Страница:
Контакта с ОКР СМЕРШ и иными официальными структурами избегать всеми силами, контакты с офицерами и рядовым составом армейских частей и гражданскими лицами свести к минимуму.
Расчет привлеченных сил и средств:
1. Командир группы – майор Попутный В.И.
2. Заместитель командира группы (охрана и боевое прикрытие) – ст. лейтенант Коваленко B.C.
3. Специалист-переводчик (и.о. инструктора по вводу и технической координации), ефрейтор Земляков Е.Р.
Переброску осуществляет стационарный центр координации «Фрунзе-1». Старший расчетной группы капитан Филиков А.Р.
…Первая, основная линия – отлично оборудованная в инженерном плане полевая оборона с развитой системой минных полей и заграждений. За ней, в 25–40 километрах севернее, тянется разветвленная, пусть и не совсем достроенная линия ВТ[16]. Здесь долговременные огневые точки, множество стандартных малозаметных бетонных сооружений, бронеколпаки, убежища, бетонированные позиции для орудий ПТО, сложная сеть инженерных заграждений. То, что названо «Новой линией Маннергейма». И третья, тыловая, линия ВКТ[17] (Выборг имел также внутренний оборонительный обвод и был подготовлен к круговой обороне), вписанная в чрезвычайно сложную, с многочисленными водными преградами и межозерными дефиле, местность. Здесь финны готовы окончательно остановить каким-то чудом просочившегося врага. Да, и здесь строительство комплекса оборонительных сооружений еще не закончено, но попробуй, подойди…
…Офицерам большинства частей до командира взвода включительно были выданы аэрофотоснимки финских укреплений.
Перед операцией предстояло решить сложную задачу – скрытно перебросить на Карельский перешеек 21-ю армию и перегруппировать войска. Но передвижение многочисленных войск и боевой техники из районов Стрельны и Ропши через Ленинград могло привлечь внимание вражеской разведки. Подходящих же обходных путей восточнее Ленинграда не оказалось. Между тем наступили белые ночи, что еще более усложняло перегруппировку. Выход все же удалось найти. Оперативная маскировка при переброске 21-й армии достигалась комбинированным путем: 30-й гвардейский и 109-й стрелковые корпуса были перевезены из района Ораниенбаума в Лисий Нос на судах Краснознаменного Балтийского флота, а 97-й стрелковый корпус – по железной дороге и путем передвижения мелких подразделений по разным направлениям через Ленинград в часы наибольшего оживления на улицах…
…Отдельные гвардейские танковые полки совершили прорывы (Т-34/76, КВ-1 и KB-1C, MKIV «Черчилль», новейшие ИС-2), а также тяжелые самоходные полки (САУ ПСУ-15 2) и самоходные полки (СУ-76М). Наравне с этим в составе войск фронта имелось достаточно много танков Т-26…
…Всего на Карельском перешейке командование фронта сосредоточило почти 260 тысяч бойцов, около 7,5 тысячи орудий, около 600 танков, САУ и бронеавтомобилей…
…превосходство над противником:
по пехоте – в 2 раза,
по артиллерии – в 6 раз,
по танкам – в 7 раз,
по авиации – в 5 раз…[18]
– Сейчас у меня крыша поедет, – печально признал Коваленко. – Я чего-то об этом наступлении толком и не слыхал. Явные пробелы в образовании. Тут, оказывается, и десанты были…
Женька начальника понимал – Коваленко был морпехом урожденным – появился на свет и вырос в Балтийске, окончил ДВОКУ[19].
Моря-океаны российские видел все, воевал, правда, на просоленных отнюдь не морской солью горах, ну, и чуть-чуть в курортном Поти, но так уж сложилось.
– Да, даванули наши крепко. – Женька посмотрел на пачку распечаток. – Но это все довольно далеко от Касимово. Самолет уходил на юг, упасть или сесть должен был далеко от линии фронта. Нам бы координаты поточнее. Но если АЧА не нашла, то самостоятельно запросив, мы из архивов не меньше месяца ответа ждать будем.
– Что-то здесь неясностей много. Мрак какой-то и уфологические тайны Лубянки. Как шифровка вообще к нам ушла? Это же не может быть случайностью. Варварин был глубоко законспирирован. Работал, можно сказать, в полной изоляции.
Женька пожал плечами. Из агентов «К» отправить шифровку по каналу «маяка» Варварина действительно никто не мог. Отдел имел еще двух агентов в рабочей «кальке». Но В7 (Валша) сейчас «отдыхал» в Краснодарском госпитале, второй агент, имя которого знал только Сан Саныч, безвылазно находился в «той» Москве. По сути, непосредственно в отправке шифровки ничего мудреного не было. Схема из трех чипов в автоматическом режиме раз в сутки давала импульс, перемещая контейнер в базовую «почту». У Варварина контейнером служил пузырек с какой-то дрянью для чистки-пропитки сапог. Шифровка, всунутая вместо пробки-затычки, всегда ядрено благоухала и служила основанием для неизменных шуток. Но никаких сбоев до сих пор не было. Собственно, Варварин был единственным агентом, регулярно поддерживающим связь с Отделом. Валша совершенно «тамошний», уже, должно быть, окончательно забывший, что родился в 1982-м, а не в 1915-м. Обычное дело для агента. О московском резиденте Женьке вообще ничего не было известно. Наверное, уже давным-давно прижился-врос.
– Кто шифровку послал? – задумчиво пробормотал Коваленко, прихлебывая холодный чай. – Эксперты говорят – «женщина». «Образованная, от 17 до 30 лет». Какая у Варварина могла быть женщина? Он ведь, по сути, Штирлиц был…
Валерий Сергеевич Коваленко, несмотря на свой двухметровый рост, физиономию урожденного морпеха и немаленький житейский опыт, оставался романтиком. Откровенно говоря, Женька раньше полагал, что такие люди уже вымерли. Если они вообще когда-то были, а не беспочвенно выдумывались в старинных фильмах-романах. То-то у нового начальника и этакая смутная история с молодой женой вышла, из-за которой развелся старлей скоропалительно и из Балтийска перевелся. Вот по сыну двухлетнему Коваленко жутко скучает.
Интересно, какая мамаша из Иришки получится?
– Слушай, что-то мы окончательно обалдели, – пробормотал Коваленко. – Пошли, разомнемся.
– У нас «Гиммлер» не в форме, – напомнил Женька о павшем на боевом посту манекене.
– Вернемся – починим. Или нового достанем, я уже почти договорился. Сейчас в тир заглянем. Пора бы вспомнить, что не только с бумажками работаем.
– Мы, вообще-то, теперь следственная бригада, – уточнил Женька.
– В форме себя держать нужно, – заявил начальник, бумажки страшно не любящий.
Треск коротких автоматных очередей наушники глушили, но не то чтобы совсем. Старлей стрелял с одной руки, удерживая ППШ на пистолетный манер. На взгляд Женьки, все это выглядело порядочным баловством и показухой, но действия начальства комментировать – дело сугубо неблагодарное.
– Баланс совсем не тот, – сокрушенно сказал Коваленко, вынимая опустевший диск.
– Так серийный же агрегат, – заметил Женька, вставляя магазин в свой ТТ.
Начальство придирчиво понаблюдало за стрельбой, потом заявило:
– Высишь порядком. А так ничего. Особенно для переводчика.
– Учили доходчиво.
– Ладно-ладно. Тут куда ни сунься, все на вашу легенду отдельскую натыкаешься. Я понимаю, что мне до такой крутизны модельной, как до… Но высишь ты все равно…
– Учту и отработаю.
– Вот сейчас и учти. Патронов мало?
Женька отстрелял еще магазин.
– Вот так, шажок за шажком, – наставительно прокомментировал начальник. – Я не барышня, мне «все и сразу» не нужно. Но с живого не слезу.
– Ну, она, собственно, и с полумертвого фиг слазила, – пробормотал Женька. – Можно, товарищ старший лейтенант, уточнение?
– Угу. Только давай на «ты» переходить. Самое время. Как я понимаю, через пару часов ты меня резко в должностном росте догонишь.
– Только слегка. На звездочку. ТАМ переводчик-ефрейтор – нонсенс. Но я в философском плане хочу высказаться. Понимаешь, там – не история. Там мы. Живые. Только семьдесят лет назад. Понятно, что этого объяснить нельзя. Отсюда кажется – легенда, историческое и героическое прошлое. Но… В общем, мы – свои. Хотя и не можем об этом никому сказать. ТАМ все живые. Не памятники и не фотокарточки черно-белые…
– Умом я понимаю, – Коваленко постучал-побарабанил ногтем по пустому диску. – С другой стороны, один хрен, как-то не очень верится…
– Это пройдет. Очень быстро.
– Ладно. Давай-ка еще магазин спали, и пойдем читать, что мы, тамошние, тогда творили…
…Основной удар был нанесен вдоль шоссе Белоостров – Выборг. Превосходство наших частей было полным. Через двадцать минут после начала атаки гвардейцы 30-го стрелкового корпуса заняли финские траншеи. Командир 1 – го пехотного полка финнов подполковник Вильянен потерял управление батальонами – остатки полка в панике отступали на север…
…10-го июня советская авиация совершила около 1000 самолетовылетов…
…около полудня гвардейцы вышли к реке Сестре. Взорвать мост финны не успели, и нашим танкам удалось проскочить на тот берег…
…поднятым по тревоге егерям были розданы патроны и гранаты, после чего бригада форсированным маршем на велосипедах выдвинулась в район Кивенаппа[20]. Егеря получили панцерфаусты, но пользоваться ими никто не мог…
…финское командование начало эвакуацию, в 10 километрах южнее уже находились наши части…
…вдоль шоссе Кивенаппа – Линтула финнами был подготовлен противотанковый заслон из 17 пушек ПАК-40. Противнику удалось подбить 17 наших легких и средних танков, но заслон был сбит. Финны отошли под прикрытие «Линии ВТ»…
Глава вторая
Расчет привлеченных сил и средств:
1. Командир группы – майор Попутный В.И.
2. Заместитель командира группы (охрана и боевое прикрытие) – ст. лейтенант Коваленко B.C.
3. Специалист-переводчик (и.о. инструктора по вводу и технической координации), ефрейтор Земляков Е.Р.
Переброску осуществляет стационарный центр координации «Фрунзе-1». Старший расчетной группы капитан Филиков А.Р.
* * *
Нельзя объять необъятное. По сути, Женька первый раз готовился к командировке, не имея конкретной, четко поставленной задачи. Ну и что прикажете изучать? Краткий очерк по подготовке и проведению Выборгско-Петрозаводской наступательной операции? За двенадцать часов ого как продвинешься……Первая, основная линия – отлично оборудованная в инженерном плане полевая оборона с развитой системой минных полей и заграждений. За ней, в 25–40 километрах севернее, тянется разветвленная, пусть и не совсем достроенная линия ВТ[16]. Здесь долговременные огневые точки, множество стандартных малозаметных бетонных сооружений, бронеколпаки, убежища, бетонированные позиции для орудий ПТО, сложная сеть инженерных заграждений. То, что названо «Новой линией Маннергейма». И третья, тыловая, линия ВКТ[17] (Выборг имел также внутренний оборонительный обвод и был подготовлен к круговой обороне), вписанная в чрезвычайно сложную, с многочисленными водными преградами и межозерными дефиле, местность. Здесь финны готовы окончательно остановить каким-то чудом просочившегося врага. Да, и здесь строительство комплекса оборонительных сооружений еще не закончено, но попробуй, подойди…
…Офицерам большинства частей до командира взвода включительно были выданы аэрофотоснимки финских укреплений.
Перед операцией предстояло решить сложную задачу – скрытно перебросить на Карельский перешеек 21-ю армию и перегруппировать войска. Но передвижение многочисленных войск и боевой техники из районов Стрельны и Ропши через Ленинград могло привлечь внимание вражеской разведки. Подходящих же обходных путей восточнее Ленинграда не оказалось. Между тем наступили белые ночи, что еще более усложняло перегруппировку. Выход все же удалось найти. Оперативная маскировка при переброске 21-й армии достигалась комбинированным путем: 30-й гвардейский и 109-й стрелковые корпуса были перевезены из района Ораниенбаума в Лисий Нос на судах Краснознаменного Балтийского флота, а 97-й стрелковый корпус – по железной дороге и путем передвижения мелких подразделений по разным направлениям через Ленинград в часы наибольшего оживления на улицах…
…Отдельные гвардейские танковые полки совершили прорывы (Т-34/76, КВ-1 и KB-1C, MKIV «Черчилль», новейшие ИС-2), а также тяжелые самоходные полки (САУ ПСУ-15 2) и самоходные полки (СУ-76М). Наравне с этим в составе войск фронта имелось достаточно много танков Т-26…
…Всего на Карельском перешейке командование фронта сосредоточило почти 260 тысяч бойцов, около 7,5 тысячи орудий, около 600 танков, САУ и бронеавтомобилей…
…превосходство над противником:
по пехоте – в 2 раза,
по артиллерии – в 6 раз,
по танкам – в 7 раз,
по авиации – в 5 раз…[18]
– Сейчас у меня крыша поедет, – печально признал Коваленко. – Я чего-то об этом наступлении толком и не слыхал. Явные пробелы в образовании. Тут, оказывается, и десанты были…
Женька начальника понимал – Коваленко был морпехом урожденным – появился на свет и вырос в Балтийске, окончил ДВОКУ[19].
Моря-океаны российские видел все, воевал, правда, на просоленных отнюдь не морской солью горах, ну, и чуть-чуть в курортном Поти, но так уж сложилось.
– Да, даванули наши крепко. – Женька посмотрел на пачку распечаток. – Но это все довольно далеко от Касимово. Самолет уходил на юг, упасть или сесть должен был далеко от линии фронта. Нам бы координаты поточнее. Но если АЧА не нашла, то самостоятельно запросив, мы из архивов не меньше месяца ответа ждать будем.
– Что-то здесь неясностей много. Мрак какой-то и уфологические тайны Лубянки. Как шифровка вообще к нам ушла? Это же не может быть случайностью. Варварин был глубоко законспирирован. Работал, можно сказать, в полной изоляции.
Женька пожал плечами. Из агентов «К» отправить шифровку по каналу «маяка» Варварина действительно никто не мог. Отдел имел еще двух агентов в рабочей «кальке». Но В7 (Валша) сейчас «отдыхал» в Краснодарском госпитале, второй агент, имя которого знал только Сан Саныч, безвылазно находился в «той» Москве. По сути, непосредственно в отправке шифровки ничего мудреного не было. Схема из трех чипов в автоматическом режиме раз в сутки давала импульс, перемещая контейнер в базовую «почту». У Варварина контейнером служил пузырек с какой-то дрянью для чистки-пропитки сапог. Шифровка, всунутая вместо пробки-затычки, всегда ядрено благоухала и служила основанием для неизменных шуток. Но никаких сбоев до сих пор не было. Собственно, Варварин был единственным агентом, регулярно поддерживающим связь с Отделом. Валша совершенно «тамошний», уже, должно быть, окончательно забывший, что родился в 1982-м, а не в 1915-м. Обычное дело для агента. О московском резиденте Женьке вообще ничего не было известно. Наверное, уже давным-давно прижился-врос.
– Кто шифровку послал? – задумчиво пробормотал Коваленко, прихлебывая холодный чай. – Эксперты говорят – «женщина». «Образованная, от 17 до 30 лет». Какая у Варварина могла быть женщина? Он ведь, по сути, Штирлиц был…
Валерий Сергеевич Коваленко, несмотря на свой двухметровый рост, физиономию урожденного морпеха и немаленький житейский опыт, оставался романтиком. Откровенно говоря, Женька раньше полагал, что такие люди уже вымерли. Если они вообще когда-то были, а не беспочвенно выдумывались в старинных фильмах-романах. То-то у нового начальника и этакая смутная история с молодой женой вышла, из-за которой развелся старлей скоропалительно и из Балтийска перевелся. Вот по сыну двухлетнему Коваленко жутко скучает.
Интересно, какая мамаша из Иришки получится?
– Слушай, что-то мы окончательно обалдели, – пробормотал Коваленко. – Пошли, разомнемся.
– У нас «Гиммлер» не в форме, – напомнил Женька о павшем на боевом посту манекене.
– Вернемся – починим. Или нового достанем, я уже почти договорился. Сейчас в тир заглянем. Пора бы вспомнить, что не только с бумажками работаем.
– Мы, вообще-то, теперь следственная бригада, – уточнил Женька.
– В форме себя держать нужно, – заявил начальник, бумажки страшно не любящий.
Треск коротких автоматных очередей наушники глушили, но не то чтобы совсем. Старлей стрелял с одной руки, удерживая ППШ на пистолетный манер. На взгляд Женьки, все это выглядело порядочным баловством и показухой, но действия начальства комментировать – дело сугубо неблагодарное.
– Баланс совсем не тот, – сокрушенно сказал Коваленко, вынимая опустевший диск.
– Так серийный же агрегат, – заметил Женька, вставляя магазин в свой ТТ.
Начальство придирчиво понаблюдало за стрельбой, потом заявило:
– Высишь порядком. А так ничего. Особенно для переводчика.
– Учили доходчиво.
– Ладно-ладно. Тут куда ни сунься, все на вашу легенду отдельскую натыкаешься. Я понимаю, что мне до такой крутизны модельной, как до… Но высишь ты все равно…
– Учту и отработаю.
– Вот сейчас и учти. Патронов мало?
Женька отстрелял еще магазин.
– Вот так, шажок за шажком, – наставительно прокомментировал начальник. – Я не барышня, мне «все и сразу» не нужно. Но с живого не слезу.
– Ну, она, собственно, и с полумертвого фиг слазила, – пробормотал Женька. – Можно, товарищ старший лейтенант, уточнение?
– Угу. Только давай на «ты» переходить. Самое время. Как я понимаю, через пару часов ты меня резко в должностном росте догонишь.
– Только слегка. На звездочку. ТАМ переводчик-ефрейтор – нонсенс. Но я в философском плане хочу высказаться. Понимаешь, там – не история. Там мы. Живые. Только семьдесят лет назад. Понятно, что этого объяснить нельзя. Отсюда кажется – легенда, историческое и героическое прошлое. Но… В общем, мы – свои. Хотя и не можем об этом никому сказать. ТАМ все живые. Не памятники и не фотокарточки черно-белые…
– Умом я понимаю, – Коваленко постучал-побарабанил ногтем по пустому диску. – С другой стороны, один хрен, как-то не очень верится…
– Это пройдет. Очень быстро.
– Ладно. Давай-ка еще магазин спали, и пойдем читать, что мы, тамошние, тогда творили…
…Основной удар был нанесен вдоль шоссе Белоостров – Выборг. Превосходство наших частей было полным. Через двадцать минут после начала атаки гвардейцы 30-го стрелкового корпуса заняли финские траншеи. Командир 1 – го пехотного полка финнов подполковник Вильянен потерял управление батальонами – остатки полка в панике отступали на север…
…10-го июня советская авиация совершила около 1000 самолетовылетов…
…около полудня гвардейцы вышли к реке Сестре. Взорвать мост финны не успели, и нашим танкам удалось проскочить на тот берег…
…поднятым по тревоге егерям были розданы патроны и гранаты, после чего бригада форсированным маршем на велосипедах выдвинулась в район Кивенаппа[20]. Егеря получили панцерфаусты, но пользоваться ими никто не мог…
…финское командование начало эвакуацию, в 10 километрах южнее уже находились наши части…
…вдоль шоссе Кивенаппа – Линтула финнами был подготовлен противотанковый заслон из 17 пушек ПАК-40. Противнику удалось подбить 17 наших легких и средних танков, но заслон был сбит. Финны отошли под прикрытие «Линии ВТ»…
Глава вторая
13 июня 1944 года
Утро
Активно работает наша авиация. В направлении на Сийранмяки атакуют 381-я и 281-я стрелковые дивизии. Начата переброска артиллерии в сектор Куутерселькя.
Несколько километров
от хутора Питка-Кюлля.
15.45
– Вот же, сопля китайская, мы так вообще не дотащимся, – бормотал капитан Голуб, привстав на сиденье «Виллиса» и озирая разодранную гусеницами грунтовку.
– Да тут рядком, доплюнуть можно, – заверил водитель, но уже без прежней уверенности.
Блуждали уже четвертый час. Сначала вывернули на «короткую» дорогу, по которой, как клялся водила, «еще вчера стрижом летал». Может, так оно и было, но сейчас у съезда на разбитую гусеницами просеку красовался кол с прибитой фанеркой, на коей было начертано строгое «Осторожно, мины!» за подписью некоего напрочь чуждого каллиграфии Митрофанова. Потом уперлись в ров, потом ждали, пока пройдет по большаку длиннющая колонна спешно перебирающейся на новое место гвадп[21]. В общем, заплутал «Виллис». Вроде в штаб дивизии ехали, а «по доплюнуть» как на соседний фронт.
– Здесь Питка-Кюлля, а это на Хереля, – бормотал капитан, водя ногтем по карте. – Ну и где этот Сийран… – пир… – т… – ти?[22]
– Так мы поворот минут двадцать как проскочили. Тут рядком, – осторожно пояснил водитель.
– Опять рядком?! Ты, Хворостин, не водитель контрразведки, а диверсант инстинктивный. Раздолбай и брехун несознательный, – разъярился капитан. – Разворачивайся. Доберемся, я тебе, лахтарю[23] колесному…
Пассажиры не вмешивались. Алексей сидел, неудобно поджав ноги. От тряски кружилась голова и вновь стреляло в ухе. Попутчику-старшине тоже было несладко – его три дня назад зацепило осколком по спине. Из санбата сбежал, добирался к своим в разведбат, но кататься в тряском «Виллисе» ему было рановато. Ну, понятно, что в госпиталь ехать не хочет, чтобы от своей дивизии не отстать. Тут вроде как все свои, даже этот самонадеянный раздолбай Хворостин. Один Алексей приткнулся вроде довеска-балласта. Даже не поймешь: свидетель или подконвойный? Настучал злопамятный хирург в штаб дивизии, времени не пожалел, – вон и целая папка с докладными имеется. Легкораненого Трофимова уже и особист госпиталя допрашивал, в здоровое ухо дурацкие вопросы орал. Теперь в дивизионном отделе вообще доконают…
«Виллис» развернулся, проскочил мимо уже знакомых траншей – у бугорка виднелась малоразборчивая табличка с финской надписью. Небось тоже мины. Боев здесь не было – финны, обойденные с фланга, сами спешно драпанули.
Машина вернулась к большаку – снова шла длинная колонна. Похоже, боеприпасы. К новому удару наши готовятся, тут и к бабке не ходи. Ночи короткие, спешат. Да и какие тут ночи? Так, белоночье…
– Значит, направо. Понял, Хворостин?
– Так точно, – бодро кивнул водитель.
– Товарищ капитан, если направо, опять к тем сожженным машинам выедем, – сказал старшина.
– Действительно. – Капитан глянул на водителя. – Ну, что молчим, Хворостин? Ты же вчера меня вез. Ладно, я спал. Но ты-то на трезвом глазу ехал…
– Так точно. Так мы ж с другой стороны, сразу за хлебовозкой шли.
– Тьфу, сопля китайская, хлеборезкой за хлебовозкой, твою… Давай за колонной. До ближайшего поста…
Ехать за колонной было сложно – пыль душила. Подотстали, колонна умчалась куда-то вправо. Капитан уже и ругаться не стал, лишь холодно процедил:
– Хворостин, или ты нас к посту вывозишь, или я тебя…
– Так вот же, товарищ капитан, машина снабжения загорает. Сейчас проясним.
На обочине, у съезда на очередную просеку, стояла полуторка с бочками в кузове. Водитель возился у поднятого капота.
– Этот небось и сам заблудился, – пробурчал Голуб, разглядывая неказистого пожилого шофера в замызганной телогрейке.
– Да нет, гэсеэмщик, они ж все знают, – безосновательно бодро заверил Хворостин.
– Эй, боец! Пойди-ка на секунду. – Голуб встал в машине.
Шофер поправил пилотку, подтянул штаны и рысцой, вряд ли превосходящей в скорости обычный шаг, направился к «Виллису».
– Товарищ капитан, рядовой Хазвазметов…
– Чего делаем здесь, рядовой?
Шофер, действительно старик, уже явно под пятьдесят, поскреб щетинистую щеку, печально вздохнул:
– Так зажигание шалит. Просил же поменять. Так разве послухают?
– Технику надлежит поддерживать в боевой готовности. Ладно, где здесь населенный пункт Сийран-пир…-т…-ти знаешь?
– Так как же, – шофер принялся махать грязной рукой, объясняя…
Капитан посмотрел на своего водителя.
– Вернемся, налево, потом направо на проселок, – поспешно объяснил план действий Хворостин.
– Точно, там этот Сийранпиртти и будет, – закивал шофер. – Третьего дня я проезжал.
– Понятно. Ты тут не возись. Финны недобитые бродят. Не ровен час, горло-то резанут.
– Так сам опасаюсь, товарищ капитан…
– Куда направляешься? Путевой лист где? Где старший машины? – для порядка спросил Голуб.
– Так колонной шли. Он ж, зажигания, грю… А документ, оно ж… – дед с готовностью полез в карман гимнастерки.
Капитан бегло взглянул, вернул мятый лист путевки, справку о закреплении машины и красноармейскую книжку:
– Так, иди и воюй, Хазвазметов. Ишь, пристроился на пленэре…
– Да что вы матюгаетесь, товарищ капитан? – обиделся водитель. – Я ж не виноватый. Щас зоведуся. Тут еще беда, – дедок поморщился и схватился за живот. – Извиняйте, товарищ капитан. Брюхо подводит. Это все яйчный порошок, оно ж… – Шофер принялся спешно расстегиваться… – Ой, да что ж оно…
– Тьфу! Ты хоть с дороги уйди. Все ж освобожденная территория. Прорвемся, в тылу у финнов коммуникации минировать будешь. – Голуб плюхнулся на сиденье. – Давай-давай, Хворостин. Совсем уже…
«Виллис» рванул вперед, в смысле назад.
– Вот как с таким народом воевать? – мрачно поинтересовался Голуб. – От врага обсираться перестали, так от яичного порошка начали. Прямо дурость сплошная…
– Деревня, что с него взять, – снисходительно заметил Хворостин, сам бывший родом из древнего культурного центра Яранск Вятской губернии.
– Да какой он деревенский, – проворчал, морщась, старшина. – Косит под дурака, а сам это проклятое Сийранпиртти без запинки выговаривает.
Несколько секунд «Виллис» скакал по дороге в тишине, потом капитан крепко врезал водителю по плечу:
– Стоп!
– Да правильно мы едем, товарищ капитан…
– Замолкни. Мы третьего дня где были? Где ты покрышку менял?
– Так со штабом перебирались. По дислокации. Там же «колючки» было, не дай бог…
– А в Сийран-пир…-тти наш штабдив не пошел, потому что там постреливали, – пробормотал Голуб. – Вот я и думаю…
– Он куда следует, дедок-то этот? – спросил, выпрямляясь, старшина.
– В 220-ю. Они где-то рядом, тут ничего такого…
– Они же свежие. Только с формирования. Едва краску обдирать начали… А полуторка битая…
– Номер вроде обычный, в глаза не бросился… Что там еще? – Капитан на миг зажмурился, вспоминая, и рявкнул на несчастного Хворостина: – Ну и что вылупился? Разворачивай. Уточним…
«Виллис» в очередной раз развернулся. Алексею хотелось застонать. Всю душу эти особисты со своей подозрительностью вытрясли.
– Товарищ капитан, а как бы… – пробормотал старшина, неловко ерзая.
Голуб, молча, передал назад автомат. Старшина отомкнул диск, проверяя…
– Товарищ капитан, – неуверенно сказал Алексей.
– Ты, Трофимов, сиди спокойно. Это для контроля и вообще…
Полуторка торчала на месте, но уже тарахтела заведенным двигателем, дедок топтался рядом, держался за шаровары.
– А мне так с яичного нормально, – задумчиво сказал Хворостин.
– Не зевай, – буркнул капитан, выскакивая на дорогу. – Эй, Хазвазметов, ты о первом повороте говорил или о втором?
– Ох ты господи, да щас, товарищ капитан. Прям мочи нет. – Шофер ухватил из распахнутой кабины клок газеты. – Неужто дизентерия?
На ходу спуская штаны, водитель засеменил за машину.
– Слушай, Хазвазметов, ты эти шутки брось, – сказал Голуб вслед страдальцу и в некоторой растерянности оглянулся на собственных подчиненных. Вытаскивая из уже расстегнутой кобуры пистолет, шагнул в сторону полуторки…
– Он к лесу дернул! – крикнул, вскакивая на ноги, старшина.
– Стой, стрелять буду! – Капитан взмахнул пистолетом, бросился за машину.
Сухо хлопнуло из кустов. Голуб упал на колено, дважды выстрелил из своего ТТ. Прямо с кузова «Виллиса» короткой очередью добавил старшина – по плечу Алексея стукнула отлетевшая гильза.
– Только по ногам! – завопил капитан.
– Так понял. – Старшина соскочил на дорогу, охнул от боли в спине. – Уходит!
– За мной! – Капитан Голуб, держа пистолет двумя руками, прыжками бросился к опушке.
Левее, неловко пригибаясь, уже бежал старшина-разведчик.
– Охраняй, парень! – крикнул, накидывая на шею ремень автомата, лихой Хворостин…
Ошалевший Алексей сидел в машине. Сквозь тарахтение двигателей из леса донесся пистолетный выстрел. Ему ответила экономная автоматная очередь… Младший сержант Трофимов, сполз на землю, огляделся. Было не по себе. Зеленоватая вода в кюветах, близкие лапы сосен… Распахнутая дверь полуторки… А если там, в кузове, кто? Алексей взял топорик из-под водительского сиденья. Поколебавшись, выключил двигатель «Виллиса». Осторожно двинулся к полуторке… Равнодушно постукивал двигатель, из леса вновь донеслась короткая автоматная строчка… Алексей увидел в кабине тощий «сидор», обрывки газеты. У дальней двери виднелось ложе винтовки. Алексей забрался в кабину, ухватил трехлинейку. Во – патрон в патроннике. Стало спокойнее. Младший сержант Трофимов заглушил двигатель грузовика, спустился на землю. Каждое резкое движение отдавалось немедленной болью в ухе. Алексей примерился – с длинной винтовкой было неловко – встал на подножку и осторожно глянул в кузов. Нет, никаких дезертиров и вообще сомнительных личностей – бочки сплошные. Может, кто внутри и сидит, но вряд ли, тут у нас не кинофильм «Остров сокровищ».
Алексей на всякий случай отошел к «Виллису», встал за машину. Пристроил довольно облезлую винтовку на борту. Вглядываясь в опушку и невольно озираясь, поковырялся с повязкой на голове, понадежнее освобождая здоровое ухо. Тихо вроде. Вот же история…
Лапы сосенок хлестали по лицу, давно сбили пилотку. Это ничего, не тот головной убор, чтобы… Так, вроде уклон начался. Нет, на берег нам не нужно…
Белов остановился, прислонившись плечом к стволу. Нет, не отстали. Молодое быдло, резвое. На большевистских харчах не разжиреешь. А капитан точно жиденок. Глазенки такие цепкие…
Хрустело левее. Сквозь березняк тоже кто-то шел, но осторожнее. Четверо их должно быть. Впрочем, одного могли у машины оставить. Щенки. С кем потягаться вздумали…
Белов переложил пистолет в левую руку, вытер ладонь о отвратительно засаленные шаровары. Еще мгновение прислушивался, потом двинулся левее. Надо в сторону уйти, за их спины. Шлепнуть одного или черт с ним? Идти еще далеко, сплошной линии фронта нет, проскочим. Рацию, конечно, жаль. Кто знал, что этот «фордик»[24] заглохнет в самый неподходящий момент? Верст десять и оставалось. Ничего, бог с ней, с рацией. Чекистам она мало что скажет…
В ельнике матюгнулся солдатик, зацепившись за валежину. Белов встал вплотную к сосновому стволу, неторопливо поднял пистолет. Сам на мушку идет, ну как не уважить родимого? Выгоревшее пятно гимнастерки качнулось между темными елками…
– Стой! Оружие на зем!.. – рявкнули с другой стороны.
Белов выстрелил на звук дважды. От короткоствольного «Коровина» толку в такой пальбе было не слишком много. В ответ выстрелили – пуля стукнула в ствол над головой. Тот краском-еврейчик. Нарочно, что ли, к земле прижимает? Паяц семитский…
Резанула автоматная очередь, посыпались ветви…
Белов нырнул в ельник.
– Вон он!
– Спокойнее, Хворостин. На рожон не при…
Экие самоуверенные. Попробуйте, возьмите. Была бы винтовка, положил бы всех…
Белов бежал вдоль зарослей. Озеро оставалось где-то левее. Впереди ручей должен быть. Проклятые сапоги болтались на ногах. Какая же краснопузая сука додумалась обувь из этой мерзкой кирзы шить?
Коротко простучал автомат за спиной. Пугают, комсомольчики сопливые. Напугали ежа голой жо…
Арсению Николаевичу Белову было сорок пять лет. Он был тренирован и опытен. Но Белов всю жизнь носил хорошую обувь. Даже во время того ужасного отступления к Крыму и сводящего с ума сидения в Галлиполи. Хорошие сапоги – не менее важны, чем надежное оружие…
Впереди был просвет: склон, усеянный вросшими в землю карельскими валунами. Нужно взять правее… Белов перепрыгнул через ствол поваленной сосенки – подошва сапога опустилась на сантиметр левее горба валуна, – и крутанулась ступня в растоптанном, снятом с безвестного покойничка сапоге…
Белов упал – на руки, не успев выпустить пистолет и чуть не сломав себе палец. Но фатальнее было иное – правое колено крепко ударилось о камень. Белов заскрипел зубами – боль была ослепительно острой…
Подбитой ящерицей сполз в ложбинку. Будь оно все проклято, до чего ж неудачно. Просто смешно, господа, практически на ровном месте. Ничего, выкрутимся…
Белов переполз под прикрытие сосны – торчала над обрывчиком, красивая, разлапистая… Внизу журчал тот самый ручей. Определенно, бывали здесь с Марттина[25]. Еще тогда, летом 39-го… Глупо, господа…
– Осторожнее, товарищ капитан. Он же, гадина, запрятался.
– Угомонись, Хворостин. Не первый год замужем…
…Белов слышал лишь неясный говорок. Сразу не сунулись. Осторожничают. Многому научились сиволапые. Впрочем, и в двадцатом… Все, оставим ностальгию, господа. Имеем пять патронов. Должно с лихвой хватить… Белов вытянул из кармана шаровар платок – колено пронзила очередная волна боли. Смаргивая слезы, бывший штабс-капитан обтер пистолет. Дивное изделие большевистского слесаря-самоучки. Да, «наган» бы иметь, или уже ставший привычным парабеллум. Но у той бабы-кассирши[26] на Сенной был только этот уродец. Ну, остается не уронить честь лучшего стрелка полка…
Утро
Активно работает наша авиация. В направлении на Сийранмяки атакуют 381-я и 281-я стрелковые дивизии. Начата переброска артиллерии в сектор Куутерселькя.
Несколько километров
от хутора Питка-Кюлля.
15.45
– Вот же, сопля китайская, мы так вообще не дотащимся, – бормотал капитан Голуб, привстав на сиденье «Виллиса» и озирая разодранную гусеницами грунтовку.
– Да тут рядком, доплюнуть можно, – заверил водитель, но уже без прежней уверенности.
Блуждали уже четвертый час. Сначала вывернули на «короткую» дорогу, по которой, как клялся водила, «еще вчера стрижом летал». Может, так оно и было, но сейчас у съезда на разбитую гусеницами просеку красовался кол с прибитой фанеркой, на коей было начертано строгое «Осторожно, мины!» за подписью некоего напрочь чуждого каллиграфии Митрофанова. Потом уперлись в ров, потом ждали, пока пройдет по большаку длиннющая колонна спешно перебирающейся на новое место гвадп[21]. В общем, заплутал «Виллис». Вроде в штаб дивизии ехали, а «по доплюнуть» как на соседний фронт.
– Здесь Питка-Кюлля, а это на Хереля, – бормотал капитан, водя ногтем по карте. – Ну и где этот Сийран… – пир… – т… – ти?[22]
– Так мы поворот минут двадцать как проскочили. Тут рядком, – осторожно пояснил водитель.
– Опять рядком?! Ты, Хворостин, не водитель контрразведки, а диверсант инстинктивный. Раздолбай и брехун несознательный, – разъярился капитан. – Разворачивайся. Доберемся, я тебе, лахтарю[23] колесному…
Пассажиры не вмешивались. Алексей сидел, неудобно поджав ноги. От тряски кружилась голова и вновь стреляло в ухе. Попутчику-старшине тоже было несладко – его три дня назад зацепило осколком по спине. Из санбата сбежал, добирался к своим в разведбат, но кататься в тряском «Виллисе» ему было рановато. Ну, понятно, что в госпиталь ехать не хочет, чтобы от своей дивизии не отстать. Тут вроде как все свои, даже этот самонадеянный раздолбай Хворостин. Один Алексей приткнулся вроде довеска-балласта. Даже не поймешь: свидетель или подконвойный? Настучал злопамятный хирург в штаб дивизии, времени не пожалел, – вон и целая папка с докладными имеется. Легкораненого Трофимова уже и особист госпиталя допрашивал, в здоровое ухо дурацкие вопросы орал. Теперь в дивизионном отделе вообще доконают…
«Виллис» развернулся, проскочил мимо уже знакомых траншей – у бугорка виднелась малоразборчивая табличка с финской надписью. Небось тоже мины. Боев здесь не было – финны, обойденные с фланга, сами спешно драпанули.
Машина вернулась к большаку – снова шла длинная колонна. Похоже, боеприпасы. К новому удару наши готовятся, тут и к бабке не ходи. Ночи короткие, спешат. Да и какие тут ночи? Так, белоночье…
– Значит, направо. Понял, Хворостин?
– Так точно, – бодро кивнул водитель.
– Товарищ капитан, если направо, опять к тем сожженным машинам выедем, – сказал старшина.
– Действительно. – Капитан глянул на водителя. – Ну, что молчим, Хворостин? Ты же вчера меня вез. Ладно, я спал. Но ты-то на трезвом глазу ехал…
– Так точно. Так мы ж с другой стороны, сразу за хлебовозкой шли.
– Тьфу, сопля китайская, хлеборезкой за хлебовозкой, твою… Давай за колонной. До ближайшего поста…
Ехать за колонной было сложно – пыль душила. Подотстали, колонна умчалась куда-то вправо. Капитан уже и ругаться не стал, лишь холодно процедил:
– Хворостин, или ты нас к посту вывозишь, или я тебя…
– Так вот же, товарищ капитан, машина снабжения загорает. Сейчас проясним.
На обочине, у съезда на очередную просеку, стояла полуторка с бочками в кузове. Водитель возился у поднятого капота.
– Этот небось и сам заблудился, – пробурчал Голуб, разглядывая неказистого пожилого шофера в замызганной телогрейке.
– Да нет, гэсеэмщик, они ж все знают, – безосновательно бодро заверил Хворостин.
– Эй, боец! Пойди-ка на секунду. – Голуб встал в машине.
Шофер поправил пилотку, подтянул штаны и рысцой, вряд ли превосходящей в скорости обычный шаг, направился к «Виллису».
– Товарищ капитан, рядовой Хазвазметов…
– Чего делаем здесь, рядовой?
Шофер, действительно старик, уже явно под пятьдесят, поскреб щетинистую щеку, печально вздохнул:
– Так зажигание шалит. Просил же поменять. Так разве послухают?
– Технику надлежит поддерживать в боевой готовности. Ладно, где здесь населенный пункт Сийран-пир…-т…-ти знаешь?
– Так как же, – шофер принялся махать грязной рукой, объясняя…
Капитан посмотрел на своего водителя.
– Вернемся, налево, потом направо на проселок, – поспешно объяснил план действий Хворостин.
– Точно, там этот Сийранпиртти и будет, – закивал шофер. – Третьего дня я проезжал.
– Понятно. Ты тут не возись. Финны недобитые бродят. Не ровен час, горло-то резанут.
– Так сам опасаюсь, товарищ капитан…
– Куда направляешься? Путевой лист где? Где старший машины? – для порядка спросил Голуб.
– Так колонной шли. Он ж, зажигания, грю… А документ, оно ж… – дед с готовностью полез в карман гимнастерки.
Капитан бегло взглянул, вернул мятый лист путевки, справку о закреплении машины и красноармейскую книжку:
– Так, иди и воюй, Хазвазметов. Ишь, пристроился на пленэре…
– Да что вы матюгаетесь, товарищ капитан? – обиделся водитель. – Я ж не виноватый. Щас зоведуся. Тут еще беда, – дедок поморщился и схватился за живот. – Извиняйте, товарищ капитан. Брюхо подводит. Это все яйчный порошок, оно ж… – Шофер принялся спешно расстегиваться… – Ой, да что ж оно…
– Тьфу! Ты хоть с дороги уйди. Все ж освобожденная территория. Прорвемся, в тылу у финнов коммуникации минировать будешь. – Голуб плюхнулся на сиденье. – Давай-давай, Хворостин. Совсем уже…
«Виллис» рванул вперед, в смысле назад.
– Вот как с таким народом воевать? – мрачно поинтересовался Голуб. – От врага обсираться перестали, так от яичного порошка начали. Прямо дурость сплошная…
– Деревня, что с него взять, – снисходительно заметил Хворостин, сам бывший родом из древнего культурного центра Яранск Вятской губернии.
– Да какой он деревенский, – проворчал, морщась, старшина. – Косит под дурака, а сам это проклятое Сийранпиртти без запинки выговаривает.
Несколько секунд «Виллис» скакал по дороге в тишине, потом капитан крепко врезал водителю по плечу:
– Стоп!
– Да правильно мы едем, товарищ капитан…
– Замолкни. Мы третьего дня где были? Где ты покрышку менял?
– Так со штабом перебирались. По дислокации. Там же «колючки» было, не дай бог…
– А в Сийран-пир…-тти наш штабдив не пошел, потому что там постреливали, – пробормотал Голуб. – Вот я и думаю…
– Он куда следует, дедок-то этот? – спросил, выпрямляясь, старшина.
– В 220-ю. Они где-то рядом, тут ничего такого…
– Они же свежие. Только с формирования. Едва краску обдирать начали… А полуторка битая…
– Номер вроде обычный, в глаза не бросился… Что там еще? – Капитан на миг зажмурился, вспоминая, и рявкнул на несчастного Хворостина: – Ну и что вылупился? Разворачивай. Уточним…
«Виллис» в очередной раз развернулся. Алексею хотелось застонать. Всю душу эти особисты со своей подозрительностью вытрясли.
– Товарищ капитан, а как бы… – пробормотал старшина, неловко ерзая.
Голуб, молча, передал назад автомат. Старшина отомкнул диск, проверяя…
– Товарищ капитан, – неуверенно сказал Алексей.
– Ты, Трофимов, сиди спокойно. Это для контроля и вообще…
Полуторка торчала на месте, но уже тарахтела заведенным двигателем, дедок топтался рядом, держался за шаровары.
– А мне так с яичного нормально, – задумчиво сказал Хворостин.
– Не зевай, – буркнул капитан, выскакивая на дорогу. – Эй, Хазвазметов, ты о первом повороте говорил или о втором?
– Ох ты господи, да щас, товарищ капитан. Прям мочи нет. – Шофер ухватил из распахнутой кабины клок газеты. – Неужто дизентерия?
На ходу спуская штаны, водитель засеменил за машину.
– Слушай, Хазвазметов, ты эти шутки брось, – сказал Голуб вслед страдальцу и в некоторой растерянности оглянулся на собственных подчиненных. Вытаскивая из уже расстегнутой кобуры пистолет, шагнул в сторону полуторки…
– Он к лесу дернул! – крикнул, вскакивая на ноги, старшина.
– Стой, стрелять буду! – Капитан взмахнул пистолетом, бросился за машину.
Сухо хлопнуло из кустов. Голуб упал на колено, дважды выстрелил из своего ТТ. Прямо с кузова «Виллиса» короткой очередью добавил старшина – по плечу Алексея стукнула отлетевшая гильза.
– Только по ногам! – завопил капитан.
– Так понял. – Старшина соскочил на дорогу, охнул от боли в спине. – Уходит!
– За мной! – Капитан Голуб, держа пистолет двумя руками, прыжками бросился к опушке.
Левее, неловко пригибаясь, уже бежал старшина-разведчик.
– Охраняй, парень! – крикнул, накидывая на шею ремень автомата, лихой Хворостин…
Ошалевший Алексей сидел в машине. Сквозь тарахтение двигателей из леса донесся пистолетный выстрел. Ему ответила экономная автоматная очередь… Младший сержант Трофимов, сполз на землю, огляделся. Было не по себе. Зеленоватая вода в кюветах, близкие лапы сосен… Распахнутая дверь полуторки… А если там, в кузове, кто? Алексей взял топорик из-под водительского сиденья. Поколебавшись, выключил двигатель «Виллиса». Осторожно двинулся к полуторке… Равнодушно постукивал двигатель, из леса вновь донеслась короткая автоматная строчка… Алексей увидел в кабине тощий «сидор», обрывки газеты. У дальней двери виднелось ложе винтовки. Алексей забрался в кабину, ухватил трехлинейку. Во – патрон в патроннике. Стало спокойнее. Младший сержант Трофимов заглушил двигатель грузовика, спустился на землю. Каждое резкое движение отдавалось немедленной болью в ухе. Алексей примерился – с длинной винтовкой было неловко – встал на подножку и осторожно глянул в кузов. Нет, никаких дезертиров и вообще сомнительных личностей – бочки сплошные. Может, кто внутри и сидит, но вряд ли, тут у нас не кинофильм «Остров сокровищ».
Алексей на всякий случай отошел к «Виллису», встал за машину. Пристроил довольно облезлую винтовку на борту. Вглядываясь в опушку и невольно озираясь, поковырялся с повязкой на голове, понадежнее освобождая здоровое ухо. Тихо вроде. Вот же история…
* * *
…Белов был уверен, что уйдет. Леса сопляки не знают, плотно обложить не успеют. А места знакомые, хоженые места. Главное, к озеру не выскочить. Прижмут ведь сдуру…Лапы сосенок хлестали по лицу, давно сбили пилотку. Это ничего, не тот головной убор, чтобы… Так, вроде уклон начался. Нет, на берег нам не нужно…
Белов остановился, прислонившись плечом к стволу. Нет, не отстали. Молодое быдло, резвое. На большевистских харчах не разжиреешь. А капитан точно жиденок. Глазенки такие цепкие…
Хрустело левее. Сквозь березняк тоже кто-то шел, но осторожнее. Четверо их должно быть. Впрочем, одного могли у машины оставить. Щенки. С кем потягаться вздумали…
Белов переложил пистолет в левую руку, вытер ладонь о отвратительно засаленные шаровары. Еще мгновение прислушивался, потом двинулся левее. Надо в сторону уйти, за их спины. Шлепнуть одного или черт с ним? Идти еще далеко, сплошной линии фронта нет, проскочим. Рацию, конечно, жаль. Кто знал, что этот «фордик»[24] заглохнет в самый неподходящий момент? Верст десять и оставалось. Ничего, бог с ней, с рацией. Чекистам она мало что скажет…
В ельнике матюгнулся солдатик, зацепившись за валежину. Белов встал вплотную к сосновому стволу, неторопливо поднял пистолет. Сам на мушку идет, ну как не уважить родимого? Выгоревшее пятно гимнастерки качнулось между темными елками…
– Стой! Оружие на зем!.. – рявкнули с другой стороны.
Белов выстрелил на звук дважды. От короткоствольного «Коровина» толку в такой пальбе было не слишком много. В ответ выстрелили – пуля стукнула в ствол над головой. Тот краском-еврейчик. Нарочно, что ли, к земле прижимает? Паяц семитский…
Резанула автоматная очередь, посыпались ветви…
Белов нырнул в ельник.
– Вон он!
– Спокойнее, Хворостин. На рожон не при…
Экие самоуверенные. Попробуйте, возьмите. Была бы винтовка, положил бы всех…
Белов бежал вдоль зарослей. Озеро оставалось где-то левее. Впереди ручей должен быть. Проклятые сапоги болтались на ногах. Какая же краснопузая сука додумалась обувь из этой мерзкой кирзы шить?
Коротко простучал автомат за спиной. Пугают, комсомольчики сопливые. Напугали ежа голой жо…
Арсению Николаевичу Белову было сорок пять лет. Он был тренирован и опытен. Но Белов всю жизнь носил хорошую обувь. Даже во время того ужасного отступления к Крыму и сводящего с ума сидения в Галлиполи. Хорошие сапоги – не менее важны, чем надежное оружие…
Впереди был просвет: склон, усеянный вросшими в землю карельскими валунами. Нужно взять правее… Белов перепрыгнул через ствол поваленной сосенки – подошва сапога опустилась на сантиметр левее горба валуна, – и крутанулась ступня в растоптанном, снятом с безвестного покойничка сапоге…
Белов упал – на руки, не успев выпустить пистолет и чуть не сломав себе палец. Но фатальнее было иное – правое колено крепко ударилось о камень. Белов заскрипел зубами – боль была ослепительно острой…
Подбитой ящерицей сполз в ложбинку. Будь оно все проклято, до чего ж неудачно. Просто смешно, господа, практически на ровном месте. Ничего, выкрутимся…
Белов переполз под прикрытие сосны – торчала над обрывчиком, красивая, разлапистая… Внизу журчал тот самый ручей. Определенно, бывали здесь с Марттина[25]. Еще тогда, летом 39-го… Глупо, господа…
– Осторожнее, товарищ капитан. Он же, гадина, запрятался.
– Угомонись, Хворостин. Не первый год замужем…
…Белов слышал лишь неясный говорок. Сразу не сунулись. Осторожничают. Многому научились сиволапые. Впрочем, и в двадцатом… Все, оставим ностальгию, господа. Имеем пять патронов. Должно с лихвой хватить… Белов вытянул из кармана шаровар платок – колено пронзила очередная волна боли. Смаргивая слезы, бывший штабс-капитан обтер пистолет. Дивное изделие большевистского слесаря-самоучки. Да, «наган» бы иметь, или уже ставший привычным парабеллум. Но у той бабы-кассирши[26] на Сенной был только этот уродец. Ну, остается не уронить честь лучшего стрелка полка…