Страница:
Протрубили трубы, Генрих нахмурился: кто смеет трубить без его позволения? Все рыцари повернулись и смотрят, как в их сторону галопом несется целый кортеж.
Рыцари в полных доспехах и на богато украшенных конях сопровождают удивительную всадницу в ярко-пурпурном платье, в седле она держится по-мужски, не перебрасывая ноги по-женски в одну сторону, лошадью управляет красиво и уверенно.
Тельрамунд подошел к ней и подал руку. Она легко соскочила на землю, даже не опираясь на его колено, повернулась к собравшимся и приветливо улыбнулась, и все увидели, что она рослая, с идеально прямой спиной и высокой полной грудью, хотя стан ее можно обхватить ладонями, и пальцы сомкнутся, ослепительно-красивая, как бывает прекрасна молодая и опасная львица, ее высокая прическа иссиня-черных волос перевита лентами такого же багрового цвета, как и платье, и если их распустить, волосы рухнут тяжелыми волнами и укроют ее тело до пояса.
Тельрамунд подвел жгучую красавицу к королевской ложе.
– Ваше Величество, – произнес он церемонно. – Я имею великую честь представить вам свою супругу, дочь фризского герцога, благородную Ортруду.
Женщина присела перед королем, склонив голову, он невольно задержал взгляд на ее пышной и нежной груди, все еще чистой и девственной с виду, хотя она уже дала Тельрамунду двух сыновей.
– Приветствую вас, леди Ортруда, – сказал он приветливо. – У нас здесь места достаточно, поднимайтесь к нам!..
Маргант, сразу сбросив два-три десятка лет, добавил помолодевшим голосом:
– А если места не отыщется, кого-нибудь сгоним!
Ортруда подняла голову, улыбнулась, губы полные и сочные, ярко-красные, словно только что растерзала и съела кролика, глаза крупные и чуть навыкате, их еще называют бесстыжими, в очертаниях лица чувствуется сила и дерзость, и хотя всеобщим расположением пользуются девы кроткие и целомудренные, с золотыми волосами и ясным взором, Генрих ощутил, что не может оторвать взгляда от ее темных, как лесные болота, загадочных глаз.
Он поднялся, подал ей руку и сам проводил на галерею, где и усадил за два места от себя. Был соблазн посадить рядом, но это может вызвать недоумение у приближенных, а короли никогда не должны терять голову и никогда не делают то, что хочется, а только то, что надо.
От Ортруды струится некий аромат, тонкий и неуловимый, что будит чувственность и разгоняет кровь, вон даже граф Маргант выпрямляет спину и раздвигает плечи, старый боевой конь…
Генрих кивком подозвал герольда и сказал, преодолевая себя:
– Пригласи леди Эльзу.
Герольд ответил счастливо:
– Ваше Величество!
И умчался, только ветерок погнался следом. Хоть на него не подействовали чары этой прекрасной ведьмы, подумал Генрих с неловкостью.
Эльза все еще стоит со своими девицами, те прибыли в той же повозке, но смиренно вышли позже, видно было, как герольд подбежал, коротко поклонился и что-то бурно рассказывает ей, слишком часто размахивая руками, молодой еще, не научился величавым и сдержанно-многозначительным жестам.
Король видел, как Эльза вздрогнула, ее взгляд метнулся в ту сторону галереи, где царственно сидит, расточая улыбки, жена Тельрамунда, уверенная и властная, словно королева.
Могла бы стать и королевой, мелькнуло у Генриха. Красивая, властная, очень неглупая, это видно, амбициозная, тоже понятно с первого взгляда, такая поддерживает мужа во всех начинаниях и толкает вверх по лестнице титулов, стараясь обеспечить подрастающим детям получше положение в обществе, дать больше земель и владений…
Эльза пошла вслед за герольдом, Генрих видел, что для этого ей пришлось пересилить себя, но держится с достоинством, хотя и смертельно побледнела, идет с трагически расширенными глазами.
Солнце пробилось сквозь тучи и заиграло в ее волосах, сразу наполнив их радостным золотым светом.
Генрих поднялся, сошел вниз и, взяв ее за руку, повел наверх, стараясь не встречаться взглядом с Ортрудой.
Граф Маргант, словно чувствуя вину, вскочил и как бы помог усадить Эльзу. Место ей выбрали справа от короля на строго таком же расстоянии, как и разместили Ортруду.
Граф Хардвулф, изнывая от неловкости и постоянно кланяясь, проговорил сдавленным голосом:
– Леди… Если вам что понадобится… только скажите!
– Спасибо, – произнесла Эльза чистым, как горный ручеек, голосом, – вы очень добры…
Они вернулись на свои места, король опустился на тронное кресло и повертел головой.
– А где граф Ричберт?
– Там, – ответил граф Хардвулф хмуро, – теперь мне будет всю жизнь стыдно.
Генрих проследил за его взглядом. Граф Ричберт, уже облачившись в полные доспехи, только шлем в руках оруженосца, стоит в группе рыцарей, из которых трое тоже в доспехах, с мечами и в явной готовности к бою.
– Не надо стыдиться, – сказал Генрих, – Тельрамунд победит. А твой друг может лишиться головы.
– Дело не в самой победе, – ответил Хардвулф нечастным голосом, – а в том, что он выступил на защиту, а я нет…
– Ты умнее, – сказал Генрих. – Ты понимаешь, что твой поступок ничего бы не изменил.
– И Ричберт понимает!
– Понимает, – согласился Генрих. – Но не может с этим смириться. И потому ему не стать… скажем, канцлером. Слишком благородные люди не могут править!
Хардвулф пробормотал:
– Ваше Величество, вы меня этими словами прямо в дерьмо втоптали. С головой.
Подошел граф Маргант, тяжело вздохнул.
– Взгляните на Ричберта… Надеюсь, Тельрамунд понимает, как именно ему нужно победить.
Хардвулф сказал с тоской:
– Хоть вы меня в дерьмо не затаптывайте!
Он отошел, очень сердитый, и плюхнулся на свободное место. Маргант посмотрел на него в удивлении, спросил у Генриха:
– Что это с ним?
– Он по возрасту посредине между вами, – пояснил король, – и Ричбертом.
Маргант нахмурился.
– Хотите сказать, что я совсем бессовестный?
Король сказал с досадой:
– Хоть вы не начинайте, мой старый друг. Смотрите, уже все готовы. Похоже, пора подавать сигнал…
Герольд оглянулся на короля, Генрих взмахнул рукой. Длинная труба с подвешенным королевским штандартом взвилась к небу, тишину разорвали прекрасные серебряные звуки.
Оторвав трубу от губ, герольд перевел дух и прокричал:
– Божий суд!.. Вызывается граф Тельрамунд…
Все обернулись в сторону шатра, стоявшего поодаль. Полог отлетел в сторону, его придержала услужливая рука пажа.
Наружу шагнул огромный рыцарь в темных доспехах, похожий на блестящую скалу из застывшей черной смолы. В полных рыцарских доспехах он казался вообще не человеком, а великаном.
Земля загудела под его тяжелыми шагами, он подошел к огороженной площадке, толпа в страхе распахнулась перед ним, как камыш перед бегущим вепрем.
Тельрамунд остановился, повернувшись лицом к королю.
– Ваше Величество, я готов мечом доказать свою правоту.
Генрих ничего не ответил, герольд уловил его кивок, труба снова поднялась раструбом к низкому серому небу.
Прозвучал серебряный призыв, а после паузы герольд выкрикнул звонко:
– Вызывается защитник леди Эльзы!
Наступила звенящая тишина, люди осторожно оглядывались, но из рыцарей никто не выступил, хотя несколько человек в доспехах обнажили мечи. Герольд выдержал паузу дольше, чем обычно, Генрих подумал невольно, что и этот парень сочувствует бедной девушке, чья участь уже решена, и хотя и знает, чем все кончится, но оттягивает неизбежный финал.
Труба прозвучала снова, герольд повернулся на восток, прокричал снова:
– Вызывается защитник леди Эльзы!
В тишине никто не шевельнулся, Генрих покосился на смертельно бледное лицо Эльзы, дочь герцога держится с удивительным достоинством, хотя, конечно, понимает, что ее дело проиграно.
Герольд повернулся на юг, протрубил и в третий раз выкрикнул:
– Вызывается защитник леди Эльзы!
На этот раз несколько рыцарей, что облачились в полные доспехи для жестокой схватки, сдвинулись с места и, расталкивая толпу, начали продвигаться к границе бойцовской площадки. Лица их были угрюмы, и можно было прочесть по ним, как в открытых книгах, что против Тельрамунда не устоят, однако нечто более сильное, чем страх поражения, толкает их выйти на поле и обнажить мечи в защиту женской чести.
Генрих покосился в сторону Ортруды, она чуть подалась вперед, лицо раскраснелось, глаза блестят, высокая грудь взволнованно вздымается, как волны моря в прилив, и трудно оторвать от нее зачарованный взгляд.
Маргант проследил за взглядом короля, тяжело вздохнул.
– Час триумфа…
– Еще бы, – пробормотал Генрих, – от ударов меча ее мужа зависит будущее ее детей…
Маргант буркнул:
– А о нем самом не заботится?
– Настоящая женщина прежде всего думает о детях, – напомнил король. – Ради них пойдет и на преступление. А муж… что муж? Он лишь для того, чтобы дать детей и мечом добыть для них земли, титулы, богатства…
В четвертый, последний раз протрубил герольд и выкрикнул изо всей силы:
– Вызывается защитник благородной леди Эльзы!.. Кто обнажит меч в ее защиту?
Сразу несколько рыцарей с разных концов площадки переступили бревна, отгораживающие зрителей, но в этот момент тучи внезапно и резко разошлись, открывая беспощадно синее небо, яркий солнечный свет пал на реку. Словно из первозданного света выплыла легкая лодка, ее тащит крупный белый лебедь, выпятив широкую грудь и явно гордясь своей работой.
В лодке во весь рост высокий молодой рыцарь в сверкающих белых, как крылья ангела, доспехах. На локте левой руки нормандский щит, правая рука на рукояти меча, ножны украшены накладками из золота в виде листьев с острыми кончиками.
Лебедь подвез лодку к берегу, рыцарь легко выпрыгнул. Все слышали, как он что-то сказал лебедю, тот развернулся и потащил лодочку обратно.
Рыцарь направился к трибунам, все в благоговейном трепете смотрели на него и не находили слов. Высокого роста, прекрасно сложенный, доспехи белые и сверкающие, как солнце, золотые волосы рыцаря свободно падают на плечи, глаза настолько невероятно синие, что каждый смотрит с жадным вниманием: неужели на свете есть и такие люди?
Все то и дело переводили непонимающие взгляды на его щит, где во всей красоте и блеске изображен прекрасный белый лебедь. Лебедь, а не львы, тигры, леопарды, разъяренные вепри, буйволы, как у всех других рыцарей. Словно бы он никого не старается устрашить, напугать, заставить отступить…
Король Генрих рассматривал его со всем вниманием, но в то же время настороженно. Незнакомец высок, с широкими и настолько прямыми плечами, что кажется, будто нарочито их приподнимает. Красивые золотые волосы, глаза сперва показались ему ясными, как небо в солнечный день, но в следующий момент, когда он бросил взгляд на застывших рыцарей, они больше напомнили про холодную сталь обнаженного клинка.
Лицо удлиненное, с резкими чертами, все как бы выдвинуто вперед: глаза, нос, губы, в то время как у Тельрамунда все расположено на одной плоскости, из-за чего на лице рыцаря Лебедя словно бы застыло выражение постоянного нетерпения, в то время как Тельрамунд выглядит медленным, солидным и основательным.
Если случится схватка, мелькнуло у него, то это будет бой пришлого молодого льва с громадным медведем, хозяином здешних лесов, каким выглядит Тельрамунд…
Незнакомец остановился перед трибуной в том месте, где расположился Генрих, преклонил колено.
Все услышали его негромкий, но отчетливый голос:
– Ваше Величество, позвольте поблагодарить вас, что вы дали целую неделю, чтобы донести весть об этом Божьем суде до самых окраин.
Генрих кивнул, голос короля прозвучал точно так же отчетливо:
– Вижу, вы из очень дальних краев. Иначе бы я вас заметил раньше.
– Из очень дальних, – согласился рыцарь. – А теперь я просил бы вашего позволения вступиться за честь юной герцогини.
Король едва сдерживал улыбку, хотя сейчас надлежит выглядеть озабоченным таким поворотом дела, он сдвинул брови, сделал лицо суровым и постарался, чтобы голос прозвучал даже с некоторой долей неудовольствия:
– Не могу.
– Ваше Величество?
– Это дело самой герцогини, – объяснил король.
Рыцарь обратил взор спокойных ярко-синих глаз на Эльзу. Она ощутила, как по всему телу пробежала непонятная и в то же время сладостно-тревожная дрожь.
Рыцарь произнес вежливо:
– Леди Эльза, я прошу дозволения обнажить меч в защиту вашей чести.
Она посчитала до трех, чтобы не ответить слишком поспешно, благородные люди всегда следят за своими словами и жестами, наклонила голову.
– Да, благородный рыцарь. Благодарю вас. Я полностью доверяю вам свою судьбу и решение этого суда.
Рыцарь поднялся с колен, Генрих, все еще хмурясь, сказал:
– Назови свое имя, благородный незнакомец.
– Лоенгрин, – ответил рыцарь спокойно. – Рыцарь Лебедя.
– Лоенгрин? – переспросил король. – И все?
– Да, Ваше Величество. Увы, обет.
Рыцари возбужденно переговаривались, многие из них давали разные обеты, это так модно – давать обеты, но никто никогда не скрывал имя, потому что как не побахвалиться происхождением, а вдруг что подумают…
– Ты не можешь назвать свое происхождение? – переспросил король в изумлении.
– Да, Ваше Величество, – ответил рыцарь четким и ясным голосом. – Я принадлежу к… некоему ордену и по его уставу никому не должен сообщать ничего о себе.
Глава 8
Рыцари в полных доспехах и на богато украшенных конях сопровождают удивительную всадницу в ярко-пурпурном платье, в седле она держится по-мужски, не перебрасывая ноги по-женски в одну сторону, лошадью управляет красиво и уверенно.
Тельрамунд подошел к ней и подал руку. Она легко соскочила на землю, даже не опираясь на его колено, повернулась к собравшимся и приветливо улыбнулась, и все увидели, что она рослая, с идеально прямой спиной и высокой полной грудью, хотя стан ее можно обхватить ладонями, и пальцы сомкнутся, ослепительно-красивая, как бывает прекрасна молодая и опасная львица, ее высокая прическа иссиня-черных волос перевита лентами такого же багрового цвета, как и платье, и если их распустить, волосы рухнут тяжелыми волнами и укроют ее тело до пояса.
Тельрамунд подвел жгучую красавицу к королевской ложе.
– Ваше Величество, – произнес он церемонно. – Я имею великую честь представить вам свою супругу, дочь фризского герцога, благородную Ортруду.
Женщина присела перед королем, склонив голову, он невольно задержал взгляд на ее пышной и нежной груди, все еще чистой и девственной с виду, хотя она уже дала Тельрамунду двух сыновей.
– Приветствую вас, леди Ортруда, – сказал он приветливо. – У нас здесь места достаточно, поднимайтесь к нам!..
Маргант, сразу сбросив два-три десятка лет, добавил помолодевшим голосом:
– А если места не отыщется, кого-нибудь сгоним!
Ортруда подняла голову, улыбнулась, губы полные и сочные, ярко-красные, словно только что растерзала и съела кролика, глаза крупные и чуть навыкате, их еще называют бесстыжими, в очертаниях лица чувствуется сила и дерзость, и хотя всеобщим расположением пользуются девы кроткие и целомудренные, с золотыми волосами и ясным взором, Генрих ощутил, что не может оторвать взгляда от ее темных, как лесные болота, загадочных глаз.
Он поднялся, подал ей руку и сам проводил на галерею, где и усадил за два места от себя. Был соблазн посадить рядом, но это может вызвать недоумение у приближенных, а короли никогда не должны терять голову и никогда не делают то, что хочется, а только то, что надо.
От Ортруды струится некий аромат, тонкий и неуловимый, что будит чувственность и разгоняет кровь, вон даже граф Маргант выпрямляет спину и раздвигает плечи, старый боевой конь…
Генрих кивком подозвал герольда и сказал, преодолевая себя:
– Пригласи леди Эльзу.
Герольд ответил счастливо:
– Ваше Величество!
И умчался, только ветерок погнался следом. Хоть на него не подействовали чары этой прекрасной ведьмы, подумал Генрих с неловкостью.
Эльза все еще стоит со своими девицами, те прибыли в той же повозке, но смиренно вышли позже, видно было, как герольд подбежал, коротко поклонился и что-то бурно рассказывает ей, слишком часто размахивая руками, молодой еще, не научился величавым и сдержанно-многозначительным жестам.
Король видел, как Эльза вздрогнула, ее взгляд метнулся в ту сторону галереи, где царственно сидит, расточая улыбки, жена Тельрамунда, уверенная и властная, словно королева.
Могла бы стать и королевой, мелькнуло у Генриха. Красивая, властная, очень неглупая, это видно, амбициозная, тоже понятно с первого взгляда, такая поддерживает мужа во всех начинаниях и толкает вверх по лестнице титулов, стараясь обеспечить подрастающим детям получше положение в обществе, дать больше земель и владений…
Эльза пошла вслед за герольдом, Генрих видел, что для этого ей пришлось пересилить себя, но держится с достоинством, хотя и смертельно побледнела, идет с трагически расширенными глазами.
Солнце пробилось сквозь тучи и заиграло в ее волосах, сразу наполнив их радостным золотым светом.
Генрих поднялся, сошел вниз и, взяв ее за руку, повел наверх, стараясь не встречаться взглядом с Ортрудой.
Граф Маргант, словно чувствуя вину, вскочил и как бы помог усадить Эльзу. Место ей выбрали справа от короля на строго таком же расстоянии, как и разместили Ортруду.
Граф Хардвулф, изнывая от неловкости и постоянно кланяясь, проговорил сдавленным голосом:
– Леди… Если вам что понадобится… только скажите!
– Спасибо, – произнесла Эльза чистым, как горный ручеек, голосом, – вы очень добры…
Они вернулись на свои места, король опустился на тронное кресло и повертел головой.
– А где граф Ричберт?
– Там, – ответил граф Хардвулф хмуро, – теперь мне будет всю жизнь стыдно.
Генрих проследил за его взглядом. Граф Ричберт, уже облачившись в полные доспехи, только шлем в руках оруженосца, стоит в группе рыцарей, из которых трое тоже в доспехах, с мечами и в явной готовности к бою.
– Не надо стыдиться, – сказал Генрих, – Тельрамунд победит. А твой друг может лишиться головы.
– Дело не в самой победе, – ответил Хардвулф нечастным голосом, – а в том, что он выступил на защиту, а я нет…
– Ты умнее, – сказал Генрих. – Ты понимаешь, что твой поступок ничего бы не изменил.
– И Ричберт понимает!
– Понимает, – согласился Генрих. – Но не может с этим смириться. И потому ему не стать… скажем, канцлером. Слишком благородные люди не могут править!
Хардвулф пробормотал:
– Ваше Величество, вы меня этими словами прямо в дерьмо втоптали. С головой.
Подошел граф Маргант, тяжело вздохнул.
– Взгляните на Ричберта… Надеюсь, Тельрамунд понимает, как именно ему нужно победить.
Хардвулф сказал с тоской:
– Хоть вы меня в дерьмо не затаптывайте!
Он отошел, очень сердитый, и плюхнулся на свободное место. Маргант посмотрел на него в удивлении, спросил у Генриха:
– Что это с ним?
– Он по возрасту посредине между вами, – пояснил король, – и Ричбертом.
Маргант нахмурился.
– Хотите сказать, что я совсем бессовестный?
Король сказал с досадой:
– Хоть вы не начинайте, мой старый друг. Смотрите, уже все готовы. Похоже, пора подавать сигнал…
Герольд оглянулся на короля, Генрих взмахнул рукой. Длинная труба с подвешенным королевским штандартом взвилась к небу, тишину разорвали прекрасные серебряные звуки.
Оторвав трубу от губ, герольд перевел дух и прокричал:
– Божий суд!.. Вызывается граф Тельрамунд…
Все обернулись в сторону шатра, стоявшего поодаль. Полог отлетел в сторону, его придержала услужливая рука пажа.
Наружу шагнул огромный рыцарь в темных доспехах, похожий на блестящую скалу из застывшей черной смолы. В полных рыцарских доспехах он казался вообще не человеком, а великаном.
Земля загудела под его тяжелыми шагами, он подошел к огороженной площадке, толпа в страхе распахнулась перед ним, как камыш перед бегущим вепрем.
Тельрамунд остановился, повернувшись лицом к королю.
– Ваше Величество, я готов мечом доказать свою правоту.
Генрих ничего не ответил, герольд уловил его кивок, труба снова поднялась раструбом к низкому серому небу.
Прозвучал серебряный призыв, а после паузы герольд выкрикнул звонко:
– Вызывается защитник леди Эльзы!
Наступила звенящая тишина, люди осторожно оглядывались, но из рыцарей никто не выступил, хотя несколько человек в доспехах обнажили мечи. Герольд выдержал паузу дольше, чем обычно, Генрих подумал невольно, что и этот парень сочувствует бедной девушке, чья участь уже решена, и хотя и знает, чем все кончится, но оттягивает неизбежный финал.
Труба прозвучала снова, герольд повернулся на восток, прокричал снова:
– Вызывается защитник леди Эльзы!
В тишине никто не шевельнулся, Генрих покосился на смертельно бледное лицо Эльзы, дочь герцога держится с удивительным достоинством, хотя, конечно, понимает, что ее дело проиграно.
Герольд повернулся на юг, протрубил и в третий раз выкрикнул:
– Вызывается защитник леди Эльзы!
На этот раз несколько рыцарей, что облачились в полные доспехи для жестокой схватки, сдвинулись с места и, расталкивая толпу, начали продвигаться к границе бойцовской площадки. Лица их были угрюмы, и можно было прочесть по ним, как в открытых книгах, что против Тельрамунда не устоят, однако нечто более сильное, чем страх поражения, толкает их выйти на поле и обнажить мечи в защиту женской чести.
Генрих покосился в сторону Ортруды, она чуть подалась вперед, лицо раскраснелось, глаза блестят, высокая грудь взволнованно вздымается, как волны моря в прилив, и трудно оторвать от нее зачарованный взгляд.
Маргант проследил за взглядом короля, тяжело вздохнул.
– Час триумфа…
– Еще бы, – пробормотал Генрих, – от ударов меча ее мужа зависит будущее ее детей…
Маргант буркнул:
– А о нем самом не заботится?
– Настоящая женщина прежде всего думает о детях, – напомнил король. – Ради них пойдет и на преступление. А муж… что муж? Он лишь для того, чтобы дать детей и мечом добыть для них земли, титулы, богатства…
В четвертый, последний раз протрубил герольд и выкрикнул изо всей силы:
– Вызывается защитник благородной леди Эльзы!.. Кто обнажит меч в ее защиту?
Сразу несколько рыцарей с разных концов площадки переступили бревна, отгораживающие зрителей, но в этот момент тучи внезапно и резко разошлись, открывая беспощадно синее небо, яркий солнечный свет пал на реку. Словно из первозданного света выплыла легкая лодка, ее тащит крупный белый лебедь, выпятив широкую грудь и явно гордясь своей работой.
В лодке во весь рост высокий молодой рыцарь в сверкающих белых, как крылья ангела, доспехах. На локте левой руки нормандский щит, правая рука на рукояти меча, ножны украшены накладками из золота в виде листьев с острыми кончиками.
Лебедь подвез лодку к берегу, рыцарь легко выпрыгнул. Все слышали, как он что-то сказал лебедю, тот развернулся и потащил лодочку обратно.
Рыцарь направился к трибунам, все в благоговейном трепете смотрели на него и не находили слов. Высокого роста, прекрасно сложенный, доспехи белые и сверкающие, как солнце, золотые волосы рыцаря свободно падают на плечи, глаза настолько невероятно синие, что каждый смотрит с жадным вниманием: неужели на свете есть и такие люди?
Все то и дело переводили непонимающие взгляды на его щит, где во всей красоте и блеске изображен прекрасный белый лебедь. Лебедь, а не львы, тигры, леопарды, разъяренные вепри, буйволы, как у всех других рыцарей. Словно бы он никого не старается устрашить, напугать, заставить отступить…
Король Генрих рассматривал его со всем вниманием, но в то же время настороженно. Незнакомец высок, с широкими и настолько прямыми плечами, что кажется, будто нарочито их приподнимает. Красивые золотые волосы, глаза сперва показались ему ясными, как небо в солнечный день, но в следующий момент, когда он бросил взгляд на застывших рыцарей, они больше напомнили про холодную сталь обнаженного клинка.
Лицо удлиненное, с резкими чертами, все как бы выдвинуто вперед: глаза, нос, губы, в то время как у Тельрамунда все расположено на одной плоскости, из-за чего на лице рыцаря Лебедя словно бы застыло выражение постоянного нетерпения, в то время как Тельрамунд выглядит медленным, солидным и основательным.
Если случится схватка, мелькнуло у него, то это будет бой пришлого молодого льва с громадным медведем, хозяином здешних лесов, каким выглядит Тельрамунд…
Незнакомец остановился перед трибуной в том месте, где расположился Генрих, преклонил колено.
Все услышали его негромкий, но отчетливый голос:
– Ваше Величество, позвольте поблагодарить вас, что вы дали целую неделю, чтобы донести весть об этом Божьем суде до самых окраин.
Генрих кивнул, голос короля прозвучал точно так же отчетливо:
– Вижу, вы из очень дальних краев. Иначе бы я вас заметил раньше.
– Из очень дальних, – согласился рыцарь. – А теперь я просил бы вашего позволения вступиться за честь юной герцогини.
Король едва сдерживал улыбку, хотя сейчас надлежит выглядеть озабоченным таким поворотом дела, он сдвинул брови, сделал лицо суровым и постарался, чтобы голос прозвучал даже с некоторой долей неудовольствия:
– Не могу.
– Ваше Величество?
– Это дело самой герцогини, – объяснил король.
Рыцарь обратил взор спокойных ярко-синих глаз на Эльзу. Она ощутила, как по всему телу пробежала непонятная и в то же время сладостно-тревожная дрожь.
Рыцарь произнес вежливо:
– Леди Эльза, я прошу дозволения обнажить меч в защиту вашей чести.
Она посчитала до трех, чтобы не ответить слишком поспешно, благородные люди всегда следят за своими словами и жестами, наклонила голову.
– Да, благородный рыцарь. Благодарю вас. Я полностью доверяю вам свою судьбу и решение этого суда.
Рыцарь поднялся с колен, Генрих, все еще хмурясь, сказал:
– Назови свое имя, благородный незнакомец.
– Лоенгрин, – ответил рыцарь спокойно. – Рыцарь Лебедя.
– Лоенгрин? – переспросил король. – И все?
– Да, Ваше Величество. Увы, обет.
Рыцари возбужденно переговаривались, многие из них давали разные обеты, это так модно – давать обеты, но никто никогда не скрывал имя, потому что как не побахвалиться происхождением, а вдруг что подумают…
– Ты не можешь назвать свое происхождение? – переспросил король в изумлении.
– Да, Ваше Величество, – ответил рыцарь четким и ясным голосом. – Я принадлежу к… некоему ордену и по его уставу никому не должен сообщать ничего о себе.
Глава 8
Собравшиеся лорды и придворные переговаривались громче, рыцаря рассматривали беззастенчиво и во все глаза. А среди набежавшего смотреть на поединок простого народа не было человека, кто смотрел бы на него враждебно.
Даже рыцари из свиты Тельрамунда смотрели скорее заинтересованно, чем враждебно.
Король сделал паузу, словно колеблясь, так надо, все сейчас смотрят на него, наконец проговорил медленно, словно с трудом принимал решение:
– На подобные поединки допускаются только особы благородного происхождения…
Граф Маргант вскочил, лицо полыхнуло гневом.
– Ваше Величество! – закричал он так, словно король от него на другом конце света. – Да взгляните на него!
И сразу несколько рыцарей закричали:
– Он благороден!
– Где неблагородный возьмет такие доспехи?
– Посмотрите на его осанку!
– Если он не благороден, тогда кто?
Король сказал строго:
– Всем тихо!.. Да, вы правы, правы. По всем признакам бесспорно и без всяких доказательств видно, что вы, рыцарь Лоенгрин, человек благородного происхождения. Я даю разрешение на поединок.
Вышедшие было на поле рыцари поспешно перешагнули через бревна обратно. Лица их сияли, не устрашились вступиться за правое дело, но до чего же приятно, когда кто-то, более сильный, взял эту необходимость на себя!
Тельрамунд все это время стоял неподвижно, словно скала. Он слышал каждое слово и понимал короля, который готов отдать победу в споре ему, но не может это сделать слишком явно, потому что и короли вынуждены опираться на рыцарство. А рыцарство сейчас жаждет, чтобы все было «по правилам», дураки. Не понимают, что правило в мире одно: править должен сильнейший, а уже сильнейший создает новые правила.
Сверкающий доспехами рыцарь молча переступил бревно, Тельрамунд лишь сдвинул плечами. Невелика разница: получить трон ввиду неявки защитника Эльзы или же сперва повергнуть наземь кого-то из рыцарей. Он уже оценил тех двух и решил быть милосердным: любого, кого выберет Эльза, только собьет с ног, не покалечив, даже не ранив. Оба достойные рыцари, пользуются уважением, не стоит их восстанавливать против себя.
А вот этого сверкающего красавчика он возненавидел сразу, едва тот подплыл на лодке к берегу. И с каждым мгновением ненависть перерастает в лютую злобу, что заставила скрежетать зубами и то и дело сжимать рукоять тяжелого меча.
Лоенгрин остановился напротив Тельрамунда. Собравшиеся с изумлением увидели, что новоприбывший почти не уступает ростом графу, разве что не так грузен, да и не старается выглядеть грозным. А на его щите нарисован белый лебедь, совсем уж непонятное диво, это в стране, где у каждого на гербе оскаленные львы, тигры, драконы, вепри, медведи, рыси!
– Граф Тельрамунд, – произнес Лоенгрин чистым ясным голосом, в котором не было и тени угрозы, – я даю вам возможность признать, что вы не правы.
Тельрамунд взревел:
– Что?
– Повторяю, – произнес Лоенгрин кротко чистым, ненавистно правильным голосом, – вы можете сейчас признать, что оклеветали благородную леди Эльзу. Король в своем великодушии вас простит, вы всего лишь удалитесь в свой замок.
Тельрамунд смотрел на него с изумлением и все растущей яростью.
– Иначе… что?
– Иначе, – ответил рыцарь кротко, – Божий суд выявит и накажет виновника.
– Так пусть же он выявит! – взревел Тельрамунд. Он потащил из ножен устрашающей длины меч. – Защищайся!
Сверкающий рыцарь произнес с кротостью голубки:
– Что ж, вручим свои жизни Господу.
Он с печалью во взоре обнажил меч, длинный и сверкающий, как полоска прозрачного льда. Тельрамунд быстро измерил взглядом длину меча противника, чуть короче, да и выглядит хрупким, хотя чувствуется настоящая сталь высокой выделки, похоже на изделие восточных умельцев, те умеют делать просто дивные мечи.
Рыцарь в сверкающих доспехах шагнул к Тельрамунду, тот инстинктивно поднял щит, но устыдился движения и сам с диким ревом, стремясь подавить противника, ринулся в бой, нанося сокрушительные удары.
Раздался сильнейший звон, с ветвей дуба взлетели птицы и с криками носились над полем боя. От грохота закладывало уши, кто-то вскрикнул:
– Где тот рыцарь? Он еще жив?
Несколько минут казалось, что Тельрамунд уже уничтожил соперника или уже вбивает его в землю. Исполинский меч с жутким звоном высекал снопы красных шипящих, как змеи, искр.
Граф ревел и неистовствовал, и многим показалось, что схватка уже закончена. Рыцарь в белых доспехах принимал удары на щит, и не сразу даже опытные воины заметили, что он не сдерживает эти сокрушительные удары, а вовремя слегка наклоняет щит под нужным углом, и удар графа, теряя силу, скользит мимо, и только огромный опыт схваток не дает Тельрамунду позорно провалиться вслед за своим мечом.
Первыми начали одобрительно вскрикивать рыцари, что готовились вступиться за леди Эльзу, затем и другие увидели высокое искусство рыцаря в сверкающих доспехах.
Один из простолюдинов, молодой крепкий парень с кудрявой головой, ухитрился протиснуться к самому бревну, огораживающему площадку боя, присел и возбужденно выкрикивал:
– Берегись, он ударит щитом!.. Смотри на замах слева!.. Это обман, он бьет по коленям!.. Опережай, опережай!
Граф Маргант наклонился к уху короля.
– Где воинское искусство графа? Рядом с этим рыцарем он выглядит как деревенский увалень!
– Он достаточно искусен, – проворчал Генрих, – чтобы победить больше чем в ста пятидесяти сражениях. И в турнирных боях еще никто не сбросил его с коня.
– Но сейчас он не выглядит победителем.
– Он дерется очень умело, – предостерег Генрих. – Присмотритесь.
– Да вижу…
– Просто у этого… как его, Лоенгрина выучка повыше. Даже не представляю, где могли такому обучить.
Тельрамунд обрушивал удар за ударом, он уже не ревел и не сыпал проклятиями, сберегая дыхание, а в толпе слышали его тяжелое сопение. Сверкающий рыцарь за все время не сдвинулся с места, а огромный Тельрамунд кружил вокруг него, осыпая сокрушительными ударами, наконец все увидели, как меч Лоенгрина начинает встречать меч Тельрамунда в воздухе, от звенящего удара птицы глохли и падали с неба на землю, а люди приседали и поспешно закрывали ладонями уши.
Лоенгрин произнес ясным голосом:
– Граф, у вас еще есть время… Признайтесь во лжи.
Тельрамунд проревел с ненавистью:
– Я отправлю тебя в ад!
– Не сейчас, – ответил Лоенгрин.
Он начал наносить удары, Тельрамунд подставлял щит, но не обладал удивительным умением противника, и на щите после каждого удара лопались железные полосы, вылетали перерубленные гвозди, а затем начали откалываться куски самого щита.
В толпе восторженно вскрикивали. Упал на землю роскошный султан со шлема Тельрамунда. Лоенгрин небрежно наступил на него, даже не заметив. Со звоном слетела стальная пластина с плеча графа, а следующий удар сбил с головы Тельрамунда шлем.
Граф удержался на ногах только потому, что ременные завязки лопнули, он на миг опустил руки, став совершенно беззащитным, однако его противник этим не воспользовался, остановился, давая графу прийти в себя.
В толпе заорали, кто ликующе, кто возмущенно, а в королевской ложе граф Маргант сердито сплюнул себе под ноги.
– Дурак, что за дурак!
– Да, – согласился Генрих печально. – Хуже будет, если победит…
Граф бросил на него злой взгляд, но не проник мыслью в то, что хотел сказать мудрый король, и смолчал. А на поле снова загремело железо, граф сражается с дикой яростью и неистовством, в него как будто вселилась новая неведомая сила, он начал двигаться еще быстрее и бил со страшной силой.
Лоенгрин содрогался от тяжелых ударов, на его доспехах появились вмятины, но сам он бил в ответ так же сильно и с такой же скоростью, если не быстрее.
Ортруда уже не просто подалась вперед, а оперлась на барьер, отгораживающий от толпы внизу, глаза сверкают дико, на щеках выступили красные пятна, из пышной прически начали выскальзывать заколки, освобождая свирепую красоту блестящих черных волос.
Доспехи Тельрамунда покрылись трещинами, из двух-трех начала сочиться кровь. Он уже шатался, часто промахивался, в толпе орали, чтобы побыстрее приканчивал этого ублюдка.
Король первым понял, что этот Лоенгрин не стремится убить Тельрамунда, сказал раздраженно:
– Дурак… Он не понимает, что своим милосердием дает злу собраться с силами снова…
Граф Маргант сказал язвительно:
– Тогда, может быть, все-таки объявить победителем графа? В интересах государства?
Король произнес сухо:
– Думаешь, я бы так не сделал?
– Сделали бы, – согласился Маргант. – Но, к счастью, есть еще глас народа и хоть какой-то суд…
Кроваво-красное солнце, неимоверно огромное, воспламенило небо на закате, и вся западная половинка горит в багровом огне, будто и небо залито кипящей кровью. Тяжелое дыхание Тельрамунда разносится по всей толпе, дышит он, как огромные кузнечные мехи, но теперь все слышат в нем хрипы и стоны, словно мехи прохудились и вот-вот прорвутся.
Раскаленный шар солнца опустился за темный край земли. По земле пробежали длинные тени, слились воедино, и земля начала погружаться в сумрак. И лишь вскинутый меч рыцаря Лебедя вдруг сверкнул необыкновенно ярко-пурпурным огнем, будто уходящее на покой солнце передало весь блеск ему.
Люди еще дивились чуду, как этот меч обрушился на шлем черного рыцаря. Раздался тяжелый звенящий удар по металлу. Шлем снова слетел с головы графа и, кувыркаясь, пронесся над трибунами и упал в толпу.
Граф Тельрамунд покачнулся и рухнул навзничь бездыханным.
– И что теперь? – спросил граф Маргант.
– Уже не мы решаем, – ответил король.
Его слова потонули в мощном реве толпы. Рыцарь Лебедя, держа меч наготове, подошел к поверженному противнику.
На поле выбежали оруженосцы Тельрамунда, но строгий окрик из ложи короля остановил их. Все видели, как рыцарь остановился над поверженным и с достоинством дождался, пока тот откроет глаза.
– Но к чему-то вы должны быть готовы? – сказал Маргант. – Вас никогда не заставали врасплох!
– Кроме как Божественным вмешательством, – пробормотал король. – А такое не предусмотреть…
Толпа беснуется в бурном ликовании, а на поле тем временем рыцарь в сверкающих доспехах взял меч в обе руки и поднял над распростертым противником.
– Все кончено, граф! – произнес он ясным чистым голосом. – Вы это поняли?
Кончик его меча опустился к незащищенному горлу графа.
– Будь ты проклят! – прошипел Тельрамунд. – Убей меня.
– Если не признаете, что оклеветали Эльзу, – сообщил рыцарь Лебедя, – я так и сделаю.
Тельрамунд помолчал, собираясь с мыслями, даже веки опустил, а когда снова открыл глаза, его взгляд не предвещал Лоенгрину ничего хорошего.
– Признаю, – ответил он.
– И что сделать с вами?
– Пощадите, – прошептал Тельрамунд.
Он надеялся, что никто не услышит, как несокрушимый Тельрамунд просит оставить ему жизнь, но тишина стояла такая литая, что услышали даже в дальних рядах.
– Признайтесь, – потребовал Лоенгрин тем же неумолимым голосом, – что оклеветали Эльзу Брабантскую!
Тельрамунд прошептал:
– Признаюсь…
– Громче, – потребовал Лоенгрин.
Тельрамунд скривился, Лоенгрин видел, что на лице снова отразилось мучительное колебание, да лучше умереть, чем вымолвить такое, но тяжелые раны, усталость и полное изнеможение заставили Тельрамунда сказать из последних сил:
– Признаюсь…
– В чем? – потребовал Лоенгрин.
– Я оклеветал Эльзу, – проговорил Тельрамунд, – и хотел занять трон герцога… И будь ты проклят… Убей меня!
Он захрипел, откинул голову и закрыл глаза.
– Это решит король, – ответил Лоенгрин. Он повернулся в сторону королевской ложи. – Ваше Величество, как вы слышали, и весь народ тоже, граф Тельрамунд признал свою вину и то, что он оклеветал Эльзу Брабантскую.
Даже рыцари из свиты Тельрамунда смотрели скорее заинтересованно, чем враждебно.
Король сделал паузу, словно колеблясь, так надо, все сейчас смотрят на него, наконец проговорил медленно, словно с трудом принимал решение:
– На подобные поединки допускаются только особы благородного происхождения…
Граф Маргант вскочил, лицо полыхнуло гневом.
– Ваше Величество! – закричал он так, словно король от него на другом конце света. – Да взгляните на него!
И сразу несколько рыцарей закричали:
– Он благороден!
– Где неблагородный возьмет такие доспехи?
– Посмотрите на его осанку!
– Если он не благороден, тогда кто?
Король сказал строго:
– Всем тихо!.. Да, вы правы, правы. По всем признакам бесспорно и без всяких доказательств видно, что вы, рыцарь Лоенгрин, человек благородного происхождения. Я даю разрешение на поединок.
Вышедшие было на поле рыцари поспешно перешагнули через бревна обратно. Лица их сияли, не устрашились вступиться за правое дело, но до чего же приятно, когда кто-то, более сильный, взял эту необходимость на себя!
Тельрамунд все это время стоял неподвижно, словно скала. Он слышал каждое слово и понимал короля, который готов отдать победу в споре ему, но не может это сделать слишком явно, потому что и короли вынуждены опираться на рыцарство. А рыцарство сейчас жаждет, чтобы все было «по правилам», дураки. Не понимают, что правило в мире одно: править должен сильнейший, а уже сильнейший создает новые правила.
Сверкающий доспехами рыцарь молча переступил бревно, Тельрамунд лишь сдвинул плечами. Невелика разница: получить трон ввиду неявки защитника Эльзы или же сперва повергнуть наземь кого-то из рыцарей. Он уже оценил тех двух и решил быть милосердным: любого, кого выберет Эльза, только собьет с ног, не покалечив, даже не ранив. Оба достойные рыцари, пользуются уважением, не стоит их восстанавливать против себя.
А вот этого сверкающего красавчика он возненавидел сразу, едва тот подплыл на лодке к берегу. И с каждым мгновением ненависть перерастает в лютую злобу, что заставила скрежетать зубами и то и дело сжимать рукоять тяжелого меча.
Лоенгрин остановился напротив Тельрамунда. Собравшиеся с изумлением увидели, что новоприбывший почти не уступает ростом графу, разве что не так грузен, да и не старается выглядеть грозным. А на его щите нарисован белый лебедь, совсем уж непонятное диво, это в стране, где у каждого на гербе оскаленные львы, тигры, драконы, вепри, медведи, рыси!
– Граф Тельрамунд, – произнес Лоенгрин чистым ясным голосом, в котором не было и тени угрозы, – я даю вам возможность признать, что вы не правы.
Тельрамунд взревел:
– Что?
– Повторяю, – произнес Лоенгрин кротко чистым, ненавистно правильным голосом, – вы можете сейчас признать, что оклеветали благородную леди Эльзу. Король в своем великодушии вас простит, вы всего лишь удалитесь в свой замок.
Тельрамунд смотрел на него с изумлением и все растущей яростью.
– Иначе… что?
– Иначе, – ответил рыцарь кротко, – Божий суд выявит и накажет виновника.
– Так пусть же он выявит! – взревел Тельрамунд. Он потащил из ножен устрашающей длины меч. – Защищайся!
Сверкающий рыцарь произнес с кротостью голубки:
– Что ж, вручим свои жизни Господу.
Он с печалью во взоре обнажил меч, длинный и сверкающий, как полоска прозрачного льда. Тельрамунд быстро измерил взглядом длину меча противника, чуть короче, да и выглядит хрупким, хотя чувствуется настоящая сталь высокой выделки, похоже на изделие восточных умельцев, те умеют делать просто дивные мечи.
Рыцарь в сверкающих доспехах шагнул к Тельрамунду, тот инстинктивно поднял щит, но устыдился движения и сам с диким ревом, стремясь подавить противника, ринулся в бой, нанося сокрушительные удары.
Раздался сильнейший звон, с ветвей дуба взлетели птицы и с криками носились над полем боя. От грохота закладывало уши, кто-то вскрикнул:
– Где тот рыцарь? Он еще жив?
Несколько минут казалось, что Тельрамунд уже уничтожил соперника или уже вбивает его в землю. Исполинский меч с жутким звоном высекал снопы красных шипящих, как змеи, искр.
Граф ревел и неистовствовал, и многим показалось, что схватка уже закончена. Рыцарь в белых доспехах принимал удары на щит, и не сразу даже опытные воины заметили, что он не сдерживает эти сокрушительные удары, а вовремя слегка наклоняет щит под нужным углом, и удар графа, теряя силу, скользит мимо, и только огромный опыт схваток не дает Тельрамунду позорно провалиться вслед за своим мечом.
Первыми начали одобрительно вскрикивать рыцари, что готовились вступиться за леди Эльзу, затем и другие увидели высокое искусство рыцаря в сверкающих доспехах.
Один из простолюдинов, молодой крепкий парень с кудрявой головой, ухитрился протиснуться к самому бревну, огораживающему площадку боя, присел и возбужденно выкрикивал:
– Берегись, он ударит щитом!.. Смотри на замах слева!.. Это обман, он бьет по коленям!.. Опережай, опережай!
Граф Маргант наклонился к уху короля.
– Где воинское искусство графа? Рядом с этим рыцарем он выглядит как деревенский увалень!
– Он достаточно искусен, – проворчал Генрих, – чтобы победить больше чем в ста пятидесяти сражениях. И в турнирных боях еще никто не сбросил его с коня.
– Но сейчас он не выглядит победителем.
– Он дерется очень умело, – предостерег Генрих. – Присмотритесь.
– Да вижу…
– Просто у этого… как его, Лоенгрина выучка повыше. Даже не представляю, где могли такому обучить.
Тельрамунд обрушивал удар за ударом, он уже не ревел и не сыпал проклятиями, сберегая дыхание, а в толпе слышали его тяжелое сопение. Сверкающий рыцарь за все время не сдвинулся с места, а огромный Тельрамунд кружил вокруг него, осыпая сокрушительными ударами, наконец все увидели, как меч Лоенгрина начинает встречать меч Тельрамунда в воздухе, от звенящего удара птицы глохли и падали с неба на землю, а люди приседали и поспешно закрывали ладонями уши.
Лоенгрин произнес ясным голосом:
– Граф, у вас еще есть время… Признайтесь во лжи.
Тельрамунд проревел с ненавистью:
– Я отправлю тебя в ад!
– Не сейчас, – ответил Лоенгрин.
Он начал наносить удары, Тельрамунд подставлял щит, но не обладал удивительным умением противника, и на щите после каждого удара лопались железные полосы, вылетали перерубленные гвозди, а затем начали откалываться куски самого щита.
В толпе восторженно вскрикивали. Упал на землю роскошный султан со шлема Тельрамунда. Лоенгрин небрежно наступил на него, даже не заметив. Со звоном слетела стальная пластина с плеча графа, а следующий удар сбил с головы Тельрамунда шлем.
Граф удержался на ногах только потому, что ременные завязки лопнули, он на миг опустил руки, став совершенно беззащитным, однако его противник этим не воспользовался, остановился, давая графу прийти в себя.
В толпе заорали, кто ликующе, кто возмущенно, а в королевской ложе граф Маргант сердито сплюнул себе под ноги.
– Дурак, что за дурак!
– Да, – согласился Генрих печально. – Хуже будет, если победит…
Граф бросил на него злой взгляд, но не проник мыслью в то, что хотел сказать мудрый король, и смолчал. А на поле снова загремело железо, граф сражается с дикой яростью и неистовством, в него как будто вселилась новая неведомая сила, он начал двигаться еще быстрее и бил со страшной силой.
Лоенгрин содрогался от тяжелых ударов, на его доспехах появились вмятины, но сам он бил в ответ так же сильно и с такой же скоростью, если не быстрее.
Ортруда уже не просто подалась вперед, а оперлась на барьер, отгораживающий от толпы внизу, глаза сверкают дико, на щеках выступили красные пятна, из пышной прически начали выскальзывать заколки, освобождая свирепую красоту блестящих черных волос.
Доспехи Тельрамунда покрылись трещинами, из двух-трех начала сочиться кровь. Он уже шатался, часто промахивался, в толпе орали, чтобы побыстрее приканчивал этого ублюдка.
Король первым понял, что этот Лоенгрин не стремится убить Тельрамунда, сказал раздраженно:
– Дурак… Он не понимает, что своим милосердием дает злу собраться с силами снова…
Граф Маргант сказал язвительно:
– Тогда, может быть, все-таки объявить победителем графа? В интересах государства?
Король произнес сухо:
– Думаешь, я бы так не сделал?
– Сделали бы, – согласился Маргант. – Но, к счастью, есть еще глас народа и хоть какой-то суд…
Кроваво-красное солнце, неимоверно огромное, воспламенило небо на закате, и вся западная половинка горит в багровом огне, будто и небо залито кипящей кровью. Тяжелое дыхание Тельрамунда разносится по всей толпе, дышит он, как огромные кузнечные мехи, но теперь все слышат в нем хрипы и стоны, словно мехи прохудились и вот-вот прорвутся.
Раскаленный шар солнца опустился за темный край земли. По земле пробежали длинные тени, слились воедино, и земля начала погружаться в сумрак. И лишь вскинутый меч рыцаря Лебедя вдруг сверкнул необыкновенно ярко-пурпурным огнем, будто уходящее на покой солнце передало весь блеск ему.
Люди еще дивились чуду, как этот меч обрушился на шлем черного рыцаря. Раздался тяжелый звенящий удар по металлу. Шлем снова слетел с головы графа и, кувыркаясь, пронесся над трибунами и упал в толпу.
Граф Тельрамунд покачнулся и рухнул навзничь бездыханным.
– И что теперь? – спросил граф Маргант.
– Уже не мы решаем, – ответил король.
Его слова потонули в мощном реве толпы. Рыцарь Лебедя, держа меч наготове, подошел к поверженному противнику.
На поле выбежали оруженосцы Тельрамунда, но строгий окрик из ложи короля остановил их. Все видели, как рыцарь остановился над поверженным и с достоинством дождался, пока тот откроет глаза.
– Но к чему-то вы должны быть готовы? – сказал Маргант. – Вас никогда не заставали врасплох!
– Кроме как Божественным вмешательством, – пробормотал король. – А такое не предусмотреть…
Толпа беснуется в бурном ликовании, а на поле тем временем рыцарь в сверкающих доспехах взял меч в обе руки и поднял над распростертым противником.
– Все кончено, граф! – произнес он ясным чистым голосом. – Вы это поняли?
Кончик его меча опустился к незащищенному горлу графа.
– Будь ты проклят! – прошипел Тельрамунд. – Убей меня.
– Если не признаете, что оклеветали Эльзу, – сообщил рыцарь Лебедя, – я так и сделаю.
Тельрамунд помолчал, собираясь с мыслями, даже веки опустил, а когда снова открыл глаза, его взгляд не предвещал Лоенгрину ничего хорошего.
– Признаю, – ответил он.
– И что сделать с вами?
– Пощадите, – прошептал Тельрамунд.
Он надеялся, что никто не услышит, как несокрушимый Тельрамунд просит оставить ему жизнь, но тишина стояла такая литая, что услышали даже в дальних рядах.
– Признайтесь, – потребовал Лоенгрин тем же неумолимым голосом, – что оклеветали Эльзу Брабантскую!
Тельрамунд прошептал:
– Признаюсь…
– Громче, – потребовал Лоенгрин.
Тельрамунд скривился, Лоенгрин видел, что на лице снова отразилось мучительное колебание, да лучше умереть, чем вымолвить такое, но тяжелые раны, усталость и полное изнеможение заставили Тельрамунда сказать из последних сил:
– Признаюсь…
– В чем? – потребовал Лоенгрин.
– Я оклеветал Эльзу, – проговорил Тельрамунд, – и хотел занять трон герцога… И будь ты проклят… Убей меня!
Он захрипел, откинул голову и закрыл глаза.
– Это решит король, – ответил Лоенгрин. Он повернулся в сторону королевской ложи. – Ваше Величество, как вы слышали, и весь народ тоже, граф Тельрамунд признал свою вину и то, что он оклеветал Эльзу Брабантскую.