– А испанец-то хоть нормальный?
– Да кто его знает. Одно радует: он хоть не сообщил, что любит кататься на роликах. Испанец присылал длинные письма. Только на испанском языке. Мне приходилось платить за перевод. Уже через два месяца он сделал мне предложение руки и сердца и попросил прислать приглашение в Россию, чтобы жениться.
– Так быстро?
– А чего тянуть. Я решила его проверить и сказала, что не он прилетит ко мне, а я к нему. Я уже давно хотела побывать в Испании.
– Ну и как он отреагировал?
– Написал, что наше знакомство было ошибкой, и испарился.
– И как это понимать?
– Может, он женат и хотел новых впечатлений, а также халявного секса. Приехал бы, остановился у меня, попользовался, сказал, чтобы я готовилась к свадьбе, а сам укатил бы к семье и больше не подавал признаков жизни. Таких вариантов полно. Возможно, он действительно перепугался, что я могу приехать. Параллельно я переписывалась с итальянцем. Так он извёл меня ревностью. Извинялся, мол, это из-за того, что я не отвечаю на его письма сразу. Но ведь я же не могу сутками сидеть у компьютера.
Зоя ушла на свою кровать, а я продолжила:
– Знаешь, мне было непросто прийти к решению радикально поменять жизнь – искать знакомства за границей. Всё свободное время я «висела» в Интернете, размещала свои анкеты на всех существующих сайтах. Была масса писем и телефонных разговоров. В этом деле главное – побольше терпения, ведь найти того единственного мужчину, с кем можно провести жизнь, не так-то просто. Хотя Интернет – большая помойка, он ещё и как проводник для тех, кто ищет и верит. Тот, кто ищет, имеет все шансы найти. Шансов нет, только если не пытаться. Был у меня один приличный француз. Лучше бы я к нему полетела. Общаться с ним было очень легко, интересно. Он рассказывал много о себе, о своей семье, жизни, присылал фотографии, спрашивал много обо мне. Даже предложил приехать во Францию, предложил оплатить дорогу.
– Ну и чего ты отказалась?
– Да этот немец запутал мне мозг.
– Ничего. Потом полетишь к французу.
– Когда? После того, как отсижу в тюрьме?! – Я готова была опять разреветься.
– Да подожди ты паниковать раньше времени. Давай спать.
На следующий день меня повели на допрос, он продолжался около трёх часов. Рядом со мной сидела переводчица. Я напомнила ей про то, что у меня есть алиби, чтобы они обязательно проверили отель, в котором я хотела остановиться, уйдя от Клауса. Следователи буквально засыпали меня вопросами.
После допроса банальная процедура из учебников криминалистики – отпечатки пальцев, снимки с табличками. Когда у меня спросили рост и размер ноги, я с ужасом подумала, что мне дадут полосатую робу.
Вернувшись после допроса в камеру, я прислушалась к женским крикам за стенкой и испуганно спросила:
– Что случилось?
– Там камера одиночная. Сидит немка в возрасте. У неё клаустрофобия. Сейчас опять началась истерика. Сегодня её пообещали перевести из одиночки в камеру, где сидят пять человек, чтобы не было так страшно.
Я легла на кровать и уставилась в потолок.
– Зойка, а тебе спеть слабо?
– Запросто.
– Давай споём, чтобы истерику за стенкой не слушать.
– Что будем петь?
– Давай «Парней так много холостых на улицах Саратова». Помнишь?
– Конечно.
Мы с Зойкой запели, а на моих глазах вновь появились слёзы. За стенкой стало тихо…
Глава 6
Глава 7
– Да кто его знает. Одно радует: он хоть не сообщил, что любит кататься на роликах. Испанец присылал длинные письма. Только на испанском языке. Мне приходилось платить за перевод. Уже через два месяца он сделал мне предложение руки и сердца и попросил прислать приглашение в Россию, чтобы жениться.
– Так быстро?
– А чего тянуть. Я решила его проверить и сказала, что не он прилетит ко мне, а я к нему. Я уже давно хотела побывать в Испании.
– Ну и как он отреагировал?
– Написал, что наше знакомство было ошибкой, и испарился.
– И как это понимать?
– Может, он женат и хотел новых впечатлений, а также халявного секса. Приехал бы, остановился у меня, попользовался, сказал, чтобы я готовилась к свадьбе, а сам укатил бы к семье и больше не подавал признаков жизни. Таких вариантов полно. Возможно, он действительно перепугался, что я могу приехать. Параллельно я переписывалась с итальянцем. Так он извёл меня ревностью. Извинялся, мол, это из-за того, что я не отвечаю на его письма сразу. Но ведь я же не могу сутками сидеть у компьютера.
Зоя ушла на свою кровать, а я продолжила:
– Знаешь, мне было непросто прийти к решению радикально поменять жизнь – искать знакомства за границей. Всё свободное время я «висела» в Интернете, размещала свои анкеты на всех существующих сайтах. Была масса писем и телефонных разговоров. В этом деле главное – побольше терпения, ведь найти того единственного мужчину, с кем можно провести жизнь, не так-то просто. Хотя Интернет – большая помойка, он ещё и как проводник для тех, кто ищет и верит. Тот, кто ищет, имеет все шансы найти. Шансов нет, только если не пытаться. Был у меня один приличный француз. Лучше бы я к нему полетела. Общаться с ним было очень легко, интересно. Он рассказывал много о себе, о своей семье, жизни, присылал фотографии, спрашивал много обо мне. Даже предложил приехать во Францию, предложил оплатить дорогу.
– Ну и чего ты отказалась?
– Да этот немец запутал мне мозг.
– Ничего. Потом полетишь к французу.
– Когда? После того, как отсижу в тюрьме?! – Я готова была опять разреветься.
– Да подожди ты паниковать раньше времени. Давай спать.
На следующий день меня повели на допрос, он продолжался около трёх часов. Рядом со мной сидела переводчица. Я напомнила ей про то, что у меня есть алиби, чтобы они обязательно проверили отель, в котором я хотела остановиться, уйдя от Клауса. Следователи буквально засыпали меня вопросами.
После допроса банальная процедура из учебников криминалистики – отпечатки пальцев, снимки с табличками. Когда у меня спросили рост и размер ноги, я с ужасом подумала, что мне дадут полосатую робу.
Вернувшись после допроса в камеру, я прислушалась к женским крикам за стенкой и испуганно спросила:
– Что случилось?
– Там камера одиночная. Сидит немка в возрасте. У неё клаустрофобия. Сейчас опять началась истерика. Сегодня её пообещали перевести из одиночки в камеру, где сидят пять человек, чтобы не было так страшно.
Я легла на кровать и уставилась в потолок.
– Зойка, а тебе спеть слабо?
– Запросто.
– Давай споём, чтобы истерику за стенкой не слушать.
– Что будем петь?
– Давай «Парней так много холостых на улицах Саратова». Помнишь?
– Конечно.
Мы с Зойкой запели, а на моих глазах вновь появились слёзы. За стенкой стало тихо…
Глава 6
На прогулку нас выводили в наручниках.
– Зой, ну почему с нас не снимут наручники? Что за ерунда?!
– Я спрашивала. Мне ответили, что так положено по инструкции. Немцы вообще очень дисциплинированные. Они живут по инструкциям.
– Но куда мы можем убежать без наручников? Кругом стены. Кстати, ни одна из женщин не похожа на закоренелую преступницу.
– Поверь, настоящих злодеев на воле гораздо больше. Люди, которых действительно стоит бояться, – на воле. Тех, кто прошел тюрьму, не надо бояться. Здесь люди руководствуются не законами, а понятиями, правдой.
Месяц, проведённый в немецкой тюрьме, стал для меня отличной школой жизни и её очередным этапом, из которого нужно выжать максимум полезного для себя.
Привыкла душу раскрывать и рассказывать о своей жизни? Здесь научись молчать и слушать. И самое главное: никто тебе ничего не должен.
Никто не должен тебя жалеть, слушать твои душещипательные истории и помогать тебе.
Через день я ходила на допросы и возвращалась выжатая, как лимон. После каждого допроса начинало казаться, что мне уже отсюда не выбраться.
В тюрьме искажены многие нормальные, столь привычные нам вещи. Понятия и отношения между людьми приобретают за колючкой совершенно иные окраску и смысл. Главное, не давать повод для неприязни. Все комплексы, качества человека в тюрьме выплывают наружу, и никуда от этого не денешься. Здесь я научилась быть более сдержанной. В конце концов, все же люди… не звери же… Именно тут, как никогда, пробуждается чувство самосохранения…
Человеку вообще свойственно меняться. По большому счету люди – приспособленцы. Могут адаптироваться в любой ситуации… И никакого предательства жизненных принципов… Хочешь жить – умей вертеться! Вот мне пришлось приспособиться к месту, в которое я попала. Тут все женщины разные. И тяжело потому, что женщины все делают на эмоциях – не умом живут. И это минус. Отсюда и разборки, и выживание, и зависть. Тут очень хорошо работает фраза: «Не верь, не бойся, не проси!»
В прогулочном дворе я постоянно видела плачущую девушку. Ни разу не видела её без слёз. Всегда черная от горя. Оказалось, она убила своего только что родившегося ребёнка, а потом осознала, что наделала. Бедолага понимала, что уже ничего нельзя изменить, и очень страдала. Ее все окатывали презрением. Никому её не было жалко.
– Как можно убить своё дитя? Убить того, кто слабее тебя? Убить свою родную кровиночку? – возмущалась Зоя.
– Видно, что она очень раскаивается.
– Да кому нужно её раскаяние? Ребёнка-то не вернуть.
Придя на очередной допрос, я села напротив следователя и устало посмотрела на переводчицу.
– А вы прославились, – натянуто улыбнулась та.
– В каком смысле?
– Газеты пестрят вашими фотографиями. Все только и обсуждают русскую невесту-убийцу.
– Я уже устала объяснять, что не убивала.
– Теперь местные женихи будут поосмотрительнее и перестанут выписывать барышень из России.
– Что значит выписывать? Нас же не почтой к ним отправляют.
– Ладно, мы вас не для этого вызвали. Просто хотим сообщить, что вы свободны.
– Что??? – Я приподнялась и посмотрела на переводчицу ничего не понимающим взглядом.
– Сняты обвинения. Смерть вашего жениха наступила в тот момент, когда вы были в отеле. Вы действительно не убивали. Поэтому можете быть свободны. Сейчас вас вновь отведут в камеру. Ждите, когда пригласят с вещами на выход.
Я шла в камеру на ватных ногах и бросилась к Зойке с рёвом прямо на шею:
– Зоя, суда не будет! С меня сняли все обвинения! Зоя, ты представляешь, меня сейчас освободят!
– А что тогда ревёшь?
– Сама не знаю. Нервы.
– Повезло тебе.
– Зоя, но ведь так не бывает.
– Я же тебе говорила, что бывает. Тут ни у кого нет желания тебя засадить.
– Надо же, тут всё по-другому. Совсем не так, как у нас. У нас для галочки посадить могут первого встречного.
– Везёт тебе, – грустно произнесла Зоя и постаралась сдержать слёзы. – Ты на воле вдохни за меня свежего воздуха, да и выпей за меня хорошенько, чтобы мне легче сиделось.
– Конечно. А хочешь, я тебе что-нибудь принесу?
– Если не забудешь, скажу огромное спасибо. А давай споём на дорожку.
– Давай.
Как только мы закончили нашу коронную песню «Парней так много холостых…», Зоя отвернулась к стене. Я знала, что она плачет…
В одной из комнат меня вновь встретила переводчица и протянула мой паспорт.
– А кошелёк с деньгами?
– Кошелька мы не находили.
– Было бы странно, если вы бы его нашли… Кошелёк должен был находиться там же, где и паспорт.
– Я же вам ясно ответила: мы ничего не находили. Возвращаться в квартиру покойного жениха и требовать деньги у его родственников не советую. Кстати, вы хотите знать, где он похоронен?
– Зачем?
– Тогда вы свободны.
Не успели за мной закрыться тюремные ворота, как на меня тут же накинулись немецкие журналисты. Они меня фотографировали, подносили микрофон и говорили мне что-то на немецком языке.
– Я вас не понимаю, – отмахивалась я как от назойливых мух. – Меня освободили. С меня сняты все обвинения. Прекратите про меня писать!
– Как вам немецкая тюрьма? – К счастью, одна девушка спросила меня на русском.
– Что вы хотите услышать? Что мне там понравилось?!
– Но ведь условия содержания в европейской тюрьме на порядок выше, чем в российской.
– Я в российской тюрьме не сидела.
– Вы не передумали выйти замуж за иностранца?
– Это моё личное дело.
– Навестите ли вы могилу своего немецкого жениха?
– Нет! – резко ответила я и тут же добавила: – Надеюсь, его близкие не забыли положить ему в гроб ролики.
– Он так любил ролики?
– Даже слишком.
– Вы с ним вместе катались?
– Бог миловал.
Я растолкала журналистов и пошла прочь. Но девушка, говорящая по-русски, всё же догнала меня и бесцеремонно поднесла диктофон.
– Пожалуйста, ещё несколько слов о немецкой тюрьме.
– Я не хочу комментировать. Я благодарна, что справедливость восторжествовала и меня отпустили.
– Так вы не передумали выйти замуж за рубеж?
– Представьте себе, нет. Я с удовольствием продолжу поиски. И вообще, я могу дать вам любое обширное интервью, но за деньги.
– Да у вас началась звёздная болезнь.
– Не знаю, что у меня началось, но в кармане пусто. Мне не на что поселиться в отель и не на что поесть. Но если не хотите делать со мной платное интервью, то дайте хотя бы взаймы.
– Я взаймы не даю.
Стоило заговорить про деньги, как журналистка испарилась. Отойдя от тюрьмы на приличное расстояние, я достала мобильный и набрала Татьянин номер.
– Таня, это Снежа. Узнала?
– Как не узнать. У меня в жизни не было больше знакомых с таким именем.
– Я ни в чём не виновата. С меня сняли все обвинения. Меня освободили. Это подтверждает, что я не убивала Клауса.
– Тогда кто его убил?
– Не имею понятия. Ведётся следствие. Думаю, убийцу обязательно найдут.
– А мне ты зачем позвонила?
– Кроме тебя и Шульца, у меня тут никого нет. Дело в том, что мне вернули только паспорт и замылили кошелёк с деньгами, как это обычно бывает, а в кошельке было почти полторы тысячи евро.
– А я здесь при чём?
– Ни при чём. Просто мне деньги нужны. Ты не могла бы мне одолжить? Я как до Москвы доберусь, сразу тебе вышлю.
– У меня лишних денег нет, – холодно ответила Таня.
– Я тебя про лишние и не спрашиваю. Лишних ни у кого нет. Таня, мне больше не к кому обратиться.
– Позвони в Москву, скажи, чтобы выслали.
– Я бы не хотела афишировать, что я в полном дерьме.
– О репутации беспокоишься? Твои фотографии во всех газетах. Не переживай, и до Москвы дойдёт.
– Таня, выручи. Мне сегодня даже переночевать негде. Во имя женской солидарности. Мы же с тобой бывшие соотечественницы. Как в такой ситуации не помочь друг другу? А если бы с тобой такое приключилось? Ведь это не зависящие от нас обстоятельства.
– Я бы не допустила подобной ситуации, – с вывозом заявила Татьяна.
– Не зарекайся.
– У меня мужики не дохнут, когда я у них ночую.
– Но ты же понимаешь: если бы я убила Клауса, то меня бы никто не отпустил. С меня сняты все обвинения.
– Извини, но предоставить тебе ночлег и дать деньги я не могу, – бросила Татьяна и окончила разговор.
– Сука! – в сердцах крикнула я.
Ну почему людям нет дела до чужой боли?! Быстро же она стала холодной и бездушной женой фрица…
Сев на первую попавшуюся лавочку, я опустила голову и всхлипнула…
– Зой, ну почему с нас не снимут наручники? Что за ерунда?!
– Я спрашивала. Мне ответили, что так положено по инструкции. Немцы вообще очень дисциплинированные. Они живут по инструкциям.
– Но куда мы можем убежать без наручников? Кругом стены. Кстати, ни одна из женщин не похожа на закоренелую преступницу.
– Поверь, настоящих злодеев на воле гораздо больше. Люди, которых действительно стоит бояться, – на воле. Тех, кто прошел тюрьму, не надо бояться. Здесь люди руководствуются не законами, а понятиями, правдой.
Месяц, проведённый в немецкой тюрьме, стал для меня отличной школой жизни и её очередным этапом, из которого нужно выжать максимум полезного для себя.
Привыкла душу раскрывать и рассказывать о своей жизни? Здесь научись молчать и слушать. И самое главное: никто тебе ничего не должен.
Никто не должен тебя жалеть, слушать твои душещипательные истории и помогать тебе.
Через день я ходила на допросы и возвращалась выжатая, как лимон. После каждого допроса начинало казаться, что мне уже отсюда не выбраться.
В тюрьме искажены многие нормальные, столь привычные нам вещи. Понятия и отношения между людьми приобретают за колючкой совершенно иные окраску и смысл. Главное, не давать повод для неприязни. Все комплексы, качества человека в тюрьме выплывают наружу, и никуда от этого не денешься. Здесь я научилась быть более сдержанной. В конце концов, все же люди… не звери же… Именно тут, как никогда, пробуждается чувство самосохранения…
Человеку вообще свойственно меняться. По большому счету люди – приспособленцы. Могут адаптироваться в любой ситуации… И никакого предательства жизненных принципов… Хочешь жить – умей вертеться! Вот мне пришлось приспособиться к месту, в которое я попала. Тут все женщины разные. И тяжело потому, что женщины все делают на эмоциях – не умом живут. И это минус. Отсюда и разборки, и выживание, и зависть. Тут очень хорошо работает фраза: «Не верь, не бойся, не проси!»
В прогулочном дворе я постоянно видела плачущую девушку. Ни разу не видела её без слёз. Всегда черная от горя. Оказалось, она убила своего только что родившегося ребёнка, а потом осознала, что наделала. Бедолага понимала, что уже ничего нельзя изменить, и очень страдала. Ее все окатывали презрением. Никому её не было жалко.
– Как можно убить своё дитя? Убить того, кто слабее тебя? Убить свою родную кровиночку? – возмущалась Зоя.
– Видно, что она очень раскаивается.
– Да кому нужно её раскаяние? Ребёнка-то не вернуть.
Придя на очередной допрос, я села напротив следователя и устало посмотрела на переводчицу.
– А вы прославились, – натянуто улыбнулась та.
– В каком смысле?
– Газеты пестрят вашими фотографиями. Все только и обсуждают русскую невесту-убийцу.
– Я уже устала объяснять, что не убивала.
– Теперь местные женихи будут поосмотрительнее и перестанут выписывать барышень из России.
– Что значит выписывать? Нас же не почтой к ним отправляют.
– Ладно, мы вас не для этого вызвали. Просто хотим сообщить, что вы свободны.
– Что??? – Я приподнялась и посмотрела на переводчицу ничего не понимающим взглядом.
– Сняты обвинения. Смерть вашего жениха наступила в тот момент, когда вы были в отеле. Вы действительно не убивали. Поэтому можете быть свободны. Сейчас вас вновь отведут в камеру. Ждите, когда пригласят с вещами на выход.
Я шла в камеру на ватных ногах и бросилась к Зойке с рёвом прямо на шею:
– Зоя, суда не будет! С меня сняли все обвинения! Зоя, ты представляешь, меня сейчас освободят!
– А что тогда ревёшь?
– Сама не знаю. Нервы.
– Повезло тебе.
– Зоя, но ведь так не бывает.
– Я же тебе говорила, что бывает. Тут ни у кого нет желания тебя засадить.
– Надо же, тут всё по-другому. Совсем не так, как у нас. У нас для галочки посадить могут первого встречного.
– Везёт тебе, – грустно произнесла Зоя и постаралась сдержать слёзы. – Ты на воле вдохни за меня свежего воздуха, да и выпей за меня хорошенько, чтобы мне легче сиделось.
– Конечно. А хочешь, я тебе что-нибудь принесу?
– Если не забудешь, скажу огромное спасибо. А давай споём на дорожку.
– Давай.
Как только мы закончили нашу коронную песню «Парней так много холостых…», Зоя отвернулась к стене. Я знала, что она плачет…
В одной из комнат меня вновь встретила переводчица и протянула мой паспорт.
– А кошелёк с деньгами?
– Кошелька мы не находили.
– Было бы странно, если вы бы его нашли… Кошелёк должен был находиться там же, где и паспорт.
– Я же вам ясно ответила: мы ничего не находили. Возвращаться в квартиру покойного жениха и требовать деньги у его родственников не советую. Кстати, вы хотите знать, где он похоронен?
– Зачем?
– Тогда вы свободны.
Не успели за мной закрыться тюремные ворота, как на меня тут же накинулись немецкие журналисты. Они меня фотографировали, подносили микрофон и говорили мне что-то на немецком языке.
– Я вас не понимаю, – отмахивалась я как от назойливых мух. – Меня освободили. С меня сняты все обвинения. Прекратите про меня писать!
– Как вам немецкая тюрьма? – К счастью, одна девушка спросила меня на русском.
– Что вы хотите услышать? Что мне там понравилось?!
– Но ведь условия содержания в европейской тюрьме на порядок выше, чем в российской.
– Я в российской тюрьме не сидела.
– Вы не передумали выйти замуж за иностранца?
– Это моё личное дело.
– Навестите ли вы могилу своего немецкого жениха?
– Нет! – резко ответила я и тут же добавила: – Надеюсь, его близкие не забыли положить ему в гроб ролики.
– Он так любил ролики?
– Даже слишком.
– Вы с ним вместе катались?
– Бог миловал.
Я растолкала журналистов и пошла прочь. Но девушка, говорящая по-русски, всё же догнала меня и бесцеремонно поднесла диктофон.
– Пожалуйста, ещё несколько слов о немецкой тюрьме.
– Я не хочу комментировать. Я благодарна, что справедливость восторжествовала и меня отпустили.
– Так вы не передумали выйти замуж за рубеж?
– Представьте себе, нет. Я с удовольствием продолжу поиски. И вообще, я могу дать вам любое обширное интервью, но за деньги.
– Да у вас началась звёздная болезнь.
– Не знаю, что у меня началось, но в кармане пусто. Мне не на что поселиться в отель и не на что поесть. Но если не хотите делать со мной платное интервью, то дайте хотя бы взаймы.
– Я взаймы не даю.
Стоило заговорить про деньги, как журналистка испарилась. Отойдя от тюрьмы на приличное расстояние, я достала мобильный и набрала Татьянин номер.
– Таня, это Снежа. Узнала?
– Как не узнать. У меня в жизни не было больше знакомых с таким именем.
– Я ни в чём не виновата. С меня сняли все обвинения. Меня освободили. Это подтверждает, что я не убивала Клауса.
– Тогда кто его убил?
– Не имею понятия. Ведётся следствие. Думаю, убийцу обязательно найдут.
– А мне ты зачем позвонила?
– Кроме тебя и Шульца, у меня тут никого нет. Дело в том, что мне вернули только паспорт и замылили кошелёк с деньгами, как это обычно бывает, а в кошельке было почти полторы тысячи евро.
– А я здесь при чём?
– Ни при чём. Просто мне деньги нужны. Ты не могла бы мне одолжить? Я как до Москвы доберусь, сразу тебе вышлю.
– У меня лишних денег нет, – холодно ответила Таня.
– Я тебя про лишние и не спрашиваю. Лишних ни у кого нет. Таня, мне больше не к кому обратиться.
– Позвони в Москву, скажи, чтобы выслали.
– Я бы не хотела афишировать, что я в полном дерьме.
– О репутации беспокоишься? Твои фотографии во всех газетах. Не переживай, и до Москвы дойдёт.
– Таня, выручи. Мне сегодня даже переночевать негде. Во имя женской солидарности. Мы же с тобой бывшие соотечественницы. Как в такой ситуации не помочь друг другу? А если бы с тобой такое приключилось? Ведь это не зависящие от нас обстоятельства.
– Я бы не допустила подобной ситуации, – с вывозом заявила Татьяна.
– Не зарекайся.
– У меня мужики не дохнут, когда я у них ночую.
– Но ты же понимаешь: если бы я убила Клауса, то меня бы никто не отпустил. С меня сняты все обвинения.
– Извини, но предоставить тебе ночлег и дать деньги я не могу, – бросила Татьяна и окончила разговор.
– Сука! – в сердцах крикнула я.
Ну почему людям нет дела до чужой боли?! Быстро же она стала холодной и бездушной женой фрица…
Сев на первую попавшуюся лавочку, я опустила голову и всхлипнула…
Глава 7
ЮЖНЫЙ КОРЕЕЦ
– Девушка, вам плохо? Вам нужна помощь?
Я вздрогнула и подняла голову. На меня смотрел симпатичный кореец, а в его взгляде было столько искреннего переживания, что я поверила: он действительно мне поможет.
– Ой, да вы русская невеста. Вас освободили? – ещё больше изумился он.
– А откуда вы про меня знаете?
– Читал в газете. Только там ещё не написали, что вас выпустили.
– Значит, завтра напишут, – язвительно заметила я.
– Послушайте, а почему вы тут сидите?
– Мне некуда идти, – честно призналась я.
– Тогда можно пригласить вас в ресторан? Я как раз собираюсь поужинать.
– У меня нет денег за себя заплатить.
– Если я приглашаю, значит, я плачу!
– Надо же. А тут все вскладчину ходят…
– Я такого не понимаю. Если мужчина пригласил девушку в ресторан, значит, он должен заплатить за совместный ужин.
Мужчина взял мою сумку, поймал такси и, оставив сумку в гардеробе ресторана, повёл меня в уютный зал.
– Как вас зовут? – спросил он, сделав заказ.
– Снежана.
– А меня Тэ Чжун.
– Я такое имя не запомню.
– Ну тогда называйте меня каким-нибудь русским именем.
– Твоё имя начинается на букву Т. Давай, буду звать тебя Толиком.
– Без проблем. Главное, чтобы вам было удобно.
– Толик, а ты выпить заказал? Я в стрессе – месяц просидела в немецкой тюрьме. Больше всего на свете мне сейчас хочется напиться.
– Я вас очень хорошо понимаю. Давайте напьёмся за ваше освобождение. Правда, я вообще не пью, но раз такой серьёзный повод, то готов составить компанию.
– Виски и побольше, – скомандовала я и предложила: – Толик, давай перейдём на ты.
– Давай, – согласился он. – Это мой любимый ресторан в городе. Можно сказать, единственный ресторан, который работает до поздней ночи. А то тут всё рано закрывается. То ли дело у нас, в Южной Корее. У нас многие рестораны работают круглосуточно, поэтому поесть можно в любое время. А здесь ночью всё закрыто. Как назло, нет ни одного корейского ресторана.
Я вздрогнула и подняла голову. На меня смотрел симпатичный кореец, а в его взгляде было столько искреннего переживания, что я поверила: он действительно мне поможет.
– Ой, да вы русская невеста. Вас освободили? – ещё больше изумился он.
– А откуда вы про меня знаете?
– Читал в газете. Только там ещё не написали, что вас выпустили.
– Значит, завтра напишут, – язвительно заметила я.
– Послушайте, а почему вы тут сидите?
– Мне некуда идти, – честно призналась я.
– Тогда можно пригласить вас в ресторан? Я как раз собираюсь поужинать.
– У меня нет денег за себя заплатить.
– Если я приглашаю, значит, я плачу!
– Надо же. А тут все вскладчину ходят…
– Я такого не понимаю. Если мужчина пригласил девушку в ресторан, значит, он должен заплатить за совместный ужин.
Мужчина взял мою сумку, поймал такси и, оставив сумку в гардеробе ресторана, повёл меня в уютный зал.
– Как вас зовут? – спросил он, сделав заказ.
– Снежана.
– А меня Тэ Чжун.
– Я такое имя не запомню.
– Ну тогда называйте меня каким-нибудь русским именем.
– Твоё имя начинается на букву Т. Давай, буду звать тебя Толиком.
– Без проблем. Главное, чтобы вам было удобно.
– Толик, а ты выпить заказал? Я в стрессе – месяц просидела в немецкой тюрьме. Больше всего на свете мне сейчас хочется напиться.
– Я вас очень хорошо понимаю. Давайте напьёмся за ваше освобождение. Правда, я вообще не пью, но раз такой серьёзный повод, то готов составить компанию.
– Виски и побольше, – скомандовала я и предложила: – Толик, давай перейдём на ты.
– Давай, – согласился он. – Это мой любимый ресторан в городе. Можно сказать, единственный ресторан, который работает до поздней ночи. А то тут всё рано закрывается. То ли дело у нас, в Южной Корее. У нас многие рестораны работают круглосуточно, поэтому поесть можно в любое время. А здесь ночью всё закрыто. Как назло, нет ни одного корейского ресторана.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента