча! Восхвалим Джея!
   – Эй, господин хороший, коли жить хочешь, с лошадки слазь, кошелечек, колечки на мостовую клади и быстренько беги отсюда! Ну! – подхватил другой молодой нахал, показав кривые, но довольно белые зубы.
   Энтиор хранил молчание, в последний раз выверяя дорогу к дичи.
   – Надо же, упрямится мальчик или стесняется! – рассмеялся третий, здоровый как медведь парень, даже не обнаживший оружия. – А может, чего другого услышать хочет?
   – А что? – демонстративно поведя носом, вмешался четвертый грабитель, доставая ножи. – Может, и дождется! Вон как надушился, точно встречи с нами, как свидания, ждал!
   – Так за чем же дело? Пускай портки снимает и на карачки становится, так и быть, обслужу, – расхохотался пятый, смазливый красавчик, уверенный в том, что всадник запуган до полусмерти и уже готов наложить в штаны от ужаса, и потянул руку к поводьям Мрака.
   Энтиор убрал портрет в карман камзола и обвел взглядом ледяных глаз глумящихся придурков. Нет, не обычные грабители из низов, отребье улиц, стояли перед ним. Как ни старались парни корчить из себя таковых, но в их манере держаться, в словечках, в запахе слишком чистых для довольно неприглядной одежонки тел проглядывали сытые, а вернее уж зажравшиеся богатенькие мальчики, вышедшие на улицу в поисках острых ощущений. И теперь кто угодно, знающий бога боли, Ледяного Лорда, дознавателя Лоуленда, мог бы сказать беспечным взбесившимся балбесам, что они дождались своего часа.
   – Замрите! – повелел идиотам принц, легко соскакивая с коня.
   Жертвы голоса бога-вампира застыли на месте, не в силах пошевелиться или вымолвить хоть словечко. Только глаза бешено завращались в орбитах перетрусивших ублюдков, неожиданно осознавших: пусть сейчас и идет охота, но они не загонщики, а дичь. Энтиор прищелкнул пальцами, и маленький пятачок, на котором стояло пять живых статуй, залил тусклый серый свет; не торопясь, наслаждаясь ужасом пленников, вампир обнажил меч и кинжал. Подошел к первой жертве – хлыщу с саблей, начавшему разговор, и взмахнул мечом. Рука с саблей упала в пыль мостовой. Вампир аккуратно выколол парню глаза кинжалом и мягко, почти нежно, промолвил:
   – Впредь лучше смотри, на кого поднимать клинок!
   Кровь по желанию бога-вампира не хлынула жарким потоком, она сочилась тоненькой струйкой, даруя жертве не только боль, но и шанс на жизнь, жизнь калеки.
   А Энтиор уже перешел ко второму парню, обстоятельно расписавшему, что именно ему надлежит оставить грабителям. Кинжал прошелся по пальцам кривозубого вора, и те, словно лепестки с цветка, посыпались вниз.
   – Брать надо лишь то, что в состоянии взять, – произнес вторую сентенцию Энтиор, приблизившись к третьему врагу.
   Парой взмахов кинжала принц отсек ему уши, губы и вырвал из открытого рта язык.
   – Теперь ты поймешь, что такое стеснение, – холодно улыбнулся мучитель и, повернувшись к четвертому, отсек ему нос, обрубил у запястий руки, все еще державшие ножи, после чего любезно сообщил:
   – Так ты сможешь унюхать гораздо больше.
   Пятую жертву вампир оставил себе на десерт. Приблизившись к парню, в ужасе созерцавшему кровавую расправу над своими приятелями, Энтиор взмахом кинжала избавил его от портков и, аккуратно обтерев клинок о рубашку похабника, убрал его в ножны. Протянув руку, вампир одним рывком лишил глумливого идиота мужественности и пояснил, потрепав красавчика по щеке:
   – Теперь тебя можно будет использовать только одним способом.
   Вложив в ножны меч, Энтиор холодно усмехнулся, обвел взглядом творца скульптурную композицию из увечных, глаза которых кричали от отчаяния, ужаса и неимоверной боли. В сером цвете темная кровь, отрезанные конечности и сами изувеченные негодяи смотрелись великолепно. Эстетическое чувство и жажда мести бога были удовлетворены. Ублюдки получили по заслугам! Вскочив в седло, принц дал коню шпоры. Мрак сорвался с места прежде, чем вампир приказал:
   – Отомрите!
   Крики безумного страдания и крайнего отчаяния зазвучали уже за спиной бога боли. Он покарал оскорбителей, и каждый из них по его воле должен был принять ту боль, которая приведет его к грани смерти, но оставит жизнь, никчемную жизнь калеки, обреченного на жалость и презрение близких, ибо скрыть причины травм вряд ли окажется возможным.
   Энтиор вовсе не считал своим призванием искоренение преступности, но он всерьез полагал, что на сем опасном поприще нет места дилетантам, тем более мрази, оскорбившей его и вставшей на пути его охоты.

Глава 4
Дичь не по зубам

   Буквально через шесть-семь минут чутье ловчего вывело принца с узкой, петлявшей, словно пьяный сапожник, но все-таки мощенной битым камнем улочки на ее товарку пошире – прямо к коновязи у гостеприимно приоткрытых дверей трактира. Там, судя по свету, громким крикам, пению невпопад, запаху пива, дешевого вина, фасоли и жареной свинины, все еще продолжался гудеж.
   «Поющий поросенок» – сообщала незатейливое название заведения жестяная вывеска с надписью и веселым хряком. Скорее, «Горланящие свиньи», – с ходу подобрал более подходящее наименование трактиру язвительный принц и спешился. Инстинкт охотника подсказывал, что цель неимоверно близко, прямо за этими дверями. Приказав жеребцу стоять смирно у коновязи, Энтиор скорым шагом, стараясь сдерживать нетерпение, взошел на низкое крылечко и толкнул дверь. Та охотно распахнулась, впуская принца в широкий и жаркий после прохлады осенней ночи зал, ярко освещенный гроздьями дешевых магических шаров, подвешенных в сетках прямо к грубым крюкам, вбитым в потолочные балки. Света и тепла добавляли два открытых очага, на которых скворчали над огнем, распространяя аппетитный аромат, жирные свиньи. Скамьи и столы были сдвинуты в одну гигантскую кривую, вокруг которой сновали, сбиваясь с ног, разрумянившиеся от жара, сдобные, как плюшки, крутобедрые подавальщицы. В углу пристроились музыканты, наяривающие на лютне, скрипке, губной гармошке и трубе что-то неопределенное, но весьма веселое. Народ гулял на полную катушку!
   С трудом привыкая к спертому воздуху трактира среднего пошиба, его высочество секунду постоял в относительной тени у двери. На нового посетителя никто не соизволил обратить ни малейшего внимания, поскольку как раз в момент его появления высокий белобрысый здоровяк забрался с ногами прямо на скамью и, пьяно покачиваясь, завопил во все горло, перекрывая сразу три разные песни, которые горланили почти полсотни баб, мужиков и музыкантов:
   – Всем еще по три кружки карамельного пива и по тарелке жаркого! Угощаю! – Он метнул в оперативно подставленную ладонь подавальщицы несколько серебряных монет.
   Зал, прервав пение, ответил нестройным ликующим воплем, а белобрысый слез со скамьи, осушил до дна свою кружку, довольно рыгнул и наполнил кружку снова.
   Хоть пьяница и стоял к Энтиору спиной, бог сразу узнал свою жертву. Те же фигура, цвет волос, даже рубашка – и та точь-в-точь такая же, как нарисованная на портрете, вот только не было в развеселом типе ничего хоть сколько-нибудь необычного. Никаких, даже скрытых резервов магической или иной силы не уловил бог. «Ну и какая, собственно, разница, это только упрощает дело!» – решил принц, все-таки слегка разочарованный бездарностью добычи.
   Моментально обдумав план действий, он двинулся вперед. Старик просил, чтобы смерть дичи не была легкой, значит, следовало для начала выманить ее из трактира и доставить в один из любимых казематов. Учитывая состояние мужика, принц не думал, что это будет трудно. Не снимая плаща, неслышно ступая по плотному слою свежей соломы, настеленному на пол, ловчий приблизился к мужчине. Нагнувшись к самому уху белобрысого, он прошептал, используя божественную силу повеления:
   – Встань и молча выйди со мной во двор!
   – Зачем это? – с пьяной вальяжностью поинтересовалась добыча, обращая физиономию к палачу. Тут же в голубых глазах мужика сквозь пьяную муть зажегся свет узнавания, и он куда веселее прибавил: – О! Ты, эт-т-а, как тебя там, а! вспомнил, Энтиор, ты лучше сюда садись. Давай выпьем! Пива хочешь?
   – Связист?! – изумленно выпалил принц, растерявшись. Бирюзовые очи бога, преследовавшие в сладострастных снах не одну высокородную даму, вытаращились самым простецким образом.
   А потенциальная дичь уже совала знакомцу под нос свою еще полную кружку с пивом. Энтиор машинально принял ее и глотнул. Как ни странно, пиво оказалось весьма неплохим, во всяком случае, разборчивого аристократа не стошнило, к нему даже вернулся дар речи, казалось бы утраченный навеки в тот момент, когда в развеселых голубых глазах того, кого ему приказали убить, бог разглядел хорошо знакомую по суматошному Новогодью в Лоуленде мудрую сумасшедшинку Вольной Силы. Теперь-то вампир узнал Связиста, обожавшего принимать плотский облик и столь искусно маскировавшего свои способности, что почти никто из окружающих не мог определить, с кем на самом деле общается.
   – Тсс! – отобрав кружку у Энтиора, громогласно прошептал пьяный Связист, прикладывая палец к губам. – Здесь я этот, как его, Жофри. Ты же меня не выдашь, а?
   – Нет, – медленно и печально покачал головой принц и уже не приказал (Силе его приказ все равно что дракону комариный чих!), а почти умоляюще попросил: – Выйдем, пожалуйста, на воздух, надобность в беседе весьма велика.
   – Ну ладно, пошли, только ты это, не забудь, я не из тех мужиков, которые тебе задницу готовы подставить. Я все больше баб люблю, – уточнил Связист-Жофри и громко заржал, радуясь собственной грубой шутке.
   Энтиор скрипнул зубами и молча пошел к выходу, от всего сердца желая, чтобы бражник последовал за ним. Вампир был растерян до крайности. Он просто не знал, что делать, ибо оказался в такой ситуации, из которой не видел никакого выхода. Бог не мог убить Силу не только и не столько потому, что Связист числился закадычным приятелем его братьев. Важнее было иное: во-первых, убийство любой Силы являлось одним из самых серьезных нарушений Великого Равновесия, а в такие игры вампир не играл, и во-вторых, оно было просто не по зубам богу-вампиру, он вообще не представлял, как можно убить подобное создание. С другой же стороны, в ушах Энтиора звучал холодный голос Верховного маршала, отдающего приказ, и приказ этот не подразумевал иной трактовки: жертва должна быть уничтожена.
   – Так ч-чего у т-тебя за секреты, или отлить со мной вместе захотел? Помериться, у кого струя дальше бьет? – снова хохотнул Связист, нарушая почти панический ход мыслей принца очередным пошлым экспромтом.
   – Мне дали задание убить тебя, – так и не придумав ничего лучшего, открытым текстом признался Энтиор, надеясь, что смысл сказанного дойдет до Силы через затуманенные алкоголем человеческие мозги и слегка прочистит их.
   – Брешешь?! – удивленно рассмеялся Связист, прислонился к коновязи, у которой стоял одинокий Мрак, и машинально ласково почесал морду злобному коню. Тот зафыркал от удовольствия.
   – Нет, – покачал головой вампир и поднял руку в лоулендском знаке клятвы.
   – Так чего, устроим дуэль на бутылках, кто кого перепьет? – прикололся Связист.
   Энтиор молча полез в карман и, вытащив книжку-портрет, протянул его собеседнику, надеясь таким образом достучаться до трезвых участков сознания Силы и привлечь их внимание к серьезности ситуации.
   – Крутой портретик! – восхитился Связист, полюбовавшись собой. – Это ж надо, в двух ипостасях умудрились изобразить. И так и этак. Клево! Хотя… лучше бы в профиль сделали, а не в анфас. А одежды мне зачем столько понарисовали? Без ничего куда как красивше вышло бы! Не находишь?
   – Этот портретик мне дал Верховный магистр одного могущественного ордена, послал по твоему следу с приказом убить как можно более мучительным и страшным способом, – отчаявшись от столь вопиющего непонимания кризисности ситуации, истерически выпалил бедный вампир, сдернул с руки перчатку и вытер пару мелких бисеринок пота, выступивших на челе.
   – Так ты чего, и правда убить меня собрался? – На сей раз до Связиста кое-что дошло, и он не на шутку обиделся. – Я к тебе со всей душой, пивом угощал! А ты!!!
   – Да, я должен тебя убить! – прошипел Энтиор, отбирая у мужчины портрет, пока он чего доброго не наблевал на него. За каких-то пять минут Связист успел настолько вывести из себя бога, что знай он, как убивать Силы, чего доброго, мог бы и попробовать.
   – Нет, ты и правда не врешь, – почесал в затылке пятерней Связист, пьяно покачиваясь, словно матрос на палубе корабля. Для большей устойчивости Сила обняла Мрака за могучую шею (конь и не думал сопротивляться) и продолжила: – Я помирать-то совсем не хочу, да и не по силенкам тебе Силу кокнуть. Каков каламбур, недурен, а? Силенки – Силы… И чего делать будем? Может, ты им сбрешешь, что меня угробил, а для доказательства я тебе вон хоть рубашку отдам, вымажешь ее чем-нибудь и предъявишь. Лады?
   – Такими детскими уловками их не проведешь, – мрачно усмехнулся Энтиор, чувствуя, что от совокупности убойного запаха выпивки, коей несло от мужественной оболочки Силы, и неразрешимой проблемы, терзавшей сознание, у него начинается мигрень.