– Кстати, а как насчет того, чтобы оставить в доме гостей и куда-нибудь ненадолго уединиться?
   – Ты имеешь в виду соседнюю комнату?
   – Именно ее я и имею в виду…
   Сергей взял меня за руку и вывел из шумного зала…
   Когда мы очутились в самой дальней комнате на большой широкой кровати, я почувствовала такое нестерпимое желание близости, какого не испытывала давно. Это желание обрело конкретную форму, конкретное содержание. Раньше я никогда не позволяла себе бабской эмоциональности, всегда умела владеть своими ощущениями и своими чувствами, но сейчас… Сейчас я не хотела собой владеть. Я хотела только обладать… Обладать одним-единственным мужчиной. Обладать настолько, насколько это возможно… Не долго думая я сбросила одежду и подошла к слегка растерявшемуся от моей чрезмерной активности Сергею.
   – Я хочу тебя, – сказала я и, обвив шею мужчины руками, заглянула в его глаза.
   – Ты в этом уверена?
   – Я никогда и ни в чем не уверена. Но сейчас я хочу улететь с тобой в неведомое космическое пространство, упасть в глубину моря, оказаться на вершине самой высокой горы, свободной птицей улететь в небо… Я хочу тебя любить и забыть свое горе…
   – Ты хочешь забыться?
   – Я хочу вступить с тобой в любовную схватку!
   Самообладанию Сергея оставалось только позавидовать. Он медленно снял рубашку, расстегнул брюки и посмотрел на меня задумчивым взглядом:
   – Ты уверена, что сейчас не очень пьяна и ни о чем завтра не будешь жалеть?
   – Я никогда ни в чем не уверена…
   Я закрыла глаза. Лед тронулся… Сейчас я отдамся совершенно незнакомому мужчине. А ведь еще совсем недавно у меня не было даже такой мысли. Еще вчера мне казалось, что я живу в сказке, и я даже подумать не могла, что эта сказка когда-нибудь может закончиться. Я жила в сплошном празднике, который начинался в моей душе сразу, как только я открывала глаза. Мой муж всегда говорил мне, что я настоящая женщина, и я старалась ею быть. Я никогда не портила его жизнь бабским нытьем и различными укорами. Когда он возвращался с работы, я бежала навстречу, крепко обнимала его и радовалась оттого, что он пришел, что мы вновь вместе…
   Когда Сергей разделся и притянул меня к себе, я блаженно закрыла глаза и застонала от нахлынувшего на меня желания. А дальше… Я не сразу поняла, что произошло дальше. За стеной послышался страшный шум, похожий на автоматную очередь, и крики. Крики… Эти крики не были криками о помощи. Это были крики леденящего ужаса и всепоглощающего страха…
   Сергей швырнул одежду на пол и стал засовывать ее под кровать.
   – Что происходит? – Я бросилась к двери, но Сергей повалил меня на пол и толкнул в сторону кровати.
   – Куда собралась, дура?! Лезь под кровать.
   – Под кровать?!
   – Лезь под кровать, а то поздно будет.
   Не помню, как вместе со своей одеждой мы очутились под кроватью. В тот момент, когда Сергей сбил меня с ног, я больно ударилась об пол и рассекла нижнюю губу, из которой фонтаном брызнула кровь. Но это было не главное. Дом наполнился каким-то свистом, звоном разлетающихся стекол, непонятной копотью. Я задрожала, мое тело сводили судороги. Послышалась новая автоматная очередь. Сергей закрыл мне рот ладонями, предупреждая мой крик. Не прошло и минуты, как открылась дверь, и я увидела три пары ног.
   – Тут никого нет! – послышался грубый мужской голос.
   – Может, кто под кроватью спрятался или в шкаф залез?
   – Пробей на всякий случай. Времени нет. Пора уходить. В доме пусто.
   Автоматная очередь прошла по платяному шкафу и по кровати. Странно, но она просто чудом нас не задела… Просто чудом…

Глава 4

   Не знаю, сколько времени мы пролежали под кроватью, я просто потеряла ему счет. Я лежала лицом вниз и, только когда наступила полнейшая тишина, потихоньку подняла голову. Именно с этой наступившей тишиной мне показалось, что застыло и само время, а может быть, оно не застыло, но с этой минуты начался совсем другой отсчет. Мы с Серегой посмотрели друг на друга. Первым пришел в себя Сергей:
   – Ты как?
   – Не знаю, – судорожно пожала плечами я.
   Сергей взял меня за руку и посмотрел мне в глаза.
   – Нина, послушай меня внимательно. Ты сейчас лежи, пожалуйста, здесь и не вздумай вылезать. Я скоро вернусь.
   – Ты куда? – Я сжала руку Сергея как можно сильнее. Он понял, что я очень боюсь остаться одна.
   – Я ненадолго. Хочу посмотреть, что случилось. Сейчас вернусь.
   – Я с тобой.
   – Я не могу тобой рисковать. Я должен убедиться, что в доме никого нет.
   Посмотрев на Сергея беспомощным взглядом, я тихонько всхлипнула.
   – Ты говоришь, что в доме никого нет… Как же так, ведь столько народу было?! День рождения все-таки. Там Ленька, твой друг, мой одноклассник… Послушай, музыка не играет. Почему не играет музыка? Ведь было очень весело. Все танцевали. Когда мы с тобой уходили, все танцевали. Я хорошо помню, что все танцевали. Ленька заигрывал с соседкой по столу. Кормил ее с ложечки и украдкой смотрел на мою реакцию. Сереж, почему не играет музыка?
   – Наверное, потому, что закончился диск.
   – А почему никто не поменяет диск?
   – Не знаю. Наверное, потому, что менять некому.
   – Как это – некому? А где все?
   – Нина, я ничего не знаю. Я же был здесь с тобой. Сейчас все узнаю.
   – Ты хочешь оставить меня одну?
   – Я ненадолго.
   – Почему в доме так тихо? Почему никто не смеется? – Я почувствовала, что еще немного, и у меня начнется истерика. Меня слегка затошнило и помутнело в глазах.
   – Наверно, потому, что все спят…
   – Спят?!
   – Спят. Нина, лежи здесь, я пойду посмотрю, может, кому-нибудь еще можно успеть оказать помощь.
   – Помощь?!
   – Вот именно, помощь.
   Я вцепилась в Сергея мертвой хваткой и затряслась как в лихорадке.
   – Сереж, я здесь одна не буду! А вдруг ты уйдешь и больше не вернешься?! Вдруг эти люди сюда вернутся?!
   – Какие люди?
   – Те, у которых автоматы… Которые стреляли по кровати и шкафу.
   – Обычно они не возвращаются…
   – А вдруг вернутся?!
   – Именно поэтому я и прошу тебя остаться здесь.
   – А если с тобой что-нибудь случится?
   – Тогда ты дождешься, пока прибудет милиция, и только тогда вылезешь из своего укрытия.
   – Я с тобой…
   Поняв, что со мной бесполезно спорить, Сергей освободился от моих настойчивых рук и вылез из-под кровати. Я выползла следом за ним и тут же почувствовала, как затекло мое тело. Ноги были ватными, казалось, я просто разучилась ходить. Мы были совершенно голые, но просто не замечали этого. Когда мы открыли дверь и вышли из спальни, я вскрикнула и чуть было не лишилась рассудка. Везде была кровь. Вся комната, в которой еще совсем недавно шло шумное веселье, была залита кровью… Кровь была на лицах, на костюмах, на вечерних платьях, на рубашках, на руках… Было тихо, только у кого-то звонил мобильный, а этот кто-то даже при самом большом желании не мог ответить на вызов…
   – Все спят. – Я не узнала свой собственный голос. Он стал каким-то глухим и грубым. – Все крепко спят…
   Я подошла к спящему Леньке, голова которого лежала на столе рядом с простреленной головой девушки, совсем недавно оказывавшей ему знаки внимания. Автоматная очередь пробежала прямо по их затылкам. Взяв Ленькину руку, я попыталась нащупать пульс, но после всего, что произошло, его не могло быть.
   – В живых никого не оставили, – гробовым голосом сделал заключение Сергей и, взяв лежавший рядом с Ленькой мобильник, стал нажимать на кнопки.
   – Ты куда звонишь?
   – В милицию.
   – В милицию?
   – Конечно. Если бы это был не мой дом, мы просто хлопнули бы дверью и уехали, но так как я хозяин, я просто обязан вызвать милицию.
   Пока Сергей объяснял дежурному, что здесь произошло, и называл свой адрес, я взяла другой мобильный телефон, который не замолкал ни на секунду с того момента, как только мы вошли в зал. Сама не зная зачем, я нажала «ОК» и, проглатывая слезы, произнесла:
   – Да, слушаю.
   – А кто это? – послышался детский голос.
   – Это Нина.
   – А где моя мама?
   – Мама сейчас не может подойти к телефону.
   – А папа?
   – Папа сейчас тоже не может подойти.
   – Родители обещали приехать ровно в двенадцать, а уже первый час. – Детский голос был близок к истерике. – Мама позвонила, сказала, что они скоро приедут и чтобы я ложилась спать, но я не могу лечь спать, мне очень страшно. Я жду своих родителей.
   – А у тебя есть бабушка?
   – Есть.
   – А где она?
   – У себя дома.
   – А где ее дом?
   – В другом районе.
   – Позвони бабушке и скажи, чтобы она срочно к тебе приехала.
   – А зачем?
   – Затем, чтобы тебе не было страшно.
   – А где мои родители?
   – Они задержатся. Только обещай мне, что сейчас ты позвонишь бабушке. Обещаешь?
   – Обещаю, – растерялся ребенок.
   – Вот молодец. Как только папа с мамой освободятся, они сразу к тебе приедут.
   Почувствовав, что я больше не могу врать, я выключила телефон, бросила его на пол и, обхватив голову руками, громко, по-бабьи, заревела. Я чувствовала, как оттаивают мои мысли, которые еще совсем недавно были будто замороженные. Я сразу поняла, что сейчас осталась жива по счастливой случайности, что, если бы мы с Сергеем не решили уединиться в спальне, я бы уже лежала вместе со всеми с простреленной головой.
   Подошел Сергей, обнял меня и попытался успокоить:
   – Нина, сейчас сюда приедет милиция. Успокойся, пожалуйста, скоро здесь будут сотрудники милиции…
   – И что будет?
   – Да ничего не будет.
   – Что она сделает?
   – Ничего она не сделает.
   Взволнованный Сергей вытер мои слезы и посмотрел мне в глаза. Встретившись с ним взглядом, я поняла, что он с трудом сдерживается, чтобы не разрыдаться вместе со мной.
   – Если бы ты только знала, сколько сегодня у меня погибло друзей… Если бы ты только знала…
   – А кто их убил? Кто были эти люди?
   – Я не знаю. Я вообще ничего не понимаю…
   – Сережа, ты веришь в Бога?
   – Верю, – тихо сказал Сергей.
   – И я верю. Вот только не пойму, почему Бог это допустил. Ведь он же всегда за справедливость. Как же можно было такое допустить?
   – Бог их накажет.
   – Он должен был этого не допустить…
   – Зачастую люди сами не ведают, что творят, и идут против воли Божьей. Бог никому ничего не должен. Он их накажет, вот увидишь, он их накажет…
   – Послушай, ведь даже подумать страшно, что все эти люди ехали сюда для того, чтобы встретиться с собственной смертью. Наряжались, надевали вечерние платья, костюмы, покупали цветы, дорогие подарки, целовали своих детей и говорили, что скоро вернутся… А почему же мы с тобой остались живы? Почему?
   – Мы остались живы по великой случайности.
   – А разве можно остаться живыми по случайности? Можно умереть по случайности, но чтобы остаться живыми…
   – Выходит, что можно.
   Я посмотрела на свои руки и увидела, что они в крови: я пыталась нащупать хоть у кого-нибудь пульс, везде натыкалась на кровь… Милиция примчалась очень скоро и была поражена тем, что увидела. Я стояла совершенно голая, смотрела на людей в форме полными слез глазами и не понимала, что я раздета. Не понимала. Когда один из сотрудников милиции предложил мне одеться, уже одевшийся Сергей взял меня под руки и отвел в спальню, чтобы я смогла привести себя в божеский вид.
   – Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил он, бережно помогая мне одеться.
   – Паршиво.
   – Нам придется всю ночь давать показания. Дождемся, пока дом покинет милиция и увезут трупы. Потом я отвезу тебя. Ты сможешь?
   – Что?
   – Сможешь давать показания?
   – Я не хочу ничего давать. Я ничего не видела.
   – Так и говори, что ничего не видела, что когда случилась трагедия, ты была под кроватью.
   Давая показания, я говорила чистую правду и искоса наблюдала за тем, как из дома начинают уносить тела погибших. Я говорила, что ничего не видела, потому что все время находилась под кроватью, и что сегодня я уцелела по счастливой случайности, потому что захотела остаться наедине с понравившимся мне мужчиной. Когда меня спросили, замужем я или нет, я робко ответила, что замужем, и точно так же робко продиктовала свой домашний адрес. Когда люди в форме принялись рассматривать ту кровать, под которой мы прятались, они были очень удивлены, потому что она вся была иссечена пулями. Как в нас не попали, оставалось загадкой. Милиционеры непонимающе качали головами и говорили, что мы оба родились в рубашках и что сегодня у нас второй день рождения, у нас не было шансов спастись. Странно, но у нас не было ни единой царапины. В их глазах читалось даже какое-то недоверие.
   Меня еще о чем-то спрашивали, искали хоть что-то, за что можно было зацепиться, давали листок и просили нарисовать те три пары ботинок, которые я видела. Но у меня ничего не получалось, потому что после того, как я увидела иссеченную пулями кровать, я стала плохо соображать. Помню только, говорила, что поехала со своим одноклассником на день рождения, и что когда я ехала в эту компанию, никого, кроме него самого, не знала.
   – А как же виновник торжества по имени Сергей? – Оперативник прищурил глаза и посмотрел на меня пронзительным взглядом. – Как же он? Вы были знакомы с ним ранее?
   – Нет, – покачала я головой. – Сегодня я увидела его в первый раз.
   – В первый раз?
   – В первый.
   – Вы видели человека в первый раз в жизни и пошли с ним в постель?
   Оперативник неприятно усмехнулся и посмотрел на меня все тем же подозрительным взглядом. Видимо, в наших «органах» так всегда. Независимо от того, кто ты – потерпевший или преступник, – ты заслуживаешь только подозрительного взгляда, напрочь лишенного хоть какого-нибудь сострадания.
   – Да, пошла. А что, в постель нужно идти со второго раза?
   – Мне кажется, что в постель люди должны идти только тогда, когда они достаточно хорошо друг друга знают и между ними есть определенные чувства.
   – Вы рассуждаете по старинке. Сейчас на подобные вещи смотрят иначе.
   – Возможно. Наверное, именно то, что вы смотрите на подобные вещи иначе, чем я, вас и спасло. – Оперативник по-прежнему не сводил с меня своих недружелюбных глаз. – Скажите, а вы не знали, чем занимался ваш одноклассник?
   – В смысле?
   – В смысле того, где он работает и какими делами крутит?
   – Нет. Мы про это не говорили. Я же вам объясняю, мы очень давно не виделись.
   – Слишком давно не виделись, а когда встретились, вам было совсем неинтересно узнать, чем занимается ваш старый друг?
   – Я об этом как-то не подумала… А что, он занимается, вернее, нет… – Я замолчала, а затем продолжила: – Он занимался чем-то противозаконным? – Мне было тяжело привыкать к тому, что теперь я должна говорить о своем однокласснике в прошедшем времени.
   – Это мы хотели бы уточнить у вас.
   – Но я не располагаю такой информацией… Простите, но мне кажется, я ничем не могу вам помочь.
   Когда так называемая беседа наконец-то закончилась – оперативник понял, что я не могу внести хоть какую-нибудь ясность в это дело, – я оперлась о стенку и закрыла глаза. В висках пульсировала кровь, перед глазами один за другим возникали люди, насквозь пробитые автоматной очередью. Мне даже стало казаться, что я вижу, как их расстреливают… Вижу эти пули, похожие на черные молнии. Я все это вижу, все это чувствую и принимаю чужую боль…
   – Нина, ты в порядке?
   Я открыла глаза и увидела стоящего рядом с собой Сергея.
   – Разве я могу быть в порядке после того, что произошло?
   – Ты держишься молодцом. Народ потихоньку вывозят.
   – Леньку уже увезли?
   – Леньку увезли.
   – Жалко, я ведь с ним даже попрощаться не успела.
   Когда мы остались с Сергеем вдвоем, он подошел к столу, который просто ломился от давно уже остывших блюд, налил себе полный стакан водки и выпил его одним махом. Засунув в рот соленый огурец, он посмотрел на меня заметно покрасневшими глазами и произнес:
   – Ты не смотри, что я водки выпил. Я обещал тебя домой отвезти, значит, отвезу. Можно ехать. Начало светать.
   – Но ведь ты же выпил водки?! Целый стакан!
   – Я могу выпить бутылку…
   – Это много.
   – Ничего страшного. Я могу вести машину в любом состоянии.
   Я вновь посмотрела на столы и неуверенно спросила:
   – А со всем этим что делать?
   – Оставить все как есть.
   – Ты сюда скоро вернешься?
   – Не знаю, смогу ли я вообще сюда вернуться… Пока я к этому не готов.
   – Ты предлагаешь оставить все как есть?
   – Вот именно.
   – Но ведь все протухнет… Представляешь, что будет в этой комнате, когда ты решишь сюда вернуться?
   – Ты хочешь убрать? У тебя есть силы, чтобы все убрать и перемыть посуду?
   – У меня нет таких сил, – честно призналась я и опустила глаза.
   – Даже если бы они у тебя были, я бы тебе никогда не позволил. Я оставлю ключи соседке. Она постарается сделать все возможное, чтобы этот дом как можно меньше напоминал о той страшной трагедии, которая в нем произошла…
   – Что ты будешь делать с домом в дальнейшем?
   – Не знаю. Я об этом еще не думал.
   – Даже если ты и захочешь его продать, его вряд ли кто купит. После такой трагедии его не продашь даже за гроши.
   – Я не могу его продать. Здесь прошло мое детство.
   Окинув прощальным взглядом некогда гостепри-имный дом, мы вышли на улицу. Пока Сергей отдавал ключ соседке, я не без боли в сердце смотрела на припаркованные к дому машины и с ужасом понимала, что они уже никогда не дождутся своих хозяев. Остановив свой взгляд на машине Леонида, я тяжело вздохнула и почувствовала, как на глаза навернулись слезы…
   – Нин, ну что, поехали?
   – Что будет с этими машинами?
   – Родственники приедут и заберут.
   – А с Ленькиной?
   – У Леньки тоже есть родственники.
   Уткнувшись головой в мощную грудь Сергея, я застонала и еле слышно произнесла:
   – Мне страшно.
   – Уже нечего бояться. Самое страшное позади. Все обошлось.
   – Мне страшно оттого, что к тебе я ехала с Ленькой, а уезжаю одна. Мне страшно, потому что его больше нет.
   Мы сели в Сережкин джип, я почувствовала себя значительно лучше и немного расслабилась. Я и сама не знаю, почему его мощная красивая машина подействовала на меня подобным образом. Возможно, потому что я почувствовала себя в безопасности и поняла – мне больше ничто не угрожает. Джип вызывал на дороге двоякое чувство – как уважение, так и опасение. Его боялись. Ему уступали дорогу… А его хозяин не обращал внимания ни на дорожные знаки, ни на правила дорожного этикета. Он громко сигналил, гнал машины в другой ряд, несся с бешеной скоростью, перестраивался тогда, когда считал нужным, и откровенно кого-нибудь подрезал.
   Мы ехали молча, не проронили ни единого слова. Наверное, каждый из нас думал о чем-то своем. Каждому хотелось разобраться со своими чувствами наедине с самим собой. Не знаю, о чем думал Сергей, но я думала о Леньке, о том, что в школьные годы мы были по-настоящему дружны. Между нами не было никаких «личных» чувств. Ни детских, ни юношеских и уж тем более повзрослевших. Мы просто дружили и испытывали друг к другу братские чувства. У нас были, если так можно сказать, товарищеские отношения. Хотя… В эту встречу мне показалось, что Ленька испытывает ко мне нечто большее, чем просто дружеские чувства… Я уже давно стала женщиной, а женщина всегда чувствует душу мужчины. Он смотрел на меня глазами, в которых была грусть, тоска по чему-то давно ушедшему, которое уже никогда не вернется… Может быть, у него это со школьной скамьи? Может быть, он это просто умело маскировал? Может быть, я значила для него больше, чем просто одноклассница? От этих мыслей у меня стала разламываться голова, и я почему-то вспомнила тот давний случай, когда Ленька набрал мой номер телефона и сказал, что он женится. Он не приглашал меня на свадьбу, не говорил о том, что счастлив и как ему повезло… Он просто сказал одну-единственную фразу: «Нина, я женюсь», и ничего более. Я пожелала ему счастья, сказала, что очень за него рада, и положила трубку. А ведь этот звонок что-то значил. Я просто не поняла тогда.
   – О чем думаешь? – нарушил ход моих мыслей Сергей.
   – Обо всем и ни о чем…
   – Ты думаешь о Леньке?
   – Откуда ты знаешь?
   – Догадываюсь. Ленька был отличным парнем.
   Увидев Москву-реку, Сергей съехал с основной трассы и поехал по боковой дороге в сторону реки.
   – Давай немного посидим у воды…
   – Давай, – с радостью согласилась я. Сама не знаю, чему обрадовалась. Может, просто не хотелось расставаться.
   Поставив машину у самой реки, мы подошли к воде и сели на корточки. Я бросила небольшой камешек и смотрела на расходящиеся круги.
   – А ты знаешь, Ленька был в тебя влюблен… – Голос Сергея был крайне взволнованным.
   – Откуда ты знаешь?
   – Он мне об этом говорил.
   – Тебе?!
   – А почему это тебя так удивляет? Мы с ним были друзья. Нормально, когда друзья друг с другом делятся.
   – А почему он говорил тебе, а не мне?
   – Не знаю. Наверное, боялся…
   – Чего боялся?
   – Говорить о своих чувствах.
   – А разве можно бояться говорить о своих чувствах?
   – Выходит, что можно.
   – Я этого не понимаю.
   – Ты хочешь сказать, что, если бы ты что-то к кому-то чувствовала, обязательно сказала бы это вслух?
   – Конечно.
   – Я не разделяю твою точку зрения.
   – Жизнь и так коротка. Только на первый взгляд кажется, что она очень длинная, а ведь она очень даже короткая. Такая короткая, что оглянуться не успеешь, как она закончится. Я считаю, что если есть чувства, то их никогда нельзя скрывать и прятать.
   – По-твоему, чувства нужно выставлять напоказ?
   – Не обязательно. Я просто за то, что их нельзя прятать. Если они есть, о них необходимо говорить.
   – Ты рассуждаешь о взаимных чувствах. А если нет взаимности? Что тогда? Если тот человек, которому ты хочешь сказать о них, не думает их принять? Если эти чувства не вызовут ничего, кроме раздражения? Это же удар по гордости и самолюбию. С чувствами надо быть осторожными, потому что взаимность – довольно редкая штука. Очень редкая.
   – И все же о чувствах нельзя молчать, – стояла я на своем. – Даже если они не нужны тому человеку, к которому ты что-то чувствуешь.
   – Ты хочешь сказать, что, если бы Леонид сказал тебе о своих чувствах, ты бы их приняла?
   – Нет. Я бы их не приняла.
   – Тогда зачем говорить, если изначально знаешь, что они не нужны?
   – Не знаю. Но я должна была о них знать. Я имела на это право.
   – И что было бы, если бы ты о них знала?
   – Возможно, в моей жизни что-то было бы иначе… Что-то бы изменилось. Пусть не кардинально, но изменилось.
   – Это ты сейчас так говоришь, потому что Леньки нет в живых и ты чувствуешь какую-то необъяснимую вину. Если бы он был жив, все было бы совсем по-другому. Скажи, ты замечала Леньку в школе?
   – Конечно, Леньку трудно не заметить.
   – Я совсем не это имел в виду. Ты к нему что-нибудь испытывала?
   – Ты имеешь в виду чувства?
   – Чувства…
   – В школе мне нравился совсем другой мальчик. Максим Андриенко. Я была в него влюблена все школьные годы. По-детски страдала, мучилась. А Ленька… Ленька был просто товарищем.
   – А что этот Максим?
   – Ничего. Он меня даже не замечал, не проявлял ко мне интереса.
   – Почему? Разве тебя можно не заметить?
   – Выходит, что можно. В детские годы я была некрасива и даже, можно сказать, неинтересна.
   – Получается, что ты тайно любила своего Максима, а Ленька тайно любил тебя…
   – Получается именно так.
   – А почему тебе нравился этот Максим?
   – Не знаю. Разве люди нравятся за что-то? Теперь, спустя годы, мои юношеские чувства кажутся мне смешными.
   – Тебе за них стыдно?
   – Стыдно?! Быть может, и в самом деле стыдно. То, что казалось серьезным, теперь представляется просто смешным. Конечно, стыдно… Стыдно за слезы, за бессонные ночи, за душевные обиды. Стыдно, что я не замечала того, кто очень во мне нуждался и готов был положить к моим ногам целый мир. – Я вновь бросила в воду камешек и посмотрела на небо. – Интересно, сколько уже времени?
   – Одиннадцать.
   – Сегодня была самая кошмарная ночь в моей жизни.
   – В моей тоже.
   – Почему сегодня ночью всех убили? – спросила я, с трудом выговорив эти слова.
   – Не знаю, – покачал головой Сергей. – Будет расследование.
   – Меня не интересует результат расследования. Я хочу услышать твою гипотезу.
   – Мою гипотезу… Я сам ничего не понимаю. Думаю, что убили всех из-за кого-то одного, скорее всего это было заказное убийство.
   – Откуда убийцы знали про день рождения?
   – Наверное, они были близко знакомы с тем, кого хотели убить.
   – Но кого именно хотели убить?
   – Не знаю…
   Я обхватила голову руками и села прямо на землю.
   – Неужели смерть одного человека можно приравнять к смерти многих?
   – Я не понимаю, что произошло…
   – Зачем расстреливать всех, да еще на дне рождения? Ведь они могли застрелить того, кто им нужен, в подъезде его собственного дома. За смерть одного человека наказание намного меньше, чем за смерть многих. Получается, что люди, хладнокровно расстрелявшие столько народу, просто уверены в своей безнаказанности. Получается так?!
   – Получается так. Они были уверены, что не оставят свидетелей, а когда нет свидетелей, очень трудно найти убийц. Они и не предполагают, что двое остались живы.
   – Ты хочешь сказать, что мы свидетели?
   – Да.