квартиры и поселиться там самому...
Но я слишком раздражен, это уже ненависть. И это просто смешно. Надо
взять себя в руки и контролировать ход мыслей.
В Петербурге остался друг - Павел. Я вспоминаю его глаза. Большие,
грустные, глубокие, красноватые от усталости глаза. Иногда бывает, что
смотришь в глаза человека и взгляд проникает куда-то глубже, как будто они
объемные, и ты видишь некое особое пространство внутри этого человека.
Видишь это пространство сквозь его глаза. Но чаще случается, что взгляд
отскакивает от глазного яблока, глаза будто нарисованы на голове, за ними
ничего нет. Увидев Павла впервые, я сразу отнес его к первому и, к
сожалению, все реже встречаемому типу людей. Людей, к которым тянешься
инстинктивно. Просто они интересны, и с ними чувствуешь себя легко и
свободно.
Пашка русский, но родился в Ташкенте - отец был главным инженером на
крупном ташкентском предприятии. Жили в большой четырехкомнатной квартире в
центре. Во время взрыва национального самосознания успели бежать, бросив
квартиру и имущество, так как его запретили забирать с собой. На предприятие
пришли новые "национальные" управленцы и все быстро разворовали и развалили.
А беженцам Российское государство выделило кусок земли под фермерское
хозяйство в Самарской области и установило такие закупочные цены на
результаты их труда, что они с большим трудом сводят концы с концами. На
серьезную материальную поддержку родителей Павлу надеяться не приходится. Он
отучился 5 лет в ВУЗе, потом, чтобы не возвращаться в деревню, пошел в
аспирантуру, прожил еще 3 года в общаге, как аспирант и был отчислен в связи
с ненаписанием диссертации. Все это время он пытался найти приличную работу
и закрепиться в этом городе. Но врожденная порядочность и непреодолимая вера
в людей не оставляли ему шансов на сколько-нибудь приличное материальное
существование. Бывали месяцы, когда его финансов хватало только на булочку и
стакан кефира в день, и однажды у него случился голодный обморок.
Когда мы только познакомились, то проговорили весь день. Темы были
разные, он увлекался искусством, занимался балетом, играл в театре-студии,
много читал и интересовался историей Петербурга. На карте города, он чертил
мне, какими маршрутами поведет меня завтра. Он, действительно, знает гораздо
больше экскурсоводов, причем такие места, где они ни разу не бывали. Он
верит, что этот город - живой. Павел показывал мне какие-то статьи про
привезенных из Египта сфинксов, символизирующих загробный мир. Сфинксы,
говорил он, несут в себе огромный заряд отрицательной энергии, они губят
людей. В такие моменты он казался мне совсем ребенком. В коридорах общежития
он показывал мне балетные па, а когда вечером мы пришли к нему в комнату, то
я поразился непривычным для общажной жизни порядком и хозяйственностью
Пашки. Он умел готовить абсолютно все (включая торты), стирал, гладил,
прибирал и ремонтировал комнату. Когда разговор на возвышенные темы
перевалил за 2 часа ночи, я задал давно мучавший меня вопрос: "Я все
понимаю, Паш, искусство, домашнее хозяйство, учеба, работа, а с девушками-то
у тебя как?". Он надолго замолчал.
- Знаешь, вчера шел в университет, хотелось есть, немного кружилась
голова, остановился у продавщицы пирожков и сосисок в тесте, думаю - купить,
не купить. А потом решил - лучше сэкономлю эти деньги. Будет у меня
когда-нибудь девушка, я их на нее потрачу.
А дальше я узнал о его юношеской или скорее детской школьной любви. Ее
родители бежали из Ташкента в какой-то сибирский городок. С тех пор они
переписывались, скорее он писал и посылал вызовы на телефонные переговоры,
она сначала отвечала, но потом перестала писать и последний раз не пришла на
переговорный пункт в назначенное время. Паша очень переживал и впоследствии
я вместе с ним ходил на главпочтамт узнавать, не пришли ли письма до
востребования такому-то. Но их не было. За прошедшее с их расставание время
девушка уже успела выйти замуж и развестись, но Павел все надеялся и ждал.
Он надеялся найти хорошую работу, заработать на квартиру и уже тогда
пригласить ее, чтобы она ни в чем не нуждалась. По правилам аспирантского
общежития семейные имели право на отдельную комнату, но Павел не допускал
мысли, что их жизнь начнется в нищете и грязи общаги.
Я не буду здесь долго объяснять нравы Питера. Молодой человек без
постоянной прописки и доходов, квартиры, машины, с рационом питания одна
булочка и стакан кефира в день, в принципе не существует для тамошних
красавиц и не только для них, как человек-невидимка. В начале знакомства к
вам будет проявлен несомненный интерес и общение резко пойдет в гору, но
потом последует обязательная формальная часть с выяснением места жительства,
и вы моментально перестанете существовать, станете невидимым. Не знаю, как у
вас, а у меня и в тот памятный день и потом при общении с Пашей возникала не
столько жалость, у меня сжимались кулаки, меня начинало легонько знобить от
переполнявшего желания дать сдачи тем, кто устроил эту жизнь для Паши и
таких, как он, по всей стране, дать сдачи за Пашку...
Последний раз я видел Павла в прошлый приезд в Питер. Расставание мы
решили оформить шумными проводами. Гуляли по городу, а в ночь перед отъездом
пошли в ночной клуб. В начале третьего часа меня утомило все это блескучее
пиршество, я захотел спать. Но как это осуществить, ведь мосты разведены, и
мы отрезаны от гостиницы Невой? Пашка вызвался провести к первому
опускающемуся мосту, за которым уже можно было поймать "авто". Стояла
промозглая осень. Помню, со стороны Финского залива дул такой ветер, что на
него можно было ложится, как на наклонный пляжный лежак. Было темно и
холодно, я с трудом ориентировался на местности, все внимание уходило на то,
чтобы смотреть под ноги и двигаться, максимально сохраняя в себе тепло.
Помню, что с моста мы повернули направо, машин не было. Мы дошли до
какого-то изъеденного сыростью дома, закрытого в строительные леса. В этот
момент с нами поравнялся милицейский "Газик". Ехал он со скоростью нашего
шага и сквозь стекла виднелись лица в фуражках, повернутые в нашу сторону.
Какое-то время мы двигались параллельно. Это было приятно - стражи порядка
сопровождают припозднившихся пешеходов. Потом "Газик" резко свернул вправо и
преградил нам дорогу. Из машины вылез невысокий, плотный милиционер, чем-то
неуловимо и непередаваемо напоминающий бандита-беспредельщика.
- Руки на голову, - сказал он с интонацией самолюбования явно
безнаказанной агрессии и вероломства. Почему-то мы безоговорочно
подчинились.
За одну минуту наше движимое имущество стало предметом самого
тщательного изучения стражей порядка. Особенностью моих брюк были
бессмысленно маленькие карманы, из них все выпадало как только я садился.
Памятуя об этом их предательском свойстве я отдал свои деньги Павлу, оставив
в ненадежных карманах только мелочь. В общем у него насчитали около 7,5
тысяч рублей.
- Ага, вы бандиты, грабители. По всем приметам подходите. А деньги -
награбленные. Мы их конфискуем.
- Как, но мы же... Как так, ведь мы... Мы не виноваты. Пятнадцать минут
назад вышли из клуба, есть свидетели. Идем по домам. Это... Это -
недоразумение.
- Про недоразумение в отделении расскажешь, - с железной улыбкой
отрезал наш новый знакомый.
- Что, сопротивление милиции, б..., на 15 суток захотели, суки. Сейчас
устроим, - вмешался в разговор другой слуга закона, только что вылезший из
машины. Он немного пошатывался и нежно постукивал дубинкой по своей левой
ладони.
- Этот не местный, в паспорте билет на утренний поезд, а этот, - первый
из стражей порядка ткнул палкой в Павла, - вообще без прописки.
- Я вам сейчас все объясню. Я объясню... Я отчислился из университета и
съехал из общежития, где был прописан. Сейчас...
- Да они же в жопу пьяные, везем их сначала в вытрезвитель, - заключил
третий, вылезший из машины милиционер.
И тут я понял, что у них было общего - они все были сильно пьяны. Можно
было догадаться сразу по интонации, мимике, аляповатости жестов. Но где там,
нас трясло то ли от холода, то ли от страха, переданного той безграничной,
разнузданной уверенностью в безнаказанности насилия, которая сквозила во
всех действиях представителей власти. Я чувствовал себя загипнотизированным.
Кто я здесь - в чужом городе?
В клубе мы действительно выпили по бутылочке пива и стакану "Мартини",
но это было три часа назад и давно выветрилось на штормовом ветру. Действие,
происходящее с нами нельзя было объяснить алкоголем, оно было другого рода.
"Как же теперь, что же", - металось в голове, - "до поезда осталось часов
семь, в гостинице вещи, дела в Самаре, а если станет известно, что я угодил
на 15 суток... от них всего можно ожидать... что же делать, что...
Отказаться лезть в машину, позвать на помощь... И что кричать - "милиция"?
- Отпустите нас пожалуйста, мы не виноваты, мы больше не будем, - голос
Павла сломался, я почувствовал, что он на грани истерики.
- Испугались козлы, боитесь твари. Ладно, - тот кто проверял документы
пихнул меня, держащего руки над головой в живот, - забирай паспорт и катись.
Ты по приметам не подходишь. Смотри если что, я поезд запомнил.
Я застыл в нерешительности. Глаза встретились с глазами Пашки: "Иди,
тебе ехать, они разберутся, отпустят".
Его грубо запихнули в машину... Помню, как я бежал от этого места,
дрожь прошла только в гостинице. Но потом навещала на перроне и в купе,
короткими слабеющими приступами. Да и не дрожь это была, а какие-то
сумасшедшие судороги, пробегавшие по всему телу. Из гостиницы до вокзала я
старался проскочить, как можно незаметнее - вдруг протрезвеют и начнут
искать, подкараулят у вагона.
С Пашей связь прервалась, он перед этим случаем снял квартиру в
пригороде - Колпино. Точного адреса я не знал, а телефона там не было. Были
общие знакомые, но с ними я, в основном, общался через Павла. Почти год у
меня не получалось выбраться в Питер. Что-то ныло внутри, и Павел ни разу не
позвонил.
Вернулся я в следующем году, в конце Мая - ко дню города. Стал его
интенсивно разыскивать. Номер милицейской машины я не запомнил, не до того
было. Ходил по знакомым знакомых. Нашел женщину, которой посоветовали его,
как смирного, скромного, тихого, хозяйственного - золотого квартиросъемщика.
Узнал от нее все. Все про Пашку.
Его нашли тогда же, осенью, двумя днями позже. В заброшенном, "под
снос" доме. Его били в одной из комнат на втором этаже, проломили череп и
бросили. Видимо, потом сознание к нему вернулось, и он выполз из комнаты,
дополз до лестничной клетки. Он искал людей, надеялся на помощь. Я много раз
представлял себе, как он ползет по пустому коридору, по битому стеклу и
штукатурке, теряет и возвращается в сознание. За что?
Официальной версией было нападение бомжей, которые иногда ночевали в
этом доме.
Я узнал адрес и пошел по тому маршруту. Миновал мост. Вот она - эта
дорога. Я помню каждый камень под ногами. Здесь я поднял голову и посмотрел
вправо. На той стороне виднелся купол Исакиевского собора - все происходило
в центре города! Мы прошли чуть дальше, здесь я посмотрел налево. Вот оно,
то здание в строительных лесах. Все сходится. Теперь совсем близко, я считаю
шаги. Вот. Все. Здесь. Я поднимаю голову, черт! Я стою под сфинксом, он
как-то незаметно вырос рядом, почему я его не видел тогда? Все остальные
предметы располагаются именно так, как я их запомнил. Только сейчас день и
тепло. А его я не заметил. Но он должен был быть здесь тогда. Свидетель или
соучастник. Вот почему я так дрожу. Остолбеневший, стеклянными глазами
таращусь на каменную статую. А я кто - свидетель или соучастник. Мог
закричать, вцепиться в Пашку мертвой хваткой - не отпущу, вдвоем везите.
Почему?
Долго искал тот дом, Его до сих пор не снесли. Стоит. Я представил
скрип тормозов. "Газик" у черного проема вышибленной двери. "Выходи,
повторный обыск". Или все было не так. Может, его отпустили, но тогда кто?
Как это узнать? Я ведь и лиц-то их толком не запомнил. Смотрю на людей в
форме. Похожи? И да, и нет. Страх помню, камни под ногами, набережную помню.
Фонарь светил у них из-за спины. Силуэты с погонами, больше ничего вспомнить
не могу. Ах да, глаза. Глаза его, когда расставались, помню. Глаза Пашки...
Всегда его слабым считал, заботился и инициативу на себя брал, когда
серьезные решения принимать надо было. Не доверял ему. А тут он все решил.
Ведь эти глаза меня тогда отпустили. Много ли они повидали, кроме общаги да
питерских улочек. Говорил ему: "Поезжай в Самару, климат хороший, работу
найдем, поживешь по-человечески".
- Нет. Не могу этот город бросить, мне его климат милее всего. Уж
как-нибудь здесь поживу.
Жил он тихо, скромно, робко даже и как-то незаметно жил. Претензий не
имел. Про судьбу говорил, что не убежишь, мол. Вот и не убежал.
В сущности, эти листочки, да пара фотографий - вот и все, что у меня
осталось на память о друге.

Взгляд, брошенный на глубинку, создает впечатление безнадежно нищей
страны, лишенной будущего. Парадная Москва, в которой инициируются основные
криминальные и казнокрадские процессы Украденной Страны (УС), не имеет
ничего общего с провинцией. Она похожа на развращенный Рим перед нашествием
варваров. В сущности эти два полюса российской жизни все больше напоминают
подземный и надземный мир будущего, марлоков и элоев Герберта Уэлса.
Необходимо полное обновление российской правящей элиты.
Фашистская Германия прошла через позор Нюренбергского и других судов над
своим руководством. В коммунистической империи события развивались по
другому сценарию, и смена государственного устройства произошла чисто
формально. Можно сказать, что УС является последней стадией разложения
коммунистической империи. На лицо утрата контроля над частью территории,
ослабление авторитета и значения как центральной власти, так и власти
вообще.
В первую очередь в жертву новому времени приносятся нравственные
законы, за ними следуют законы административные и уголовные. Бизнесмены
воруют все, что плохо лежит. Нефтяные и газовые олигархи воруют природные
богатства, бандиты воруют у нефтяников, газовиков и бизнесменов, кидалы
кидают и тех и других. Банкиры и построители пирамид воруют у лохов и из
бюджета. Правители воруют у народа в целом.
Нравственной оценки общества должен быть подвергнут весь этот мир,
построенный на иллюзорных ценностях - много раз украденных друг у друга
деньг. Мир разврата, в котором все уже настолько перепродано, что потеряло
последнюю ценность, где каждый одновременно является и проституткой и
клиентом. Мир шикарных тусовок, модельных агенств-борделей, чиновников
миллиардеров и их детей - дегенератов. Мир, где первым делом продается
совесть, как самое бесполезное или даже вредное. Мир, существующий не ради
людей, а ради обращения денег. В сознании общества должно закрепиться
брезгливо-гадливое отношение к этой оборзевшей от собственного бездушия
инфернальной вакханалии.
В этой ситуации необходимо выражение общественного недоверия
существующей власти, ее формам и методам правления. Понимая, что главными
опорами режима являются страх одних, добровольное сотрудничество и высокая
материальная заинтересованность других, необходимо повести наступление на
эти основы. Особенно важным является культурное возрождение нации, создание,
а точнее, возврат к существовавшим нормам и ценностям. Безудержное
обогащение, производящее такое сильное впечатление и вызывающее зависть
людей, должно быть подвергнуто порицанию, признано пошлым и постыдным, на
фоне нищеты и бедности народа.
Растоптанная в верхах нравственность должна подняться снизу, когда
значимая часть населения не просто осознает происходящее, но и
продемонстрирует свое к нему отношение.
За короткий исторический период (10 лет) власти удалось кардинально
изменить общественные представления о морали и нравственности, добиться
того, чтобы практически каждый руководитель предприятия нарушал налоговое
законодательство и не только его, чтобы чиновничий аппарат стал работать
только на себя, а работники заводов и НИИ превратились в торгашей, кидал и
бандитов. Несомненно существует и дорога, ведущая в обратном направлении,
вот только она намного сложнее. Для успешного движения по ней необходимо
прикладывать усилия с двух сторон. Со стороны общества, через
деятелей культуры должна быть развернута широкая пропаганда общечеловеческих
ценностей. Здесь главная роль принадлежит СМИ, образованию, искусству. Новые
поколения должны мечтать о карьере летчика, ученого, банкира, но не
"крутого", как в настоящее время. Видя, что правящие круги пытаются
законсервировать ситуацию в стране, предлагая на выборах новые комбинации из
уже известных и несущих ответственность за происходящее политиков, общество
должно бойкотировать весь этот фарс, отказаться от участия во лжи. Нужно
дать им понять, что виноваты, в той или иной мере, не просто Немцов или
Черномырдин, виноваты они все, вся политическая элита.
Со стороны государственной власти должна быть проведена реформа
управления, закрыты лазейки к бесконтрольному обогащению узких групп
населения. Любые украденные деньги становятся кровью того спрута, который
опутал Россию. На эти деньги содержатся многочисленные охранные агентства,
являющиеся по сути мини-армиями авторитетов, на эти деньги оплачиваются
услуги проституток и чиновников, покупаются милиция, налоговая инспекция и
полиция, администраторы от приватизации и т.д. Эти деньги служат предметом
дележа и криминальных разборок. Полагаю, что не будь в России феномена
"Газпрома" и банковской системы, занимающейся не кредитованием производства,
а хищениями и предоставлением услуг по уклонению от уплаты налогов, а также
вывозу капиталов за рубеж, то объем активно обращающегося в стране оружия
был бы значительно ниже. Ни один киллер не станет работать за идею. Наиболее
верный способ победить организованную преступность государственного масштаба
- это ее обескровить, отобрать у нее контроль над распределением
национального продукта.
Нынешней власти приходится опираться на наименее порядочные элементы
населения. Идеалисты, люди, ценящие свое достоинство, люди щепетильные, все,
кто ценит свободу и не хочет унизить себя соучастием, держатся от нее в
стороне. Остаются карьеристы и приспособленцы, а также криминал, их
мировоззрение слишком узко, чтобы из данной среды выделились новые таланты,
способные возглавить движение Страны в будущее.
Для прогресса необходимо, чтобы первые сменили у власти вторых. Первые
- это ученые и деятели культуры, не сумевшие по причине своей моральной
конституции обогатиться за последние 10 лет. Это романтики, люди чести,
идеалисты в белых перчатках, не поддавшиеся соблазну принять участие в
разворовывании страны, все те, чей культурный уровень диктует императив
общественных и человеческих ценностей над ценностями личного обогащения.
Яркий пример такого человека Сахаров, пришедший во власть и ушедший из нее
без банковских счетов и недвижимости за границей, но с честью и
достоинством. Для Индии людьми такого культурного склада были Махатма Ганди,
Рабингранат Тагор, Джавахарлал Неру и т.д., для США Томас Джефферсон, Авраам
Линкольн, Александр Гамильтон и многие другие. Эти люди есть в каждой
жизнеспособной нации, и пока их не истребили, у нации есть будущее...


Вагон опять сильно тряхнуло. Когда же они научатся тормозить, не бревна
везут, а новых граждан свободной России - главную ценность государства. Я
выглянул в окно - Нижний. Скорее из душного купе, куплю себе чего-нибудь
пожевать, а то живот уже присох к позвоночнику. Выбравшись на перрон я решил
провести маркетинговое исследование конъюнктуры рынка - пройтись среди
торгующих старушек. Приближаясь к зданию вокзала, еще издали заметил
невероятно неуклюже, кургузо одетого солдатика в мешковатой застиранной
гимнастерке и сапогах в такую жару. На его лице, казалось, отразилось все то
попрание слабых и беззащитных, которое происходило в стране последние
полвека. Когда между нами оставалось 5 метров, он громко шмыгнул и вытер нос
рукавом гимнастерки на всем его протяжении от манжеты до плеча. Я
поравнялся, прикидывая: "Мои 1 метр 95 сантиметров и его 165 сантиметров
минус каблуки сапог, так кто кого будет защищать случись что, к тому же у
него налицо явные признаки рахитизма".
- Дайте на хлеб, сколько не жалко, - неожиданно вымолвило привлекшее
мое внимание существо.
- Да, да, конечно, - я стал быстро рыться в карманах в поисках мелочи,
- пятерка устроит? - протянул я скомканную бумажку. И самому стало стыдно за
всю очевидную глупость вопроса, торопливо достал и протянул червонец.
Солдатик, видимо, тоже чувствовал себя неловко, поблагодарив и отведя в
сторону опустошенный, а может просто голодный взгляд, он быстро удалился.
Назад в вагон, хватит, теперь не вылезу до самой Самары и в окно
смотреть не буду - насмотрелся. Читать, читать и читать:

Кризисы в России следуют один за другим. Власти в лучшем случае
прибегают к лоскутным мерам и паллиативам, они опасаются высвобождения
творческой созидательной силы нации, для них проще взять новые кредиты.
По-прежнему предпочтение отдается настоящим и будущим интересам узких групп
населения. Российские власти, очевидно, полагают, что поощряя стремление к
чрезмерному обогащению этих людей, они наилучшим образом способствует
возрождению экономики. Продажность и кумовство царят повсюду, и нет никаких
общественных рычагов (генеральный прокурор, пресса), чтобы сдержать их.
Главное препятствие прогрессу в России - навязанная небольшим числом
людей и ориентированная на их частные интересы политическая система.
Основной недостаток этой системы не в том, что немногие получили возможность
бесконтрольного, незаконного обогащения, а в том, что подавляющее
большинство граждан страны лишено стимулов и самой возможности
производительно, плодотворно трудиться. Приватизация и расхищение
предприятия является самым легким и коротким путем к богатству для единиц.
Для жителей данного города - это катастрофа. У работающих на предприятии
есть семьи, зависящие от их доходов. На заработанные на предприятии деньги
оплачиваются товары и услуги, а значит, обеспечиваются рабочие места других
горожан. На налоги, взимаемые с предприятий и зарплаты сотрудников,
содержится городское хозяйство, социально-культурная сфера, образование,
здравоохранение и т. д. Таким образом, осуществленные нынешним режимом
преобразования имеют далеко идущие негативные последствия и отбрасывают
Россию на десятки лет назад в ее экономическом, в т.ч. промышленном
развитии.
Организованная преступность в России представлена системой
государственной власти (вот что такое русская мафия). Смешно выглядят
телевизионные передачи об организованной преступности, где демонстрируются
группы из 2-х -3-х вымогателей или каких-нибудь мелких жуликов, а сразу за
этой передачей следует блок новостей политики и экономики, в котором
отражается настоящий разгул действительно опасной для общества преступности.
Представители нынешней власти проявляют такую вопиющую некомпетентность и
неуклюжесть в управлении страной, которые могут быть только умышленными.
Временами они опрокидывают финансовые рынки и совершают, казалось бы,
абсурдные и разрушительные для всех действия. Но при этом очень четко
используют финансовые инструменты для собственного обогащения. Они далеко
ушли от героев К. Райкина, бравших "в конверте" или "в другой форме". Теперь
перед атакой на "Газпром" его акции предварительно сбрасываются (продаются
по максимально высокой цене), а в момент кульминации истории государственных
претензий к монополии, позволяющей небольшой группе людей по сути владеть
национальными богатствами, акции скупаются по минимальным ценам.
Несколько лет Запад настойчиво рекомендует российскому руководству
провести декомпозицию (расчленение) "Газпрома" и РАО ЕЭС, по сути частных
компаний, созданных из бывшей государственной собственности и владеющих
(будем честными по отношению к себе) бывшими национальными богатствами.
Западные теоретики надеются, что тогда в этих отраслях появится хоть
какая-нибудь конкуренция - как же все-таки далеки они от понимания сути
происходящего в России.
Истинная беда России в том, что власть является здесь главной
коммерческой организацией. До тех пор, пока данное положение вещей не
изменится, демонополизация "Газпрома" и ему подобных невозможна.
Система круговой поруки необычайно быстро проникла в государственные
институты. В известном смысле можно сказать, что она существовала и при
коммунистах, но не в таких явных и циничных формах. Произведенные ей в науке
и высшем образовании изменения довели данные институты до воистину
плачевного состояния. Во многом лишенные государственной поддержки наука и
образование не "американизировались", как ожидалось. Лишившись
немногочисленных добродетелей коммунистического прошлого, они попали во