– Я от него отвалил сразу, как выписался из больницы.
– Не знала, что ты служил в Чечне.
– В диверсионно-разведовательной рейдовой группе ГРУ. Принцип моей боевой работы сводился к оперативному обнаружению и возможной ликвидации незаконных вооружённых формирований. Мы искали чеченцев по всем перевалам и горным аулам Северной Чечни. Я в составе группы находился в горах по нескольку недель, совершая глубинные рейды. Чтобы ты понимала: обстановка в горах – не то же самое, что война на равнине. Углубление на тридцать километров в тылы, контролируемыми бородатыми «духами», – это очень много при условии того, что двигаться приходится постоянно вверх, практически нет воды и каждый звук слышен на многие сотни метров.
– Как же нет воды, а горные реки?
– Из них пить нельзя. Эта цветная картинка хороша только по телевизору. Вода несёт огромное количество песка и ила, невидимых глазу. Можно реально потерять почки. Поэтому ведение военных действий в таких условиях крайне затруднительно. В тот период, когда я там находился, бандиты вели себя крайне нагло. Они были в эйфории от предательства генерала Лебедя, который заключил с ними позорный для России мир. Человеческие ресурсы были ещё не исчерпаны, на руках находилось много оружия и боеприпасов. Плюс помощь, которую им оказывали братья по вере – арабы. Я тебе хочу рассказать один случай, который мне особенно врезался в память.
– Да, конечно, я очень внимательно слушаю, – тихо отозвалась я.
– Мы занимали позицию на очень выгодной для нахождения стрелка-наблюдателя высотке и в течение всего светового дня наблюдали за машиной с надписью на борту «Хлеб», которая весь день ездила то вверх, то вниз по узкой горной дороге. Мы поняли, что водитель машины – передвижной наблюдатель. Он пытается «засветить» возможное нахождение наших групп спецназа в этом районе. Мы себя никак не проявляли. Он несколько раз вылезал из кабины по малой нужде, и соблазн захватить его был очень велик. Но мы этого не сделали, дождались ночи. Далеко за полночь впереди и слева от нас в районе горного аула зажёгся яркий огонь. Мы не сразу поняли, что это маяк-ориентир. Прозрели только, когда внизу, под нами, на горной дороге появилась колонна машин. Нас поразило, что все пять военных «уралов» двигались колонной без единого светового обозначения, с выключенными фарами. Шума двигателей практически не было слышно. В ночные прицелы мы разглядели, что машины сцеплены между собой кусками стальных труб. То есть если головная машина по какой-то причине свалится в пропасть, остальные последуют за ней. Но, видимо, только так и можно передвигаться в горах, не включая фар. Колонна шла чётко на световой маяк, который то зажигался, то гас. Когда маяк гас, колонна как по команде останавливалась и ждала нового включения маяка.
Стас замолчал, и я поняла: он полностью там, в прошлом, в воспоминаниях.
– Что дальше? – тихо спросила я.
– Связавшись с командиром основной группы по радиосвязи, наш старший принял решение колонну атаковать, и мы, рассредоточившись, открыли по машинам беглый огонь из бесшумных автоматов. Обрабатывая одну из машин, я заметил, как резко открылась дверь водителя и из кабины выпрыгнул человек в бейсболке. Мне бросилось в глаза, что вокруг шеи обмотан светлый шарф. Человек повёл себя как настоящий профессионал. Этому невозможно научиться. С этими способностями нужно родиться. Этот араб, а это скорее всего был араб, соскочил с подножки машины быстрым и сильным кувырком вперёд. По нему стал стрелять снайпер, так называемый «застрельщик», который специально отслеживает попытки вражеских солдат вырваться из огненного котла. Араб кувыркался, полз, замирал, делал короткие перебежки. И это всё под огнем снайпера. Всё-таки он сумел добраться до кукурузного поля, которое находилось в ста метрах от дороги, и скрылся в кукурузе. Я проникся к этому человеку искренним уважением – бойцовский дух находится в тебе или ждёт своего часа, чтобы абсолютно неприметный, ничем ранее не проявивший себя человек под воздействием определённой ситуации превратился в настоящего бойца. Бой затих. На дороге горели машины. В одной из них взрывались гранаты. Эхо разносило звуки взрывов на многие километры. Дождавшись светового дня, мы вызвали помощь и воздушную поддержку. Спустя почти пять часов со стороны перевала пришло несколько бронемашин с сотрудниками ФСБ и ФСК. Дальше дело было за ними. Начиналась их обычная оперативная работа. Мы же в течение суток вернулись на базу. По сути, это была обычная для тех непростых лет операция спецназа. Но араб, который выпрыгнул из машины и под смертельным огнём сумел преодолеть сто смертельных метров до кукурузного поля, запомнился мне навсегда. Не знаю, о чём он думал в те минуты, когда кувыркался и полз, пытаясь обмануть смерть, но одно несомненно: в этом вражеском солдате на этой необъявленной войне чётко проявилась жажда жизни. Скажу честно: не уверен, что я смог бы так, как он, под градом пуль бороться за свою жизнь. Когда по тебе стреляют, пропадает всякое желание сопротивляться. Резко наваливаются абсолютное безразличие и страшная физическая усталость. Это из-за того, что в кровь поступает огромное количество адреналина и та, не справляясь, замедляет свой обычный бег. Человек перестаёт здраво рассуждать, руки, ноги немеют, подступает преступная слабость. Лишь немногие могут в таких ситуациях продолжать отчаянно бороться за жизнь, которую нам даёт Всевышний. – Стас вздохнул, помолчал немного. Потом пронзительно глянул на меня. – Теперь ты понимаешь, почему я так тщательно стараюсь отбирать людей в нашу группу? Народу вокруг полно, только вот людей среди них мало, а покорные рабы нам без надобности, из них настоящих бойцов не получится. А налёты по возможности надо готовить и проводить как настоящие военные операции. Правильнее сказать: это менты на работе, а мы – на войне. В нашем случае цена, как и там, – свобода и жизнь.
– Было страшно?
– Нестрашно только дуракам.
– Тебе приходилось убивать?
– Меня убивали. Ты понимаешь, Эля, война перекраивает человека изнутри. Перековывает его, делая из вчерашнего мальчишки мужчину. Я несколько раз приезжал в отпуск и совсем перестал понимать, какие проблемы волнуют мирных людей. Всё, что они делают, о чём говорят, не имеет отношения к настоящим жизненным ценностям, вопросам жизни, смерти, продолжения рода, мужской храбрости, готовности женщин к самопожертвованию. Всё это может показать только война.
– Не очень поняла про готовность женщин к самопожертвованию. Для меня это дико само по себе.
– Я имею в виду чеченских девушек-патриоток, к которым я относился и отношусь с большим уважением. После возвращения с войны почти год приходил в себя, но встроиться в обычную жизнь обывателя уже не смог. Первое время подрабатывал в охране. Был занятный случай: один «кошелёк» нанял меня для перевозки двух миллионов долларов в одиночном сопровождении без группы прикрытия. Деньги перевозили на его красавце «бентли». Сумка с деньгами стояла у меня между ног на штатном месте охранника рядом с водителем. «Кошелёк» сидел позади, напевал себе под нос и был в абсолютной расслабухе.
– А почему «кошелёк» находился в машине? Обычно деньги перевозят отдельно. Хозяин едет в соседней машине, если хоть немного ценит свою жизнь.
– Ты знаешь, сколько я повидал этой публики… Они все ощущают себя как минимум терминаторами, потому что бараны непуганые. Боевиков насмотрелись и не понимают, что перед пулей все равны. Когда мы тронулись, я спросил у «кошелька», много ли его знакомых в курсе этой перевозки. Он спокойно ответил, что все. Я врубился, что меня втравили в очередной страшный блудняк и заставляют подставлять башку за копейки. Недолго раздумывая, я достал из кобуры пистолет, опустил флажок предохранителя, что само по себе нарушение служебных инструкций, но затворную раму не передёргивал. Машина тронулась. Водитель был неопытный и от волнения постоянно нарушал правила. Так, на Садовом кольце он развернулся через две сплошные, и нас тормознул передвижной пост ДПС. Сотрудники ДПС вышли из машины, на плече у каждого – автомат. Они очень грамотно подошли к нашему авто с двух сторон и потребовали у водителя предъявить документы. Я контролировал ситуацию и понимал, что в форме сотрудников ДПС запросто могут оказаться переодетые налётчики, которые по разным причинам в курсе нашей поездки, но также сообразил, что это могут быть и реальные сотрудники милиции, которые, увидев в моих руках пистолет, могут открыть огонь на поражение. Всё, что я успел сделать, – сунул ствол себе под задницу и оставил его там вместе с рукой. Слава богу, всё обошлось – несколько незначительных купюр решили проблему. Мы тронулись дальше. Комичность ситуации в том, что мой «кошелёк», придя в себя от страха, спросил меня: «Ну что, обоссался со страха? Даже пистолет под жопу спрятал». Я немного подумал и спросил: «Доводилось ли вам когда-нибудь получать в грудь и живот пулю из автомата Калашникова?» Когда он в замешательстве ответил, что нет, я ему сказал, что он везунок. Мол, это очень неприятно. Исход, как правило, летален.
Глава 6
– Не знала, что ты служил в Чечне.
– В диверсионно-разведовательной рейдовой группе ГРУ. Принцип моей боевой работы сводился к оперативному обнаружению и возможной ликвидации незаконных вооружённых формирований. Мы искали чеченцев по всем перевалам и горным аулам Северной Чечни. Я в составе группы находился в горах по нескольку недель, совершая глубинные рейды. Чтобы ты понимала: обстановка в горах – не то же самое, что война на равнине. Углубление на тридцать километров в тылы, контролируемыми бородатыми «духами», – это очень много при условии того, что двигаться приходится постоянно вверх, практически нет воды и каждый звук слышен на многие сотни метров.
– Как же нет воды, а горные реки?
– Из них пить нельзя. Эта цветная картинка хороша только по телевизору. Вода несёт огромное количество песка и ила, невидимых глазу. Можно реально потерять почки. Поэтому ведение военных действий в таких условиях крайне затруднительно. В тот период, когда я там находился, бандиты вели себя крайне нагло. Они были в эйфории от предательства генерала Лебедя, который заключил с ними позорный для России мир. Человеческие ресурсы были ещё не исчерпаны, на руках находилось много оружия и боеприпасов. Плюс помощь, которую им оказывали братья по вере – арабы. Я тебе хочу рассказать один случай, который мне особенно врезался в память.
– Да, конечно, я очень внимательно слушаю, – тихо отозвалась я.
– Мы занимали позицию на очень выгодной для нахождения стрелка-наблюдателя высотке и в течение всего светового дня наблюдали за машиной с надписью на борту «Хлеб», которая весь день ездила то вверх, то вниз по узкой горной дороге. Мы поняли, что водитель машины – передвижной наблюдатель. Он пытается «засветить» возможное нахождение наших групп спецназа в этом районе. Мы себя никак не проявляли. Он несколько раз вылезал из кабины по малой нужде, и соблазн захватить его был очень велик. Но мы этого не сделали, дождались ночи. Далеко за полночь впереди и слева от нас в районе горного аула зажёгся яркий огонь. Мы не сразу поняли, что это маяк-ориентир. Прозрели только, когда внизу, под нами, на горной дороге появилась колонна машин. Нас поразило, что все пять военных «уралов» двигались колонной без единого светового обозначения, с выключенными фарами. Шума двигателей практически не было слышно. В ночные прицелы мы разглядели, что машины сцеплены между собой кусками стальных труб. То есть если головная машина по какой-то причине свалится в пропасть, остальные последуют за ней. Но, видимо, только так и можно передвигаться в горах, не включая фар. Колонна шла чётко на световой маяк, который то зажигался, то гас. Когда маяк гас, колонна как по команде останавливалась и ждала нового включения маяка.
Стас замолчал, и я поняла: он полностью там, в прошлом, в воспоминаниях.
– Что дальше? – тихо спросила я.
– Связавшись с командиром основной группы по радиосвязи, наш старший принял решение колонну атаковать, и мы, рассредоточившись, открыли по машинам беглый огонь из бесшумных автоматов. Обрабатывая одну из машин, я заметил, как резко открылась дверь водителя и из кабины выпрыгнул человек в бейсболке. Мне бросилось в глаза, что вокруг шеи обмотан светлый шарф. Человек повёл себя как настоящий профессионал. Этому невозможно научиться. С этими способностями нужно родиться. Этот араб, а это скорее всего был араб, соскочил с подножки машины быстрым и сильным кувырком вперёд. По нему стал стрелять снайпер, так называемый «застрельщик», который специально отслеживает попытки вражеских солдат вырваться из огненного котла. Араб кувыркался, полз, замирал, делал короткие перебежки. И это всё под огнем снайпера. Всё-таки он сумел добраться до кукурузного поля, которое находилось в ста метрах от дороги, и скрылся в кукурузе. Я проникся к этому человеку искренним уважением – бойцовский дух находится в тебе или ждёт своего часа, чтобы абсолютно неприметный, ничем ранее не проявивший себя человек под воздействием определённой ситуации превратился в настоящего бойца. Бой затих. На дороге горели машины. В одной из них взрывались гранаты. Эхо разносило звуки взрывов на многие километры. Дождавшись светового дня, мы вызвали помощь и воздушную поддержку. Спустя почти пять часов со стороны перевала пришло несколько бронемашин с сотрудниками ФСБ и ФСК. Дальше дело было за ними. Начиналась их обычная оперативная работа. Мы же в течение суток вернулись на базу. По сути, это была обычная для тех непростых лет операция спецназа. Но араб, который выпрыгнул из машины и под смертельным огнём сумел преодолеть сто смертельных метров до кукурузного поля, запомнился мне навсегда. Не знаю, о чём он думал в те минуты, когда кувыркался и полз, пытаясь обмануть смерть, но одно несомненно: в этом вражеском солдате на этой необъявленной войне чётко проявилась жажда жизни. Скажу честно: не уверен, что я смог бы так, как он, под градом пуль бороться за свою жизнь. Когда по тебе стреляют, пропадает всякое желание сопротивляться. Резко наваливаются абсолютное безразличие и страшная физическая усталость. Это из-за того, что в кровь поступает огромное количество адреналина и та, не справляясь, замедляет свой обычный бег. Человек перестаёт здраво рассуждать, руки, ноги немеют, подступает преступная слабость. Лишь немногие могут в таких ситуациях продолжать отчаянно бороться за жизнь, которую нам даёт Всевышний. – Стас вздохнул, помолчал немного. Потом пронзительно глянул на меня. – Теперь ты понимаешь, почему я так тщательно стараюсь отбирать людей в нашу группу? Народу вокруг полно, только вот людей среди них мало, а покорные рабы нам без надобности, из них настоящих бойцов не получится. А налёты по возможности надо готовить и проводить как настоящие военные операции. Правильнее сказать: это менты на работе, а мы – на войне. В нашем случае цена, как и там, – свобода и жизнь.
– Было страшно?
– Нестрашно только дуракам.
– Тебе приходилось убивать?
– Меня убивали. Ты понимаешь, Эля, война перекраивает человека изнутри. Перековывает его, делая из вчерашнего мальчишки мужчину. Я несколько раз приезжал в отпуск и совсем перестал понимать, какие проблемы волнуют мирных людей. Всё, что они делают, о чём говорят, не имеет отношения к настоящим жизненным ценностям, вопросам жизни, смерти, продолжения рода, мужской храбрости, готовности женщин к самопожертвованию. Всё это может показать только война.
– Не очень поняла про готовность женщин к самопожертвованию. Для меня это дико само по себе.
– Я имею в виду чеченских девушек-патриоток, к которым я относился и отношусь с большим уважением. После возвращения с войны почти год приходил в себя, но встроиться в обычную жизнь обывателя уже не смог. Первое время подрабатывал в охране. Был занятный случай: один «кошелёк» нанял меня для перевозки двух миллионов долларов в одиночном сопровождении без группы прикрытия. Деньги перевозили на его красавце «бентли». Сумка с деньгами стояла у меня между ног на штатном месте охранника рядом с водителем. «Кошелёк» сидел позади, напевал себе под нос и был в абсолютной расслабухе.
– А почему «кошелёк» находился в машине? Обычно деньги перевозят отдельно. Хозяин едет в соседней машине, если хоть немного ценит свою жизнь.
– Ты знаешь, сколько я повидал этой публики… Они все ощущают себя как минимум терминаторами, потому что бараны непуганые. Боевиков насмотрелись и не понимают, что перед пулей все равны. Когда мы тронулись, я спросил у «кошелька», много ли его знакомых в курсе этой перевозки. Он спокойно ответил, что все. Я врубился, что меня втравили в очередной страшный блудняк и заставляют подставлять башку за копейки. Недолго раздумывая, я достал из кобуры пистолет, опустил флажок предохранителя, что само по себе нарушение служебных инструкций, но затворную раму не передёргивал. Машина тронулась. Водитель был неопытный и от волнения постоянно нарушал правила. Так, на Садовом кольце он развернулся через две сплошные, и нас тормознул передвижной пост ДПС. Сотрудники ДПС вышли из машины, на плече у каждого – автомат. Они очень грамотно подошли к нашему авто с двух сторон и потребовали у водителя предъявить документы. Я контролировал ситуацию и понимал, что в форме сотрудников ДПС запросто могут оказаться переодетые налётчики, которые по разным причинам в курсе нашей поездки, но также сообразил, что это могут быть и реальные сотрудники милиции, которые, увидев в моих руках пистолет, могут открыть огонь на поражение. Всё, что я успел сделать, – сунул ствол себе под задницу и оставил его там вместе с рукой. Слава богу, всё обошлось – несколько незначительных купюр решили проблему. Мы тронулись дальше. Комичность ситуации в том, что мой «кошелёк», придя в себя от страха, спросил меня: «Ну что, обоссался со страха? Даже пистолет под жопу спрятал». Я немного подумал и спросил: «Доводилось ли вам когда-нибудь получать в грудь и живот пулю из автомата Калашникова?» Когда он в замешательстве ответил, что нет, я ему сказал, что он везунок. Мол, это очень неприятно. Исход, как правило, летален.
Глава 6
– Надо же, а я, оказывается, о тебе ничего не знаю.
– Я не люблю про себя рассказывать. Между прочим, в молодости я был даже могильщиком на кладбище.
– Шутишь?
– Серьёзно. Надо же было как-то после армии зарабатывать на хлеб. Там можно было реально делать деньги.
– На чём?
– Бригадир предложил помогать ему в двойных захоронениях.
– Это как?
– А это когда жмурика, убитого братвой, подкладывают в могилу, подготовленную к очередному захоронению. «Левый» покойник кладётся на дно ямы, и его сверху землёй, как пухом, накрывают. А затем укладывают законного усопшего. Сама понимаешь, концов никаких. Но это мелочи, – не на шутку разоткровенничался Стас. – А потом был мой первый налёт на сберкассу. К делу меня привлёк сослуживец.
– Ты грабил сберкассу?
– Только одну. Нас повязали. Видно, кто-то стуканул. Я получил срок.
– Ты сидел?
– Нет. Мне повезло, я сбежал из зала суда. Оттолкнул конвоиров, выпрыгнул через окно на улицу и благополучно скрылся. Мне просто сумасшедше повезло. Две недели отсиживался у друзей. Меня искали. Так случилось, что в это время умер мой тяжелобольной отец. Я узнал о дне похорон, осторожно приехал к своему дому, чтобы попрощаться с отцом. Осмотрелся на месте, а возле гроба полно оперов. Эти суки и здесь меня ждали. С отцом так и не простился. Пришлось быстро уходить. Через какое-то время пацаны свели меня с человеком, который делает документы. Он сварганил мне новый паспорт и водительские права.
– Выходит, Стас – твоё ненастоящее имя?
– Имя настоящее. Да и всё остальное уже покрылось пеплом, ведь по этому паспорту я живу много лет. Деньги сделали своё дело, и меня уже давно никто не ищет. Так что, Эля, кем я только не был…
– А телохранителем долго служил?
– На этой должности пробыл почти пять лет. Ты знаешь, дважды я был на самом краю. Но и комичные ситуации случались частенько. Охранял одного клиента на озере Селигер, катались на его парусной яхте. Точнее, он с девушками катался, а я обеспечивал безопасность. Никогда не думал, что на Селигере такие шторма. Мой шеф с девицей стоял на самом носу яхты во время шторма и изображал сцену из фильма «Титаник». В итоге, как я и думал, он свалился за борт и без единого крика пошёл ко дну. Пришлось прыгать за ним. Хорошо, что документы на оружие и паспорт предварительно завернул в несколько целлофановых пакетов. Когда прыгал, думал только о том, как не потерять служебный пистолет. За это могли запросто «повесить» уголовное дело. В принципе там было неглубоко, и шефа я поймал сразу. Он был настолько пьян, что даже не понял, что с ним произошло, а мне было ужасно жаль новый костюм и галстук. Этот крендель очень любил молодых длинноногих девок. Деньги позволяли ему любую прихоть. Но судя по всему, пороха в пороховницах оставалось всё меньше и меньше. Он давно лично не занимался бизнесом, а всё свободное время проводил в закрытых московских борделях. Так как детородный орган был уже далеко не в рабочем состоянии, он подсел на виагру и поручил приобретение этой химии мне. В мою обязанность входило не только покупать, но и делить таблетки на дозы.
– Зачем?
– Он считал, что от одной таблетки, принятой целиком, у него может остановиться сердце, и я делил таблетки на половинки и четвертушки. – Стас замолчал, прижал меня к себе и прошептал: – Эля, я тебя люблю.
Я отстранилась и нежно закрыла его рот ладонью.
– Почему ты всегда избегаешь этой темы? – Он убрал мою руку.
– Потому что мы подельники, сослуживцы… Кажется, мы недостойны любви. Чем больше новых дел проворачиваем, тем больший азарт приходит и начинаешь понимать, что остановиться нереально.
– Так, может, всё-таки остановимся и уедем за границу? Сбежим? Мы уже столько наворотили, что на каждом из нас висит пожизненный срок… Купим новые паспорта и заживём в своё удовольствие.
– Нет, – замотала я головой. – Я не готова.
– Когда будешь готова, может быть поздно.
Я не ответила, закрыла глаза. В моём сейфе лежит израильский паспорт, по которому я могу передвигаться по всему миру. Этот паспорт сделал мне ещё муж на случай, если нам придётся бежать за рубеж. Так получилось, что муж погрузил меня в жестокий мир кровавого беспредела и показал неприглядную изнанку жизни. У всех бандитов, как правило, есть «левые» паспорта, потому что в любой момент может возникнуть ситуация, когда оставаться в стране будет опасно.
Я не сомневалась, что Стас действительно меня любит. Он обожает повторять, что в такую, как я, не влюбиться невозможно. Только вот я чувствую к нему просто сексуальное влечение, отношусь как к надёжному другу, но никакой влюблённости, увы, не чувствую. Я стала задумываться над предложением Стаса бросить всё к чёртовой матери и сбежать с ним, но хорошо понимала, что выйти из этой игры живой почти невозможно. Найдут и добьют, где бы мы ни были. Даже предложение Белого, который давал хорошие деньги за мой отъезд, закончилось бы пулей в голову, по-другому в этом мире никак. Я попала на эту криминальную карусель совершенно случайно, но чем дольше на ней кружусь, тем острее понимаю: сойти с неё невозможно. Ведь ты уже навсегда принадлежишь криминальному миру, поскольку зарабатываешь сумасшедшие деньги. На этой карусели долго не покрутишься – в любой момент можно оказаться в крематории или на кладбище.
На следующий день я собрала у себя в офисе самых приближённых людей потолковать о наших текущих делах.
– С чем работаем в ближайшее время? Какие предложения?
– Есть несколько наводок на короткие захваты, – тут же ответил Стас.
– Поясни.
– В первом случае молодая жена на тридцать пять лет моложе мужа. Муж – один из акционеров крупного металлоперерабатывающего завода. Бабла навалом. За свою тёлку трясётся и пылинки с неё сдувает. Детей нет. Эта дурочка выезжает одна, в кабриолете, без охраны, каждый день катается по загородному шоссе. Гуляет от мужа как сука. Трахается со своим фитнес-тренером. Маршрут и время известны. Будем брать её тёпленькую прямо на трассе. Пригрозим пистолетом и заставим позвонить мужу. Сумму выставим реальную. Борзеть не будем. Двести пятьдесят тысяч евро всех устроит.
– А где гарантия, что муж не обратится к ментам?
– А смысл? На выплату денег дадим один час. Мы же работаем по короткому захвату. Если через час денег не будет, отрубим «тёлке» кисть руки. Если не подохнет от болевого шока и кровопотери, пусть забирает её инвалидом. Мы ему это объясним. Судя по всему, мужик неглупый и должен понять, что времени у него впритык.
– А если возьмут при передаче денег?
– Поставим условие, что деньги должен привезти только муж и в место, которое укажем.
– А если он всё же обратится к ментам?
– Разреши детали операции проработать самому. Второе дело – тоже заложник. Фигурантом намечен единственный малолетний сын очень состоятельного бизнесмена.
– Ребёнок всё-таки…
– Эля, ты меня удивляешь. По совокупности совершённых нами уголовных деяний нам каждому пожизненное светит. Мы с тобой давно перешли черту, и за наши расклады нас не вытащит даже суд присяжных.
– Хорошо. – Я постаралась скрыть растерянность. – Что там по ребёнку? Где будет происходить захват?
– Каждое утро он в сопровождении няни и охранника отправляется в закрытый лицей в сорока километрах от города. Нейтрализация охранника и няни не составит труда. Охранника завалим на месте. Он не профессионал, двухметровый тупоголовый шкаф из случайных. Знаешь, как их называют… пуделя. Няня – пожилой человек. Её по возможности трогать не будем, старость нужно уважать.
– Согласна. Нужно оставить её живой, но ведь она может всех заложить?
– Будем в масках. Номера машины замажем грязью. Чтобы она не смогла позвонить, мобильники заберём. Да и вообще, мне кажется, ты зря так переживаешь. Налёт – дело фартовое.
– Я не люблю про себя рассказывать. Между прочим, в молодости я был даже могильщиком на кладбище.
– Шутишь?
– Серьёзно. Надо же было как-то после армии зарабатывать на хлеб. Там можно было реально делать деньги.
– На чём?
– Бригадир предложил помогать ему в двойных захоронениях.
– Это как?
– А это когда жмурика, убитого братвой, подкладывают в могилу, подготовленную к очередному захоронению. «Левый» покойник кладётся на дно ямы, и его сверху землёй, как пухом, накрывают. А затем укладывают законного усопшего. Сама понимаешь, концов никаких. Но это мелочи, – не на шутку разоткровенничался Стас. – А потом был мой первый налёт на сберкассу. К делу меня привлёк сослуживец.
– Ты грабил сберкассу?
– Только одну. Нас повязали. Видно, кто-то стуканул. Я получил срок.
– Ты сидел?
– Нет. Мне повезло, я сбежал из зала суда. Оттолкнул конвоиров, выпрыгнул через окно на улицу и благополучно скрылся. Мне просто сумасшедше повезло. Две недели отсиживался у друзей. Меня искали. Так случилось, что в это время умер мой тяжелобольной отец. Я узнал о дне похорон, осторожно приехал к своему дому, чтобы попрощаться с отцом. Осмотрелся на месте, а возле гроба полно оперов. Эти суки и здесь меня ждали. С отцом так и не простился. Пришлось быстро уходить. Через какое-то время пацаны свели меня с человеком, который делает документы. Он сварганил мне новый паспорт и водительские права.
– Выходит, Стас – твоё ненастоящее имя?
– Имя настоящее. Да и всё остальное уже покрылось пеплом, ведь по этому паспорту я живу много лет. Деньги сделали своё дело, и меня уже давно никто не ищет. Так что, Эля, кем я только не был…
– А телохранителем долго служил?
– На этой должности пробыл почти пять лет. Ты знаешь, дважды я был на самом краю. Но и комичные ситуации случались частенько. Охранял одного клиента на озере Селигер, катались на его парусной яхте. Точнее, он с девушками катался, а я обеспечивал безопасность. Никогда не думал, что на Селигере такие шторма. Мой шеф с девицей стоял на самом носу яхты во время шторма и изображал сцену из фильма «Титаник». В итоге, как я и думал, он свалился за борт и без единого крика пошёл ко дну. Пришлось прыгать за ним. Хорошо, что документы на оружие и паспорт предварительно завернул в несколько целлофановых пакетов. Когда прыгал, думал только о том, как не потерять служебный пистолет. За это могли запросто «повесить» уголовное дело. В принципе там было неглубоко, и шефа я поймал сразу. Он был настолько пьян, что даже не понял, что с ним произошло, а мне было ужасно жаль новый костюм и галстук. Этот крендель очень любил молодых длинноногих девок. Деньги позволяли ему любую прихоть. Но судя по всему, пороха в пороховницах оставалось всё меньше и меньше. Он давно лично не занимался бизнесом, а всё свободное время проводил в закрытых московских борделях. Так как детородный орган был уже далеко не в рабочем состоянии, он подсел на виагру и поручил приобретение этой химии мне. В мою обязанность входило не только покупать, но и делить таблетки на дозы.
– Зачем?
– Он считал, что от одной таблетки, принятой целиком, у него может остановиться сердце, и я делил таблетки на половинки и четвертушки. – Стас замолчал, прижал меня к себе и прошептал: – Эля, я тебя люблю.
Я отстранилась и нежно закрыла его рот ладонью.
– Почему ты всегда избегаешь этой темы? – Он убрал мою руку.
– Потому что мы подельники, сослуживцы… Кажется, мы недостойны любви. Чем больше новых дел проворачиваем, тем больший азарт приходит и начинаешь понимать, что остановиться нереально.
– Так, может, всё-таки остановимся и уедем за границу? Сбежим? Мы уже столько наворотили, что на каждом из нас висит пожизненный срок… Купим новые паспорта и заживём в своё удовольствие.
– Нет, – замотала я головой. – Я не готова.
– Когда будешь готова, может быть поздно.
Я не ответила, закрыла глаза. В моём сейфе лежит израильский паспорт, по которому я могу передвигаться по всему миру. Этот паспорт сделал мне ещё муж на случай, если нам придётся бежать за рубеж. Так получилось, что муж погрузил меня в жестокий мир кровавого беспредела и показал неприглядную изнанку жизни. У всех бандитов, как правило, есть «левые» паспорта, потому что в любой момент может возникнуть ситуация, когда оставаться в стране будет опасно.
Я не сомневалась, что Стас действительно меня любит. Он обожает повторять, что в такую, как я, не влюбиться невозможно. Только вот я чувствую к нему просто сексуальное влечение, отношусь как к надёжному другу, но никакой влюблённости, увы, не чувствую. Я стала задумываться над предложением Стаса бросить всё к чёртовой матери и сбежать с ним, но хорошо понимала, что выйти из этой игры живой почти невозможно. Найдут и добьют, где бы мы ни были. Даже предложение Белого, который давал хорошие деньги за мой отъезд, закончилось бы пулей в голову, по-другому в этом мире никак. Я попала на эту криминальную карусель совершенно случайно, но чем дольше на ней кружусь, тем острее понимаю: сойти с неё невозможно. Ведь ты уже навсегда принадлежишь криминальному миру, поскольку зарабатываешь сумасшедшие деньги. На этой карусели долго не покрутишься – в любой момент можно оказаться в крематории или на кладбище.
На следующий день я собрала у себя в офисе самых приближённых людей потолковать о наших текущих делах.
– С чем работаем в ближайшее время? Какие предложения?
– Есть несколько наводок на короткие захваты, – тут же ответил Стас.
– Поясни.
– В первом случае молодая жена на тридцать пять лет моложе мужа. Муж – один из акционеров крупного металлоперерабатывающего завода. Бабла навалом. За свою тёлку трясётся и пылинки с неё сдувает. Детей нет. Эта дурочка выезжает одна, в кабриолете, без охраны, каждый день катается по загородному шоссе. Гуляет от мужа как сука. Трахается со своим фитнес-тренером. Маршрут и время известны. Будем брать её тёпленькую прямо на трассе. Пригрозим пистолетом и заставим позвонить мужу. Сумму выставим реальную. Борзеть не будем. Двести пятьдесят тысяч евро всех устроит.
– А где гарантия, что муж не обратится к ментам?
– А смысл? На выплату денег дадим один час. Мы же работаем по короткому захвату. Если через час денег не будет, отрубим «тёлке» кисть руки. Если не подохнет от болевого шока и кровопотери, пусть забирает её инвалидом. Мы ему это объясним. Судя по всему, мужик неглупый и должен понять, что времени у него впритык.
– А если возьмут при передаче денег?
– Поставим условие, что деньги должен привезти только муж и в место, которое укажем.
– А если он всё же обратится к ментам?
– Разреши детали операции проработать самому. Второе дело – тоже заложник. Фигурантом намечен единственный малолетний сын очень состоятельного бизнесмена.
– Ребёнок всё-таки…
– Эля, ты меня удивляешь. По совокупности совершённых нами уголовных деяний нам каждому пожизненное светит. Мы с тобой давно перешли черту, и за наши расклады нас не вытащит даже суд присяжных.
– Хорошо. – Я постаралась скрыть растерянность. – Что там по ребёнку? Где будет происходить захват?
– Каждое утро он в сопровождении няни и охранника отправляется в закрытый лицей в сорока километрах от города. Нейтрализация охранника и няни не составит труда. Охранника завалим на месте. Он не профессионал, двухметровый тупоголовый шкаф из случайных. Знаешь, как их называют… пуделя. Няня – пожилой человек. Её по возможности трогать не будем, старость нужно уважать.
– Согласна. Нужно оставить её живой, но ведь она может всех заложить?
– Будем в масках. Номера машины замажем грязью. Чтобы она не смогла позвонить, мобильники заберём. Да и вообще, мне кажется, ты зря так переживаешь. Налёт – дело фартовое.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента