Страница:
– Ничего удивительного, сейчас дома многоэтажные, в одном подъезде целую деревню можно расселить, где же тут всех узнаешь! И захочешь, да не получится.
– А вот и неправда! Просто каждый из нас так собой занят, что на других уже не остается ни сил, ни времени, ни желания.
– А если этот каждый и не хочет, чтобы кто-то лез в его сложности?
– Такого по природе человеческой быть не должно, это противоестественно. Каждый человек в своей жизни должен кому-то помочь, кто-то поможет ему. Не может быть, чтобы искренняя помощь была не нужна, чтобы было наплевать на доброе отношение, сочувствие, сопереживание. Мы ведь люди! – убежденно говорила соседка, потом, видимо спохватившись, что для первого знакомства беседа получилась слишком нравоучительной, игриво сощурила глаза. – Вот я заметила – вы взяли то же, что и я, а что, если не секрет, собираетесь готовить? Хотите, помогу советом?
– Хочу, – охотно согласился Женька. – Только если не очень сложно, а то мы просто останемся без ужина.
Девушка подробно рассказывала, как соорудить мясное рагу, а Женька добросовестно пытался запомнить, в какой последовательности куда чего бросать.
Неподалеку засигналила машина, и собеседница заторопилась.
– До встречи, – попрощалась Ира и легко, несмотря на сумки, порхнула к автомобилю.
– Женька! – крикнули из детской песочницы.
– Ты чего голосишь, круглоголовый?
– А ты в школу не собираешься, что ли? С дамочками воркуешь. Опаздываешь ведь, между прочим.
– Фу ты, черт, точно! А сам-то не сильно торопишься, я смотрю. Не пойдешь, что ли?
– У нас с Севычем здесь свидание, чтоб ты знал, – отряхивая брюки, поднялся Вовчик. – Он в прошлый раз после уроков по ошибке вместо своего пакета мой взял, а у меня там деньги.
– И чего ты испугался? Севка никогда не возьмет.
– Кого не возьмет! Он уже взял! – взорвался Вовка. – Сразу же и сообщил: «Хорош зажиматься. Мы на эти деньги после следующей вечернухи устроим небольшой бухучет. Пивка попьем. Ты, – говорит, – у нас из порядочной семьи, с голоду не помрешь, значит, спонсором будешь». Ты чего, Севку не знаешь? А ты куда сейчас? Может, и правда – посидим, отдохнем? Ты вон какой загруженный, опять с сумками. Слушай, а чего ты на Дашке не женишься? Хорошая же девка. Заноза, конечно, но лучше заноза в руках, чем журавль в облаках.
– Иди уж, сват! – усмехнулся Захаров. – Дожидайся своего Севку. А с пивом я сегодня пролетаю. В другой раз.
Вовка обреченно вздохнул и поплелся обратно в песочницу.
У Женьки снова кошки заскребли на сердце. Тянут его во все стороны, тянут… Вот и девчонка эта, соседка, пыталась в душу влезть с разговорами, теперь Вовчик какое-то культурное мероприятие отрабатывает. И с Дашей уже достал! Можно подумать, Женька сам ее не звал! Раньше говорил почти при каждой встрече, а теперь… А теперь он боится. Это ведь только ребята забыли про убийство, живут, как жили. А Женька-то разве сможет забыть? Теперь и по сторонам оглядывается, и в лифт старается сесть только один, и на людей косится. За Татьяну переживает, за Дашу беспокоится.
Потому что ходит этот убийца еще на свободе, и кто знает, что там у него намечено.
Подонок! У Женьки сурово нахмурились брови. Ладно, проехали. Вот поставим Танюху на ноги, а потом. А потом можно и пожить. Женька оглянулся на песочницу и с удивлением подумал – неужели совсем недавно он был таким же беззаботным, как этот кругленький Вовчик?
Сразу после того, как Захаров скрылся в подъезде, неизвестно откуда к Вовке подскочил Севка.
– Ну что, уломал? – кинулся он к другу.
– Как же, его уломаешь! Ходит со своими авоськами, больше ни о чем и думать не хочет. Зря только полтора часа в этой песочнице как пень просидел.
– Правильно говоришь. Пень и есть, – недовольно буркнул Севка. – Это я дурак, надо было самому с ним поговорить, я бы его уломал.
– Да-а! Ты же у нас крутой мачо, – язвительно подкусил Вовчик, направляясь к школе.
– Попрошу не выражаться! – буркнул Севка. – Торопись в науку, опоздаем, оратор.
Татьяна захлопнула дверь и спустилась этажом ниже. Прислонясь к стене, она задумалась. Еще немного, и ее начнет ломать, а боли Танька не выносила. Конечно, вылечиться ей очень хотелось, уж не настолько дура, чтобы не видеть, какой стала, и не знать, что ее ждет в ближайшем будущем. Однако терпеть пытки отравленного организма было выше ее сил. Через неделю они с Женькой приедут в отдаленное селение, где располагается Центр освобождения от наркозависимости. Брат просил потерпеть, она знала, что пересилить себя надо, и еще знала, что не сможет. Да и фиг с ним, в конце концов. Вот начнут лечить, тогда и будет терпеть, а пока кому нужен этот героизм. Так, глядишь, не дотянешь и до Центра – от ломок загнешься.
Танька одернула куртку. Без денег, в долг можно было затариться только в школьной мастерской, если не попадаться на глаза Михаилу. Был там свой человечек, который выручал таких же бедолаг и не наезжал, если долг вовремя не вернешь, и к Таньке он относился с пониманием. Только что-то мешало девчонке лишний раз туда наведываться. Зудел, наверное, вопрос, с чего бы это добрый дядя так печется о наркоманах, что даже деньги его не беспокоят, а может, еще что? Но сегодня думать об этом не хотелось. Да Татьяна бы и не додумалась все равно, в какую паутину влезла.
Михаил Алексеевич, устроившись в вечернюю школу, развернул кипучую деятельность. Он тут же создал мастерскую, где не просто табуретки гвоздями заколачивали, а мастерскую по ремонту автомашин. Сам он разбирался в этом не слишком, зато пригласил умельца – автослесаря, которого соблазнил свободной зарплатой – сколько заработал, столько и получил. Рядом с машинами толкались ученики, которые по возможности выполняли несложную работу и вознаграждались скромным заработком. Старания трудовика вскоре были замечены директором школы. Молодящаяся Галина Дмитриевна нашла в этом подвижном, сильном сорокалетнем мужчине ценителя своей женственности. Михаил не разрушал ее иллюзий и не гневался особенно, когда по школе поползли слухи об их тайной связи. Вся эта несложная система помогала Дворневу вершить свои более серьезные дела. Танька несказанно удивилась, если бы узнала, что именно по настоянию Михаила Алексеевича, этого правильного и справедливого педагога, ей беспрепятственно дадут в долг любую дозу. К Тане Захаровой Дворнев не сразу отнесся с должным вниманием. Ну прибегает деваха за всякой дурью, кого этим удивишь! Мать и брат положительные, дело гиблое. Да и квартиры с каждым днем даются все сложней, все плотней стена законности. А тут засветился некий беспроигрышный вариантец с парнишкой-сиротой, до Захаровых ли! Правда, и от себя Таньку не гнал, сидящий на игле – это всегда тоненький денежный ручеек. Ситуация резко изменилась после смерти Ирины Николаевны. В голове Дворнева замелькали всевозможные пути подхода к крупногабаритной трехкомнатной захаровской квартире. Ну а пока суть да дело, девчонку прочно держали на крючке.
Танька бежала в мастерскую. Там можно было достать все искомое, а еще именно там она находила очередного спонсора среди клиентов, которые пригоняли в починку своих железных любимцев. Не каждый владелец был так же щепетилен в женском вопросе, как в водительском. В мастерской четверо парнишек облепили серую «Волгу», Дворнев же разговаривал на улице с видным брюнетом, пригнавшим сверкающую иномарку. Танька прошмыгнула к измазанным работникам.
– Трудяжки, привет! Дергача никто не видел?
– Достали уже со своим Дергачом, – ворчал невысокий парнишка с востренькими птичьими глазками. – Из-за вас прикроют эту шарашку, а нам опять скитаться!
– Ладно, не бубни, – миролюбиво оборвала его Татьяна, – ковыряйся лучше в машине, глядишь, гайку золотую отыщешь, вот радости будет! Так где Дергач?
– Да он у Витьки, в пятой квартире, сказал, что минут через сорок нарисуется.
Так, это было даже лучше. Для чего Дергач бегал к Витьке, знали все. Это было своего рода паролем для желающих уколоться, там же оказывались услуги любого рода. Человеку новому адреса не давали, и, даже узнав его, попасть в квартиру можно было только лицам проверенным.
Попрощавшись с ребятами, Танька опять обратила внимание на смазливого мужичка с иномаркой. «Вот бы такой дружочек поддержал бедную Танюшу материально», – мелькнула у Татьяны мысль, и особой походочкой она направилась к владельцу блестящей красавицы.
Расставшись с семейством Брутичей, Саша подумала, что домой забежать не успеет, мысленно извинилась перед Баксом и зашагала в школу. Через полчаса начиналось заседание клуба. Около школы стояли парни и девчонки, болтали, смеялись, некоторые стояли парами. Парами… Сегодня она встретила Сергея Сергеевича у Брутича, он прошел мимо нее, как мимо кухонного комбайна. «Не загоревшись, страсть потухла!» – усмехнулась Александра. Отгоняя неприятные мысли, она тряхнула головой и начала наводить порядок на столе. Минут через двадцать в кабинет потянулись ребята. Шумно заходили, рассаживались, двигали стулья. Пришел Санька Кротов и деловито пробормотал:
– Я вот подумал, может, в журнале заметку о Женькиной матери дать, я и фотографии сделал. – Он вытащил из пакета внушительную стопку.
– Ты прав, старик. Юль, напишешь?
– Я напишу, – бормотала девушка, разглядывая фотографии.
Александра взяла в руки снимки. Печальные кадры, горькое Женькино лицо…
– Ребята, я была у следователя, – тихо сообщила она. – Дело ведет Линчук Аркадий Юрьевич. Поэтому все ваши сомнения напрасны, над этим делом работают.
– Над каким? – вроде бы и не слушая, невинно полюбопытствовал Севка.
– Как это – над каким?!
– Какой номер? Если дело завели, оно значится под определенным номером, вот я и спрашиваю, под каким номером? Вам вообще-то номер сказали? – не успокаивался Севка.
Александра растерянно молчала. Черт, ну откуда она должна знать все эти криминальные тонкости!
– Сева, я все равно туда еще наведаюсь, тогда и номер уточню.
– А вы так и будете следственный отдел посещать? Тогда на вас саму что-нибудь повесят, шпионаж например, – предостерегла Юлька, но Александра ее не слышала. Откуда у них эта фотография? Это лишь короткое мгновение, когда Сергей открывал дверцу машины возле дома Женьки, и он увез Аришку в зал игровых автоматов, а она забежала к Захаровым. Несколько секунд, а дотошный Кротов поймал. Но странно даже не это. Если бы не застенчивость, Александра увеличила бы это фото и поставила на самое видное место. Она вышла как никогда удачно: устремленная вперед, тоненькая, беззащитная, с огромными печальными глазами, а рядом Сергей. Он смотрел на нее, и самая большая странность была в том, как он смотрел. В его взгляде было столько горечи и… да, и теплоты! Неужели он может так на кого-то смотреть? Но ведь здесь ясно видно – может, и не на кого-то, а на нее, на Сашу.
– Александра Михайловна! Очнитесь! А эту фотографию, – Севка жеманно указал на кадр в ее руках, и голос его стал тихим и вкрадчивым, – мы поместим в рубрику «Зачем ты в наш колхоз приехал?».
– Точно! – подхватила Оксанка Щукина, охочая до сердечных приключений. – А поэтесса Инночка свет Капустина присочинит что-нибудь в стиле «Голова ушла в туман, на меня напал роман».
– Ага! Причем роман с большой буквы.
– Охальники! – отшучивалась Александра. – Сладко вам видеть меня старой девой, да?
– Ну что вы! – возражал Вовочка. – Вы у нас далеко не старая и уж, конечно, не…
– Молчать! Семенов, побереги свои бородатые фразы для более молодых и прекрасных дам. – Саша совершенно не умела сохранять серьезность в подобных ситуациях. – Фотографию я у вас конфискую и дискуссию считаю закрытой. Я понимаю, тема любви очень притягательна, но у нас с вами сегодня столько дел! Во-первых, Вова, что у тебя с математикой? Почему постоянные конфликты с Верой Степановной?
– Это не конфликт, а моя точка зрения, – не соглашался парень.
– Вова, математика – наука точная, и разных точек зрения там быть не может. Сделай выводы. И в конце концов, ты – мужчина, а она – уставшая пожилая женщина…
– Вот я примерно это ей и сказал и сделал вывод, что ей пора на заслуженный отдых, на что она непедагогично разразилась бранью. Но из уважения к вам я завтра извинюсь и скажу: «Вера Степановна, какой вам, на фиг, отдых, на вас еще пахать и пахать!»
– Прекрати! – Александра строго прервала Семенова, неуважение к старшим она никогда не поощряла. Ребята об уроках докладывали неохотно, вяло, по всей видимости, к учебникам тянуло далеко не всех. Зато рубрики журнала обсуждали живо, с искренним интересом.
Уже поздно вечером Саша распрощалась со своей неутомимой творческой группой. Ее провожали Юлька Красикова и Саша Кротов. Юлька, как всегда, задирала нос, фыркала, Санька же со взрослой снисходительностью наблюдал наивные выпады женского кокетства.
– Александра Михайловна, а почему вы такая умненькая, фигурка у вас неплохая, одеваетесь со вкусом – и до сих пор одна? – по-детски бестактно лезла в душу Юлька.
– Уж лучше быть одной, чем вместе с кем попало, – тут же отреагировал Кротов. – Это не я сказал, а один умный товарищ.
– Понятно, ты-то чего умного скажешь?
– Понимаешь, Юля, – лукаво глянула на нее Александра, – я вот тоже все время думаю, и какого им рожна надо? И красавица, и разумница, и петь-рисовать… Ан, видимо, не судьба кого-то собой осчастливить.
– Ну а этот-то, с фотографии, чего? Не берет? – сочувственно тянула жилы девчонка. – Так вы сами его в загс тащите! От них дождешься! Вы у нас больно робкая, нельзя так.
Крушинская вспомнила, как ее предупреждали, что дети – народ непростой, на контакт идут трудно, и улыбнулась. Послушали бы они, какие контакты завязывают эти детки, над какими проблемами головы ломают. Конечно, это у Александры в клубе ребята интересные, раскованные, с ними ей по-настоящему интересно. Такие в школе далеко не все. Те, другие, в клубы не ходят, им там неинтересно, да и вообще, интересно ли хоть где-то?
– Ой, Александра Михайловна, а у вас в окне свет горит! – встрепенулась Юля. – Вас кто-нибудь ждет?
– Если свет, значит, ждут! – и Александра помахала ребятам рукой.
Дома ее ждал стол, традиционно уставленный продуктовым изобилием. В центральном углу крохотной кухни восседал Игорь – давнишняя жилетка для всякого рода жалоб трех подруг. Началось их знакомство с того, что семнадцать лет назад Игорь со всей молодой страстью влюбился в Сашу Крушинскую, а та по неопытности вместо сердечного возлюбленного сделала из него общего друга, затем Игорь незаметно так же страстно полюбил Олю, а уж потом и Валерию. По Лерке он сох дольше обычного, но у той была учеба, приезжала она домой редко, а потом было уже поздно – ветреница выскочила замуж за Грига. Если называть вещи своими именами, то Григ был обыкновенным Гришей, но простецкое дедовское имя так не вязалось с тонким, аристократичным обликом парня, что молодая жена стала звать его исключительно на свой манер.
– Вы же понимаете, – объясняла она, – Станислав – Стас, Владислав – Влад, а Григорий – Григ, это же так естественно!
И действительно, со временем это стало естественно для всех. Игорь же вскоре женился, затем развелся и вернулся к прежним подружкам веселым балагуром, готовым выслушать все их жалобы на черствость мужей, на высокие цены и на то, «как мне надоела кухня». Он приезжал всегда неожиданно, собирал всех троих на Санькиной кухне и забрасывал их подарками. Одним таким подарком, например, стал Бакс – Сашин любимец.
Сейчас вокруг старого друга хлопотала Оля. Она уже напоила его кофе и, похоже, даже чем-то более крепким, потому что бутылка шампанского была наполовину пуста. Бакс вышел в коридор и терпеливо ждал, пока хозяйка разденется, возьмет его на руки и почешет шейку.
– Крушинская! – кричал из кухни гость. – Ты сейчас с работы или с рандеву?
– Игореша, солнышко, у меня вся работа – сплошное рандеву.
– Оль, а ты мне говоришь, что Александра в школе работает. Сань, да отпусти ты зверя!
Бакс серебристым воротником лежал на груди хозяйки и щурил янтарные глаза.
– Игорь, кота не трожь, это святое, – предупредила Ольга. – Шур, начнешь с кофе или сразу с шампанского?
– Начну с кофе, им и закончу. – Саша затянулась сигаретой, прихлебывая из маленькой чашечки, она щурилась так же, как Бася. – А куда Валерку дели?
– Мы специально без нее сегодня, ты что, забыла? – Ольга удивленно вскинула брови. – У нее же день рождения, вон у тебя и приглашение на стенке стоит.
– Ох, точно. А чего это она не в субботу? Все-таки пятница – рабочий день, – вздохнула Александра, представив себя на празднике подруги после трудовой вахты.
– Женщина должна быть готова к приятностям в любой день недели, запиши где-нибудь, – возразила Ольга. – Конечно, стихов ты Лерочке не написала, забыла, да? Признавайся.
– И номеров для нашей с Олюшкой самодеятельности тоже? – закусывал розовым окороком Игорь.
– Не плачьте, напишу, – успокоила хозяйка. – Ольга опять же будет зайчиком, она исполнит частушки в честь именинницы и выдаст па с морковками, а тебя загримируем под верблюда, ты притащишь Лерке наши дары.
– Его лучше не гримировать, – глянув на Игоря, посоветовала Ольга. – Он так больше на двугорбого похож.
– Ага, – согласился тот, – добро украшать – только портить. Кстати, посмотри, Сань, что мы подарим.
– Мы – это и я тоже?
– Ну а как же! – Игорь доставал бархатную коробочку. Под крышечкой сверкало маленькое изящное колечко с крохотным бриллиантиком.
– Ну нет, ребята, я такого не могла купить. Обеспеченность не та.
– Могла, могла, – закивала Оля. – С тебя двести.
– Всего? – От удивления у Саньки из рук плюхнулся на пол кусочек рыбины, которую она прилаживала на бутерброд. – Это нечестно.
– Все нормально – от каждого по возможности – Лерочке по потребности, – объяснял Игорь, – не швыряйся рыбой. Это ты у школьников нахваталась, чуть что – рыбой об пол?
– Кстати, как там твои переростки? Утряслось с парнишкой-то?
– Это ты про Женьку? А с ним ничего, сильный мужичок, а в остальном… Это такая беда, что ничем не утрясешь.
– Барышни, вы про кого? – Игорь разливал шампанское, не обращая внимания на протесты хозяйки.
– В Сашином классе у одного паренька мать застрелили.
– Да, этим сейчас никого не удивишь. Вчера поминки, завтра дни рождения. А вообще, беспредел, конечно, но давайте о приятном.
– Подожди, Игорь, понимаешь, – Санька разволновалась, – меня потрясло даже не само убийство, хотя здесь много странного, меня удивляет дико, что ко всему этому отношение такое… Ну, знаешь… убили, да и ладно, хорошо, что не меня. Молодежь даже не верит, что преступника будут хотя бы искать! Заметь, не найдут, а даже искать! А это значит, что угодно твори – все с рук сойдет. А ведь наша школа не совсем простая.
– О, господи! Саня, чего тебя так пробрало? Ну нам что, поговорить не о чем? – Игорька начинала утомлять беседа о неизвестных героях.
– Вот так мы и отмахиваемся, – устало бормотала Крушинская.
– Да никто не отмахивается, но что ты предлагаешь? Бежать в милицию и кричать, что надо хорошо работать?
– А я и бегала.
– Зачем? – не поняла Ольга.
– Кричала, что надо хорошо работать.
– Святая простота, представляю, что тебе там сказали! – Игорь только помотал головой. – Крушинская, ну почему ты не вышла за меня? Я бы адаптировал тебя к нашей пошлой действительности.
Сашка улыбнулась. Из своей сумочки достала фотографию и протянула ее друзьям:
– Как я вам здесь?
– Ты прекрасна, спору нет… Ох, ну и глаза у нашего Сереженьки! – Ольга разглядывала фото. – Я и не знала, что у него в запасе и такие взгляды имеются. Но ты, подруга, выводов не делай. Говорят, сыновей любит своих по-сумасшедшему, да и змея очковая, которая женой называется, от себя не отпустит.
– А жаль, – задумчиво проговорил Игорь, – красивая пара. Он тебе нравится, что ли, Крушинская?
– Да я просто фотографию вам показала.
– Куда уж проще, – пробормотала Оля, – но ты забудь.
– Все, забыла, – безрадостно улыбнулась Санька. Они еще долго сидели на кухне. Игорь рассказывал про свою новую подружку, Саша про учеников, Оля про свою уже такую взрослую дочь. Саша смеялась и шутила, но настроение разбилось о фразу «сыновей любит… змея от себя не отпустит».
Дарина извивалась в танце. Стонущая музыка подсказывала ей каждое движение. Но сегодня все было не так, как обычно, не было в танце откровения, влечения, и Дарина это чувствовала. Причиной был немигающий взгляд из глубины зала. В сущности, девушка давно не замечала лиц, глаз, слащавых улыбок. Она уходила в себя, в танце же выплескивала всю тоску, все слезы бессонных ночей, все желание играющей плоти. Среди сидящих за столами вряд ли кто-то мог подумать, что эта зовущая гетера имела в своей жизни только одного мужчину. Банальная любовная история закончилась для него вместе с окончанием курортной путевки, Даша же лишилась дома, родителей, друзей, подруг и веры в искренние чувства.
Она презирала себя, и сама мысль о постельной сцене казалась ей грязной и отвратительной. Взгляд же этого высокого крепкого брюнета внес сумятицу в ее чувства. Странный посетитель приходил в клуб вот уже неделю подряд, неизменно садился за один и тот же стол в углу зала и впивался в нее глазами. Когда Дарину сменяли другие артистки, он расплачивался и уходил.
Сейчас он опять не сводил с нее глаз. Впервые Дарине стало противно изгибаться под чужими похотливыми взглядами, ей стало стыдно сдергивать с себя крохотные полоски кружевного белья, она казалась себе грязной шлюхой.
Закончив выступление, Даша зашла в душевую кабину и стала с остервенением тереть себя пушистой мочалкой. Вышла, накинула коротенький халатик и молча застыла в кресле. Она больше не хотела работать никогда, она просто не могла себя заставить. А как жить дальше? Кто бы ее послушал, тут же надавал бы кучу советов – на завод! В цех!
Еще бы устроиться на этот завод. Только на такой, где деньги платят, а не обещаниями расплачиваются. Своего ребенка она должна кормить, а не рассказывать сказки про то, что у дяденьки директора денежки нет. Как правило, не дяденькины детки сухари грызут, а тех бедолаг, кто в этих самых цехах трудится. И куда идти?
Даша стала медленно одеваться. У черного входа ждал Женька. Устало пошла ему навстречу.
– Даш, ты такая измученная сегодня. Устала? – Захаров всегда подмечал даже малейший оттенок ее настроения.
– Надоело мне все.
Женька, насупившись, молчал. Даша подставила лицо под летящие с неба снежинки. На улице было тихо и светло от выпавшего снега, но ей хотелось скорее домой.
– Жень, ты не встречай меня после работы. Нас по домам микроавтобус развозит, а мы с тобой пешком идем. Шагать-то до дома дай бог сколько, а я и так весь вечер на ногах.
Парень пристально посмотрел на подругу:
– Ты и правда устаешь, не беспокойся, я не буду приходить сюда.
Всю дорогу Даше не давал покоя вопрос – как мог случайный посетитель так изменить ее настроение? Сколько она слышала за спиной злобного шипения соседок, знала, как о ней думали все, кто знал о ее работе, а уж какими словами поносили в школе… Только ленивый не плевал ей вслед, но Даше нужны были деньги, чтобы прокормить, прилично одеть сына, ей нужно было накопить на квартиру, поэтому она терпела и, казалось, привыкла. А что же сегодня? Она злилась на этого серьезного, взрослого человека, но сквозь злость пробивалось неуютное чувство стыда.
– Все, Даша, пока, – прервал у подъезда ее мысли Женька и, не дожидаясь, пока она ответит, зашагал к своему дому. Даша его не останавливала.
Женька быстро шел по ночной улице. В его доме не было света. Глупо было бы надеяться, что Татьяна спит, ее снова нет. А ведь осталось совсем немного. Ком обиды подкатился к горлу. Ее даже не интересовало, где он взял деньги на лечение, чего ему стоило отпроситься на работе, чтобы проводить сестру до места, ей надо было продержаться чуть-чуть, а она… Все одно к одному. Эта сегодняшняя встреча с Дашей только добавила боли. Еще совсем недавно при виде его глаза ее радостно вспыхивали, а теперь в них была лишь усталость. Женя и Даша были друзьями около двух лет. Он до сих пор помнит, как увидел худую, испуганную девчонку с прогулочной коляской, которая мялась возле школьного входа. Ей надо было забрать какие-то учебники, а малыш спал, не хотелось его будить, и оставлять в коляске было страшно. Женька предложил покараулить дитенка, а потом помог молодой мамаше добраться до дома. А потом уже, когда увидел ее в своем классе, стал оберегать, помогать, если получалось. Только с ним Даша могла чисто и весело хохотать, запрокидывая голову, только ему она рассказывала про первые достижения сына, только Женьке она рассказывала о всех работниках ночного клуба, да что говорить. Первое время в школе чего только ни трепали про них, потом поуспокоились, а узнав получше характер Даши, и вовсе примолкли, хотя были уверены, что этот дружеский союз непременно перерастет в брачный. Женька и сам мечтал о том времени, когда сможет назвать Дашу своей женой, не раз представлял себя вместе с ней, наедине, чтобы целовать, носить на руках, укладывать в просторную постель и будить ее по утрам… Этого никогда не будет! Он понял это не сегодня. Все последние дни Даша была другой. Это была не усталость, не плохое настроение, это была Даша другая, которую Женька не знал и которой был не нужен.
– А вот и неправда! Просто каждый из нас так собой занят, что на других уже не остается ни сил, ни времени, ни желания.
– А если этот каждый и не хочет, чтобы кто-то лез в его сложности?
– Такого по природе человеческой быть не должно, это противоестественно. Каждый человек в своей жизни должен кому-то помочь, кто-то поможет ему. Не может быть, чтобы искренняя помощь была не нужна, чтобы было наплевать на доброе отношение, сочувствие, сопереживание. Мы ведь люди! – убежденно говорила соседка, потом, видимо спохватившись, что для первого знакомства беседа получилась слишком нравоучительной, игриво сощурила глаза. – Вот я заметила – вы взяли то же, что и я, а что, если не секрет, собираетесь готовить? Хотите, помогу советом?
– Хочу, – охотно согласился Женька. – Только если не очень сложно, а то мы просто останемся без ужина.
Девушка подробно рассказывала, как соорудить мясное рагу, а Женька добросовестно пытался запомнить, в какой последовательности куда чего бросать.
Неподалеку засигналила машина, и собеседница заторопилась.
– До встречи, – попрощалась Ира и легко, несмотря на сумки, порхнула к автомобилю.
– Женька! – крикнули из детской песочницы.
– Ты чего голосишь, круглоголовый?
– А ты в школу не собираешься, что ли? С дамочками воркуешь. Опаздываешь ведь, между прочим.
– Фу ты, черт, точно! А сам-то не сильно торопишься, я смотрю. Не пойдешь, что ли?
– У нас с Севычем здесь свидание, чтоб ты знал, – отряхивая брюки, поднялся Вовчик. – Он в прошлый раз после уроков по ошибке вместо своего пакета мой взял, а у меня там деньги.
– И чего ты испугался? Севка никогда не возьмет.
– Кого не возьмет! Он уже взял! – взорвался Вовка. – Сразу же и сообщил: «Хорош зажиматься. Мы на эти деньги после следующей вечернухи устроим небольшой бухучет. Пивка попьем. Ты, – говорит, – у нас из порядочной семьи, с голоду не помрешь, значит, спонсором будешь». Ты чего, Севку не знаешь? А ты куда сейчас? Может, и правда – посидим, отдохнем? Ты вон какой загруженный, опять с сумками. Слушай, а чего ты на Дашке не женишься? Хорошая же девка. Заноза, конечно, но лучше заноза в руках, чем журавль в облаках.
– Иди уж, сват! – усмехнулся Захаров. – Дожидайся своего Севку. А с пивом я сегодня пролетаю. В другой раз.
Вовка обреченно вздохнул и поплелся обратно в песочницу.
У Женьки снова кошки заскребли на сердце. Тянут его во все стороны, тянут… Вот и девчонка эта, соседка, пыталась в душу влезть с разговорами, теперь Вовчик какое-то культурное мероприятие отрабатывает. И с Дашей уже достал! Можно подумать, Женька сам ее не звал! Раньше говорил почти при каждой встрече, а теперь… А теперь он боится. Это ведь только ребята забыли про убийство, живут, как жили. А Женька-то разве сможет забыть? Теперь и по сторонам оглядывается, и в лифт старается сесть только один, и на людей косится. За Татьяну переживает, за Дашу беспокоится.
Потому что ходит этот убийца еще на свободе, и кто знает, что там у него намечено.
Подонок! У Женьки сурово нахмурились брови. Ладно, проехали. Вот поставим Танюху на ноги, а потом. А потом можно и пожить. Женька оглянулся на песочницу и с удивлением подумал – неужели совсем недавно он был таким же беззаботным, как этот кругленький Вовчик?
Сразу после того, как Захаров скрылся в подъезде, неизвестно откуда к Вовке подскочил Севка.
– Ну что, уломал? – кинулся он к другу.
– Как же, его уломаешь! Ходит со своими авоськами, больше ни о чем и думать не хочет. Зря только полтора часа в этой песочнице как пень просидел.
– Правильно говоришь. Пень и есть, – недовольно буркнул Севка. – Это я дурак, надо было самому с ним поговорить, я бы его уломал.
– Да-а! Ты же у нас крутой мачо, – язвительно подкусил Вовчик, направляясь к школе.
– Попрошу не выражаться! – буркнул Севка. – Торопись в науку, опоздаем, оратор.
Татьяна захлопнула дверь и спустилась этажом ниже. Прислонясь к стене, она задумалась. Еще немного, и ее начнет ломать, а боли Танька не выносила. Конечно, вылечиться ей очень хотелось, уж не настолько дура, чтобы не видеть, какой стала, и не знать, что ее ждет в ближайшем будущем. Однако терпеть пытки отравленного организма было выше ее сил. Через неделю они с Женькой приедут в отдаленное селение, где располагается Центр освобождения от наркозависимости. Брат просил потерпеть, она знала, что пересилить себя надо, и еще знала, что не сможет. Да и фиг с ним, в конце концов. Вот начнут лечить, тогда и будет терпеть, а пока кому нужен этот героизм. Так, глядишь, не дотянешь и до Центра – от ломок загнешься.
Танька одернула куртку. Без денег, в долг можно было затариться только в школьной мастерской, если не попадаться на глаза Михаилу. Был там свой человечек, который выручал таких же бедолаг и не наезжал, если долг вовремя не вернешь, и к Таньке он относился с пониманием. Только что-то мешало девчонке лишний раз туда наведываться. Зудел, наверное, вопрос, с чего бы это добрый дядя так печется о наркоманах, что даже деньги его не беспокоят, а может, еще что? Но сегодня думать об этом не хотелось. Да Татьяна бы и не додумалась все равно, в какую паутину влезла.
Михаил Алексеевич, устроившись в вечернюю школу, развернул кипучую деятельность. Он тут же создал мастерскую, где не просто табуретки гвоздями заколачивали, а мастерскую по ремонту автомашин. Сам он разбирался в этом не слишком, зато пригласил умельца – автослесаря, которого соблазнил свободной зарплатой – сколько заработал, столько и получил. Рядом с машинами толкались ученики, которые по возможности выполняли несложную работу и вознаграждались скромным заработком. Старания трудовика вскоре были замечены директором школы. Молодящаяся Галина Дмитриевна нашла в этом подвижном, сильном сорокалетнем мужчине ценителя своей женственности. Михаил не разрушал ее иллюзий и не гневался особенно, когда по школе поползли слухи об их тайной связи. Вся эта несложная система помогала Дворневу вершить свои более серьезные дела. Танька несказанно удивилась, если бы узнала, что именно по настоянию Михаила Алексеевича, этого правильного и справедливого педагога, ей беспрепятственно дадут в долг любую дозу. К Тане Захаровой Дворнев не сразу отнесся с должным вниманием. Ну прибегает деваха за всякой дурью, кого этим удивишь! Мать и брат положительные, дело гиблое. Да и квартиры с каждым днем даются все сложней, все плотней стена законности. А тут засветился некий беспроигрышный вариантец с парнишкой-сиротой, до Захаровых ли! Правда, и от себя Таньку не гнал, сидящий на игле – это всегда тоненький денежный ручеек. Ситуация резко изменилась после смерти Ирины Николаевны. В голове Дворнева замелькали всевозможные пути подхода к крупногабаритной трехкомнатной захаровской квартире. Ну а пока суть да дело, девчонку прочно держали на крючке.
Танька бежала в мастерскую. Там можно было достать все искомое, а еще именно там она находила очередного спонсора среди клиентов, которые пригоняли в починку своих железных любимцев. Не каждый владелец был так же щепетилен в женском вопросе, как в водительском. В мастерской четверо парнишек облепили серую «Волгу», Дворнев же разговаривал на улице с видным брюнетом, пригнавшим сверкающую иномарку. Танька прошмыгнула к измазанным работникам.
– Трудяжки, привет! Дергача никто не видел?
– Достали уже со своим Дергачом, – ворчал невысокий парнишка с востренькими птичьими глазками. – Из-за вас прикроют эту шарашку, а нам опять скитаться!
– Ладно, не бубни, – миролюбиво оборвала его Татьяна, – ковыряйся лучше в машине, глядишь, гайку золотую отыщешь, вот радости будет! Так где Дергач?
– Да он у Витьки, в пятой квартире, сказал, что минут через сорок нарисуется.
Так, это было даже лучше. Для чего Дергач бегал к Витьке, знали все. Это было своего рода паролем для желающих уколоться, там же оказывались услуги любого рода. Человеку новому адреса не давали, и, даже узнав его, попасть в квартиру можно было только лицам проверенным.
Попрощавшись с ребятами, Танька опять обратила внимание на смазливого мужичка с иномаркой. «Вот бы такой дружочек поддержал бедную Танюшу материально», – мелькнула у Татьяны мысль, и особой походочкой она направилась к владельцу блестящей красавицы.
Расставшись с семейством Брутичей, Саша подумала, что домой забежать не успеет, мысленно извинилась перед Баксом и зашагала в школу. Через полчаса начиналось заседание клуба. Около школы стояли парни и девчонки, болтали, смеялись, некоторые стояли парами. Парами… Сегодня она встретила Сергея Сергеевича у Брутича, он прошел мимо нее, как мимо кухонного комбайна. «Не загоревшись, страсть потухла!» – усмехнулась Александра. Отгоняя неприятные мысли, она тряхнула головой и начала наводить порядок на столе. Минут через двадцать в кабинет потянулись ребята. Шумно заходили, рассаживались, двигали стулья. Пришел Санька Кротов и деловито пробормотал:
– Я вот подумал, может, в журнале заметку о Женькиной матери дать, я и фотографии сделал. – Он вытащил из пакета внушительную стопку.
– Ты прав, старик. Юль, напишешь?
– Я напишу, – бормотала девушка, разглядывая фотографии.
Александра взяла в руки снимки. Печальные кадры, горькое Женькино лицо…
– Ребята, я была у следователя, – тихо сообщила она. – Дело ведет Линчук Аркадий Юрьевич. Поэтому все ваши сомнения напрасны, над этим делом работают.
– Над каким? – вроде бы и не слушая, невинно полюбопытствовал Севка.
– Как это – над каким?!
– Какой номер? Если дело завели, оно значится под определенным номером, вот я и спрашиваю, под каким номером? Вам вообще-то номер сказали? – не успокаивался Севка.
Александра растерянно молчала. Черт, ну откуда она должна знать все эти криминальные тонкости!
– Сева, я все равно туда еще наведаюсь, тогда и номер уточню.
– А вы так и будете следственный отдел посещать? Тогда на вас саму что-нибудь повесят, шпионаж например, – предостерегла Юлька, но Александра ее не слышала. Откуда у них эта фотография? Это лишь короткое мгновение, когда Сергей открывал дверцу машины возле дома Женьки, и он увез Аришку в зал игровых автоматов, а она забежала к Захаровым. Несколько секунд, а дотошный Кротов поймал. Но странно даже не это. Если бы не застенчивость, Александра увеличила бы это фото и поставила на самое видное место. Она вышла как никогда удачно: устремленная вперед, тоненькая, беззащитная, с огромными печальными глазами, а рядом Сергей. Он смотрел на нее, и самая большая странность была в том, как он смотрел. В его взгляде было столько горечи и… да, и теплоты! Неужели он может так на кого-то смотреть? Но ведь здесь ясно видно – может, и не на кого-то, а на нее, на Сашу.
– Александра Михайловна! Очнитесь! А эту фотографию, – Севка жеманно указал на кадр в ее руках, и голос его стал тихим и вкрадчивым, – мы поместим в рубрику «Зачем ты в наш колхоз приехал?».
– Точно! – подхватила Оксанка Щукина, охочая до сердечных приключений. – А поэтесса Инночка свет Капустина присочинит что-нибудь в стиле «Голова ушла в туман, на меня напал роман».
– Ага! Причем роман с большой буквы.
– Охальники! – отшучивалась Александра. – Сладко вам видеть меня старой девой, да?
– Ну что вы! – возражал Вовочка. – Вы у нас далеко не старая и уж, конечно, не…
– Молчать! Семенов, побереги свои бородатые фразы для более молодых и прекрасных дам. – Саша совершенно не умела сохранять серьезность в подобных ситуациях. – Фотографию я у вас конфискую и дискуссию считаю закрытой. Я понимаю, тема любви очень притягательна, но у нас с вами сегодня столько дел! Во-первых, Вова, что у тебя с математикой? Почему постоянные конфликты с Верой Степановной?
– Это не конфликт, а моя точка зрения, – не соглашался парень.
– Вова, математика – наука точная, и разных точек зрения там быть не может. Сделай выводы. И в конце концов, ты – мужчина, а она – уставшая пожилая женщина…
– Вот я примерно это ей и сказал и сделал вывод, что ей пора на заслуженный отдых, на что она непедагогично разразилась бранью. Но из уважения к вам я завтра извинюсь и скажу: «Вера Степановна, какой вам, на фиг, отдых, на вас еще пахать и пахать!»
– Прекрати! – Александра строго прервала Семенова, неуважение к старшим она никогда не поощряла. Ребята об уроках докладывали неохотно, вяло, по всей видимости, к учебникам тянуло далеко не всех. Зато рубрики журнала обсуждали живо, с искренним интересом.
Уже поздно вечером Саша распрощалась со своей неутомимой творческой группой. Ее провожали Юлька Красикова и Саша Кротов. Юлька, как всегда, задирала нос, фыркала, Санька же со взрослой снисходительностью наблюдал наивные выпады женского кокетства.
– Александра Михайловна, а почему вы такая умненькая, фигурка у вас неплохая, одеваетесь со вкусом – и до сих пор одна? – по-детски бестактно лезла в душу Юлька.
– Уж лучше быть одной, чем вместе с кем попало, – тут же отреагировал Кротов. – Это не я сказал, а один умный товарищ.
– Понятно, ты-то чего умного скажешь?
– Понимаешь, Юля, – лукаво глянула на нее Александра, – я вот тоже все время думаю, и какого им рожна надо? И красавица, и разумница, и петь-рисовать… Ан, видимо, не судьба кого-то собой осчастливить.
– Ну а этот-то, с фотографии, чего? Не берет? – сочувственно тянула жилы девчонка. – Так вы сами его в загс тащите! От них дождешься! Вы у нас больно робкая, нельзя так.
Крушинская вспомнила, как ее предупреждали, что дети – народ непростой, на контакт идут трудно, и улыбнулась. Послушали бы они, какие контакты завязывают эти детки, над какими проблемами головы ломают. Конечно, это у Александры в клубе ребята интересные, раскованные, с ними ей по-настоящему интересно. Такие в школе далеко не все. Те, другие, в клубы не ходят, им там неинтересно, да и вообще, интересно ли хоть где-то?
– Ой, Александра Михайловна, а у вас в окне свет горит! – встрепенулась Юля. – Вас кто-нибудь ждет?
– Если свет, значит, ждут! – и Александра помахала ребятам рукой.
Дома ее ждал стол, традиционно уставленный продуктовым изобилием. В центральном углу крохотной кухни восседал Игорь – давнишняя жилетка для всякого рода жалоб трех подруг. Началось их знакомство с того, что семнадцать лет назад Игорь со всей молодой страстью влюбился в Сашу Крушинскую, а та по неопытности вместо сердечного возлюбленного сделала из него общего друга, затем Игорь незаметно так же страстно полюбил Олю, а уж потом и Валерию. По Лерке он сох дольше обычного, но у той была учеба, приезжала она домой редко, а потом было уже поздно – ветреница выскочила замуж за Грига. Если называть вещи своими именами, то Григ был обыкновенным Гришей, но простецкое дедовское имя так не вязалось с тонким, аристократичным обликом парня, что молодая жена стала звать его исключительно на свой манер.
– Вы же понимаете, – объясняла она, – Станислав – Стас, Владислав – Влад, а Григорий – Григ, это же так естественно!
И действительно, со временем это стало естественно для всех. Игорь же вскоре женился, затем развелся и вернулся к прежним подружкам веселым балагуром, готовым выслушать все их жалобы на черствость мужей, на высокие цены и на то, «как мне надоела кухня». Он приезжал всегда неожиданно, собирал всех троих на Санькиной кухне и забрасывал их подарками. Одним таким подарком, например, стал Бакс – Сашин любимец.
Сейчас вокруг старого друга хлопотала Оля. Она уже напоила его кофе и, похоже, даже чем-то более крепким, потому что бутылка шампанского была наполовину пуста. Бакс вышел в коридор и терпеливо ждал, пока хозяйка разденется, возьмет его на руки и почешет шейку.
– Крушинская! – кричал из кухни гость. – Ты сейчас с работы или с рандеву?
– Игореша, солнышко, у меня вся работа – сплошное рандеву.
– Оль, а ты мне говоришь, что Александра в школе работает. Сань, да отпусти ты зверя!
Бакс серебристым воротником лежал на груди хозяйки и щурил янтарные глаза.
– Игорь, кота не трожь, это святое, – предупредила Ольга. – Шур, начнешь с кофе или сразу с шампанского?
– Начну с кофе, им и закончу. – Саша затянулась сигаретой, прихлебывая из маленькой чашечки, она щурилась так же, как Бася. – А куда Валерку дели?
– Мы специально без нее сегодня, ты что, забыла? – Ольга удивленно вскинула брови. – У нее же день рождения, вон у тебя и приглашение на стенке стоит.
– Ох, точно. А чего это она не в субботу? Все-таки пятница – рабочий день, – вздохнула Александра, представив себя на празднике подруги после трудовой вахты.
– Женщина должна быть готова к приятностям в любой день недели, запиши где-нибудь, – возразила Ольга. – Конечно, стихов ты Лерочке не написала, забыла, да? Признавайся.
– И номеров для нашей с Олюшкой самодеятельности тоже? – закусывал розовым окороком Игорь.
– Не плачьте, напишу, – успокоила хозяйка. – Ольга опять же будет зайчиком, она исполнит частушки в честь именинницы и выдаст па с морковками, а тебя загримируем под верблюда, ты притащишь Лерке наши дары.
– Его лучше не гримировать, – глянув на Игоря, посоветовала Ольга. – Он так больше на двугорбого похож.
– Ага, – согласился тот, – добро украшать – только портить. Кстати, посмотри, Сань, что мы подарим.
– Мы – это и я тоже?
– Ну а как же! – Игорь доставал бархатную коробочку. Под крышечкой сверкало маленькое изящное колечко с крохотным бриллиантиком.
– Ну нет, ребята, я такого не могла купить. Обеспеченность не та.
– Могла, могла, – закивала Оля. – С тебя двести.
– Всего? – От удивления у Саньки из рук плюхнулся на пол кусочек рыбины, которую она прилаживала на бутерброд. – Это нечестно.
– Все нормально – от каждого по возможности – Лерочке по потребности, – объяснял Игорь, – не швыряйся рыбой. Это ты у школьников нахваталась, чуть что – рыбой об пол?
– Кстати, как там твои переростки? Утряслось с парнишкой-то?
– Это ты про Женьку? А с ним ничего, сильный мужичок, а в остальном… Это такая беда, что ничем не утрясешь.
– Барышни, вы про кого? – Игорь разливал шампанское, не обращая внимания на протесты хозяйки.
– В Сашином классе у одного паренька мать застрелили.
– Да, этим сейчас никого не удивишь. Вчера поминки, завтра дни рождения. А вообще, беспредел, конечно, но давайте о приятном.
– Подожди, Игорь, понимаешь, – Санька разволновалась, – меня потрясло даже не само убийство, хотя здесь много странного, меня удивляет дико, что ко всему этому отношение такое… Ну, знаешь… убили, да и ладно, хорошо, что не меня. Молодежь даже не верит, что преступника будут хотя бы искать! Заметь, не найдут, а даже искать! А это значит, что угодно твори – все с рук сойдет. А ведь наша школа не совсем простая.
– О, господи! Саня, чего тебя так пробрало? Ну нам что, поговорить не о чем? – Игорька начинала утомлять беседа о неизвестных героях.
– Вот так мы и отмахиваемся, – устало бормотала Крушинская.
– Да никто не отмахивается, но что ты предлагаешь? Бежать в милицию и кричать, что надо хорошо работать?
– А я и бегала.
– Зачем? – не поняла Ольга.
– Кричала, что надо хорошо работать.
– Святая простота, представляю, что тебе там сказали! – Игорь только помотал головой. – Крушинская, ну почему ты не вышла за меня? Я бы адаптировал тебя к нашей пошлой действительности.
Сашка улыбнулась. Из своей сумочки достала фотографию и протянула ее друзьям:
– Как я вам здесь?
– Ты прекрасна, спору нет… Ох, ну и глаза у нашего Сереженьки! – Ольга разглядывала фото. – Я и не знала, что у него в запасе и такие взгляды имеются. Но ты, подруга, выводов не делай. Говорят, сыновей любит своих по-сумасшедшему, да и змея очковая, которая женой называется, от себя не отпустит.
– А жаль, – задумчиво проговорил Игорь, – красивая пара. Он тебе нравится, что ли, Крушинская?
– Да я просто фотографию вам показала.
– Куда уж проще, – пробормотала Оля, – но ты забудь.
– Все, забыла, – безрадостно улыбнулась Санька. Они еще долго сидели на кухне. Игорь рассказывал про свою новую подружку, Саша про учеников, Оля про свою уже такую взрослую дочь. Саша смеялась и шутила, но настроение разбилось о фразу «сыновей любит… змея от себя не отпустит».
Дарина извивалась в танце. Стонущая музыка подсказывала ей каждое движение. Но сегодня все было не так, как обычно, не было в танце откровения, влечения, и Дарина это чувствовала. Причиной был немигающий взгляд из глубины зала. В сущности, девушка давно не замечала лиц, глаз, слащавых улыбок. Она уходила в себя, в танце же выплескивала всю тоску, все слезы бессонных ночей, все желание играющей плоти. Среди сидящих за столами вряд ли кто-то мог подумать, что эта зовущая гетера имела в своей жизни только одного мужчину. Банальная любовная история закончилась для него вместе с окончанием курортной путевки, Даша же лишилась дома, родителей, друзей, подруг и веры в искренние чувства.
Она презирала себя, и сама мысль о постельной сцене казалась ей грязной и отвратительной. Взгляд же этого высокого крепкого брюнета внес сумятицу в ее чувства. Странный посетитель приходил в клуб вот уже неделю подряд, неизменно садился за один и тот же стол в углу зала и впивался в нее глазами. Когда Дарину сменяли другие артистки, он расплачивался и уходил.
Сейчас он опять не сводил с нее глаз. Впервые Дарине стало противно изгибаться под чужими похотливыми взглядами, ей стало стыдно сдергивать с себя крохотные полоски кружевного белья, она казалась себе грязной шлюхой.
Закончив выступление, Даша зашла в душевую кабину и стала с остервенением тереть себя пушистой мочалкой. Вышла, накинула коротенький халатик и молча застыла в кресле. Она больше не хотела работать никогда, она просто не могла себя заставить. А как жить дальше? Кто бы ее послушал, тут же надавал бы кучу советов – на завод! В цех!
Еще бы устроиться на этот завод. Только на такой, где деньги платят, а не обещаниями расплачиваются. Своего ребенка она должна кормить, а не рассказывать сказки про то, что у дяденьки директора денежки нет. Как правило, не дяденькины детки сухари грызут, а тех бедолаг, кто в этих самых цехах трудится. И куда идти?
Даша стала медленно одеваться. У черного входа ждал Женька. Устало пошла ему навстречу.
– Даш, ты такая измученная сегодня. Устала? – Захаров всегда подмечал даже малейший оттенок ее настроения.
– Надоело мне все.
Женька, насупившись, молчал. Даша подставила лицо под летящие с неба снежинки. На улице было тихо и светло от выпавшего снега, но ей хотелось скорее домой.
– Жень, ты не встречай меня после работы. Нас по домам микроавтобус развозит, а мы с тобой пешком идем. Шагать-то до дома дай бог сколько, а я и так весь вечер на ногах.
Парень пристально посмотрел на подругу:
– Ты и правда устаешь, не беспокойся, я не буду приходить сюда.
Всю дорогу Даше не давал покоя вопрос – как мог случайный посетитель так изменить ее настроение? Сколько она слышала за спиной злобного шипения соседок, знала, как о ней думали все, кто знал о ее работе, а уж какими словами поносили в школе… Только ленивый не плевал ей вслед, но Даше нужны были деньги, чтобы прокормить, прилично одеть сына, ей нужно было накопить на квартиру, поэтому она терпела и, казалось, привыкла. А что же сегодня? Она злилась на этого серьезного, взрослого человека, но сквозь злость пробивалось неуютное чувство стыда.
– Все, Даша, пока, – прервал у подъезда ее мысли Женька и, не дожидаясь, пока она ответит, зашагал к своему дому. Даша его не останавливала.
Женька быстро шел по ночной улице. В его доме не было света. Глупо было бы надеяться, что Татьяна спит, ее снова нет. А ведь осталось совсем немного. Ком обиды подкатился к горлу. Ее даже не интересовало, где он взял деньги на лечение, чего ему стоило отпроситься на работе, чтобы проводить сестру до места, ей надо было продержаться чуть-чуть, а она… Все одно к одному. Эта сегодняшняя встреча с Дашей только добавила боли. Еще совсем недавно при виде его глаза ее радостно вспыхивали, а теперь в них была лишь усталость. Женя и Даша были друзьями около двух лет. Он до сих пор помнит, как увидел худую, испуганную девчонку с прогулочной коляской, которая мялась возле школьного входа. Ей надо было забрать какие-то учебники, а малыш спал, не хотелось его будить, и оставлять в коляске было страшно. Женька предложил покараулить дитенка, а потом помог молодой мамаше добраться до дома. А потом уже, когда увидел ее в своем классе, стал оберегать, помогать, если получалось. Только с ним Даша могла чисто и весело хохотать, запрокидывая голову, только ему она рассказывала про первые достижения сына, только Женьке она рассказывала о всех работниках ночного клуба, да что говорить. Первое время в школе чего только ни трепали про них, потом поуспокоились, а узнав получше характер Даши, и вовсе примолкли, хотя были уверены, что этот дружеский союз непременно перерастет в брачный. Женька и сам мечтал о том времени, когда сможет назвать Дашу своей женой, не раз представлял себя вместе с ней, наедине, чтобы целовать, носить на руках, укладывать в просторную постель и будить ее по утрам… Этого никогда не будет! Он понял это не сегодня. Все последние дни Даша была другой. Это была не усталость, не плохое настроение, это была Даша другая, которую Женька не знал и которой был не нужен.