– Ты мне не намекай. Я танкист и в танке должен воевать. А приказ я выполню. Дивизион мы прикроем.
– Я об этом и говорю, – согласилась Катрин. – Главное, чтобы нас с воздуха не достали. И люди были увереннее. Слово ободряющее сказать, пожрать чтобы было, вода… Ты понимаешь…
– Я уже думал. Политрук приблудился, вроде ничего парень. Пусть языком поработает. Насчет довольствия хуже. Во Львове, говорят, пекарни не работают. Да и далеко. Про полевые пункты питания тоже никто не слышал.
– Проще нужно к проблемам подходить, и люди к тебе потянутся, – заверила Катрин. – Давай карту. Людей, а тем более бойцов, кормить нужно. Кроме шуток, лейтенант.
– Как бы нас за мародерство…
– «Как бы» – было раньше и будет потом. А пока райком комсомола в моем лице за все ответит. Подбери мне пару толковых бойцов и водителя…
Новый водитель многострадальной полуторки, разведчик из присланных Васько, притормозил. Машина уже въехала на окраину поселка с многообещающим названием Чоткое. Судя по карте, это был ближайший населенный пункт от обосновавшегося у шоссе усиленного дивизиона. Крошечный хуторок у дороги решили приберечь на крайний случай. «Заготовительную» команду, кроме девушки и разведчика-водителя, составляли двое бойцов и старшина. Эти трое прибились из разбомбленной где-то у Самовора зенитной батареи. Зенитчики двигались с каких-то непонятных учебных сборов. Боекомплект у батареи отсутствовал в принципе. «Мессершмитты» утюжили зенитчиков, не торопясь, поджигая машины, как на полигоне. Потом зенитчики, вместе с единственным уцелевшим орудием, окружным путем попали во Львов, оттуда были отправлены в Бродно, где якобы формировался зенитно-артиллерийский дивизион. Снарядами зенитчики запасались самостоятельно на складах у Пивденых казарм. С бензином им так не повезло. Остатки батареи застряли на шоссе и в итоге слились со сводным отрядом, возглавленным капитаном Рацем.
Катрин выпрыгнула из машины, перемахнула через плетень. Хата стояла аккуратненькая, свежепобеленная. Девушка энергично потерла ладонью стену. Из кузова смотрели бойцы. Катрин с тяжелой винтовкой и белой ладонью перебралась через забор. «Сейчас я точно клоуном стану».
– У кого, товарищи, зеркальце имеется? На секундочку…
Красноармейцы смотрели молча. Понятное дело, – подсадили в команду спятившую девку. Старшина кривовато улыбнулся. «Счас как дам прикладом», – подумала чувствующая себя дурой Катрин.
– У меня зеркало есть, – неожиданно сказал, высовываясь из кабины, разведчик.
Катрин критически осмотрела свою рожу. Умыться, конечно, не помешало бы. Синяк слегка пожелтел, но никуда не делся. Девушка подмазала глаз белым. Стало страшновато, но не так позорно.
– Старшина, вашим бойцам привести себя в порядок не требуется? Не будем пугать мирных граждан.
Зенитчики неуверенно зашевелились. Катрин стоять над душой не стала, привычно запрыгнула на простреленное сиденье. Улыбнулась.
– Спасибо.
– Не за что, – водитель бережно спрятал зеркальце. – Куда дальше?
– Думаю, магазин у них в центре, верно?
– А денег у нас хватит? Или как?
– Деньги есть. Но в основном придется «или как», – Катрин высунулась. – Старшина, вы мой портфельчик не передадите?
Девушка приняла пухлое, за время скитаний окончательно потерявшее вид чудище. Утвердила вместилище бюрократии на коленях.
– Поехали, не торопясь, чинно, осторожно. Мы не махновцы какие-нибудь. Честные заготовители…
В Чотком еще держалась мирная жизнь. Смотрели вслед потрепанной полуторке немногочисленные прохожие. Лаяли из-за заборов собаки. Засвистел с крыши сарая рыжий мальчишка. Машина выехала на центральную площадь. Два магазинчика, здание поселкового совета с пустым флагштоком. Скособочилось похожее на дровяной склад, с большим замком на двери, строение. Свеженькая вывеска «Клуб» еще висела над зарешеченным окном.
Грузовик остановился у магазинчика с вывеской «Продовольчі товари».
– Винтовку мою сохрани и по сторонам смотри, – прижимая к себе неудобный портфель, девушка выбралась из кабины.
– Товарищ старшина, со мной. Остальным не забывать о бдительности.
С другой стороны площади на машину смотрели женщины, собравшиеся у поселкового совета.
– Вы, товарищ старшина, сохраняйте солидный вид. И говорите что-нибудь серьезное, типа: «Торг в данном случае неуместен».
Старшина поправил кобуру и промолчал.
Катрин тронула дверь. Заперто.
Девушка обернулась к женщинам.
– Где заведующий?
Женщины пошушукались, и самая смелая крикнула:
– Так вин до Львиву поихав. За вказаниями.
– За какими еще указаниями? Почему без разрешения? Где продавцы? – начальственно вопросила Катрин.
– Та вона до хаты побигла.
– Что значит до хаты? Рабочий день кончился? Немедленно вызвать сюда! – Катрин отодвинула рукав, глянула на несуществующие часы. – Даю пять минут. Иначе будем считать отсутствие на рабочем месте саботажем. И злостной профанацией, – для убедительности добавила Катрин.
Одна из теток небыстрой рысью двинулась по улице.
– Часы есть? – шепотом спросила девушка. – Через пять минут дверь вышибаем к свиньям собачьим.
– Часы есть. А если милиция? Доложат, нам мало не покажется.
– Милицию мобилизуем на охрану народного достояния. Того, что останется, – Катрин смерила взглядом невеликое строение магазинчика. – Если вообще что-нибудь останется. Армейские и правоохранительные структуры обязаны работать в тесном контакте.
Старшина покрутил головой. У него имелись сомнения в целесообразности тесных контактов с другими «силовыми» ведомствами.
Катрин подозревала, что, кроме их побитой машины, никаких других признаков государственной власти в Чотком, при всем желании, обнаружить не удастся.
Обсудить эту проблему они не успели. По улице торопилась пухлая молодая женщина.
– Який саботаж? Та хто ж такое сказав? Кому такая думка прыйшла?
Последние шаги пышка проделала медленнее, с сомнением разглядывая грязную непонятную девушку и пропыленного старшину. Глянула на лишенную фар, зияющую свежими пулевыми пробоинами полуторку.
– Почему на рабочем месте отсутствуете? – немедленно взяла инициативу на себя Катрин.
– А що? Уж и пообидаты нельзя?
– Рано обедаете. Видно, устаете на работе. Открывайте. Накладные – к проверке.
Продавщица в ужасе заозиралась. Приблизившиеся к магазину женщины кидаться на выручку не рвались.
– Та зачем накладные? Заведующего подождите, – пролепетала толстушка.
– Не отягощайте, гражданка, – внушительно произнес старшина.
Продавщица обреченно вытащила из-под передника связку ключей.
В магазине пахло мешковиной и чаем.
– Не густо, – сухо проронила Катрин, оглядывая практически пустые полки. – Где накладные?
Дверь распахнулась. В магазин решительно вошел усатый мужчина в сером полувоенном костюме.
– В чем дело, товарищи?
– Представьтесь! – отрывисто гаркнула Катрин.
– Зампредседателя поссовета Иващенко Тарас Иванович. А в чем собственно дело?
– Секретарь особой ревизионной комиссии Мезина, – Катрин небрежно козырнула. – Обязаны присутствовать, товарищ Иващенко. Секретарь партийной организации и зав бытовым сектором, как я понимаю, ответственные мероприятия игнорируют? Время военное, ждать не будем. Накладные на стол, – девушка по-хозяйски раскрыла портфель и вынула чистый бланк.
– А какие у вас полномочия? – не очень уверенно осведомился Иващенко.
– Что значит какие? – возмутилась Катрин. – Вы директиву за номером 008 получили?
– Э-э… связь плохо работает.
– Плохо работает ваш поселковый совет. Связистов ждете? Не до вас сейчас. Фронт рядом. Справляйтесь своими силами, не маленькие. Директива 008 – «О временном перераспределении мясных продуктов и хлебобулочных изделий». В связи с создавшимся сложным положением, вам понятно?
– Да. В смысле…
– Где ваши накладные, где планы по распределению?
– Так мы же не получили…
– Как? Значит, у вас ничего не готово? – Катрин удивленно подняла брови. «Штукатурка» вокруг левого глаза пострадала, но товарищу Иващенко было уже не до внешнего печального вида нагрянувших непонятно откуда представителей.
– Мы же не знали…
– Собирайтесь, поедете с нами. И вы, и торговый работник, – Катрин встала и принялась деловито упаковывать портфель.
– Товарищ, – взмолился не на шутку испуганный Иващенко, – мы готовы. Скажите только, что от нас требуется?
– Нам ждать некогда. Сейчас магазин опечатаем и едем. О семье не беспокойтесь, государство к ней претензий иметь не будет.
Продавщица громко всхлипнула и, прижав к лицу передник, заплакала.
– Товарищи! Товарищи, так же нельзя! Я готов ответить, но если мы уедем, кто директиву выполнять будет? – зампредседателя умоляюще посмотрел на старшину. – Товарищ, ведь дело прежде всего, так?
– Не торгуйтесь, гражданин Иващенко, – мрачно молвил старшина. – Время нынче не то.
Продавщица громко хлюпала носом. Заместитель председателя умоляюще смотрел на представителей армии.
– За двадцать минут справитесь? – задумчиво спросила Катрин.
– Да раньше уложимся. Только скажите, что нужно, товарищ Мозина.
– Мезина, – строго поправила Катрин. – Значит, так, – она заглянула в портфель. – Консервов мясных – 50 кг, круп – 100 кг…
Дослушав список до конца, продавщица забыла всхлипывать и ахнула:
– Та дэ ж мы стильки знайдэмо?!
Катрин равнодушно пожала плечами.
– В штабе тыла объясните.
Через тридцать минут машина была загружена. Бойцам пришлось заехать домой к торговому работнику. Часть продуктового ассортимента почему-то хранилась на сеновале и в подвале частного домовладения.
Катрин тщательно перечислила все полученное на комсомольском бланке. Очевидно, она делала что-то не по правилам. Гражданин Иващенко, несколько осмелевший в отсутствие старшины, смотрел с ненавистью.
– Отольются вам селянские слезы. Найдется и на вас управа.
Катрин подняла голову:
– Претензии?
– Какие к вам, к кавалеристам, претензии? Пока ваша сила. Немцев-то тесаками рубать будете? – прошипел зампредседателя, кивая на штык на поясе девушки.
– Рубали уже. Надо будет, еще порубаем, – Катрин разборчиво подписалась.
– Ну, рубайте, рубайте. Буденовцы… Немцы уже от вас, оборванцев, обосрались.
– Не горячитесь, Тарас Иванович. Всему свое время. – Катрин сложила расписку, встала. – Это вам, товарищ Иващенко, от Советской власти. Не забудьте в сейф спрятать. А это от меня лично—…девушка двинула коленом в пах представителю местной администрации. – Рановато осмелел, козел. Мы еще вернемся, и Магаданом ты не отделаешься. – Катрин, схватив за жирный загривок, крепко приложила Тараса Ивановича усатой рожей о крышку стола. Мебель отозвалась гулким стуком. – Счастливого пути можете нам не желать. Не нуждаемся…
Прихватив два новых ведра, девушка вышла. Бойцы уже сидели в машине. Катрин закинула последние приобретения в кузов, забралась в кабину.
– Поехали.
– Ага—…разведчик в изумлении смотрел на дверь магазина.
Товарищ Иващенко не выдержал и все-таки выполз проводить «особую ревизионную комиссию». Стоял зампредседателя с трудом, цепляясь за косяк. Расплющенный нос обильно кровоточил. Губы шевелились, но в урчании двигателя проклятий было не расслышать.
– Ничего. Жаловаться не будет. Сомнения в боеспособности Красной Армии выразил, сукин сын…
В этот короткий отрезок времени дивизии корпусов двигались по инерции. Руководство спешно создаваемыми ударными группами велось на местах. Изредка доходящие указания из штаба армии практически полностью игнорировались. Причем не только группа майора Васько действовала на свой страх и риск, но и куда более многочисленная группировка, возглавляемая корпусным комиссаром Пелого, готовила контрудар, сообразуясь лишь с текущей обстановкой. В данный момент севернее прорвавшегося немецкого клина собирался кулак из 9-го и 19-го мехкорпусов. На координацию с ними сил отдела «К» не хватило.
Тем не менее «калька» проявлялась все четче.
«По-2» нырнул ниже, прожужжал над оврагом, напугав отбившихся от батальона красноармейцев. Самолет летел над полем, пилот вертел головой, опасаясь быть застигнутым немецкими истребителями. Было бы глупо выйти из игры из-за очереди какого-нибудь древнего «МГ-17»[26].
– Говорят, в Монголии в чай специально кладут масло и жир, – задумчиво произнес лейтенант. – Для экономии времени, что ли?
– Они чай еще и солят.
– Ты что, и там была?
– Да нет. Читала где-то, – Катрин сунула парню ложку.
После обильной еды клонило в сон. Костры уже затушили. За полдня так и не было налетов. Немцы летали часто, но «Юнкерсы» проходили стороной. Шли на восток – на Кременец, Тернополь и еще дальше, за речные переправы. Странно – шоссе представляло доступную цель. Поток машин возрос. Любимов рассказал, что большая часть отступающих уходит на юг. Весть о том, что шоссе перерезано западнее Бродно, уже распространилась.
– Как думаешь, Львов удержим? – прошептал Любимов.
– Еще несколько дней, – коротко ответила Катрин, вытягиваясь на спине.
– Не может быть, – пробормотал лейтенант.
– Не веришь, чего спрашиваешь? – проворчала Катрин.
В старой реальности Львов был оставлен 30 июня. Действия отдела «К» вряд ли могли надолго оттянуть этот срок. Насколько понимала Катрин, такая задача и не ставилась. Черт с ним, со Львовом. Город и пребывание в нем девушке совершенно не понравились.
– А контрнаступление? Ведь должны же фашистов отбросить? – не унимался Любимов.
– Я тебе что – Жуков или Тимошенко? Генеральского чина не имею. Начальство прикажет – завтра Берлин штурмовать побежим. Нам о близких делах думать надо бы. О насущных…
– Чего думать? И так делаем все что нужно, – обиделся лейтенант. – Вот сейчас чай допью, пойду на КПП.
– Да я ни к этому. Там и без тебя справятся. Отдохни лучше. До ночи вряд ли что случится. Слышишь, где бабахает?
Канонада усилилась. Теперь ее слышно было и на западе, и на севере, и на северо-востоке.
– Слышу, – неохотно ответил Любимов. – Ребята бьются, а мы тут сидим. Да еще народ болтает – окружение, окружение.
– Как посмотреть. Мы на своей земле. Значит, это фрицы в «котел» влезли.
Лейтенант облизал ложку:
– Я тоже так думаю. Но народ разный. Некоторые словно из Африки сбежали. Дикие. О дисциплине и понятия не имеют.
– В Африке о дисциплине тоже знают. Правда, не все.
Любимов подозрительно прищурился:
– Скажешь, была?
– А то, – Катрин показала почерневшие от въевшейся пыли запястья, – разве не заметно, что негритянка? Искупаться бы, товарищ лейтенант…
Торопливо подошел чернявый политрук. Неодобрительно посмотрел на разлегшуюся девушку, но замечание делать не стал.
– На шоссе каких-то подозрительных задержали. Пойдем, Женя, посмотрим.
Любимов тут же подскочил, деловито одернул портупею.
– Ты бы винтовку себе нашел… Женя—…сказала вслед Катрин.
Зря сказала. Политрук с удивлением обернулся. Любимов только нервно поправил фуражку.
Катрин лежала, закрыв глаза пилоткой. Мимо кто-то прошел, но смотреть и вообще ворочаться не было ни сил, ни желания. Солнце пригревало. Над головой шуршали сосновые ветки. Отдаленный гул орудий стал привычным. Только фон. Думать о том, как это выглядит вблизи, категорически не хотелось. Катрин устала. Сильно устала. Ныла спина. Ныло все, что способно ныть. И как-то уже не верилось, что бывает другая жизнь. С холодильниками, полными пива, гостиничными прохладными номерами, людными улицами, флиртом…
А почему в этом магазинчике в Чотком не могла бы затеряться бутылочка пива? Пусть и просроченного. Эх, внимательнее нужно с накладными работать, товарищ инспектор.
– …Она, что ли?
– Кто ж еще? Будить будем?
Зашептались тише.
Катрин стянула с лица пилотку.
– В чем дело, товарищи бойцы? Вы бы лучше за воздухом наблюдали, чем меня рассматривать.
– Так точно. За воздухом ведется тщательное наблюдение. Мы на минутку, – старшина-зенитчик неловко улыбнулся. – Мы… Бойцы, значит… вот—…он протянул на ладони пластиковую пудреницу. – Может, лицо подправите, или что. Вы не думайте – честно купили. Женщин едет много…
– Благодарю. Истинно рыцарский подарок, – серьезно сказала Катрин, принимая пудреницу. – И зеркальце есть. Спасибо. А то с этими фашистами совсем человеческий облик потеряешь.
– Вы не думайте, товарищ Мезина, – поспешно проговорил второй боец. – Это не только за раздобытые вами харчи. Красивую девушку всегда приятно видеть. В хорошем смысле.
– Настоящих мужчин тоже приятно встретить. В самом хорошем смысле, – заверила Катрин. – Насчет харчей не благодарите. Сама знаю: когда в животе урчит, стреляется как-то нервно. Вы уж там побеспокойтесь, чтобы нам на голову поменьше всякой дряни сыпалось.
– Эх, был бы дивизион в полном составе, мы б их, как ворон, валили! Наглые, гады. Но мы им еще покажем, главное – снаряды теперь есть…
Зенитчики пригласили Катрин заходить к ним и вежливо откланялись.
Улыбаясь, девушка закинула на плечо винтовку, подняла посуду, оставленную увлекающимся Любимовым, и направилась на поиски воды.
Роща изменилась. Поредела, частично вырубленная, частично раздавленная гусеницами тягача и колесами машин. Кроме стрелковых ячеек и щелей, появились неглубокие траншеи. Уже оборудованы основные и запасные позиции тяжелых орудий. Катрин прошла мимо тщательно уложенных и замаскированных ящиков с боеприпасами. Сосновые ветви прикрывали не только технику, но и окопы. Виднелись даже маскировочные сети. Красноармейцев тоже стало значительно больше. Теперь позиции сводного отряда продолжались и по другую сторону шоссе. Огороды и дворовые постройки хутора порядком пострадали. У КП[27], оборудованного возле поваленной сосны, мелькали офицерские фуражки. Но командовал по-прежнему капитан Рац. Катрин подальше обошла командный пункт, углубилась в рощу. На артиллерийских позициях распоряжался лейтенант из Серпухова. Слушая уверенный голос, Катрин поняла, что ничего не знает об этой войне. Вернее, не знает ее сути. Движение корпусов, дивизий и целых армий она видела на бумаге. Но как действует вот такое почти трехтонное чудище со 122-мм жерлом? Репера[28], поправки на смещение, веер, КНП, ПНП[29]… Катрин стало тоскливо. Очень сложно. Убивать людей можно гораздо проще. И не с таким размахом.
Машины, снова машины. Чудовищно вонючий и облезлый гражданский бензовоз. Вот и водовозка. Тоже гражданская, наверное, мобилизованная с какого-нибудь заводика. На подножке сидел хмурый мужик в черном измятом пиджаке и хромовых сапогах в гармошку.
– Вода чистая? Умыться можно? – спросила Катрин.
– Не можно. То войскове. Для армии.
– А я кто?
– Ты курва гулящая, – сказал мужик, не глядя.
Катрин молча смотрела на него. Шофер глянул исподлобья и быстро залез в кабину. Девушка обошла машину, открутила вентиль. Вода пахла железом и бензином. Катрин без всякого удовольствия сполоснула руки. Плескать на лицо подозрительную жидкость не хотелось. К колодцу на хутор сходить, что ли? Катрин чувствовала себя лишней. Мимо торопливо прошли двое потных бойцов. С катушки, повизгивая, сползал телефонный кабель. Вот и надежная связь появляется. Проверенная временем, как в 1905 году.
Все это длилось несколько секунд. Самолеты промелькнули, уходя дальше по шоссе, искать более достойную цель. Вслед ударил один из счетверенных пулеметов. Смысла в этом было мало. «Юнкерсы» уже исчезли. Над шоссе поднимались дымные столбы. С опушки рощи Катрин видела лежащие фигурки, бьющуюся в оглоблях раненую лошадь. Но ничего еще не кончилось. Пара истребителей сопровождения подчищала за большими машинами. Свист и рев двигателей смешался с треском пулеметов. «Мессершмитты-109» неслись еще ниже бомбардировщиков. Со стороны казалось, что быстрые тени почти цепляют крыши машин. Пулеметные строчки тянулись к шоссе, к бортам машин, к бегущим и лежащим телам.
Катрин обняла ствол сосны, прижалась плотнее. Замаскированную технику и позиции в роще немцы не замечали, но все равно было жутко. Несколько очередей зенитных пулеметов с земли «Ме-109» тоже не заметили, а может быть, просто проигнорировали. Взмыв выше, истребители пошли на разворот. Катрин слышала команды в роще, слышала далекие крики на шоссе. Горели четыре или пять машин. Одна взорвалась, исчезнув в багрово-оранжевой вспышке и черном облаке дыма.
Истребители возвращались. Остроносые, верткие, одновременно и четкие, и размыто-серые. Теперь по ним с земли велся сосредоточенный огонь. Катрин слышала густой пулеметный рокот счетверенных установок, отрывистый и частый лай 25-мм зенитного автомата.
Катрин ничего не понимала в организации ПВО. Но когда один из «мессеров» задрал нос и задымил, девушка просто завизжала от восторга. В роще кричали все, кто видел подбитый самолет. Даже треск пулеметов не мог заглушить этой радости. Прямо на глазах, в одну секунду, ощущение полного бессилия исчезло. Каждый чувствовал себя причастным к этой маленькой победе.
Подбитый истребитель все задирал нос, пытаясь набрать высоту. Но вот самолет выбросил облачко дыма, свалился на крыло. От машины что-то отвалилось, и «Мессершмитт», кувыркаясь, полетел к земле.
Катрин не видела, где он упал. Где-то в стороне обобранного Чоткого. Привет товарищу Иващенко.
Катрин посмотрела на склонившихся над картой молодых лейтенантов, на ставшего еще больше похожим на директора местечковой школы капитана Раца. Выясняли, что еще можно сделать за ночь. У командования маленького отряда наибольшее беспокойство вызывала неопределенность. От майора Васько новостей не поступало. С какой стороны может появиться противник, оставалось совершенно неизвестно.
– Я об этом и говорю, – согласилась Катрин. – Главное, чтобы нас с воздуха не достали. И люди были увереннее. Слово ободряющее сказать, пожрать чтобы было, вода… Ты понимаешь…
– Я уже думал. Политрук приблудился, вроде ничего парень. Пусть языком поработает. Насчет довольствия хуже. Во Львове, говорят, пекарни не работают. Да и далеко. Про полевые пункты питания тоже никто не слышал.
– Проще нужно к проблемам подходить, и люди к тебе потянутся, – заверила Катрин. – Давай карту. Людей, а тем более бойцов, кормить нужно. Кроме шуток, лейтенант.
– Как бы нас за мародерство…
– «Как бы» – было раньше и будет потом. А пока райком комсомола в моем лице за все ответит. Подбери мне пару толковых бойцов и водителя…
* * *
– Стой, – сказала Катрин.Новый водитель многострадальной полуторки, разведчик из присланных Васько, притормозил. Машина уже въехала на окраину поселка с многообещающим названием Чоткое. Судя по карте, это был ближайший населенный пункт от обосновавшегося у шоссе усиленного дивизиона. Крошечный хуторок у дороги решили приберечь на крайний случай. «Заготовительную» команду, кроме девушки и разведчика-водителя, составляли двое бойцов и старшина. Эти трое прибились из разбомбленной где-то у Самовора зенитной батареи. Зенитчики двигались с каких-то непонятных учебных сборов. Боекомплект у батареи отсутствовал в принципе. «Мессершмитты» утюжили зенитчиков, не торопясь, поджигая машины, как на полигоне. Потом зенитчики, вместе с единственным уцелевшим орудием, окружным путем попали во Львов, оттуда были отправлены в Бродно, где якобы формировался зенитно-артиллерийский дивизион. Снарядами зенитчики запасались самостоятельно на складах у Пивденых казарм. С бензином им так не повезло. Остатки батареи застряли на шоссе и в итоге слились со сводным отрядом, возглавленным капитаном Рацем.
Катрин выпрыгнула из машины, перемахнула через плетень. Хата стояла аккуратненькая, свежепобеленная. Девушка энергично потерла ладонью стену. Из кузова смотрели бойцы. Катрин с тяжелой винтовкой и белой ладонью перебралась через забор. «Сейчас я точно клоуном стану».
– У кого, товарищи, зеркальце имеется? На секундочку…
Красноармейцы смотрели молча. Понятное дело, – подсадили в команду спятившую девку. Старшина кривовато улыбнулся. «Счас как дам прикладом», – подумала чувствующая себя дурой Катрин.
– У меня зеркало есть, – неожиданно сказал, высовываясь из кабины, разведчик.
Катрин критически осмотрела свою рожу. Умыться, конечно, не помешало бы. Синяк слегка пожелтел, но никуда не делся. Девушка подмазала глаз белым. Стало страшновато, но не так позорно.
– Старшина, вашим бойцам привести себя в порядок не требуется? Не будем пугать мирных граждан.
Зенитчики неуверенно зашевелились. Катрин стоять над душой не стала, привычно запрыгнула на простреленное сиденье. Улыбнулась.
– Спасибо.
– Не за что, – водитель бережно спрятал зеркальце. – Куда дальше?
– Думаю, магазин у них в центре, верно?
– А денег у нас хватит? Или как?
– Деньги есть. Но в основном придется «или как», – Катрин высунулась. – Старшина, вы мой портфельчик не передадите?
Девушка приняла пухлое, за время скитаний окончательно потерявшее вид чудище. Утвердила вместилище бюрократии на коленях.
– Поехали, не торопясь, чинно, осторожно. Мы не махновцы какие-нибудь. Честные заготовители…
В Чотком еще держалась мирная жизнь. Смотрели вслед потрепанной полуторке немногочисленные прохожие. Лаяли из-за заборов собаки. Засвистел с крыши сарая рыжий мальчишка. Машина выехала на центральную площадь. Два магазинчика, здание поселкового совета с пустым флагштоком. Скособочилось похожее на дровяной склад, с большим замком на двери, строение. Свеженькая вывеска «Клуб» еще висела над зарешеченным окном.
Грузовик остановился у магазинчика с вывеской «Продовольчі товари».
– Винтовку мою сохрани и по сторонам смотри, – прижимая к себе неудобный портфель, девушка выбралась из кабины.
– Товарищ старшина, со мной. Остальным не забывать о бдительности.
С другой стороны площади на машину смотрели женщины, собравшиеся у поселкового совета.
– Вы, товарищ старшина, сохраняйте солидный вид. И говорите что-нибудь серьезное, типа: «Торг в данном случае неуместен».
Старшина поправил кобуру и промолчал.
Катрин тронула дверь. Заперто.
Девушка обернулась к женщинам.
– Где заведующий?
Женщины пошушукались, и самая смелая крикнула:
– Так вин до Львиву поихав. За вказаниями.
– За какими еще указаниями? Почему без разрешения? Где продавцы? – начальственно вопросила Катрин.
– Та вона до хаты побигла.
– Что значит до хаты? Рабочий день кончился? Немедленно вызвать сюда! – Катрин отодвинула рукав, глянула на несуществующие часы. – Даю пять минут. Иначе будем считать отсутствие на рабочем месте саботажем. И злостной профанацией, – для убедительности добавила Катрин.
Одна из теток небыстрой рысью двинулась по улице.
– Часы есть? – шепотом спросила девушка. – Через пять минут дверь вышибаем к свиньям собачьим.
– Часы есть. А если милиция? Доложат, нам мало не покажется.
– Милицию мобилизуем на охрану народного достояния. Того, что останется, – Катрин смерила взглядом невеликое строение магазинчика. – Если вообще что-нибудь останется. Армейские и правоохранительные структуры обязаны работать в тесном контакте.
Старшина покрутил головой. У него имелись сомнения в целесообразности тесных контактов с другими «силовыми» ведомствами.
Катрин подозревала, что, кроме их побитой машины, никаких других признаков государственной власти в Чотком, при всем желании, обнаружить не удастся.
Обсудить эту проблему они не успели. По улице торопилась пухлая молодая женщина.
– Який саботаж? Та хто ж такое сказав? Кому такая думка прыйшла?
Последние шаги пышка проделала медленнее, с сомнением разглядывая грязную непонятную девушку и пропыленного старшину. Глянула на лишенную фар, зияющую свежими пулевыми пробоинами полуторку.
– Почему на рабочем месте отсутствуете? – немедленно взяла инициативу на себя Катрин.
– А що? Уж и пообидаты нельзя?
– Рано обедаете. Видно, устаете на работе. Открывайте. Накладные – к проверке.
Продавщица в ужасе заозиралась. Приблизившиеся к магазину женщины кидаться на выручку не рвались.
– Та зачем накладные? Заведующего подождите, – пролепетала толстушка.
– Не отягощайте, гражданка, – внушительно произнес старшина.
Продавщица обреченно вытащила из-под передника связку ключей.
В магазине пахло мешковиной и чаем.
– Не густо, – сухо проронила Катрин, оглядывая практически пустые полки. – Где накладные?
Дверь распахнулась. В магазин решительно вошел усатый мужчина в сером полувоенном костюме.
– В чем дело, товарищи?
– Представьтесь! – отрывисто гаркнула Катрин.
– Зампредседателя поссовета Иващенко Тарас Иванович. А в чем собственно дело?
– Секретарь особой ревизионной комиссии Мезина, – Катрин небрежно козырнула. – Обязаны присутствовать, товарищ Иващенко. Секретарь партийной организации и зав бытовым сектором, как я понимаю, ответственные мероприятия игнорируют? Время военное, ждать не будем. Накладные на стол, – девушка по-хозяйски раскрыла портфель и вынула чистый бланк.
– А какие у вас полномочия? – не очень уверенно осведомился Иващенко.
– Что значит какие? – возмутилась Катрин. – Вы директиву за номером 008 получили?
– Э-э… связь плохо работает.
– Плохо работает ваш поселковый совет. Связистов ждете? Не до вас сейчас. Фронт рядом. Справляйтесь своими силами, не маленькие. Директива 008 – «О временном перераспределении мясных продуктов и хлебобулочных изделий». В связи с создавшимся сложным положением, вам понятно?
– Да. В смысле…
– Где ваши накладные, где планы по распределению?
– Так мы же не получили…
– Как? Значит, у вас ничего не готово? – Катрин удивленно подняла брови. «Штукатурка» вокруг левого глаза пострадала, но товарищу Иващенко было уже не до внешнего печального вида нагрянувших непонятно откуда представителей.
– Мы же не знали…
– Собирайтесь, поедете с нами. И вы, и торговый работник, – Катрин встала и принялась деловито упаковывать портфель.
– Товарищ, – взмолился не на шутку испуганный Иващенко, – мы готовы. Скажите только, что от нас требуется?
– Нам ждать некогда. Сейчас магазин опечатаем и едем. О семье не беспокойтесь, государство к ней претензий иметь не будет.
Продавщица громко всхлипнула и, прижав к лицу передник, заплакала.
– Товарищи! Товарищи, так же нельзя! Я готов ответить, но если мы уедем, кто директиву выполнять будет? – зампредседателя умоляюще посмотрел на старшину. – Товарищ, ведь дело прежде всего, так?
– Не торгуйтесь, гражданин Иващенко, – мрачно молвил старшина. – Время нынче не то.
Продавщица громко хлюпала носом. Заместитель председателя умоляюще смотрел на представителей армии.
– За двадцать минут справитесь? – задумчиво спросила Катрин.
– Да раньше уложимся. Только скажите, что нужно, товарищ Мозина.
– Мезина, – строго поправила Катрин. – Значит, так, – она заглянула в портфель. – Консервов мясных – 50 кг, круп – 100 кг…
Дослушав список до конца, продавщица забыла всхлипывать и ахнула:
– Та дэ ж мы стильки знайдэмо?!
Катрин равнодушно пожала плечами.
– В штабе тыла объясните.
Через тридцать минут машина была загружена. Бойцам пришлось заехать домой к торговому работнику. Часть продуктового ассортимента почему-то хранилась на сеновале и в подвале частного домовладения.
Катрин тщательно перечислила все полученное на комсомольском бланке. Очевидно, она делала что-то не по правилам. Гражданин Иващенко, несколько осмелевший в отсутствие старшины, смотрел с ненавистью.
– Отольются вам селянские слезы. Найдется и на вас управа.
Катрин подняла голову:
– Претензии?
– Какие к вам, к кавалеристам, претензии? Пока ваша сила. Немцев-то тесаками рубать будете? – прошипел зампредседателя, кивая на штык на поясе девушки.
– Рубали уже. Надо будет, еще порубаем, – Катрин разборчиво подписалась.
– Ну, рубайте, рубайте. Буденовцы… Немцы уже от вас, оборванцев, обосрались.
– Не горячитесь, Тарас Иванович. Всему свое время. – Катрин сложила расписку, встала. – Это вам, товарищ Иващенко, от Советской власти. Не забудьте в сейф спрятать. А это от меня лично—…девушка двинула коленом в пах представителю местной администрации. – Рановато осмелел, козел. Мы еще вернемся, и Магаданом ты не отделаешься. – Катрин, схватив за жирный загривок, крепко приложила Тараса Ивановича усатой рожей о крышку стола. Мебель отозвалась гулким стуком. – Счастливого пути можете нам не желать. Не нуждаемся…
Прихватив два новых ведра, девушка вышла. Бойцы уже сидели в машине. Катрин закинула последние приобретения в кузов, забралась в кабину.
– Поехали.
– Ага—…разведчик в изумлении смотрел на дверь магазина.
Товарищ Иващенко не выдержал и все-таки выполз проводить «особую ревизионную комиссию». Стоял зампредседателя с трудом, цепляясь за косяк. Расплющенный нос обильно кровоточил. Губы шевелились, но в урчании двигателя проклятий было не расслышать.
– Ничего. Жаловаться не будет. Сомнения в боеспособности Красной Армии выразил, сукин сын…
* * *
Биплан скользил над лесом, едва не цепляя колесами верхушки деревьев. Ни изяществом, ни быстротой «По-2» похвастаться не мог. Извилистый маршрут, скорость 145 км/ч. Иногда пилоту, летавшему и на «Су» и на «МиГах»[23], казалось, что он едет на велосипеде. Но так было даже лучше. Наверняка на «Як-1»[24] или даже на «И-16»[25] летчик мог бы вести успешные бои. Но одна, две, десять сбитых машин люфтваффе не были сейчас так важны, как пакеты с приказами, доставляемые тихоходным «кукурузником». Полчаса назад самолет взлетел с пшеничного поля у штаба 4-го мехкорпуса. Доставленный туда приказ тоже был фальшивым. Теперь командиры корпусов в полном недоумении по окружному маршруту двигались к штабу армии, где их никто не ждал. Радиосвязь в зоне работы штабов по-прежнему оставалась отвратительной. «Глушилки», созданные с таким трудом, оправдывали себя. Вредительство чистой воды.В этот короткий отрезок времени дивизии корпусов двигались по инерции. Руководство спешно создаваемыми ударными группами велось на местах. Изредка доходящие указания из штаба армии практически полностью игнорировались. Причем не только группа майора Васько действовала на свой страх и риск, но и куда более многочисленная группировка, возглавляемая корпусным комиссаром Пелого, готовила контрудар, сообразуясь лишь с текущей обстановкой. В данный момент севернее прорвавшегося немецкого клина собирался кулак из 9-го и 19-го мехкорпусов. На координацию с ними сил отдела «К» не хватило.
Тем не менее «калька» проявлялась все четче.
«По-2» нырнул ниже, прожужжал над оврагом, напугав отбившихся от батальона красноармейцев. Самолет летел над полем, пилот вертел головой, опасаясь быть застигнутым немецкими истребителями. Было бы глупо выйти из игры из-за очереди какого-нибудь древнего «МГ-17»[26].
* * *
Каша подгорела, куски тушенки в ней никто не удосужился размешать, хлеб заменяло залежавшееся, с прогорклым привкусом несливочного масла, печенье, но все равно было вкусно. «Блокаду я бы не пережила», – подумала Катрин, набивая рот. Есть приходилось одной ложкой на двоих. Любимов энергично жевал рядом. На поверхности крепкого чая в котелке плавала пленка жира.– Говорят, в Монголии в чай специально кладут масло и жир, – задумчиво произнес лейтенант. – Для экономии времени, что ли?
– Они чай еще и солят.
– Ты что, и там была?
– Да нет. Читала где-то, – Катрин сунула парню ложку.
После обильной еды клонило в сон. Костры уже затушили. За полдня так и не было налетов. Немцы летали часто, но «Юнкерсы» проходили стороной. Шли на восток – на Кременец, Тернополь и еще дальше, за речные переправы. Странно – шоссе представляло доступную цель. Поток машин возрос. Любимов рассказал, что большая часть отступающих уходит на юг. Весть о том, что шоссе перерезано западнее Бродно, уже распространилась.
– Как думаешь, Львов удержим? – прошептал Любимов.
– Еще несколько дней, – коротко ответила Катрин, вытягиваясь на спине.
– Не может быть, – пробормотал лейтенант.
– Не веришь, чего спрашиваешь? – проворчала Катрин.
В старой реальности Львов был оставлен 30 июня. Действия отдела «К» вряд ли могли надолго оттянуть этот срок. Насколько понимала Катрин, такая задача и не ставилась. Черт с ним, со Львовом. Город и пребывание в нем девушке совершенно не понравились.
– А контрнаступление? Ведь должны же фашистов отбросить? – не унимался Любимов.
– Я тебе что – Жуков или Тимошенко? Генеральского чина не имею. Начальство прикажет – завтра Берлин штурмовать побежим. Нам о близких делах думать надо бы. О насущных…
– Чего думать? И так делаем все что нужно, – обиделся лейтенант. – Вот сейчас чай допью, пойду на КПП.
– Да я ни к этому. Там и без тебя справятся. Отдохни лучше. До ночи вряд ли что случится. Слышишь, где бабахает?
Канонада усилилась. Теперь ее слышно было и на западе, и на севере, и на северо-востоке.
– Слышу, – неохотно ответил Любимов. – Ребята бьются, а мы тут сидим. Да еще народ болтает – окружение, окружение.
– Как посмотреть. Мы на своей земле. Значит, это фрицы в «котел» влезли.
Лейтенант облизал ложку:
– Я тоже так думаю. Но народ разный. Некоторые словно из Африки сбежали. Дикие. О дисциплине и понятия не имеют.
– В Африке о дисциплине тоже знают. Правда, не все.
Любимов подозрительно прищурился:
– Скажешь, была?
– А то, – Катрин показала почерневшие от въевшейся пыли запястья, – разве не заметно, что негритянка? Искупаться бы, товарищ лейтенант…
Торопливо подошел чернявый политрук. Неодобрительно посмотрел на разлегшуюся девушку, но замечание делать не стал.
– На шоссе каких-то подозрительных задержали. Пойдем, Женя, посмотрим.
Любимов тут же подскочил, деловито одернул портупею.
– Ты бы винтовку себе нашел… Женя—…сказала вслед Катрин.
Зря сказала. Политрук с удивлением обернулся. Любимов только нервно поправил фуражку.
Катрин лежала, закрыв глаза пилоткой. Мимо кто-то прошел, но смотреть и вообще ворочаться не было ни сил, ни желания. Солнце пригревало. Над головой шуршали сосновые ветки. Отдаленный гул орудий стал привычным. Только фон. Думать о том, как это выглядит вблизи, категорически не хотелось. Катрин устала. Сильно устала. Ныла спина. Ныло все, что способно ныть. И как-то уже не верилось, что бывает другая жизнь. С холодильниками, полными пива, гостиничными прохладными номерами, людными улицами, флиртом…
А почему в этом магазинчике в Чотком не могла бы затеряться бутылочка пива? Пусть и просроченного. Эх, внимательнее нужно с накладными работать, товарищ инспектор.
– …Она, что ли?
– Кто ж еще? Будить будем?
Зашептались тише.
Катрин стянула с лица пилотку.
– В чем дело, товарищи бойцы? Вы бы лучше за воздухом наблюдали, чем меня рассматривать.
– Так точно. За воздухом ведется тщательное наблюдение. Мы на минутку, – старшина-зенитчик неловко улыбнулся. – Мы… Бойцы, значит… вот—…он протянул на ладони пластиковую пудреницу. – Может, лицо подправите, или что. Вы не думайте – честно купили. Женщин едет много…
– Благодарю. Истинно рыцарский подарок, – серьезно сказала Катрин, принимая пудреницу. – И зеркальце есть. Спасибо. А то с этими фашистами совсем человеческий облик потеряешь.
– Вы не думайте, товарищ Мезина, – поспешно проговорил второй боец. – Это не только за раздобытые вами харчи. Красивую девушку всегда приятно видеть. В хорошем смысле.
– Настоящих мужчин тоже приятно встретить. В самом хорошем смысле, – заверила Катрин. – Насчет харчей не благодарите. Сама знаю: когда в животе урчит, стреляется как-то нервно. Вы уж там побеспокойтесь, чтобы нам на голову поменьше всякой дряни сыпалось.
– Эх, был бы дивизион в полном составе, мы б их, как ворон, валили! Наглые, гады. Но мы им еще покажем, главное – снаряды теперь есть…
Зенитчики пригласили Катрин заходить к ним и вежливо откланялись.
Улыбаясь, девушка закинула на плечо винтовку, подняла посуду, оставленную увлекающимся Любимовым, и направилась на поиски воды.
Роща изменилась. Поредела, частично вырубленная, частично раздавленная гусеницами тягача и колесами машин. Кроме стрелковых ячеек и щелей, появились неглубокие траншеи. Уже оборудованы основные и запасные позиции тяжелых орудий. Катрин прошла мимо тщательно уложенных и замаскированных ящиков с боеприпасами. Сосновые ветви прикрывали не только технику, но и окопы. Виднелись даже маскировочные сети. Красноармейцев тоже стало значительно больше. Теперь позиции сводного отряда продолжались и по другую сторону шоссе. Огороды и дворовые постройки хутора порядком пострадали. У КП[27], оборудованного возле поваленной сосны, мелькали офицерские фуражки. Но командовал по-прежнему капитан Рац. Катрин подальше обошла командный пункт, углубилась в рощу. На артиллерийских позициях распоряжался лейтенант из Серпухова. Слушая уверенный голос, Катрин поняла, что ничего не знает об этой войне. Вернее, не знает ее сути. Движение корпусов, дивизий и целых армий она видела на бумаге. Но как действует вот такое почти трехтонное чудище со 122-мм жерлом? Репера[28], поправки на смещение, веер, КНП, ПНП[29]… Катрин стало тоскливо. Очень сложно. Убивать людей можно гораздо проще. И не с таким размахом.
Машины, снова машины. Чудовищно вонючий и облезлый гражданский бензовоз. Вот и водовозка. Тоже гражданская, наверное, мобилизованная с какого-нибудь заводика. На подножке сидел хмурый мужик в черном измятом пиджаке и хромовых сапогах в гармошку.
– Вода чистая? Умыться можно? – спросила Катрин.
– Не можно. То войскове. Для армии.
– А я кто?
– Ты курва гулящая, – сказал мужик, не глядя.
Катрин молча смотрела на него. Шофер глянул исподлобья и быстро залез в кабину. Девушка обошла машину, открутила вентиль. Вода пахла железом и бензином. Катрин без всякого удовольствия сполоснула руки. Плескать на лицо подозрительную жидкость не хотелось. К колодцу на хутор сходить, что ли? Катрин чувствовала себя лишней. Мимо торопливо прошли двое потных бойцов. С катушки, повизгивая, сползал телефонный кабель. Вот и надежная связь появляется. Проверенная временем, как в 1905 году.
* * *
Налет начался в самом конце дня. Прямо с заката, из солнца выскочили две продолговатые и ширококрылые туши «Юнкерсов». За ними шла еще пара бомбардировщиков. Налетел рев двигателей. На шоссе одни машины останавливались, другие прибавляли скорости. Люди, и гражданские, и военные, сотней брызг кинулись в стороны от дороги. Бомбардировщики шли дерзко, на предельно низкой высоте. Упали первые бомбы. Шоссе начало исчезать в клубах разрывов.Все это длилось несколько секунд. Самолеты промелькнули, уходя дальше по шоссе, искать более достойную цель. Вслед ударил один из счетверенных пулеметов. Смысла в этом было мало. «Юнкерсы» уже исчезли. Над шоссе поднимались дымные столбы. С опушки рощи Катрин видела лежащие фигурки, бьющуюся в оглоблях раненую лошадь. Но ничего еще не кончилось. Пара истребителей сопровождения подчищала за большими машинами. Свист и рев двигателей смешался с треском пулеметов. «Мессершмитты-109» неслись еще ниже бомбардировщиков. Со стороны казалось, что быстрые тени почти цепляют крыши машин. Пулеметные строчки тянулись к шоссе, к бортам машин, к бегущим и лежащим телам.
Катрин обняла ствол сосны, прижалась плотнее. Замаскированную технику и позиции в роще немцы не замечали, но все равно было жутко. Несколько очередей зенитных пулеметов с земли «Ме-109» тоже не заметили, а может быть, просто проигнорировали. Взмыв выше, истребители пошли на разворот. Катрин слышала команды в роще, слышала далекие крики на шоссе. Горели четыре или пять машин. Одна взорвалась, исчезнув в багрово-оранжевой вспышке и черном облаке дыма.
Истребители возвращались. Остроносые, верткие, одновременно и четкие, и размыто-серые. Теперь по ним с земли велся сосредоточенный огонь. Катрин слышала густой пулеметный рокот счетверенных установок, отрывистый и частый лай 25-мм зенитного автомата.
Катрин ничего не понимала в организации ПВО. Но когда один из «мессеров» задрал нос и задымил, девушка просто завизжала от восторга. В роще кричали все, кто видел подбитый самолет. Даже треск пулеметов не мог заглушить этой радости. Прямо на глазах, в одну секунду, ощущение полного бессилия исчезло. Каждый чувствовал себя причастным к этой маленькой победе.
Подбитый истребитель все задирал нос, пытаясь набрать высоту. Но вот самолет выбросил облачко дыма, свалился на крыло. От машины что-то отвалилось, и «Мессершмитт», кувыркаясь, полетел к земле.
Катрин не видела, где он упал. Где-то в стороне обобранного Чоткого. Привет товарищу Иващенко.
* * *
В приготовлении ужина Катрин приняла некоторое участие. Пусть и весьма скромное, но каша на этот раз не подгорела. Разросшийся до двух сотен бойцов, отряд уничтожил почти всю провизию. Еще бы и не хватило, если бы девушка не уговорила капитана Раца организовать краткую экспедицию на шоссе. Минометчик-татарин ловко освежевал убитую лошадь. Мясная добавка получилась приличной. Если у кого-то из личного состава и оставались предубеждения к конине, то в сумерках продукт проскочил на «ура». Готовить ужин пришлось чуть ли не за два километра от позиций. Маскировку соблюдали усиленно. Катрин порядком оттянула себе руку, перетаскивая горячее ведро к командному пункту. Озабоченные товарищи командиры поужинали, не вникая, что там в котелках. За день обстановка еще больше осложнилась. Из обрывочных сведений стало понятно, что контратаки стрелковых дивизий у Бродно противник отразил без особого напряжения. К городу подтянулись свежие части 12-й танковой дивизии немцев. Южнее советские войска особой активности не проявляли.Катрин посмотрела на склонившихся над картой молодых лейтенантов, на ставшего еще больше похожим на директора местечковой школы капитана Раца. Выясняли, что еще можно сделать за ночь. У командования маленького отряда наибольшее беспокойство вызывала неопределенность. От майора Васько новостей не поступало. С какой стороны может появиться противник, оставалось совершенно неизвестно.