Страница:
Юрий Козловский
Проект «Пламя»
Пролог
1999 год
До знакомства с олигархом Потапов всегда подбирал клиентуру сам, и исключения из этого правила не делал, поскольку знал цену своим услугам. Если заказчик, пусть даже из лучших побуждений, пытался сделать ему рекламу, он навсегда лишался возможности снова увидеться с ним. А после первого же задания миллиардера Сидорина, которое Потапов исполнил с особым блеском, тот предложил ему работать только на него. Оценив размер гонорара, Потапов с радостью согласился и в один день обрубил все старые связи. Работа на одного клиента, тем более такого, как этот всемогущий олигарх, полностью устраивала его, потому что в деньгах он ничего не терял, а в безопасности даже выигрывал.Имея дело с прежними заказчиками, Потапов всегда чувствовал свое превосходство. Все их действия были предсказуемы, а задания – шаблонно просты. Дальше примитивного устранения конкурентов их фантазия не заходила, а ведь он не был обыкновенным наемным убийцей. Потапов считал себя специалистом по решению острых вопросов, имея для этого все основания. В своем деле он был гроссмейстером. Сидорин сумел оценить такой талант, и его нечастые задания каждый раз были неожиданны и далеко не всегда связаны с лишением кого-то жизни. Взять хотя бы последнее дело, когда Потапов похитил в Магадане и вывез в Москву из-под носа очень даже серьезной охраны какую-то девчонку-студентку.
Не нравилось одно. Каждая новая встреча с Сидориным заставляла Потапова все больше проникаться ощущением собственной незначительности по сравнению с клиентом, чего раньше никогда не бывало. Исполняя задания, он чувствовал себя мелкой шестеренкой в огромном механизме, созданном и управляемом миллиардером.
А потом случилось нечто непонятное. В газетах про это не писали, но у Потапова имелось достаточно источников информации, и он знал, что финансовая империя Сидорина разгромлена, предприятия перешли в собственность государства, а сам он бесследно исчез. Одни говорили, что олигарх скрылся за границей, другие – что он арестован службой безопасности. Но лишившийся работодателя специалист по особым делам решил не торопить события и не возобновлять связи со старыми клиентами. Потапов просто ждал, справедливо полагая, что если Сидорин жив, то, попав в сложное положение, будет вынужден прибегнуть к его услугам. Главное, чтобы у бывшего миллиардера сохранились какие-то деньги, потому что Потапов дорого ценил свою работу и не собирался делать скидку на сложное материальное положение клиента. И он не ошибся. В середине января Сидорин позвонил и предложил встретиться.
Место было выбрано странное. Впервые Потапову было предложено спуститься для встречи под землю, на станцию метро «Новослободская». Сидорин появился почему-то со стороны туннеля и подсел к расположившемуся на скамейке Потапову. Опального миллиардера было не узнать. Раньше всегда подтянутый и спортивный, сейчас он выглядел худым и изможденным. Вместо обычного идеально сшитого костюма – серые тряпки с барахолки, которые висели на нем, как на пугале. И еще от него исходил сырой и затхлый запах подземелья. Но стоило Сидорину заговорить, и Потапов сразу отбросил возникшую поначалу мысль – встать и уйти. Несмотря на непрезентабельный вид и потерю миллиардов, это был все тот же решительный и могущественный человек. И главное – он сразу вручил Потапову внушительную пачку долларов.
На этот раз задание оказалось совсем несложное. Нужно было отправить на небеса одного восьмидесятилетнего старичка, который жил с такой же старой женой без всякой охраны в хрущевке в районе Дмитровского шоссе. Единственное условие – смерть должна была выглядеть естественной. Но при таком возрасте объекта это не представляло никакой трудности…
Когда фургон «скорой помощи», в котором везли арестованного Роберта Сидорина, остановился, он открыл глаза и увидел, что дверь открылась и около нее стоит какой-то человек в лыжном костюме и жестом приглашает его выйти на улицу. Роберт оглянулся на конвойных – они сидели, как истуканы и пустыми глазами пялились в стенку. Он с трудом, кряхтя и широко расставляя ноги, потому что содержимое памперса не способствовало нормальной походке, спустился на землю. «Скорая помощь» стояла перед открытыми воротами, ведущими во двор большого мрачного здания. Присмотревшись внимательнее, Роберт понял, что его привезли на Лубянку. Два прапорщика около ворот тоже смотрели куда-то в сторону. Не замечали происходящего и люди, сидевшие в легковой машине, которая стояла сзади.
Человек, лица которого Сидорин никак не мог рассмотреть, взял его за рукав и куда-то повел. Роберт не хотел идти с ним, но сопротивляться не мог, ноги сами несли его. А то, что прежние способности покинули его, он понял еще у себя в поместье…
Увидев, с какой легкостью этот немолодой человек с фигурой бывшего гимнаста управился с охраной прямо перед въездом на Лубянку, Роберт Сидорин сразу понял, к кому в руки он попал. И это перепугало его до колик в желудке, который и так еще не отошел от перенесенных страданий. Заметив его страх, человек заглянул Роберту в глаза, и тот сразу успокоился и перестал бояться.
Так они дошли до входа в метро и спустились по эскалатору вниз. Сидорин лет десять, как не пользовался подземкой, и даже не знал, как теперь туда входят, где и сколько платят. Но делать этого и не пришлось, потому что похититель провел его мимо служащей метро, которая даже не посмотрела в их сторону.
Потом они проехали две станции в полупустом вагоне, долго шли по переходам, снова ехали. Наконец вышли на станции, название которой было написано на стене большими бронзовыми буквами, но Сидорин его не запомнил. Тут незнакомец повел его не к выходу, а почему-то в туннель, куда уходили поезда. Роберт окончательно перестал что-нибудь понимать. Из туннеля через скрипучую металлическую дверь они попали в длинный, слабо освещенный коридор, пройдя его, спустились по железной лестнице, снова пошли по коридору. Потом снова пришлось спускаться, но уже цепляясь за ржавые металлические скобы, вбитые в стены круглого бетонного колодца диаметром метра в два.
Через некоторое время Роберт заметил, что в подземелье, где они находятся, нет ни одной лампочки, но, несмотря на это, он прекрасно все видит, правда, в каком-то призрачном зеленоватом цвете. Значит, все-таки сохранилось что-то из прежних способностей, подумал он. Или таинственный похититель наградил новым качеством.
А тот целеустремленно двигался вперед. Теперь Сидорин при всем желании не смог бы отыскать дорогу назад. Но он не думал об этом, потому что внимание отвлекало все усиливающееся чувство жжения, вызванного содержимым памперса. Он готов был сбросить брюки и вымыться в первой попавшейся луже. Но его проводник не останавливался. За всю дорогу от самой Лубянки он не проронил ни слова.
Наконец они вошли в коридор, где мощно сквозило, и поэтому тут не было пыли, на которой могли остаться следы. Метров через сто коридор перегораживала стальная решетка, сваренная из прутьев толщиной с руку, в которой была такая же решетчатая дверь, закрытая на огромный висячий замок. Но незнакомец туда не пошел. Не доходя до решетки, он что-то повернул на стене, взялся за какой-то выступ, и с усилием потянул на себя бетонный блок, оказавшийся дверью. И Роберт с облегчением понял, что они наконец-то пришли на место.
А место это чем-то напоминало подвальный этаж его, Сидорина дома, только площадь поменьше. Тут было несколько жилых комнат, обставленных удобной мебелью. Даже чистое постельное белье имелось на полках шкафов, а на прекрасно оборудованной кухне стояли несколько холодильников, забитых съестными припасами. Большая кладовая была полна коробками и мешками. Но все это Роберт рассмотрел позднее, а сначала он бросился в душ, который ему милостиво предоставил в пользование хозяин подземелья…
Все это произошло две недели назад. Теперь Роберт знал, что человека, похитившего его у генерала Романова, зовут Иван Матвеевич, и он принадлежит к числу тех людей из таинственной организации долгоживущих, из-за которых и случились все его, Сидорина, беды. Рассказывал Иван Матвеевич немного, но Сидорин с детства отличался сообразительностью, и многое понял сам, а главное – то, что отныне он, никогда раньше не признававший диктата над собой, будет беспрекословно подчиняться этому человеку. Таким могуществом веяло от Ивана Матвеевича. А свои прежние способности, как Роберт ни старался, восстановить он так и не смог.
Поэтому Сидорин был почти счастлив, когда ему удалось оказаться полезным учителю, как он называл про себя Ивана Матвеевича. Тот рассказал, что убежище, в котором они укрылись, было построено и оборудовано еще в тысяча девятьсот пятьдесят втором году по совершенно секретному решению руководства комитета партийного контроля. Для кого – до сих пор оставалось секретом, потому что проделано все было в тайне даже от членов политбюро.
– В пятьдесят втором? – позволил себе усомниться Роберт. – Мебель новая, и холодильники тоже…
– Это уже недавно доставили, по моему распоряжению, – объяснил Иван Матвеевич. – До этого здесь было пусто, потому что, когда строительство закончили, партийным инквизиторам стало не до убежища. Строила его спецбригада заключенных, ни одного из которых давно нет в живых. Вся проектная и строительная документация еще в пятьдесят четвертом была изъята моим человеком. Единственный оставшийся до сих пор в живых свидетель – бывший прораб «Спецподземстроя». Вот он-то меня и тревожит. Хоть он и давал сотню подписок о неразглашении, кто его знает, как он поведет себя сейчас, когда все позволено?
– Так в чем дело? – удивился Сидорин. – Давайте фамилию, адрес, и считайте, что проблемы больше нет! Но как быть с теми, кто доставлял сюда мебель? Они ведь тоже знают дорогу.
– О них не беспокойся. Они давно ее забыли, – усмехнулся Иван Матвеевич.
– Тогда считайте, что прораб тоже ее забыл.
Роберт выдержал долгий, пронизывающий насквозь взгляд собеседника, однако продолжал упрямо гнуть своё:
– Если, конечно, мне будет позволено выйти отсюда…
Тем самым Сидорин проверял, на каком положении он находится в подземелье – спрятанного от властей помощника и потенциального соратника, или бесправного пленника, удерживаемого здесь с неизвестной целью. Роберту хотелось верить в первое. Видимо, это так и было, потому что «учитель» отпустил его на встречу одного, буквальным образом вложив Сидорину в голову маршруты передвижений в подземной Москве. И Роберт не подвел. Встретившись с Потаповым, он добровольно вернулся назад, хотя никто не мешал ему подняться из метро на поверхность и затеряться в огромном городе, где у него, конечно же, были на всякий случай заготовлены несколько квартир, про которые не знал никто, включая ближайших помощников. В каждой квартире в тайниках были спрятаны полные комплекты документов, включая даже охотничьи билеты и разрешения на оружие. А человек, который занимался всем этим, уже никогда никому ничего не расскажет…
Даже лишившись всех своих предприятий и банков, потеряв контроль над промышленно-финансовой империей, Роберт был далеко не бедным человеком. На множестве секретных счетов осталось достаточно денег, чтобы переломить ситуацию в свою пользу, или, по крайней мере, попытаться исправить положение. Но он все-таки вернулся к Ивану Матвеевичу, понимая, что без учителя он – никто.
Любые попытки Сидорина хитрить с Иваном Матвеевичем были обречены на неудачу. Фотиев читал своего поднадзорного, как открытую книгу, и от такого чтения иногда становилось смешно, а иногда глубина порочности бывшего миллиардера внушала отвращение. Но, как бы то ни было, этот мутант был в немалой степени его Ивана Матвеевича, собственным порождением, и приходилось использовать Сидорина такого, какой он есть, потому что больше пока опереться было не на кого. Последний из тех, кому Иван Матвеевич доверял, служащий секретного архива ФСБ Борис, бывший при нем членом круга ордена миссионеров, обвиненный в пособничестве ему, Фотиеву, сейчас находился под стражей в ожидании суда ордена. А еще один близкий и верный человек, работник генеральной прокуратуры Вениамин, был убит вот этим самым мутантом.
Одного Сидорина, конечно, было мало. Нужна была команда, и ее предстояло еще создавать. После того, как рухнули все надежды и планы, Фотиев не впал в отчаяние, слишком умен и опытен он был для этого. У него имелись кое-какие козыри, воспользовавшись которыми он мог, как минимум, удержаться на плаву, а дальше будет видно…
Первый козырь – Иван Матвеевич сумел разобраться с удивительным умением Сергея Жуковского скрывать свою истинную сущность носителя духа от своих же сородичей, миссионеров и отступников. Разобрался и понял, что путем упорных тренировок может добиться того же. Теперь он уже достиг определенных успехов. Ему удавалось по подземным переходам подходить вплотную к резиденции ордена – зданию медицинского фонда и, проникая в сознание миссионеров, узнавать последние новости, оставаясь при этом незамеченным. Фотиев рискнул даже приехать в аэропорт, чтобы убедиться в отлете Жуковского. Правда, в Домодедово пришлось пережить несколько неприятных мгновений, когда Жуковский все-таки почувствовал его взгляд. Иван Матвеевич просто не смог сдержать тогда своих эмоций, слишком велика была ненависть к этому человеку, ставшему причиной крушения его планов.
Там, в аэропорту, Фотиев понял, что смог бы сейчас уничтожить Жуковского, настолько тот был ослаблен, но не стал этого делать, потому что рядом были Бойцов, отступник Виктор и, главное – Лейла, женщина, которая всегда была загадкой для Ивана Матвеевича. Слишком гордая и независимая, а главное – он не знал, каковы границы ее ментальной силы, хотя все признавали, что она чрезвычайно сильна.
Вторым тайным козырем бывшего главы ордена была способность к перевоплощению, которой и раньше-то владели лишь единицы. Теперь она и вовсе была почти забыта, достигалась путем длительных тренировок, и заключалась в том, что, манипулируя мимическими мышцами лица, напрягая одни и расслабляя другие, можно было до неузнаваемости менять внешность. А тренированные по специальным методикам мышцы тела позволяли изменять фигуру, вплоть до превращения в горбуна. Фотиев давно овладел этим умением, но прибегал к нему крайне редко. Наиболее отработанными были три облика, которые он мог принять за считанные секунды – древнего подслеповатого старика с морщинистой и дряблой кожей; простоватого деревенского парня лет тридцати со слегка косящими глазами и круглым лицом, и последний – представительного мужчины с типично среднеазиатской внешностью. А затратив достаточное количество времени и сил, Иван Матвеевич мог принять обличье практически любого человека.
Теперь Фотиев хвалил себя за то, что никогда не рассказывал никому об этом своем умении, и ни один человек в мире о нем не знает, – в создавшейся ситуации эта способность может очень пригодиться. Не вечно же прозябать в подземелье, тем более что средств у него достаточно, а если приплюсовать сохранившиеся деньги Сидорина, то с ними вполне можно было начинать выправлять положение. На решение этой задачи Иван Матвеевич Фотиев отпустил себе десять лет…
За миллионы лет и миллиарды километров от времени и места описываемых событий
Огромная каменная глыба – почти сто километров в поперечнике, – покрытая толстым слоем замерзших газов, неслась в космической пустоте, которую смиренный человеческий ум, направляемый Божественным разумением когда-нибудь назовет небесной твердью. И были священные книги правы, потому что мельчайший объем «пустоты» заключал в себе больше энергии, чем само Солнце.Бессчетное количество раз описывала каменная глыба круги вокруг светила, то уходя от него дальше самой дальней планеты системы, то подходя к нему так близко, что начинала плавиться и испаряться ее ледяная оболочка. В одно из таких приближений освободившиеся газы соединились в неведомое вещество, и произошел чудовищный взрыв. Был он такой силы, что даже сдвинул глыбу с орбиты, и она изменила свой путь среди планет.
Это происшествие, совсем незначительное по меркам Вселенной, тем не менее, произвело колебания в небесной тверди, как производит его все, случившееся в Космосе. Колебания эти распространяются мгновенно, никогда не затухают и никуда не исчезают. И когда-нибудь их неизбежно постигает разум, способный прочесть информацию, которую они несут.
Часть первая
Шантаж
Лето 2008
1
– И как тебе это только удается? – с нескрываемой завистью спросила у Веры Жуковской ее старая, еще со школы, подруга Надежда, с которой они не виделись почти семь лет, а теперь случайно встретились в аэропорту Магадана. – Признавайся, ведь делала подтяжку?
По ее лицу было видно, что ей очень хочется, чтобы Вера ответила утвердительно. Но Надежду постигло разочарование, потому что Вера сказала:
– Ну что ты, Надюша, какая подтяжка! В последнее время совсем за собой не слежу. Просто порода такая, наверно. Настя у меня тоже как восемнадцатилетняя, хотя уже двадцать семь стукнуло.
– Боже, да это же Сережка! – изумилась подруга, увидев Сергея Жуковского, который только что получил багаж и подходил к ним с двумя большими чемоданами. – Слушайте, ребята, это же волшебство какое-то! Вы такие же, как десять лет назад, будто время остановилось!
Жуковский поздоровался со старой знакомой, которую знал добрых сорок лет и помнил девчонкой-первоклассницей с огромным бантом на голове. И одновременно подумал, что, как ни крути, а придется куда-нибудь уезжать из Магадана, потому что их внешний вид начинает вызывать недоумение у знакомых. Еще немного, и они начнут задаваться ненужными вопросами.
– Где же Настя? – спросила Сергея жена. – Она ведь обещала нас встретить.
– Успокойся, она сейчас будет, – сам Жуковский совершенно не волновался, потому что давно уже почувствовал приближение дочери. – А вот и она!
– Привет, родители! – Настя расцеловала отца и мать и стала извиняться: – Я звонила в справочную, сказали, что самолет в десять тридцать будет, я и еду себе потихоньку. А вы, оказывается, на полчаса раньше приземлились! Так что я не виновата!
– Ничего страшного, – махнул рукой Сергей и обратился к Надежде: – Если тебе в город, мы можем подвезти…
И осекся, увидев изумленные глаза подруги.
– Вера, ты говоришь, что Насте двадцать семь? Девчонки, держите меня, я сейчас упаду в обморок! Она еще в школу должна ходить!
– Я же тебе объясняла – порода такая! – рассмеялась Вера.
– Так едешь или нет? – еще раз спросил Сергей.
– Нет, Сережа, мы с мужем в Ягодное, сейчас автобус подойдет.
– А кто у нас муж? – поинтересовалась Вера. – Мы его знаем?
– Нет, конечно, он у меня уже третий, – беспечно ответила Надежда.
– А мы друг за друга держимся, поэтому и не стареем, наверно, – Вера взяла мужа за руку и прижалась к его плечу. Как же она права, подумал Жуковский.
– Папа, ты поведешь? – спросила Настя, когда они уложили чемоданы в багажник ее белоснежной «Тойоты-Камри».
– Нет, давай сама, – ответил Жуковский, зная, как не любит дочь доверять кому-нибудь свою машину. – А я лучше подремлю по дороге, а то в самолете не заснул ни на минуту.
Еще в аэропорту он успел обменяться с дочерью мыслями, и поэтому теперь ни о чем ее не расспрашивал. Зато Вера взяла свое. Она заняла переднее место рядом с дочерью, и до самого города разговаривала с ней, а о чем, Жуковский не прислушивался. Он закрыл глаза, делая вид, что спит, а на самом деле его не отпускала мысль, не дававшая покоя последнее время.
За будущее Веры Сергей давно уже не беспокоился, потому что они с Настей научились совместными усилиями производить необходимые изменения в ее организме и нервной системе. Оба знали, что мать будет жить столько же, сколько и они сами, при одном, конечно, условии – они должны быть вместе. А вот начинающиеся проблемы со знакомыми сами собой не рассосутся. И так уже несколько раз приходилось прибегать к внушению, чтобы умерить любопытство наиболее назойливых, но долго так продолжаться не могло.
Сам он мог искусственно старить себя простейшим способом – не бреясь по два-три дня, за что его постоянно пилила жена. Но разве заставишь заниматься женщин противоестественным для их натуры делом – стараться выглядеть старше? Даже Настя, все понимая, не хотела этого делать, а что уж говорить о Вере, которая ничего не знала и очень гордилась своей удивительным образом сохранившейся молодостью. Когда-нибудь, конечно, придется открыться перед ней, но Сергей оттягивал объяснение до того момента, когда скрывать что-то будет уже совсем невозможно.
Нет, пора, пора уезжать из Магадана, но куда? В Москву его совершенно не тянуло, хотя бывать там приходилось по нескольку раз в год. Вот и сейчас они с Верой прилетели оттуда. Сергей летал по делам фирмы «Пахом», а Вера отправилась с ним, как она говорила, чтобы развеяться от скуки магаданской жизни.
То месторождение золота, которое Жуковский открыл с помощью Степана Бойцова в девяносто девятом году, фирма давно отработала, получив огромную прибыль. Жуковский обеспечил себя на добрый десяток лет нормальной безбедной жизни. Но деятельность фирма не прекратила, потому что Сергей обнаружил в себе способность без всякой геологической разведки, с первого взгляда и с большой точностью определять содержание металла в россыпях. Дела пошли в гору. Теперь даже Сеня Берман, бывший школьный приятель, а сейчас владелец одной из крупнейших в городе торговой фирмы, больше не учил его жить, как бывало прежде.
Фирма «Пахом» успела отработать несколько россыпей, пока не всполошились местные чиновники. Заметив, что Жуковский безошибочно выбирает золотоносные полигоны, на которых можно с наименьшими затратами получить наибольшую прибыль, они не задавались ненужными вопросами, а просто стали замыливать его заявки и отдавать землю своим подконтрольным предприятиям. Сергей терпел два года, потому что не хотел воздействовать на этих хапуг специфическими методами. Но когда у него из-под носа увели особенно привлекательный полигон, не выдержал и сделал хитрый ход.
Он подал три заявки – две на заведомо бедные россыпи, а третью – на полигон с богатым содержанием, но при этом внушил чиновнику из комитета по недропользованию, что именно там будет пусто, а две первые чрезвычайно богаты металлом. Как и ожидалось, якобы богатые полигоны были переданы своим, а Жуковский, поняв, что волчью хватку чиновников можно нейтрализовать только подобным образом, перестал церемониться, и больше с ним так не поступали.
Но теперь работе на Колыме подходил конец. Нужно было передавать кому-то дела, а самому вместе с семьей искать место в теплых краях. И Степан Бойцов, и старый цыган Захар, и его ученик Виктор постоянно звали Сергея в Москву, но ему категорически не хотелось туда переезжать, потому что слишком памятны были события девяносто девятого года. Жуковский намеренно дистанцировался от долгоживущих сородичей, не желая примыкать ни к одной из их двух организаций.
Несколько лет назад он через Степана разыскал в одном из монастырей Владимирской области старца Даниила, чтобы попросить у него совета. Старец удалился от дел ордена, который по его рекомендации возглавил недавний ссыльный Кирилл, и тихо доживал свои дни в скромной келье. Но и он ничего не посоветовал Жуковскому.
– Я надеялся, – за прошедшие несколько лет голос его потерял звучность, теперь старец говорил почти шепотом, – что с твоей помощью мне удастся объединить орден и клан, но ничего не получилось. Да это, оказывается, не только никому не нужно, но и невозможно. Слишком далеко они разошлись. И все-таки мы многого добились. Удалось пробить стену непонимания и лжи. Друзьями мы не стали, но с вечной враждой покончили, а это уже очень много.
Даниил на некоторое время умолк, чтобы унять участившееся дыхание, и Сергей спросил его:
– А что же делать мне, святой отец? Смогу ли я прожить, не касаясь их дел?
– Вряд ли, – подумав, ответил старец. – Это только выродки-мутанты могут жить обособленно, а у нас так не получается.
– Но у вас-то получилось?
– Ты не сравнивай! – голос Даниила отвердел, зазвучал строго. – Я служу Господу, а ты, готов ли ты к этому?
– Значит, вы ничего мне не посоветуете?
– Времени у тебя впереди много, живи пока, как совесть подскажет, – туманно ответил старец, и больше Сергей не добился от него ни одного слова…
Теперь вопрос вставал в полный рост. Если не в Москву, то куда? Куда-нибудь, где есть родня? Нет, исключено, потому что сразу возникнет новый виток пересудов и подозрений – как им троим удалось сохранить молодость? В огромной стране много места, и тем труднее определиться с выбором. В конце концов, такой вопрос он не может решать единолично, подумал Сергей, все равно окончательный вариант будет принят только на семейном совете. Подумав так, он успокоился и не заметил, как задремал.
– Просыпайся, приехали! – голос Веры вывел его из состояния дремоты, и Жуковский сразу почувствовал что-то необычное, будто невдалеке находился кто-то знакомый и очень опасный. Это было похоже на булавочный укол, болезненный, но кратковременный. Что-то мелькнуло – и снова ничего нет. Он мгновенно просканировал ментальным взглядом окружающую местность – нет, поблизости не было никого, кто мог бы пробудить подобное ощущение.
По ее лицу было видно, что ей очень хочется, чтобы Вера ответила утвердительно. Но Надежду постигло разочарование, потому что Вера сказала:
– Ну что ты, Надюша, какая подтяжка! В последнее время совсем за собой не слежу. Просто порода такая, наверно. Настя у меня тоже как восемнадцатилетняя, хотя уже двадцать семь стукнуло.
– Боже, да это же Сережка! – изумилась подруга, увидев Сергея Жуковского, который только что получил багаж и подходил к ним с двумя большими чемоданами. – Слушайте, ребята, это же волшебство какое-то! Вы такие же, как десять лет назад, будто время остановилось!
Жуковский поздоровался со старой знакомой, которую знал добрых сорок лет и помнил девчонкой-первоклассницей с огромным бантом на голове. И одновременно подумал, что, как ни крути, а придется куда-нибудь уезжать из Магадана, потому что их внешний вид начинает вызывать недоумение у знакомых. Еще немного, и они начнут задаваться ненужными вопросами.
– Где же Настя? – спросила Сергея жена. – Она ведь обещала нас встретить.
– Успокойся, она сейчас будет, – сам Жуковский совершенно не волновался, потому что давно уже почувствовал приближение дочери. – А вот и она!
– Привет, родители! – Настя расцеловала отца и мать и стала извиняться: – Я звонила в справочную, сказали, что самолет в десять тридцать будет, я и еду себе потихоньку. А вы, оказывается, на полчаса раньше приземлились! Так что я не виновата!
– Ничего страшного, – махнул рукой Сергей и обратился к Надежде: – Если тебе в город, мы можем подвезти…
И осекся, увидев изумленные глаза подруги.
– Вера, ты говоришь, что Насте двадцать семь? Девчонки, держите меня, я сейчас упаду в обморок! Она еще в школу должна ходить!
– Я же тебе объясняла – порода такая! – рассмеялась Вера.
– Так едешь или нет? – еще раз спросил Сергей.
– Нет, Сережа, мы с мужем в Ягодное, сейчас автобус подойдет.
– А кто у нас муж? – поинтересовалась Вера. – Мы его знаем?
– Нет, конечно, он у меня уже третий, – беспечно ответила Надежда.
– А мы друг за друга держимся, поэтому и не стареем, наверно, – Вера взяла мужа за руку и прижалась к его плечу. Как же она права, подумал Жуковский.
– Папа, ты поведешь? – спросила Настя, когда они уложили чемоданы в багажник ее белоснежной «Тойоты-Камри».
– Нет, давай сама, – ответил Жуковский, зная, как не любит дочь доверять кому-нибудь свою машину. – А я лучше подремлю по дороге, а то в самолете не заснул ни на минуту.
Еще в аэропорту он успел обменяться с дочерью мыслями, и поэтому теперь ни о чем ее не расспрашивал. Зато Вера взяла свое. Она заняла переднее место рядом с дочерью, и до самого города разговаривала с ней, а о чем, Жуковский не прислушивался. Он закрыл глаза, делая вид, что спит, а на самом деле его не отпускала мысль, не дававшая покоя последнее время.
За будущее Веры Сергей давно уже не беспокоился, потому что они с Настей научились совместными усилиями производить необходимые изменения в ее организме и нервной системе. Оба знали, что мать будет жить столько же, сколько и они сами, при одном, конечно, условии – они должны быть вместе. А вот начинающиеся проблемы со знакомыми сами собой не рассосутся. И так уже несколько раз приходилось прибегать к внушению, чтобы умерить любопытство наиболее назойливых, но долго так продолжаться не могло.
Сам он мог искусственно старить себя простейшим способом – не бреясь по два-три дня, за что его постоянно пилила жена. Но разве заставишь заниматься женщин противоестественным для их натуры делом – стараться выглядеть старше? Даже Настя, все понимая, не хотела этого делать, а что уж говорить о Вере, которая ничего не знала и очень гордилась своей удивительным образом сохранившейся молодостью. Когда-нибудь, конечно, придется открыться перед ней, но Сергей оттягивал объяснение до того момента, когда скрывать что-то будет уже совсем невозможно.
Нет, пора, пора уезжать из Магадана, но куда? В Москву его совершенно не тянуло, хотя бывать там приходилось по нескольку раз в год. Вот и сейчас они с Верой прилетели оттуда. Сергей летал по делам фирмы «Пахом», а Вера отправилась с ним, как она говорила, чтобы развеяться от скуки магаданской жизни.
То месторождение золота, которое Жуковский открыл с помощью Степана Бойцова в девяносто девятом году, фирма давно отработала, получив огромную прибыль. Жуковский обеспечил себя на добрый десяток лет нормальной безбедной жизни. Но деятельность фирма не прекратила, потому что Сергей обнаружил в себе способность без всякой геологической разведки, с первого взгляда и с большой точностью определять содержание металла в россыпях. Дела пошли в гору. Теперь даже Сеня Берман, бывший школьный приятель, а сейчас владелец одной из крупнейших в городе торговой фирмы, больше не учил его жить, как бывало прежде.
Фирма «Пахом» успела отработать несколько россыпей, пока не всполошились местные чиновники. Заметив, что Жуковский безошибочно выбирает золотоносные полигоны, на которых можно с наименьшими затратами получить наибольшую прибыль, они не задавались ненужными вопросами, а просто стали замыливать его заявки и отдавать землю своим подконтрольным предприятиям. Сергей терпел два года, потому что не хотел воздействовать на этих хапуг специфическими методами. Но когда у него из-под носа увели особенно привлекательный полигон, не выдержал и сделал хитрый ход.
Он подал три заявки – две на заведомо бедные россыпи, а третью – на полигон с богатым содержанием, но при этом внушил чиновнику из комитета по недропользованию, что именно там будет пусто, а две первые чрезвычайно богаты металлом. Как и ожидалось, якобы богатые полигоны были переданы своим, а Жуковский, поняв, что волчью хватку чиновников можно нейтрализовать только подобным образом, перестал церемониться, и больше с ним так не поступали.
Но теперь работе на Колыме подходил конец. Нужно было передавать кому-то дела, а самому вместе с семьей искать место в теплых краях. И Степан Бойцов, и старый цыган Захар, и его ученик Виктор постоянно звали Сергея в Москву, но ему категорически не хотелось туда переезжать, потому что слишком памятны были события девяносто девятого года. Жуковский намеренно дистанцировался от долгоживущих сородичей, не желая примыкать ни к одной из их двух организаций.
Несколько лет назад он через Степана разыскал в одном из монастырей Владимирской области старца Даниила, чтобы попросить у него совета. Старец удалился от дел ордена, который по его рекомендации возглавил недавний ссыльный Кирилл, и тихо доживал свои дни в скромной келье. Но и он ничего не посоветовал Жуковскому.
– Я надеялся, – за прошедшие несколько лет голос его потерял звучность, теперь старец говорил почти шепотом, – что с твоей помощью мне удастся объединить орден и клан, но ничего не получилось. Да это, оказывается, не только никому не нужно, но и невозможно. Слишком далеко они разошлись. И все-таки мы многого добились. Удалось пробить стену непонимания и лжи. Друзьями мы не стали, но с вечной враждой покончили, а это уже очень много.
Даниил на некоторое время умолк, чтобы унять участившееся дыхание, и Сергей спросил его:
– А что же делать мне, святой отец? Смогу ли я прожить, не касаясь их дел?
– Вряд ли, – подумав, ответил старец. – Это только выродки-мутанты могут жить обособленно, а у нас так не получается.
– Но у вас-то получилось?
– Ты не сравнивай! – голос Даниила отвердел, зазвучал строго. – Я служу Господу, а ты, готов ли ты к этому?
– Значит, вы ничего мне не посоветуете?
– Времени у тебя впереди много, живи пока, как совесть подскажет, – туманно ответил старец, и больше Сергей не добился от него ни одного слова…
Теперь вопрос вставал в полный рост. Если не в Москву, то куда? Куда-нибудь, где есть родня? Нет, исключено, потому что сразу возникнет новый виток пересудов и подозрений – как им троим удалось сохранить молодость? В огромной стране много места, и тем труднее определиться с выбором. В конце концов, такой вопрос он не может решать единолично, подумал Сергей, все равно окончательный вариант будет принят только на семейном совете. Подумав так, он успокоился и не заметил, как задремал.
– Просыпайся, приехали! – голос Веры вывел его из состояния дремоты, и Жуковский сразу почувствовал что-то необычное, будто невдалеке находился кто-то знакомый и очень опасный. Это было похоже на булавочный укол, болезненный, но кратковременный. Что-то мелькнуло – и снова ничего нет. Он мгновенно просканировал ментальным взглядом окружающую местность – нет, поблизости не было никого, кто мог бы пробудить подобное ощущение.