Страница:
Юрий Никитин
О доблестном рыцаре Гае Гисборне
Благодарность Лео Мулену за его энциклопедический труд «Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы (X–XV вв.)», откуда я почерпнул так много нового и ценного.
Предисловие
Этот роман отношу, как ни покажется кому-то странным, к трансгуманистичным. Устремленным к упорядоченности и сингулярности по целому ряду показателей. В нем впервые показано на одном из самых известных примеров в истории, и как было на самом деле, и как должно быть в здоровом развивающемся обществе, устремленном к прогрессу. К счастью, в данном случае то и другое полностью совпадает.
Полагаю, пришло время наконец-то сделать шаг в цивилизованное будущее на самом деле, а не на словах, а это значит – отказаться от воспевания в книгах, кино, играх и где бы то ни было разбойников, пиратов, киллеров, вампиров и прочей дряни, что всегда были грязью, преступниками и отбросами общества, тормозящими прогресс.
Да, мы понимаем, подобное выпускается для бунтующих подростков-недоумков, ведь на детях и дураках зарабатывать удобнее и проще всего, но все-таки пора с этим заканчивать, как с той же детской порнографией. Пошло же в обществе очищающее наступление на пьющих, курящих, не желающих мыть уши, машину, грубо нарушающих правила на дорогах…
Хорошо бы каждого, воспевающего пиратов, что грабили торговые и пассажирские суда и топили их вместе со всем экипажем, дабы не было свидетелей, привлекать к суду. То же самое относится и к создателям бесчисленных фильмов, сериалов и компьютерных игр о Робине Гуде, который грабил всех и каждого, проезжающих через Шервудский лес, и даже убил шерифа, как об этом с восторгом поют в балладах и взахлеб расписывают в нынешних сериалах.
И вообще – на каторжные работы всех, кто воспевает уголовников и братков, в каком бы времени те ни обретались.
Мы идем в будущее! Зачем нам эта грязь на подошвах?
Надеюсь, вы не из нового поколения, а из самого нового.
Полагаю, пришло время наконец-то сделать шаг в цивилизованное будущее на самом деле, а не на словах, а это значит – отказаться от воспевания в книгах, кино, играх и где бы то ни было разбойников, пиратов, киллеров, вампиров и прочей дряни, что всегда были грязью, преступниками и отбросами общества, тормозящими прогресс.
Да, мы понимаем, подобное выпускается для бунтующих подростков-недоумков, ведь на детях и дураках зарабатывать удобнее и проще всего, но все-таки пора с этим заканчивать, как с той же детской порнографией. Пошло же в обществе очищающее наступление на пьющих, курящих, не желающих мыть уши, машину, грубо нарушающих правила на дорогах…
Хорошо бы каждого, воспевающего пиратов, что грабили торговые и пассажирские суда и топили их вместе со всем экипажем, дабы не было свидетелей, привлекать к суду. То же самое относится и к создателям бесчисленных фильмов, сериалов и компьютерных игр о Робине Гуде, который грабил всех и каждого, проезжающих через Шервудский лес, и даже убил шерифа, как об этом с восторгом поют в балладах и взахлеб расписывают в нынешних сериалах.
И вообще – на каторжные работы всех, кто воспевает уголовников и братков, в каком бы времени те ни обретались.
Мы идем в будущее! Зачем нам эта грязь на подошвах?
Надеюсь, вы не из нового поколения, а из самого нового.
Часть I
Глава 1
Хронисты пишут, что белка может пересечь Англию от северного берега и до южного, не спускаясь на землю, а также с востока и на запад, но и здесь, во Франции, Гай Гисборн понял, что и в этих краях миром правит пока что лес, а свободные от него пространства выглядят крохотными проплешинами на огромном зеленом ковре, накрывшем Европу.
Пашни с аккуратными домиками окружены густыми дремучими лесами везде и всюду, замки высятся на вершинах холмов, компактные и устремленные вверх, башенки так и вовсе тянутся в небо, чтобы из-под крыши можно было смотреть поверх деревьев. Дороги вынужденно идут через мрачные чащи, и когда видишь впереди упавшее дерево, что загородило дорогу, на всякий случай закрываешься щитом и готовишься отражать нападение либо противника, либо лесных разбойников.
Отряд из пятнадцати человек, где Гай Гисборн единственный рыцарь, остальные – ратники и лучники, седьмые сутки шел через леса, питаясь дичью, ягодами, грибами и корешками.
На восьмые самый легконогий из них, Сэм, что всегда идет впереди с луком наготове, заорал ликующе:
– Деревня!.. Клянусь, вон там деревня!
Хайдун, самый могучий из отряда, не расстающийся и теперь с доспехами, снятыми с германского лорда, прошипел люто:
– Тихо, дурак!.. Услышат – удавлю своими руками!
– Далеко еще, – заверил Сэм, – смотрите, целых семь домов!..
Остальные подтянулись, долго наблюдали за домами и ничего не подозревающими деревенскими жителями. Когда-то здесь осушили участок болота, потом чуть оттеснили сами деревья, теперь здесь пашни, огороды, на краю болота пасутся козы, хрюкают в загородке свиньи, доносится квохтанье кур, звонко прокричал петух…
Все поглядывали на Гая, он и раньше командовал большими отрядами в боях с сарацинами и почти из любого боя выходил, сохранив жизни большинства своих людей.
– Сперва окружить, – велел он негромко. – Вон там видна дорога в лес… Хайдун, с двумя лучниками встанешь там. Ни один не должен ускользнуть!
Он сказал это и сам сжался от стыда, это же обычная французская деревня, а не расположившийся на отдых отряд сарацин.
Хайдун прогудел сбоку:
– Сэм и Нил – за мной!
Гай отправил еще шестерых, чтобы перекрыли возможные пути бегства, а сам, выждав нужное время, вышел из-за деревьев и направился к домам.
Их заметили не сразу, а потом раздался испуганный женский крик, люди застыли на минуту, настороженно наблюдая за чужаками, потом начали разбегаться по домам. Слышно было, как гремят засовы, лязгают запоры, кто-то даже придвинул, судя по скрипу и пыхтению, что-то тяжелое к дверям.
Рядом с Гаем ровно шагает Армстронг, могучий здоровяк из северных областей Англии, где идут постоянные стычки с шотландскими лордами, но там драться ему показалось скучно и обыденно, вот и отправился в Крестовый поход в жаркую пустынную Палестину, где странные звери и чудные народы.
– Заперлись, – проговорил он довольно, – это хорошо… Не люблю, когда разбегаются.
Я тоже, сказал Гай молча. Когда разбегаются, не всегда удается остановить иначе как стрелой. Английские лучники – лучшие в мире, а с ним возвращаются лучшие из лучших, кости остальных засыпают раскаленные пески Святой Земли. Эти, уцелевшие, не промахиваются.
Они вышли на середину улицы, Гай прокричал громко:
– Мы ничего вам не сделаем!.. Мы крестоносцы, возвращаемся домой!.. И хотя наши государи не дружат, но мы с вами не воюем!..
В домах оставалось тихо, хотя он видел, как подрагивают занавески. Армстронг пошел к колодцу и, вытащив ведро с водой, жадно припал к нему, как умирающий от жажды конь.
Двое из отряда, не дождавшись, чтобы кто-то вышел, развернулись на куриное квохтанье и почти одновременно выпустили стрелы. Послышался истошный куриный крик, стрелки захохотали и выпустили еще по две стрелы, и каждый раз слышно было, как бьется о землю подстреленная птица.
Потом они развели огонь посреди улицы и жарили на вертелах уже почищенных и выпотрошенных кур. Впрочем, все у костра сели так, чтобы никто не подобрался незамеченным, и при кажущейся беспечности каждый видел, что за ними постоянно следят десятки пар глаз.
Наконец, после долгого ожидания, из крайнего дома вышел старик, двинулся к ним, едва передвигая ноги.
Армстронг сказал ему навстречу насмешливо:
– Дед, ты бы лучше дочку, а еще лучше – внучку прислал! Мы бы с ней быстрее обо всем договорились.
Старик остановился, лицо непонимающее, а Гай, который владел французским так же, как и английским, сказал приветливо:
– Садишь, старик, раздели с нами ужин. Прости, что без спросу, но вы сами спрятались, а мы очень уж оголодали…
Старик чуть приободрился, слыша родную речь, поклонился и сказал дребезжащим голосом:
– Берите, что хотите, только оставьте нам жизни и не бесчестите наших женщин…
Гай сказал с неловкостью:
– Нам нужно совсем немного, а бесчестить никого не собираемся. Переведем у вас дух на сутки… может, на двое, а потом отправимся дальше. Не бойтесь нас.
Армстронг заметил с блудливой улыбкой:
– Зачем же бесчестить? Я слышал, француженки весьма легки на такие дела…
Гай спросил благожелательно:
– Неужели будете сидеть, запершись, сутки или двое? Пусть выходят. Опять же, утром надо скот выгонять на пастбище, воду брать из колодца… Да и вообще… если бы мы хотели, неужели не смогли бы выломать двери в любом доме?
Старик постоял, послушал, лицо древнее и пожеванное, словно старая одежда, пролежавшая сто лет в сундуке, глаза совсем выцветшие от старости, такому в самом деле помирать не страшно, еще раз поклонился и сказал слабо:
– Я передам ваши слова, господин.
Он повернулся с трудом, слышно, как жутко скрипят суставы (у телеги с несмазанными колесами, что везет тяжелый груз на гору, и то тише), тяжело пошел вдоль домов, едва передвигая ноги.
У каждого дома он останавливался и что-то говорил у окна с закрытыми ставнями, но Гай уже смотрел на могучую фигуру Хайдуна, за которым дружно топают его верные соратники Сэм и Нил, луки за спиной, морды довольные.
Хайдун опустился рядом, быстро зыркнул по сторонам.
– Всего один, – шепнул он. – Жаль, совсем мальчишка. Видимо, послали за подмогой. Или поднять тревогу в других селах.
– Где он сейчас? – спросил Гай тоже шепотом.
– Отнесли подальше в чащу, – объяснил Хайдун. – В овраге забросали ветками, никто не увидит.
– Да мы и не собираемся никого выпускать, – ответил Гай. – О мальчишке молчи. Пусть думают, что добежит и приведет помощь.
– Пока ждут и надеются, – сказал Хайдун понимающе, – не будут разбегаться? Это хорошо, будут сидеть тихо.
– А мы тем временем уйдем, – пояснил Гай.
– Ты прав, командир, – сказал Хайдун с одобрением. – Незачем народ волновать…
– Командир всегда прав, – заметил Сэм. – Ну, давайте начнем?.. А то у меня живот к спине присох!
– А у меня все еще сарацинский песок в желудке, – буркнул Нил.
– Еще не дожарилась, – пояснил Гай.
– Да я и сырую сожру! – заверил Сэм.
Гай присматривал за порядком, удерживая, чтобы не ринулись вышибать двери, а за это время лучники, не удержавшись, подстрелили еще трех толстых гусей, быстро выпотрошили и тоже взялись жарить там же на костре посреди улицы.
Солнце перешло на другую сторону неба, Гай сказал негромко:
– Армстронг, отправь двоих на ту же тропу. Так, на всякий случай.
– Думаете, кто-то попробует еще за помощью?
– Или решит просто сбежать, – пояснил Гай. – Здесь понимают, можем и сорваться.
– Ладно, – сказал Армстронг, – буду менять их через каждые три часа.
Лучники ушли вроде бы шарить по сараям, затем задами вышли к лесу и приготовились сторожить тропу.
Солнце опускалось медленно и величественно, в небе громоздились пылающие горы, где разверзлись исполинские бездны огненных пещер. Гай смотрел с трепетом в душе, ничего подобного не видел в Англии, где небо всегда затянуто низкими и плотными тучами, где даже солнце видишь два-три раза в году.
Со стороны болота начало приближаться стадо коров, все упитанные, у каждой отвисающее до земли, разбухшее молоком вымя. Следом мальчишка-пастушонок, испуганный и ничего не понимающий, Гай послал Хайдена и Армстронга встать между коровами и веселящимися лучниками, чтобы ни у кого не было соблазна подстрелить еще и корову, и вообще чтоб оставались у костра, пока коровы не разбредутся по домам.
Измученные долгими блужданиями по бесконечному лесу, люди заснули у костра, а Гай долго сидел, прислушивался к затихающим крикам птиц, потом слушал, как в ночном воздухе солидно гудят майские жуки, раздался смачный хруст, летучие мыши ловят их достаточно умело…
В полночь послышался далекий женский крик, но как Гай ни прислушивался, везде снова тихо, решил, что спросонья вскрикнула какая-то птица.
Армстронг приподнялся, взглянул на него с некоторой тревогой.
– Что-то случилось, мой лорд?
Гай пробормотал:
– Послышалось что-то…
– Я ничего не слышу, – сказал Армстронг.
– Теперь и я не слышу, – ответил Гай. – Ладно, немного вздремну. Потом разбуди, сменю.
– Вы и так меньше всех спите, – сказал Армстронг с грубоватой лаской. – Спите, здесь все спокойно.
Пашни с аккуратными домиками окружены густыми дремучими лесами везде и всюду, замки высятся на вершинах холмов, компактные и устремленные вверх, башенки так и вовсе тянутся в небо, чтобы из-под крыши можно было смотреть поверх деревьев. Дороги вынужденно идут через мрачные чащи, и когда видишь впереди упавшее дерево, что загородило дорогу, на всякий случай закрываешься щитом и готовишься отражать нападение либо противника, либо лесных разбойников.
Отряд из пятнадцати человек, где Гай Гисборн единственный рыцарь, остальные – ратники и лучники, седьмые сутки шел через леса, питаясь дичью, ягодами, грибами и корешками.
На восьмые самый легконогий из них, Сэм, что всегда идет впереди с луком наготове, заорал ликующе:
– Деревня!.. Клянусь, вон там деревня!
Хайдун, самый могучий из отряда, не расстающийся и теперь с доспехами, снятыми с германского лорда, прошипел люто:
– Тихо, дурак!.. Услышат – удавлю своими руками!
– Далеко еще, – заверил Сэм, – смотрите, целых семь домов!..
Остальные подтянулись, долго наблюдали за домами и ничего не подозревающими деревенскими жителями. Когда-то здесь осушили участок болота, потом чуть оттеснили сами деревья, теперь здесь пашни, огороды, на краю болота пасутся козы, хрюкают в загородке свиньи, доносится квохтанье кур, звонко прокричал петух…
Все поглядывали на Гая, он и раньше командовал большими отрядами в боях с сарацинами и почти из любого боя выходил, сохранив жизни большинства своих людей.
– Сперва окружить, – велел он негромко. – Вон там видна дорога в лес… Хайдун, с двумя лучниками встанешь там. Ни один не должен ускользнуть!
Он сказал это и сам сжался от стыда, это же обычная французская деревня, а не расположившийся на отдых отряд сарацин.
Хайдун прогудел сбоку:
– Сэм и Нил – за мной!
Гай отправил еще шестерых, чтобы перекрыли возможные пути бегства, а сам, выждав нужное время, вышел из-за деревьев и направился к домам.
Их заметили не сразу, а потом раздался испуганный женский крик, люди застыли на минуту, настороженно наблюдая за чужаками, потом начали разбегаться по домам. Слышно было, как гремят засовы, лязгают запоры, кто-то даже придвинул, судя по скрипу и пыхтению, что-то тяжелое к дверям.
Рядом с Гаем ровно шагает Армстронг, могучий здоровяк из северных областей Англии, где идут постоянные стычки с шотландскими лордами, но там драться ему показалось скучно и обыденно, вот и отправился в Крестовый поход в жаркую пустынную Палестину, где странные звери и чудные народы.
– Заперлись, – проговорил он довольно, – это хорошо… Не люблю, когда разбегаются.
Я тоже, сказал Гай молча. Когда разбегаются, не всегда удается остановить иначе как стрелой. Английские лучники – лучшие в мире, а с ним возвращаются лучшие из лучших, кости остальных засыпают раскаленные пески Святой Земли. Эти, уцелевшие, не промахиваются.
Они вышли на середину улицы, Гай прокричал громко:
– Мы ничего вам не сделаем!.. Мы крестоносцы, возвращаемся домой!.. И хотя наши государи не дружат, но мы с вами не воюем!..
В домах оставалось тихо, хотя он видел, как подрагивают занавески. Армстронг пошел к колодцу и, вытащив ведро с водой, жадно припал к нему, как умирающий от жажды конь.
Двое из отряда, не дождавшись, чтобы кто-то вышел, развернулись на куриное квохтанье и почти одновременно выпустили стрелы. Послышался истошный куриный крик, стрелки захохотали и выпустили еще по две стрелы, и каждый раз слышно было, как бьется о землю подстреленная птица.
Потом они развели огонь посреди улицы и жарили на вертелах уже почищенных и выпотрошенных кур. Впрочем, все у костра сели так, чтобы никто не подобрался незамеченным, и при кажущейся беспечности каждый видел, что за ними постоянно следят десятки пар глаз.
Наконец, после долгого ожидания, из крайнего дома вышел старик, двинулся к ним, едва передвигая ноги.
Армстронг сказал ему навстречу насмешливо:
– Дед, ты бы лучше дочку, а еще лучше – внучку прислал! Мы бы с ней быстрее обо всем договорились.
Старик остановился, лицо непонимающее, а Гай, который владел французским так же, как и английским, сказал приветливо:
– Садишь, старик, раздели с нами ужин. Прости, что без спросу, но вы сами спрятались, а мы очень уж оголодали…
Старик чуть приободрился, слыша родную речь, поклонился и сказал дребезжащим голосом:
– Берите, что хотите, только оставьте нам жизни и не бесчестите наших женщин…
Гай сказал с неловкостью:
– Нам нужно совсем немного, а бесчестить никого не собираемся. Переведем у вас дух на сутки… может, на двое, а потом отправимся дальше. Не бойтесь нас.
Армстронг заметил с блудливой улыбкой:
– Зачем же бесчестить? Я слышал, француженки весьма легки на такие дела…
Гай спросил благожелательно:
– Неужели будете сидеть, запершись, сутки или двое? Пусть выходят. Опять же, утром надо скот выгонять на пастбище, воду брать из колодца… Да и вообще… если бы мы хотели, неужели не смогли бы выломать двери в любом доме?
Старик постоял, послушал, лицо древнее и пожеванное, словно старая одежда, пролежавшая сто лет в сундуке, глаза совсем выцветшие от старости, такому в самом деле помирать не страшно, еще раз поклонился и сказал слабо:
– Я передам ваши слова, господин.
Он повернулся с трудом, слышно, как жутко скрипят суставы (у телеги с несмазанными колесами, что везет тяжелый груз на гору, и то тише), тяжело пошел вдоль домов, едва передвигая ноги.
У каждого дома он останавливался и что-то говорил у окна с закрытыми ставнями, но Гай уже смотрел на могучую фигуру Хайдуна, за которым дружно топают его верные соратники Сэм и Нил, луки за спиной, морды довольные.
Хайдун опустился рядом, быстро зыркнул по сторонам.
– Всего один, – шепнул он. – Жаль, совсем мальчишка. Видимо, послали за подмогой. Или поднять тревогу в других селах.
– Где он сейчас? – спросил Гай тоже шепотом.
– Отнесли подальше в чащу, – объяснил Хайдун. – В овраге забросали ветками, никто не увидит.
– Да мы и не собираемся никого выпускать, – ответил Гай. – О мальчишке молчи. Пусть думают, что добежит и приведет помощь.
– Пока ждут и надеются, – сказал Хайдун понимающе, – не будут разбегаться? Это хорошо, будут сидеть тихо.
– А мы тем временем уйдем, – пояснил Гай.
– Ты прав, командир, – сказал Хайдун с одобрением. – Незачем народ волновать…
– Командир всегда прав, – заметил Сэм. – Ну, давайте начнем?.. А то у меня живот к спине присох!
– А у меня все еще сарацинский песок в желудке, – буркнул Нил.
– Еще не дожарилась, – пояснил Гай.
– Да я и сырую сожру! – заверил Сэм.
Гай присматривал за порядком, удерживая, чтобы не ринулись вышибать двери, а за это время лучники, не удержавшись, подстрелили еще трех толстых гусей, быстро выпотрошили и тоже взялись жарить там же на костре посреди улицы.
Солнце перешло на другую сторону неба, Гай сказал негромко:
– Армстронг, отправь двоих на ту же тропу. Так, на всякий случай.
– Думаете, кто-то попробует еще за помощью?
– Или решит просто сбежать, – пояснил Гай. – Здесь понимают, можем и сорваться.
– Ладно, – сказал Армстронг, – буду менять их через каждые три часа.
Лучники ушли вроде бы шарить по сараям, затем задами вышли к лесу и приготовились сторожить тропу.
Солнце опускалось медленно и величественно, в небе громоздились пылающие горы, где разверзлись исполинские бездны огненных пещер. Гай смотрел с трепетом в душе, ничего подобного не видел в Англии, где небо всегда затянуто низкими и плотными тучами, где даже солнце видишь два-три раза в году.
Со стороны болота начало приближаться стадо коров, все упитанные, у каждой отвисающее до земли, разбухшее молоком вымя. Следом мальчишка-пастушонок, испуганный и ничего не понимающий, Гай послал Хайдена и Армстронга встать между коровами и веселящимися лучниками, чтобы ни у кого не было соблазна подстрелить еще и корову, и вообще чтоб оставались у костра, пока коровы не разбредутся по домам.
Измученные долгими блужданиями по бесконечному лесу, люди заснули у костра, а Гай долго сидел, прислушивался к затихающим крикам птиц, потом слушал, как в ночном воздухе солидно гудят майские жуки, раздался смачный хруст, летучие мыши ловят их достаточно умело…
В полночь послышался далекий женский крик, но как Гай ни прислушивался, везде снова тихо, решил, что спросонья вскрикнула какая-то птица.
Армстронг приподнялся, взглянул на него с некоторой тревогой.
– Что-то случилось, мой лорд?
Гай пробормотал:
– Послышалось что-то…
– Я ничего не слышу, – сказал Армстронг.
– Теперь и я не слышу, – ответил Гай. – Ладно, немного вздремну. Потом разбуди, сменю.
– Вы и так меньше всех спите, – сказал Армстронг с грубоватой лаской. – Спите, здесь все спокойно.
Глава 2
Утром оба дозорных лучника вернулись уже навеселе, за ними шел Хайдун и пинками катил перед собой бочонок. До Гая донеслось знакомое хлюпанье.
– Мой лорд! – крикнул Хайдун весело. – Просто великолепное вино!.. В нем все солнце Южной Франции, вы не сможете оторваться!
– Посмотрим, – буркнул Гай. – Чей погреб разгромили?.. Ладно, это не важно… Где Сэм и Нил?.. Они давно должны были вернуться…
– Уже освободились, – объяснил Хайден с широкой улыбкой. – Но задержались объяснить сменщикам, как обращаться с добычей.
Гай насторожился.
– Что за добыча?
Хайден заулыбался уже во весь рот, но голос сделал тише:
– Какая-то молодая дура решила ночью удрать из деревни. Видимо, опасалась наших жадных лап… В общем, схватили ее, а чтобы не орала, заткнули рот и привязали к дереву. Потом, правда, привязали поудобнее на земле. Ну, как обычно, руки в разные стороны к вбитым в землю колышкам, ноги тоже врозь… Ребята потешились вволю, теперь там смена трудится, ха-ха!..
Гай поморщился.
– Не стоило обижать местное население. Сейчас король Ричард с королем Филиппом вроде бы уже не воюет…
Хайден отмахнулся.
– А если воюет?
– Все равно, – ответил Гай. – Эти вообще ничего, кроме своего леса, не видели! Они ни при чем.
– А нам что?.. – сказал Хайден. – Мы должны подкрепиться, набить сумки едой и пробираться к Ла-Маншу. А что здесь останется, мне плевать. Меня никто не щадил и не жалел.
От костра раздалась пьяная песня. Все одиннадцать свободных от обязанностей собрались у бочонка, выбили пробку и наперебой подставляют баклаги и серебряные чаши, награбленные за время похода, а у Армстронга даже золотая, которой он очень гордится.
Гай стиснул челюсти, дальше будет то, что видел уже не раз. Сперва от вина теряют контроль, перестают сдерживаться, беспомощность жертв провоцирует насилие, начинают вышибать двери, врываться в дома, убивать сопротивляющихся мужчин и насиловать их жен и дочерей…
Такие частенько выволакивают женщин на улицу, чтобы насиловать при свете солнца. Люди озверели от тяжелой жизни, а на войне, где видят смерть на каждом шагу, перестают ценить жизнь даже свою, а уж чужую так и вовсе…
– Надо уходить, – сказал он резко. – Мы не должны этого допускать!
Армстронг возразил:
– Как?.. Они уже еле на ногах стоят!.. Пока весь бочонок не осушат, никто и ухом не поведет… В жаркой пустыне, ха-ха-ха, у всех пересохли внутренности, теперь всю оставшуюся жизнь будут заливать жар вином и пивом!
– Осушат бочонок? – переспросил Гай саркастически.
– В нем уже меньше четверти, мой лорд!
– В подвалах найдется еще, – сухо заметил Гай.
– Придется подождать, – сказал Армстронг с сочувствием. – Ладно, я пока схожу за вином. А то мы как не люди…
Потом они лежали на прогретой за день земле, подложив охапки сена, пили чудесное вино и смотрели на звезды. Правда, Армстронг однажды отлучился, а вернулся с блудливой улыбкой и расстегнутыми штанами, и Гай с горечью понял, что по крайней мере у одного дома двери все-таки выломали, не зря же с той стороны слышен женский плач, тихий и безнадежный.
Он чувствовал, как медленно уходит звериная усталость, накопившаяся за долгие годы непрерывных боев, непрестанного ожидания нападения в ночи, когда каждая мышца на пределе, когда все на зверином чутье, когда постоянно ждешь удар и ежесекундно готов ответить двумя.
– Ладно, – сказал он, – сегодня отдыхаю, завтра на рассвете ухожу.
Армстронг пробормотал сонно:
– Да, уже пора… Хотя на рассвете рановато, все перепились…
– Я ухожу, – казал Гай твердо, – а остальные как хотят. Это не мой отряд, я за него не отвечаю.
– Но все привыкли считать вас командиром, – возразил Армстронг. – Хоть мы и собрались кто откуда.
– Кто в самом деле считает меня командиром, – сказал Гай, – тот пойдет со мной. Мы же не в бой посланы, а спасаем шкуры и жаждем добраться до Англии. Войска нашего нет, всякий сам по себе, каждый выбирает путь и судьбу.
Отоспавшись за день, вечером ходили вдоль домов, стучали в двери и окна, уговаривали открыть, обещали, что ничего не сделают, а ночью выломали двери еще в одном доме, где заметили двух молодых женщин. Какой-то парнишка выбежал навстречу с топором в руках, ему дали обухом в лоб, связали на всякий случай, вдруг оживет, затем выволокли женщин под звездное небо и насиловали с пьяным гоготом и шуточками.
Отчаявшиеся крестьяне высыпали из домов и попытались дать бой англичанам, однако те хоть и пьяные, но к этому времени прошли всю Палестину, участвуя в боях за все важные крепости, знали, как драться, и умели: деревенских увальней убили всех быстро и просто. Из англичан трое ранены легко, один тяжело, ему распороли косой брюхо, он натужно улыбался и все просил дать больше вина, что все равно выливалось из широкого разреза на животе.
Теперь женщин насиловали вволю, изощренно, переходя от одной к другой, наслаждаясь чувством власти, упиваясь страхом в глазах плачущих жертв.
Утром Гай собрал мешок с едой, стараясь не слышать плач и стоны, наполнил баклажку с вином, вроде все, перевязь с мечом уже приятно оттягивает пояс, выпрямился и пошел в сторону леса.
Армстронг вскрикнул:
– Мой лорд! Я с вами!
– Тогда не отставай, – бросил Гай раздраженно. – Ждать не буду.
Он шел, не оглядываясь и не останавливаясь. Немного погодя послышался настигающий топот, он понял, что догоняют трое, и даже понял по легкости шагов, что кроме Армстронга с ним теперь еще двое лучников, представителей самой мобильной и опасной для сарацин армии крестоносцев.
Армстронг сказал, запыхавшись:
– Вы правы, мой лорд. Это приятные пустяки, но не стоит из-за них задерживаться. Впереди Англия!
Лучники Сэм и Нил старались идти впереди, но Гай велел топать замыкающими, чтобы в случае опасности успели натянуть тетивы.
В лесу Гисборн сделал несколько шагов, насторожился, вскинул руку. По земле прокатился легкий гул, стал четче, все различили стук множества копыт.
Армстронг произнес с кривой улыбкой на лице:
– Видать, кто-то все-таки добежал…
С дальней стороны леса, где осталась распятая на земле молодая крестьянка, из-за деревьев вырвался конный отряд во главе с воином в кирасе и стальных наручниках, но с непокрытой головой. В руке его блистал обнаженный меч, за ним два десятка воинов, все пригнулись к конским гривам, готовые избегать смертоносных стрел английских лучников.
Сэм вскрикнул в тревоге:
– Это из гарнизона!..
Он сделал движение броситься обратно, Гай ухватил его за плечо:
– Не успеваем.
Армстронг яростно засопел, ожег его ненавидящим взглядом, хотя сам видел, бой начнется и тут же закончится, кто бы ни одержал верх, хотя понятно, кто победит: лучники хороши только на дистанции, а всадники слишком быстро очутятся среди них, у всех в руках длинные мечи, которыми так удобно рубить пеших…
Гай скомандовал резко:
– Уходим! Быстро.
Он не оглядывался, но слышал по топоту, что бегут за ним слаженно и беспрекословно. На помощь деревне пришли не из соседнего села, а из воинского гарнизона. Быстро допросят раненых англичан, и пусть даже те ничего не скажут, но крестьяне, давно пересчитавшие всех, с готовностью скажут, что четверо ушли вон в ту сторону…
Гай несколько раз менял направление, заставлял продираться через чащу, где не пройдут кони, перебираться через упавшие деревья, а то и, пригибаясь, под просто зависшими на ветвях соседей и готовых рухнуть в любое мгновение, кони там точно не пройдут, в первый раз позволил перевести дыхание только после двух ручьев, когда долго шли по воде вниз по течению.
Армстронг из-за своей массы устал больше других, но не роптал, о Гае Гисборне знали, что всегда или почти всегда выводит своих людей целыми из самых тяжелых боев.
Гисборн, как самый жилистый и выносливый, разобрал мешки и выложил на траву еду, ровно столько, чтобы утолить голод, но не отяжелеть. Вина не дал вовсе, да никто и не просил, представили, как французы рубили пьяных и беспомощных соотечественников.
– Сегодня выйдем к нашим землям, – объяснил он. – Они хоть и французские, но английские.
Армстронг пробормотал устало:
– Это как?
– Нормандия, – объяснил Гисборн, – была всегда нашей… ну, с тех пор, как викинг Ролло со своими норманнами отнял самые лучшие земли у франков. Потому и называется Нормандией. И хотя его правнук Вильгельм Завоеватель потом высадился в Англии и стал английским королем, он не перестал быть хозяином Нормандии, ясно? А потом Генрих II женился на Алиеноре Аквитанской, она принесла ему в приданое Аквитанию, так что половина Франции наша по закону…
Армстронг хмыкнул.
– Осталось завоевать другую половину, и Франция станет Англией?
Гисборн сказал невесело:
– Я не знаю, что думают наши короли. Но войны гремят всюду. Только что-то они мне в последнее время осточертели. Уже не хочу ни славы, ни добычи.
Армстронг покосился на него с сочувствием. Рослый, могучий и жилистый, рыцарь выглядит так, будто его породила сама война: жесткий, суровый и безжалостный, всегда успевающий предвидеть опасность, прошел через все войны, не получив ни одной серьезной раны, а мелкие не в счет, умеющий рассчитывать каждое мгновение боя как для себя, так и для отряда.
– Я вообще-то, – ответил он, – тоже… это самое.
Сэм и Нил помалкивали, в их мешках столько награбленной добычи, что воевать точно никуда не пойдут, купят богатые хозяйства и заживут почти лордами.
Гисборн поднялся, подхватил заплечный мешок.
– Пора!
– Еще ноги не отошли, – пожаловался Армстронг.
– По дороге отойдут, – сказал Гисборн неумолимо. – А вдруг нас все еще ищут?
Армстронг и лучники встали с кряхтением, но покорно, при Гисборне, как шла молва, всегда выживают. Да и сами знали, что случилось с теми, кто решил еще задержаться…
Как Гисборн и обещал, к полудню вышли на земли, что хоть и французские, но английские, и хотя английской речи так и не услышали, но местные от них не шарахались, а из попавшегося навстречу отряда всадников указали, где просторный постоялый дом.
Все четверо повеселели, Гисборн видел, как спадает страшное напряжение последних дней. На постоялом дворе оказалась прекрасная харчевня, еда и вино лучшего качества, в Англии такое только у лордов, да еще и так дешево, что Армстронг громко возжелал поселиться во Франции навеки.
Двое суток они отсыпались и восстанавливали силы, на третьи Гисборн собрался в путь, и Армстронг первым вскинул мешок на плечи. Сэм и Нил, довольные и хмельные, предложили купить коней, до побережья еще несколько дней, лучше проехать, чем топать своими натруженными ножками.
Дальше ехали верхами, кони здесь дешевле, чем в Англии, жаль только, что за их провоз через Ла-Манш придется платить очень дорого, лучше там же на берегу и продать…
Гисборн, сверяясь по карте, выбирал кратчайшие дороги, а то вел и по бездорожью, где не пройдут телеги, зато к побережью приближались вдвое быстрее.
Ему уже чудился грозный грохот волн, набегающих на скалистый берег, когда ехали через прекрасный лес, весь залитый солнцем, и увидели двух молодых крестьянок, собиравших хворост.
Сэм заорал весело:
– Девочки, мы вам поможем!.. И даже до дома довезем!
Обе женщины, завидев подъезжающих мужчин, бросили хворост и ринулись наутек. Гисборн в бессилии выругался. Оставайся женщины на месте, ничего бы не произошло, несколько шуточек, то да се, а если бы отказали, то всадники поехали бы дальше, хоть и громко сожалея, но когда убегают – в каждом просыпается инстинкт зверя-охотника: догнать, прыгнуть сзади, повалить…
Он даже не кричал вслед, повелевая остановиться, хороший командир знает, что есть черта, за которой подчинение заканчивается, и пытаться приказывать в подобных случаях – только ронять свой авторитет.
Ему подчиняются, потому что он спасает их от опасностей, но как отказаться, когда от тебя в лес убегает молодая и сочная, тряся выменем и колыхая двумя аппетитными половинками толстого зада?
Потом, когда они садились на коней, женщины в изорванных платьях, через которые у обеих просвечивает голое исцарапанное тело, исступленно кричали вслед:
– Чтоб вы все передохли, английские ублюдки!.. Да чтоб вас Господь покарал за все муки, что вы принесли в наши земли!..
Гисборн хмуро молчал, Армстронг тоже отводил взгляд, а Сэм ответил громко:
– Не противились бы законным требованиям нашего короля, никто бы вас и пальцем не тронул! А раз не признаете прав Ричарда Львиное Сердце…
Однако в его голосе звучал стыд за содеянное, а Нил пробормотал, что ну ладно, чего ж там, они же француженки, у них все это просто, как сопли вытереть…
– Мой лорд! – крикнул Хайдун весело. – Просто великолепное вино!.. В нем все солнце Южной Франции, вы не сможете оторваться!
– Посмотрим, – буркнул Гай. – Чей погреб разгромили?.. Ладно, это не важно… Где Сэм и Нил?.. Они давно должны были вернуться…
– Уже освободились, – объяснил Хайден с широкой улыбкой. – Но задержались объяснить сменщикам, как обращаться с добычей.
Гай насторожился.
– Что за добыча?
Хайден заулыбался уже во весь рот, но голос сделал тише:
– Какая-то молодая дура решила ночью удрать из деревни. Видимо, опасалась наших жадных лап… В общем, схватили ее, а чтобы не орала, заткнули рот и привязали к дереву. Потом, правда, привязали поудобнее на земле. Ну, как обычно, руки в разные стороны к вбитым в землю колышкам, ноги тоже врозь… Ребята потешились вволю, теперь там смена трудится, ха-ха!..
Гай поморщился.
– Не стоило обижать местное население. Сейчас король Ричард с королем Филиппом вроде бы уже не воюет…
Хайден отмахнулся.
– А если воюет?
– Все равно, – ответил Гай. – Эти вообще ничего, кроме своего леса, не видели! Они ни при чем.
– А нам что?.. – сказал Хайден. – Мы должны подкрепиться, набить сумки едой и пробираться к Ла-Маншу. А что здесь останется, мне плевать. Меня никто не щадил и не жалел.
От костра раздалась пьяная песня. Все одиннадцать свободных от обязанностей собрались у бочонка, выбили пробку и наперебой подставляют баклаги и серебряные чаши, награбленные за время похода, а у Армстронга даже золотая, которой он очень гордится.
Гай стиснул челюсти, дальше будет то, что видел уже не раз. Сперва от вина теряют контроль, перестают сдерживаться, беспомощность жертв провоцирует насилие, начинают вышибать двери, врываться в дома, убивать сопротивляющихся мужчин и насиловать их жен и дочерей…
Такие частенько выволакивают женщин на улицу, чтобы насиловать при свете солнца. Люди озверели от тяжелой жизни, а на войне, где видят смерть на каждом шагу, перестают ценить жизнь даже свою, а уж чужую так и вовсе…
– Надо уходить, – сказал он резко. – Мы не должны этого допускать!
Армстронг возразил:
– Как?.. Они уже еле на ногах стоят!.. Пока весь бочонок не осушат, никто и ухом не поведет… В жаркой пустыне, ха-ха-ха, у всех пересохли внутренности, теперь всю оставшуюся жизнь будут заливать жар вином и пивом!
– Осушат бочонок? – переспросил Гай саркастически.
– В нем уже меньше четверти, мой лорд!
– В подвалах найдется еще, – сухо заметил Гай.
– Придется подождать, – сказал Армстронг с сочувствием. – Ладно, я пока схожу за вином. А то мы как не люди…
Потом они лежали на прогретой за день земле, подложив охапки сена, пили чудесное вино и смотрели на звезды. Правда, Армстронг однажды отлучился, а вернулся с блудливой улыбкой и расстегнутыми штанами, и Гай с горечью понял, что по крайней мере у одного дома двери все-таки выломали, не зря же с той стороны слышен женский плач, тихий и безнадежный.
Он чувствовал, как медленно уходит звериная усталость, накопившаяся за долгие годы непрерывных боев, непрестанного ожидания нападения в ночи, когда каждая мышца на пределе, когда все на зверином чутье, когда постоянно ждешь удар и ежесекундно готов ответить двумя.
– Ладно, – сказал он, – сегодня отдыхаю, завтра на рассвете ухожу.
Армстронг пробормотал сонно:
– Да, уже пора… Хотя на рассвете рановато, все перепились…
– Я ухожу, – казал Гай твердо, – а остальные как хотят. Это не мой отряд, я за него не отвечаю.
– Но все привыкли считать вас командиром, – возразил Армстронг. – Хоть мы и собрались кто откуда.
– Кто в самом деле считает меня командиром, – сказал Гай, – тот пойдет со мной. Мы же не в бой посланы, а спасаем шкуры и жаждем добраться до Англии. Войска нашего нет, всякий сам по себе, каждый выбирает путь и судьбу.
Отоспавшись за день, вечером ходили вдоль домов, стучали в двери и окна, уговаривали открыть, обещали, что ничего не сделают, а ночью выломали двери еще в одном доме, где заметили двух молодых женщин. Какой-то парнишка выбежал навстречу с топором в руках, ему дали обухом в лоб, связали на всякий случай, вдруг оживет, затем выволокли женщин под звездное небо и насиловали с пьяным гоготом и шуточками.
Отчаявшиеся крестьяне высыпали из домов и попытались дать бой англичанам, однако те хоть и пьяные, но к этому времени прошли всю Палестину, участвуя в боях за все важные крепости, знали, как драться, и умели: деревенских увальней убили всех быстро и просто. Из англичан трое ранены легко, один тяжело, ему распороли косой брюхо, он натужно улыбался и все просил дать больше вина, что все равно выливалось из широкого разреза на животе.
Теперь женщин насиловали вволю, изощренно, переходя от одной к другой, наслаждаясь чувством власти, упиваясь страхом в глазах плачущих жертв.
Утром Гай собрал мешок с едой, стараясь не слышать плач и стоны, наполнил баклажку с вином, вроде все, перевязь с мечом уже приятно оттягивает пояс, выпрямился и пошел в сторону леса.
Армстронг вскрикнул:
– Мой лорд! Я с вами!
– Тогда не отставай, – бросил Гай раздраженно. – Ждать не буду.
Он шел, не оглядываясь и не останавливаясь. Немного погодя послышался настигающий топот, он понял, что догоняют трое, и даже понял по легкости шагов, что кроме Армстронга с ним теперь еще двое лучников, представителей самой мобильной и опасной для сарацин армии крестоносцев.
Армстронг сказал, запыхавшись:
– Вы правы, мой лорд. Это приятные пустяки, но не стоит из-за них задерживаться. Впереди Англия!
Лучники Сэм и Нил старались идти впереди, но Гай велел топать замыкающими, чтобы в случае опасности успели натянуть тетивы.
В лесу Гисборн сделал несколько шагов, насторожился, вскинул руку. По земле прокатился легкий гул, стал четче, все различили стук множества копыт.
Армстронг произнес с кривой улыбкой на лице:
– Видать, кто-то все-таки добежал…
С дальней стороны леса, где осталась распятая на земле молодая крестьянка, из-за деревьев вырвался конный отряд во главе с воином в кирасе и стальных наручниках, но с непокрытой головой. В руке его блистал обнаженный меч, за ним два десятка воинов, все пригнулись к конским гривам, готовые избегать смертоносных стрел английских лучников.
Сэм вскрикнул в тревоге:
– Это из гарнизона!..
Он сделал движение броситься обратно, Гай ухватил его за плечо:
– Не успеваем.
Армстронг яростно засопел, ожег его ненавидящим взглядом, хотя сам видел, бой начнется и тут же закончится, кто бы ни одержал верх, хотя понятно, кто победит: лучники хороши только на дистанции, а всадники слишком быстро очутятся среди них, у всех в руках длинные мечи, которыми так удобно рубить пеших…
Гай скомандовал резко:
– Уходим! Быстро.
Он не оглядывался, но слышал по топоту, что бегут за ним слаженно и беспрекословно. На помощь деревне пришли не из соседнего села, а из воинского гарнизона. Быстро допросят раненых англичан, и пусть даже те ничего не скажут, но крестьяне, давно пересчитавшие всех, с готовностью скажут, что четверо ушли вон в ту сторону…
Гай несколько раз менял направление, заставлял продираться через чащу, где не пройдут кони, перебираться через упавшие деревья, а то и, пригибаясь, под просто зависшими на ветвях соседей и готовых рухнуть в любое мгновение, кони там точно не пройдут, в первый раз позволил перевести дыхание только после двух ручьев, когда долго шли по воде вниз по течению.
Армстронг из-за своей массы устал больше других, но не роптал, о Гае Гисборне знали, что всегда или почти всегда выводит своих людей целыми из самых тяжелых боев.
Гисборн, как самый жилистый и выносливый, разобрал мешки и выложил на траву еду, ровно столько, чтобы утолить голод, но не отяжелеть. Вина не дал вовсе, да никто и не просил, представили, как французы рубили пьяных и беспомощных соотечественников.
– Сегодня выйдем к нашим землям, – объяснил он. – Они хоть и французские, но английские.
Армстронг пробормотал устало:
– Это как?
– Нормандия, – объяснил Гисборн, – была всегда нашей… ну, с тех пор, как викинг Ролло со своими норманнами отнял самые лучшие земли у франков. Потому и называется Нормандией. И хотя его правнук Вильгельм Завоеватель потом высадился в Англии и стал английским королем, он не перестал быть хозяином Нормандии, ясно? А потом Генрих II женился на Алиеноре Аквитанской, она принесла ему в приданое Аквитанию, так что половина Франции наша по закону…
Армстронг хмыкнул.
– Осталось завоевать другую половину, и Франция станет Англией?
Гисборн сказал невесело:
– Я не знаю, что думают наши короли. Но войны гремят всюду. Только что-то они мне в последнее время осточертели. Уже не хочу ни славы, ни добычи.
Армстронг покосился на него с сочувствием. Рослый, могучий и жилистый, рыцарь выглядит так, будто его породила сама война: жесткий, суровый и безжалостный, всегда успевающий предвидеть опасность, прошел через все войны, не получив ни одной серьезной раны, а мелкие не в счет, умеющий рассчитывать каждое мгновение боя как для себя, так и для отряда.
– Я вообще-то, – ответил он, – тоже… это самое.
Сэм и Нил помалкивали, в их мешках столько награбленной добычи, что воевать точно никуда не пойдут, купят богатые хозяйства и заживут почти лордами.
Гисборн поднялся, подхватил заплечный мешок.
– Пора!
– Еще ноги не отошли, – пожаловался Армстронг.
– По дороге отойдут, – сказал Гисборн неумолимо. – А вдруг нас все еще ищут?
Армстронг и лучники встали с кряхтением, но покорно, при Гисборне, как шла молва, всегда выживают. Да и сами знали, что случилось с теми, кто решил еще задержаться…
Как Гисборн и обещал, к полудню вышли на земли, что хоть и французские, но английские, и хотя английской речи так и не услышали, но местные от них не шарахались, а из попавшегося навстречу отряда всадников указали, где просторный постоялый дом.
Все четверо повеселели, Гисборн видел, как спадает страшное напряжение последних дней. На постоялом дворе оказалась прекрасная харчевня, еда и вино лучшего качества, в Англии такое только у лордов, да еще и так дешево, что Армстронг громко возжелал поселиться во Франции навеки.
Двое суток они отсыпались и восстанавливали силы, на третьи Гисборн собрался в путь, и Армстронг первым вскинул мешок на плечи. Сэм и Нил, довольные и хмельные, предложили купить коней, до побережья еще несколько дней, лучше проехать, чем топать своими натруженными ножками.
Дальше ехали верхами, кони здесь дешевле, чем в Англии, жаль только, что за их провоз через Ла-Манш придется платить очень дорого, лучше там же на берегу и продать…
Гисборн, сверяясь по карте, выбирал кратчайшие дороги, а то вел и по бездорожью, где не пройдут телеги, зато к побережью приближались вдвое быстрее.
Ему уже чудился грозный грохот волн, набегающих на скалистый берег, когда ехали через прекрасный лес, весь залитый солнцем, и увидели двух молодых крестьянок, собиравших хворост.
Сэм заорал весело:
– Девочки, мы вам поможем!.. И даже до дома довезем!
Обе женщины, завидев подъезжающих мужчин, бросили хворост и ринулись наутек. Гисборн в бессилии выругался. Оставайся женщины на месте, ничего бы не произошло, несколько шуточек, то да се, а если бы отказали, то всадники поехали бы дальше, хоть и громко сожалея, но когда убегают – в каждом просыпается инстинкт зверя-охотника: догнать, прыгнуть сзади, повалить…
Он даже не кричал вслед, повелевая остановиться, хороший командир знает, что есть черта, за которой подчинение заканчивается, и пытаться приказывать в подобных случаях – только ронять свой авторитет.
Ему подчиняются, потому что он спасает их от опасностей, но как отказаться, когда от тебя в лес убегает молодая и сочная, тряся выменем и колыхая двумя аппетитными половинками толстого зада?
Потом, когда они садились на коней, женщины в изорванных платьях, через которые у обеих просвечивает голое исцарапанное тело, исступленно кричали вслед:
– Чтоб вы все передохли, английские ублюдки!.. Да чтоб вас Господь покарал за все муки, что вы принесли в наши земли!..
Гисборн хмуро молчал, Армстронг тоже отводил взгляд, а Сэм ответил громко:
– Не противились бы законным требованиям нашего короля, никто бы вас и пальцем не тронул! А раз не признаете прав Ричарда Львиное Сердце…
Однако в его голосе звучал стыд за содеянное, а Нил пробормотал, что ну ладно, чего ж там, они же француженки, у них все это просто, как сопли вытереть…
Глава 3
Словно гневаясь, небо заволокло тучами, налетела гроза, быстрая, короткая, но мощная. Дороги мгновенно развезло, но, к счастью, гостиницы здесь на каждом шагу, здесь уже английские земли. Армстронг с облегчением увидел одну такую на развилке дорог, пустил коня вскачь, а во дворе соскочил на землю и набросил повод на крюк коновязи.
– Уже вечер, – сказал он, опережая Гисборна, – заночуем, а за ночь земля подсохнет!
Гисборн смолчал, чем ближе к Англии, тем меньше с ним считаются, что вообще-то его устраивает, хоть и малость задевает. Ладно, пусть, за одного себя отвечать легче, чем за десяток недисциплинированных остолопов.
В харчевне пусто, хозяин обрадовался гостям, начал таскать на стол самое лучшее, Сэм и Нил все больше входили в роль богатых господ, платили щедро, заказывали вино и женщин, но, увы, женщин в гостиницах нужно искать только в больших городах, а здесь всего лишь придорожный постоялый двор…
Армстронг важно посоветовал завести, это же добавочная прибыль, после чего пьяно потащился наверх, оступаясь на каждой ступеньке. Гисборн почти не пил, все пытался представить, что ждет его в Англии, а спать отправился позже всех.
Среди ночи проснулся вдруг с сильно колотящимся сердцем, словно его толкнул кто. Такое случалось в Палестине, когда под покровом темноты к ним неслышно подбирались сарацины. Инстинктивно сунул руку под подушку и неслышно потянул на себя нож, полежал, тревожно прислушиваясь к каждому звуку, полная тишина, хотел было повернуться на другой бок и заставить себя спать, как вдруг ноздри уловили чужой запах.
– Уже вечер, – сказал он, опережая Гисборна, – заночуем, а за ночь земля подсохнет!
Гисборн смолчал, чем ближе к Англии, тем меньше с ним считаются, что вообще-то его устраивает, хоть и малость задевает. Ладно, пусть, за одного себя отвечать легче, чем за десяток недисциплинированных остолопов.
В харчевне пусто, хозяин обрадовался гостям, начал таскать на стол самое лучшее, Сэм и Нил все больше входили в роль богатых господ, платили щедро, заказывали вино и женщин, но, увы, женщин в гостиницах нужно искать только в больших городах, а здесь всего лишь придорожный постоялый двор…
Армстронг важно посоветовал завести, это же добавочная прибыль, после чего пьяно потащился наверх, оступаясь на каждой ступеньке. Гисборн почти не пил, все пытался представить, что ждет его в Англии, а спать отправился позже всех.
Среди ночи проснулся вдруг с сильно колотящимся сердцем, словно его толкнул кто. Такое случалось в Палестине, когда под покровом темноты к ним неслышно подбирались сарацины. Инстинктивно сунул руку под подушку и неслышно потянул на себя нож, полежал, тревожно прислушиваясь к каждому звуку, полная тишина, хотел было повернуться на другой бок и заставить себя спать, как вдруг ноздри уловили чужой запах.