Юрий Житорчук
Мир на краю пропасти: предвоенные хроники. Документальная реконструкция дипломатической борьбы 1937—1941 гг.
Предисловие
Предвоенные хроники написаны в форме авторской художественно-документальной реставрации событий 1937– 1941 годов. В соответствии с этим при описании событий предвоенного времени автор пользуется не только историческими документами, в большом количестве представленными в книге, но и широко использует те или иные гипотезы, объясняющие мотивацию принимаемых военно-политических решений.
Для того чтобы продемонстрировать, что такое художественно-документальная реставрация исторических событий и как она была реализована в рамках данной книги, в качестве примера рассмотрим реставрацию событий, произошедших на совещании, состоявшемся в кабинете Сталина 9 июня 1941 года.
Изначально об этом совещании известен лишь список его участников и время их пребывания в кабинете Сталина. Эти данные приведены в журнале записи лиц, принятых Сталиным 9 июня 1941 года. Никаких документальных сведений о том, какие вопросы обсуждались на этом совещании, в открытом доступе нет. Отсутствуют также какие-либо сведения об этом совещании и в воспоминаниях его участников.
Однако при этом известны некоторые события, предшествовавшие 9 июня, которые, вероятно, могли быть предметом рассмотрения на совещании у Сталина. Так, например, 5 июня из Бухареста поступила информация внешней разведки НКГБ о том, что румынская армия приводится в боевую готовность. На следующий день в Одесском военном округе (ОдВО) было получено тревожное сообщение, свидетельствующее о возможной крупномасштабной провокации на границе с Румынией 9—12 июня. После получения этого сообщения начальник штаба округа генерал Захаров обратился к начальнику Генштаба с просьбой разрешить переброску глубинных дивизий 48-го стрелкового корпуса к границе.
Естественно, что решение о переброске нескольких дивизий в непосредственной близости от границы не могло быть принято без соответствующей санкции со стороны Сталина. Как следует из журнала посещений кабинета Сталина, Тимошенко и Жуков 7 июня имели лишь краткую 25-минутную беседу со Сталиным. Возможно, в этот день ими мог быть согласован вопрос о переброске глубинных дивизий ОдВО.
7 июня на территории Западного особого военного округа (ЗапОВО) на советскую сторону перешел солдат германской армии Вирт Франц Францевич, венский рабочий, член Коммунистической партии Австрии, который сообщил, что война между Германией и СССР неизбежна в ближайшие две-три недели.
В ночь на 8 июня командование ЗапОВО в связи с напряженной обстановкой на границе обратилось в Генштаб с просьбой о разрешении выдвижения глубинных дивизий округа. Дивизии ЗапОВО начали выдвижение уже утром 11 июня. Причем, судя по данным журнала посещений кабинета Сталина, решение о выдвижении могло быть согласовано со Сталиным только 9 июня, когда Тимошенко и Жуков дважды побывали в кремлевском кабинете, пробыв там в этот день в общей сложности шесть с половиной часов.
С другой стороны, нам известны решения, которые были приняты Генштабом в последующие два-три дня. Причем это были ответственные и крупномасштабные решения, поэтому они, безусловно, должны были быть предварительно согласованы со Сталиным. С большой вероятностью можно полагать, что эти согласования были осуществлены на совещании 9 июня.
Речь идет о том, что 11 июня была выпущена директива Генштаба о выдвижении глубинных дивизий ЗапОВО. На следующий день выпущены еще две директивы Генштаба о выдвижении дивизий Киевского особого военного округа (КОВО) и Прибалтийского особого военного округа (ПрибОВО). Кроме того, 10 июня последовала директива Генштаба о перенаправлении воинских эшелонов, перевозящих 16-ю армию резерва Главного Командования (РГК) с территории Орловского военного округа (ОрВО) ближе к границе на территорию КОВО. А также были внесены изменения в дислокацию 21-й и 22-й армий РГК.
Следующий элемент исторической реставрации относится к совещанию у Сталина, состоявшемуся 11 июня. Опять-таки нам практически ничего не известно о его содержании, кроме состава участников и времени проведения совещания. Однако среди его участников присутствует командующий ПрибОВО генерал Кузнецов и член Военного совета ПрибОВО корпусной комиссар Дибров.
В отличие от совещания, состоявшегося 24 мая, когда к Сталину было приглашено руководство всех западных приграничных округов, на этот раз такой чести удостоились лишь представители ПрибОВО.
Дело в том, что только в ПрибОВО к 1941 году сохранились остатки национальных армейских частей бывших независимых Прибалтийских государств, которые в 1940 году были преобразованы в территориальные стрелковые корпуса Красной армии. Всего перед войной было три таких корпуса, каждый из которых состоял из двух стрелковых дивизий.
Все дело в том, что руководством Наркомата госбезопасности была запланирована операция по аресту и выселению антисоветского, уголовного и социально опасного элемента из Литовской, Латвийской и Эстонской ССР в количестве более 40 тысяч человек. При этом советское руководство допускало, что в создавшихся условиях, возможно, может быть поднят мятеж национальных частей. Для того чтобы исключить такой вариант развития событий, было принято решение о приведении части воинских частей округа, включая и некоторые приграничные дивизии, в состояние полной боевой готовности.
В результате на совещании у Сталина 11 июня командованию ПрибОВО на случай контрреволюционных выступлений было поручено разработать план приведения ряда частей округа в состояние боевой готовности. Здесь надо четко оговорить, что приведение войсковых частей в боевую готовность было проведено до 21 июня только в ПрибОВО. В других приграничных округах ничего подобного не происходило. Причем изначально директива о приведении частей ПрибОВО в боевую готовность не имела прямого отношения к сообщениям разведки об ожидаемом нападении Германии на СССР 22 июня.
13 июня Сталин запустил пробный шар в виде известного сообщения ТАСС. Тем не менее немцы на него так ничего и не ответили, и даже не напечатали его в своих газетах. Это еще раз показало советскому руководству, что Гитлер не намерен соблюдать советско-германские договоры и готовит нападение на СССР.
Однако, судя по тому, что советское военно-политическое руководство запланировало завершение целого ряда крупномасштабных предмобилизационных проектов к началу июля 1941 года, в Кремле ожидали, что ранее этого срока Германия не будет еще готова к нападению на СССР.
Здесь надо сказать, что именно к 1 июля в СССР планировалось завершить: дислокацию армий РГК на территории приграничных округов; формирование первой очереди частей для вновь строящихся укрепленных районов линии Молотова в количестве 45 тысяч человек; переброску глубинных дивизий приграничных округов в соответствии с планом прикрытия.
Даже 19 июня был выпущен утвержденный Сталиным приказ наркома обороны Тимошенко «О маскировке аэродромов», согласно которому рассредоточение и маскировка самолетов должны были быть завершены лишь к 1 июля. Однако если бы Сталин и Тимошенко, принимая это решение 19 июня, были убеждены, что нападения немцев нужно ожидать 22 июня, то приказ о рассредоточении и маскировке самолетов должен был бы иметь сроки исполнения не позднее 20—21 июня.
Еще один пример на ту же тему. 19 июня командир приграничной 125-й стрелковой дивизии генерал-майор Богайчук, чувствуя приближение войны, приказал начать эвакуацию семей начальствующего состава дивизии. На следующий день генерал Жуков направил в его адрес возмущенную телеграмму:
«Приказать командиру дивизии Богайчуку дать шифром личное объяснение народному комиссару обороны, на каком основании он произвел эвакуацию семей начальствующего состава дивизии. Народный комиссар считает это актом трусости, способствующим распространению паники среди населения и провоцирующим на выводы, крайне нежелательные для нас».
Естественно, что такой реакции со стороны начальника Генштаба не могло быть, если бы к этому моменту он обладал информацией, что Германия готовит нападение на СССР 22 июня.
В этой связи возникает резонный вопрос: почему военное и политическое руководство страны пренебрегло многочисленными предупреждениями советской разведки о том, что Германия намерена напасть на СССР 22 июня? Ведь, по подсчетам некоторых историков, до 22 июня в Москву поступило аж сорок семь таких предупреждений.
Все дело в том, что убедительными эти сообщения разведки кажутся нам лишь постфактум. Для начала придется напомнить, что у советской разведки не было агентов в непосредственном окружении Гитлера или высшего немецкого генералитета. Поэтому разведка так и не смогла достать документального подтверждения директив и приказов Гитлера, в том числе и приказов, касающихся сроков нападения на СССР.
В этой ситуации советские разведчики были вынуждены пользоваться слухами о решениях Гитлера и руководства вермахта, которые доходили до наших агентов через третьи и даже четвертые руки. Зачастую в Москву поступали противоречивые сообщения, которые часто содержали грубую дезинформацию. Это задним числом мы знаем, что из данных разведки соответствовало действительности, а что было ложью. Советское руководство на тот момент этого знать не могло. И поэтому относилось к такого рода сообщениям с большой долей скептицизма.
Судите сами: до 13 июня в Москву поступило более десятка сообщений разведки, согласно которым нападение Германии на СССР должно было состояться 15 июня. Тем не менее прошло 16 июня, никакого нападения так и не состоялось, однако с этого дня начали поступать новые сообщения о том, что немцы нападут 22 июня. Естественно, что у Сталина, Тимошенко и Жукова не было особых оснований для того, чтобы доверять этим сообщениям больше, чем предшествующим сообщениям о дате нападения 15 июня.
Особый интерес представляет вопрос, связанный с сообщениями разведки об ожидаемой дате нападения немцев 15 июня. Поверил ли Сталин в то, что нападение Германии может состояться в этот день? Судя по всему, не поверил. Иначе бы директива, аналогичная той, которая была послана в приграничные округа 21 июня, была бы направлена туда еще 9 июня. Вероятно, здесь сыграла большую роль точка зрения Генштаба, согласно которой немцы должны были для нападения на СССР сосредоточить до 180 дивизий, в то время как военная разведка к 1 июня насчитывала у советских границ «только» 122 немецкие дивизии.
Так или иначе, но ответом на данные разведки об активизации в первой половине июня немцев в приграничной зоне, а также на сообщения о 15 июня как дате вероятного нападения Германии на СССР явились приказы Генштаба о выдвижении глубинных дивизий. Надо полагать, Генштаб исходил из того, что предпринятые им контрдействия были соразмерными и достаточными для того, чтобы нейтрализовать угрозы, выявленные советской разведкой.
Такое решение Генштаба могло быть результатом ошибочного анализа сложившейся ситуации, в результате которого, вероятно, был сделан неверный вывод о том, что активизация немцев в приграничной зоне явилась результатом усиления немецким командованием войск прикрытия. Соответственно в ответ на это Генштаб предпринял, с его точки зрения, симметричное решение об усилении войск прикрытия за счет выдвижения глубинных дивизий.
Здесь нельзя не сказать еще об одной грубейшей ошибке, допущенной разведуправлением Генштаба (РУ ГШ) и сыгравшей громадную роль в трагедии начального периода войны. Дело в том, что с 1 по 20 июня немцы с Запада и с Балкан перебросили к советским границам 44 свои дивизии, а РУ ГШ за этот же промежуток времени зафиксировало увеличение немецкой группировки всего на 7 дивизий. В результате Генштаб фактически прозевал фазу оперативного развертывания вермахта. Именно это обстоятельство явилось основной причиной того, что советское военное и политическое руководство своевременно не приняло решения о начале мобилизации Красной армии и введении в действие планов прикрытия.
Отсутствие информации об интенсивных перебросках немецких дивизий привело к тому, что с 12 по 17 июня ни Сталин, ни военное руководство страны, судя по всему, не были сильно озабочены возможностью нападения Германии на СССР в ближайшие дни. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что после совещания, состоявшегося в Кремле 11 июня, Сталин не встречался с Тимошенко и Жуковым в течение почти недели. За исключением состоявшейся 17 июня короткой и, по-видимому, чисто технической встречи с генералом Ватутиным, Сталин встретился с военным руководством страны только 18 июня.
Судя по последовавшим после этого совещания директивам Генштаба с приказом о переводе штабов ПрибОВО, ЗапОВО и КОВО на фронтовые командные пункты и об их преобразовании в штабы Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов, именно эта тема и явилась предметом обсуждения на встрече военного руководства страны со Сталиным, состоявшейся 18 июня.
Однако перевод ЗапОВО на фронтовой командный пункт планировалось осуществить уже после 22 июня. Этот факт свидетельствует о том, что непосредственной связи между называемой разведкой вероятной датой нападения немцев 22 июня и решением о формировании фронтовых штабов не было. Скорее всего, директивы Генштаба о переводе штабов приграничных военных округов на фронтовые командные пункты являлись составной частью мероприятий, направленных на подготовку к отражению немецкой агрессии, ожидаемой где-то в первой половине июля 1941 года.
Следующие два дня, 19 и 20 июня, Сталин вновь не встречался с Тимошенко и Жуковым, что трудно себе представить, если бы кого-то из этой троицы посетили бы сомнения по поводу того, что уже 22 июня возможно нападение Германии на СССР.
Тем временем 19 июня Жуков отменяет приказ командующего ПрибОВО о проведении затемнения прибалтийских городов. На следующий день Жуков отменяет распоряжение командира 125-й дивизии об эвакуации семей начальствующего состава дивизии. 21 июня член Военного совета Приб ОВО корпусной комиссар Дибров, в соответствии с устным распоряжением Тимошенко, приказал немедленно отменить им же утвержденные мероприятия, а именно отобрать у бойцов патроны и разминировать минные поля.
В 19 часов 21 июня Сталин начинает совещание, на котором, судя по составу приглашенных, обсуждались вопросы, связанные с намеченным переходом оборонной промышленности на мобилизационный режим работы. Во всяком случае, начальник Генштаба на этом совещании не присутствовал.
Таким образом, вплоть до примерно 20 часов 30 минут 21 июня никакой особой тревоги, связанной с возможным нападением немцев в ближайшие часы, у высшего военного и политического руководства страны не наблюдалось.
Вся ситуация мгновенно изменилась после того, как Сталин получил сообщение от Герхарда Кегеля – советского разведчика, работавшего в немецком посольстве в Москве в ранге советника по экономике, о том, что война начнется в ближайшие сорок восемь часов.
В результате уже в 20 часов 50 минут в кабинете Сталина было собрано совещание с участием военного руководства страны, где была сформулирована директива, согласно которой в течение 22—23 июня возможно внезапное нападение немцев на СССР. В этой связи войска западных приграничных округов должны были быть немедленно приведены в полную боевую готовность. К сожалению, эта директива дошла до большинства войсковых частей приграничных округов уже после нападения немцев на СССР.
В заключение считаю своим приятным долгом поблагодарить всех своих многочисленных оппонентов на военно-историческом форуме ВИФ-2 NE, дискуссии с которыми стимулировали написание этой книги.
Особую благодарность хотелось бы выразить историку и знатоку архивных документов, связанных с оперативным планированием Генштаба РККА в предвоенные годы, С.Л. Чекунову, а также руководителям финансово-производственного холдинга «Сканд» С.Н. Рогачевскому и Р.Г. Нагулину, без активной поддержки которых автор не смог бы реализовать свои творческие замыслы по написанию этой книги.
Свои вопросы к автору и замечания по поводу содержания настоящей книги вы можете направлять по адресу
jitorchuk@mail.ru
Для того чтобы продемонстрировать, что такое художественно-документальная реставрация исторических событий и как она была реализована в рамках данной книги, в качестве примера рассмотрим реставрацию событий, произошедших на совещании, состоявшемся в кабинете Сталина 9 июня 1941 года.
Изначально об этом совещании известен лишь список его участников и время их пребывания в кабинете Сталина. Эти данные приведены в журнале записи лиц, принятых Сталиным 9 июня 1941 года. Никаких документальных сведений о том, какие вопросы обсуждались на этом совещании, в открытом доступе нет. Отсутствуют также какие-либо сведения об этом совещании и в воспоминаниях его участников.
Однако при этом известны некоторые события, предшествовавшие 9 июня, которые, вероятно, могли быть предметом рассмотрения на совещании у Сталина. Так, например, 5 июня из Бухареста поступила информация внешней разведки НКГБ о том, что румынская армия приводится в боевую готовность. На следующий день в Одесском военном округе (ОдВО) было получено тревожное сообщение, свидетельствующее о возможной крупномасштабной провокации на границе с Румынией 9—12 июня. После получения этого сообщения начальник штаба округа генерал Захаров обратился к начальнику Генштаба с просьбой разрешить переброску глубинных дивизий 48-го стрелкового корпуса к границе.
Естественно, что решение о переброске нескольких дивизий в непосредственной близости от границы не могло быть принято без соответствующей санкции со стороны Сталина. Как следует из журнала посещений кабинета Сталина, Тимошенко и Жуков 7 июня имели лишь краткую 25-минутную беседу со Сталиным. Возможно, в этот день ими мог быть согласован вопрос о переброске глубинных дивизий ОдВО.
7 июня на территории Западного особого военного округа (ЗапОВО) на советскую сторону перешел солдат германской армии Вирт Франц Францевич, венский рабочий, член Коммунистической партии Австрии, который сообщил, что война между Германией и СССР неизбежна в ближайшие две-три недели.
В ночь на 8 июня командование ЗапОВО в связи с напряженной обстановкой на границе обратилось в Генштаб с просьбой о разрешении выдвижения глубинных дивизий округа. Дивизии ЗапОВО начали выдвижение уже утром 11 июня. Причем, судя по данным журнала посещений кабинета Сталина, решение о выдвижении могло быть согласовано со Сталиным только 9 июня, когда Тимошенко и Жуков дважды побывали в кремлевском кабинете, пробыв там в этот день в общей сложности шесть с половиной часов.
С другой стороны, нам известны решения, которые были приняты Генштабом в последующие два-три дня. Причем это были ответственные и крупномасштабные решения, поэтому они, безусловно, должны были быть предварительно согласованы со Сталиным. С большой вероятностью можно полагать, что эти согласования были осуществлены на совещании 9 июня.
Речь идет о том, что 11 июня была выпущена директива Генштаба о выдвижении глубинных дивизий ЗапОВО. На следующий день выпущены еще две директивы Генштаба о выдвижении дивизий Киевского особого военного округа (КОВО) и Прибалтийского особого военного округа (ПрибОВО). Кроме того, 10 июня последовала директива Генштаба о перенаправлении воинских эшелонов, перевозящих 16-ю армию резерва Главного Командования (РГК) с территории Орловского военного округа (ОрВО) ближе к границе на территорию КОВО. А также были внесены изменения в дислокацию 21-й и 22-й армий РГК.
Следующий элемент исторической реставрации относится к совещанию у Сталина, состоявшемуся 11 июня. Опять-таки нам практически ничего не известно о его содержании, кроме состава участников и времени проведения совещания. Однако среди его участников присутствует командующий ПрибОВО генерал Кузнецов и член Военного совета ПрибОВО корпусной комиссар Дибров.
В отличие от совещания, состоявшегося 24 мая, когда к Сталину было приглашено руководство всех западных приграничных округов, на этот раз такой чести удостоились лишь представители ПрибОВО.
Дело в том, что только в ПрибОВО к 1941 году сохранились остатки национальных армейских частей бывших независимых Прибалтийских государств, которые в 1940 году были преобразованы в территориальные стрелковые корпуса Красной армии. Всего перед войной было три таких корпуса, каждый из которых состоял из двух стрелковых дивизий.
Все дело в том, что руководством Наркомата госбезопасности была запланирована операция по аресту и выселению антисоветского, уголовного и социально опасного элемента из Литовской, Латвийской и Эстонской ССР в количестве более 40 тысяч человек. При этом советское руководство допускало, что в создавшихся условиях, возможно, может быть поднят мятеж национальных частей. Для того чтобы исключить такой вариант развития событий, было принято решение о приведении части воинских частей округа, включая и некоторые приграничные дивизии, в состояние полной боевой готовности.
В результате на совещании у Сталина 11 июня командованию ПрибОВО на случай контрреволюционных выступлений было поручено разработать план приведения ряда частей округа в состояние боевой готовности. Здесь надо четко оговорить, что приведение войсковых частей в боевую готовность было проведено до 21 июня только в ПрибОВО. В других приграничных округах ничего подобного не происходило. Причем изначально директива о приведении частей ПрибОВО в боевую готовность не имела прямого отношения к сообщениям разведки об ожидаемом нападении Германии на СССР 22 июня.
13 июня Сталин запустил пробный шар в виде известного сообщения ТАСС. Тем не менее немцы на него так ничего и не ответили, и даже не напечатали его в своих газетах. Это еще раз показало советскому руководству, что Гитлер не намерен соблюдать советско-германские договоры и готовит нападение на СССР.
Однако, судя по тому, что советское военно-политическое руководство запланировало завершение целого ряда крупномасштабных предмобилизационных проектов к началу июля 1941 года, в Кремле ожидали, что ранее этого срока Германия не будет еще готова к нападению на СССР.
Здесь надо сказать, что именно к 1 июля в СССР планировалось завершить: дислокацию армий РГК на территории приграничных округов; формирование первой очереди частей для вновь строящихся укрепленных районов линии Молотова в количестве 45 тысяч человек; переброску глубинных дивизий приграничных округов в соответствии с планом прикрытия.
Даже 19 июня был выпущен утвержденный Сталиным приказ наркома обороны Тимошенко «О маскировке аэродромов», согласно которому рассредоточение и маскировка самолетов должны были быть завершены лишь к 1 июля. Однако если бы Сталин и Тимошенко, принимая это решение 19 июня, были убеждены, что нападения немцев нужно ожидать 22 июня, то приказ о рассредоточении и маскировке самолетов должен был бы иметь сроки исполнения не позднее 20—21 июня.
Еще один пример на ту же тему. 19 июня командир приграничной 125-й стрелковой дивизии генерал-майор Богайчук, чувствуя приближение войны, приказал начать эвакуацию семей начальствующего состава дивизии. На следующий день генерал Жуков направил в его адрес возмущенную телеграмму:
«Приказать командиру дивизии Богайчуку дать шифром личное объяснение народному комиссару обороны, на каком основании он произвел эвакуацию семей начальствующего состава дивизии. Народный комиссар считает это актом трусости, способствующим распространению паники среди населения и провоцирующим на выводы, крайне нежелательные для нас».
Естественно, что такой реакции со стороны начальника Генштаба не могло быть, если бы к этому моменту он обладал информацией, что Германия готовит нападение на СССР 22 июня.
В этой связи возникает резонный вопрос: почему военное и политическое руководство страны пренебрегло многочисленными предупреждениями советской разведки о том, что Германия намерена напасть на СССР 22 июня? Ведь, по подсчетам некоторых историков, до 22 июня в Москву поступило аж сорок семь таких предупреждений.
Все дело в том, что убедительными эти сообщения разведки кажутся нам лишь постфактум. Для начала придется напомнить, что у советской разведки не было агентов в непосредственном окружении Гитлера или высшего немецкого генералитета. Поэтому разведка так и не смогла достать документального подтверждения директив и приказов Гитлера, в том числе и приказов, касающихся сроков нападения на СССР.
В этой ситуации советские разведчики были вынуждены пользоваться слухами о решениях Гитлера и руководства вермахта, которые доходили до наших агентов через третьи и даже четвертые руки. Зачастую в Москву поступали противоречивые сообщения, которые часто содержали грубую дезинформацию. Это задним числом мы знаем, что из данных разведки соответствовало действительности, а что было ложью. Советское руководство на тот момент этого знать не могло. И поэтому относилось к такого рода сообщениям с большой долей скептицизма.
Судите сами: до 13 июня в Москву поступило более десятка сообщений разведки, согласно которым нападение Германии на СССР должно было состояться 15 июня. Тем не менее прошло 16 июня, никакого нападения так и не состоялось, однако с этого дня начали поступать новые сообщения о том, что немцы нападут 22 июня. Естественно, что у Сталина, Тимошенко и Жукова не было особых оснований для того, чтобы доверять этим сообщениям больше, чем предшествующим сообщениям о дате нападения 15 июня.
Особый интерес представляет вопрос, связанный с сообщениями разведки об ожидаемой дате нападения немцев 15 июня. Поверил ли Сталин в то, что нападение Германии может состояться в этот день? Судя по всему, не поверил. Иначе бы директива, аналогичная той, которая была послана в приграничные округа 21 июня, была бы направлена туда еще 9 июня. Вероятно, здесь сыграла большую роль точка зрения Генштаба, согласно которой немцы должны были для нападения на СССР сосредоточить до 180 дивизий, в то время как военная разведка к 1 июня насчитывала у советских границ «только» 122 немецкие дивизии.
Так или иначе, но ответом на данные разведки об активизации в первой половине июня немцев в приграничной зоне, а также на сообщения о 15 июня как дате вероятного нападения Германии на СССР явились приказы Генштаба о выдвижении глубинных дивизий. Надо полагать, Генштаб исходил из того, что предпринятые им контрдействия были соразмерными и достаточными для того, чтобы нейтрализовать угрозы, выявленные советской разведкой.
Такое решение Генштаба могло быть результатом ошибочного анализа сложившейся ситуации, в результате которого, вероятно, был сделан неверный вывод о том, что активизация немцев в приграничной зоне явилась результатом усиления немецким командованием войск прикрытия. Соответственно в ответ на это Генштаб предпринял, с его точки зрения, симметричное решение об усилении войск прикрытия за счет выдвижения глубинных дивизий.
Здесь нельзя не сказать еще об одной грубейшей ошибке, допущенной разведуправлением Генштаба (РУ ГШ) и сыгравшей громадную роль в трагедии начального периода войны. Дело в том, что с 1 по 20 июня немцы с Запада и с Балкан перебросили к советским границам 44 свои дивизии, а РУ ГШ за этот же промежуток времени зафиксировало увеличение немецкой группировки всего на 7 дивизий. В результате Генштаб фактически прозевал фазу оперативного развертывания вермахта. Именно это обстоятельство явилось основной причиной того, что советское военное и политическое руководство своевременно не приняло решения о начале мобилизации Красной армии и введении в действие планов прикрытия.
Отсутствие информации об интенсивных перебросках немецких дивизий привело к тому, что с 12 по 17 июня ни Сталин, ни военное руководство страны, судя по всему, не были сильно озабочены возможностью нападения Германии на СССР в ближайшие дни. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что после совещания, состоявшегося в Кремле 11 июня, Сталин не встречался с Тимошенко и Жуковым в течение почти недели. За исключением состоявшейся 17 июня короткой и, по-видимому, чисто технической встречи с генералом Ватутиным, Сталин встретился с военным руководством страны только 18 июня.
Судя по последовавшим после этого совещания директивам Генштаба с приказом о переводе штабов ПрибОВО, ЗапОВО и КОВО на фронтовые командные пункты и об их преобразовании в штабы Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов, именно эта тема и явилась предметом обсуждения на встрече военного руководства страны со Сталиным, состоявшейся 18 июня.
Однако перевод ЗапОВО на фронтовой командный пункт планировалось осуществить уже после 22 июня. Этот факт свидетельствует о том, что непосредственной связи между называемой разведкой вероятной датой нападения немцев 22 июня и решением о формировании фронтовых штабов не было. Скорее всего, директивы Генштаба о переводе штабов приграничных военных округов на фронтовые командные пункты являлись составной частью мероприятий, направленных на подготовку к отражению немецкой агрессии, ожидаемой где-то в первой половине июля 1941 года.
Следующие два дня, 19 и 20 июня, Сталин вновь не встречался с Тимошенко и Жуковым, что трудно себе представить, если бы кого-то из этой троицы посетили бы сомнения по поводу того, что уже 22 июня возможно нападение Германии на СССР.
Тем временем 19 июня Жуков отменяет приказ командующего ПрибОВО о проведении затемнения прибалтийских городов. На следующий день Жуков отменяет распоряжение командира 125-й дивизии об эвакуации семей начальствующего состава дивизии. 21 июня член Военного совета Приб ОВО корпусной комиссар Дибров, в соответствии с устным распоряжением Тимошенко, приказал немедленно отменить им же утвержденные мероприятия, а именно отобрать у бойцов патроны и разминировать минные поля.
В 19 часов 21 июня Сталин начинает совещание, на котором, судя по составу приглашенных, обсуждались вопросы, связанные с намеченным переходом оборонной промышленности на мобилизационный режим работы. Во всяком случае, начальник Генштаба на этом совещании не присутствовал.
Таким образом, вплоть до примерно 20 часов 30 минут 21 июня никакой особой тревоги, связанной с возможным нападением немцев в ближайшие часы, у высшего военного и политического руководства страны не наблюдалось.
Вся ситуация мгновенно изменилась после того, как Сталин получил сообщение от Герхарда Кегеля – советского разведчика, работавшего в немецком посольстве в Москве в ранге советника по экономике, о том, что война начнется в ближайшие сорок восемь часов.
В результате уже в 20 часов 50 минут в кабинете Сталина было собрано совещание с участием военного руководства страны, где была сформулирована директива, согласно которой в течение 22—23 июня возможно внезапное нападение немцев на СССР. В этой связи войска западных приграничных округов должны были быть немедленно приведены в полную боевую готовность. К сожалению, эта директива дошла до большинства войсковых частей приграничных округов уже после нападения немцев на СССР.
В заключение считаю своим приятным долгом поблагодарить всех своих многочисленных оппонентов на военно-историческом форуме ВИФ-2 NE, дискуссии с которыми стимулировали написание этой книги.
Особую благодарность хотелось бы выразить историку и знатоку архивных документов, связанных с оперативным планированием Генштаба РККА в предвоенные годы, С.Л. Чекунову, а также руководителям финансово-производственного холдинга «Сканд» С.Н. Рогачевскому и Р.Г. Нагулину, без активной поддержки которых автор не смог бы реализовать свои творческие замыслы по написанию этой книги.
Свои вопросы к автору и замечания по поводу содержания настоящей книги вы можете направлять по адресу
jitorchuk@mail.ru
Часть первая
Политические игры властителей Европы
Глава 1
Сговор чемберлена и Гитлера
(05.11.37 – 15.09.38)
5 ноября 1937 года
Берлин, Имперская канцелярия. Совещание Гитлера с высшим немецким генералитетом.Г и т л е р. Господа генералы, сегодня я собрал вас здесь, чтобы информировать относительно главной задачи, стоящей перед нашей армией.
Будущее немецкого народа связано прежде всего с решением вопроса о недостаточности имеющегося жизненного пространства, на котором проживает германская раса. Решение этого кардинального для судеб Германии вопроса может и должно быть найдено в обозримом будущем. Поэтому главной задачей немецкой армии явится завоевание нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация.
Наша историческая миссия заключается в том, чтобы довести войну, прерванную в 1918 году, до победоносного конца. Позади нас позор Компьена, но впереди – торжество победы над нашими врагами!
Если мне суждено дожить до того времени, то мое не подлежащее никакому изменению решение таково: не позднее 1943– 1945 годов решить вопрос о германском жизненном пространстве.
15 ноября 1937 года
Лондон, кабинет Чемберлена. В кабинет входит лорд Эдвард Галифакс.Ч е м б е р л е н. Английская разведка получила сведения о выступлении Гитлера перед немецкими генералами.
Г а л и ф а к с. А эти сведения достаточно надежны?
Ч е м б е р л е н. Вполне надежны. Они получены от генерала Людвига Бека, который известен своими антинацистскими взглядами.
Г а л и ф а к с. И что же сообщает генерал Бек?
Ч е м б е р л е н. Сообщает, что главной задачей, которую фюрер поставил перед своими генералами, является подготовка войны с коммунистической Россией.
Г а л и ф а к с. И какие же цели Гитлер хочет достичь в ходе этой войны?
Ч е м б е р л е н. Уничтожение коммунистического режима в России, завоевание жизненного пространства на Востоке и его германизация.
Г а л и ф а к с. Первую его цель мы можем только приветствовать. Ведь новая сталинская стратегия, основанная на создании правительств народного единства, в которые входят и коммунисты, в будущем может иметь непредсказуемые для нас последствия. Однако без уничтожения коммунистической диктатуры в России вряд ли удастся справиться с вновь бродящим по Европе призраком коммунизма. Так что в деле уничтожения коммунистической заразы Гитлер, безусловно, наш потенциальный союзник.
Но вот вторая цель фюрера мне явно не по душе. Позволить Германии столь существенно усилиться за счет России мы никак не можем.
Ч е м б е р л е н. Современная коммунистическая Россия – это колосс на глиняных ногах. Мощный удар немцев с захватом какого-нибудь крупного города, скажем Киева, Минска или даже Петербурга, – и русские сами свергнут ненавистный им коммунистический режим Сталина. А после этого мы придем на помощь новому демократическому правительству России, восстановим Антанту и руками русских разобьем гитлеровские полчища.
Знаете, сэр Эдвард, готовьтесь-ка к поездке в Берлин для встречи с Гитлером. Вашей задачей будет поддержать фюрера в его наполеоновских планах.
Г а л и ф а к с. И что же мы можем предложить немцам?
Ч е м б е р л е н. Ровно то, что они и сами хотят получить: Данциг, Австрию и Судеты. Конечно, при этом обязательным условием надо поставить, что немцы должны будут достичь всего этого без применения военной силы.
Г а л и ф а к с. Но разве такое возможно?
Ч е м б е р л е н. С поддержкой нашей дипломатии вполне возможно. В этом и состоит весь смысл политики умиротворения. Главное – сделать так, чтобы мы в любой момент могли бы перекрыть немцам кислород, а если это понадобится, то и поставить их на место.
Г а л и ф а к с. Но что же даст Гитлеру приобретение Австрии, Судет и Данцига? Ведь общей границы с Россией он в результате этого так и не получит, а значит, и не сможет начать войну со сталинским режимом.
Ч е м б е р л е н. Если мы запретим нацистам завершить ревизию условий Версальского договора и не позволим восстановить территориальные потери, понесенные Германией после Первой мировой войны, то их фюрер вряд ли долго усидит на своем месте. Ему нужны крупные успехи, которые сплотят вокруг него немецкий народ, и мы должны помочь ему в этом деле.
Кроме того, нужно учитывать, что аншлюс Австрии заметно повысит мобилизационный потенциал Германии. Без Судет Чехословакия вряд ли сможет существовать как независимое от Германии государство, и в конечном итоге одно из крупнейших военных производств Европы – заводы «Шкода» – попадут в руки Гитлера.
Без Данцига Польша потеряет контроль над 90 процентами своей внешней торговли и тоже станет зависимой от Германии. Впрочем, я надеюсь, что поляки смогут договориться с Берлином о компенсации им потери Данцига за счет территорий, которые со временем будут отторгнуты от России. Таким образом, нарождающийся германо-польский военнополитический союз и выведет немецкие дивизии к границам Советской России.
Г а л и ф а к с. Это все прекрасно, но где гарантия того, что Гитлер не выйдет из-под нашего контроля?
Ч е м б е р л е н. Гарантия состоит только в том, что мы на этом этапе запретим ему использовать военную силу для достижения территориальных приобретений. Ну а чтобы Гитлер был посговорчивее, пообещайте ему, что Великобритания со временем, возможно, пересмотрит вопрос возврата немцам их бывших колоний.
Г а л и ф а к с. Ну а что мы станем делать после того, как немцы в союзе с поляками и прибалтами выйдут к границам с СССР?
Ч е м б е р л е н. Тогда это уже будет делом Москвы и Берлина. А кого и в какой момент времени в этой войне поддержим мы, будет видно в дальнейшем. В любом случае мы заинтересованы в крахе коммунистического режима Советов, в образовании новых, независимых от Москвы государств, прежде всего таких, как Украина и Белоруссия. Однако мы, разумеется, не допустим, чтобы в конечном итоге эти территории попали бы в руки немцев для расширения жизненного пространства Германии. Но это уже будет на следующем этапе развития событий мировой истории.
9 часов 30 минут 19 ноября 1937 года
На ступенях своей резиденции в Берхтесгадене Гитлер торжественно встречает лорда Галифакса, после чего проводит английского посланника в свой кабинет.Г а л и ф а к с. Благодарю ваше превосходительство за предоставленную мне возможность иметь беседу с вами, которая, как я надеюсь, послужит средством улучшения взаимопонимания между обоими нашими народами. Правительство его величества придерживается мнения, что все еще имеющиеся недоразумения между нашими странами вполне могут быть полностью устранены.
Г и т л е р. Многое зависит от того, как Запад будет рассматривать Германию. Если как государство, определенное рамками Версальского договора, то тогда вряд ли будет возможно выйти за рамки установления чисто формальных отношений. Другое дело, если Германия будет рассматриваться Лондоном как государство, не несущее на себе морального клейма Версаля. В этом случае наше сотрудничество действительно могло бы стать плодотворным.
Г а л и ф а к с. Англичане всегда являлись реалистами, и, может быть, даже большими, чем другие народы, поэтому правительство его величества убеждено в том, что ошибки Версальского договора непременно должны быть исправлены. Англия и раньше предпринимала шаги в этом направлении. Напомню, что именно эта реалистическая позиция Великобритании сыграла решающую роль при досрочной эвакуации из Рейнской области французских войск, при разрешении репарационного вопроса, во время реоккупации Германией Рейнской области, а также при заключении англо-германского морского договора.
Поэтому Великобритания не считает, что статус-кво, сложившийся в Европе после Первой мировой войны, и далее должен оставаться в силе.
Г и т л е р. По большому счету, между Англией и Германией имеется только одно разногласие – колониальный вопрос. Если его можно устранить, то это будет весьма отрадно; если невозможно, то я могу лишь с прискорбием принять это к сведению.
Г а л и ф а к с. Колониальный вопрос, без сомнения, труден. Английский премьер-министр стоит на той точке зрения, что он может быть решен лишь как часть нашего нового политического курса, направленного на разрешение всех существующих между нашими странами трудностей.
Однако все остальные вопросы можно характеризовать в том смысле, что они касаются изменений европейского порядка, которые, вероятно, рано или поздно все равно произойдут. К этим вопросам относятся Данциг, Австрия и Чехословакия. Англия заинтересована лишь в том, чтобы эти изменения были бы произведены путем мирной эволюции и чтобы при этом можно было избежать войны. А для этого желательно приступить к разоружению.
Г и т л е р. Проблема разоружения стала исключительно сложной в результате союза Франции с Россией, последовавшего в ответ на известные германские мероприятия. В результате этого недальновидного решения Парижа Россия вошла в Европу не только как моральный, но и как довольно весомый материальный фактор, особенно за счет ее военно-политического союза с Чехословакией. Поэтому я не представляю, как в этих условиях может начаться разрешение проблемы разоружения.