Страница:
Друг-телохранитель безумно огляделся, встал на одно колено над телом .короля, и меч тонко пискнул, прикоснувшись к человеческому горлу.
Полководцы уложили друга-телохранителя на одно ложе с Кером. В мир воспоминаний король уходил плечом к плечу с самым верным человеком, переложив заботы о процветании Дианеи на детские плечи своей дочери.
Мира Ель, упорно не поднимая глаз, смотрела в пол, на пятно крови. Оно расползалось, темнело. Из страшного видения оно превращалось в мусор словно нечаянная капля жира с обеденного стола Претогора-творца...
- Мира Ель, - сказал полководец Нэйбери. - Восемьсот поколений Дианея не знала королев. И сейчас мы не верим, что ты - женщина - сможешь, встав во главе своего народа, удержать Вселенную в узде...
Взгляд юной королевы отяжелел.
- Сейм полководцев хочет в короли сына сестры твоей матери, - закончил Нэйбери, в знак уважения опуская седую с пролысинами голову.
Дверь по правую руку отошла, и в зал быстро вошел претендент молодой, но очень неплохой, как знала Еленка, полководец дианейского сейма.
"Зариш... - подумала мира Ель. - Восход..." Брат зло взглянул на Еленку и сложил руки на груди. Полководцы втянули головы, ожидая справедливой злости юной королевы. Но мира Ель лишь легонько усмехнулась. И от этой усмешки по ногам сейма прошла дрожь. Еленка обвела стариков пристальным взглядом, и каждый увидел в ее жестких глазах знаменитую медь Кера. Мира Ель оскалила зубы в недоброй улыбке и бросила в толпу только одно слово:
- Поединок!
Шум удивления прокатился над головами полководцев: девчонка и воин... А Еленка сбрасывала с себя боевой панцирь. В голосах полководцев появилось одобрение. Зариш весело рассмеялся и тряхнул светлыми волосами.
- Сестра, - сказал он, - в бою я не забуду, что ты - женщина.
Мира Ель не удостоила его ответом.
Соперникам вручили короткие тяжелые клинки и стеклянные бокалы, до половины залитые темно-красным вином: уронивший хоть каплю должен будет сам признать свое поражение.
Противников вывели на площадь, где уже строились войска, готовые принести клятву верности новому королю или первой королеве. Скрипя деревянными блоками, лифт поднял обнаженных по пояс соперников на каменистую площадку среди скал, окружающих дворец Апротед. Здесь, одни, они проведут свой бой, и победитель встанет на краю скалы, чтобы народ увидел, кого горы избрали ему в вожди.
Тишина разлилась в Дианее. Старый Нэйбери стоял на возвышении перед войсками и хмуро гладил шлем. Он считал, что сегодня сейм полководцев совершил преступление, покусившись на власть династии Апротед. Но он понимал - это необходимо, да и Зариш тоже не чужд священной династии. Полководец прикрыл красные от бессонницы веки: какой-то демон мучил его. От каждого прикосновения когтистой лапы сердце резко сжималось, выдавливая на лбу липкую испарину.
Нэйбери нехотя открыл глаза и с тревогой взглянул на плато поединков. Мира Ель могла бы стать матерью, ее сын - королем Дианеи. Права династии были бы восстановлены. Но если Зариш убьет ее...
Крики соперников, похожие на клекот далеких орлов, стихли. На краю скалы с высоко поднятым бокалом в руке появилась легкая фигурка королевы Ели.
"Значит, горы считают девчонку солдатом... Что будет... Тайно убить..." - Полководец вздохнул, тихо, со всхрипом, и снова закрыл глаза, гоня навязчивые трусливые мысли.
Мира Ель стояла возле поверженного противника. Из рассеченной груди текла кровь, отчаянно ныли разбитые локти и колени. Кровь текла из носа и уголков губ. Этот удар рукояткой был неплох.
Королева хлюпнула носом, улыбнулась разбитыми губами и перерезала брату вену щербатым клинком. Кровь толчками полилась в подставленный бокал. Она подняла напиток победы к глазам. Глухая шапка горячей крови, словно дым костра, висела над чистым переливом вина.
Мира Ель пригубила бокал. Победа смешалась с вином и кровью, подташнивая, мутя разум, пробуждая беспричинную радость. Папа! Я - солдат! Я - королева!
Vivace rallentando
Что же ныне привело тебя в такое неистовство и заставило, расторгнув союз, поправ дружбу, преступив права, с враждебными намерениями вторгнуться в его владения, несмотря на то, что ни он сам, ни его подданные ничем пред тобой не провинились, ничем тебе не досадили и гнева твоего не навлекли? Где же верность? Где закон? Где разум? Где человечность? Где страх господень?
Франсуа Рабле
Сизые, туманные времена настали в Дианее. Из-за далеких отрогов Сахарного хребта сползли туманы и накрыли страну мокрым покрывалом. Казалось, что пастухи-горцы спрятались в глубоких каменных щелях, бездельничают, голодают и нежатся в объятиях жен. А может быть, они посматривают на тусклый, в размывах диск солнца да только и ждут, чтобы по весне опустошительной лавиной броситься вниз, в долину, наесться, напиться там, а все, что не уместится в брюхе, унести с собой...
С самого утра королева пропадала в эниесзовом лесу. Охота была неудачной Ни одного кабана не оказалось ни возле водопоя, ни на лещиновых пастбищах.
Королева Ель бесшумно шагала по влажной листве, устилающей звериные тропы. Листва мокрым шорохом охватывала щиколотки при каждом шаге, наполняя воздух запахом прозрачной перепрелости. В жизни Еленки только второй раз лес сбрасывал одежды, пряча в дымчатом тумане неприглядную наготу...
Сегодня перед восходом королева нашла старое пожарище. Туман прикрывал лесную рану прохладным влажным налетом, клубился в обожженных гладких выбоинах. Словно великан-дракон дохнул на лес тяжелым всесжигающим вздохом. По краям горелого оврага скрючились в неестественных, ослепленных позах железные крючья и лапы. Не иначе как сам горный исполин Претогор калил здесь над пламенем Ольены наконечники магических стрел. Еленка прислушалась, надеясь различить звякающие шаги дракона, но только тревожно шумел лес, навевая смутные догадки и беспокойные мысли.
Королева Ель расстегнула легкий панцирь и присела на край остекленевшей горки. Рассветный ветер влетел под металлические кольца, осторожно касаясь луженого тела. Еленка склонилась над глинистой лужей. На нее глянула девушка, очень молодая, по-своему прекрасная. Жесткие волосы, жесткие глаза, жесткие складки на углах губ. Вздернутая, как у хомячка-локи, верхняя губа. Казалось бы, неуместная боевая прическа... Что-то в жизни пошло кругом, - сказала Еленка. - Что-то мутит мои мысли, крикнула она. Но туман глух к крикам.
Семь дней назад королева Ель впервые оглянулась на мир своей жизни. Она ощутила бессмысленно бурную любовь ко всему сущему, будь то обожравшаяся гусеница или лист черемухи, плывущий по реке. Очнувшись ночью, она вскочила и выглянула в окно. С неба падал мелкий теплый дождь. И Еленка заплакала, пока никто этого не видел. Она заплакала от восторга, от того, что она - живая ... Она увидела смерть, любую, - и законную, и нелепую - не как невыносимый факт гибели твоих рук и ног, - а как сгусток алчного небытия, сжирающего весь мир, отнимающего силой слабости или случая самое дорогое...
Королева Ель вышла на торную тележную колею. Помахивая клинком, она зашагала к Столице. Из-под ног с визгом выскочил пышнощекий локи и, смешно переваливая толстым задом, засеменил к перелеску.
Над кузницами Мелетема висел столб чернильного дыма. Во дворе механики вгоняли круглые заклепки в громадные латунные лапы осадного колеса. Сквозь грохот молотов доносились пронзительные крики: в сарае рядом клеймили пленников, переданных в кузницы. Прокопченный, ссохшийся мастер Камен, поддергивая набедренную повязку, посыпал бурлящее нежно-желтое варево крупной синеватой солью. Неведомым зельем он охранял от врагов тайну механизма осадных колес.
Камен оттолкнул мешок с солью, схватил деревянный половник и зачерпнул им из котла. Он плеснул зельем на латунную заготовку. Та зашипела, пошла горьким дымом, потускнела. Камен повертел в руках дырявую, рассыпающуюся на глазах болванку. Он взглянул через дыры на
солнце и, улыбнувшись, растер металл руками. Камен нетерпеливо потряс плечом, изогнулся и довольно поскреб под лопаткой.
Королева Ель оторвалась от дыры в заборе и перемахнула во двор. Она улыбнулась Камену. Тот раскланялся, отмахивая половником. Еленка поводила рукой по шероховатой станине осадного орудия и поднялась по скрипучим ступеням на крыльцо дома. Она вошла в узкие сени, пропахшие кислыми овощами, а оттуда - в комнату "для приема гостей и пищи".
Монах Мелетем, босой, умытый, причесанный, завтракал, стряхивая крошки с длинного серого балахона. Он поднялся со скамьи, степенно согнул свое грузное тело и вновь опустился обратно.
Еленка взяла кость, лежащую на блюде.
- Скоро поднимут колеса, - звучным хриплым голосом сказал Мелетем.
- Хорошо, - кивнула королева, дольше обычного протягивая "ш".
Она помолчала, вцепившись зубами в баранье ребро.
- Камена не обижают?
- Он хороший воин, - буркнул Мелетем.
Он снял с навеса над огнем синюю глиняную банку. Королева Ель запрокинула голову. Монах капнул ей в нос несколько капель. Еленка чихнула.
Она расстегнула панцирь и легла на лавку. Мелетем снял со стены плеть, поплевал на ладони.
- Сегодня вечером мы пойдем в Дастест, - сквозь зубы процедила королева Ель, непроизвольно прижмуриваясь от каждого удара.
Монах остановил плетку и отер пот. Он выглянул в окно и заорал:
- Эй, кто там в мастерской!... Кончай подсчеты!.. Пусть эти коровы таскают зелье и заклепки. Чтоб к вечеру колесо собрали и опробовали!..
Из сарая потянулись коренастые женщины с красными следами клейма на плечах. Четверо подхватили чан с зельем и, подгоняемые половником в спину, понесли его в мастерскую.
- Почему такая спешка? - робко спросил Мелетем.
Еленка промолчала. Она вскочила и нацепила панцирь.
- Старееш-шь, монах, - сказала она, - твоих ударов младенец не заметит.
Мелетем засопел и, криво улыбнувшись, развел руками. Еленка смотрела ему в лицо.
- Кто же это тебя надоумил в мои дела вмешиваться?
Монах молчал.
Королева Ель похлопала его по щеке и, неслышно ступая, вышла.
- Отец твой умнее был, - сказал вдогонку Мелетем.
- Знаю, - сказала Еленка. - Но все равно, через два дня мы будем в Дастесте.
Прямо со ступеней она взлетела на спину вороного жеребца, стоявшего возле коновязи. Сорвав с кольца уздечку, королева Ель вбила пятки в поджарые лошадиные бока. Жеребец взвился, перелетел костер и ударил копытами дорожную пыль.
Солнце устало катилось к закату. Чистое вечернее небо обещало наутро хорошую погоду. Горный частокол потемнел, выбросив в долину длинные изжеванные тени.
Королева объехала войска и увидела, что люди злы и решительны. Осадные колеса разложены по повозкам-волокушам и покрыты чехлами. Военачальники сказали солдатам нужные слова. И теперь оставалось только дождаться ночи...
Желтый шар солнца, рассыпав искристую крупу по белым пикам гор, пропал за кромкой скал. Последнее касание золотых лучей светила - и воздух в Дианее стал легким и обжигающим. В небе закружились тихие стайки горного гнуса. Потянуло дымом первых костров.
Ну, что же ты медлишь, королева? Один твой взгляд, одно твое слово, один твой шаг... И хрустнут камни под полозьями волокуш, зашуршат бороды солнечников под копытами тяжелой конницы, брызнут в стороны армии кузнечиков-ключеносцев, растревоженные мерным шагом закованных в железо зейгеров и лучников-карателей. Встань, королева, и пусть вспыхнут вражеские города и села, заплачут чужие девушки в повозках твоих воинов, завопят дети, угоняемые в рабство на тайные литейные заводы Мелетема и в дома дианейских матерей. Пусть твои солдаты вырвут жирный кусок у Вселенной...
Еленка поднялась и вышла из палатки, взгляд ее взлетел вверх. Вот она - Стенающая звезда, - как учила магистр Эрсита - ее, королевы Ели, верный помощник. Еленка натянула сапоги и, на ходу застегнув доспехи, вскарабкалась на коня. Резкий крик горного грифа пролетел над станом. Вмиг погасли костры, накрытые костровыми покрывалами, и стало слышно, как кричат ночные кровопийцы этинессы. Еленка тронула каблуками коня, и тот взял с места мягкой рысью. Окка факельщиков, окружив кольцом юную королеву, мчала рядом. Каждый воин держал в руках короткий факел зеленого огня. Теперь полководцы видели: королева Ель объявила свой первый поход во имя жизни Дианеи!
Зеленый нимб огней выскользнул из воинского стана и полетел вдоль пологого спуска на равнину. Вслед за ним поплыла мрачная масса дианейского войска. Солдаты шли туда, откуда, по мнению Еленки, пахло богатством и плесенью. Королева хотела раздавить Тель - ненавистный город-палач.
В затылок Еленке светила путеводная Стенающая. Она горела ровным желтым светом, словно подчиняющий взгляд кобры-пагои. И только мистический блеск звезд да ровное дыхание влитых в ветер лошадей...
Тель спал. По предутреннему городу бродили только мусорщики да фонарщики. Одни гасили уличные факелы, другие убирали с улиц битые горшки и кружки, смывали с мостовой пятна грязи и стаскивали в канавы пьяные тела.
Ночью в городе опять бесчинствовали ворошители. И мусорщики убирали со ступеней домов тела девочек. Они, мусорщики, уже привыкли ко всему. Они привыкли забирать из судебных подземелий еще живых преступников с раздробленными суставами и вспоротыми животами, они привыкли забирать из бардаков девиц, либо повесившихся от такой жизни, либо убитых спьяну... Они привыкли .вытаскивать из солдатских притонов трупы моряков с выдавленными глазницами и выломанными ребрами. Рано или поздно ко всему привыкаешь, и тогда стоит ли обращать внимание на каких-то девчонок, которым от роду-то было, не больше четырнадцати дождей?.. Вон сколько их валяется, кроваво обесчещенных, с неестественно вывернутыми руками, обожженным животом и четырнадцатью звездами, вырезанными на груди... Видно ворошители хотят, чтобы все жители Ольены исчезли, горой трупов остались лежать в прошлом. Пусть...
Войска королевы Ели окружили город.
Еленка приказала поставить свою палатку на вершину Грибной горы. Каменная макушка заросла корявыми соснами. Многие из них были повалены, и под выворотнями проглядывал желтоватый обветренный камень.
Королева Ель спешилась. Она воткнула копье клевцом в землю и, опершись руками на кончик древка, положила голову подбородком на сплетенные кисти. Еленка улыбнулась. Внизу, за громадной крепостной стеной, в свете встающего солнца, алели черепичные крыши, приникшие к серым фронтонам домов. Тель. По всей Ольене нет больше и неприступнее стен. Хитроумные изобретения дастестских механиков оберегают город от лап врага. Город, у стен которого нашли себе вечное пристанище шестнадцать полководцев. Город, где в погребах золото оседает на вытянутую ладонь. Город - старая дева, гордая, холодная, богатая. Этот город должна покорить она, королева Ель.
Еленка еще раз улыбнулась: главнее и страшнее экзамена у нее не было. Невольно подрагивали руки, подергивались щеки, а тело сжималась от холодного прикосновения страха. Еленка поежилась под легким панцирем и перевела взгляд в сторону. Справа в сорока плевках катапульты розовели стены и вращающиеся башни Конрадора - городка-крепости, охранявшего долинный подход к стенам столицы Дастеста. Королева Ель нахмурилась. Она была возбуждена, словно играла в дох-доп. Что у противника в резерве? Три белых камня или простая полынь? Пламенеющая? Тогда игра будет долгой и сложной. А если... Еленка вздрогнула и в радости щелкнула пальцами. Лицо ее застыло во властной гримасе.
- Конвой, - медленно проговорила она, кусая губы, - передайте полководцам сейма: завтра обложить Конрадор. Пусть приготовят колеса Мелетема и каменовские стенобитные механизмы!..
Друг-телохранитель удивленно посмотрел на королеву. Конрадор? Почти неприступное укрепление, снаряженное винтовыми катапультами. Старая крепость - каменная кладка предтечей - в два локтя, ров на два воина с бронзовыми шипами длиной в голень. Над стенами поднимается рваный клочковатый дым костров, на которых варится завтрак для дежурного тысячного гарнизона. И еще - крепость мала, и колесам негде будет развернуться. Войска Дианеи спустились с гор, и совсем нет смысла нападать на долинную цитадель Дастеста. Может, королева просто... О, прости нас, Владыка, Великий и Щедрый, за богохульство!..
Еленка подозвала друга-телохранителя. Она сложила ладони в замок, потом сжала левую кисть в кулак и столь же резко расслабила. Друг-телохранитель едва заметно кивнул. Еленка снова повернулась в сторону Теля.
Город красовался перед бывшей ученицей. По маленькой площади полз отряд юношеского конвоя, блистая серебристыми панцирями. Побережье закипало утренним базаром. Иногда порыв ветра доносил до слуха королевы мелодичный гул медных флюгеров. Еленка обернулась: друга-телохранителя рядом не было.
Весть о том, что королева Ель решила штурмовать Конрадор, стекла с Грибной горы и заполнила солдатские умы. Зейгеры недоумевали, а комматоры карателей невозмутимо готовились к атаке - метили стрелы и смазывали упругие тела луков собачьим жиром.
Утренняя свежесть стекла в овраги, сменяясь горячими эманациями распаренного чернозема. Обозные суетились, расчищая второй колодец.
Возле повозки, крытой козьими шкурами, сидели пленные: крестьяне, ремесленники и сборщик налогов. Их взяли в предгорье, возле кладбища, где крестьяне пытались подкараулить сборщика. Пленных раздели и связали по двое, стянув руки у локтей ремнями. Двух женщин и девочку каратели забрали в повозки, а остальных бросили на солнцепеке.
Возле самого колеса, прислонясь к борту повозки, за которым плакала девочка, сидели двое: отец и сын. Они слышали, что Конрадор обречен и весь гарнизон крепости будет выдавлен латунными колесами Мелетема.
Отец плюнул и просипел:
- Давно пора их передушить. - Он двинул связанными руками, вспоминая свои счеты с горожанами. - Пааки! Только и могут что жрать наших коз...
Он опять сплюнул. Сын прикрыл тусклые глаза.
Из сада у колодца вышел солдат-горец и направился к пленникам. Он тупо оглянулся на вылезшего из повозки лучника. Тот потер шрам на плече. За лучником выползла девочка. Из носа у нее текла кровь, а на плече темнел след от удара плетью.
Горец постоял, покачиваясь, словно пьяный, и, махнув рукой, пошел своей дорогой. Каратель проводил его взглядом, привязал девочку к колесу и побрел к колодцу.
И тут глаза крестьянина блеснули: внизу, возле тощих девчоночьих ног валялся оброненный кем-то из воинов нож. Крестьянин вытянулся и подтолкнул нож ногой ближе к девчонке. Та всхлипнула и заработала пятками, подгребая песок. Она пискнула от резкого движения, но перехватила нож коленями за лезвие, изогнулась как кошка, и оружие заблестело у нее во рту, крепко схваченное зубами за рукоятку. Отец и сын подползли поближе. С третьей попытки они перепилили путы на руках.
Пока сын освобождал девчонку,отец подошел к повозке дианейского лучника, вытащил лук и со знанием дела истратил три стрелы. Сын перерезал веревки на односельчанах, и крестьяне, по очереди пнув труп сборщика, растворились в лесу.
Они шли недолго, пока тропа не раздвоилась. Здесь отец вложил в девчоночью ладонь нож и, хлопнув спутницу концом лука по поджарому заду, направил ее по левой дороге, а сам, закинув лук на плечо, пошел, подгоняя сына, направо, в деревню.
Неизвестно, в чью пользу бы скрипнуло колесо истории, если бы бывшая пленница была обычной деревенской девчонкой. Скорее всего план королевы Ели просто бы провалился: Еленка не знала законов ненависти гниющего мира. Но Эилинн - дочь колесованного медика Мерена - значилась в городской служебной канцелярии тайным деревенским соглядатаем. Она знала, что все, что она слышала, очень хотят знать полководцы ослепительного Бенъетела. И она пошла в город.
Она выждала, когда крестьяне, освободившие ее, скроются в чаще, привязала на грудь и на живот связки папоротника и, спрятав в них нож, побежала по кабаньей тропе в обход дианейского войска.
Эилинн бежала. Она вылетела из леса и сменила прямой размеренный бег на упругий и бесшумный. Она бежала меж двух полей пшеницы по дороге со взбитой розовой пылью. Раза два она падала лицом в пыль. Вскакивала и, бормоча черные проклятия, мчалась дальше.
Она бежала всю ночь. Перед глазами начали плыть цветные круги, голова кружилась и звенела от боли. Но огни Теля были уже близки. Эилинн устала. Грудь дрожала при дыхании, подошвы горели, звезды на небосводе превратились в ржавые размытые пятна. Она уже еле плелась по тропе. Но ей снилось, что она бежит.
Под утро ее поймали. На этот раз это были зейгеры. Ее грубо ухватили поперек пояса и взвалили на плечо. Она вяло взболтнула ногами и вцепилась в длинные космы солдата. Когда ее так же грубо швырнули спиной о деревянное днище повозки, она вскрикнула и незаметно откинула шнурок с ножом и папоротником в сторону. Грубые руки сорвали ее лесную повязку, рванули колени. И когда воин страстно задышал, вцепившись ей в грудь, она перерубила ему кадык.
Выбравшись из-под грузного липкого тела, Эилинн долго сидела, растирая щеки и запрокинув голову. Она качнула головой. Отпила несколько глотков из фляги. Эилинн взяла с собой самострел, заряженный десятком дротиков, и выбросила свое тело из повозки. Прижавшись к земле, она слушала. Утро еще не разгорелось. Было тихо. Лишь трещали дозорные костры да звякали удилами кони.
Эилинн выползла из лагеря и, оттолкнувшись от мокрой земли, вскочила на коня, чей силуэт маячил перед ней весь нелегкий путь ползком. Конь прянул ушами и беспокойно переступил копытами. Но девчонка не шевелилась. Она лежала на теплой спине коня, свесив руки и ноги вниз. Она чувствовала, как катятся мускулы под конской кожей. Как долинный ветер жжет холодом ее измученное тело. Живу! Живу! - думала она, сжимаясь от радости.
Эилинн махнула спутанной шевелюрой и стеганула коня хвостом узды. Конь послушно помчался в долину.
Она едва помнила крики и шум на стенах города. Потом - мост. А потом она стояла на холодном каменном полу, а главнокомандующий Диц в ночной рубашке, босой, держал ее за горло, бил по ребрам и по щекам и орал: Кто тебя подослал, сука!.. Пожилой солдат опрокинул на нее ведро воды, а когда Эилинн приоткрыла веки, шлепнул ее по лицу и сказал: А хороша ...! Другой долго затягивал ноги ремнями и ворчал: Ворошители по ней плачут... Эилинн приподняла голову, но увидела вокруг только размытые тени и огонь. Из рук у нее почему-то росли гвозди, ног она не чувствовала. Вдруг ей стало трудно дышать, и весь мир заслонила красная слюнявая морда. В груди зажглось пламя, и чей-то голос прошептал: Кто тебя подослал, сука? Эилинн открыла глаза и увидела дианейского карателя с девичьим лицом. Он ей улыбнулся, дружески, но как-то невесело. И она поняла, что это не каратель, это девушка. Ну да, девушка, - подумала Эилинн и провалилась в небытие.
Лучники авангардной окки доложили, что из Теля вышла четырехтысячная бригада латников, сопровождающая двенадцать винтовых катапульт и пять жаровень-огнеметов. Это было подкрепление, посланное в Конрадор главнокомандующим Дицем. "Половина гарнизона..." - королева Ель хмыкнула и приказала:
- Перекрыть дорогу.
Едва прошел гарнизон подкрепления, четыре окки тяжелых зейгеров сомкнулись на дороге между двумя крепостями, выстроившись в боевой треугольник, обращенный острием в Конрадор. Обман удался.
Взревели стенобитные карусели, сметая все со стен города и выламывая глыбы гранита из неприступных бастионов. Воины Дианеи двинулись на приступ Теля. Стаи стрел и дротиков впились жалами в панцири и пятна бойниц. Блестя желтыми ребрами, с тяжким хрустом подползло осадное колесо. Гулко ухнув, на крепостную стену опустились и замкнулись в замок деревянные бревна-мосты. Скрипнули канаты из воловьих шкур, и колесо полезло на приступ. На стене, возле бревен-подкатов, засуетились люди. Они рубили основание топорами, давили на рычаги, пытаясь столкнуть мост. Но тяжелое, обшитое металлом дерево не поддавалось. Издавая легкое шипение, колесо накатывалось на кромку стены. Снова гулко грохнул мост, и еще одно колесо поползло через стену Среди защитников началась паника Коменданты бастионов рубили бегущих, пытаясь навести порядок, восстановить дисциплину
Колесо качнулось на зубцах стены, помедлило и рухнуло в город Стена дома рассыпалась Крыша, словно крылья, вскинула скаты Женщины, кипятившие смолу возле стен, застыли в испуганных позах Механизм раскололся на две части, они со скрежетом крутанулись на месте, как упавшие казаны, и застыли, ощерившись самострелами
Под стенами Теля кипела работа Подъезжали повозки, зейгеры под обстрелом разгружали их и сваливали привезенный хворост в ров Там, где не наступали колеса, рычали стенобитные карусели и работали дианейские винтовые катапульты, в броске раскручивая смертоносные глыбы камней
Над Телем вспыхнуло пламя пожаров
Город отвечал На головы штурмовавшим сыпались камни Дождевальные установки, закутавшись в пар, окатывали карателей веерными потоками кипящей воды По подвижным желобам сливали смолу и сыпали песчаную труху Но разгоряченные боем дианейцы лезли вверх неудержимой страшной лавиной Одни падали, ошпаренные смолой, с легкими, разорванными смертельной пылью, но другие продолжали ползти вверх
Металлизированные канаты с грузами крошили лестничную сеть, накинутую на стены города, ломали мосты осадных колес Два колеса рухнули в ров Одно раскололось в воздухе, из него посыпались люди Они падали на донные пики, исчезали в грохоте ломающегося металла Коробка с двигателем развалилась, мелькнули желтые сцепленные шестерни. Они брызнули в стороны и тотчас начали темнеть, оседать, рассыпаться холмом бурой трухи.
Полководцы уложили друга-телохранителя на одно ложе с Кером. В мир воспоминаний король уходил плечом к плечу с самым верным человеком, переложив заботы о процветании Дианеи на детские плечи своей дочери.
Мира Ель, упорно не поднимая глаз, смотрела в пол, на пятно крови. Оно расползалось, темнело. Из страшного видения оно превращалось в мусор словно нечаянная капля жира с обеденного стола Претогора-творца...
- Мира Ель, - сказал полководец Нэйбери. - Восемьсот поколений Дианея не знала королев. И сейчас мы не верим, что ты - женщина - сможешь, встав во главе своего народа, удержать Вселенную в узде...
Взгляд юной королевы отяжелел.
- Сейм полководцев хочет в короли сына сестры твоей матери, - закончил Нэйбери, в знак уважения опуская седую с пролысинами голову.
Дверь по правую руку отошла, и в зал быстро вошел претендент молодой, но очень неплохой, как знала Еленка, полководец дианейского сейма.
"Зариш... - подумала мира Ель. - Восход..." Брат зло взглянул на Еленку и сложил руки на груди. Полководцы втянули головы, ожидая справедливой злости юной королевы. Но мира Ель лишь легонько усмехнулась. И от этой усмешки по ногам сейма прошла дрожь. Еленка обвела стариков пристальным взглядом, и каждый увидел в ее жестких глазах знаменитую медь Кера. Мира Ель оскалила зубы в недоброй улыбке и бросила в толпу только одно слово:
- Поединок!
Шум удивления прокатился над головами полководцев: девчонка и воин... А Еленка сбрасывала с себя боевой панцирь. В голосах полководцев появилось одобрение. Зариш весело рассмеялся и тряхнул светлыми волосами.
- Сестра, - сказал он, - в бою я не забуду, что ты - женщина.
Мира Ель не удостоила его ответом.
Соперникам вручили короткие тяжелые клинки и стеклянные бокалы, до половины залитые темно-красным вином: уронивший хоть каплю должен будет сам признать свое поражение.
Противников вывели на площадь, где уже строились войска, готовые принести клятву верности новому королю или первой королеве. Скрипя деревянными блоками, лифт поднял обнаженных по пояс соперников на каменистую площадку среди скал, окружающих дворец Апротед. Здесь, одни, они проведут свой бой, и победитель встанет на краю скалы, чтобы народ увидел, кого горы избрали ему в вожди.
Тишина разлилась в Дианее. Старый Нэйбери стоял на возвышении перед войсками и хмуро гладил шлем. Он считал, что сегодня сейм полководцев совершил преступление, покусившись на власть династии Апротед. Но он понимал - это необходимо, да и Зариш тоже не чужд священной династии. Полководец прикрыл красные от бессонницы веки: какой-то демон мучил его. От каждого прикосновения когтистой лапы сердце резко сжималось, выдавливая на лбу липкую испарину.
Нэйбери нехотя открыл глаза и с тревогой взглянул на плато поединков. Мира Ель могла бы стать матерью, ее сын - королем Дианеи. Права династии были бы восстановлены. Но если Зариш убьет ее...
Крики соперников, похожие на клекот далеких орлов, стихли. На краю скалы с высоко поднятым бокалом в руке появилась легкая фигурка королевы Ели.
"Значит, горы считают девчонку солдатом... Что будет... Тайно убить..." - Полководец вздохнул, тихо, со всхрипом, и снова закрыл глаза, гоня навязчивые трусливые мысли.
Мира Ель стояла возле поверженного противника. Из рассеченной груди текла кровь, отчаянно ныли разбитые локти и колени. Кровь текла из носа и уголков губ. Этот удар рукояткой был неплох.
Королева хлюпнула носом, улыбнулась разбитыми губами и перерезала брату вену щербатым клинком. Кровь толчками полилась в подставленный бокал. Она подняла напиток победы к глазам. Глухая шапка горячей крови, словно дым костра, висела над чистым переливом вина.
Мира Ель пригубила бокал. Победа смешалась с вином и кровью, подташнивая, мутя разум, пробуждая беспричинную радость. Папа! Я - солдат! Я - королева!
Vivace rallentando
Что же ныне привело тебя в такое неистовство и заставило, расторгнув союз, поправ дружбу, преступив права, с враждебными намерениями вторгнуться в его владения, несмотря на то, что ни он сам, ни его подданные ничем пред тобой не провинились, ничем тебе не досадили и гнева твоего не навлекли? Где же верность? Где закон? Где разум? Где человечность? Где страх господень?
Франсуа Рабле
Сизые, туманные времена настали в Дианее. Из-за далеких отрогов Сахарного хребта сползли туманы и накрыли страну мокрым покрывалом. Казалось, что пастухи-горцы спрятались в глубоких каменных щелях, бездельничают, голодают и нежатся в объятиях жен. А может быть, они посматривают на тусклый, в размывах диск солнца да только и ждут, чтобы по весне опустошительной лавиной броситься вниз, в долину, наесться, напиться там, а все, что не уместится в брюхе, унести с собой...
С самого утра королева пропадала в эниесзовом лесу. Охота была неудачной Ни одного кабана не оказалось ни возле водопоя, ни на лещиновых пастбищах.
Королева Ель бесшумно шагала по влажной листве, устилающей звериные тропы. Листва мокрым шорохом охватывала щиколотки при каждом шаге, наполняя воздух запахом прозрачной перепрелости. В жизни Еленки только второй раз лес сбрасывал одежды, пряча в дымчатом тумане неприглядную наготу...
Сегодня перед восходом королева нашла старое пожарище. Туман прикрывал лесную рану прохладным влажным налетом, клубился в обожженных гладких выбоинах. Словно великан-дракон дохнул на лес тяжелым всесжигающим вздохом. По краям горелого оврага скрючились в неестественных, ослепленных позах железные крючья и лапы. Не иначе как сам горный исполин Претогор калил здесь над пламенем Ольены наконечники магических стрел. Еленка прислушалась, надеясь различить звякающие шаги дракона, но только тревожно шумел лес, навевая смутные догадки и беспокойные мысли.
Королева Ель расстегнула легкий панцирь и присела на край остекленевшей горки. Рассветный ветер влетел под металлические кольца, осторожно касаясь луженого тела. Еленка склонилась над глинистой лужей. На нее глянула девушка, очень молодая, по-своему прекрасная. Жесткие волосы, жесткие глаза, жесткие складки на углах губ. Вздернутая, как у хомячка-локи, верхняя губа. Казалось бы, неуместная боевая прическа... Что-то в жизни пошло кругом, - сказала Еленка. - Что-то мутит мои мысли, крикнула она. Но туман глух к крикам.
Семь дней назад королева Ель впервые оглянулась на мир своей жизни. Она ощутила бессмысленно бурную любовь ко всему сущему, будь то обожравшаяся гусеница или лист черемухи, плывущий по реке. Очнувшись ночью, она вскочила и выглянула в окно. С неба падал мелкий теплый дождь. И Еленка заплакала, пока никто этого не видел. Она заплакала от восторга, от того, что она - живая ... Она увидела смерть, любую, - и законную, и нелепую - не как невыносимый факт гибели твоих рук и ног, - а как сгусток алчного небытия, сжирающего весь мир, отнимающего силой слабости или случая самое дорогое...
Королева Ель вышла на торную тележную колею. Помахивая клинком, она зашагала к Столице. Из-под ног с визгом выскочил пышнощекий локи и, смешно переваливая толстым задом, засеменил к перелеску.
Над кузницами Мелетема висел столб чернильного дыма. Во дворе механики вгоняли круглые заклепки в громадные латунные лапы осадного колеса. Сквозь грохот молотов доносились пронзительные крики: в сарае рядом клеймили пленников, переданных в кузницы. Прокопченный, ссохшийся мастер Камен, поддергивая набедренную повязку, посыпал бурлящее нежно-желтое варево крупной синеватой солью. Неведомым зельем он охранял от врагов тайну механизма осадных колес.
Камен оттолкнул мешок с солью, схватил деревянный половник и зачерпнул им из котла. Он плеснул зельем на латунную заготовку. Та зашипела, пошла горьким дымом, потускнела. Камен повертел в руках дырявую, рассыпающуюся на глазах болванку. Он взглянул через дыры на
солнце и, улыбнувшись, растер металл руками. Камен нетерпеливо потряс плечом, изогнулся и довольно поскреб под лопаткой.
Королева Ель оторвалась от дыры в заборе и перемахнула во двор. Она улыбнулась Камену. Тот раскланялся, отмахивая половником. Еленка поводила рукой по шероховатой станине осадного орудия и поднялась по скрипучим ступеням на крыльцо дома. Она вошла в узкие сени, пропахшие кислыми овощами, а оттуда - в комнату "для приема гостей и пищи".
Монах Мелетем, босой, умытый, причесанный, завтракал, стряхивая крошки с длинного серого балахона. Он поднялся со скамьи, степенно согнул свое грузное тело и вновь опустился обратно.
Еленка взяла кость, лежащую на блюде.
- Скоро поднимут колеса, - звучным хриплым голосом сказал Мелетем.
- Хорошо, - кивнула королева, дольше обычного протягивая "ш".
Она помолчала, вцепившись зубами в баранье ребро.
- Камена не обижают?
- Он хороший воин, - буркнул Мелетем.
Он снял с навеса над огнем синюю глиняную банку. Королева Ель запрокинула голову. Монах капнул ей в нос несколько капель. Еленка чихнула.
Она расстегнула панцирь и легла на лавку. Мелетем снял со стены плеть, поплевал на ладони.
- Сегодня вечером мы пойдем в Дастест, - сквозь зубы процедила королева Ель, непроизвольно прижмуриваясь от каждого удара.
Монах остановил плетку и отер пот. Он выглянул в окно и заорал:
- Эй, кто там в мастерской!... Кончай подсчеты!.. Пусть эти коровы таскают зелье и заклепки. Чтоб к вечеру колесо собрали и опробовали!..
Из сарая потянулись коренастые женщины с красными следами клейма на плечах. Четверо подхватили чан с зельем и, подгоняемые половником в спину, понесли его в мастерскую.
- Почему такая спешка? - робко спросил Мелетем.
Еленка промолчала. Она вскочила и нацепила панцирь.
- Старееш-шь, монах, - сказала она, - твоих ударов младенец не заметит.
Мелетем засопел и, криво улыбнувшись, развел руками. Еленка смотрела ему в лицо.
- Кто же это тебя надоумил в мои дела вмешиваться?
Монах молчал.
Королева Ель похлопала его по щеке и, неслышно ступая, вышла.
- Отец твой умнее был, - сказал вдогонку Мелетем.
- Знаю, - сказала Еленка. - Но все равно, через два дня мы будем в Дастесте.
Прямо со ступеней она взлетела на спину вороного жеребца, стоявшего возле коновязи. Сорвав с кольца уздечку, королева Ель вбила пятки в поджарые лошадиные бока. Жеребец взвился, перелетел костер и ударил копытами дорожную пыль.
Солнце устало катилось к закату. Чистое вечернее небо обещало наутро хорошую погоду. Горный частокол потемнел, выбросив в долину длинные изжеванные тени.
Королева объехала войска и увидела, что люди злы и решительны. Осадные колеса разложены по повозкам-волокушам и покрыты чехлами. Военачальники сказали солдатам нужные слова. И теперь оставалось только дождаться ночи...
Желтый шар солнца, рассыпав искристую крупу по белым пикам гор, пропал за кромкой скал. Последнее касание золотых лучей светила - и воздух в Дианее стал легким и обжигающим. В небе закружились тихие стайки горного гнуса. Потянуло дымом первых костров.
Ну, что же ты медлишь, королева? Один твой взгляд, одно твое слово, один твой шаг... И хрустнут камни под полозьями волокуш, зашуршат бороды солнечников под копытами тяжелой конницы, брызнут в стороны армии кузнечиков-ключеносцев, растревоженные мерным шагом закованных в железо зейгеров и лучников-карателей. Встань, королева, и пусть вспыхнут вражеские города и села, заплачут чужие девушки в повозках твоих воинов, завопят дети, угоняемые в рабство на тайные литейные заводы Мелетема и в дома дианейских матерей. Пусть твои солдаты вырвут жирный кусок у Вселенной...
Еленка поднялась и вышла из палатки, взгляд ее взлетел вверх. Вот она - Стенающая звезда, - как учила магистр Эрсита - ее, королевы Ели, верный помощник. Еленка натянула сапоги и, на ходу застегнув доспехи, вскарабкалась на коня. Резкий крик горного грифа пролетел над станом. Вмиг погасли костры, накрытые костровыми покрывалами, и стало слышно, как кричат ночные кровопийцы этинессы. Еленка тронула каблуками коня, и тот взял с места мягкой рысью. Окка факельщиков, окружив кольцом юную королеву, мчала рядом. Каждый воин держал в руках короткий факел зеленого огня. Теперь полководцы видели: королева Ель объявила свой первый поход во имя жизни Дианеи!
Зеленый нимб огней выскользнул из воинского стана и полетел вдоль пологого спуска на равнину. Вслед за ним поплыла мрачная масса дианейского войска. Солдаты шли туда, откуда, по мнению Еленки, пахло богатством и плесенью. Королева хотела раздавить Тель - ненавистный город-палач.
В затылок Еленке светила путеводная Стенающая. Она горела ровным желтым светом, словно подчиняющий взгляд кобры-пагои. И только мистический блеск звезд да ровное дыхание влитых в ветер лошадей...
Тель спал. По предутреннему городу бродили только мусорщики да фонарщики. Одни гасили уличные факелы, другие убирали с улиц битые горшки и кружки, смывали с мостовой пятна грязи и стаскивали в канавы пьяные тела.
Ночью в городе опять бесчинствовали ворошители. И мусорщики убирали со ступеней домов тела девочек. Они, мусорщики, уже привыкли ко всему. Они привыкли забирать из судебных подземелий еще живых преступников с раздробленными суставами и вспоротыми животами, они привыкли забирать из бардаков девиц, либо повесившихся от такой жизни, либо убитых спьяну... Они привыкли .вытаскивать из солдатских притонов трупы моряков с выдавленными глазницами и выломанными ребрами. Рано или поздно ко всему привыкаешь, и тогда стоит ли обращать внимание на каких-то девчонок, которым от роду-то было, не больше четырнадцати дождей?.. Вон сколько их валяется, кроваво обесчещенных, с неестественно вывернутыми руками, обожженным животом и четырнадцатью звездами, вырезанными на груди... Видно ворошители хотят, чтобы все жители Ольены исчезли, горой трупов остались лежать в прошлом. Пусть...
Войска королевы Ели окружили город.
Еленка приказала поставить свою палатку на вершину Грибной горы. Каменная макушка заросла корявыми соснами. Многие из них были повалены, и под выворотнями проглядывал желтоватый обветренный камень.
Королева Ель спешилась. Она воткнула копье клевцом в землю и, опершись руками на кончик древка, положила голову подбородком на сплетенные кисти. Еленка улыбнулась. Внизу, за громадной крепостной стеной, в свете встающего солнца, алели черепичные крыши, приникшие к серым фронтонам домов. Тель. По всей Ольене нет больше и неприступнее стен. Хитроумные изобретения дастестских механиков оберегают город от лап врага. Город, у стен которого нашли себе вечное пристанище шестнадцать полководцев. Город, где в погребах золото оседает на вытянутую ладонь. Город - старая дева, гордая, холодная, богатая. Этот город должна покорить она, королева Ель.
Еленка еще раз улыбнулась: главнее и страшнее экзамена у нее не было. Невольно подрагивали руки, подергивались щеки, а тело сжималась от холодного прикосновения страха. Еленка поежилась под легким панцирем и перевела взгляд в сторону. Справа в сорока плевках катапульты розовели стены и вращающиеся башни Конрадора - городка-крепости, охранявшего долинный подход к стенам столицы Дастеста. Королева Ель нахмурилась. Она была возбуждена, словно играла в дох-доп. Что у противника в резерве? Три белых камня или простая полынь? Пламенеющая? Тогда игра будет долгой и сложной. А если... Еленка вздрогнула и в радости щелкнула пальцами. Лицо ее застыло во властной гримасе.
- Конвой, - медленно проговорила она, кусая губы, - передайте полководцам сейма: завтра обложить Конрадор. Пусть приготовят колеса Мелетема и каменовские стенобитные механизмы!..
Друг-телохранитель удивленно посмотрел на королеву. Конрадор? Почти неприступное укрепление, снаряженное винтовыми катапультами. Старая крепость - каменная кладка предтечей - в два локтя, ров на два воина с бронзовыми шипами длиной в голень. Над стенами поднимается рваный клочковатый дым костров, на которых варится завтрак для дежурного тысячного гарнизона. И еще - крепость мала, и колесам негде будет развернуться. Войска Дианеи спустились с гор, и совсем нет смысла нападать на долинную цитадель Дастеста. Может, королева просто... О, прости нас, Владыка, Великий и Щедрый, за богохульство!..
Еленка подозвала друга-телохранителя. Она сложила ладони в замок, потом сжала левую кисть в кулак и столь же резко расслабила. Друг-телохранитель едва заметно кивнул. Еленка снова повернулась в сторону Теля.
Город красовался перед бывшей ученицей. По маленькой площади полз отряд юношеского конвоя, блистая серебристыми панцирями. Побережье закипало утренним базаром. Иногда порыв ветра доносил до слуха королевы мелодичный гул медных флюгеров. Еленка обернулась: друга-телохранителя рядом не было.
Весть о том, что королева Ель решила штурмовать Конрадор, стекла с Грибной горы и заполнила солдатские умы. Зейгеры недоумевали, а комматоры карателей невозмутимо готовились к атаке - метили стрелы и смазывали упругие тела луков собачьим жиром.
Утренняя свежесть стекла в овраги, сменяясь горячими эманациями распаренного чернозема. Обозные суетились, расчищая второй колодец.
Возле повозки, крытой козьими шкурами, сидели пленные: крестьяне, ремесленники и сборщик налогов. Их взяли в предгорье, возле кладбища, где крестьяне пытались подкараулить сборщика. Пленных раздели и связали по двое, стянув руки у локтей ремнями. Двух женщин и девочку каратели забрали в повозки, а остальных бросили на солнцепеке.
Возле самого колеса, прислонясь к борту повозки, за которым плакала девочка, сидели двое: отец и сын. Они слышали, что Конрадор обречен и весь гарнизон крепости будет выдавлен латунными колесами Мелетема.
Отец плюнул и просипел:
- Давно пора их передушить. - Он двинул связанными руками, вспоминая свои счеты с горожанами. - Пааки! Только и могут что жрать наших коз...
Он опять сплюнул. Сын прикрыл тусклые глаза.
Из сада у колодца вышел солдат-горец и направился к пленникам. Он тупо оглянулся на вылезшего из повозки лучника. Тот потер шрам на плече. За лучником выползла девочка. Из носа у нее текла кровь, а на плече темнел след от удара плетью.
Горец постоял, покачиваясь, словно пьяный, и, махнув рукой, пошел своей дорогой. Каратель проводил его взглядом, привязал девочку к колесу и побрел к колодцу.
И тут глаза крестьянина блеснули: внизу, возле тощих девчоночьих ног валялся оброненный кем-то из воинов нож. Крестьянин вытянулся и подтолкнул нож ногой ближе к девчонке. Та всхлипнула и заработала пятками, подгребая песок. Она пискнула от резкого движения, но перехватила нож коленями за лезвие, изогнулась как кошка, и оружие заблестело у нее во рту, крепко схваченное зубами за рукоятку. Отец и сын подползли поближе. С третьей попытки они перепилили путы на руках.
Пока сын освобождал девчонку,отец подошел к повозке дианейского лучника, вытащил лук и со знанием дела истратил три стрелы. Сын перерезал веревки на односельчанах, и крестьяне, по очереди пнув труп сборщика, растворились в лесу.
Они шли недолго, пока тропа не раздвоилась. Здесь отец вложил в девчоночью ладонь нож и, хлопнув спутницу концом лука по поджарому заду, направил ее по левой дороге, а сам, закинув лук на плечо, пошел, подгоняя сына, направо, в деревню.
Неизвестно, в чью пользу бы скрипнуло колесо истории, если бы бывшая пленница была обычной деревенской девчонкой. Скорее всего план королевы Ели просто бы провалился: Еленка не знала законов ненависти гниющего мира. Но Эилинн - дочь колесованного медика Мерена - значилась в городской служебной канцелярии тайным деревенским соглядатаем. Она знала, что все, что она слышала, очень хотят знать полководцы ослепительного Бенъетела. И она пошла в город.
Она выждала, когда крестьяне, освободившие ее, скроются в чаще, привязала на грудь и на живот связки папоротника и, спрятав в них нож, побежала по кабаньей тропе в обход дианейского войска.
Эилинн бежала. Она вылетела из леса и сменила прямой размеренный бег на упругий и бесшумный. Она бежала меж двух полей пшеницы по дороге со взбитой розовой пылью. Раза два она падала лицом в пыль. Вскакивала и, бормоча черные проклятия, мчалась дальше.
Она бежала всю ночь. Перед глазами начали плыть цветные круги, голова кружилась и звенела от боли. Но огни Теля были уже близки. Эилинн устала. Грудь дрожала при дыхании, подошвы горели, звезды на небосводе превратились в ржавые размытые пятна. Она уже еле плелась по тропе. Но ей снилось, что она бежит.
Под утро ее поймали. На этот раз это были зейгеры. Ее грубо ухватили поперек пояса и взвалили на плечо. Она вяло взболтнула ногами и вцепилась в длинные космы солдата. Когда ее так же грубо швырнули спиной о деревянное днище повозки, она вскрикнула и незаметно откинула шнурок с ножом и папоротником в сторону. Грубые руки сорвали ее лесную повязку, рванули колени. И когда воин страстно задышал, вцепившись ей в грудь, она перерубила ему кадык.
Выбравшись из-под грузного липкого тела, Эилинн долго сидела, растирая щеки и запрокинув голову. Она качнула головой. Отпила несколько глотков из фляги. Эилинн взяла с собой самострел, заряженный десятком дротиков, и выбросила свое тело из повозки. Прижавшись к земле, она слушала. Утро еще не разгорелось. Было тихо. Лишь трещали дозорные костры да звякали удилами кони.
Эилинн выползла из лагеря и, оттолкнувшись от мокрой земли, вскочила на коня, чей силуэт маячил перед ней весь нелегкий путь ползком. Конь прянул ушами и беспокойно переступил копытами. Но девчонка не шевелилась. Она лежала на теплой спине коня, свесив руки и ноги вниз. Она чувствовала, как катятся мускулы под конской кожей. Как долинный ветер жжет холодом ее измученное тело. Живу! Живу! - думала она, сжимаясь от радости.
Эилинн махнула спутанной шевелюрой и стеганула коня хвостом узды. Конь послушно помчался в долину.
Она едва помнила крики и шум на стенах города. Потом - мост. А потом она стояла на холодном каменном полу, а главнокомандующий Диц в ночной рубашке, босой, держал ее за горло, бил по ребрам и по щекам и орал: Кто тебя подослал, сука!.. Пожилой солдат опрокинул на нее ведро воды, а когда Эилинн приоткрыла веки, шлепнул ее по лицу и сказал: А хороша ...! Другой долго затягивал ноги ремнями и ворчал: Ворошители по ней плачут... Эилинн приподняла голову, но увидела вокруг только размытые тени и огонь. Из рук у нее почему-то росли гвозди, ног она не чувствовала. Вдруг ей стало трудно дышать, и весь мир заслонила красная слюнявая морда. В груди зажглось пламя, и чей-то голос прошептал: Кто тебя подослал, сука? Эилинн открыла глаза и увидела дианейского карателя с девичьим лицом. Он ей улыбнулся, дружески, но как-то невесело. И она поняла, что это не каратель, это девушка. Ну да, девушка, - подумала Эилинн и провалилась в небытие.
Лучники авангардной окки доложили, что из Теля вышла четырехтысячная бригада латников, сопровождающая двенадцать винтовых катапульт и пять жаровень-огнеметов. Это было подкрепление, посланное в Конрадор главнокомандующим Дицем. "Половина гарнизона..." - королева Ель хмыкнула и приказала:
- Перекрыть дорогу.
Едва прошел гарнизон подкрепления, четыре окки тяжелых зейгеров сомкнулись на дороге между двумя крепостями, выстроившись в боевой треугольник, обращенный острием в Конрадор. Обман удался.
Взревели стенобитные карусели, сметая все со стен города и выламывая глыбы гранита из неприступных бастионов. Воины Дианеи двинулись на приступ Теля. Стаи стрел и дротиков впились жалами в панцири и пятна бойниц. Блестя желтыми ребрами, с тяжким хрустом подползло осадное колесо. Гулко ухнув, на крепостную стену опустились и замкнулись в замок деревянные бревна-мосты. Скрипнули канаты из воловьих шкур, и колесо полезло на приступ. На стене, возле бревен-подкатов, засуетились люди. Они рубили основание топорами, давили на рычаги, пытаясь столкнуть мост. Но тяжелое, обшитое металлом дерево не поддавалось. Издавая легкое шипение, колесо накатывалось на кромку стены. Снова гулко грохнул мост, и еще одно колесо поползло через стену Среди защитников началась паника Коменданты бастионов рубили бегущих, пытаясь навести порядок, восстановить дисциплину
Колесо качнулось на зубцах стены, помедлило и рухнуло в город Стена дома рассыпалась Крыша, словно крылья, вскинула скаты Женщины, кипятившие смолу возле стен, застыли в испуганных позах Механизм раскололся на две части, они со скрежетом крутанулись на месте, как упавшие казаны, и застыли, ощерившись самострелами
Под стенами Теля кипела работа Подъезжали повозки, зейгеры под обстрелом разгружали их и сваливали привезенный хворост в ров Там, где не наступали колеса, рычали стенобитные карусели и работали дианейские винтовые катапульты, в броске раскручивая смертоносные глыбы камней
Над Телем вспыхнуло пламя пожаров
Город отвечал На головы штурмовавшим сыпались камни Дождевальные установки, закутавшись в пар, окатывали карателей веерными потоками кипящей воды По подвижным желобам сливали смолу и сыпали песчаную труху Но разгоряченные боем дианейцы лезли вверх неудержимой страшной лавиной Одни падали, ошпаренные смолой, с легкими, разорванными смертельной пылью, но другие продолжали ползти вверх
Металлизированные канаты с грузами крошили лестничную сеть, накинутую на стены города, ломали мосты осадных колес Два колеса рухнули в ров Одно раскололось в воздухе, из него посыпались люди Они падали на донные пики, исчезали в грохоте ломающегося металла Коробка с двигателем развалилась, мелькнули желтые сцепленные шестерни. Они брызнули в стороны и тотчас начали темнеть, оседать, рассыпаться холмом бурой трухи.