Южина Маргарита. Хомут да любовь

   – Какая картина? – не понял Соболь. – Да ты свихнулся с этими цветами! Чего есть будем?
   Но Кузьма еще ничего не приготовил – сам-то он с утра перекусил последним кусочком окорока, да еще салатик себе соорудил, а вот о хозяине не позаботился, подзабыл. А тот, оказывается, помнил про завтрак-то. Ну и пришлось срочно разбить три яйца да забалтывать Соболя последними новостями.
   – Так я и говорю! – уже кричал Кузьма с кухни. – В доме напротив, на первом этаже, где раньше был фотосалон, сейчас во все окно красуется твоя фотография. Ты в белом пуловере, помнишь, который ты сам себе брал? Ну вот, в нем и с цветами. Слушай, Эд, и чего ты все время с цветами светишься? Прямо как садовник какой! Миллион-миллион-миллион алых ро-о-о-оз!
   – Погоди ты выть! – прервал фальшивое пение Соболь. – Какая опять фотография? Чего мелешь-то?
   Кузьма даже высунул голову в комнату:
   – И ничего я не мелю! Сходи да посмотри! На первый этаж спустись, прямо напротив нашего дома! Не, главное – я же еще и мелю!
   Соболю идти никуда не хотелось, но уж больно непонятно было – откуда опять появилась эта его фотография. И зачем?! Реклама, что ли? Он никакого согласия на рекламу не давал! Что хотят, то и делают!
   – Готовь завтрак, я быстро, – уже в прихожей крикнул он Кузьме.
   – Хлеба купи!! – вдогонку ему крикнул бесстыжий помощник. – И масла сливочного!
   Какое там масло – в два прыжка Соболь оказался на улице. И точно!!! Во все окно фотосалона красовался огромный портрет самого Эдварда Соболя. Ну и, конечно же, с цветами, куда без них. Вот он, в белом свитере и с розами, как в журналах. Кстати, ему эта фотография очень нравилась, он даже выставил ее на страничке в «Одноклассниках», но... Но ведь не во все же окно!!
   Эдвард подошел ближе. Мать честная! Да это не фото, это огромный портрет. Масляными красками, или чем там... вот сейчас хорошо видно, когда ближе подойдешь... Ну надо же... И кто ж такой умелец? Нет, надо обязательно купить...
   – Здравствуйте, – вежливо обратился он к работнику салона. – А кто это у вас мой портрет выставил? Нельзя ли с ним переговорить?
   Парнишка возле стойки равнодушно пожал худенькими плечами и проронил:
   – Я тут ваще ничего не знаю, меня попросили постоять за Ленку, я и стою. А так я ваще аппаратом щелкаю.
   – А как бы узнать – кто эту красоту поставил?
   – Откуда я знаю! – лениво отвел глаза парнишка. – Че я-то сразу?
   – Да ниче! – потерял терпение Соболь. – Связаться с хозяином салона ты можешь?
   – Ну и могу, а че?
   – Так и свяжись! Да нет, ты лучше просто номер набери, а с ним я сам поговорю, шевелись давай.
   Парнишка недовольно оттопырил губу, но на большее не отважился.
   – Вадим Сергеич! – уже через секунду кричал он в трубку старенького телефона. – Тут к вам какой-то... в общем, спрашивают вас тут... Нате, говорите. Только недолго, мне позвонить должны.
   Соболь решил вопрос в течение двух минут, после чего протянул трубку парнишке:
   – Все. И ничего страшного, а ты боялся, – хмыкнул он и легкой походкой вышел из салона.
   Интересно получается. Некая неизвестная художница заплатила кругленькую сумму салону только за то, чтобы воспользоваться их окном. И ничего больше. Никаких рекламных слоганов, никаких побочных просьб. Окно сняла на месяц, но каждый вечер звонит и спрашивает про состояние портрета. Прямо интрига какая-то. Хорошо хоть эта мазилка оставила свой телефон. Тоже непонятно для каких нужд. Но сейчас он позвонит ей из дома и все выяснит. Даже настроение поднялось!
   – Черт, как домой-то не хочется. Стопудово Кузька опять яичницу подаст, – фыркнул Соболь и свернул в ближайшее кафе.
   Это кафе он знал – кормили там дорого, но вкусно, Эдварду нравилось. Немудрено, что он здесь был частым гостем, на Кузькиной еде долго бы не протянул.
   Официанточка в фартучке нежно-лимонного цвета яркой бабочкой порхнула к его столику.
   – Что будете заказывать? – заблестела она глазками на приятного посетителя.
   – Мне... да, в общем, все как всегда, и еще... посмотрите, пожалуйста, чтобы ко мне никто не садился, – улыбнулся ей Соболь.
   – Хорошо-о-о, – муркнула девчонка. – Будете обедать в гордом одиночестве.
   Соболь качнул головой и стал набирать номер неизвестной художницы.
   Трубку взяли сразу же – с первого гудка.
   – Да? – отрывисто прозвучало в ухо.
   – М-м-м... меня зовут Эдвард Соболь... – даже несколько растерялся он.
   – М-да? Что-то мне не верится... Вы уже пятый Соболь, который мне звонит.
   – Пятый Соболь? – растерялся Эдвард. – А чего это у нас так много пушнины развелось?.. Девушка, вы меня не поняли, меня зовут Эдвард Соболь...
   – А меня Ксения, я же не звоню каждому встречному из-за своего прекрасного имени.
   – Да, но я-то вас не рисовал! А вы меня... короче, мне бы хотелось с вами встретиться.
   – А как вы докажете, что вы – Соболь?
   Девица говорила без малейшего кокетства и даже, казалось, немного недовольно. Эдвард окончательно стушевался. Обычно его имя собеседнику говорило о многом. И о том, что в Москве целая стая «Соболей», он и не подозревал. Честно признаться, он думал, что портрет в окне – это работа какой-то очередной его талантливой поклонницы, которая таким образом решила привлечь его внимание. Ну и само собой – девица по всем канонам должна сидеть дома и с волнением ожидать, когда ей этот самый кумир позвонит. А тут вообще получается какая-то чертовщина. И он же что-то еще должен доказывать!!
   – М-м-м-м, понимаете... – снова начал он, неожиданно для самого себя – уж больно девица по телефону не была похожа на визжащую фанатку. – Я тут возле дома увидел свой портрет, ну и хотел бы... хотел бы его... И мне надо срочно с вами встретиться!
   Вот дурак-то! Ну что он делает? Он же прекрасно знает – с фанатками лучше один на один не встречаться! Им только улыбнись, а потом замучаешься доказывать, что это не ты отец ее семерых детишек!
   – Я даже не знаю, смогу ли я... – удивленно фыркнула девица. – И вообще вы такой... подозрительный, с чего это я к вам побегу?
   – Да с того, что вы написали меня маслом! – не выдержал Соболь. – И я хочу купить у вас эту картину!
   – Прекратите нести чушь! Я вас не знаю и никогда не писала. Маслом!
   – Короче! Сегодня! В семь вечера в кафе «Маргарита»! Или я сам лично приду и без всяких объяснений заберу этот... этот щит! – отчеканил он.
   – Да вы сумасшедший! – тихонько охнула незнакомка. – Не смейте трогать холст! Это искусство! Я его писала две недели! О`кей, я приду! Только учтите – я буду с милиционерами! И у меня... у меня будет с собой красная сумка.
 
   Эдвард заметил ее сразу. Она пришла одна, без милицейского патруля, и оказалась довольно приятной девушкой лет двадцати шести. Он уже был на месте и теперь следил, как она пробирается между столиками, прижимая к себе сумочку ярко-красного цвета. Девушка шарила глазами по залу и выглядела беззащитной и робкой. Эдвард помахал ей рукой, она его заметила и тут же надела на лицо непроницаемую маску.
   – Ксения, – сурово протянула она ему руку лодочкой.
   – Эдвард, – мотнул головой он. – Угощайтесь.
   Он рискнул и заказал блюда на свой вкус, и девочки уже даже принесли их, поэтому теперь он изображал гостеприимство.
   – Ну знаете... я вовсе не есть сюда пришла... – нервно ершилась Ксения. – Давайте лучше сразу выясним – зачем вы меня хотели видеть?
   – А вы и не догадываетесь, да? – лукаво прищурился Эдвард. – Две недели рисовали меня, как икону, на этот плакат – волосики, очочки черненькие, цветочки красненькие, даже свитерок мой во всех тонкостях изобразили, а теперь даже ума не приложите – и чего это я такой заинтересованный, да?
   Девушка вытянулась в струнку, покраснела и быстро заморгала:
   – Я в самом деле... да про что вы говорите-то? Какой плакат? С чего это я вас писать буду? Главное еще – свитерочек какой-то...
   – Короче, как я понял – либо вы не хотите признаваться, что рисовали меня, либо это и в самом деле не вы меня в фотосалоне выставили, – надоел этот неприятный разговор Соболю. – Тогда нам с вами и правда говорить не о чем, буду искать настоящую художницу. Потому что мне вовсе не хочется, чтобы моя... картина призывала людей сниматься в каком-то дешевом салоне!
   – Нет... погодите... Про какой это вы портрет говорите? Я и в самом деле выставила портрет в салоне, но... но рисовала вовсе не вас, а... а своего двоюродного брата, – скороговоркой протрещала девушка, окончательно покраснев. – И вовсе не за тем, чтобы кого-то куда-то призывать. Просто... просто мы давно потеряли с ним связь, и... и я таким образом решила его найти. И его тоже зовут Эдвард Соболь. Мне мама сказала, что он живет в Москве. Но... я не думаю, что это вы. Нет, я даже уверена, что вы вовсе никакой мне не брат!
   – Да я, в общем-то, и не набиваюсь... – пожал плечами Соболь. – Только сразу вам говорю – на картине я.
   Девушка проглотила ком в горле, потом отчаянно потянулась к фужеру, выпила вино одним залпом и сообщила:
   – Я – дочка вашей тетки... ее тетей Люсей зовут. Мне мама давно говорила – надо найти брата, чего ж ты одна... в смысле без брата! А у нашей родни как раз имеется сын... как вашу маму зовут?
   – Ирина Федоровна... – автоматически ответил Соболь.
   – Вот! Мама мне так и сказала: у моей сестренки Ирочки есть сын – Эдик... Погодите, а как вас зовут, вы говорили?
   – Меня не Эдиком зовут, – набычился Соболь. – Меня зовут Эдвард.
   – Да что вы! – охнула Ксения, будто бы только что услышала это имя, будто бы он не представлялся ей уже раз десять. – Вас – Эдвардом? Так это же... это же Эдик и есть! Так вы... С ума сойти! Получается, что вы мой брат? Да ни за что не поверю!
   – Я тоже, – согласился Соболь, вытащил телефон и стал набирать номер матери. – Мам!.. Да ничего не случилось... нет, все нормально. Я знаешь чего спросить хочу – у нас в родне никаких Ксений не было?.. Ксения! Ей лет двадцать восемь – двадцать семь...
   – Двадцать шесть! – влезла девица. – И спросите про тетю Люсю! Про Люсю спросите! Была в родне такая? Это моя мама!
   – Мам! У нас Люся была в родне?.. Да нет, той примерно... ну она уже твоего возраста... Мам! Алло!! Ну чертова связь!.. Мама! Я тебя про Люсю спрашиваю!.. Да? А у нее дочь была? Ну хоть у какой-то? Да? Ага... понятно... Ну все, мам, я перезвоню. Пока.
   – Ну и чего? Была? – тихо торжествовала Ксения, по разговору она поняла, что какая-то Люся среди родни отыскалась.
   – Да кто его знает. Мама сказала, что у нас даже две тети Люси и одна тетя Люба. Только у них вроде сыновья. И им уже по полтиннику лет-то.
   – Ну правильно! – вытаращилась Ксения. – Потому что у меня одни братья, а мамочка сказала, что родила меня очень поздно. Я у них с отцом запоздалая какая-то вышла.
   – Братья? – окончательно запутался Эдвард. – Но... ты же говорила, что хочешь найти меня, потому что одна! И никаких братьев-сестер нет!
   – Ну... а вы считаете, что если моему брату пятьдесят лет, так он мне друг, товарищ и брат? Да он же... он скорее уже второй папа! А мне так одиноко без родной кровинки... молодого возраста. Хотя... Я вовсе не собираюсь тащить вас к себе в родню! И вообще! Вы еще не доказали, что вы и есть мой брат, понятно?! Тем более что я в Москве по справочному искала, а там этих Соболей!!! И что же мне, всех их к себе в братья записывать? А между прочим, портрет только один, я его с фотографии писала... мамочка фотографию нашла братика, вот я и... написала... в полный рост... чтобы, так сказать, сразу по всем приметам отыскать. А вы говорите, что вы мне брат!.. Наверное, просто хотите портрет купить, да и все...
   – Ну и хорошо! И хочу купить! Продавайте мне этот портрет, и дело с концом. Чего мы спорим-то? – вытаращился Соболь.
   – Продава-а-ать? – округлила глаза Ксения. – Ну знаете... я родней не торгую! И потом... как же я братца найду? Вы же... вы же мне не брат... или...
   – Да и не надо! Я не набиваюсь к вам в родственники! А портрет... да черт с ним, в конце концов! Но только чтобы завтра же его там не было! Я тоже своей мордой не торгую! – вышел из себя Соболь.
   Ксения как-то сразу сникла, заморгала и обреченно махнула рукой:
   – Да ладно... чего уж там. Я вам подарю этот портрет. Сама сниму и... И какая разница, брат вы там или сват, правда же? Если вам понравилось... что ж...
   – Да нет, я ведь и заплатить могу, – успокоил ее Соболь. – Вы только скажите – сколько это стоит. Я ж никогда с живописью не сталкивался, а там наверняка одной краски ушло...
   На это девчонка обиделась всерьез.
   – Кра-а-а-ски... – насупилась она. – Вы еще холст посчитайте! Можно подумать, картины кто-то когда-то по краске покупал. Говорю же – подарю, так и нечего... Куда вам принести?
   Соболь задумался: а и правда – куда? Не в съемную же квартиру. А эта Ксения будто мысли подслушивала.
   – Я к вам домой прийти должна. Мне надо вам посоветовать, куда ее лучше повесить. А то свет не так будет падать, и пиши пропало, все труды насмарку.
   Соболь поморщился. Так он и знал. Точно поклонница. Проберется в его квартиру, а потом стены маркером, звонки по телефону и рыдания под дверью. Прощай, спокойная жизнь. В голове метались неприятные мысли, а враг-язык уже лопотал адрес.
   Девица адрес аккуратно записала в записную книжку, но бурной радости не проявила.
   – Хорошо, – качнула она головой, как престарелая учительница. – Только сразу предупреждаю: станете приставать – буду орать.
   – Ой да боже ж мой! – хлопнул себя по коленям Соболь. – Вот уж что я смело могу вам обещать, так это то, что приставать не буду! Честно! Можете так и записать в своей книжечке: «Обещал не приставать. Не обманул, сволочь!»
   Девица изумленно на него вытаращилась, два раза хлопнула ресницами, фыркнула и пошла к выходу.
   – М-да... и чего ж природа такую талантливую девочку красотой обделила? – задумчиво пробормотал себе под нос Соболь. – Приятненькая серенькая мышка... Еще называется «сестренка»! Нет, чтобы...
 
   Ксения ехала на квартиру, которую они в Москве сняли вдвоем с Аленкой – подруга ни в какую не хотела отпустить ее одну. Это еще они Дашке не сказали, что в Москву едут, а то та непременно бы прицепилась с ними, и тогда – прощай, вся операция. И вот сейчас Аленка уже, наверное, вся высохла от любопытства – это ж она придумала, как подобраться к Соболю.
   – Напишешь его портрет и выставишь рядом с его домом, – терпеливо диктовала подруга еще дома. – Он обязательно отреагирует. Не может быть, чтобы не отреагировал! И... познакомишься.
   – А... может быть... может быть, его лучше через федерацию отыскать? – слабо блеяла Ксения. – Так же быстрее.
   – Я тебя умоляю! – закатывала глаза к потолку бурлящая идеей Аленка. – И кого ты там собралась искать? Брата? Ты не забыла, что Соболь никаким боком к твоей родне не прислонялся?! И потом, ты чего? Нам уже никого не надо искать, мы его сами найдем по всяким там таблоидам! Тебе его зацепить надо! При чем здесь федерация? А они тебе найдут!!! Они быстро отыщут! А заодно и ему стуканут, что ты никакая не сестренка и гнать тебя надо в три шеи!
   – Ну уж!! Может, и обойдется... – вздыхала Ксения.
   – Нам не нужно, чтобы обошлось!! Нам нужно его заинтересовать! – Аленка ходила по комнате, бурно жестикулируя. – А заинтересовать... Ну ты уж прости, подруга, но, кроме твоего художественного таланта, в тебе интересного мало. А уж для такого светского монстра – и вообще полный ноль! Тебе надо его зацепить! И поэтому – только портрет! Только сам Соболь в полный рост. И тогда... поверь моему опыту – он не соскользнет... Еще не было таких мужчин, которые спокойно бы прошли мимо своего изображения... Конечно, если оно выполнено на высоком уровне!.. А ты сможешь, чтоб на уровне?
   Ксения смогла. И что ж – Аленка оказалась права. Во всяком случае, Ксении удалось переговорить с этим... светским монстром. Правда, она окончательно завралась, запуталась, наплела черт-те что, но... видимо, Соболь и в самом деле был так обеспокоен своим изображением, что, кроме портрета, на остальное смотрел уже более прохладно. Проскочило!
 
   – Ну как? – налетела на нее подруга, едва Ксюша переступила порог. – Ты не раскололась? Все нормально прошло? Он тебе поверил?
   – Ой, не знаю... – Ксения плюхнулась на диван. – Но ты знаешь... он такой... он совсем не дурак. Мне показалось, что он ни черта не поверил. Единственное, чем я его зацепила, так это портретом. И то потому, что он с живописью еще не встречался.
   – Не поэтому, – отмахнулась Аленка. – Кому не понравится, если его пишут, как картину? Я ж тебе говорила!
   – Ему не понравилось, – шмыгнула носом Ксения. – Он вообще обиделся, что я из него рекламный щит сделала. Да еще фотосалон какой-то дешевый оказался.
   – Ну уж! Какой был! И потом, кто бы нам позволил этот портрет в дорогих салонах выставлять? Никаких бы денег не хватило... Ну ты давай! Рассказывай, какой он? – теребила подругу Аленка. – Напыщенный, да? Как индюк, да? И разговаривал через губу, точно?
   – Да ни фига не точно, – насупилась Ксения.
   Ей отчего-то вовсе не понравилось, что Аленка говорит о Соболе какие-то глупости. Да еще с такой радостью!
   – Нормальный он, поняла? – рявкнула на нее Ксения. – И вообще – он в жизни еще и лучше. Он такой... ну... в общем, смотрит так, а глаза у самого хи-итрые. И улыбка... И знаешь, у него такая манера держаться! Сразу видно – не наш затрапезный паренек, так отличается...
   Аленка долго-долго смотрела подруге в рот, потом вдруг откинулась на спинку дивана и прищурилась:
   – Слушай, подруга, а ты сама не того? Не влюбилась в этого Соболя? Ему ведь голову вскружить как нечего делать. Ну?
   Ксения покраснела до корней волос:
   – Ты... ты вообще-то думаешь, что говоришь? Чтобы я-я-я-я! В Со-о-о-боля! Можно подумать, у меня Сидорова нет! Ха!
   – Ну-ну, – недоверчиво скривилась Аленка. – Это хорошо, что ты про Сидорова еще помнишь, а то я подумала – вдруг у вас это наследственное заболевание...
   Ксения даже отвечать не стала, только выразительно покрутила пальцем у виска и подсела к телефону. Она хоть и не сказала сестрице – куда едет (просто сообщила, что работать на заказ к одному ну очень состоятельному товарищу), но и выбросить из голову свою влюбленную родню так просто мне могла.
   – Даша! Привет, Даша, ты как? – сразу же закричала в трубку Ксения, едва сестрица в ее квартире взяла трубку.
   – Ой, Ксень, это ты? – как-то безрадостно удивилась сестрица. – Ты уже своего толстосума нарисовала?
   – Дашка! Ну сколько раз тебе говорить – я не рисую, а пишу! Ну да неважно... Нет, Дашенька, я еще... работаю. Тут, знаешь, сестренка, тут работы непочатый край. Я... еще не скоро. Ты-то как?
   – Я? Я плохо... – тяжко вздохнула в трубку сестра. – Аркашка приходил... купил мне путевку в Испанию... а я думаю... Ксюш, ты не в курсе, а Эдвард в Испании бывает? Может быть, он сейчас именно там, как думаешь?
   Ксения не думала – она точно знала, что сейчас Испания прозябает без красавца Соболя. Однако сестре следовало развлечься, а ее муж Аркаша должен был вернуть жену в лоно семьи. И всячески по этому поводу старался.
   – Дашенька!!! А ведь это идея! Вполне вероятно, что Соболь сейчас именно там!.. А может, и не там, но...
   – Если не там, чего мне тогда туда ехать? – загнусавила сестренка.
   – А того! – не выдержали нервы у Ксении. – Тебе обязательно надо туда! Там, между прочим, корриду проводят! Хоть на настоящих быков посмотришь, а то что ты у нас в городишке видела-то.
   – Я не хочу быков, что я, корова, что ли? – капризничала Дашка.
   – А я тебе говорю – съезди! – настаивала Ксения. – К тому же... Соболь там был, я это сама где-то читала. И ты... ты должна пройти по тем улочкам, где ступала его нога, посидеть в тех же сквериках, где сиде... где он сидел. И вообще! Ты должна видеть то, что он уже видел!
   – Да! – неожиданно быстро сдалась Дашка, наверняка она уже подумывала об этом, но... неуемная любовь, будь она неладна, никак не могла ее отпустить. – Я вот тоже так подумала. Я поеду. А потом, когда уже окончательно вернусь, тебе все расскажу.
   – Хорошо, я буду ждать, – с облегчением выдохнула Ксения, положила трубку на рычаг и отправилась на кухню. Там, в кафе перед Соболем, она и куска проглотить не могла, а сейчас от волнения разыгрался такой аппетит, что она бы слопала целый мясной прилавок! Но в кастрюлях мясом и не пахло.
   – Аленка! А сварить ничего нельзя было? – уныло крикнула она. – Ну хоть какую куриную ножку!
   – Я себе сосиски варила. А тебе не оставила, ты ж в кафе пошла! Неужели Соболь не расщедрился? – тут же появилась в дверях подруга. – Пожадничал, да?
   – Да он-то не пожадничал! – рыкнула Ксения. – Это ты вот – все слопала, а мне оставить не подумала. А в кафе... что я туда, жевать ходила? Нет, тут прямо хоть с голоду помирай... Ну чего есть-то?
   – А ничего, – пожала плечами Аленка. – Ты теперь должна блюсти свою фигуру. Тебе же надо еще раз с ним встретиться. И вот тогда, когда ты ему вручишь портрет, а сама взамен попросишь его позвонить твоей сестрице... Он позвонит, как думаешь?
   – Пока звонить не надо, Дашка уезжает в Испанию...
   – Ну и хорошо! – обрадовалась Аленка. – Пусть едет! Потому что... потому что этот Соболь тоже может не сразу проникнуться и начать твоей родне названивать. Пусть немножко к тебе привыкнет, а потом...
   – Когда потом-то? – удивилась Ксения. – Она ж не на три дня едет! Мы с тобой что, в этой Москве... до пенсии будем жить, что ли?
   – Неплохо было бы! – фыркнула Аленка и посерьезнела. – Ты за время не переживай – не на вокзале живем. Пусть все идет своим чередом. В конце концов, он ей и в Испанию может позвонить! Потом позвонит! Мне вот кажется – обязательно! А у меня знаешь какая интуиция!
   Ксения задумалась. Вообще вся их история была придумана исключительно для того, чтобы сам Соболь поверил в то, что сестры Марьины приходятся ему родней. Пусть дальней – не важно. И чтобы он потом сам, лично, позвонил Дашке и сообщил ей эту сногсшибательную весть. Понятно, что Дашка сначала жутко обрадуется, а потом огорчится – не станешь убиваться из-за любви к собственному брату! И уже точно не будет строить никаких брачных планов. Пусть перегорюет, зато потом начнет потихоньку гордиться славным родственником. И там, в их родном далеком городе, все казалось таким осуществимым! Самым сложным для Ксении было написать этот самый портрет, чтобы сходство оказалось поразительным. И вот портрет-то как раз вышел, а остальное... Ну, казалось бы, чего тут такого? Подумаешь! Потерялся братик, его ищут с помощью портрета, а чтобы тебе какие амуры крутить – ни боже мой! И разве он не поверит? Куда ему деться – поверит обязательно. А вот когда Ксения увидела глаза этого Соболя – поняла сразу же: черта с два! Ни в какую ересь он верить не будет, его на мякине не проведешь. И потом, у всех этих известных личностей на людей просто нюх какой-то – мгновенно соображают, кто тут есть кто. Да оно и понятно – в разных кругах вертятся, много чего повидали. Это только газеты пишут про них, что они размалеванные куклы, а на самом-то деле... Короче, не станет этот Соболь звонить Дашке. Разве уж только если сильно-сильно попросить...
   Вот примерно все это Ксения и выложила Аленке.
   – М-да... – задумалась подруга. – Ты думаешь, если к нему втереться в доверие, а потом попросить чисто по-человечески – не позвонит?
   – Может, и позвонит... – вздохнула Ксения. – Но уж называться нашим родственником точно не будет. Зачем ему это надо? А потом – представь: Дашка поверит, растрезвонит по всей родне, и что? Да наш дядя Петя первый же отыщет этого Соболя и станет у него деньги клянчить! Исключительно пятого и двадцатого числа каждого месяца! А тетя Наташа начнет звонить ему по десять раз на дню и просить, чтобы он построил ей новую дачу. А наши молодые тетки Валя и Галя, те и звонить не станут – сразу же приедут и привезут своих перезрелых дочурок – устраивай им, родственник, столичную жизнь! Да ну, несерьезно это все.
   – Ну и что, что несерьезно! – загорелись глаза у аферистки Аленки. – А вдруг получится? Ну даже если ничего не выйдет – чего страшного-то?
   Ксения в изумлении вытаращила глаза:
   – А ты не понимаешь, да? Сдаст он нас в милицию, и все!
   – Не нас, а тебя, – поправила Аленка. – Ты же сестрой прикидываешься.
   – Нет уж! Именно нас, потому что я одна не пойду! – вызверилась Ксюша. – Все на тебя свешу! Молодец какая – на меня!
   – Ну ладно, не сдал ведь еще... и потом, вдруг он благородным окажется, тогда и вовсе отделаемся легким испугом. Короче... тебе надо к нему ближе подойти.
   – Какое ближе... – вздохнула Ксения. Она даже сама себе боялась признаться, что подойти ближе к Соболю хочется до ужаса. Вот уж в самом деле, если любить, то только его! – Отнесу завтра потрет, и все – адье.
   Аленка сморщила нос, замерла в раздумье, а потом вдруг подскочила на стуле.
   – А кто тебе сказал что ты должна нести завтра? Я знаешь, что придумала? Надо дождаться дождя! Пойдет дождик, а ты к Соболю заявишься с картиной. Вся промокнешь до нитки, замерзнешь, капли с волос капают, нос красный, туфли промокли, сопли...
   – Ну ты уж совсем! – возмутилась Ксения.
   – Чем хуже, тем лучше, ты ничего не понимаешь, – фыркнула на нее Аленка. – Притащишься вся такая несчастная и сообщишь, что даришь ему самое дорогое – несколько лет своих бессонных ночей!
   – А если он не захочет? – вытаращилась Ксения. – Ну чтобы я с ним бессонные ночи...
   – Дура!! – одернула ее подруга. – Это я про картину! Ну вроде как ты этот портрет несколько лет писала, ночей не спала, а теперь от сердца отрываешь.
   – А я уже сказала, что две недели...
   – Ну и кто за язык тянул? – покрутила пальцем у виска Аленка. Но потом махнула рукой. – Да ладно, он забыл уже. Или скажешь, что не спала все эти недели. Короче, он принимает подарок, и у него просто язык не повернется выставить тебя на улицу. Понятное дело, он пригласит тебя чаю попить. А ты...