– По нему обычно ногой стучат. – Пояснение еще больше заинтриговало.
   – А что от пинка происходит?
   – Видишь, полотенце на гвозде висит? Это для особо любознательных. – Желание пнуть автомат несколько поостыло.
   – Давай лучше про соседа еще расскажи. Интересно же.
   – Я же говорил, шаманить начал. На пару дней учиться в Алма-Ату ездил. Там якобы самый продвинутый, самый главный шаман проживает. А потом он так уверовал в собственные силы, что прямо из Алма-Аты рванул в Москву предлагать свои неземные услуги в ФСБ. Хотя я могу и ошибаться. По-моему, он сначала пытался пройти отбор в телешоу о ясновидцах.
   – И его никуда не взяли, – понимающе перебила я.
   – Ага. Так вот, дом продал в пригороде задешево. Деньги проел. Потом предложил ребятам ченч.[1] Комнату – на домик в садоводстве. Нечестно вроде, но они согласились. Домик-то халявный. По наследству от деда остался. Да и на кой им эти огороды? Зато теперь в квартире покой и тишина.
   – Надо его отыскать. Может, с человеком беда приключилась?
   – Не проси. Не стану. Он не просто грохотом всех достал. Он постоянно лез не в свое дело и утверждал, что только он знает, как это дело делается. Ему, мол, духи советуют. А когда его тупые советы перестали слушать, все повторял: «Ничего, скоро война будет. Тогда вы все узнаете, что я за человек!» Ходят слухи, что теперь научился по углям горячим ходить. Наверное, таким способом постарается охмурить какую-нибудь юную дурочку. Жаль его немного. Была бы жена, все пошло бы иначе.
   Проходя по почти пустому коридору, я приметила в углу два сильно обшарпанных скейта. Неподалеку – прислоненные к стене классные велосипеды не совсем привычной конструкции. Рядом со входом на кухню, пустынную и изобилующую темными закоулками, красовался белый скелет в балетной пачке и съехавшем набок синем парике. Скелет мне однозначно не понравился своей коварной ухмылкой, в которой недоставало четырех передних верхних зубов.
   – Знакомься заново. Перед тобой – гении на все руки.
   Я громко икнула, но Игорь провел меня к комнате, в которой над обширным столом склонились давно знакомые хохмачи-затейники. Им бы в «Убойной лиге» цены не было. Игорешины стародавние друзья. Мы не раз встречались. Только я не знала, чем они занимаются, когда не хохмят.
   – Карабас, – представился первый.
   – Барабас, – раскланялся второй.
   – С чем вас, мальчики, и поздравляю, – как можно вежливее ответила я, опасливо оглядываясь на остов балерины.
   – Тебя Аннушка напугала? – Игорь подтолкнул меня к столу, закрывая за собой дверь.
   Даже если и напугала, ни за что не признаюсь.
   Карабас отличался от Барабаса ростом. Первый – значительно выше и тощее. Оба в безразмерных ярких футболках и потусторонних тертых джинсах с проймой в районе колен. Но не как у позеров-эмо, а в широких. Волосы взлохмаченные, светлые, челки одинаковой длины со всей шевелюрой. Патлатые, сутулые, в общем, красавцы да и только.
   В отличие от круглоглазого приятеля у Карабаса был крайне нетипичный разрез глаз. Во всяком случае, я таких раньше не видела. Хотя нет, на картинах какого-то голландского художника были. Правда, у теток. Такие очень удлиненные уголки глаз, словно к вискам притянутые. Их еще «русалочьими» называют. Из-за этих глаз вполне мужественное лицо Карабаса приобретало несколько курьезный вид. Даже когда он пытался быть серьезным. Тогда он смахивал на пристальную оголодавшую рысь.
   Барабас казался мне менее экзотическим и значительно более добродушным. Таких игривые девочки обычно называют «Винни-пушик». Или «пуся», что, в целом, отношения не меняет. Во всяком случае, на меня он смотрел значительно приветливее своего сотоварища. Почти с одобрением. Словно была у него в прошлом какая-то история, позволяющая понять мои проблемы.
   – Зри внимательно, девочка. Вот краткое досье на твою маман.
   Присаживаюсь рядом. На экране практически ничего. Когда и где родилась. Где училась. Где работала. Про автомото-технику я уже в курсе. А вот – адресок хаты, которая принадлежит ей уже как четыре года. Бляха-муха, если отец узнает, ему будет что делить при разводе.
   – А ведь она уже не работала, когда ее покупала? – убежденно спросил Игорь. – Значит – «совместно нажитое имущество».
   – Телепат, блин. Зуб даю, папаня ни сном ни духом. Как и я, впрочем.
   – Она ее не покупала. Ей ее подарили. Точнее – тут имеет место договор с пожизненным содержанием.
   Карабасы с любопытством дворовых котов поглядывают в мою сторону.
   – Да ты не стесняйся, детка, колись, что за дамочка. Нам, как доктору, можно доверять все, кроме кошелька.
   – Иной доктор кошелек свистнет и не побрезгует.
   – На то он и доктор.
   Пока они пререкались, текст на экране мигнул, а потом случилась катастрофа – теперь у Карабасов на иждивении завелся безмозглый комп.
   Не на шутку встревоженный Игорь грубовато выволок меня за руку из помещения. Чтоб, значит, я не марала свои младенческие уши грубой нецензурной лексикой. Соседство Аннушки придавало ситуации критический оттенок. Пришлось отвернуться и уставиться на противоположную стенку. На которой оказались развешаны трофеи последней войны с немцами. Каски перемежались ржавым оружием и какими-то колесами. Были даже сапоги. Вид которых заставил меня прижаться к Игорю покрепче, чтоб не попадать в поле зрения Аннушки. Которая вполне могла оказаться не Аннушкой, а Гансом.
   Спустя минуту, в дверном проеме возникла парочка удрученных лиц. Которые вмиг оценили мою скорбь и трусливое отчаяние, вызванное в основном нежеланием оплачивать покойные компьютерные мозги.
   – Смотри, а тут кто-то носом шмыгает…
   – Вполне натурально шмыгает. Не канючь. Ты тут ни при чем. Игорь, объясни девочке популярно – она никаким боком облома не касается. Только мы теперь не меньше твоего желаем все выяснить, раз такая петрушка приключилась.
   Я не слишком сведуща в интернет-шпионстве. Хотя, уж коли лезешь на чужую делянку – озадачься приличной защитой.
   – Я оплачу… – мужественно выдавила я.
   – Туфта. Думаешь, у нас он единственный? Стали бы мы тебе свои сокровища показывать. Мозги живут в другом месте. – Карабас насмешливо постучал Аннушку по голове, отчего та громко клацнула сохранившимися зубами. – Кроме того, не волнуйся, мы с твоего благоверного (кивок в сторону притихшего Игоря) услугами стрясем. Правда, Игореша?
   Игореша затравленно кивнул. Он такой большой и, как правило, уравновешенный, а тут скис до зеленого цвета лица. Такие перемены пробудили во мне зачатки совести. Кто их знает, этих Карабасов, что у них на уме. Может, ответные любезности моему драгоценному давно поперек горла стали. Я было хотела разрядить обстановку и ляпнуть про сексуальную направленность предполагаемых услуг, но вовремя притормозила. За такие шутки можно и по ушам схлопотать.
   – Игорь не виноват. Это моя проблема. Поэтому я вправе настаивать на оплате. Я, если задуматься, жутко услужливая. Игорь, к черту Прагу. Ты едь один, а я попробую тут разобраться с этой белибердой.
   Попыхтел мой любимый. Вот, думаю, сейчас сделает ручкой, и больше я его не увижу. Ан нет.
   – Прага – город крепкий. Это тебе не Венеция. Думаю, простоит до нашего приезда. Перенесу отпуск. Потом отгуляю, когда все прояснится. Что, тебе плохо будет, если я буду под рукой?
   Меня как подбросило. Повисла у него на шее и повизгиваю от радости. Все-таки до чего приятно обладать таким сокровищем, как мой Игорь.
   Смущенные Карабасы изобразили, что деликатно отворачиваются, пока мы обменивались долгим не братским поцелуем. Когда отцеловались, я увидела, как они трепетно обнимают пыльную Аннушку, выражая тем самым вожделение ко всему, что в юбке. Скелету было почти все равно, если не брать в расчет сползшую балетную пачку. Которая попросту обвалилась на пол. Барабасу это не понравилось, и он попытался прицепить ее на прежнее место. Попутно свалив скелет на пол.
   – Хорошо, что все суставы проволочками привязаны, – восторгался Карабас, помогая товарищу с установкой.
   – Который раз падает, а все как новая. И ни слова упрека. Надо ей за это лифчик подарить. Не пожертвуешь?
   Пришлось исхитриться и снять требуемое. Хорошо, что я его сегодня первый раз надела.
   – Смотри! В самый раз. Надо туда что-нибудь положить.
   Принесенные рулоны туалетной бумаги завершили это несусветное безобразие.
   – Трусы не отдам, – предупредила я, мысленно прощаясь с лифчиком.
   – Там скрывать нечего. Вот когда Аннушка была мужчиной…
   – Не стоит расстраивать девушку подробностями, – убежденно предупредил Барабас.
   Хорошие ребята, хоть и выглядят полными идиотами в своих безразмерных карманистых штанах.
   – Итак, сосредоточимся на проблеме, – круглые смешливые глаза рассматривали меня, словно эта самая проблема была спрятана где-то в моих недрах.
   – План нужен. Кто у нас генератор идей? Правильно – я, – поскромничал Карабас. – Дайте мне ночь на размышление. Завтра встретимся, все обсудим. А ты (это он на меня пальцем чумазым показывает) делай вид, что мчишься за границу. Чтоб духа твоего в доме не было.
   – А где я жить буду?
   Все дружно уставились на Игоря. Игорь посмотрел на мои губы. Пошевелил бровями. Многозначительно. Вздохнул глубоко и протяжно. Потом неловко полез в карман куртки. Выудил махонький полиэтиленовый конвертик. Зашуршала плотно сложенная бумажка, валясь на пол. Барабас тут же подхватил ее для детального изучения.
   Бух – Игорь падает на колено. Достает колечко и пытается зубами отгрызть ниточку, на которой бирочки прицеплены.
   Добрые Карабасы бросились к столу, заваленному всяким барахлом. Отрыли ножницы и дали ему, чтоб он зубы не портил. Один из них тут же выхватил ярлык, прищурился, зачитывая цену момента. Второй продемонстрировал подобранный ранее чек.
   – Ого! – хор выразил свое одобрение.
   Выбитый из колеи их поведением, Игорь отчаянно пытался не выйти из роли. Поэтому не сводил с меня глаз, даже когда ножницы упали на пол. Даже когда неловко мял мои пальцы, очевидно, пытаясь вспомнить, какой именно ему сейчас необходим. Особенно когда я ненароком протянула ему правую руку вместо левой. Опасаясь, что он сам не догадается. Его не сбило с толку, что оттопыренный безымянный палец говорил либо о моей проницательности, либо о наглости. Впрочем, какая разница?
   – Жених и невеста. Тили-тили-тесто, – траурным голосом провозгласил Карабас.
   Я даже посчитала нужным покраснеть, смутиться и впасть в благоговейный восторг от символа вечной любви, украшающего мой палец.
   – Чмок-чмок-чмок, – словно сговорившись, продекламировали Карабасы.
   Так мне сделали предложение.
   Мне понравилось.
   На это колечко с темно-синим камнем я давно положила глаз. Естественно, не преминув оповестить об этом факте моего возлюбленного. Я даже как-то невзначай сводила его полюбоваться на сокровище.

Глава 16

   Пользуясь тем, что мама вся в глубоких раздумьях, беззастенчиво вру про дату отбытия. Надеюсь, она мне верит. Про колечко молчу, а то, неровен час, вздумает устроить посиделки с новыми родственниками. Мне сейчас этот оливье не с руки.
   Сидела я на кухне, смотрела на маму внимательно. Все мамы как мамы, а моя не пойми кто и сбоку бантик. Жаль, если она в криминал угодила. Или все-таки проституция? Хотя проституция в некотором роде тоже тот еще криминал. Нет, я товарных девочек не осуждаю. Но согласитесь, как-то странно воспринимать свое тело и умение доставить удовольствие как объект товарно-денежных отношений. Хотя, коли мужики готовы за это платить, почему и нет?
   Сама от своих мыслей обалдевая, залилась нездоровым румянцем. Мама – по рукам? Ей же лет сколько? Действительно, а сколько ей лет? Вспомнила год рождения, посчитала, ошиблась на десять лет, снова пересчитала. Оказывается, не так и много. Но не для панели. Старовата она для таких дуростей. И вообще, меня жутко раздражает ее идиотская полосатая блузка. Английский стиль, английский стиль… Матрас английский – вот это что. У Карабасов обои в коридоре точно такой же расцветки. Когда начну зарабатывать, непременно куплю ей другую.
   Продолжила ненавязчивый осмотр мамы. Руки не колотые. Цвет лица здоровый. Для закоренелой горожанки. Наверное, все-таки не наркота. Торчки иначе выглядят. Их ни с кем не спутаешь. Как выглядят наркокурьеры, я не имела представления, но воображала их в виде осунувшихся порабощенных таджиков. Мама на таджика была похожа, как китаец на Баскова.
   Скорее всего, у нее пара-тройка постоянных любовников. Пожилые достойные дяди.
   О, я поняла. Она типа как гейша. Я кино про них смотрела.
   Она с ними про жизнь беседы беседует, жалеет их, понимает, сочувствует. Я еще раз уставилась на мамино строгое лицо. Признаюсь, сочувствия в нем не предвиделось. Быть может, это она для меня такая холодная? Припомнила тех мужиков в аэропорту. Вполне подходящие типиусы. Только тогда была какая-то папка. Которая никак не вписывалась в мою стройную теорию. Поэтому я решила про нее забыть.
   Что еще обычно гейши делают? Песни поют, танцуют?
   Танцевать, наверное, она сможет. Танго, рок-н-ролл? Вальс? К маме подходил танец в стиле утренней физзарядки. Приседания, махи руками, наклоны. Что-то такое, непритязательное в смысле пластичности. Прыжки на месте уже не укладывались в привычные мамины телодвижения. Идею с танцами пришлось оставить как несостоятельную.
   Что там остается? Песни? Насколько мне известно, песни и мама плохо совмещаются. Примерно так же, как мама и танцы. Я с детства вздрагиваю от ее колыбельных. Она по незнанию младенческого репертуара пыталась меня усыпить шедеврами из «Аквариума» или «Кино». Наихудший результат достигался поползновениями изобразить Аллу Пугачеву. Те еще воспоминания. Особенно от «Арлекино». Моими рыданиями можно было заменить пароходную сирену.
   Фигня получается.
   А если она – шпионка? Чем не версия?
   Не может быть. Шпионы вхожи в круги тайно-носителей. Иначе на кой они нужны коварным иностранным разведкам. Мама с жутко влиятельными людьми никогда дружбы не водила. Если ее разведчики пытать примутся, то она, кроме как про приготовление недорогой полезной пищи, ничего поведать не сможет.
   Значит, главной остается версия про не поющую статичную гейшу. Возможно, в стиле садо-мазо.
   Плохо, если до отца что-то дойдет. Он с радостью ухватится за малейшую возможность учинить публичную порку. Отберет у нас все, в грязи вываляет и гордо удалится в изгнание. К новой жене. Которой срочно подберет пару заместительниц помоложе и поглупее.
   Я снова посмотрела на маму. Почему она так мало говорит? Думает все о чем-то. Знать бы еще, о чем. Так ведь не скажет.
   – Мама, а о чем ты сейчас думаешь?
   Только чуть приопущенные веки выдают удивление. Легонько похлопала меня по руке. Мол, все будет хорошо. Потом встала и сделала то, чего не случалось с поры моего безоблачного детства. Прижала мою голову к животу и ласково погладила. Я обмерла. Я боялась пошевелиться. Так мне было хорошо и стыдно, оттого что я в некотором смысле ее предала. Выдала чужую тайну каким-то Карабасам. Да еще в шмотках копалась. Свинья такая. Когда все выяснится, то я потребую, чтоб никто не выносил сор из избы. А просить-то кого? Карабасов? Они ребята странные, но не трепливые. Игоря? Так он и так никому ничего не скажет, но все равно стыдно.
   Каюсь, только погладьте меня еще немного.
   – Я тебя очень люблю, – шепчу я так, чтоб быть услышанной.
   Звонкий поцелуй в макушку.
   – Собирайся. Скоро Игорь за тобой приедет.
   Повеселев, я побросала шмотки в сумку. Взяла самое необходимое, никаких нарядов. Удобная обувь на мягкой рифленой подошве. Крепкие брюки, непродуваемая куртка. Я примерно знаю, что мне предстоит. Карабасы говорили, что, может, даже на крыше сидеть придется, как Карлсону. Карлсон в капри. Удобная помесь брюк с шортами. Только почему капри?
   Мама неожиданно извлекла из моего шкафа пару лучших вечерних платьев и аккуратно пристроила в мой багаж. Пришлось соорудить понимающее лицо и прихватить туфли. Кто знает, быть может, Игорь пригласит меня на рандеву?
   – Мама, а я красивая? – пытаясь рассмотреть себя со всех сторон в зеркале, спросила я как можно скромнее.
   – Вне всяких сомнений. Только живот подбери и подбородок не опускай так низко. А еще неплохо бы пресс подкачать и приучить себя не сутулиться.
   Лучше бы промолчала.
   – Зато у меня ноги длинные. И глаза большие. И еще, – я прикинула, к чему она точно не придерется, – и еще у меня хорошие зубы и профиль классический.
   – Ты забыла упомянуть волосы. Кстати, не забудь взять фен, а шампунь выложи. Там купишь.
   Пришлось снова перебирать сумку.
   Игорь, как всегда, прибыл вовремя. Сигналил из машины, пока я пыталась одновременно уложить вещи и взять себя в руки. Так и не дождавшись моего появления, он все-таки набрался мужества подняться к нам, чтоб помочь донести вещи. Мне показалось – он теперь немного робел перед мамой. Впрочем, она этого не заметила, хотя на нервной почве Игорь был излишне многословен и говорил громче обычного. Он врать не любит. И ему было стыдно за наш заговор. Чтоб оправдать неестественное поведение, уже в машине он сообщил:
   – А может, она по глупости попала в некрасивую историю. Например, начала в игровые заведения ходить. Она – женщина, следовательно, вполне может ошибаться. А там, сама знаешь, пошло-поехало, долги…
   Встретив в моем лице откровенное непонимание, Игорь уже тише прибавил:
   – Может, ее выкупать надо.
   – Во-первых, теперь игры запрещены. Почти. Во-вторых, милый, какие на хрен долги? У нее и машины, и квартира. И какой-то дурацкий мотоцикл.
   – Тогда не знаю…
   Мама стояла у окна и махала нам вслед рукой.
   Мне показалось, что она улыбается.
   Чмок-чмок, мама. Я раскрою все твои секреты.

Глава 17

   Теперь я обосновалась у Игоря. Точнее – попала в цепкие руки Карабасов. Энергии в них оказалось несколько больше, чем, скажем, в средних размеров тайфуне. Жало которого сфокусировано на мне.
   Порой казалось, что предыдущий период биографии утомил Карабасов кабинетной работой. Просиживали штаны перед компьютерами. Лишь изредка позволяя себе стряхнуть прах с пропыленных мозгов, вырываясь на просторы тесных улиц. Чтоб подкачать вялые мышцы при помощи того же спортивного велосипеда.
   По слухам, иногда они выгуливали принаряженную Аннушку. Пугая впечатлительных прохожих. Некоторым такие встречи приносили несказанное удовольствие. В основном, молодежи. Которая мгновенно доставала мобильники и немедленно присоединялась к владельцам скелета. Умоляя увековечить себя вместе с Аннушкой.
   Аннушка была не против такого аншлага, а Карабасы поощряли любовь публики к скелету, считая такое влечение не только веселым, но и познавательным с точки зрения анатомии.
   Наряды для скелета добывались в пресловутом секонде. Особой удачей считалось напялить на череп широкополую манерную шляпу. В некоторых, особо торжественных, случаях голову покрывали обыкновенной солдатской каской немецкого изготовления. На каске из патриотизма рисовали надпись «Гитлер-капут», а Аннушка удостаивалась щеточки усов под носом и облачалась в мундир.
   – Прикинь, идем себе, а за нами несколько фашиков. Докопались до нас. «Хайль Гитлер!» – орут. Пришлось популярно объяснить, что мы по этому поводу думаем, – гневно рассказывал Барабас.
   Эксперименты с усатым скелетом пришлось прекратить. История умалчивает, кто кого тогда бил, но не исключено, что именно этот эпизод оставил Аннушку без передних зубов.
   – Нельзя использовать экспонат вместо ударно-дробящего оружия, – сетовал Барабас, обещая оснастить поврежденную челюсть новыми зубами.
   Вспомнив про деда Нила и его верных оруженосцев, я предложила выпросить старушачью вставную челюсть для ремонта утрат, но Барабас категорично отказался.
   – Когда Карабас созреет, мы наймем специалиста по протезированию и восстановим ее обворожительную улыбку. Как новая станет!
   Я не удивлюсь, если им приходило в голову вырядиться в латы, но нереальный размер остановил. Представив себе ночь, громогласные шаги Карабаса в облачении рыцаря под ручку с дребезжащей Аннушкой в балетной пачке, я присвистнула от удовольствия.
   Уж не знаю, всегда ли Карабасы так увлеченно хватаются за новое дело, но мое им показалось достойным азарта. Перед ними открылась новая, ранее неизведанная цель, сулящая неожиданный результат и сплошные сюрпризы. Поэтому они активно взялись за разработку плана боевых действий и не давали мне, несчастной, ни сна ни продыха.
   Звонки верещали через каждые пять минут. Назойливые исследователи выспрашивали про мамины привычки и дотошно уточняли распорядок дня. Интересное кино – а я знаю, что она привыкла делать в мое отсутствие? Слава богу, до них доперло, что толку от меня как от комариного уха. Тогда они самостоятельно разработали тактику следственных мероприятий операции под кодовым названием «Бзик по маме».
   – Это все ерунда по сравнению с моей бабушкой, – признался в приступе откровения Карабас. – Хотя по смыслу дело может оказаться схожим. Бабуля как на пенсию вышла, вдруг стала жить на широкую ногу. Покупает что хочет, мотается по заграницам и вообще молодится как девушка. Немного стараний – и я узнаю, что она не просто так себе бабушка, а многомужец какой-то. Прикинь – у нее было аж восемь мужей.
   – Олигархи? – робко предположила я.
   – Куда там. Самый продвинутый – бывший полковник милиции. И она решила провести инвентаризацию их чувств. Написала каждому строгое письмо. Типа неплохо бы за счастливые годы сделать ей надбавку к пенсии.
   – Наверное, они были с ней счастливы? – догадалась я.
   – По всей вероятности – да. Теперь каждый платит сколько может. Ежемесячно.
   – Невероятно! – Мне показалась заманчивой такая непыльная перспектива улучшить свое благосостояние, жаль, что до пенсии как до революции.
   – Но у твоей мамы был всего один супруг.
   – И есть, – на мой взгляд, последняя фраза нуждалась в уточнении.
   – Это как посмотреть, – осторожно прибавил Карабас.
   Похоже, он боялся травмировать меня правдой об отце, или тут дело в мужской солидарности, но распространяться о второй папиной семье он не стал. Будто я не в курсе.
   – Ладно. Все будет в ажуре. Не забывай, с кем имеешь дело, – «скромничал» внук выдающейся бабушки.
   Нет, все-таки я права, Карабасы истосковались по движению. Сегодня мы приступаем к успокоению моей совести. К выворачиванию маминой тайны наизнанку. К возвращению блудного попугая из блуда.
   Мы будем шпиками. Хотя я слабо представляю, в чем их деятельность заключается. Я даже не уверена, что они вообще существуют в реальной жизни, а не только в детективах.
   – «Секретный агент» звучит лучше, – поправил меня Карабас, когда был назван «шпиком».
   Ясным солнечным утром, когда все трудовое население сумрачно спешит на работу, а нетрудовое мстительно нежится в постели, мы вдвоем клевали носом, сидя в машине Барабаса. Шпикачество пока не вызывало у меня ничего кроме яростной зевоты. Барабас в ожидании первых известий напряженно барабанил похоронный марш пальцами по коленке.
   – Не нервируй меня, – попросила я сквозь новый отчаянный зевок.
   – Надо было сделать все по-другому. Что за отношения у вас в семье? Идиотизм в квадрате – дочь ни сном ни духом, что делает ее мамаша.
   – А твоя мать в курсе, чем ты занимаешься? – Мой сладкий голос испортил ему настроение.
   – Вот еще. Зачем ей знать? Если все рассказывать, нотаций не оберешься.
   – Ну-ну. Какие странные отношения, не правда ли?
   Барабас вытаращился на меня как рыба в аквариуме.
   – Я берегу ее покой. Сын – это тебе не дочь. В том смысле, что дочь и сын – две большие разницы. Сын – это не мама. А мама – не дочь.
   – Круто! А бабушка – это не дед. И даже не троллейбус.
   – При чем тут троллейбус? – разозлился напрочь запутавшийся Барабас.
   – Значит, ты ее бережешь? – миролюбиво уточнила я, чтоб избежать новых словоблудий. – А моя мама бережет меня.
   – На то она и мама. Слушай, отвянь по-хорошему. Я до сих пор не встречал родителей, которые тихарятся до такой степени. Если не брать в расчет бывших киллеров и прочий убойный элемент. И, как правило, это мужики. Теткам положено вить гнезда и налаживать быт, – утомленный диспутом Барабас поспешно покинул машину.
   – И молчать в тряпочку. Готовка, уборка и стирка. Воспитание детей. – Я последовала его примеру.
   Солнце уже пригревало вовсю. Барабас все никак не мог угомониться.
   – Вот, именно это. Иногда еще и работа. Утром привела себя в божеский вид, накормила всех завтраком, оттрубила на работе, прошмыгнулась по магазинам, приготовила еду, накормила всех ужином, выслушала новости домочадцев, помыла посуду, постирала что надо, погладила выстиранное накануне. Выполнила супружеский долг. Ну, конечно, бывают секреты. Любовники там всякие, немного денег отслюнить из бюджета. Все просто. Закрой рот, а то муха залетит.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента