Страница:
Зинаида даже не успела спросить, какой хорь куда-нибудь должен унестись. Но вот они оказались перед светлой стеклянной дверью.
– Ну все, – набрала побольше воздуха в легкие Татьяна, – теперь держись. Ия Львовна Хорь, это тебе не Ивская. Это граната! Бомба! Прямо бомбардировщик! Ну да ладно…
Они вошли в кабинет и сразу же оцепенели: в центре просторной комнаты, которая была уставлена шкафами с папками и оргтехникой, высилась огромная женщина и под заунывные индийские напевы дергала мощным тазом.
– На-ня-ня, на-ня-ня-а-а-а, – тоненьким овечьим голоском дребезжала она себе под нос, продолжая наворачивать восьмерки пышными окороками.
Зинаида погрустнела. Глаза ее покраснели, и она вдруг поняла, что если проронит хоть слово, ее тут же разорвет от смеха. И прощай тогда две тысячи долларов. Она беспомощно оглянулась на Татьяну. Та некоторое время смотрела на женщину стеклянными глазами, а потом вдруг ляпнула:
– И не совестно вам, Ия Львовна, индийскую культуру похабить?
Женщина как-то по-кошачьи мявкнула, присела и посеменила в соседнюю комнатушку, будто с ней приключился конфуз. Ровно через две минуты она вышла к дамам-посетительницам огромная, невозмутимая, холодная, будто рефрижератор, и едва разлепила губы:
– Боева, почему в моем кабинете посторонние?
Татьяна захлопала глазами, облизала вмиг пересохшие губы и невнятно забормотала:
– Ия Львовна, это… Понимаете, это Корытская, Зинаида Ивановна… Она не посторонняя, ее Ивская попросила оформить как официантку. С сегодняшней пятницы…
– Боева! На кой черт нам еще официантки, когда и тебя-то не знаем куда деть? – все так же по-царски вопросила Хорь.
– Но как же… я же бар… Мне одной… Там надо и закупки произвести, и посуду помыть, и потом…
Зинаида вдруг сообразила, что из-за этой слонихи она и вовсе может остаться без работы – причем в тот самый момент, когда все начало так славно складываться – и пошла ва-банк. Она продвинулась к столу, вальяжно расселась на бархатном стуле, закинула одну тощенькую ногу на другую и, рассматривая облупленный маникюр, проронила:
– Гражданочка, вам приказали оформить меня официанткой, так вы и оформляйте, не выкореживайтесь. Кстати, вторую мою должность можно в трудовой не указывать. Я еще и следователь по особо запутанным делам. Так что вы время не тяните, пишите, что там требуется, мне еще вас допросить нужно.
Такого поворота событий хозяйка кабинета не ожидала. Она раздулась пузырем и вдруг закудахтала:
– Кто… кто, кто вам сказал, что по запутанным это ко мне? Почему сразу ко мне, я не понимаю! У меня совершенно нет никаких дел! Откуда у меня запутанные? Да у меня бумажечка к бумажечке! Вот, пожалуйста, можете проверить!
– А я и проверю. Чего вы так всполошились? – успокоила Зинаида. – Я затем сюда и поставлена, чтобы проверять, узнавать, искать. А вы меня оформлять вроде не собираетесь…
Ия Львовна отчего-то накинулась теперь на окаменевшую Татьяну:
– А кто не собирается, а? Это я не собираюсь? Боева! Ты что про меня человеку наговорила?! Да я… Дайте вашу трудовую книжечку, будьте любезны, – сладким голосом, будто автограф, попросила она у Зинаиды. – Вы не слушайте эту Боеву, ей на хорошего человека тень навести, как нечего делать, такая зараза, я извиняюсь…
– Боева моя подруга, и я бы попросила…
– Ой! – радостно всплеснула руками Ия Львовна. – Танюша ваша подруга? Боже мой, счастье-то какое! Это же как славно, что вы вместе работать будете! Танечка – золотой человек! Золотой! Я всегда говорила – сокровище! Боева, чего ты молчишь, говорила я или нет, что ты – сокровище?
Татьяна только мычала, переступала с ноги на ногу и ждала, когда же закончатся ее муки.
– Вам авансик выписывать? – заглядывала в глаза Зинаиде Ия Львовна. – Пожалуй, я выпишу. Подъемные, так сказать. Правильно? Немножечко, тысяч пять, да? А у нас так, все для блага человека. Боева, ты лом проглотила, что ли? У нас, говорю, для блага ведь, да?
Татьяна согласно клацнула зубами и, едва дождавшись Зинаиду, выскочила за дверь.
– Ой, Зинк, и чего врала, чего врала-то? По особо запутанным она… Теперь держись! Эта мегера не простит тебе сегодняшнего вранья, высушит, как воблу, попомни меня, – горестно мотала головой Татьяна, не соображая, как пережить драму.
– Боева, я, между прочим, сегодня еще не врала. И дело это собираюсь распутать по-настоящему, – серьезно сообщила Зинаида и, уже по-простому, спросила: – Слушай, Тань, а что у вас случилось-то? Хоть бы рассказала, в самом деле! И с Вадькой твоим что за дела? Знаешь, я все время думала, думала… Он у тебя артист какой, что ли? Отчего в женском тряпье-то был?
– Чего ты там думала, когда ты и сотой доли не знаешь! – с жалостью вздохнула Татьяна, а потом решительно рубанула рукой воздух. – Значит так! Сегодня ни слова о деле, я тебе покажу все наше барское хозяйство, то есть барменское, введу, так сказать, в курс работы. А вот завтра у нас нерабочая суббота, мы с тобой встретимся и, уже в домашней обстановке, без лишних ушей… Ну, ты меня понимаешь. А с Вадькой пока все нормально. Придешь завтра, сама увидишь, а то так просто не расскажешь…
Конечно, Зина понимала, и серьезный разговор отложили на завтра.
Домой Зинаида пришла в самом роскошном настроении. Мало того, что с Вадиком все обошлось, так она к тому же нашла прекрасную работу, и ей сразу же выдали аванс! А впереди такие перспективы – менеджер по кадрам… Как звучит! Вот получит она первую зарплату, нарядится и перед Плюхом туда-сюда, туда-сюда… Зинаида представила, как она будет выглядеть: такая строгая, стройная… Кстати, а что с грудью-то делать? Хотя, если она станет менеджером, а она станет… В общем, поживем – увидим, что делать. По такому поводу она даже забежала в магазин и увесилась пакетами с продуктами.
– И ничего страшного. Вот стоило мне только захотеть и – пожалуйста, две тысячи долларов! – хвасталась перед котом Зинаида, когда уже валялась дома перед телевизором.
Сегодня она даже не пошла к столу, когда ее Юля звала на традиционный борщ. Как бы там ни было, надо себя готовить к новой должности, схуднуть местами. Так что Зина ограничилась парочкой пирожных, которые заботливая Татьяна сунула в сумку, да еще выкушала коробочку «Птичьего молока», скромный Татьянин подарок за спасение сына. Теперь можно было валяться на кровати и мечтать о перспективах.
– Ты вот, котяра, не облизывай шерстку больше – скоро будешь соседским кошкам хвастаться, что тебя гладил менеджер по кадрам.
Кот только согласно урчал и жмурил янтарные глаза.
Зинаида и сама не заметила, как ее веки отяжелели, дыхание стало глубоким, затем оно перешло в сопение, а потом из глубины души и вовсе вырвался сочный храп.
Очнулась женщина от требовательного стука в дверь:
– Зинаида Ивановна! Вы живы там? Выходите завтракать! Вы же вчера ничего не кушали, у вас желудок съежится! Зинаида Ивановна! Ой, может, позвать Игоря, чтобы он двери вынес? – волновалась Юля, заглядывая в замочную скважину.
– Ох, господи! – всполошилась Зинаида, продирая сонные очи. – Стоит только даме решить отдохнуть немножко… Юленька! Что ж вы так ломитесь, будто на вас слесарь напал? Какой завтрак, когда время ужинать?
Зинаида открыла дверь, и в комнату впорхнула свежая и бодрая Юля.
– Что вы, Зинаида Ивановна! Ужин вы великолепно проспали. Я вас будила, будила… А Игорь сказал, что у вас, вероятно, какая-нибудь акция голодовки из-за безработицы, и чтобы я не вмешивалась в ваши политические убеждения. А я так подумала: завтракать-то и при убеждениях ведь можно, правда? Мурзик, котик мой золотой, уже десять утра, а ты еще к миске не подходил, какой ужас! Зинаида Ивановна, прекращайте морить себя голодом, я вам омлет приготовила с петрушкой.
Девчонка совсем недавно выскочила замуж и мнила себя хлопотливой хозяюшкой. Заботы об одном муже ей явно не хватало, детьми ребята еще не обзавелись, поэтому девчонка опекала всех, кто попадал в ее поле зрения, так что Зинаиде и коту, находившимся в нем почти постоянно, доставалось. Однако они вовсе не возражали. Вот и сейчас Зинаида пригладила встрепанную косицу и мило улыбнулась соседке:
– Детонька, можешь передать Игорьку, что у меня совсем нет повода для убеждений. Тем более для политических. Я вчера устроилась на замечательную работу, с понедельника выхожу… Подожди-ка, а что, уже в самом деле десять утра?
– Вот! – Девчонка подскочила к столику, где у Зинаиды тикал будильник, и сунула часы соседке прямо в нос. – С чего бы мне врать? Кстати, омлет совсем остынет, поторопитесь.
Зинаида поторопилась. Тем более что ее ждал не только омлет, но и серьезные дела.
– Юля, а мне никто не звонил? – спросила она за столом.
– Как же, звонили, несколько раз. Женщина какая-то. Потом мужчина. Правда, он не сказал, что мужчина, просто сопел в трубку. Но я решила, что это вас и именно мужчина. А еще женщина, я говорила, да? Но я ей строго-настрого сказала, что не стану вас тревожить. Вы хлебушек маслом мажьте, хорошее масло, дорогое.
– Юля! – вскинулась Зинаида. – Это же мне по делам звонили! Ну… и чего теперь делать? Ты понимаешь, что от меня уплывает крупный гонорар?
Девчонка нисколько не опечалилась:
– А я говорю – кушайте! Ваша знакомая телефончик оставила, потом позвоните. Кстати, Зинаида Ивановна, вы не знаете, как в Мурзика петрушку запихать? Он совсем не ест овощей, а ему просто необходимы углеводы!
– А ты, Юленька, подыщи умненькую статейку про эти самые углеводы и прочитай коту. Он, видишь ли, на слово не привык доверять. А телефончик мне дай.
Устроившись возле новенького телефона, который, к слову сказать, приобрели квартиранты, Зинаида стала нетерпеливо нажимать кнопки. И едва заслышав, как на том конце провода сняли трубку, сразу защебетала:
– Алло, здравствуйте, вы мне звонили, я временно не могла…
– Зинк, ты, что ли? – отозвалась Татьяна. – Я тебе звоню, звоню… Приезжай ко мне, поболтаем. Знаешь, где я живу? Записывай.
Глава 2
– Ну все, – набрала побольше воздуха в легкие Татьяна, – теперь держись. Ия Львовна Хорь, это тебе не Ивская. Это граната! Бомба! Прямо бомбардировщик! Ну да ладно…
Они вошли в кабинет и сразу же оцепенели: в центре просторной комнаты, которая была уставлена шкафами с папками и оргтехникой, высилась огромная женщина и под заунывные индийские напевы дергала мощным тазом.
– На-ня-ня, на-ня-ня-а-а-а, – тоненьким овечьим голоском дребезжала она себе под нос, продолжая наворачивать восьмерки пышными окороками.
Зинаида погрустнела. Глаза ее покраснели, и она вдруг поняла, что если проронит хоть слово, ее тут же разорвет от смеха. И прощай тогда две тысячи долларов. Она беспомощно оглянулась на Татьяну. Та некоторое время смотрела на женщину стеклянными глазами, а потом вдруг ляпнула:
– И не совестно вам, Ия Львовна, индийскую культуру похабить?
Женщина как-то по-кошачьи мявкнула, присела и посеменила в соседнюю комнатушку, будто с ней приключился конфуз. Ровно через две минуты она вышла к дамам-посетительницам огромная, невозмутимая, холодная, будто рефрижератор, и едва разлепила губы:
– Боева, почему в моем кабинете посторонние?
Татьяна захлопала глазами, облизала вмиг пересохшие губы и невнятно забормотала:
– Ия Львовна, это… Понимаете, это Корытская, Зинаида Ивановна… Она не посторонняя, ее Ивская попросила оформить как официантку. С сегодняшней пятницы…
– Боева! На кой черт нам еще официантки, когда и тебя-то не знаем куда деть? – все так же по-царски вопросила Хорь.
– Но как же… я же бар… Мне одной… Там надо и закупки произвести, и посуду помыть, и потом…
Зинаида вдруг сообразила, что из-за этой слонихи она и вовсе может остаться без работы – причем в тот самый момент, когда все начало так славно складываться – и пошла ва-банк. Она продвинулась к столу, вальяжно расселась на бархатном стуле, закинула одну тощенькую ногу на другую и, рассматривая облупленный маникюр, проронила:
– Гражданочка, вам приказали оформить меня официанткой, так вы и оформляйте, не выкореживайтесь. Кстати, вторую мою должность можно в трудовой не указывать. Я еще и следователь по особо запутанным делам. Так что вы время не тяните, пишите, что там требуется, мне еще вас допросить нужно.
Такого поворота событий хозяйка кабинета не ожидала. Она раздулась пузырем и вдруг закудахтала:
– Кто… кто, кто вам сказал, что по запутанным это ко мне? Почему сразу ко мне, я не понимаю! У меня совершенно нет никаких дел! Откуда у меня запутанные? Да у меня бумажечка к бумажечке! Вот, пожалуйста, можете проверить!
– А я и проверю. Чего вы так всполошились? – успокоила Зинаида. – Я затем сюда и поставлена, чтобы проверять, узнавать, искать. А вы меня оформлять вроде не собираетесь…
Ия Львовна отчего-то накинулась теперь на окаменевшую Татьяну:
– А кто не собирается, а? Это я не собираюсь? Боева! Ты что про меня человеку наговорила?! Да я… Дайте вашу трудовую книжечку, будьте любезны, – сладким голосом, будто автограф, попросила она у Зинаиды. – Вы не слушайте эту Боеву, ей на хорошего человека тень навести, как нечего делать, такая зараза, я извиняюсь…
– Боева моя подруга, и я бы попросила…
– Ой! – радостно всплеснула руками Ия Львовна. – Танюша ваша подруга? Боже мой, счастье-то какое! Это же как славно, что вы вместе работать будете! Танечка – золотой человек! Золотой! Я всегда говорила – сокровище! Боева, чего ты молчишь, говорила я или нет, что ты – сокровище?
Татьяна только мычала, переступала с ноги на ногу и ждала, когда же закончатся ее муки.
– Вам авансик выписывать? – заглядывала в глаза Зинаиде Ия Львовна. – Пожалуй, я выпишу. Подъемные, так сказать. Правильно? Немножечко, тысяч пять, да? А у нас так, все для блага человека. Боева, ты лом проглотила, что ли? У нас, говорю, для блага ведь, да?
Татьяна согласно клацнула зубами и, едва дождавшись Зинаиду, выскочила за дверь.
– Ой, Зинк, и чего врала, чего врала-то? По особо запутанным она… Теперь держись! Эта мегера не простит тебе сегодняшнего вранья, высушит, как воблу, попомни меня, – горестно мотала головой Татьяна, не соображая, как пережить драму.
– Боева, я, между прочим, сегодня еще не врала. И дело это собираюсь распутать по-настоящему, – серьезно сообщила Зинаида и, уже по-простому, спросила: – Слушай, Тань, а что у вас случилось-то? Хоть бы рассказала, в самом деле! И с Вадькой твоим что за дела? Знаешь, я все время думала, думала… Он у тебя артист какой, что ли? Отчего в женском тряпье-то был?
– Чего ты там думала, когда ты и сотой доли не знаешь! – с жалостью вздохнула Татьяна, а потом решительно рубанула рукой воздух. – Значит так! Сегодня ни слова о деле, я тебе покажу все наше барское хозяйство, то есть барменское, введу, так сказать, в курс работы. А вот завтра у нас нерабочая суббота, мы с тобой встретимся и, уже в домашней обстановке, без лишних ушей… Ну, ты меня понимаешь. А с Вадькой пока все нормально. Придешь завтра, сама увидишь, а то так просто не расскажешь…
Конечно, Зина понимала, и серьезный разговор отложили на завтра.
Домой Зинаида пришла в самом роскошном настроении. Мало того, что с Вадиком все обошлось, так она к тому же нашла прекрасную работу, и ей сразу же выдали аванс! А впереди такие перспективы – менеджер по кадрам… Как звучит! Вот получит она первую зарплату, нарядится и перед Плюхом туда-сюда, туда-сюда… Зинаида представила, как она будет выглядеть: такая строгая, стройная… Кстати, а что с грудью-то делать? Хотя, если она станет менеджером, а она станет… В общем, поживем – увидим, что делать. По такому поводу она даже забежала в магазин и увесилась пакетами с продуктами.
– И ничего страшного. Вот стоило мне только захотеть и – пожалуйста, две тысячи долларов! – хвасталась перед котом Зинаида, когда уже валялась дома перед телевизором.
Сегодня она даже не пошла к столу, когда ее Юля звала на традиционный борщ. Как бы там ни было, надо себя готовить к новой должности, схуднуть местами. Так что Зина ограничилась парочкой пирожных, которые заботливая Татьяна сунула в сумку, да еще выкушала коробочку «Птичьего молока», скромный Татьянин подарок за спасение сына. Теперь можно было валяться на кровати и мечтать о перспективах.
– Ты вот, котяра, не облизывай шерстку больше – скоро будешь соседским кошкам хвастаться, что тебя гладил менеджер по кадрам.
Кот только согласно урчал и жмурил янтарные глаза.
Зинаида и сама не заметила, как ее веки отяжелели, дыхание стало глубоким, затем оно перешло в сопение, а потом из глубины души и вовсе вырвался сочный храп.
Очнулась женщина от требовательного стука в дверь:
– Зинаида Ивановна! Вы живы там? Выходите завтракать! Вы же вчера ничего не кушали, у вас желудок съежится! Зинаида Ивановна! Ой, может, позвать Игоря, чтобы он двери вынес? – волновалась Юля, заглядывая в замочную скважину.
– Ох, господи! – всполошилась Зинаида, продирая сонные очи. – Стоит только даме решить отдохнуть немножко… Юленька! Что ж вы так ломитесь, будто на вас слесарь напал? Какой завтрак, когда время ужинать?
Зинаида открыла дверь, и в комнату впорхнула свежая и бодрая Юля.
– Что вы, Зинаида Ивановна! Ужин вы великолепно проспали. Я вас будила, будила… А Игорь сказал, что у вас, вероятно, какая-нибудь акция голодовки из-за безработицы, и чтобы я не вмешивалась в ваши политические убеждения. А я так подумала: завтракать-то и при убеждениях ведь можно, правда? Мурзик, котик мой золотой, уже десять утра, а ты еще к миске не подходил, какой ужас! Зинаида Ивановна, прекращайте морить себя голодом, я вам омлет приготовила с петрушкой.
Девчонка совсем недавно выскочила замуж и мнила себя хлопотливой хозяюшкой. Заботы об одном муже ей явно не хватало, детьми ребята еще не обзавелись, поэтому девчонка опекала всех, кто попадал в ее поле зрения, так что Зинаиде и коту, находившимся в нем почти постоянно, доставалось. Однако они вовсе не возражали. Вот и сейчас Зинаида пригладила встрепанную косицу и мило улыбнулась соседке:
– Детонька, можешь передать Игорьку, что у меня совсем нет повода для убеждений. Тем более для политических. Я вчера устроилась на замечательную работу, с понедельника выхожу… Подожди-ка, а что, уже в самом деле десять утра?
– Вот! – Девчонка подскочила к столику, где у Зинаиды тикал будильник, и сунула часы соседке прямо в нос. – С чего бы мне врать? Кстати, омлет совсем остынет, поторопитесь.
Зинаида поторопилась. Тем более что ее ждал не только омлет, но и серьезные дела.
– Юля, а мне никто не звонил? – спросила она за столом.
– Как же, звонили, несколько раз. Женщина какая-то. Потом мужчина. Правда, он не сказал, что мужчина, просто сопел в трубку. Но я решила, что это вас и именно мужчина. А еще женщина, я говорила, да? Но я ей строго-настрого сказала, что не стану вас тревожить. Вы хлебушек маслом мажьте, хорошее масло, дорогое.
– Юля! – вскинулась Зинаида. – Это же мне по делам звонили! Ну… и чего теперь делать? Ты понимаешь, что от меня уплывает крупный гонорар?
Девчонка нисколько не опечалилась:
– А я говорю – кушайте! Ваша знакомая телефончик оставила, потом позвоните. Кстати, Зинаида Ивановна, вы не знаете, как в Мурзика петрушку запихать? Он совсем не ест овощей, а ему просто необходимы углеводы!
– А ты, Юленька, подыщи умненькую статейку про эти самые углеводы и прочитай коту. Он, видишь ли, на слово не привык доверять. А телефончик мне дай.
Устроившись возле новенького телефона, который, к слову сказать, приобрели квартиранты, Зинаида стала нетерпеливо нажимать кнопки. И едва заслышав, как на том конце провода сняли трубку, сразу защебетала:
– Алло, здравствуйте, вы мне звонили, я временно не могла…
– Зинк, ты, что ли? – отозвалась Татьяна. – Я тебе звоню, звоню… Приезжай ко мне, поболтаем. Знаешь, где я живу? Записывай.
Глава 2
Не щекочите сыщика – проснется!
По меркам Зинаиды, Татьяна жила просто роскошно. Просторная светлая трешка, заставленная мягкой мебелью сливочных тонов, горы всевозможных подушечек, огромный телевизор, пушистый однотонный ковер, воздушные шторы… Но Татьяна и не думала кичиться обстановкой, неудержимо тащила подругу к цветам, которых здесь было великое множество.
– Зин, чего ты к стеллажу приклеилась? Пойдем, я тебе такую строманту покажу! Правда, красавица? Потом дам отросточек. А в спальне у меня такой антуриум – сдохнешь! А еще стрелеция! Она пока еще не цветет, но уже собирается. У нее такие цветы… Как птичьи головы, представь!
Зинаида вяло пялилась на зеленые листья и все больше глазела по сторонам. И чего, спрашивается, сдыхать от каких-то веточек, если она прямо сейчас готова скончаться от одной Танькиной кровати – огромной, с маленькими деревянными ангелочками по углам. А еще такой же торшер. И книги… Можно подумать, Танька читать умеет! Зинаида немедленно одернула себя – негоже так откровенно завидовать, может быть, и у нее когда-нибудь появится полка с книгами и ангелочки с кроватью! А Боева не унималась и тащила гостью в следующую комнату.
– Подожди, ты еще самую красоту не видела! В Вадькиной комнате у меня орхидея! Цветет, представляешь?!
Зинаида послушно вошла за хозяйкой в Вадькину комнату и будто споткнулась – на широкой кровати лежал ее недавний знакомый. Теперь она могла хорошо его разглядеть. Все лицо у парня было желтоватым от сплошного застарелого синяка, волосы теперь торчали не драными клочьями, а были коротко подстрижены, и сквозь них виднелись ссадины. Сейчас Вадим лежал в мужской пижаме и ничем не напоминал жуткое существо в джинсах и коротеньком девичьем платье, которое она видела памятной ночью в овраге.
– Вадик… – проблеяла Зинаида. – Ты меня не помнишь?
Парень присмотрелся, но потом только неопределенно пожал плечами.
Возле него уже порхала мать. Татьяна теперь не щебетала, а заботливо поправляла подушку под головой паренька.
– Вадь, ты киселька попьешь? Хочешь йогурта? Я твой любимый купила, с ананасом… Нет? Вадик, это тетя Зина, мы с ней теперь работаем. Это она тебя нашла, и если бы не она…
– Здрассть, – просипел парень и что-то прошептал матери на ухо.
Татьяна тут же унеслась из комнаты, а Зинаида не могла оторваться от лица паренька.
– Представляешь, – вспомнила она. – Я машину хотела поймать, руку подняла, а на меня бык выскочил. Прям не бык, а маньяк какой-то! Откуда он взялся, до сих пор не могу понять. Я от него как рванула, а потом я споткнулась и прямо на тебя свалилась. Знаешь, когда ты меня за ногу ухватил, я подумала: если это снова бык, поймаю и прям говядину из него сделаю, ну сколько бегать-то!
– И как? Поймали? – с трудом разлепил губы парень.
– Кого? Быка? Да где там, удрал.
Вадим медленно покачал головой:
– Машину… поймали?
– Машину? – оторопела Зинаида. – А зачем мне машина? Меня твоя мама довезла. Нам же по пути в город было! Вадик, а… а почему на тебе такой странный наряд был? – не утерпела Зинаида.
Парень метнулся глазами, потом немного скривился:
– Не знаю я, не помню… – И откинулся на подушку. А к сыну уже спешила Татьяна с дымящейся кружкой, от которой шел травяной пар. Парень потянулся за кружкой, и на худой руке перед глазами Зинаиды мелькнула надпись «Я не та…». Дальше прочитать она не успела.
– Вадик, а это что у вас? – еле проговорила она, тыча в руку.
Парень поспешно убрал руку и насупился.
– Вадя, покажи тете руку. Да не эту, а ту, которая исписана! – немедленно встряла Татьяна. – Это же тетя Зина! Не забывай, если бы не она… Кстати, Вадик, а что, если тебе на плече потом так вот красивенько татуировочку сделать: «Не забуду тетю Зину!»
– Мам… – беспомощно протянул Вадим.
– Ну уж, Тань, ты вообще… – не выдержала даже Зинаида.
– Ладно, ладно, не надо. А руку покажи!
Она даже сама подскочила к сыну, задрала ему рукав повыше и зычно прочитала:
– «Я не такая!» Видала, Зин, какие сволочи! Ну, ничего-ничего… Ваденька, а ты спи, спи, не переживай. Скоро на тебе все заживет, спи, сынок.
Татьяна еще раз поправила подушку и повела гостью из комнаты в кухню.
Зинаида заторможенно прошла следом и уселась за стол. Кухня у Татьяны тоже поражала удобством и современностью, но теперь Зинаида этого не видела, перед глазами так и стояло измученное лицо паренька.
– Вот, видела? – появилась через некоторое время в дверях Татьяна. – Видела, что с сыном сделали? Я ж тебе говорю: странные вещи у нас творятся. Потому я и взялась разобраться, кто так наглеет. Милиция, правда, обещала найти хулиганов, да у них же и без нас дел полно, а я за Вадьку не хочу прощать негодяев. Правда, у меня никакого опыта…
– Что с ним случилось? – кивнула в сторону комнаты Зинаида.
– Ой, Зин… – Татьяна уселась напротив подруги, налила чаю и принялась объяснять: – Да что тут случилось… Вадька из института домой в шесть приходит, а тут жду, жду его, а его все нет. Уже и семь часов, и восемь, и десять… А потом ты позвонила.
– Таня, а откуда у него надпись такая? – спросила Зинаида. – Я что-то не припомню, чтобы там, когда я его нашла, у него руки исписаны были.
– Да были, ты не видела просто, – устало отмахнулась Боева.
– А что он сам говорит? Кто к нему подходил? С чего все началось-то?
– Да ничего он не помнит! Зин, мне кажется…
Горестную речь хозяйки прервал телефонный звонок.
– Да! – подняла она трубку.
Вероятно, тот, кто звонил, планировал говорить долго, потому что Татьяна воздела глаза к потолку и пальцем, будто пистолетом, ткнула себя в висок. Говорящий этого не видел, поэтому беседу не прекращал.
– Тань, ты соври что-нибудь культурное, – зашипела Зинаида, у которой уже кончалось терпение. – Соври, что к тебе муж приехал, говорить не можешь.
Татьяна так и сделала:
– Слышь, Коля! Иди к черту! Ну, надоел, честное слово! Будут деньги – заходи! – рявкнула она и бросила трубку.
– Что ты так грубо с человеком?
– Да какой там человек? Это мой бывший, отец Вадькин! – отмахнулась Татьяна. – Представь, когда с Вадькой такое случилось, он позвонил, я ему кричу: врача хорошего найди! Я-то реву, ясное дело, а он только: «А может, Вадику яблочки купить?» Ну скажи, на кой черт Вадьке яблочки, если у него вся челюсть разворочена? Я, ты знаешь, готова была эти яблочки ему…
– Тань, подожди, ты говорила, что тебе что-то кажется, – перевела разговор Зинаида.
Татьяна вмиг остыла, задумалась, а потом поделилась соображениями:
– Мне кажется, тут наш театр замешан. Ты же видела надпись: «Я не такая!» А наш театр так и называется, чего думать-то? Понимаешь, Вадька у меня паренек смышленый, соображает, прямо как калькулятор, честное слово. Он учится в институте на экономиста и, между прочим, повышенную стипендию получает. У нас ведь театр большой, а бухгалтером только Хорь, которую ты вчера видела. Она, конечно, баба умная, но и работы у нее – выше крыши. Короче, не успевает она со всеми делами справляться. А я возьми да и ляпни ей про Вадьку. В общем, села на него Хорь прям верхом! Сначала одно попросила сделать, потом другое, а теперь и вовсе – чуть что, звонит и даже не просит, а перед фактом ставит: к такому-то числу надо то-то и так-то. И хоть бы копейку заплатила, ведьма! А Вадька у меня интеллигентный такой уродился – сама не знаю, в кого пошел? – за нее работу делает, а она деньги огребает. Ой, чего ж ты чай-то не пьешь? Давай я тебе конфеток подложу…
Зинаиде расхотелось чаю. Какое тут чаепитие, когда такие тонкости про будущих коллег выплывают!
– Тогда тем более зачем убирать такого замечательного да еще и дармового работника? – не согласилась Зинаида.
– Ага, дармового! – вытаращилась Татьяна. – Я ж тебе рассказываю… В последний раз Хорь снова Вадьку загрузила, а я сказала Ивской, мол, сколько же можно парня за финансового негра держать? Устраивайте его хоть на полставки, все равно он на вас каждый месяц исправно пашет. Ивская серьезно вроде к моим словам отнеслась, обещала подумать, а через два дня на Вадьку и напали. Сама же видела! Мы с ним в больницу ездили, но там сказали, что страшного ничего нет, я его и забрала. Дома оно всегда лучше…
Татьяна поднялась, налила в красивый стаканчик киселя и понесла парню.
– Таня, так, может, Вадьку просто хулиганы поймали? – спросила Зинаида, когда подруга вернулась.
– Может, и хулиганы, но только они, когда его битами били, приговаривали, что театр ему боком выйдет, если только сунется туда устраиваться. Это единственное, что он помнит. А переодели его в тряпье уродливое, думаешь, так просто? У нас ведь всякие накладки делают, чтобы, скажем, кривизну спины не так заметно было, и прочие премудрости… И надпись не то маркером, не то еще какой дрянью вывели. Я хотела смыть, но у Вадьки такие боли… Ладно, потом все равно отмою, если надо, и ацетоном ототру.
Зинаида не знала, что и сказать, молча брякала ложечкой в чашке. Чай уже совсем остыл и пить его не хотелось. Татьяна крутилась возле плиты, на которой кипели какие-то кастрюльки с запаренными травками и шипели на сковороде котлеты.
– Да у нас бы, может, и не тряслись так… Ну, подумаешь – Вадька! Это для меня он сын единственный, а им кто? Только тут и вовсе страшная вещь случилась, – продолжала Татьяна, оторвавшись от кулинарии. – Еще в прошлом месяце пришло нам приглашение из Англии… Даже не нам, и не приглашение. Англичане предложили Ивской подписать контракт на три года, чтобы она приехала к ним, поработала, поделилась опытом и подобный театр устроила у них там. Естественно, большими деньгами заманивали. Только пригласили не весь театр, а одну Елену Сергеевну. Правда, разрешили модельера взять – Агапову. Елена сразу лоб давай морщить – как бы ей и театр не бросить, и выгоду не упустить. А возле нее все наша модель крутится – Софья Филипповна. Сама уже старушка, а еще и швеей работала. Старушка старушкой, но во все дыры так и лезла. И тут она твердила: «Еленочка Сергеевна! Даже и не вздумайте отказать! Езжайте одна! Чего за собой этот горб тащить?» Это она про нас, что мы, мол, горб! А сама маленькая такая, карлик почти. Она у нас моду для низкорослых показывала. Так ее девчонки чуть не разорвали. Сама же понимаешь: кому в Англию не хочется…
– Ты к чему мне про какую-то Софью рассказываешь, Тань? Мы же про Вадика говорили…
Татьяна сложила по-старушечьи руки в замок и страшно выпучила глаза:
– А к тому! Софья крутилась, крутилась, Елена тогда только отмахнулась. А на следующей неделе Софья Филипповна опять ее подзуживать стала: не слушайте никого, езжайте! И десять дней назад того… сгорела в собственном доме.
– Ого… – опешила Зинаида. Потом проморгалась и сообразила: – Вообще-то, здесь и совпадение может быть, чего уж ты…
– Ага, совпадение! – взвилась Татьяна. – У Софьи, между прочим, тоже на руке написали «Я не такая!», понятно?! И еще одно. Директриса-то наша по совместительству психолог, так вот она с нами, с сотрудниками, беседы постоянно проводит – анкеты всякие заполняем, на тесты отвечаем. Все ей хочется чудо-коллектив состряпать. Недавно она выясняла, кто чего боится. Так вот, Софья, оказывается, больше всего пожара боялась. Даже спички никогда не покупала, только электроплитой пользовалась. Так что с пожаром тем совсем ничего не понятно. Софья Филипповна у дочки часто ночевать оставалась. И в тот вечер Софья, так дочь говорила, тоже осталась. Пришла с работы, к швейной машинке села, все чин-чинарем. Они поужинали, фильм какой-то по телевизору посмотрели и спать отправились, каждая в свою комнату. А утром дочь будят (ее, кстати, Валентиной зовут) и сообщают, что матушка благополучно скончалась. Да не где-нибудь, а в своем собственном доме. А дом тот, между прочим, на другом конце города. Ну и скажи, зачем старушке понадобилось дожидаться, пока дочь уснет, чтобы ехать среди ночи к черту на кулички, на собственную погибель? И не звонил ей никто, дочка бы слышала.
– А может, ее дочка и того… убила? По каким-то своим меркантильным соображениям? – предположила Зинаида.
Татьяна энергично замотала головой:
– Не-а. Я спрашивала, она говорит, что не убивала.
– А милиция что говорит? – поинтересовалась Зина.
– В милиции говорят, что Софью сначала придушили. Представляешь?
Татьяна поцокала языком и пригорюнилась. Зинаида сначала тоже решила запечалиться, но потом вдруг уставилась на Боеву цепким взглядом.
– Слушай, Татьяна, а ты откуда знаешь такие подробности? Прям и милиция тебе все рассказала, и дочь нечаянно проболталась, да еще с подробностями!
Татьяна возмущено вспрыгнула со стула:
– Ни фига себе нечаянно! Я ж тебе говорю – я по этому делу работаю! Даже и папку завела! Подожди-ка…
Боева унеслась куда-то в комнату, и вскоре оттуда послышался такой шум, будто опрокинулся шкаф со всей библиотекой. Может, так оно и было, но через минуту Татьяна стояла перед подругой и прижимала к груди тощую красную папку.
– Вот, смотри, видишь? «Де-ло»! Это я написала.
На папке и в самом деле красовалась надпись, выведенная от руки.
– Дай посмотреть.
– Ага, дай ей! – отступила на шаг Татьяна, еще крепче прижимая папку. – Сейчас сама почитаю, это ж документы, а не каракули какие. Вот, слушай. «Я, Боева Татьяна Викторовна, в трезвом уме и твердой памяти заявляю, что мной проведена огромная работа. Я выяснила, что неизвестным злостным преступником, прямо скажем, негодяем, был сильно избит Боев Вадим Николаевич. И совсем насмерть была уничтожена Софья Филипповна Рудина. Работа продолжается». – Татьяна тяжело вздохнула, будто только что и впрямь провела тяжкую работу. – Видала? Вот и думай. Конечно, я-то думать не стала, сразу за дело взялась, только у меня слабо получается, я же не сыскарь. И времени не хватает, я ведь работаю. Поэтому ты для меня сейчас – палочка-выручалочка. Мы с тобой здесь все перевернем! А то пока нас всех не передушат, никто и не пошевелится.
Зинаида приосанилась. В сыскном деле она считала себя матерым волком: раскрыла же одно преступление, а чем это хуже? И мозги у нее варят получше Татьяниных. И начальником по кадрам быть очень хочется, то есть менеджером. А там кто его знает, может, и ее в Англию возьмут, не одному же Игнатию Плюху по заграницам мотаться.
При воспоминании об Игнате губы у Зинаиды невольно растянулись в блаженную улыбку, а потом скорбно провалились вниз. Это ж надо – он на Нюрку клюнул! Нет, определенно надо себя загрузить новой работой!
– Татьяна! Я думаю, нам прямо сейчас надо отправиться на место преступления. Я имею в виду – в театр, – решительно поднялась она.
– Ты чего? Чаю обпилась? – чуть не подавилась Боева. – Кто тебя туда пустит, в театр-то? Сегодня же суббота! А у нас, если показов нет, никого по субботам в театр не пускают, таково распоряжение Ивской.
– Слушай, а чего тут думать? – вдруг сообразила Зинаида. – Может, сама Ивская все и творит? Убивает, избивает…
– Ой, ну ты совсем… – обиделась за начальницу Татьяна. – Да на фига ей такое надо?! Знаешь, она у нас какая, Елена Сергеевна! Да она… Она мухи не обидит!! Она – святой человек, чтоб ты знала! Нет, надо же такое выдумать! Ты вот людей не знаешь, а еще судить берешься!
– А я тебе говорю, самые коварные преступники – как раз те, на которых никто подумать не может. Вот ты вспомни: мы когда в ресторане работали, на меня кто-нибудь мог подумать, что я личной водкой торгую?
– Зин, чего ты к стеллажу приклеилась? Пойдем, я тебе такую строманту покажу! Правда, красавица? Потом дам отросточек. А в спальне у меня такой антуриум – сдохнешь! А еще стрелеция! Она пока еще не цветет, но уже собирается. У нее такие цветы… Как птичьи головы, представь!
Зинаида вяло пялилась на зеленые листья и все больше глазела по сторонам. И чего, спрашивается, сдыхать от каких-то веточек, если она прямо сейчас готова скончаться от одной Танькиной кровати – огромной, с маленькими деревянными ангелочками по углам. А еще такой же торшер. И книги… Можно подумать, Танька читать умеет! Зинаида немедленно одернула себя – негоже так откровенно завидовать, может быть, и у нее когда-нибудь появится полка с книгами и ангелочки с кроватью! А Боева не унималась и тащила гостью в следующую комнату.
– Подожди, ты еще самую красоту не видела! В Вадькиной комнате у меня орхидея! Цветет, представляешь?!
Зинаида послушно вошла за хозяйкой в Вадькину комнату и будто споткнулась – на широкой кровати лежал ее недавний знакомый. Теперь она могла хорошо его разглядеть. Все лицо у парня было желтоватым от сплошного застарелого синяка, волосы теперь торчали не драными клочьями, а были коротко подстрижены, и сквозь них виднелись ссадины. Сейчас Вадим лежал в мужской пижаме и ничем не напоминал жуткое существо в джинсах и коротеньком девичьем платье, которое она видела памятной ночью в овраге.
– Вадик… – проблеяла Зинаида. – Ты меня не помнишь?
Парень присмотрелся, но потом только неопределенно пожал плечами.
Возле него уже порхала мать. Татьяна теперь не щебетала, а заботливо поправляла подушку под головой паренька.
– Вадь, ты киселька попьешь? Хочешь йогурта? Я твой любимый купила, с ананасом… Нет? Вадик, это тетя Зина, мы с ней теперь работаем. Это она тебя нашла, и если бы не она…
– Здрассть, – просипел парень и что-то прошептал матери на ухо.
Татьяна тут же унеслась из комнаты, а Зинаида не могла оторваться от лица паренька.
– Представляешь, – вспомнила она. – Я машину хотела поймать, руку подняла, а на меня бык выскочил. Прям не бык, а маньяк какой-то! Откуда он взялся, до сих пор не могу понять. Я от него как рванула, а потом я споткнулась и прямо на тебя свалилась. Знаешь, когда ты меня за ногу ухватил, я подумала: если это снова бык, поймаю и прям говядину из него сделаю, ну сколько бегать-то!
– И как? Поймали? – с трудом разлепил губы парень.
– Кого? Быка? Да где там, удрал.
Вадим медленно покачал головой:
– Машину… поймали?
– Машину? – оторопела Зинаида. – А зачем мне машина? Меня твоя мама довезла. Нам же по пути в город было! Вадик, а… а почему на тебе такой странный наряд был? – не утерпела Зинаида.
Парень метнулся глазами, потом немного скривился:
– Не знаю я, не помню… – И откинулся на подушку. А к сыну уже спешила Татьяна с дымящейся кружкой, от которой шел травяной пар. Парень потянулся за кружкой, и на худой руке перед глазами Зинаиды мелькнула надпись «Я не та…». Дальше прочитать она не успела.
– Вадик, а это что у вас? – еле проговорила она, тыча в руку.
Парень поспешно убрал руку и насупился.
– Вадя, покажи тете руку. Да не эту, а ту, которая исписана! – немедленно встряла Татьяна. – Это же тетя Зина! Не забывай, если бы не она… Кстати, Вадик, а что, если тебе на плече потом так вот красивенько татуировочку сделать: «Не забуду тетю Зину!»
– Мам… – беспомощно протянул Вадим.
– Ну уж, Тань, ты вообще… – не выдержала даже Зинаида.
– Ладно, ладно, не надо. А руку покажи!
Она даже сама подскочила к сыну, задрала ему рукав повыше и зычно прочитала:
– «Я не такая!» Видала, Зин, какие сволочи! Ну, ничего-ничего… Ваденька, а ты спи, спи, не переживай. Скоро на тебе все заживет, спи, сынок.
Татьяна еще раз поправила подушку и повела гостью из комнаты в кухню.
Зинаида заторможенно прошла следом и уселась за стол. Кухня у Татьяны тоже поражала удобством и современностью, но теперь Зинаида этого не видела, перед глазами так и стояло измученное лицо паренька.
– Вот, видела? – появилась через некоторое время в дверях Татьяна. – Видела, что с сыном сделали? Я ж тебе говорю: странные вещи у нас творятся. Потому я и взялась разобраться, кто так наглеет. Милиция, правда, обещала найти хулиганов, да у них же и без нас дел полно, а я за Вадьку не хочу прощать негодяев. Правда, у меня никакого опыта…
– Что с ним случилось? – кивнула в сторону комнаты Зинаида.
– Ой, Зин… – Татьяна уселась напротив подруги, налила чаю и принялась объяснять: – Да что тут случилось… Вадька из института домой в шесть приходит, а тут жду, жду его, а его все нет. Уже и семь часов, и восемь, и десять… А потом ты позвонила.
– Таня, а откуда у него надпись такая? – спросила Зинаида. – Я что-то не припомню, чтобы там, когда я его нашла, у него руки исписаны были.
– Да были, ты не видела просто, – устало отмахнулась Боева.
– А что он сам говорит? Кто к нему подходил? С чего все началось-то?
– Да ничего он не помнит! Зин, мне кажется…
Горестную речь хозяйки прервал телефонный звонок.
– Да! – подняла она трубку.
Вероятно, тот, кто звонил, планировал говорить долго, потому что Татьяна воздела глаза к потолку и пальцем, будто пистолетом, ткнула себя в висок. Говорящий этого не видел, поэтому беседу не прекращал.
– Тань, ты соври что-нибудь культурное, – зашипела Зинаида, у которой уже кончалось терпение. – Соври, что к тебе муж приехал, говорить не можешь.
Татьяна так и сделала:
– Слышь, Коля! Иди к черту! Ну, надоел, честное слово! Будут деньги – заходи! – рявкнула она и бросила трубку.
– Что ты так грубо с человеком?
– Да какой там человек? Это мой бывший, отец Вадькин! – отмахнулась Татьяна. – Представь, когда с Вадькой такое случилось, он позвонил, я ему кричу: врача хорошего найди! Я-то реву, ясное дело, а он только: «А может, Вадику яблочки купить?» Ну скажи, на кой черт Вадьке яблочки, если у него вся челюсть разворочена? Я, ты знаешь, готова была эти яблочки ему…
– Тань, подожди, ты говорила, что тебе что-то кажется, – перевела разговор Зинаида.
Татьяна вмиг остыла, задумалась, а потом поделилась соображениями:
– Мне кажется, тут наш театр замешан. Ты же видела надпись: «Я не такая!» А наш театр так и называется, чего думать-то? Понимаешь, Вадька у меня паренек смышленый, соображает, прямо как калькулятор, честное слово. Он учится в институте на экономиста и, между прочим, повышенную стипендию получает. У нас ведь театр большой, а бухгалтером только Хорь, которую ты вчера видела. Она, конечно, баба умная, но и работы у нее – выше крыши. Короче, не успевает она со всеми делами справляться. А я возьми да и ляпни ей про Вадьку. В общем, села на него Хорь прям верхом! Сначала одно попросила сделать, потом другое, а теперь и вовсе – чуть что, звонит и даже не просит, а перед фактом ставит: к такому-то числу надо то-то и так-то. И хоть бы копейку заплатила, ведьма! А Вадька у меня интеллигентный такой уродился – сама не знаю, в кого пошел? – за нее работу делает, а она деньги огребает. Ой, чего ж ты чай-то не пьешь? Давай я тебе конфеток подложу…
Зинаиде расхотелось чаю. Какое тут чаепитие, когда такие тонкости про будущих коллег выплывают!
– Тогда тем более зачем убирать такого замечательного да еще и дармового работника? – не согласилась Зинаида.
– Ага, дармового! – вытаращилась Татьяна. – Я ж тебе рассказываю… В последний раз Хорь снова Вадьку загрузила, а я сказала Ивской, мол, сколько же можно парня за финансового негра держать? Устраивайте его хоть на полставки, все равно он на вас каждый месяц исправно пашет. Ивская серьезно вроде к моим словам отнеслась, обещала подумать, а через два дня на Вадьку и напали. Сама же видела! Мы с ним в больницу ездили, но там сказали, что страшного ничего нет, я его и забрала. Дома оно всегда лучше…
Татьяна поднялась, налила в красивый стаканчик киселя и понесла парню.
– Таня, так, может, Вадьку просто хулиганы поймали? – спросила Зинаида, когда подруга вернулась.
– Может, и хулиганы, но только они, когда его битами били, приговаривали, что театр ему боком выйдет, если только сунется туда устраиваться. Это единственное, что он помнит. А переодели его в тряпье уродливое, думаешь, так просто? У нас ведь всякие накладки делают, чтобы, скажем, кривизну спины не так заметно было, и прочие премудрости… И надпись не то маркером, не то еще какой дрянью вывели. Я хотела смыть, но у Вадьки такие боли… Ладно, потом все равно отмою, если надо, и ацетоном ототру.
Зинаида не знала, что и сказать, молча брякала ложечкой в чашке. Чай уже совсем остыл и пить его не хотелось. Татьяна крутилась возле плиты, на которой кипели какие-то кастрюльки с запаренными травками и шипели на сковороде котлеты.
– Да у нас бы, может, и не тряслись так… Ну, подумаешь – Вадька! Это для меня он сын единственный, а им кто? Только тут и вовсе страшная вещь случилась, – продолжала Татьяна, оторвавшись от кулинарии. – Еще в прошлом месяце пришло нам приглашение из Англии… Даже не нам, и не приглашение. Англичане предложили Ивской подписать контракт на три года, чтобы она приехала к ним, поработала, поделилась опытом и подобный театр устроила у них там. Естественно, большими деньгами заманивали. Только пригласили не весь театр, а одну Елену Сергеевну. Правда, разрешили модельера взять – Агапову. Елена сразу лоб давай морщить – как бы ей и театр не бросить, и выгоду не упустить. А возле нее все наша модель крутится – Софья Филипповна. Сама уже старушка, а еще и швеей работала. Старушка старушкой, но во все дыры так и лезла. И тут она твердила: «Еленочка Сергеевна! Даже и не вздумайте отказать! Езжайте одна! Чего за собой этот горб тащить?» Это она про нас, что мы, мол, горб! А сама маленькая такая, карлик почти. Она у нас моду для низкорослых показывала. Так ее девчонки чуть не разорвали. Сама же понимаешь: кому в Англию не хочется…
– Ты к чему мне про какую-то Софью рассказываешь, Тань? Мы же про Вадика говорили…
Татьяна сложила по-старушечьи руки в замок и страшно выпучила глаза:
– А к тому! Софья крутилась, крутилась, Елена тогда только отмахнулась. А на следующей неделе Софья Филипповна опять ее подзуживать стала: не слушайте никого, езжайте! И десять дней назад того… сгорела в собственном доме.
– Ого… – опешила Зинаида. Потом проморгалась и сообразила: – Вообще-то, здесь и совпадение может быть, чего уж ты…
– Ага, совпадение! – взвилась Татьяна. – У Софьи, между прочим, тоже на руке написали «Я не такая!», понятно?! И еще одно. Директриса-то наша по совместительству психолог, так вот она с нами, с сотрудниками, беседы постоянно проводит – анкеты всякие заполняем, на тесты отвечаем. Все ей хочется чудо-коллектив состряпать. Недавно она выясняла, кто чего боится. Так вот, Софья, оказывается, больше всего пожара боялась. Даже спички никогда не покупала, только электроплитой пользовалась. Так что с пожаром тем совсем ничего не понятно. Софья Филипповна у дочки часто ночевать оставалась. И в тот вечер Софья, так дочь говорила, тоже осталась. Пришла с работы, к швейной машинке села, все чин-чинарем. Они поужинали, фильм какой-то по телевизору посмотрели и спать отправились, каждая в свою комнату. А утром дочь будят (ее, кстати, Валентиной зовут) и сообщают, что матушка благополучно скончалась. Да не где-нибудь, а в своем собственном доме. А дом тот, между прочим, на другом конце города. Ну и скажи, зачем старушке понадобилось дожидаться, пока дочь уснет, чтобы ехать среди ночи к черту на кулички, на собственную погибель? И не звонил ей никто, дочка бы слышала.
– А может, ее дочка и того… убила? По каким-то своим меркантильным соображениям? – предположила Зинаида.
Татьяна энергично замотала головой:
– Не-а. Я спрашивала, она говорит, что не убивала.
– А милиция что говорит? – поинтересовалась Зина.
– В милиции говорят, что Софью сначала придушили. Представляешь?
Татьяна поцокала языком и пригорюнилась. Зинаида сначала тоже решила запечалиться, но потом вдруг уставилась на Боеву цепким взглядом.
– Слушай, Татьяна, а ты откуда знаешь такие подробности? Прям и милиция тебе все рассказала, и дочь нечаянно проболталась, да еще с подробностями!
Татьяна возмущено вспрыгнула со стула:
– Ни фига себе нечаянно! Я ж тебе говорю – я по этому делу работаю! Даже и папку завела! Подожди-ка…
Боева унеслась куда-то в комнату, и вскоре оттуда послышался такой шум, будто опрокинулся шкаф со всей библиотекой. Может, так оно и было, но через минуту Татьяна стояла перед подругой и прижимала к груди тощую красную папку.
– Вот, смотри, видишь? «Де-ло»! Это я написала.
На папке и в самом деле красовалась надпись, выведенная от руки.
– Дай посмотреть.
– Ага, дай ей! – отступила на шаг Татьяна, еще крепче прижимая папку. – Сейчас сама почитаю, это ж документы, а не каракули какие. Вот, слушай. «Я, Боева Татьяна Викторовна, в трезвом уме и твердой памяти заявляю, что мной проведена огромная работа. Я выяснила, что неизвестным злостным преступником, прямо скажем, негодяем, был сильно избит Боев Вадим Николаевич. И совсем насмерть была уничтожена Софья Филипповна Рудина. Работа продолжается». – Татьяна тяжело вздохнула, будто только что и впрямь провела тяжкую работу. – Видала? Вот и думай. Конечно, я-то думать не стала, сразу за дело взялась, только у меня слабо получается, я же не сыскарь. И времени не хватает, я ведь работаю. Поэтому ты для меня сейчас – палочка-выручалочка. Мы с тобой здесь все перевернем! А то пока нас всех не передушат, никто и не пошевелится.
Зинаида приосанилась. В сыскном деле она считала себя матерым волком: раскрыла же одно преступление, а чем это хуже? И мозги у нее варят получше Татьяниных. И начальником по кадрам быть очень хочется, то есть менеджером. А там кто его знает, может, и ее в Англию возьмут, не одному же Игнатию Плюху по заграницам мотаться.
При воспоминании об Игнате губы у Зинаиды невольно растянулись в блаженную улыбку, а потом скорбно провалились вниз. Это ж надо – он на Нюрку клюнул! Нет, определенно надо себя загрузить новой работой!
– Татьяна! Я думаю, нам прямо сейчас надо отправиться на место преступления. Я имею в виду – в театр, – решительно поднялась она.
– Ты чего? Чаю обпилась? – чуть не подавилась Боева. – Кто тебя туда пустит, в театр-то? Сегодня же суббота! А у нас, если показов нет, никого по субботам в театр не пускают, таково распоряжение Ивской.
– Слушай, а чего тут думать? – вдруг сообразила Зинаида. – Может, сама Ивская все и творит? Убивает, избивает…
– Ой, ну ты совсем… – обиделась за начальницу Татьяна. – Да на фига ей такое надо?! Знаешь, она у нас какая, Елена Сергеевна! Да она… Она мухи не обидит!! Она – святой человек, чтоб ты знала! Нет, надо же такое выдумать! Ты вот людей не знаешь, а еще судить берешься!
– А я тебе говорю, самые коварные преступники – как раз те, на которых никто подумать не может. Вот ты вспомни: мы когда в ресторане работали, на меня кто-нибудь мог подумать, что я личной водкой торгую?