Страница:
— Только ее, — продолжал забавляться ковбой, дернув головой в сторону Соки.
«Чтоб тебе лопнуть, приколист хренов», — мысленно пожелала она. Медик топтался на месте, словно не зная, что делает, — как первокурсник, впервые попавший в комнату женской общаги и неловко дергающий молнию на брюках. «Они тоже ничего не знают?»
— Пропускайте! — устало крикнул врач, обернувшись к солдатам.
И их пропустили. Дальше поехали в сплошном потоке машин, то и дело попадая в пробки на мостах и развязках.
В десяти милях от границы штата Ричард наконец-то разрешил Соки достать из рюкзачка комм и набрать номер Ба. Звонок сорвался. Мама. Снова не прошел.
— Военные глушат, — со спокойствием черепахи заявил ковбой. — Никому не хочется, чтобы люди звонили родне в других городах и поднимали панику.
Соки зло швырнула комм на кожаное сиденье и воззрилась на Ричарда.
— Да что там такое? Что за чудовища?
Псих улыбнулся половиной рта, как будто его разбил инсульт.
— В основном крысы. Еноты. Белки. Собаки опасней, но их меньше. Так что я голосую за крыс.
— Ты издеваешься?
Соки понимала, что так с маньяками не разговаривают, но терпением она пошла в Ба. То есть никакого терпения у нее отродясь не было.
— Просто делаю выводы из того, что видел, — полицейская хроника, армейские каналы. Звери взбесились и нападают на людей.
Соки мотнула головой и нерешительно хихикнула.
— Но это глупо. Что могут сделать крысы, даже бешеные?
— Проблема, — холодно ответил ковбой, — не в крысах.
Больше он ничего сказать не успел, потому что над забитым машинами восемьдесят четвертым шоссе низко прошли три военных вертолета. Соки видела, как солнце блестит на дверцах и на стекле кабин.
— Началось, — прошипел Ричард и вытряхнул из пачки последнюю сигарету.
— Что началось, что?
Когда ковбой не ответил, Соки впилась пальцами в плечо его старой замшевой куртки и основательно тряхнула. Мужик отмахнулся от нее, как от прилипчивой мухи, и завертел головой.
— Что ты ищешь?
— Съезд.
— Но нам прямо.
Не говоря ни слова, ковбой вздернул подбородок, указывая на шоссе впереди. Поток машин не двигался. Большая часть надрывно сигналила — это напоминало вопли издыхающих животных. «Слоны, пришедшие умирать на свое слоновье кладбище», — подумала Соки. Над слоновьими спинами автобусов и грузовиков струилась дымка разогретого воздуха. Тучи расчистились, и в бледно-голубом небе над этой дымкой упрямо кружили армейские вертушки.
— Все, — сухо сказал ковбой и свернул прямо на обочину.
Они проехали ярдов двести, прежде чем наткнулись на грунтовку, уводящую в поля. Ричард полез в карман, вытащил наладонник и сверился с картой.
— Через две мили к югу должно быть триста восемьдесят четвертое шоссе. Оно двухполосное, но не федеральное. Значит, пробок пока нет. Попробуем пробиться туда.
Соки с опаской смотрела на поле. Пшеница здесь еще не была убрана, и от ветра по ней пробегали медленные волны — словно кто-то бродил там, на поле, раздвигая колоски. Кто-то или что-то… тьфу. Неужели ее так напугали рассказы про бешеных крыс и сбитая собака? Смешно. Да. И солдаты на дороге. И обрывающаяся связь. И врач с дурацким фонариком. И ведущий машину убийца-психопат. Смешно до слез.
Они зашли пообедать в кафешку напротив церкви, и надо же — в меню оказались те самые блинчики! Соки придвинула пластиковый стул к столу, намереваясь наконец-то основательно расспросить своего спутника. Тот, кажется, успокоился, по крайней мере, бредить и орать о рыжей суке перестал, а жадно ел ростбиф с картошкой айдахо, то и дело поглядывая в окно. Соки тоже оглянулась через плечо. Церковь как церковь. У них рядом с домом стояла почти такая же, только никто из семьи туда не ходил, кроме мужа Ба. Но он не был дедом Соки и указывать ей не мог. Ее дед — шаман, значит, ей полагается верить в Великого Ворона, в Бизонью Женщину — в общем, в Вакан Танка, а вовсе не в Христа. Парню из Милуоки нравились именно ее индейские штучки, маленькие амулетики на кожаных шнурках, висевшие на шее, и вплетенный в волосы бисер…
Но псих Ричард говорил что-то про шанс оправдаться перед Господом. Значит, он христианин?
— Хочешь зайти туда? — промычала Соки сквозь блинчик во рту и ткнула вилкой в следующий. — Там сейчас должна начаться вечерняя служба… кажется. Ты можешь поговорить с Господом насчет той рыжей…
— Заткнись.
Соки выронила вилку и, крутанувшись на стуле, уставилась туда, куда с самым недобрым выражением смотрел Ричард.
Церковь была довольно большая для такого городка — колокольня в три этажа с высоким шпилем и белое двухэтажное здание самого храма под темной двускатной крышей. Над крышей кружились чайки. К чайкам Соки привыкла, хотя в Бостоне они были откормленные, наглые, морские. Чайки устраивались на фонарном столбе напротив их дома и орали по утрам так, что хоть святых выноси. А эти мелкие, речные или озерные, с четкими черными треугольниками на кончиках крыльев. Некоторые из них опускались на крышу, но потом снова взмывали вверх, как будто стерегли косяк рыбы.
— Чего ты на них так уставился? — мрачно спросила девушка. — Тут, наверное, свалка рядом. Сейчас покружат и кормиться полетят. У нас всегда чайки по вечерам на свалке тусовались, жрали всякую дрянь…
Двери церкви растворились. Оттуда донеслись последние звуки госпела, а затем начали парами выходить прихожане. Значит, Соки ошиблась — служба уже кончилась. Это было забавно, как путешествие в позапрошлый век: пастор с белым воротничком и осанистые мужчины и женщины, идущие под ручку, ведущие детей… В церковь мужа Ба, кроме него, ходили в основном толстые черные тетки, отчего Герберт Вачински очень страдал. От теток разило потом, и они пели черный госпел, и плясали, оскорбляя религиозные чувства мистера Вачински. А эти казались такими тихими, степенными…
Чайки заорали. Так, наверное, они орали в океанских колониях на вершинах скал, завидев грабителя гнезд — ястреба. А затем вся стая, взметнувшись над площадью грязно-белой волной с черными пятнами на гребне, рухнула вниз, словно углядев в воде долгожданную рыбу. Соки, открыв рот, смотрела, как эта волна растекается ручьями, вскипая водоворотами там, где люди пытались сопротивляться или бежать. Толстая тетка отбивалась сумкой. Мужчина в черной шляпе полз под машину, а чайки плотным комком сидели у него на спине. То одна, то другая птица вырывалась из общего клубка, унося в клюве что-то вроде маленьких красных рыбок. Это было настолько бредово, что казалось почти смешным, как в немом кино, не считая того, что чайки надсадно орали, а люди вопили от боли и ужаса.
Соки очнулась только тогда, когда какой-то облепленный птицами человек с разинутым ртом на бегу врезался в витрину, не больше чем в пяти дюймах от ее лица. Чайки вились вокруг его головы и долбили клювами. От этого лицо человека покрывалось красными ямками, а на месте глаз были два бордовых пятна.
— ААААААААА! — взвыла Соки.
Ковбой Ричард очень быстро перемахнул через стол и захлопнул стеклянную дверь. Развернувшись к официантке — та так и застыла с кофейником в руке, из носика на пол лилась коричневая струя, — он прокричал:
— Тут есть задняя дверь?
Женщина повернулась, как манекен, и махнула кофейником куда-то за барную стойку, расплескивая остатки кофе.
Ковбой схватил Соки за руку и потащил к черному ходу. И очень вовремя, потому что за спиной раздался звон разбитого стекла — это колотившиеся в витрину люди наконец-то прорвались внутрь, внеся с собой облако закатного света, и перьев, и крики, и бьющихся остервеневших птиц.
Соки быстро оглянулась. Ковбой задремал, уронив голову на грудь. Сейчас он не казался опасным, как на заправке, или решительным и профессиональным, как днем, когда убегали от птиц, — только усталым. В салоне «Форда» свет был выключен, и лицо Ричарда все состояло из пятен: черные глазницы и провал рта, белые щеки и нос. Тяжелая рука на руле, подрагивая, поехала вбок… Соки перехватила руль, выравнивая машину, и ковбой, вздрогнув, проснулся.
— Я могу повести, — угрюмо предложила девушка. — Или хотя бы автопилот включи.
Тот лишь оскалил крупные желтые зубы в ответ.
— Тогда давай заночуем.
Ричард поглядел на нее, как на мешок с мусором.
— Я просчитался, — наконец-то процедил он. — Видела, что творилось на границе? Я думал, у нас есть в запасе еще пара дней.
— У нас есть в запасе еще пара минут, а потом ты врежешься в дерево.
Ковбой прищурился.
— Ты когда-нибудь видела паникующую толпу?
— Да.
Это было на первом курсе. Тогдашний парень Соки, Антон, очень сознательный студент-старшекурсник, потащил подружку на демонстрацию за равные права андроидов и деклассированных. Демонстрацию разгоняли отряды «Хаук», личной гвардии Бессмертных. Видимо, «иммортели» решили, что не стоит солдатикам сидеть без дела, пора и поразмяться. Соки тогда расквасили нос и вывихнули плечо. Антона так и не нашли среди трех сотен трупов. Кровь с брусчатки перед университетом смывали на следующее утро поливальные машины. Да, она кое-что видела.
— Ничего ты не видела, — сказал, будто сплюнул, Ричард. — Ладно, заночуем в следующем мотеле.
Ее сексуальное образование начал тот самый дядя Гумберт, любитель фальшивых черных усов и кожаных дипломатов. Пару раз, когда папаша Кастер бывал в отъезде, а мама застревала на работе, дядя Гумберт подвозил Соки из школы. Усадив девочку на переднее сиденье, он сосредоточенно шарил рукой у нее по коленям. Соки не было противно, скорее, весело. Дело кончилось тем, что вконец обнаглевший дядя Гумберт завалил ее на заднем сиденье. Ничего особенно веселого в этом уже не было, потому что волосатый потный живот дяди Гумберта почти не давал ей дышать, и вообще потом всё три дня болело, но Соки опять же не особенно огорчилась. Только разбила толстяку нос, когда тот полез к ней в следующий раз. Зажала в руке костяную шахматную фигурку королевы, которую когда-то давно свистнула из папиного набора и всюду таскала с собой, и разбила.
Псих-ковбой, конечно, выгодно отличался от дяди Гумберта. Во-первых, он был психом, а это всегда придает отношениям остроту. Во-вторых, не жирным, не уродом и, вообще, спас ее сегодня от бешеных чаек. За такое принято благодарить. Когда Ричард, открыв дверь, включил в комнате свет, и широкая желтая полоса упала к ногам Соки, девушка окончательно поняла, что как следует отблагодарит ковбоя.
С благодарностью, однако, вышла заминка. Соки успела: выпить минералку из бара — раз, поваляться на широкой пружинистой кровати — два, еще пять раз безуспешно набрать Ма и Ба — три, покривляться перед зеркалом — четыре, включить древний «твердый» телек и прослушать сводку местных новостей (урожай яблок особенно задался, прошлой ночью прямо из дома пропал шестилетний Томас Уиллис, сенатор Дженкинсон встречался с избирателями округа Хартфорд) и, раздевшись до трусиков, забраться под одеяло, а ковбой все торчал в душе. Тогда Соки пошарила в рюкзачке и вытащила пару поцарапанных ай-гуглов. Батарейка почти села, да и вообще модель была дешевая — вирт то и дело глючило, объемное изображение сменялось плоской картинкой. Соки сразу вошла в MyWorld. Ее аватаркой в соцсети был старый пройдоха Йель, ворон из индейских сказок Ба.
Встряхнувшись, ворон полетел над плоской ржаво-серой прерией в сторону тотемных столбов, расставленных кру́гом. Там подписчики ее Мира оставляли сообщения. Птица-Соки приземлилась на центральный столб и завертела головой, но новых сообщений было только два: общая университетская рассылка о ходе забастовки и короткое письмецо от подруги с просьбой оставить ключ на проходной. Все. Соки еще раз облетела столбы, внимательно изучая процарапанные в темной древесине значки. Ба и Ма не были зарегистрированы, но Парень из Милуоки или Джим могли кинуть весточку.
Сердито каркнув, ворон поднялся выше и полетел во френд-зону у подножия невысоких бурых гор. Выходить из нее разрешалось немногим, потому что повсюду вокруг была личная территория Соки. В отличие от большинства других юзеров она ограничила общий доступ одной утоптанной площадкой.
До гор ворон не долетел. Внизу, в жесткой траве, он заметил какую-то суету и, спустившись ниже, начал выписывать круги. На земле лежал койот. Приблизив изображение с помощью телескопического зрения, ворон увидел, что у койота белый воротничок, что пасть койота распахнута, и что зверь безнадежно мертв. По песчаного цвета шерсти ползали крупные жуки. Один глаз был выклеван, из второго тянулась черная муравьиная дорожка. Казалось, от трупа несет падалью, хотя у ворона не было обоняния, и, вообще, запахи передавались только через церебральное подключение. Вскрикнув, Соки метнулась вверх и, задыхаясь, сорвала очки.
Койот был аватарой Джима О’Неро. Но Соки никогда прежде не видела в MyWorld мертвых аватар. Может, это такая глупая шутка? Вполне в духе О’Неро. Он знал, что Соки будет волноваться, и вот выкинул очередной свой номер.
«Не буду думать о долбаном придурке Джимми, — решила Соки. — Пусть он сам обо мне думает. Вот пересплю с этим чужим мужиком, подхвачу какую-нибудь жуткую заразу — тогда узнает».
Откинув одеяло, Соки сунула ноги в пушистые розовые тапочки (входят в список услуг мотеля) и, прошлепав к ванной, распахнула дверь. Уже стоя на пороге в облаке пара и пытаясь разглядеть, что творится в душевой кабине, она вдруг поняла, как глупо поступила. А что, если маньяк расколотил зеркало и сейчас скачет по ванной, весь измазанный кровью, готовясь полоснуть ее осколком по горлу? От такой картины Соки фыркнула и, прищурившись, шагнула внутрь, во влажное тепло.
Ричард мок под душем, положив руки на стену и прижавшись лбом к запотевшему кафелю. Он стоял спиной к Соки, и поэтому девушка сразу заметила широкий глянцевитый шрам от ожога, проходивший наискось от левой лопатки и до ягодиц. Плечи ковбоя блестели от воды и, кажется, подрагивали.
— Эй, — осторожно позвала Соки.
Молчание. Плеск воды.
— Эй, — повторила она и, мысленно проклиная себя за глупость, ткнула пальцем в спину мужчины.
И тут же отскочила к порогу — а что, если?.. Однако никакого «если» не случилось. Ричард медленно развернулся. Взгляд Соки невольно метнулся вниз, но ковбой оказался быстрей и, сорвав полотенце с сушки, обмотал его вокруг бедер.
— Чего тебе? — хрипло поинтересовался он, отключая воду.
— Ну, ты застрял так надолго. Я подумала, может, тебе плохо.
Ричард мрачно осклабился.
— Мне хорошо.
— Ага. Вижу. Ты что, тут плакал?
— Ты что, идиотка? — с интересом спросил он.
Соки подумала, что, конечно, она идиотка, потому что села в машину с психопатом, бросив Ба и Ма на съедение чайкам и еще бог знает каким тварям в оцепленном армейскими частями Бостоне.
Однако вслух она сказала:
— Не я тут бормотала о каких-то убийствах и Господнем прощении, между прочим.
Ковбой сощурился, склонив голову к плечу. В мертвенном свете люминесцентной лампы его загорелое лицо казалось бледным, как у покойника, а щетина на подбородке почти черной. Плечи не особо широкие, но и не узкие, на сухощавом теле веревками проступают мышцы.
«А он совсем ничего, — подумала Соки. — Как минимум четыре по пятибалльной шкале».
Ковбой шагнул из душа. Ванная была такой маленькой, что Соки снова пришлось попятиться, чтобы не уткнуться носом ему в плечо.
— У тебя на спине шрам, — нервно сказала она. — Здоровенный такой шрам. Где заработал?
Ответа она не ожидала, просто брякнула первое, что пришло на ум. Однако Ричард ответил:
— На пожаре. В конюшне. Горящая доска упала сверху.
— Ох.
— Это случилось давно. Еще в детстве.
— Ты хотел спасти лошадей? — снова попыталась наладить разговор Соки, глядя на то, как капли стекают по плечам и груди ковбоя.
Потемневшие от воды волосы облепили его череп, и на правом виске мужчины проступил еще один шрам, бледный и тонкий.
— Нет, — улыбнулся Ричард. — Я поджег эту конюшню. Хочешь спросить что-то еще?
Соки опять отступила на шаг и, споткнувшись о ковер, растянулась во весь рост на полу, больно стукнувшись локтем о ножку кровати.
Глава 3
«Чтоб тебе лопнуть, приколист хренов», — мысленно пожелала она. Медик топтался на месте, словно не зная, что делает, — как первокурсник, впервые попавший в комнату женской общаги и неловко дергающий молнию на брюках. «Они тоже ничего не знают?»
— Пропускайте! — устало крикнул врач, обернувшись к солдатам.
И их пропустили. Дальше поехали в сплошном потоке машин, то и дело попадая в пробки на мостах и развязках.
В десяти милях от границы штата Ричард наконец-то разрешил Соки достать из рюкзачка комм и набрать номер Ба. Звонок сорвался. Мама. Снова не прошел.
— Военные глушат, — со спокойствием черепахи заявил ковбой. — Никому не хочется, чтобы люди звонили родне в других городах и поднимали панику.
Соки зло швырнула комм на кожаное сиденье и воззрилась на Ричарда.
— Да что там такое? Что за чудовища?
Псих улыбнулся половиной рта, как будто его разбил инсульт.
— В основном крысы. Еноты. Белки. Собаки опасней, но их меньше. Так что я голосую за крыс.
— Ты издеваешься?
Соки понимала, что так с маньяками не разговаривают, но терпением она пошла в Ба. То есть никакого терпения у нее отродясь не было.
— Просто делаю выводы из того, что видел, — полицейская хроника, армейские каналы. Звери взбесились и нападают на людей.
Соки мотнула головой и нерешительно хихикнула.
— Но это глупо. Что могут сделать крысы, даже бешеные?
— Проблема, — холодно ответил ковбой, — не в крысах.
Больше он ничего сказать не успел, потому что над забитым машинами восемьдесят четвертым шоссе низко прошли три военных вертолета. Соки видела, как солнце блестит на дверцах и на стекле кабин.
— Началось, — прошипел Ричард и вытряхнул из пачки последнюю сигарету.
— Что началось, что?
Когда ковбой не ответил, Соки впилась пальцами в плечо его старой замшевой куртки и основательно тряхнула. Мужик отмахнулся от нее, как от прилипчивой мухи, и завертел головой.
— Что ты ищешь?
— Съезд.
— Но нам прямо.
Не говоря ни слова, ковбой вздернул подбородок, указывая на шоссе впереди. Поток машин не двигался. Большая часть надрывно сигналила — это напоминало вопли издыхающих животных. «Слоны, пришедшие умирать на свое слоновье кладбище», — подумала Соки. Над слоновьими спинами автобусов и грузовиков струилась дымка разогретого воздуха. Тучи расчистились, и в бледно-голубом небе над этой дымкой упрямо кружили армейские вертушки.
— Все, — сухо сказал ковбой и свернул прямо на обочину.
Они проехали ярдов двести, прежде чем наткнулись на грунтовку, уводящую в поля. Ричард полез в карман, вытащил наладонник и сверился с картой.
— Через две мили к югу должно быть триста восемьдесят четвертое шоссе. Оно двухполосное, но не федеральное. Значит, пробок пока нет. Попробуем пробиться туда.
Соки с опаской смотрела на поле. Пшеница здесь еще не была убрана, и от ветра по ней пробегали медленные волны — словно кто-то бродил там, на поле, раздвигая колоски. Кто-то или что-то… тьфу. Неужели ее так напугали рассказы про бешеных крыс и сбитая собака? Смешно. Да. И солдаты на дороге. И обрывающаяся связь. И врач с дурацким фонариком. И ведущий машину убийца-психопат. Смешно до слез.
* * *
Они остановились перекусить за Хартфордом. День уже клонился к закату. На белой табличке при въезде в городишко Соки прочла название: «Фармингтон». До федерального шоссе было не больше пяти миль, но здесь как будто не слышали ни о какой катастрофе. Ричард медленно вел машину по центральной улице, и Соки невольно вертела головой. Выкрашенные белой краской дома. Аккуратные заборчики. Старые яблони и канадские клены. Закатные лучи золотили высокий белый шпиль церкви. В воздухе кружились пылинки, и листва кленов только-только начала подергиваться осенней ржавчиной. Здесь пахло карамелью и яблоками, и Соки вдруг нестерпимо захотелось блинчиков с кленовым сиропом, вроде тех, что пекла Ба.Они зашли пообедать в кафешку напротив церкви, и надо же — в меню оказались те самые блинчики! Соки придвинула пластиковый стул к столу, намереваясь наконец-то основательно расспросить своего спутника. Тот, кажется, успокоился, по крайней мере, бредить и орать о рыжей суке перестал, а жадно ел ростбиф с картошкой айдахо, то и дело поглядывая в окно. Соки тоже оглянулась через плечо. Церковь как церковь. У них рядом с домом стояла почти такая же, только никто из семьи туда не ходил, кроме мужа Ба. Но он не был дедом Соки и указывать ей не мог. Ее дед — шаман, значит, ей полагается верить в Великого Ворона, в Бизонью Женщину — в общем, в Вакан Танка, а вовсе не в Христа. Парню из Милуоки нравились именно ее индейские штучки, маленькие амулетики на кожаных шнурках, висевшие на шее, и вплетенный в волосы бисер…
Но псих Ричард говорил что-то про шанс оправдаться перед Господом. Значит, он христианин?
— Хочешь зайти туда? — промычала Соки сквозь блинчик во рту и ткнула вилкой в следующий. — Там сейчас должна начаться вечерняя служба… кажется. Ты можешь поговорить с Господом насчет той рыжей…
— Заткнись.
Соки выронила вилку и, крутанувшись на стуле, уставилась туда, куда с самым недобрым выражением смотрел Ричард.
Церковь была довольно большая для такого городка — колокольня в три этажа с высоким шпилем и белое двухэтажное здание самого храма под темной двускатной крышей. Над крышей кружились чайки. К чайкам Соки привыкла, хотя в Бостоне они были откормленные, наглые, морские. Чайки устраивались на фонарном столбе напротив их дома и орали по утрам так, что хоть святых выноси. А эти мелкие, речные или озерные, с четкими черными треугольниками на кончиках крыльев. Некоторые из них опускались на крышу, но потом снова взмывали вверх, как будто стерегли косяк рыбы.
— Чего ты на них так уставился? — мрачно спросила девушка. — Тут, наверное, свалка рядом. Сейчас покружат и кормиться полетят. У нас всегда чайки по вечерам на свалке тусовались, жрали всякую дрянь…
Двери церкви растворились. Оттуда донеслись последние звуки госпела, а затем начали парами выходить прихожане. Значит, Соки ошиблась — служба уже кончилась. Это было забавно, как путешествие в позапрошлый век: пастор с белым воротничком и осанистые мужчины и женщины, идущие под ручку, ведущие детей… В церковь мужа Ба, кроме него, ходили в основном толстые черные тетки, отчего Герберт Вачински очень страдал. От теток разило потом, и они пели черный госпел, и плясали, оскорбляя религиозные чувства мистера Вачински. А эти казались такими тихими, степенными…
Чайки заорали. Так, наверное, они орали в океанских колониях на вершинах скал, завидев грабителя гнезд — ястреба. А затем вся стая, взметнувшись над площадью грязно-белой волной с черными пятнами на гребне, рухнула вниз, словно углядев в воде долгожданную рыбу. Соки, открыв рот, смотрела, как эта волна растекается ручьями, вскипая водоворотами там, где люди пытались сопротивляться или бежать. Толстая тетка отбивалась сумкой. Мужчина в черной шляпе полз под машину, а чайки плотным комком сидели у него на спине. То одна, то другая птица вырывалась из общего клубка, унося в клюве что-то вроде маленьких красных рыбок. Это было настолько бредово, что казалось почти смешным, как в немом кино, не считая того, что чайки надсадно орали, а люди вопили от боли и ужаса.
Соки очнулась только тогда, когда какой-то облепленный птицами человек с разинутым ртом на бегу врезался в витрину, не больше чем в пяти дюймах от ее лица. Чайки вились вокруг его головы и долбили клювами. От этого лицо человека покрывалось красными ямками, а на месте глаз были два бордовых пятна.
— ААААААААА! — взвыла Соки.
Ковбой Ричард очень быстро перемахнул через стол и захлопнул стеклянную дверь. Развернувшись к официантке — та так и застыла с кофейником в руке, из носика на пол лилась коричневая струя, — он прокричал:
— Тут есть задняя дверь?
Женщина повернулась, как манекен, и махнула кофейником куда-то за барную стойку, расплескивая остатки кофе.
Ковбой схватил Соки за руку и потащил к черному ходу. И очень вовремя, потому что за спиной раздался звон разбитого стекла — это колотившиеся в витрину люди наконец-то прорвались внутрь, внеся с собой облако закатного света, и перьев, и крики, и бьющихся остервеневших птиц.
* * *
Вечер навалился на землю, как подушка на голову, когда не хочешь слышать перебранку в соседней комнате. Соки сидела, дыша в окно и стараясь надышать на нем пятно, но снаружи было недостаточно холодно. Мимо неслись темные перелески, поля, рубиновые и золотые вывески мотелей, спящие города. Соки понимала, что после событий в Фармингтоне должна поверить психу-ковбою, но так уж у нее были устроены мозги — чем плачевней ситуация, тем меньше в нее верилось. Поэтому бешеные птицы отошли куда-то в разряд страшного кино вроде Джима, размахивающего пистолетом, и оглушительных родительских ссор, и всяких других неприятностей. Просто не хотелось ни о чем думать. Смотреть, как разматывается за окном машины ночь. Слушать рев мотора. Дышать запахом бензина, кожи и старого курева. Она просидела бы так до утра, если бы машину не начало уводить к обочине.Соки быстро оглянулась. Ковбой задремал, уронив голову на грудь. Сейчас он не казался опасным, как на заправке, или решительным и профессиональным, как днем, когда убегали от птиц, — только усталым. В салоне «Форда» свет был выключен, и лицо Ричарда все состояло из пятен: черные глазницы и провал рта, белые щеки и нос. Тяжелая рука на руле, подрагивая, поехала вбок… Соки перехватила руль, выравнивая машину, и ковбой, вздрогнув, проснулся.
— Я могу повести, — угрюмо предложила девушка. — Или хотя бы автопилот включи.
Тот лишь оскалил крупные желтые зубы в ответ.
— Тогда давай заночуем.
Ричард поглядел на нее, как на мешок с мусором.
— Я просчитался, — наконец-то процедил он. — Видела, что творилось на границе? Я думал, у нас есть в запасе еще пара дней.
— У нас есть в запасе еще пара минут, а потом ты врежешься в дерево.
Ковбой прищурился.
— Ты когда-нибудь видела паникующую толпу?
— Да.
Это было на первом курсе. Тогдашний парень Соки, Антон, очень сознательный студент-старшекурсник, потащил подружку на демонстрацию за равные права андроидов и деклассированных. Демонстрацию разгоняли отряды «Хаук», личной гвардии Бессмертных. Видимо, «иммортели» решили, что не стоит солдатикам сидеть без дела, пора и поразмяться. Соки тогда расквасили нос и вывихнули плечо. Антона так и не нашли среди трех сотен трупов. Кровь с брусчатки перед университетом смывали на следующее утро поливальные машины. Да, она кое-что видела.
— Ничего ты не видела, — сказал, будто сплюнул, Ричард. — Ладно, заночуем в следующем мотеле.
* * *
Следующий мотель назывался «Сильвер Кросс». Обещанный серебряный крест красовался прямо посреди белых неоновых букв вывески. На парковке темнели пять или шесть машин. В длинном корпусе горела пара окон. Сонный портье за стойкой поинтересовался, одну им комнату или две. Ричард, крутя на пальце брелок с ключами от машины, буркнул: «Одну», и портье, зевнув, шлепнул на стойку пластиковый ключ от номера «12». Соки, тащившаяся следом за Ричардом по темной дорожке к их номеру, не могла понять, как к этому относиться. Конечно, когда едешь автостопом, следует учитывать и такой вариант. Особенно если застопила психа и маньяка. И вообще, у нее раньше уже бывали мужчины постарше.Ее сексуальное образование начал тот самый дядя Гумберт, любитель фальшивых черных усов и кожаных дипломатов. Пару раз, когда папаша Кастер бывал в отъезде, а мама застревала на работе, дядя Гумберт подвозил Соки из школы. Усадив девочку на переднее сиденье, он сосредоточенно шарил рукой у нее по коленям. Соки не было противно, скорее, весело. Дело кончилось тем, что вконец обнаглевший дядя Гумберт завалил ее на заднем сиденье. Ничего особенно веселого в этом уже не было, потому что волосатый потный живот дяди Гумберта почти не давал ей дышать, и вообще потом всё три дня болело, но Соки опять же не особенно огорчилась. Только разбила толстяку нос, когда тот полез к ней в следующий раз. Зажала в руке костяную шахматную фигурку королевы, которую когда-то давно свистнула из папиного набора и всюду таскала с собой, и разбила.
Псих-ковбой, конечно, выгодно отличался от дяди Гумберта. Во-первых, он был психом, а это всегда придает отношениям остроту. Во-вторых, не жирным, не уродом и, вообще, спас ее сегодня от бешеных чаек. За такое принято благодарить. Когда Ричард, открыв дверь, включил в комнате свет, и широкая желтая полоса упала к ногам Соки, девушка окончательно поняла, что как следует отблагодарит ковбоя.
С благодарностью, однако, вышла заминка. Соки успела: выпить минералку из бара — раз, поваляться на широкой пружинистой кровати — два, еще пять раз безуспешно набрать Ма и Ба — три, покривляться перед зеркалом — четыре, включить древний «твердый» телек и прослушать сводку местных новостей (урожай яблок особенно задался, прошлой ночью прямо из дома пропал шестилетний Томас Уиллис, сенатор Дженкинсон встречался с избирателями округа Хартфорд) и, раздевшись до трусиков, забраться под одеяло, а ковбой все торчал в душе. Тогда Соки пошарила в рюкзачке и вытащила пару поцарапанных ай-гуглов. Батарейка почти села, да и вообще модель была дешевая — вирт то и дело глючило, объемное изображение сменялось плоской картинкой. Соки сразу вошла в MyWorld. Ее аватаркой в соцсети был старый пройдоха Йель, ворон из индейских сказок Ба.
Встряхнувшись, ворон полетел над плоской ржаво-серой прерией в сторону тотемных столбов, расставленных кру́гом. Там подписчики ее Мира оставляли сообщения. Птица-Соки приземлилась на центральный столб и завертела головой, но новых сообщений было только два: общая университетская рассылка о ходе забастовки и короткое письмецо от подруги с просьбой оставить ключ на проходной. Все. Соки еще раз облетела столбы, внимательно изучая процарапанные в темной древесине значки. Ба и Ма не были зарегистрированы, но Парень из Милуоки или Джим могли кинуть весточку.
Сердито каркнув, ворон поднялся выше и полетел во френд-зону у подножия невысоких бурых гор. Выходить из нее разрешалось немногим, потому что повсюду вокруг была личная территория Соки. В отличие от большинства других юзеров она ограничила общий доступ одной утоптанной площадкой.
До гор ворон не долетел. Внизу, в жесткой траве, он заметил какую-то суету и, спустившись ниже, начал выписывать круги. На земле лежал койот. Приблизив изображение с помощью телескопического зрения, ворон увидел, что у койота белый воротничок, что пасть койота распахнута, и что зверь безнадежно мертв. По песчаного цвета шерсти ползали крупные жуки. Один глаз был выклеван, из второго тянулась черная муравьиная дорожка. Казалось, от трупа несет падалью, хотя у ворона не было обоняния, и, вообще, запахи передавались только через церебральное подключение. Вскрикнув, Соки метнулась вверх и, задыхаясь, сорвала очки.
Койот был аватарой Джима О’Неро. Но Соки никогда прежде не видела в MyWorld мертвых аватар. Может, это такая глупая шутка? Вполне в духе О’Неро. Он знал, что Соки будет волноваться, и вот выкинул очередной свой номер.
«Не буду думать о долбаном придурке Джимми, — решила Соки. — Пусть он сам обо мне думает. Вот пересплю с этим чужим мужиком, подхвачу какую-нибудь жуткую заразу — тогда узнает».
* * *
Прошло полчаса, а в душе по-прежнему лилась вода. Ковбой там что, заснул? Или, наоборот, разгонялся? Или вообще решил сегодня ночью заменить секс правой рукой?Откинув одеяло, Соки сунула ноги в пушистые розовые тапочки (входят в список услуг мотеля) и, прошлепав к ванной, распахнула дверь. Уже стоя на пороге в облаке пара и пытаясь разглядеть, что творится в душевой кабине, она вдруг поняла, как глупо поступила. А что, если маньяк расколотил зеркало и сейчас скачет по ванной, весь измазанный кровью, готовясь полоснуть ее осколком по горлу? От такой картины Соки фыркнула и, прищурившись, шагнула внутрь, во влажное тепло.
Ричард мок под душем, положив руки на стену и прижавшись лбом к запотевшему кафелю. Он стоял спиной к Соки, и поэтому девушка сразу заметила широкий глянцевитый шрам от ожога, проходивший наискось от левой лопатки и до ягодиц. Плечи ковбоя блестели от воды и, кажется, подрагивали.
— Эй, — осторожно позвала Соки.
Молчание. Плеск воды.
— Эй, — повторила она и, мысленно проклиная себя за глупость, ткнула пальцем в спину мужчины.
И тут же отскочила к порогу — а что, если?.. Однако никакого «если» не случилось. Ричард медленно развернулся. Взгляд Соки невольно метнулся вниз, но ковбой оказался быстрей и, сорвав полотенце с сушки, обмотал его вокруг бедер.
— Чего тебе? — хрипло поинтересовался он, отключая воду.
— Ну, ты застрял так надолго. Я подумала, может, тебе плохо.
Ричард мрачно осклабился.
— Мне хорошо.
— Ага. Вижу. Ты что, тут плакал?
— Ты что, идиотка? — с интересом спросил он.
Соки подумала, что, конечно, она идиотка, потому что села в машину с психопатом, бросив Ба и Ма на съедение чайкам и еще бог знает каким тварям в оцепленном армейскими частями Бостоне.
Однако вслух она сказала:
— Не я тут бормотала о каких-то убийствах и Господнем прощении, между прочим.
Ковбой сощурился, склонив голову к плечу. В мертвенном свете люминесцентной лампы его загорелое лицо казалось бледным, как у покойника, а щетина на подбородке почти черной. Плечи не особо широкие, но и не узкие, на сухощавом теле веревками проступают мышцы.
«А он совсем ничего, — подумала Соки. — Как минимум четыре по пятибалльной шкале».
Ковбой шагнул из душа. Ванная была такой маленькой, что Соки снова пришлось попятиться, чтобы не уткнуться носом ему в плечо.
— У тебя на спине шрам, — нервно сказала она. — Здоровенный такой шрам. Где заработал?
Ответа она не ожидала, просто брякнула первое, что пришло на ум. Однако Ричард ответил:
— На пожаре. В конюшне. Горящая доска упала сверху.
— Ох.
— Это случилось давно. Еще в детстве.
— Ты хотел спасти лошадей? — снова попыталась наладить разговор Соки, глядя на то, как капли стекают по плечам и груди ковбоя.
Потемневшие от воды волосы облепили его череп, и на правом виске мужчины проступил еще один шрам, бледный и тонкий.
— Нет, — улыбнулся Ричард. — Я поджег эту конюшню. Хочешь спросить что-то еще?
Соки опять отступила на шаг и, споткнувшись о ковер, растянулась во весь рост на полу, больно стукнувшись локтем о ножку кровати.
Глава 3
Серенький волчок
Соки проснулась от автомобильных гудков за окном и села, подтянув к груди простыню. Всю ночь она ютилась на краешке, то задремывая, то вновь просыпаясь от храпа вольно раскинувшегося ковбоя, и уснула по-настоящему только на рассвете. Сейчас, если верить часам на прикроватной тумбочке, было семь утра. То есть спала она меньше часа. В окно, закрытое жалюзи, сочился серенький свет, и в этом свете стоял Ричард. Он выглядывал в щель так, словно на газоне под домом засели автоматчики. Или загонщики, наконец-то выследившие опасного зверя. Вчера ковбой тоже изрядно смахивал на волка, только больного и усталого, а сегодня — на здорового, хищного и настороженного. Соки поежилась. Роль Красной Шапочки ей не очень-то улыбалась.
Гудели, как будто на стоянку мотеля съехалась половина Бостона. Беженцы? Беглецы, как они, или…
Комм на тумбочке пискнул — пропущенное сообщение. Соки быстро включила проигрывание записи. Ба. Девушка чуть не засмеялась от облегчения, увидев на экране лицо Деборы Вачински, хотя та была изрядно рассержена. Глаза цвета голубики смотрели возмущенно, как будто перед Ба был не экранчик комма, а сама Соки, вновь стащившая из кладовой рождественские кексы.
«Соки Мария Рейнольдс, я очень, очень тобой разочарована! — прогремела Ба своим командирским голосом, от которого в былые времена, наверное, приседали все бизоны в прерии. — Здесь такой переполох, а до тебя невозможно дозвониться. Твое поведение, молодая леди, переходит всякие границы!»
Тут картинка на экране дернулась, и откуда-то из-за спины бабушки донесся голос: «Ма!»
«Мама», — радостно осклабилась Соки.
«Так вот, хочу сообщить тебе, — невозмутимо продолжала Ба, — что военные совершенно распоясались. Из какого-то госпиталя сбежали животные…»
«Из института, Ма!»
«Неважно. Они требуют, чтобы мы собрали вещи, сели в их обшарпанный грузовик и покинули город. Через двадцать минут за нами придут солдаты Национальной Гвардии. Мы, конечно, подчинимся, хотя это возмутительное насилие и нарушение наших гражданских прав».
«Мама!»
Соки улыбнулась еще шире, потому что тут мать наконец-то вырвала у бабушки комм и прокричала:
«Соки, мы поедем к твоему дяде Генри в Атланту. Мы будем ждать тебя там. Папа тоже приедет к нам из Чикаго. Непременно возьми теплые вещи — возможно, придется провести там несколько месяцев. Целую, родная!»
На записи к экрану прижались мамины губы, и Соки тоже поцеловала комм, чувствуя себя полной дурочкой. Счастливой дурочкой. Значит, с ними все хорошо. Она съездит к дедушке — не сворачивать же с полдороги. Притом, черт знает, что сейчас у ковбоя на уме. Съездит и вернется к своим в Атланту. Ну и отлично. Пропустит один семестр. Даже здорово, что проблема Парня из Милуоки и Джима разрешилась сама собой.
Соки подняла голову. Пока она слушала сообщение, ковбой не отходил от окна, только поднял жалюзи. К стеклу прилип белый прямоугольник с каким-то рисунком. Девушка пригляделась и поняла, что это листовка, наклеенная с той стороны. Завернувшись в простыню и зябко переступая босыми ногами по вытоптанному ворсу ковра, Соки подошла к окну.
С листовки смотрел мальчишка лет шести, тощий, белобрысый и темноглазый. Соки вспомнила — его вчера показывали по тиви. Пропавший Томас Уиллис.
— Что там?.. — начала она, кивнув в сторону забитой машинами стоянки.
Какие-то люди передавали друг другу листовки. Один, в сером пиджаке, с шерифской звездой на груди, забрался в кузов грузового «Доджа» и орал в мегафон.
— Поисковая партия, — не оборачиваясь, ответил ковбой. — Ищут пацана. Будут проверять лес на той стороне шоссе.
Соки облегченно вздохнула. Значит, дорога пока свободна. Может, и не будет никакой паники, никаких бегущих толп? Ведь Ба говорила — уже вмешалась Национальная Гвардия, эвакуация под контролем.
— Можем ехать? — полувопросительно произнесла она.
Вчера Соки испугалась. Однако ковбой ничего ей не сделал — протянув руку, помог встать, а затем растянулся на кровати и почти сразу же захрапел. Наверное, Соки даже сбежать могла бы. Она и сделала три тихих шага к двери, но Ричард забормотал, заворочался во сне, полосатый свет со стоянки скользнул по его лицу — и показалось, что глаза ковбоя открыты. Соки на цыпочках метнулась в кровать.
Сегодня ей уже не было страшно. Днем вообще не страшно. Потом прямо за окном шериф и его люди. Наверное, Ричард прятался от них, хотя вряд ли местные, озабоченные поисками пропавшего мальчишки, будут вглядываться в чужака.
— Поедем? — повторила она.
Ковбой молча натянул несвежую рубашку, джинсы и, набросив на плечо куртку, шагнул к двери. Соки, путаясь в собственных джинсах и в рукавах свитера, побежала за ним.
Тем временем толстяк, вцепившись в пуговицу Ричарда, прокричал:
— Сейчас парни пойдут в лес. Нам надо разделиться и обшарить все от Уотсон-Крик до фермы Диггори…
Ковбой, стряхнув руку толстяка, поднял к глазам листовку. Соки подумала, что сейчас он сомнет бумажку, отшвырнет в сторону и пойдет вызволять машину, однако Ричард снова ее удивил. Он спросил:
— Где живет мальчишка?
Толстяк заморгал, выдохнул:
— Кленовая улица, дом четыре. Но там все еще вчера обыскали.
— Когда он пропал?
— Утром. Вчера утром. Окно в его спальне было открыто. Мать к завтраку позвала — а парня и след простыл.
Ковбой скривился так, словно ему вместо сахара предложили к кофе живую пиявку.
— Двадцать четыре часа? Или больше тридцати с тех пор, как он ушел? Так вы никого не найдете.
Толстяк, мотнув головой и взбрыкнув, как жеребец на скачках, ринулся к следующему скоплению людей.
— Разве мы не хотели ехать? — тихо спросила Соки.
Шериф, оторвавшись наконец от мегафона, развернул голоэкран с комма и водил пальцем по карте, очерчивая поисковые квадраты. Мужчины столпились вокруг него. Ричард, полуприкрыв глаза, повторил:
— Так они ничего не найдут.
Взгляд под веками у него был чисто волчий.
Гудели, как будто на стоянку мотеля съехалась половина Бостона. Беженцы? Беглецы, как они, или…
Комм на тумбочке пискнул — пропущенное сообщение. Соки быстро включила проигрывание записи. Ба. Девушка чуть не засмеялась от облегчения, увидев на экране лицо Деборы Вачински, хотя та была изрядно рассержена. Глаза цвета голубики смотрели возмущенно, как будто перед Ба был не экранчик комма, а сама Соки, вновь стащившая из кладовой рождественские кексы.
«Соки Мария Рейнольдс, я очень, очень тобой разочарована! — прогремела Ба своим командирским голосом, от которого в былые времена, наверное, приседали все бизоны в прерии. — Здесь такой переполох, а до тебя невозможно дозвониться. Твое поведение, молодая леди, переходит всякие границы!»
Тут картинка на экране дернулась, и откуда-то из-за спины бабушки донесся голос: «Ма!»
«Мама», — радостно осклабилась Соки.
«Так вот, хочу сообщить тебе, — невозмутимо продолжала Ба, — что военные совершенно распоясались. Из какого-то госпиталя сбежали животные…»
«Из института, Ма!»
«Неважно. Они требуют, чтобы мы собрали вещи, сели в их обшарпанный грузовик и покинули город. Через двадцать минут за нами придут солдаты Национальной Гвардии. Мы, конечно, подчинимся, хотя это возмутительное насилие и нарушение наших гражданских прав».
«Мама!»
Соки улыбнулась еще шире, потому что тут мать наконец-то вырвала у бабушки комм и прокричала:
«Соки, мы поедем к твоему дяде Генри в Атланту. Мы будем ждать тебя там. Папа тоже приедет к нам из Чикаго. Непременно возьми теплые вещи — возможно, придется провести там несколько месяцев. Целую, родная!»
На записи к экрану прижались мамины губы, и Соки тоже поцеловала комм, чувствуя себя полной дурочкой. Счастливой дурочкой. Значит, с ними все хорошо. Она съездит к дедушке — не сворачивать же с полдороги. Притом, черт знает, что сейчас у ковбоя на уме. Съездит и вернется к своим в Атланту. Ну и отлично. Пропустит один семестр. Даже здорово, что проблема Парня из Милуоки и Джима разрешилась сама собой.
Соки подняла голову. Пока она слушала сообщение, ковбой не отходил от окна, только поднял жалюзи. К стеклу прилип белый прямоугольник с каким-то рисунком. Девушка пригляделась и поняла, что это листовка, наклеенная с той стороны. Завернувшись в простыню и зябко переступая босыми ногами по вытоптанному ворсу ковра, Соки подошла к окну.
С листовки смотрел мальчишка лет шести, тощий, белобрысый и темноглазый. Соки вспомнила — его вчера показывали по тиви. Пропавший Томас Уиллис.
— Что там?.. — начала она, кивнув в сторону забитой машинами стоянки.
Какие-то люди передавали друг другу листовки. Один, в сером пиджаке, с шерифской звездой на груди, забрался в кузов грузового «Доджа» и орал в мегафон.
— Поисковая партия, — не оборачиваясь, ответил ковбой. — Ищут пацана. Будут проверять лес на той стороне шоссе.
Соки облегченно вздохнула. Значит, дорога пока свободна. Может, и не будет никакой паники, никаких бегущих толп? Ведь Ба говорила — уже вмешалась Национальная Гвардия, эвакуация под контролем.
— Можем ехать? — полувопросительно произнесла она.
Вчера Соки испугалась. Однако ковбой ничего ей не сделал — протянув руку, помог встать, а затем растянулся на кровати и почти сразу же захрапел. Наверное, Соки даже сбежать могла бы. Она и сделала три тихих шага к двери, но Ричард забормотал, заворочался во сне, полосатый свет со стоянки скользнул по его лицу — и показалось, что глаза ковбоя открыты. Соки на цыпочках метнулась в кровать.
Сегодня ей уже не было страшно. Днем вообще не страшно. Потом прямо за окном шериф и его люди. Наверное, Ричард прятался от них, хотя вряд ли местные, озабоченные поисками пропавшего мальчишки, будут вглядываться в чужака.
— Поедем? — повторила она.
Ковбой молча натянул несвежую рубашку, джинсы и, набросив на плечо куртку, шагнул к двери. Соки, путаясь в собственных джинсах и в рукавах свитера, побежала за ним.
* * *
Не успели они пройти и пяти шагов к «Форду», как к ним подлетел краснолицый толстяк и впихнул в руки Ричарду листовку. От толстяка несло потом и возбуждением. Соки, вытянувшись во весь свой невеликий рост, зарыскала взглядом по стоянке. «Форд» прочно застрял между «Доджем», с которого по-прежнему разорялся шериф, и старым белым «Линкольном». Вообще тут шагу негде было ступить. Пар от дыхания десятков людей завис в мутном утреннем воздухе, мешаясь с запахом табака и кофе. Кажется, к поискам основательно подготовились. Кто-то, не теряя времени, уже разложил на капоте автомобиля сэндвичи, кто-то прихлебывал из колпачка термоса.Тем временем толстяк, вцепившись в пуговицу Ричарда, прокричал:
— Сейчас парни пойдут в лес. Нам надо разделиться и обшарить все от Уотсон-Крик до фермы Диггори…
Ковбой, стряхнув руку толстяка, поднял к глазам листовку. Соки подумала, что сейчас он сомнет бумажку, отшвырнет в сторону и пойдет вызволять машину, однако Ричард снова ее удивил. Он спросил:
— Где живет мальчишка?
Толстяк заморгал, выдохнул:
— Кленовая улица, дом четыре. Но там все еще вчера обыскали.
— Когда он пропал?
— Утром. Вчера утром. Окно в его спальне было открыто. Мать к завтраку позвала — а парня и след простыл.
Ковбой скривился так, словно ему вместо сахара предложили к кофе живую пиявку.
— Двадцать четыре часа? Или больше тридцати с тех пор, как он ушел? Так вы никого не найдете.
Толстяк, мотнув головой и взбрыкнув, как жеребец на скачках, ринулся к следующему скоплению людей.
— Разве мы не хотели ехать? — тихо спросила Соки.
Шериф, оторвавшись наконец от мегафона, развернул голоэкран с комма и водил пальцем по карте, очерчивая поисковые квадраты. Мужчины столпились вокруг него. Ричард, полуприкрыв глаза, повторил:
— Так они ничего не найдут.
Взгляд под веками у него был чисто волчий.