Страница:
– Суп вчерашний? – спросила я вяло.
Майя нервно всплеснула руками и что-то пробубнила себе под нос, я не расслышала, но по ее острой реакции поняла, что суп действительно был несвеж и что она слишком занятой человек, чтобы кормить меня свежеприготовленными блюдами. Да и не заслужила я заботы такой, считала чуждая мне женщина, вынужденная жить на одной жилплощади с таким чудовищем, как я. Сказать честно, всегда ненавидела, как «поварствует» мать. Приготовленные ею полуфабрикаты еще были пригодны к пище, а вот супы на вкус – настоящие помои.
Она продолжала блеять про других детей, более умных и приятных в общении. Посетовала на головную боль, связанную с моим воспитанием.
Желудок мой отозвался голодным урчанием, пришлось прервать словесную диарею родительницы вопросом:
– А колбаса есть?
– Нет. В выходные пойдем на рынок с твоим отцом, купим колбасу.
Я равнодушно пожала плечами и уставилась в телевизор. Аудиенция была закончена, но мать не уходила. Она стояла и молча чего-то ждала.
Из приличия я решила продолжить беседу:
– У тебя сегодня выходной?
– Нет, я в ночную.
– Опять? Мама, сколько можно перерабатывать?! Ты совсем себя не жалеешь.
Мой сарказм задел ее и, вместо того чтобы скрыться в спальне или на кухне, она продолжала «любезный диалог», жаждая в разразившейся ссоре вырвать очередную порцию адреналина.
– Как дела в школе? – подчеркнуто вежливо спросила мать и, не дождавшись ответа, продолжила сыпать вопросами: – А мальчик у тебя есть? Ты уже занимаешься этим?
– Чем этим? Сексом? Нет пока, – спокойно произнесла я.
– Почему? – не унималась падшая женщина. – Никто из мальчиков не ухаживает за тобой? Наверное, ты не вызываешь интереса у противоположного пола! Кому интересно общаться с грубой, нахальной девицей, не уважающей окружающих. Так что? Есть у тебя кто-нибудь? Ответь мне на простой вопрос!
Мать добилась своей цели – кровь в моих жилах забурлила, я с трудом сдерживала приступ агрессии.
Посмотрев на Майю испепеляющим взглядом, я с презрением произнесла:
– Ты решила побыть матерью? Или, может, ты решила стать мне подругой?
– Мне просто небезразлично и… я имею право знать, что происходит в твоей жизни.
– Что происходит в моей жизни? – медленно, почти по слогам, повторила я слова непутевой матери. – Я тебе отвечу, что происходит: есть хочу.
Я не сорвалась и осталась холодна, с усилием пряча свою ярость глубоко внутри. Мамашка совсем разнервничалась и пошла пятнами. Она стала принимать бордовый окрас после жития с ловеласом. Раньше у нее не наблюдалось болезни «мухомора», как я прозвала это пятнистое проявление.
Пунцовые пятна горели на ее шее и груди, ноздри раздувались.
Она посмотрела на меня глазами, полными ненависти и процедила сквозь зубы:
– В доме есть кухня, оторви свою задницу от дивана и приготовь себе что-нибудь, раз суп не устраивает.
Мать после выступления одернула свой выцветший халат и, гордо выпрямившись, направилась вон из зала. Я жаждала крови.
– Ты думаешь, мне уже пора? – произнесла я с вызовом, уставившись ей в спину.
– Что пора? – не поворачиваясь, спросила она.
– Заняться сексом?
– Нет, ты еще совсем ребенок, – сказала мать, усмехнувшись.
Меня задел ее язвительный смешок, я почувствовала, как кровь снова бурлит в моих жилах, а сердце бешено колотится.
– Завтра, – торжественно объявила я.
Пчелка Майя остановилась и медленно обернулась. Пятна еще горели на ее раздраженном теле, но в глазах сверкали огни победных факелов: она протиснула сквозь мой панцирь свое ядовитое жало.
– Что завтра, дорогая? – спросила мать с придыханием.
– Завтра займусь сексом, – ответила я почти спокойно.
– Идиотка, – фыркнула Майя и вышла из комнаты.
– Или лучше сегодня? Ведь главное – не опоздать, правда, мама? – орала я, надрывая глотку.
Мой крик отражался от ее брони. Я проиграла этот раунд, а мать злобно торжествовала в своем улье – спальне. Весь негатив, собранный в скандалах, пчелка Майя тащила в свое укрытие и наслаждалась победой.
Дыханье мое сбилось от удушливых приливов ярости. Меня бесила мать. Ее соперничество отравляла мою и без того нелегкую жизнь. Я плюхнулась на диван и задышала глубоко, представляя огромный сладкий апельсин. Оранжевая терапия смягчила мою истерию, но разум прорабатывал план мести. Я унеслась в своих фантазиях в мир, где все существовало по моим законам. В мир, в котором Майя была узницей и получала в наказание муки и боль.
Я тупо смотрела телевизор, мелькали каналы, а поживиться молодому, развивающемуся уму было нечем. Скука и злоба разъедали меня. Пар скандала обжигал мои мысли, и я по-прежнему жаждала крови. Входная дверь хлопнула, возвещая о том, что отец семейства вернулся с работы.
– Как ты, дочь? – услышала я хриплый голос папы.
Он спросил формально, не дожидаясь моего ответа, семейная вежливость – назову это так. В наших отношениях появился холодок после возвращения матери. Я понимала, что Иван Павлович просто смирился с тем, что заблудшая овца по имени Майя вернулась восвояси. И мы продолжали существовать втроем под табличкой «ПСЕВДОСЕМЬЯ».
На звук мужского голоса из своего улья прилетела пчелка.
– Ты пришел? – прозвенел ледяной голос Майи.
Она стояла как памятник Снежной королеве и ждала от папы ответа.
– Странный вопрос… Ну да, пришел… А меня не ждали в этом доме? – растерялся отец.
Я почувствовала запах надвигающейся скандальной бури, разряды негодования трещали в воздухе. Но на мое удивление мать сдержала ярость. Думаю, это связано с тем, что на следующий день папа должен был получить зарплату в институте. Мамаша сквозь зубы сказала низким голосом:
– Суп в холодильнике.
– Вчерашний? – безнадежно спросил папа, уставившись куда-то в пустоту.
Он тоже не любил помои, приготовленные нашим истеричным поваром. Мать несколько секунд боролась с собой, но усилием воли сдержала поток бранной бессвязной речи и, фыркнув, ушла в свою комнату.
– А колбасы нет, – вздохнула я в ответ урчащему от голода животу.
Папа хитро улыбнулся и скрылся в коридоре. Через мгновение в ее руках покачивалась авоська с колбасой.
– Есть колбаса, я купил, – сказал он весело. – Не помирать же нам с дочкой от голода, в конце концов!
– Папа, ты – волшебник! Ну, слава Богу! Хоть пожрем нормально.
Мы с папой направились на кухню. Чайник засвистел, возвестив, что вода вскипела. Я торжественно достала из холодильника малиновое варенье, купленное у задорной бабушки-соседки, которая снабжала нас заготовками за сущие копейки, налила по огромной кружке черного чая, заправив его дольками лимона.
Мы приступили к трапезе. Папа радостно причмокивал от удовольствия, щеки его раскраснелись.
– Вот что бутерброды с колбасой животворящие делают! – отшутилась я, разглядывая папино светящееся лицо.
Иван Павлович рассмеялся. Мы долго швыркали чаем и наслаждались обществом друг друга, как в старые добрые времена. Болтали, рассказывали анекдоты… Допив чай, папа тяжело вздохнул и резко снял маску счастливого человека. Он смотрел очень серьезно. Это был недобрый знак.
– Дочь, мне сегодня звонили из школы, – произнес он и уставился на меня, ожидая реакции.
– Да? И что сказали? – невозмутимо поинтересовалась я, после чего встала и налила себе еще чаю. Я вела себя спокойно и непринужденно под внимательным родительским взглядом.
– Сказали, что с тобой что-то происходит, – растерянно сказал папа, наблюдая за тем, как я отрезаю кусочек лимона.
– Что-то происходит, говоришь… Точно, надо сексом заняться, как мама посоветовала.
Отец не ожидая подобного умозаключения, закашлялся, поперхнувшись чаем.
– А что, мама посоветовала… – пытался выдавить из себя папа, но очередные спазмы диафрагмы не дали ему закончить фразу.
– Все нормально, папа, я уже большая. И знаю, откуда берутся дети. Еще знаю, что такое аборт.
Тут папочке совсем стало плохо, кашель усилился. Пришлось налить ему воды и постучать хорошенько по спине.
– Это называется переходный возраст. Из-за того что мама от нас уходила, у меня он протекает более болезненно, – продолжала я утешать захлебывающегося кашлем родителя. – Хочешь, поговорим о матери?
Иван Павлович только беспомощно замахал руками и умчался в ванную. Я осталась наедине со своими мыслями.
Из школы папе позвонили по поводу сочинения, которое мы писали на свободную тему. Я придумала сказку. Главной героиней в моей сказке Пчелка. Целыми днями она летала и собирала пыльцу с цветочков мужского пола. А когда крылья и остальные части тела жужжащей героини уставали, она садилась передохнуть на Пень. Они вели философские беседы на тему бытия и часто ссорились потому что не понимали друг друга. Пень удивлялся пчелиному непостоянству и обилию цветочков, на которые она садилась. А Пчелка не понимала, как можно быть таким коренастым пнем. За всем этим наблюдала маленькая Шишка, которая свисала с ветки молодой ели. И вот однажды в разгар очередной ссоры Шишка не выдержала и упала прямо на Пчелку, размазав ее по поверхности Пня. Вот такая грустная сказка. Я получила пять за грамотность, но тройку с минусом за содержание. Обидно!
– Почему ко мне относятся несправедливо? – спросила я у папы на следующий день, когда мы сидели перед телевизором.
– А как, по-твоему, справедливо?
– Как к уже сформировавшемуся человеку. Я ведь взрослая.
– Это тебе так кажется, что ты взрослая, – возразил отец и пожурил меня как малое дитя. Подобные приливы нежности вызывали раздражение, потому что выглядели очень неестественно.
– Почему ты относишься ко мне как к ребенку? – возмутилась я, отдернув папину руку. – Когда взрослеешь, что самое важное? Знать, что такое хорошо и что такое плохо. Я – знаю!
– Что ты знаешь? – сказал отец, развеселившись.
Меня задевал его иронический тон, но я так радовалась хорошему настроению моего любимого родителя, что решила перевести все в шутку:
– Я знаю, что нижнее белье носить нужно в комплекте: белый верх и белый низ и…
Мне не удалось похвастаться эрудицией и удивить папу своими знаниями о взрослом мире, потому что в комнату влетела пчелка Майя. Сердобольная труженица собралась на работу. Ее облик кричал о том, что ей предстоит непростая ночь.
Видели бы вы ее макияж! Мы с папой уставились на чудо-женщину в недоумении. Матери, похоже, понравилась наша реакция. Она растянула ярко накрашенные губы в улыбке.
– А еще я знаю, что ярко-красная помада смотрится вызывающе, – язвительно заметила я, прервав парад размалеванных клоунов.
– И вообще, на лице должен быть один акцент – либо глаза, либо губы.
Ее оскорбило мое замечание. Она прищурила глаза и прошипела:
– Какую умную дочь вырастили.
– Ты на работу? – как ни в чем не бывало спросил папа, сделав вид, что не услышал моих колких высказываний.
– Да, на работу, – ответила мать.
Майя смотрела на папу с вызовом. Мне захотелось услышать ее крик, похоже, я тоже подсела на скандалы.
– Придешь ночевать или как обычно? – ядовито поинтересовалась я.
Мать проигнорировала мой вопрос и, повернувшись к папе, отчеканила фразу:
– Иван, я тебя очень прошу, поговори со своей дочерью, я больше не могу выносить ее зубоскальства.
– С каких это пор я только папина дочь? – спросила я с натянутой улыбкой и в тот же миг получила звонкую пощечину.
Ярость душила мое естество, но я в очередной раз сдержалась. «Опять я проиграла тебе раунд, мама, но я это запомнила», – пронеслось в моей голове. Я ощущала себя маленькой мышкой, которая откладывает свои обиды, словно зернышки, в укромной норке – душе. Дверь в прихожей хлопнула, возвестив, что пчелка Майя улетела собирать мед. По моим щекам покатились слезы.
– Папа, – почти прошептала я.
– Не сегодня, – сказал он напряженно. – Пойдем лучше пить чай с вареньем!
Я поняла, что папа не в силах говорить о присутствии этой странной женщины в нашем доме. Мы молча пили чай…
«Рано или поздно ему придется со мной это обсудить! Я очень хочу разобраться в ситуации, но он всегда уходит от ответа. Всегда! Ее не было два года, а потом она вернулась, и все пошло как бы по-прежнему. Но видна лишь часть огромного айсберга. Вся боль, все ощущения, все мысли находятся под водой. И ведь рано или поздно это все выйдет наружу», – говорила я мысленно, но вслух произнесла:
– Надо еще суп в унитаз вылить.
– Думаешь?
– Я о маме забочусь. Пусть она считает, что ты его съел.
– Ты права. Мудрая у меня все-таки дочь, – сказал папа, и мы рассмеялись.
Глава 5
Глава 6
Майя нервно всплеснула руками и что-то пробубнила себе под нос, я не расслышала, но по ее острой реакции поняла, что суп действительно был несвеж и что она слишком занятой человек, чтобы кормить меня свежеприготовленными блюдами. Да и не заслужила я заботы такой, считала чуждая мне женщина, вынужденная жить на одной жилплощади с таким чудовищем, как я. Сказать честно, всегда ненавидела, как «поварствует» мать. Приготовленные ею полуфабрикаты еще были пригодны к пище, а вот супы на вкус – настоящие помои.
Она продолжала блеять про других детей, более умных и приятных в общении. Посетовала на головную боль, связанную с моим воспитанием.
Желудок мой отозвался голодным урчанием, пришлось прервать словесную диарею родительницы вопросом:
– А колбаса есть?
– Нет. В выходные пойдем на рынок с твоим отцом, купим колбасу.
Я равнодушно пожала плечами и уставилась в телевизор. Аудиенция была закончена, но мать не уходила. Она стояла и молча чего-то ждала.
Из приличия я решила продолжить беседу:
– У тебя сегодня выходной?
– Нет, я в ночную.
– Опять? Мама, сколько можно перерабатывать?! Ты совсем себя не жалеешь.
Мой сарказм задел ее и, вместо того чтобы скрыться в спальне или на кухне, она продолжала «любезный диалог», жаждая в разразившейся ссоре вырвать очередную порцию адреналина.
– Как дела в школе? – подчеркнуто вежливо спросила мать и, не дождавшись ответа, продолжила сыпать вопросами: – А мальчик у тебя есть? Ты уже занимаешься этим?
– Чем этим? Сексом? Нет пока, – спокойно произнесла я.
– Почему? – не унималась падшая женщина. – Никто из мальчиков не ухаживает за тобой? Наверное, ты не вызываешь интереса у противоположного пола! Кому интересно общаться с грубой, нахальной девицей, не уважающей окружающих. Так что? Есть у тебя кто-нибудь? Ответь мне на простой вопрос!
Мать добилась своей цели – кровь в моих жилах забурлила, я с трудом сдерживала приступ агрессии.
Посмотрев на Майю испепеляющим взглядом, я с презрением произнесла:
– Ты решила побыть матерью? Или, может, ты решила стать мне подругой?
– Мне просто небезразлично и… я имею право знать, что происходит в твоей жизни.
– Что происходит в моей жизни? – медленно, почти по слогам, повторила я слова непутевой матери. – Я тебе отвечу, что происходит: есть хочу.
Я не сорвалась и осталась холодна, с усилием пряча свою ярость глубоко внутри. Мамашка совсем разнервничалась и пошла пятнами. Она стала принимать бордовый окрас после жития с ловеласом. Раньше у нее не наблюдалось болезни «мухомора», как я прозвала это пятнистое проявление.
Пунцовые пятна горели на ее шее и груди, ноздри раздувались.
Она посмотрела на меня глазами, полными ненависти и процедила сквозь зубы:
– В доме есть кухня, оторви свою задницу от дивана и приготовь себе что-нибудь, раз суп не устраивает.
Мать после выступления одернула свой выцветший халат и, гордо выпрямившись, направилась вон из зала. Я жаждала крови.
– Ты думаешь, мне уже пора? – произнесла я с вызовом, уставившись ей в спину.
– Что пора? – не поворачиваясь, спросила она.
– Заняться сексом?
– Нет, ты еще совсем ребенок, – сказала мать, усмехнувшись.
Меня задел ее язвительный смешок, я почувствовала, как кровь снова бурлит в моих жилах, а сердце бешено колотится.
– Завтра, – торжественно объявила я.
Пчелка Майя остановилась и медленно обернулась. Пятна еще горели на ее раздраженном теле, но в глазах сверкали огни победных факелов: она протиснула сквозь мой панцирь свое ядовитое жало.
– Что завтра, дорогая? – спросила мать с придыханием.
– Завтра займусь сексом, – ответила я почти спокойно.
– Идиотка, – фыркнула Майя и вышла из комнаты.
– Или лучше сегодня? Ведь главное – не опоздать, правда, мама? – орала я, надрывая глотку.
Мой крик отражался от ее брони. Я проиграла этот раунд, а мать злобно торжествовала в своем улье – спальне. Весь негатив, собранный в скандалах, пчелка Майя тащила в свое укрытие и наслаждалась победой.
Дыханье мое сбилось от удушливых приливов ярости. Меня бесила мать. Ее соперничество отравляла мою и без того нелегкую жизнь. Я плюхнулась на диван и задышала глубоко, представляя огромный сладкий апельсин. Оранжевая терапия смягчила мою истерию, но разум прорабатывал план мести. Я унеслась в своих фантазиях в мир, где все существовало по моим законам. В мир, в котором Майя была узницей и получала в наказание муки и боль.
Я тупо смотрела телевизор, мелькали каналы, а поживиться молодому, развивающемуся уму было нечем. Скука и злоба разъедали меня. Пар скандала обжигал мои мысли, и я по-прежнему жаждала крови. Входная дверь хлопнула, возвещая о том, что отец семейства вернулся с работы.
– Как ты, дочь? – услышала я хриплый голос папы.
Он спросил формально, не дожидаясь моего ответа, семейная вежливость – назову это так. В наших отношениях появился холодок после возвращения матери. Я понимала, что Иван Павлович просто смирился с тем, что заблудшая овца по имени Майя вернулась восвояси. И мы продолжали существовать втроем под табличкой «ПСЕВДОСЕМЬЯ».
На звук мужского голоса из своего улья прилетела пчелка.
– Ты пришел? – прозвенел ледяной голос Майи.
Она стояла как памятник Снежной королеве и ждала от папы ответа.
– Странный вопрос… Ну да, пришел… А меня не ждали в этом доме? – растерялся отец.
Я почувствовала запах надвигающейся скандальной бури, разряды негодования трещали в воздухе. Но на мое удивление мать сдержала ярость. Думаю, это связано с тем, что на следующий день папа должен был получить зарплату в институте. Мамаша сквозь зубы сказала низким голосом:
– Суп в холодильнике.
– Вчерашний? – безнадежно спросил папа, уставившись куда-то в пустоту.
Он тоже не любил помои, приготовленные нашим истеричным поваром. Мать несколько секунд боролась с собой, но усилием воли сдержала поток бранной бессвязной речи и, фыркнув, ушла в свою комнату.
– А колбасы нет, – вздохнула я в ответ урчащему от голода животу.
Папа хитро улыбнулся и скрылся в коридоре. Через мгновение в ее руках покачивалась авоська с колбасой.
– Есть колбаса, я купил, – сказал он весело. – Не помирать же нам с дочкой от голода, в конце концов!
– Папа, ты – волшебник! Ну, слава Богу! Хоть пожрем нормально.
Мы с папой направились на кухню. Чайник засвистел, возвестив, что вода вскипела. Я торжественно достала из холодильника малиновое варенье, купленное у задорной бабушки-соседки, которая снабжала нас заготовками за сущие копейки, налила по огромной кружке черного чая, заправив его дольками лимона.
Мы приступили к трапезе. Папа радостно причмокивал от удовольствия, щеки его раскраснелись.
– Вот что бутерброды с колбасой животворящие делают! – отшутилась я, разглядывая папино светящееся лицо.
Иван Павлович рассмеялся. Мы долго швыркали чаем и наслаждались обществом друг друга, как в старые добрые времена. Болтали, рассказывали анекдоты… Допив чай, папа тяжело вздохнул и резко снял маску счастливого человека. Он смотрел очень серьезно. Это был недобрый знак.
– Дочь, мне сегодня звонили из школы, – произнес он и уставился на меня, ожидая реакции.
– Да? И что сказали? – невозмутимо поинтересовалась я, после чего встала и налила себе еще чаю. Я вела себя спокойно и непринужденно под внимательным родительским взглядом.
– Сказали, что с тобой что-то происходит, – растерянно сказал папа, наблюдая за тем, как я отрезаю кусочек лимона.
– Что-то происходит, говоришь… Точно, надо сексом заняться, как мама посоветовала.
Отец не ожидая подобного умозаключения, закашлялся, поперхнувшись чаем.
– А что, мама посоветовала… – пытался выдавить из себя папа, но очередные спазмы диафрагмы не дали ему закончить фразу.
– Все нормально, папа, я уже большая. И знаю, откуда берутся дети. Еще знаю, что такое аборт.
Тут папочке совсем стало плохо, кашель усилился. Пришлось налить ему воды и постучать хорошенько по спине.
– Это называется переходный возраст. Из-за того что мама от нас уходила, у меня он протекает более болезненно, – продолжала я утешать захлебывающегося кашлем родителя. – Хочешь, поговорим о матери?
Иван Павлович только беспомощно замахал руками и умчался в ванную. Я осталась наедине со своими мыслями.
Из школы папе позвонили по поводу сочинения, которое мы писали на свободную тему. Я придумала сказку. Главной героиней в моей сказке Пчелка. Целыми днями она летала и собирала пыльцу с цветочков мужского пола. А когда крылья и остальные части тела жужжащей героини уставали, она садилась передохнуть на Пень. Они вели философские беседы на тему бытия и часто ссорились потому что не понимали друг друга. Пень удивлялся пчелиному непостоянству и обилию цветочков, на которые она садилась. А Пчелка не понимала, как можно быть таким коренастым пнем. За всем этим наблюдала маленькая Шишка, которая свисала с ветки молодой ели. И вот однажды в разгар очередной ссоры Шишка не выдержала и упала прямо на Пчелку, размазав ее по поверхности Пня. Вот такая грустная сказка. Я получила пять за грамотность, но тройку с минусом за содержание. Обидно!
– Почему ко мне относятся несправедливо? – спросила я у папы на следующий день, когда мы сидели перед телевизором.
– А как, по-твоему, справедливо?
– Как к уже сформировавшемуся человеку. Я ведь взрослая.
– Это тебе так кажется, что ты взрослая, – возразил отец и пожурил меня как малое дитя. Подобные приливы нежности вызывали раздражение, потому что выглядели очень неестественно.
– Почему ты относишься ко мне как к ребенку? – возмутилась я, отдернув папину руку. – Когда взрослеешь, что самое важное? Знать, что такое хорошо и что такое плохо. Я – знаю!
– Что ты знаешь? – сказал отец, развеселившись.
Меня задевал его иронический тон, но я так радовалась хорошему настроению моего любимого родителя, что решила перевести все в шутку:
– Я знаю, что нижнее белье носить нужно в комплекте: белый верх и белый низ и…
Мне не удалось похвастаться эрудицией и удивить папу своими знаниями о взрослом мире, потому что в комнату влетела пчелка Майя. Сердобольная труженица собралась на работу. Ее облик кричал о том, что ей предстоит непростая ночь.
Видели бы вы ее макияж! Мы с папой уставились на чудо-женщину в недоумении. Матери, похоже, понравилась наша реакция. Она растянула ярко накрашенные губы в улыбке.
– А еще я знаю, что ярко-красная помада смотрится вызывающе, – язвительно заметила я, прервав парад размалеванных клоунов.
– И вообще, на лице должен быть один акцент – либо глаза, либо губы.
Ее оскорбило мое замечание. Она прищурила глаза и прошипела:
– Какую умную дочь вырастили.
– Ты на работу? – как ни в чем не бывало спросил папа, сделав вид, что не услышал моих колких высказываний.
– Да, на работу, – ответила мать.
Майя смотрела на папу с вызовом. Мне захотелось услышать ее крик, похоже, я тоже подсела на скандалы.
– Придешь ночевать или как обычно? – ядовито поинтересовалась я.
Мать проигнорировала мой вопрос и, повернувшись к папе, отчеканила фразу:
– Иван, я тебя очень прошу, поговори со своей дочерью, я больше не могу выносить ее зубоскальства.
– С каких это пор я только папина дочь? – спросила я с натянутой улыбкой и в тот же миг получила звонкую пощечину.
Ярость душила мое естество, но я в очередной раз сдержалась. «Опять я проиграла тебе раунд, мама, но я это запомнила», – пронеслось в моей голове. Я ощущала себя маленькой мышкой, которая откладывает свои обиды, словно зернышки, в укромной норке – душе. Дверь в прихожей хлопнула, возвестив, что пчелка Майя улетела собирать мед. По моим щекам покатились слезы.
– Папа, – почти прошептала я.
– Не сегодня, – сказал он напряженно. – Пойдем лучше пить чай с вареньем!
Я поняла, что папа не в силах говорить о присутствии этой странной женщины в нашем доме. Мы молча пили чай…
«Рано или поздно ему придется со мной это обсудить! Я очень хочу разобраться в ситуации, но он всегда уходит от ответа. Всегда! Ее не было два года, а потом она вернулась, и все пошло как бы по-прежнему. Но видна лишь часть огромного айсберга. Вся боль, все ощущения, все мысли находятся под водой. И ведь рано или поздно это все выйдет наружу», – говорила я мысленно, но вслух произнесла:
– Надо еще суп в унитаз вылить.
– Думаешь?
– Я о маме забочусь. Пусть она считает, что ты его съел.
– Ты права. Мудрая у меня все-таки дочь, – сказал папа, и мы рассмеялись.
Глава 5
Мостик во взрослую жизнь
Моей милой родительницей мне была поставлена задача, а я, как прилежная дочурка, решила ее выполнить на пять с плюсом. Классическая ситуация: мама с папой где-то в гостях, и хата в твоем распоряжении. Тебе разрешили пригласить подруг, чтобы ты развеялась и повеселилась, но вместо этого ты зовешь в гости одноклассника с определенными намерениями. Чтобы все случилось… Ну, вы понимаете. Первый бой – он трудный самый.
Его звали Петя. Я ему нравилась, вроде. И он мне. Пару раз целовались под луной… Мы были пионерами… но не ленинцами, а пионерами в этом деле.
Я очень нервничала, ожидая Петю. Тупо смотрела телевизор, мелькали каналы, а я все ждала назначенного часа, в который свершится священный ритуал, и я перейду из ранга девушек в ранг женщин!
Вечером пришел Петя. Он был бледен и губы его искажались в странной усмешке. Он, видимо, хотел казаться крутым и уверенным в себе. Кожаная куртка старшего брата была ему велика, как, впрочем, и джинсы, которые еле держались на его талии с помощью идиотского ремня. Мы уселись в зале на диване.
Несколько минут молчали. Он все кряхтел, будто у него першило в горле, а я грызла ногти.
– Ты когда-нибудь был с девчонкой? – спросила я, устав слушать его покашливания.
– Конечно, – оживленно ответил Петя, криво усмехнувшись. – Три раза. А ты?
– С девчонкой ни разу, – попробовала я пошутить, чтобы разрядить напряженную обстановку.
Петя не понял юмора. Он посмотрел на меня очень серьезно и спросил низким голосом:
– А с парнями?
– Нет, я в первый раз.
«Так, шутки не канают», – подумала я. Ноги мои начали дрожать в предвкушении пока мною неизведанных ощущений. Хотелось, чтобы все уже свершилось и Петя испарился из моей жизни. «Кто придумал эту проклятую девственность?» – спрашивала я мысленно кого-то. Мне хотелось избежать унизительного первого раза. Я даже сходила к гинекологу и попросила разрезать мне чертову плеву скальпелем, придумав историю про то, как мы с парнем уже месяц не можем провести обряд обращения в женщину в связи с болевыми ощущениями. Врачиха посмотрела на меня усталым взглядом и посоветовала выпить вина перед процессом, а потом немного потерпеть. Я ушла ни с чем.
Пауза затянулась. Мой первый мужчина развалился на диване и смотрел по сторонам, будто на земле находился впервые. Меня раздражала его пассивность.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – непринужденно предложила я.
– Да. Виски, – ответил с игривым прищуром безусый мачо – Петр и добавил подмигнув: – Принеси виски, детка!
– Виски нет, – растерялась я. – Есть минералка, чай и кефир.
– Жаль. Я обычно перед этим делом виски пью. Ну, давай чай.
– Могу бутерброд с колбасой сделать, если хочешь.
– Давай.
Я поспешно удалилась на кухню. Немного подышала глубоко, ведь до важного момента моей жизни осталось несколько минут. Руки не слушались, и я, мастеря бутерброды, порезала палец.
«Ты чего так долго?» – услышала я из комнаты голос моего без пяти минут первого мужчины.
– Делаю бутеры. Тебе сколько? – крикнула я Пете.
– Давай пару-тройку, – ответил он.
Я почти пришла в себя. Палец был заклеен лейкопластырем. На блестящей тарелке красовались три бутерброда с колбасой. Я налила чай в большую папину кружку и поставила все на поднос.
Петя сидел в той же нелепой позе, с пошлой ухмылкой. Наверное, репетировал перед зеркалом, – пронеслось в моей голове. Я тоже решила примерить образ: двигаясь, как развратная женщина, раскачивая бедрами, я медленно подошла к нему. Петя на меня не смотрел, он уставился голодным взглядом на поднос с едой. Мне даже стало немного обидно.
Мой герой-любовник жевал бутерброды. А я молча наблюдала за ним. В чай он положил шесть ложек сахара. Конечно, кружка не маленькая, но такое количество сладкого! Хотя я подозревала, что щедрость сахарная от волнения.
– Слушай, тебе где удобнее? – спросила я, после того как с бутербродами было покончено. – Можно в спальню предков пойти: там кровать большая. С другой стороны, там портрет моего прадеда висит, он был героем… Как-то неудобно может получиться.
– Почему?
– Всегда ощущение, что он наблюдает. Папа говорит: будто прадед свечку держит.
– Так сняли бы портрет, – внес конструктивное предложение Петя и вытер руки об штаны.
– Мама не разрешает. Это у них в семье традиция. Можно в моей комнате, конечно, но у меня кровать узкая. Я одна еле помещаюсь. Предлагаю, прямо здесь! Диван разбирается.
– Давай здесь. Мне все равно, – ответил Петя и широко зевнул.
«Как в такой момент можно зевать!» – подумала я и гневно взглянула на Петра. Он будто услышал мои мысли и смутился.
– Что-то нужно приготовить? – спросила я загробным голосом.
Петя вмиг сделался очень серьезным. Он закатил глаза вверх и задумался, после чего уверенно произнес, отодвигая опустошенный поднос:
– Не, ничего не надо. Спасибо.
– Ну, тогда разбирай диван, я унесу поднос.
Петя воевал со старинной конструкцией дивана-книжки, а я снова глубоко дышала на кухне. Наконец взяв себя в руки, я вернулась в комнату. Петя стоял по стойке смирно рядом с расправленным диваном. Я решительно достала из стенки постельное белье, подушку и поспешно застелила любовное ложе.
– Готов? – спросила я Петю звонким пионерским голосом.
– Всегда готов, – задорно откликнулся он.
– Свет выключить?
– Давай.
Я быстро кинулась к выключателю. Комната погрузилась в кромешную тьму.
– Ты где? – услышала я охрипший голос Петра.
– Я здесь.
– Иди сюда…
Я таращилась в темноту, не видя ничего, ноги мои не двигались с места. Наконец я заставила себя отправиться в жаркие объятия худосочного мачо-одноклассника, но, как оказалось, двигалась я не в ту сторону и налетела на тумбу. Видимо, от волнения я потеряла ориентир.
– Вот черт! – вскрикнула я, ощутив острую боль.
– Что?
– Коленом ударилась!
Я продолжила свой маршрут. Наконец руки мои нащупали Петю – он по-прежнему стоял возле дивана, словно солдат на посту.
– Не бойся, – сказал он ответственно.
– Я не боюсь, – прошептала я.
Глаза мои привыкли к темноте, и я вполне могла разглядеть оторопевшего Петю, вытянувшегося в струну.
– Что дальше? – спросила я с волнением.
– Надо раздеться, – сказал он неуверенно и словно по команде начал быстро снимать одежду.
На мне был лишь тоненький халат моей матери, поэтому легким движением рук я потянула за веревочки, и мое облачение соскользнуло на пол. Петя по-товарищески взял меня за плечо и подвел ближе к дивану. Мы сели. Я почувствовала, как его вспотевшая ладонь легла на мою грудь. Он начал энергично сжимать и разжимать кисть руки. Я пыталась вспомнить кадры из запрещенных эротических фильмов, которые смотрела тайком от родителей, и никак не могла припомнить столь отчаянного воздействия на женскую грудь. Я захохотала.
– Ты чего смеешься? – спросил он испуганно.
– Это нервное, – оправдалась я.
– Ну, приступим.
Петя схватил меня за плечи и опрокинул на диван. Через мгновение он барахтался и ерзал на мне, оставляя слюну на шее и лице. В самый ответственный момент он начал кряхтеть с особым усилием.
Я снова засмеялась:
– Ты так смешно кряхтишь.
– Ты не хочешь?
– Хочу, – уверенно ответила я, хотя уже сомневалась в правильности решения стать женщиной.
Вдруг дикая боль пронзила меня, и я заорала. Петя испугался, но продолжал прорываться вперед. У меня закружилась голова, мне показалось, я даже на несколько секунд отключилась. Петя захрипел и задергался в судорогах, после чего торопливо слез с меня.
– Все, что ли? – удивленно произнесла я. – Не понимаю, почему стонут от наслаждения в кино! Ты ничего мне не скажешь? Может, чмокнешь в щеку хотя бы?
Петя молчал. «Теперь ты женщина!» – мысленно поздравила я себя и по щеке скатилась скупая слеза. Не могу сказать, что от счастья.
Подобная премьера влияет на дальнейшее сексуальное развитие. Если повезет, и в перспективе попадется стоящий любовник или любовница, то все пойдет путем, и насыщенная сексуальная жизнь сгладит неровности первого опыта. Но самый первый раз останется в памяти навсегда – я это понимала. И, лежа на диване, зарекалась, что больше секса в моей жизни не будет никогда.
Его звали Петя. Я ему нравилась, вроде. И он мне. Пару раз целовались под луной… Мы были пионерами… но не ленинцами, а пионерами в этом деле.
Я очень нервничала, ожидая Петю. Тупо смотрела телевизор, мелькали каналы, а я все ждала назначенного часа, в который свершится священный ритуал, и я перейду из ранга девушек в ранг женщин!
Вечером пришел Петя. Он был бледен и губы его искажались в странной усмешке. Он, видимо, хотел казаться крутым и уверенным в себе. Кожаная куртка старшего брата была ему велика, как, впрочем, и джинсы, которые еле держались на его талии с помощью идиотского ремня. Мы уселись в зале на диване.
Несколько минут молчали. Он все кряхтел, будто у него першило в горле, а я грызла ногти.
– Ты когда-нибудь был с девчонкой? – спросила я, устав слушать его покашливания.
– Конечно, – оживленно ответил Петя, криво усмехнувшись. – Три раза. А ты?
– С девчонкой ни разу, – попробовала я пошутить, чтобы разрядить напряженную обстановку.
Петя не понял юмора. Он посмотрел на меня очень серьезно и спросил низким голосом:
– А с парнями?
– Нет, я в первый раз.
«Так, шутки не канают», – подумала я. Ноги мои начали дрожать в предвкушении пока мною неизведанных ощущений. Хотелось, чтобы все уже свершилось и Петя испарился из моей жизни. «Кто придумал эту проклятую девственность?» – спрашивала я мысленно кого-то. Мне хотелось избежать унизительного первого раза. Я даже сходила к гинекологу и попросила разрезать мне чертову плеву скальпелем, придумав историю про то, как мы с парнем уже месяц не можем провести обряд обращения в женщину в связи с болевыми ощущениями. Врачиха посмотрела на меня усталым взглядом и посоветовала выпить вина перед процессом, а потом немного потерпеть. Я ушла ни с чем.
Пауза затянулась. Мой первый мужчина развалился на диване и смотрел по сторонам, будто на земле находился впервые. Меня раздражала его пассивность.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – непринужденно предложила я.
– Да. Виски, – ответил с игривым прищуром безусый мачо – Петр и добавил подмигнув: – Принеси виски, детка!
– Виски нет, – растерялась я. – Есть минералка, чай и кефир.
– Жаль. Я обычно перед этим делом виски пью. Ну, давай чай.
– Могу бутерброд с колбасой сделать, если хочешь.
– Давай.
Я поспешно удалилась на кухню. Немного подышала глубоко, ведь до важного момента моей жизни осталось несколько минут. Руки не слушались, и я, мастеря бутерброды, порезала палец.
«Ты чего так долго?» – услышала я из комнаты голос моего без пяти минут первого мужчины.
– Делаю бутеры. Тебе сколько? – крикнула я Пете.
– Давай пару-тройку, – ответил он.
Я почти пришла в себя. Палец был заклеен лейкопластырем. На блестящей тарелке красовались три бутерброда с колбасой. Я налила чай в большую папину кружку и поставила все на поднос.
Петя сидел в той же нелепой позе, с пошлой ухмылкой. Наверное, репетировал перед зеркалом, – пронеслось в моей голове. Я тоже решила примерить образ: двигаясь, как развратная женщина, раскачивая бедрами, я медленно подошла к нему. Петя на меня не смотрел, он уставился голодным взглядом на поднос с едой. Мне даже стало немного обидно.
Мой герой-любовник жевал бутерброды. А я молча наблюдала за ним. В чай он положил шесть ложек сахара. Конечно, кружка не маленькая, но такое количество сладкого! Хотя я подозревала, что щедрость сахарная от волнения.
– Слушай, тебе где удобнее? – спросила я, после того как с бутербродами было покончено. – Можно в спальню предков пойти: там кровать большая. С другой стороны, там портрет моего прадеда висит, он был героем… Как-то неудобно может получиться.
– Почему?
– Всегда ощущение, что он наблюдает. Папа говорит: будто прадед свечку держит.
– Так сняли бы портрет, – внес конструктивное предложение Петя и вытер руки об штаны.
– Мама не разрешает. Это у них в семье традиция. Можно в моей комнате, конечно, но у меня кровать узкая. Я одна еле помещаюсь. Предлагаю, прямо здесь! Диван разбирается.
– Давай здесь. Мне все равно, – ответил Петя и широко зевнул.
«Как в такой момент можно зевать!» – подумала я и гневно взглянула на Петра. Он будто услышал мои мысли и смутился.
– Что-то нужно приготовить? – спросила я загробным голосом.
Петя вмиг сделался очень серьезным. Он закатил глаза вверх и задумался, после чего уверенно произнес, отодвигая опустошенный поднос:
– Не, ничего не надо. Спасибо.
– Ну, тогда разбирай диван, я унесу поднос.
Петя воевал со старинной конструкцией дивана-книжки, а я снова глубоко дышала на кухне. Наконец взяв себя в руки, я вернулась в комнату. Петя стоял по стойке смирно рядом с расправленным диваном. Я решительно достала из стенки постельное белье, подушку и поспешно застелила любовное ложе.
– Готов? – спросила я Петю звонким пионерским голосом.
– Всегда готов, – задорно откликнулся он.
– Свет выключить?
– Давай.
Я быстро кинулась к выключателю. Комната погрузилась в кромешную тьму.
– Ты где? – услышала я охрипший голос Петра.
– Я здесь.
– Иди сюда…
Я таращилась в темноту, не видя ничего, ноги мои не двигались с места. Наконец я заставила себя отправиться в жаркие объятия худосочного мачо-одноклассника, но, как оказалось, двигалась я не в ту сторону и налетела на тумбу. Видимо, от волнения я потеряла ориентир.
– Вот черт! – вскрикнула я, ощутив острую боль.
– Что?
– Коленом ударилась!
Я продолжила свой маршрут. Наконец руки мои нащупали Петю – он по-прежнему стоял возле дивана, словно солдат на посту.
– Не бойся, – сказал он ответственно.
– Я не боюсь, – прошептала я.
Глаза мои привыкли к темноте, и я вполне могла разглядеть оторопевшего Петю, вытянувшегося в струну.
– Что дальше? – спросила я с волнением.
– Надо раздеться, – сказал он неуверенно и словно по команде начал быстро снимать одежду.
На мне был лишь тоненький халат моей матери, поэтому легким движением рук я потянула за веревочки, и мое облачение соскользнуло на пол. Петя по-товарищески взял меня за плечо и подвел ближе к дивану. Мы сели. Я почувствовала, как его вспотевшая ладонь легла на мою грудь. Он начал энергично сжимать и разжимать кисть руки. Я пыталась вспомнить кадры из запрещенных эротических фильмов, которые смотрела тайком от родителей, и никак не могла припомнить столь отчаянного воздействия на женскую грудь. Я захохотала.
– Ты чего смеешься? – спросил он испуганно.
– Это нервное, – оправдалась я.
– Ну, приступим.
Петя схватил меня за плечи и опрокинул на диван. Через мгновение он барахтался и ерзал на мне, оставляя слюну на шее и лице. В самый ответственный момент он начал кряхтеть с особым усилием.
Я снова засмеялась:
– Ты так смешно кряхтишь.
– Ты не хочешь?
– Хочу, – уверенно ответила я, хотя уже сомневалась в правильности решения стать женщиной.
Вдруг дикая боль пронзила меня, и я заорала. Петя испугался, но продолжал прорываться вперед. У меня закружилась голова, мне показалось, я даже на несколько секунд отключилась. Петя захрипел и задергался в судорогах, после чего торопливо слез с меня.
– Все, что ли? – удивленно произнесла я. – Не понимаю, почему стонут от наслаждения в кино! Ты ничего мне не скажешь? Может, чмокнешь в щеку хотя бы?
Петя молчал. «Теперь ты женщина!» – мысленно поздравила я себя и по щеке скатилась скупая слеза. Не могу сказать, что от счастья.
Подобная премьера влияет на дальнейшее сексуальное развитие. Если повезет, и в перспективе попадется стоящий любовник или любовница, то все пойдет путем, и насыщенная сексуальная жизнь сгладит неровности первого опыта. Но самый первый раз останется в памяти навсегда – я это понимала. И, лежа на диване, зарекалась, что больше секса в моей жизни не будет никогда.
Глава 6
Макс
Мои воспоминания «про самый первый раз» прервал Макс.
Он вернулся из душа, напевая задорную песенку. Я грустно улыбалась, прокручивая в голове дурацкий вечер в объятиях одноклассника.
– Я надеюсь, ты обо мне думаешь? – спросил он весело.
Я молча уставилась на него. Макс почесал свой пивной живот, и, содрав полотенце с бедер, начал сушить им жидкие волосы.
– Твой живот стал еще больше, – безразлично произнесла я, разглядывая немолодого мужчину.
– Это не живот, а трудовая мозоль, сколько раз повторять, – в шутку возмутился Максим. – Вода у вас прохладная. Ты где летаешь?
Я усмехнулась. Мой первый раз сложно назвать полетом. Не то что с Максом! Его можно похвалить, ведь несмотря на свои сорок с хвостиком, он просто половой гигант.
– Алена, что с тобой? – обеспокоенно спросил Макс.
– Вспомнила про первый раз.
– Я ревную, – произнес мужчина играючи.
– Это было давно… – Как его звали?
– Петя.
– Если Петя, то не ревную.
Я улыбнулась и снова перенеслась на много лет назад, когда Петя слюнявил мне шею и забавно кряхтел.
– Вот на этом самом диване я стала женщиной, – с пафосом заявила я и ударила по древней мебели, которая в ответ заскрипела. – Тут даже след есть… где-то… Пятно кровавое я не смогла оттереть полностью. Хорошо, что родители не заметили. Кстати, сколько времени?
– Я не знаю, мои часы в машине.
– Скоро папа придет. Тебе надо уходить, – сказала я строго.
– Почему? Ты не хочешь представить меня своему папочке?
– Что я ему скажу? – грубо спросила я.
Меня беспокоила безалаберность моего любовника. Я нервничала: шутки Макса про знакомство с моей семьей меня раздражали.
А он продолжал острить:
– Скажи папику правду: что жить без меня не можешь и скоро мы поженимся, нарожаем кучу детей и…
– Достаточно! Не думаю, что ему это понравится.
Макс вскинул руки вверх, выдохнув «сдаюсь». Чтобы поднять мне настроение, начал танцевать ритуальный сексуальный танец африканского племени. Конечно, в природе такого не существовало, – это была его фантазия. Пляски голого, местами выпуклого мужчины выглядели очень забавно.
– С этим животом ты похож на лягушку, а не на жителя африканского континента! – с трудом выговорила я, громко смеясь.
Макс бросился ко мне и, схватив подушку, начал колошматить, притворно ругаясь:
– Не нравлюсь тебе, да?! Я тебе покажу лягушку.
Побесившись на диване, мы обнялись. Макс больше не смеялся.
– Легендарный диван, – произнес он задумчиво. – Тебе понравилось с Петей?
В голосе Максима промелькнули нотки недовольства. Я хотела отшутиться, но не была уверена, что вынесу вторую трепку подушкой. Сделав продолжительную паузу, чтобы немного позлить моего ревнивого любовника, я задумчиво произнесла, листая книгу воспоминаний:
– Как-то это было… бездушно… и… механически, что ли. Я думала, он опытный, а у него тоже был первый раз. После того как все закончилось, он очень быстро оделся и ушел. Даже убежал. Как будто преступление совершил. Мы потом в школе не разговаривали и не смотрели друг на друга. Стыдно было…
– Хотел бы я быть твоим первым мужчиной. Где же я находился в тот момент?
– Наверное, с женой. Или в постели с другой смазливой и молоденькой официанткой, – съязвила я.
Меня раздражала напускная мечтательная романтика Макса о несостоявшемся и его размышления на тему: «Вот если бы мы встретились раньше, то…».
– Тебе пора, – строго сказала я, укутавшись плотно в одеяло.
– Да, пора. Где моя одежда?
– В моей комнате.
– Пойду оденусь.
– Пойди.
Я грустно смотрела вслед Максу. «Сколько еще продляться наши отношения?» – спрашивала я себя. Мне с ним было комфортно. До момента, пока он не начинал размышлять о совместном будущем. Мы часто ругались по этому поводу. Меня устраивали отношения без обязательств. Мне казалось, что для женатого мужчины девушка, живущая одним днем, – просто подарок!
Я вспомнила наше знакомство, времена, когда сильный и уверенный в себе дядя Макс очаровывал юную и беззаботную Аленушку… Золотая пора – студенчество – самая благодатная почва для становления КС. Мне нужны были деньги, чтобы покупать всякую дребедень. Я отправилась работать официанткой в дорогой ресторан. Там давали приличные чаевые. Еще в ресторане можно было подцепить состоятельного мужика. Иногда женатого. Я однажды обслуживала супружескую пару, а потом тот мужчина пришел к нам обедать. И вообще стал частенько наведываться. Когда он появлялся в ресторане, коллеги-фартучницы (как в шутку я называла официанток) завистливо меня оповещали: «Твой пришел». Долго он меня окучивал. Макс… После окончания университета запихал в одну из своих фирм. Я стала помощницей главного бухгалтера. С приличной зарплатой и минимумом обязанностей. Моей благодарности не было предела, но наши отношения изнашивались…
Он вернулся из душа, напевая задорную песенку. Я грустно улыбалась, прокручивая в голове дурацкий вечер в объятиях одноклассника.
– Я надеюсь, ты обо мне думаешь? – спросил он весело.
Я молча уставилась на него. Макс почесал свой пивной живот, и, содрав полотенце с бедер, начал сушить им жидкие волосы.
– Твой живот стал еще больше, – безразлично произнесла я, разглядывая немолодого мужчину.
– Это не живот, а трудовая мозоль, сколько раз повторять, – в шутку возмутился Максим. – Вода у вас прохладная. Ты где летаешь?
Я усмехнулась. Мой первый раз сложно назвать полетом. Не то что с Максом! Его можно похвалить, ведь несмотря на свои сорок с хвостиком, он просто половой гигант.
– Алена, что с тобой? – обеспокоенно спросил Макс.
– Вспомнила про первый раз.
– Я ревную, – произнес мужчина играючи.
– Это было давно… – Как его звали?
– Петя.
– Если Петя, то не ревную.
Я улыбнулась и снова перенеслась на много лет назад, когда Петя слюнявил мне шею и забавно кряхтел.
– Вот на этом самом диване я стала женщиной, – с пафосом заявила я и ударила по древней мебели, которая в ответ заскрипела. – Тут даже след есть… где-то… Пятно кровавое я не смогла оттереть полностью. Хорошо, что родители не заметили. Кстати, сколько времени?
– Я не знаю, мои часы в машине.
– Скоро папа придет. Тебе надо уходить, – сказала я строго.
– Почему? Ты не хочешь представить меня своему папочке?
– Что я ему скажу? – грубо спросила я.
Меня беспокоила безалаберность моего любовника. Я нервничала: шутки Макса про знакомство с моей семьей меня раздражали.
А он продолжал острить:
– Скажи папику правду: что жить без меня не можешь и скоро мы поженимся, нарожаем кучу детей и…
– Достаточно! Не думаю, что ему это понравится.
Макс вскинул руки вверх, выдохнув «сдаюсь». Чтобы поднять мне настроение, начал танцевать ритуальный сексуальный танец африканского племени. Конечно, в природе такого не существовало, – это была его фантазия. Пляски голого, местами выпуклого мужчины выглядели очень забавно.
– С этим животом ты похож на лягушку, а не на жителя африканского континента! – с трудом выговорила я, громко смеясь.
Макс бросился ко мне и, схватив подушку, начал колошматить, притворно ругаясь:
– Не нравлюсь тебе, да?! Я тебе покажу лягушку.
Побесившись на диване, мы обнялись. Макс больше не смеялся.
– Легендарный диван, – произнес он задумчиво. – Тебе понравилось с Петей?
В голосе Максима промелькнули нотки недовольства. Я хотела отшутиться, но не была уверена, что вынесу вторую трепку подушкой. Сделав продолжительную паузу, чтобы немного позлить моего ревнивого любовника, я задумчиво произнесла, листая книгу воспоминаний:
– Как-то это было… бездушно… и… механически, что ли. Я думала, он опытный, а у него тоже был первый раз. После того как все закончилось, он очень быстро оделся и ушел. Даже убежал. Как будто преступление совершил. Мы потом в школе не разговаривали и не смотрели друг на друга. Стыдно было…
– Хотел бы я быть твоим первым мужчиной. Где же я находился в тот момент?
– Наверное, с женой. Или в постели с другой смазливой и молоденькой официанткой, – съязвила я.
Меня раздражала напускная мечтательная романтика Макса о несостоявшемся и его размышления на тему: «Вот если бы мы встретились раньше, то…».
– Тебе пора, – строго сказала я, укутавшись плотно в одеяло.
– Да, пора. Где моя одежда?
– В моей комнате.
– Пойду оденусь.
– Пойди.
Я грустно смотрела вслед Максу. «Сколько еще продляться наши отношения?» – спрашивала я себя. Мне с ним было комфортно. До момента, пока он не начинал размышлять о совместном будущем. Мы часто ругались по этому поводу. Меня устраивали отношения без обязательств. Мне казалось, что для женатого мужчины девушка, живущая одним днем, – просто подарок!
Я вспомнила наше знакомство, времена, когда сильный и уверенный в себе дядя Макс очаровывал юную и беззаботную Аленушку… Золотая пора – студенчество – самая благодатная почва для становления КС. Мне нужны были деньги, чтобы покупать всякую дребедень. Я отправилась работать официанткой в дорогой ресторан. Там давали приличные чаевые. Еще в ресторане можно было подцепить состоятельного мужика. Иногда женатого. Я однажды обслуживала супружескую пару, а потом тот мужчина пришел к нам обедать. И вообще стал частенько наведываться. Когда он появлялся в ресторане, коллеги-фартучницы (как в шутку я называла официанток) завистливо меня оповещали: «Твой пришел». Долго он меня окучивал. Макс… После окончания университета запихал в одну из своих фирм. Я стала помощницей главного бухгалтера. С приличной зарплатой и минимумом обязанностей. Моей благодарности не было предела, но наши отношения изнашивались…