Страница:
– Извините меня, девчонки. Я просто напугалась. Темно, все чужое…
– Еще скажи, что и труп тоже чужой, – напомнила о себе сидящая прямо на земле Дина.
– Да и труп чужой. А что он мне родной, что ли? Зачем ты на землю уселась? Придатки застудишь.
– Бог с ними, с придатками. Все равно скоро рожать.
– До родов еще дожить надо.
– Доживем.
– Доживешь тут в таких условиях. Одну стукачку хлопнули, завтра новую поставят, еще хуже этой.
– Какие проблемы? Хлопните новую, – засмеялась Галя.
– Нахлопались. Меня дома муж с дочерью ждет, мне рисковать нельзя.
– А тебя кто дома ждет? – заинтересованно посмотрела на меня Галина.
– Меня никто.
– Вообще никто?
– Мама только и все.
– А из мужчин?
– Из мужчин никто.
Вопрос смутил меня. Уже в который раз мне показалось, что Галина ведет себя по отношению ко мне как-то не по-женски, и это вызывало во мне бурю противоречивых чувств. Я прекрасно понимала, что передо мною женщина, и то, что раньше она была мужчиной, не имеет для меня никакого значения. Для меня важно только то, кем она стала сейчас, и то, что я никогда не симпатизировала, а уж тем более никаким боком не относилась к сексуальным меньшинствам.
Когда Галина сбросила труп стукачки в яму, ноги мои подкосились, и я села рядом с Диной прямо на землю. К моему удивлению, земля была очень теплая. Слава богу, что у Дины оказалась такая замечательная подруга. Мне даже страшно подумать, что бы мы делали, если бы не было рядом Галины.
Пока мы следили за Галиными действиями, начало потихоньку светать. Динино лицо было серого цвета. Я прекрасно понимала, что силы уже покинули ее. Она была не в состоянии даже встать. Да и я сама была чуть жива. Я подумала, что за все эти страшные месяцы беременности я не припомню момента, когда мои глаза не были бы на мокром месте. Наверно, самое страшное ощущение в жизни – это ощущение безнадежности.
Когда Галина закопала труп, уже окончательно рассвело.
– Так, девочки, дело сделано, – произнесла она, задыхаясь от усталости. – Что-то вы у меня совсем бледненькие. Сейчас идете по своим комнатам и ложитесь спать. Запомните, вы ничего не видели и ничего не слышали. Как только приезжает ваш гид, вы делаете невозмутимые лица и всем своим видом показываете, что вы вообще ничего не знаете. Задача ясна? Я навещу вас при первой же возможности.
Поднявшись с огромным трудом, мы поплелись за Галиной. Неожиданно подул прохладный ветер. Я съежилась и почувствовала, что меня знобит. Я несколько раз оглянулась назад, словно пыталась запомнить место, где мы похоронили стукачку.
– Все сделано в лучшем виде. Я думаю, американка осталась довольна, – похлопала меня по плечу моя новая подруга, ее оптимизм давал хоть какую-то надежду, что самое плохое позади. А впереди… Ладно, не будем гадать, что же у нас впереди.
Добравшись до кровати, я залезла под теплое одеяло и отключилась. Разбудили меня какие-то голоса. В голове моментально пролетели события прошлой ночи. Убийство, избавление от трупа…
Я увидела Льва и сказала:
– Привет.
– Привет.
Лев смотрел на меня подозрительным взглядом и стучал по коленке звонившим мобильным телефоном.
– Ты что на звонок не отвечаешь? – как ни в чем не бывало поинтересовалась я.
– Пока ты тут дрыхнешь, я уже на десять звонков ответил.
– Ты их что, считаешь?
– Кого?
– Звонки. Получается, ты здесь уже давно…
– Давненько.
– Что же ты меня раньше не разбудил?
– А почему ты так долго спишь?
– Ты же сам говорил, что нужно есть побольше фруктов и как можно больше спать. Вот я и выполняю твои указания.
– А я и не знал, что ты у нас такая послушная.
– Так вот теперь будешь знать.
Я спустила ноги на пол, Лев внимательно посмотрел на мое порванное платье, я замерла от страха и густо покраснела.
– Что это у тебя с платьем?
– Упала.
– Упала, говоришь? А с чего это ты падаешь?
– Живот большой, носить тяжело. Равновесие нарушилось.
– Что-то я не замечал, чтобы у тебя равновесие нарушалось.
– А ты и не мог заметить, ты знаешь меня всего пару дней.
– Ты хочешь сказать, что ты и раньше равновесие теряла?
– Теряла, особенно когда живот прямо на глазах расти начал.
– А ты об этом врачу говорила?
– Забыла, но в следующий раз обязательно скажу.
– Сделай милость, – усмехнулся он, задрал мое платье прямо до самого живота и уставился на синяки, ссадины и разбитые колени.
– Это тоже равновесие?!
Поняв, что мне нечего терять, я заголосила что было сил:
– Кто дал тебе право лазить ко мне под платье?! Ты что, врач?! Я, как тебя увидела, сразу поняла, что ты озабоченный тип. У тебя бабы давно не было?! И не стыдно тебе приставать к беременной женщине?! Это же какой грех нужно взять на душу?!
– Дура ты, – пробормотал Лев, позеленев от злости, и вдруг закричал: – Ты мне басни не рассказывай! Не на того напала! Как женщина ты меня не интересуешь. Говори правду, а то не посмотрю, что ты пузатая, удавлю! – Меня трясло как в лихорадке, чувствовала, что сейчас может произойти непоправимое, прошедшая ночь покажется мне просто пустяком.
– Врешь, – тихо сказала я.
– Ты о чем?!
– О том, что я как женщина тебя не интересую. Я видела, как ты на меня в аэропорту смотрел.
Лев тяжело задышал, а его кадык задергался.
– Ты дурой прикидываешься или в самом деле думаешь, что я могу на пузатую бабу запасть?! Да я смотрел на тебя, как на товар, точнее, на «упаковку» товара. Не скажешь, что тут произошло, я тебя ей-богу, прибью!
Я легла на кровать, положила руки на живот и жалобно застонала:
– Лева, Левушка, я, по-моему, рожаю.
– Что?
– Я говорю, у меня схватки начались!
– Ты… это правда, что ли? Тогда нужно в клинику ехать. «Неотложку» вызывать нельзя. Ты должна только у нашего врача рожать. Вроде же еще не время?..
– Я до твоего врача не доеду. Рожу по дороге, похоже, преждевременные роды…
– Тогда врач сам сюда приедет.
– Опоздает. У меня уже скоро ребеночек вылезет.
Лев смотрел на меня растерянным взглядом.
– Что же тогда?
– Как что?! Принимать роды!!!
– Кому? Мне?
– Понятное дело, не мне. Не могу же я одновременно рожать и принимать роды.
– Но я не могу. Я не умею. Ольга, ты меня не разыгрываешь?! Ты же знаешь, я шуток не прощаю.
– Не до шуток сейчас. Сними мне трусики.
– Что?!
– Трусы мне сними, глухая тетеря!
– Зачем?!
Судя по всему, Лев действительно впервые в жизни видел начинающую рожать женщину. Ему легче было провалиться сквозь землю, чем оказать мне хоть какую-то посильную помощь.
– Давай быстрее, а то уже скоро голова появится, не могу же я в трусах рожать!
Последние слова произвели на моего гида впечатление. Вытаращив глаза, он принялся снимать с меня трусы и даже попытался разглядеть, что же творится между моих ног.
– Ольга, а может, лучше врача вызовем?! Может, ты потерпишь?!
– Идиот! Как я могу терпеть, если это от меня не зависит?
Широко расставив ноги, я слегка приподнялась и сделала скорбную гримасу.
– По-моему, уже отошли воды. Ну-ка, проверь.
– Как?
– Сунь палец.
– Куда?
– Во влагалище, куда же еще.
– Зачем?
– Сунь, тебе говорят. – Перепуганный Лев сунул палец мне во влагалище и тут же выдернул его.
Сжав кулаки, я громко застонала и стала кататься из стороны в сторону.
– Мы должны знать, отошли воды или нет.
– Господи, да что ж делать?! – побледнел Лев.
– Узнать, какая среда.
– Как?!
– Попробуй языком.
Расставив ноги пошире, я застонала еще громче и почувствовала горячий и до боли приятный мужской язык, касающийся моего влажного естества. Расплывшись в блаженной улыбке, я притянула голову мужчины поближе и, не помня себя от наслаждения, прошептала томным голосом:
– Левушка, Господи, как хорошо. Только не переставай.
Лев быстро подскочил и взревел, как раненый зверь:
– Вот тварь, наколола! Сука драная! Все придумала!!!
Натянув платье до самых колен, я произнесла невинным голосом:
– Я тут ни при чем. Я думала, это схватки, а оказывается, ошиблась. Я же никогда не рожала. Откуда я могу знать, какие у меня должны быть ощущения. Просто я теперь знаю, какое должно быть обезболивающее лекарство.
Лицо моего гида менялось каждую минуту. Оно то побагровело, то зеленело, а то как-то неестественно белело.
– Ну теперь я тебя действительно убью.
– Не убьешь.
– Почему?
– Потому что тебя в тюрьму посадят.
– Не посадят. Тебя никто не будет искать, ты тут незаконно находишься.
– Я не верю, что ты можешь пойти на такое преступление. У тебя ведь жена при родах умерла.
Я скрестила руки на груди и посмотрела на разъяренного Льва молящими глазами. Он схватил меня за руку и волоком потащил по коридору в столовую. За столом сидела Дина и вытирала окровавленный нос. Рядом с ней сидел здоровенный браток, весом не меньше ста шестидесяти килограммов.
– Дина, откуда у тебя кровь? – с ужасом воскликнула я.
– От верблюда, – браток посмотрел на меня злобным взглядом. – Давай, присаживайся. У меня и к тебе есть разговор.
Я приготовилась к самому худшему.
– Где ваша домработница? – ударил он кулаком по столу.
– Какая? – спросила я еле слышно.
– Обыкновенная. Ты комедию не ломай, а то щас будешь утираться, как твоя подруга.
– Я ничего не ломаю. Я просто не понимаю, о ком идет речь.
– Речь идет о бабке, которую мы оставили за вами присматривать – кормить, поить, следить за тем, чтобы не нарушали режим и не вредили ни себе, ни здоровью будущих детей.
– А что с ней?
– Пропала.
– А мы-то тут при чем? Мы сидели по своим комнатам и не высовывали носа.
– Надо же! С каких это пор вы такие послушные?
– А мы всегда такими были. Нам нужны ваши деньги, а вам нужны наши дети.
Я украдкой посмотрела на Льва и мысленно молила его только об одном, чтобы он не рассказал о ссадинах и синяках на моем теле. Если он это сделает, мне конец. Лев словно услышал мою мольбу и стоял молча.
Носовой платок Дины промок и стал ярко-багряного цвета.
– Дина, у тебя же кровотечение! Тебе в больницу надо!
– Выживу, – еле слышно пробормотала она и бросила окровавленный платок на пол.
– Жить будет, – подтвердил браток и, взяв мою руку в свою, сжал ее что было силы. Я громко застонала.
– Ты что?! Больно же!!!
– Больно, говоришь?
– Конечно, больно!
– Терпи, потому что будет еще больнее.
Неожиданно Дина с грохотом упала на пол и, взявшись за живот, скорчилась от боли. Я встала на коленки рядом с ней и приподняла ее голову.
– Динка, ты что?! Разве можно так – животом об пол? Ребенку же больно, ей-богу! Ты же ему навредишь!!!
Лев присел на корточки рядом со мной.
– Она тоже прикалывается?! – подозрительно спросил он. – Решила немножко покуражиться?
– Дурак ты! – крикнула я. – Не видишь, человеку плохо?! Ее спасать надо!
Мне показалось, что Дина ничего не видит и не слышит. Но она неожиданно приоткрыла слипшиеся губы и с трудом выдавила, уставившись в потолок:
– По-моему, мне конец. Наверно, не только мне, но и сыну. Я же скрыла от фирмы, что у меня слабое сердце, что мне совершенно нельзя нервничать, я же как лучше хотела – денег заработать. Машеньку с Пашкой к морю вывезти… Мой Пашка до седых волос дожил и ни разу моря не видел… Я ведь все справки подделала… Мне по всем показаниям запрещено рожать.
– Она, по-моему, в натуре сейчас сдохнет! – браток быстро достал мобильный телефон. Пока он вызывал врача, я, как завороженная, смотрела на Динку и приговаривала сквозь слезы:
– Динка, ты давай не выдумывай… ты только держись… Сейчас врач приедет.
– Нет, – простонала Динка и положила руки на грудь. – Знаешь, о чем я жалею больше всего? Жалею, что так и не подарила наследника своему мужу. Ведь где один, там и второй. Хрен с ним, с этим морем. Жили же мы как-то столько лет без него. Господи, Ольга, если бы ты знала, как я своего мужа люблю! Если бы ты знала! А Машеньку… Я ей круг купила и детские ласты. Думала, что на море ее плавать научу. Ты, Ольга, свою доченьку люби и никому ее не отдавай. Слышишь, не отдавай. Это я сейчас поняла: можно торговать чем угодно, только не детьми. Дети – это святое. Понимаешь, святое. А все, что святое, не продается. Если бы сейчас повернуть время вспять, я бы никому своего сыночка не отдала. Любого бы задушила, кто к нему хоть пальцем бы прикоснулся.
– Щас врач приедет, – браток сунул в карман мобильный и посмотрел на Льва. – У нас еще таких телок не было. С ними одни проблемы. Если она по всем показаниям рожать не может, кто же ее в нашу фирму направил? Нужно позвонить в Москву и поставить там всех раком. Не хрена нам дерьмовый товар подсовывать! В конце концов, мы за него нормальные бабки платим. Кто нам за неустойку ответит?!
Динка закричала и, взяв мою руку, положила ее себе на живот:
– Послушай! Мой сыночек живой. Он шевелится. Я его всегда любила, всегда. Даже тогда, когда решилась продать. Я ведь даже знаю, какой бы он родился. На Пашку похож как две капли воды. Я ведь его во сне видела. Волосы черные, носик картошкой. Он мне сегодня приснился. Оленька, ты еще совсем молоденькая, у тебя здоровье хорошее, ты выносливая. Если ты свою доченьку родишь, никому ее не отдавай. Ни под каким предлогом. Когда эти двое отморозков зашли в мотель, я спала, а когда они в мою комнату зашли, я уже проснулась и притворилась спящей. В общем, я их разговор подслушала. Наших детей никто усыновлять и не собирался. Их в какую-то клинику на органы должны продать. Понимаешь, на органы.
Услышав последнюю фразу, браток ударил Дину в челюсть и злобно произнес:
– Ты, сука драная, заткнись и моли бога, чтобы дождаться врача для себя и своего выродка. Я смотрю, у тебя слух больно хороший, так ты у меня враз оглохнешь!
Но Дина будто не слышала его слов и по-прежнему не убирала мою руку со своего живота.
– Жалко, что Пашки нет рядом. Очень жалко. Он так ждет моего возвращения… Так ждет. Я только теперь поняла, не надо хватать звезд с неба, а надо довольствоваться тем, что есть. Ведь мы в последнее время бедненько жили, зато дружно. Понимаешь, дружно. Машеньке сказку прочитаем, спать ее уложим и сидим на кухне до глубокой ночи, чай пьем. Ведь я, дура, сама себя обманывала. Как можно жить на деньги, которые ты выручила за органы своего ребенка?! Это же хуже смерти! Мы с тобой обреченные. Если мне обратной дороги нет, то пусть я лучше умру вместе со своим сынулечкой.
Дина закинула голову, на губах показалась пена. Перепуганный браток вновь достал мобильный и заорал что было сил:
– Петрович, хрен моржовый! Ну ты где?! Тут баба уже сдыхает! Что значит выехал? Да пока ты доедешь, она сдохнет! Давай нитками шевели!!! Если она сейчас загнется, тебя уволят! Будешь опять на помойках отовариваться! Давай, сволочь, быстрее!!!
Он все кричал и кричал, жестикулируя и раздувая ноздри, но Дина уже ничего не слышала и не издавала ни звука… Она мгновенно пожелтела, глаза были уставлены в потолок. На ее лице застыли горькие слезы и блаженная улыбка одновременно. Улыбка оттого, что где-то там, за тысячи километров, ее ждали двое. Пятилетняя Машенька и поседевший Пашка. Смотрели телевизор, читали книги, завтракали, ужинали и создавали видимость того, что они живы… На самом деле, они не жили… Каждый день, каждый час, каждую секунду они ждали. Ждали возвращения любящей жены и единственной мамочки… Ждала маленькая Машенька, наряжая куклы в детском саду. Ждал Пашка, сидя в своей лаборатории. Он часто подходил к окну, смотрел на людишек, бегающих с грязными рыночными тележками от базара к базару, растерянно пожимал плечами и непонимающе смотрел им вслед. Еще не высохли слезы, и лицо Дины по-прежнему было влажным. Последний раз шевельнувшись, неподвижно замер и ее огромный живот. Наверно, так и нерожденный сыночек последовал примеру своей мамочки, почувствовал, что в данной ситуации лучше всего будет уснуть навсегда.
Глава 7
– Еще скажи, что и труп тоже чужой, – напомнила о себе сидящая прямо на земле Дина.
– Да и труп чужой. А что он мне родной, что ли? Зачем ты на землю уселась? Придатки застудишь.
– Бог с ними, с придатками. Все равно скоро рожать.
– До родов еще дожить надо.
– Доживем.
– Доживешь тут в таких условиях. Одну стукачку хлопнули, завтра новую поставят, еще хуже этой.
– Какие проблемы? Хлопните новую, – засмеялась Галя.
– Нахлопались. Меня дома муж с дочерью ждет, мне рисковать нельзя.
– А тебя кто дома ждет? – заинтересованно посмотрела на меня Галина.
– Меня никто.
– Вообще никто?
– Мама только и все.
– А из мужчин?
– Из мужчин никто.
Вопрос смутил меня. Уже в который раз мне показалось, что Галина ведет себя по отношению ко мне как-то не по-женски, и это вызывало во мне бурю противоречивых чувств. Я прекрасно понимала, что передо мною женщина, и то, что раньше она была мужчиной, не имеет для меня никакого значения. Для меня важно только то, кем она стала сейчас, и то, что я никогда не симпатизировала, а уж тем более никаким боком не относилась к сексуальным меньшинствам.
Когда Галина сбросила труп стукачки в яму, ноги мои подкосились, и я села рядом с Диной прямо на землю. К моему удивлению, земля была очень теплая. Слава богу, что у Дины оказалась такая замечательная подруга. Мне даже страшно подумать, что бы мы делали, если бы не было рядом Галины.
Пока мы следили за Галиными действиями, начало потихоньку светать. Динино лицо было серого цвета. Я прекрасно понимала, что силы уже покинули ее. Она была не в состоянии даже встать. Да и я сама была чуть жива. Я подумала, что за все эти страшные месяцы беременности я не припомню момента, когда мои глаза не были бы на мокром месте. Наверно, самое страшное ощущение в жизни – это ощущение безнадежности.
Когда Галина закопала труп, уже окончательно рассвело.
– Так, девочки, дело сделано, – произнесла она, задыхаясь от усталости. – Что-то вы у меня совсем бледненькие. Сейчас идете по своим комнатам и ложитесь спать. Запомните, вы ничего не видели и ничего не слышали. Как только приезжает ваш гид, вы делаете невозмутимые лица и всем своим видом показываете, что вы вообще ничего не знаете. Задача ясна? Я навещу вас при первой же возможности.
Поднявшись с огромным трудом, мы поплелись за Галиной. Неожиданно подул прохладный ветер. Я съежилась и почувствовала, что меня знобит. Я несколько раз оглянулась назад, словно пыталась запомнить место, где мы похоронили стукачку.
– Все сделано в лучшем виде. Я думаю, американка осталась довольна, – похлопала меня по плечу моя новая подруга, ее оптимизм давал хоть какую-то надежду, что самое плохое позади. А впереди… Ладно, не будем гадать, что же у нас впереди.
Добравшись до кровати, я залезла под теплое одеяло и отключилась. Разбудили меня какие-то голоса. В голове моментально пролетели события прошлой ночи. Убийство, избавление от трупа…
Я увидела Льва и сказала:
– Привет.
– Привет.
Лев смотрел на меня подозрительным взглядом и стучал по коленке звонившим мобильным телефоном.
– Ты что на звонок не отвечаешь? – как ни в чем не бывало поинтересовалась я.
– Пока ты тут дрыхнешь, я уже на десять звонков ответил.
– Ты их что, считаешь?
– Кого?
– Звонки. Получается, ты здесь уже давно…
– Давненько.
– Что же ты меня раньше не разбудил?
– А почему ты так долго спишь?
– Ты же сам говорил, что нужно есть побольше фруктов и как можно больше спать. Вот я и выполняю твои указания.
– А я и не знал, что ты у нас такая послушная.
– Так вот теперь будешь знать.
Я спустила ноги на пол, Лев внимательно посмотрел на мое порванное платье, я замерла от страха и густо покраснела.
– Что это у тебя с платьем?
– Упала.
– Упала, говоришь? А с чего это ты падаешь?
– Живот большой, носить тяжело. Равновесие нарушилось.
– Что-то я не замечал, чтобы у тебя равновесие нарушалось.
– А ты и не мог заметить, ты знаешь меня всего пару дней.
– Ты хочешь сказать, что ты и раньше равновесие теряла?
– Теряла, особенно когда живот прямо на глазах расти начал.
– А ты об этом врачу говорила?
– Забыла, но в следующий раз обязательно скажу.
– Сделай милость, – усмехнулся он, задрал мое платье прямо до самого живота и уставился на синяки, ссадины и разбитые колени.
– Это тоже равновесие?!
Поняв, что мне нечего терять, я заголосила что было сил:
– Кто дал тебе право лазить ко мне под платье?! Ты что, врач?! Я, как тебя увидела, сразу поняла, что ты озабоченный тип. У тебя бабы давно не было?! И не стыдно тебе приставать к беременной женщине?! Это же какой грех нужно взять на душу?!
– Дура ты, – пробормотал Лев, позеленев от злости, и вдруг закричал: – Ты мне басни не рассказывай! Не на того напала! Как женщина ты меня не интересуешь. Говори правду, а то не посмотрю, что ты пузатая, удавлю! – Меня трясло как в лихорадке, чувствовала, что сейчас может произойти непоправимое, прошедшая ночь покажется мне просто пустяком.
– Врешь, – тихо сказала я.
– Ты о чем?!
– О том, что я как женщина тебя не интересую. Я видела, как ты на меня в аэропорту смотрел.
Лев тяжело задышал, а его кадык задергался.
– Ты дурой прикидываешься или в самом деле думаешь, что я могу на пузатую бабу запасть?! Да я смотрел на тебя, как на товар, точнее, на «упаковку» товара. Не скажешь, что тут произошло, я тебя ей-богу, прибью!
Я легла на кровать, положила руки на живот и жалобно застонала:
– Лева, Левушка, я, по-моему, рожаю.
– Что?
– Я говорю, у меня схватки начались!
– Ты… это правда, что ли? Тогда нужно в клинику ехать. «Неотложку» вызывать нельзя. Ты должна только у нашего врача рожать. Вроде же еще не время?..
– Я до твоего врача не доеду. Рожу по дороге, похоже, преждевременные роды…
– Тогда врач сам сюда приедет.
– Опоздает. У меня уже скоро ребеночек вылезет.
Лев смотрел на меня растерянным взглядом.
– Что же тогда?
– Как что?! Принимать роды!!!
– Кому? Мне?
– Понятное дело, не мне. Не могу же я одновременно рожать и принимать роды.
– Но я не могу. Я не умею. Ольга, ты меня не разыгрываешь?! Ты же знаешь, я шуток не прощаю.
– Не до шуток сейчас. Сними мне трусики.
– Что?!
– Трусы мне сними, глухая тетеря!
– Зачем?!
Судя по всему, Лев действительно впервые в жизни видел начинающую рожать женщину. Ему легче было провалиться сквозь землю, чем оказать мне хоть какую-то посильную помощь.
– Давай быстрее, а то уже скоро голова появится, не могу же я в трусах рожать!
Последние слова произвели на моего гида впечатление. Вытаращив глаза, он принялся снимать с меня трусы и даже попытался разглядеть, что же творится между моих ног.
– Ольга, а может, лучше врача вызовем?! Может, ты потерпишь?!
– Идиот! Как я могу терпеть, если это от меня не зависит?
Широко расставив ноги, я слегка приподнялась и сделала скорбную гримасу.
– По-моему, уже отошли воды. Ну-ка, проверь.
– Как?
– Сунь палец.
– Куда?
– Во влагалище, куда же еще.
– Зачем?
– Сунь, тебе говорят. – Перепуганный Лев сунул палец мне во влагалище и тут же выдернул его.
Сжав кулаки, я громко застонала и стала кататься из стороны в сторону.
– Мы должны знать, отошли воды или нет.
– Господи, да что ж делать?! – побледнел Лев.
– Узнать, какая среда.
– Как?!
– Попробуй языком.
Расставив ноги пошире, я застонала еще громче и почувствовала горячий и до боли приятный мужской язык, касающийся моего влажного естества. Расплывшись в блаженной улыбке, я притянула голову мужчины поближе и, не помня себя от наслаждения, прошептала томным голосом:
– Левушка, Господи, как хорошо. Только не переставай.
Лев быстро подскочил и взревел, как раненый зверь:
– Вот тварь, наколола! Сука драная! Все придумала!!!
Натянув платье до самых колен, я произнесла невинным голосом:
– Я тут ни при чем. Я думала, это схватки, а оказывается, ошиблась. Я же никогда не рожала. Откуда я могу знать, какие у меня должны быть ощущения. Просто я теперь знаю, какое должно быть обезболивающее лекарство.
Лицо моего гида менялось каждую минуту. Оно то побагровело, то зеленело, а то как-то неестественно белело.
– Ну теперь я тебя действительно убью.
– Не убьешь.
– Почему?
– Потому что тебя в тюрьму посадят.
– Не посадят. Тебя никто не будет искать, ты тут незаконно находишься.
– Я не верю, что ты можешь пойти на такое преступление. У тебя ведь жена при родах умерла.
Я скрестила руки на груди и посмотрела на разъяренного Льва молящими глазами. Он схватил меня за руку и волоком потащил по коридору в столовую. За столом сидела Дина и вытирала окровавленный нос. Рядом с ней сидел здоровенный браток, весом не меньше ста шестидесяти килограммов.
– Дина, откуда у тебя кровь? – с ужасом воскликнула я.
– От верблюда, – браток посмотрел на меня злобным взглядом. – Давай, присаживайся. У меня и к тебе есть разговор.
Я приготовилась к самому худшему.
– Где ваша домработница? – ударил он кулаком по столу.
– Какая? – спросила я еле слышно.
– Обыкновенная. Ты комедию не ломай, а то щас будешь утираться, как твоя подруга.
– Я ничего не ломаю. Я просто не понимаю, о ком идет речь.
– Речь идет о бабке, которую мы оставили за вами присматривать – кормить, поить, следить за тем, чтобы не нарушали режим и не вредили ни себе, ни здоровью будущих детей.
– А что с ней?
– Пропала.
– А мы-то тут при чем? Мы сидели по своим комнатам и не высовывали носа.
– Надо же! С каких это пор вы такие послушные?
– А мы всегда такими были. Нам нужны ваши деньги, а вам нужны наши дети.
Я украдкой посмотрела на Льва и мысленно молила его только об одном, чтобы он не рассказал о ссадинах и синяках на моем теле. Если он это сделает, мне конец. Лев словно услышал мою мольбу и стоял молча.
Носовой платок Дины промок и стал ярко-багряного цвета.
– Дина, у тебя же кровотечение! Тебе в больницу надо!
– Выживу, – еле слышно пробормотала она и бросила окровавленный платок на пол.
– Жить будет, – подтвердил браток и, взяв мою руку в свою, сжал ее что было силы. Я громко застонала.
– Ты что?! Больно же!!!
– Больно, говоришь?
– Конечно, больно!
– Терпи, потому что будет еще больнее.
Неожиданно Дина с грохотом упала на пол и, взявшись за живот, скорчилась от боли. Я встала на коленки рядом с ней и приподняла ее голову.
– Динка, ты что?! Разве можно так – животом об пол? Ребенку же больно, ей-богу! Ты же ему навредишь!!!
Лев присел на корточки рядом со мной.
– Она тоже прикалывается?! – подозрительно спросил он. – Решила немножко покуражиться?
– Дурак ты! – крикнула я. – Не видишь, человеку плохо?! Ее спасать надо!
Мне показалось, что Дина ничего не видит и не слышит. Но она неожиданно приоткрыла слипшиеся губы и с трудом выдавила, уставившись в потолок:
– По-моему, мне конец. Наверно, не только мне, но и сыну. Я же скрыла от фирмы, что у меня слабое сердце, что мне совершенно нельзя нервничать, я же как лучше хотела – денег заработать. Машеньку с Пашкой к морю вывезти… Мой Пашка до седых волос дожил и ни разу моря не видел… Я ведь все справки подделала… Мне по всем показаниям запрещено рожать.
– Она, по-моему, в натуре сейчас сдохнет! – браток быстро достал мобильный телефон. Пока он вызывал врача, я, как завороженная, смотрела на Динку и приговаривала сквозь слезы:
– Динка, ты давай не выдумывай… ты только держись… Сейчас врач приедет.
– Нет, – простонала Динка и положила руки на грудь. – Знаешь, о чем я жалею больше всего? Жалею, что так и не подарила наследника своему мужу. Ведь где один, там и второй. Хрен с ним, с этим морем. Жили же мы как-то столько лет без него. Господи, Ольга, если бы ты знала, как я своего мужа люблю! Если бы ты знала! А Машеньку… Я ей круг купила и детские ласты. Думала, что на море ее плавать научу. Ты, Ольга, свою доченьку люби и никому ее не отдавай. Слышишь, не отдавай. Это я сейчас поняла: можно торговать чем угодно, только не детьми. Дети – это святое. Понимаешь, святое. А все, что святое, не продается. Если бы сейчас повернуть время вспять, я бы никому своего сыночка не отдала. Любого бы задушила, кто к нему хоть пальцем бы прикоснулся.
– Щас врач приедет, – браток сунул в карман мобильный и посмотрел на Льва. – У нас еще таких телок не было. С ними одни проблемы. Если она по всем показаниям рожать не может, кто же ее в нашу фирму направил? Нужно позвонить в Москву и поставить там всех раком. Не хрена нам дерьмовый товар подсовывать! В конце концов, мы за него нормальные бабки платим. Кто нам за неустойку ответит?!
Динка закричала и, взяв мою руку, положила ее себе на живот:
– Послушай! Мой сыночек живой. Он шевелится. Я его всегда любила, всегда. Даже тогда, когда решилась продать. Я ведь даже знаю, какой бы он родился. На Пашку похож как две капли воды. Я ведь его во сне видела. Волосы черные, носик картошкой. Он мне сегодня приснился. Оленька, ты еще совсем молоденькая, у тебя здоровье хорошее, ты выносливая. Если ты свою доченьку родишь, никому ее не отдавай. Ни под каким предлогом. Когда эти двое отморозков зашли в мотель, я спала, а когда они в мою комнату зашли, я уже проснулась и притворилась спящей. В общем, я их разговор подслушала. Наших детей никто усыновлять и не собирался. Их в какую-то клинику на органы должны продать. Понимаешь, на органы.
Услышав последнюю фразу, браток ударил Дину в челюсть и злобно произнес:
– Ты, сука драная, заткнись и моли бога, чтобы дождаться врача для себя и своего выродка. Я смотрю, у тебя слух больно хороший, так ты у меня враз оглохнешь!
Но Дина будто не слышала его слов и по-прежнему не убирала мою руку со своего живота.
– Жалко, что Пашки нет рядом. Очень жалко. Он так ждет моего возвращения… Так ждет. Я только теперь поняла, не надо хватать звезд с неба, а надо довольствоваться тем, что есть. Ведь мы в последнее время бедненько жили, зато дружно. Понимаешь, дружно. Машеньке сказку прочитаем, спать ее уложим и сидим на кухне до глубокой ночи, чай пьем. Ведь я, дура, сама себя обманывала. Как можно жить на деньги, которые ты выручила за органы своего ребенка?! Это же хуже смерти! Мы с тобой обреченные. Если мне обратной дороги нет, то пусть я лучше умру вместе со своим сынулечкой.
Дина закинула голову, на губах показалась пена. Перепуганный браток вновь достал мобильный и заорал что было сил:
– Петрович, хрен моржовый! Ну ты где?! Тут баба уже сдыхает! Что значит выехал? Да пока ты доедешь, она сдохнет! Давай нитками шевели!!! Если она сейчас загнется, тебя уволят! Будешь опять на помойках отовариваться! Давай, сволочь, быстрее!!!
Он все кричал и кричал, жестикулируя и раздувая ноздри, но Дина уже ничего не слышала и не издавала ни звука… Она мгновенно пожелтела, глаза были уставлены в потолок. На ее лице застыли горькие слезы и блаженная улыбка одновременно. Улыбка оттого, что где-то там, за тысячи километров, ее ждали двое. Пятилетняя Машенька и поседевший Пашка. Смотрели телевизор, читали книги, завтракали, ужинали и создавали видимость того, что они живы… На самом деле, они не жили… Каждый день, каждый час, каждую секунду они ждали. Ждали возвращения любящей жены и единственной мамочки… Ждала маленькая Машенька, наряжая куклы в детском саду. Ждал Пашка, сидя в своей лаборатории. Он часто подходил к окну, смотрел на людишек, бегающих с грязными рыночными тележками от базара к базару, растерянно пожимал плечами и непонимающе смотрел им вслед. Еще не высохли слезы, и лицо Дины по-прежнему было влажным. Последний раз шевельнувшись, неподвижно замер и ее огромный живот. Наверно, так и нерожденный сыночек последовал примеру своей мамочки, почувствовал, что в данной ситуации лучше всего будет уснуть навсегда.
Глава 7
Я не помню, как из комнаты уносили Дину. Я даже не помню, как меня привезли в какую-то клинику для беседы с психологом. В памяти всплывают лишь какие-то обрывки. Психолог не знал ни единого слова по-русски, нам приходилось общаться через переводчика. Я отвечала на вопросы, значения которых совершенно не понимала, и думала только об одном – о том, что сказала мне Дина перед смертью. Моего ребенка продадут, чтобы использовать как донора для пересадки органов. Я гладила свой огромный живот который мне становилось все тяжелее и тяжелее носить, и чувствовала безграничную любовь и жалость к еще неродившейся доченьке… Я даже пыталась представить, какая она родится и на кого она будет похожа. Динина смерть заставила меня взглянуть на все совершенно другими глазами. Я больше не испытывала ненависти и злобы к своему внезапно исчезнувшему жениху, не вынашивала планов мести. Я вспоминала о нем с благодарностью, потому что он подарил мне маленькое чудо, которое я полюбила больше жизни и которое я никому и никогда не отдам. Я представляла бессонные ночи, которые мне должна подарить моя доченька, и улыбалась блаженной улыбкой. Я буду носить ее на ручках, петь колыбельную и рассказывать сказку, где добро побеждает зло, где живут хорошие люди, ходят друг к другу в гости, пьют чай и создают только доброе, чистое, вечное.
Я буду кормить ее только грудью, потому что материнское молоко самое полезное, самое необходимое. Поначалу нам будет трудно. Я пополню огромную армию матерей-одиночек, но мы будем вместе и обязательно будем счастливы. Я улыбнулась, в который раз погладила свой живот и подумала, что я назову свою доченьку Диной.
– Почему вы улыбаетесь и гладите свой живот? – спросил меня переводчик. – Врача это очень беспокоит.
– Потому что я люблю свою доченьку, – произнесла я ласковым голосом и вновь улыбнулась.
После пятиминутного совещания мне вежливо показали на входную дверь. За дверью стоял Лев и вертел в руках увесистую связку ключей. Как только мы сели в машину, я вцепилась в своего гида и лихорадочно заговорила:
– Левушка, миленький, я очень тебя прошу, я тебя умоляю, родненький, помоги мне вернуться обратно. Христом богом заклинаю, помоги! Дай мне денег на обратную дорогу. Я как приеду, рожу, немного с ребеночком посижу, а затем устроюсь на работу, начну зарабатывать. Я все тебе до копеечки отдам!!!
– Куда ты собралась?! – Лев чуть было не поперхнулся.
– В Россию, Левушка, в Россию. Отправь меня, пожалуйста, домой. Ну, пожалуйста! Я же знаю, ты хороший парень, ты добрый, я тебе по гроб жизни обязана буду!
– Ну совсем дура!
– Левушка, я своего ребеночка никому не отдам. Это мой ребеночек, понимаешь, мой.
– Твой?!
– Мой, – жалобно заскулила я. – Только мой и ничей больше.
– А чем ты раньше думала?!
– То, что не головой, это точно. Это была ошибка, ужасная ошибка, но ведь еще не поздно все исправить. Еще не поздно!
– Поздно. Отцепись от меня. Нам пора ехать.
Я не послушалась и крепко вцепилась в своего гида. Мне казалось, что он единственный, кто мне может помочь, и что он обязательно это сделает, потому что он пережил трагедию, когда потерял свою жену и ребенка.
– Лев, а где Дина?
– Умерла.
– Я знаю. Я не про то. Ее тело на родину отправят?
– Зачем?
– Но ведь там ее муж. Он же захочет ее похоронить.
– А кто ее отправлять будет?! Это же денег стоит.
– Но ведь ему хотя бы сообщить нужно.
– Мы не благотворительная служба. В Москве твоя Дина будет считаться пропавшей без вести.
– Как это пропавшей без вести?!
– Так это.
– А кто ж ее хоронить будет?
– В крематории сожгут.
– А пепел?
– Выкинут. Кому он нужен, этот пепел?!
– Мне.
– Зачем?
– Ты отдай мне пепел и дай ее адрес. Я его ее мужу отвезу. Ведь это же святое…
– Дети – это тоже святое, а ты своего ребенка еще совсем недавно продать хотела.
– Я же сказала, что мы все совершаем ошибки. Самое главное вовремя их исправить. Дура я была…
– А сейчас умная стала?
– Сейчас поумнела. Лев, отдай мне пепел. Я отвезу его Дининому мужу.
Лев пристально посмотрел на меня и не произнес ни слова.
– Ты что так на меня смотришь?!
– Как?
– Ты на меня посмотрел, как на обреченную. Ты посмотрел на меня так, словно я никогда не вернусь на родину… Скажи правду, какой бы суровой она ни была. Скажи, после того как я рожу ребенка, меня убьют?!
– Вот дура!
– Знаешь, а ведь я все поняла по твоему взгляду. Я же понятливая. Я ведь очень умная. Я только с виду такая дурочка. Только с виду. Я знаю, что меня убьют, а моего ребенка продадут на органы. Скажи, такова и судьба всех, которые по этим контрактам едут рожать за границу?!
– Заткнись, не неси ерунды!
– Это не ерунда, это голая правда. Ведь вы никакая ни фирма. Ни ты, ни второй браток, ни Ден, ни те люди, которые так вежливо встречали меня в своем офисе. Вы мафия!
– Ох ты как закрутила! Криминальных книжек начиталась?
– Ничего я не начиталась.
Я тихонько всхлипнула:
– Лев, помоги мне спастись. Помоги.
– Подруга, я здесь совсем ни при чем, – раздраженно произнес Лев и закурил. – Я выполняю свою работу, и в зависимости от того, как я ее выполню, мне платят.
– А ты, оказывается, черствый сухарь. Тебе безразлично, что будет со мной и с моим ребенком. Тебе самое главное получить деньги. Чтобы они тебе поперек горла встали! А они встанут, вот увидишь! Грязные деньги не могут принести счастья.
– Еще совсем недавно тебя интересовали такие же денежки и ничего больше.
– Совсем недавно все было совсем по-другому, – тихо сказала я и отвернулась к окну.
Всю остальную дорогу мы ехали молча. Неожиданно для меня самой ко мне вернулась привычка из детства, от которой я избавилась уже много лет назад. Я стала грызть ногти: это помогало думать. А думала я о том, как выйти из этого дурацкого положения с наименьшими потерями. Перед глазами предстала лежащая на полу Дина и ее огромный живот с еще нерожденным сыном…
Как только мы вернулись в мотель, Лев провел меня в столовую. Там нас ждал Ден. Он был невозмутим, как и в прошлый раз улыбался своей белоснежной улыбкой.
– Здравствуй, Ольга! Ты очень хорошо выглядишь! Настоящая красавица!
Я молча села и тупо уставилась в окно.
– Понимаю, – заговорил Ден. – Ты скорбишь по той русской девушке. Но уже ничего не вернешь. Слабое сердце. Нам искренне жаль. Это так называемые издержки производства.
– Что вы сказали? Издержки производства?
– Совершенно верно. Ольга, у меня к тебе вопрос. Когда ты в последний раз видела свою домработницу?
– Я уже на него отвечала. Я ее видела перед тем, как ложилась спать.
– А ты не замечала в ее поведении чего-нибудь необычного?
– Ее поведение нельзя назвать обычным. Оно ненормальное во всем.
– Так я и думал.
Ден перевел взгляд на Льва и достал большую сигару. В его движениях улавливалась нервозность, которую он неудачно пытался скрыть.
– Эта старуха никогда не внушала доверия. Она сбежала вместе с деньгами. Ее нужно найти.
Когда Ден ушел, Лев сел напротив меня.
– Старуха сбежала? – спросила я своего гида.
– Сбежала.
– А куда?
– Хрен ее знает. Будем искать. К ней в этот день заехали наши пацаны и отдали долг, который она должна была передать нам на следующий день. Старуха скрылась вместе с этими деньгами.
– А много денег?
– Достаточно для того, чтобы сбежать. Она бы здесь столько не заработала.
– И все же, сколько?
– Зачем тебе?
– Просто мне интересно, сколько должно быть денег, чтобы пойти на такой риск?
– Двадцатка штук.
– Двадцать тысяч долларов?!
– Двадцать тысяч долларов. Старая сука! Я как чувствовал. Не хотел, чтобы ей завозили эти деньги. Вообще-то она у нас уже давно работает, и за ней раньше ничего особого не замечали. Но раньше ей и не завозили такие суммы.
– А вы в ее комнате искали?
– Да мы там уже все перерыли.
– И что?
– Ничего. Пусто.
– Куда ж она их дела?
– С собой прихватила. Видела, у нее бюст какой? Наверно, в лифак засунула и сквазанула.
Я почувствовала, как на моем лбу выступила холодная испарина.
– Ты что? – спросил Лев.
– Просто голова закружилась, – отмахнулась я.
– Ты, наверное, жрать хочешь.
В столовую вошла пожилая женщина, которая напоминала стукачку и, по всей вероятности, была новой домработницей.
– Это замена, – слова Льва только подтвердили мою догадку.
После обеда Лев уехал, а я пошла в свою комнату. Встав у окна, я смотрела, как он садится в машину и отъезжает от отеля. Когда машина скрылась из вида, я включила телевизор и тупо уставилась на экран. Услышав, как шевелится моя девочка, я положила руки на живот, погладила его своей теплой, немного вспотевшей ладонью и прошептала:
– Здравствуй, моя родная, здравствуй. Ты должна простить свою мамочку. Я очень сильно тебя люблю. Ты даже не можешь себе представить, как же сильно. Я еще никогда в жизни так никого не любила. Лежи смирно и постарайся больно меня не пинать. Я что-нибудь придумаю, и мы обязательно найдем выход из этой жуткой ситуации.
Я ни минуты не сомневалась, что моя доченька слышит и понимает мои слова. Она затихла, по всей вероятности, заснула. Перед глазами предстала мертвая стукачка с огромной, выпяченной грудью, словно в каждую чашечку безразмерного лифчика было положено по самому настоящему арбузу. Сумма в двадцать тысяч долларов никак не давала покоя и путала все мои мысли. Эти деньги могли бы мне очень помочь, я смогла бы вернуться на родину.
Я буду кормить ее только грудью, потому что материнское молоко самое полезное, самое необходимое. Поначалу нам будет трудно. Я пополню огромную армию матерей-одиночек, но мы будем вместе и обязательно будем счастливы. Я улыбнулась, в который раз погладила свой живот и подумала, что я назову свою доченьку Диной.
– Почему вы улыбаетесь и гладите свой живот? – спросил меня переводчик. – Врача это очень беспокоит.
– Потому что я люблю свою доченьку, – произнесла я ласковым голосом и вновь улыбнулась.
После пятиминутного совещания мне вежливо показали на входную дверь. За дверью стоял Лев и вертел в руках увесистую связку ключей. Как только мы сели в машину, я вцепилась в своего гида и лихорадочно заговорила:
– Левушка, миленький, я очень тебя прошу, я тебя умоляю, родненький, помоги мне вернуться обратно. Христом богом заклинаю, помоги! Дай мне денег на обратную дорогу. Я как приеду, рожу, немного с ребеночком посижу, а затем устроюсь на работу, начну зарабатывать. Я все тебе до копеечки отдам!!!
– Куда ты собралась?! – Лев чуть было не поперхнулся.
– В Россию, Левушка, в Россию. Отправь меня, пожалуйста, домой. Ну, пожалуйста! Я же знаю, ты хороший парень, ты добрый, я тебе по гроб жизни обязана буду!
– Ну совсем дура!
– Левушка, я своего ребеночка никому не отдам. Это мой ребеночек, понимаешь, мой.
– Твой?!
– Мой, – жалобно заскулила я. – Только мой и ничей больше.
– А чем ты раньше думала?!
– То, что не головой, это точно. Это была ошибка, ужасная ошибка, но ведь еще не поздно все исправить. Еще не поздно!
– Поздно. Отцепись от меня. Нам пора ехать.
Я не послушалась и крепко вцепилась в своего гида. Мне казалось, что он единственный, кто мне может помочь, и что он обязательно это сделает, потому что он пережил трагедию, когда потерял свою жену и ребенка.
– Лев, а где Дина?
– Умерла.
– Я знаю. Я не про то. Ее тело на родину отправят?
– Зачем?
– Но ведь там ее муж. Он же захочет ее похоронить.
– А кто ее отправлять будет?! Это же денег стоит.
– Но ведь ему хотя бы сообщить нужно.
– Мы не благотворительная служба. В Москве твоя Дина будет считаться пропавшей без вести.
– Как это пропавшей без вести?!
– Так это.
– А кто ж ее хоронить будет?
– В крематории сожгут.
– А пепел?
– Выкинут. Кому он нужен, этот пепел?!
– Мне.
– Зачем?
– Ты отдай мне пепел и дай ее адрес. Я его ее мужу отвезу. Ведь это же святое…
– Дети – это тоже святое, а ты своего ребенка еще совсем недавно продать хотела.
– Я же сказала, что мы все совершаем ошибки. Самое главное вовремя их исправить. Дура я была…
– А сейчас умная стала?
– Сейчас поумнела. Лев, отдай мне пепел. Я отвезу его Дининому мужу.
Лев пристально посмотрел на меня и не произнес ни слова.
– Ты что так на меня смотришь?!
– Как?
– Ты на меня посмотрел, как на обреченную. Ты посмотрел на меня так, словно я никогда не вернусь на родину… Скажи правду, какой бы суровой она ни была. Скажи, после того как я рожу ребенка, меня убьют?!
– Вот дура!
– Знаешь, а ведь я все поняла по твоему взгляду. Я же понятливая. Я ведь очень умная. Я только с виду такая дурочка. Только с виду. Я знаю, что меня убьют, а моего ребенка продадут на органы. Скажи, такова и судьба всех, которые по этим контрактам едут рожать за границу?!
– Заткнись, не неси ерунды!
– Это не ерунда, это голая правда. Ведь вы никакая ни фирма. Ни ты, ни второй браток, ни Ден, ни те люди, которые так вежливо встречали меня в своем офисе. Вы мафия!
– Ох ты как закрутила! Криминальных книжек начиталась?
– Ничего я не начиталась.
Я тихонько всхлипнула:
– Лев, помоги мне спастись. Помоги.
– Подруга, я здесь совсем ни при чем, – раздраженно произнес Лев и закурил. – Я выполняю свою работу, и в зависимости от того, как я ее выполню, мне платят.
– А ты, оказывается, черствый сухарь. Тебе безразлично, что будет со мной и с моим ребенком. Тебе самое главное получить деньги. Чтобы они тебе поперек горла встали! А они встанут, вот увидишь! Грязные деньги не могут принести счастья.
– Еще совсем недавно тебя интересовали такие же денежки и ничего больше.
– Совсем недавно все было совсем по-другому, – тихо сказала я и отвернулась к окну.
Всю остальную дорогу мы ехали молча. Неожиданно для меня самой ко мне вернулась привычка из детства, от которой я избавилась уже много лет назад. Я стала грызть ногти: это помогало думать. А думала я о том, как выйти из этого дурацкого положения с наименьшими потерями. Перед глазами предстала лежащая на полу Дина и ее огромный живот с еще нерожденным сыном…
Как только мы вернулись в мотель, Лев провел меня в столовую. Там нас ждал Ден. Он был невозмутим, как и в прошлый раз улыбался своей белоснежной улыбкой.
– Здравствуй, Ольга! Ты очень хорошо выглядишь! Настоящая красавица!
Я молча села и тупо уставилась в окно.
– Понимаю, – заговорил Ден. – Ты скорбишь по той русской девушке. Но уже ничего не вернешь. Слабое сердце. Нам искренне жаль. Это так называемые издержки производства.
– Что вы сказали? Издержки производства?
– Совершенно верно. Ольга, у меня к тебе вопрос. Когда ты в последний раз видела свою домработницу?
– Я уже на него отвечала. Я ее видела перед тем, как ложилась спать.
– А ты не замечала в ее поведении чего-нибудь необычного?
– Ее поведение нельзя назвать обычным. Оно ненормальное во всем.
– Так я и думал.
Ден перевел взгляд на Льва и достал большую сигару. В его движениях улавливалась нервозность, которую он неудачно пытался скрыть.
– Эта старуха никогда не внушала доверия. Она сбежала вместе с деньгами. Ее нужно найти.
Когда Ден ушел, Лев сел напротив меня.
– Старуха сбежала? – спросила я своего гида.
– Сбежала.
– А куда?
– Хрен ее знает. Будем искать. К ней в этот день заехали наши пацаны и отдали долг, который она должна была передать нам на следующий день. Старуха скрылась вместе с этими деньгами.
– А много денег?
– Достаточно для того, чтобы сбежать. Она бы здесь столько не заработала.
– И все же, сколько?
– Зачем тебе?
– Просто мне интересно, сколько должно быть денег, чтобы пойти на такой риск?
– Двадцатка штук.
– Двадцать тысяч долларов?!
– Двадцать тысяч долларов. Старая сука! Я как чувствовал. Не хотел, чтобы ей завозили эти деньги. Вообще-то она у нас уже давно работает, и за ней раньше ничего особого не замечали. Но раньше ей и не завозили такие суммы.
– А вы в ее комнате искали?
– Да мы там уже все перерыли.
– И что?
– Ничего. Пусто.
– Куда ж она их дела?
– С собой прихватила. Видела, у нее бюст какой? Наверно, в лифак засунула и сквазанула.
Я почувствовала, как на моем лбу выступила холодная испарина.
– Ты что? – спросил Лев.
– Просто голова закружилась, – отмахнулась я.
– Ты, наверное, жрать хочешь.
В столовую вошла пожилая женщина, которая напоминала стукачку и, по всей вероятности, была новой домработницей.
– Это замена, – слова Льва только подтвердили мою догадку.
После обеда Лев уехал, а я пошла в свою комнату. Встав у окна, я смотрела, как он садится в машину и отъезжает от отеля. Когда машина скрылась из вида, я включила телевизор и тупо уставилась на экран. Услышав, как шевелится моя девочка, я положила руки на живот, погладила его своей теплой, немного вспотевшей ладонью и прошептала:
– Здравствуй, моя родная, здравствуй. Ты должна простить свою мамочку. Я очень сильно тебя люблю. Ты даже не можешь себе представить, как же сильно. Я еще никогда в жизни так никого не любила. Лежи смирно и постарайся больно меня не пинать. Я что-нибудь придумаю, и мы обязательно найдем выход из этой жуткой ситуации.
Я ни минуты не сомневалась, что моя доченька слышит и понимает мои слова. Она затихла, по всей вероятности, заснула. Перед глазами предстала мертвая стукачка с огромной, выпяченной грудью, словно в каждую чашечку безразмерного лифчика было положено по самому настоящему арбузу. Сумма в двадцать тысяч долларов никак не давала покоя и путала все мои мысли. Эти деньги могли бы мне очень помочь, я смогла бы вернуться на родину.