Страница:
– Анна!!! Росомаха, язви тебя в коленку!!! Где птиц?!! Фельшера вчера сыскала?!! Глянь – ужо утро синее, а нашего павлина еще дома нет!! Кто его выпустил?!! Витька приедет, страусиху привезет, а что мы ему скажем?!! Ты знаешь, сколь денег он за этого страуса отслюнявил?!! Не знаешь?! Тода быстро одевайся и беги за птицей!!
Несчастной женщине ничего не оставалось, как одеться и бежать кричать питомца.
Утро было раннее, еще и не рассвело как следует, так только чуть посинела небесная гладь да стали четче вырисовываться окна на домах. Но Анна никого не боялась – сюда к ним редко чужих заносит. Она тряслась по сырой траве и привычно звала:
– Тега-тега-тега-тега!! Тега, холера тя задери!! Иди, хлебушка дам, чтоб тя волки уперли! Фельшер!! Фельшер!! Поймаю – суп куриный из тя изготовлю, вот ей-богу!
В лесу, недалеко от реки, ей послышалась какая-то возня. «Несется, голубчик», – подумала Анна и стала тихонько продвигаться навстречу. То, что она увидела…
– Вы знаете, я никому не говорила – не поверят, – понизила голос до шепота Малаиха. – А вам нужно рассказывать?
– Нам все нужно, – мотнула головой Аллочка и придвинулась ближе.
Гутя тоже склонила голову чуть не до самого носа рассказчицы.
– Так и вот, – продолжала Малаиха. – Вижу, возле куста какая-то куча ворочается. Я грешным делом подумала, что это собаки мово Фельшера задрали, кинулась к им-то, а возле кучи фигуры скачут, ненашенские, и больно на чертей похожие. А рядом две девки в белых сорочках топчутся. Жуть прям.
– Боже мой, страсти-то какие! – охнула Гутя и прикрыла рот ладошкой.
Малаиха и сама вытаращила глаза от ужаса и зловещим шепотом продолжала:
– А то! Меня так всю и скорежило! Стою – дыхнуть боюсь. А потом чую – кто-то меня за плечо, от сюда вот щиплет.
– Уи-и! Вы на себе-то не показывайте! – поросенком взвизгнула Аллочка. – Меня б кто ущипнул, я б обос… обособленно себя всю жизнь вела.
– Аллочка! – шикнула на нее сестра. – Ну и кто это щипался-то? Севастьян?
Рассказчица выпрямилась, передохнула и помотала головой:
– Не, я обернулась, а это Фельшер мой. И мне, вот знаете, как-то нестрашно стало. Я его на поясок и к дереву, а сама к той куче продираться стала. А ужо хошь и светает, а темно. Тут глядь-те скакуны-то меня увидали и бежать! Токо один этот мужик и остался. Он никого не увидал, так и валялся мертвый.
– Он же еще немножко живой? – не поняла Гутя.
Рассказчица окончательно освоилась, ухватила многослойное печенье и с полным ртом продолжала:
– Так мне там кода разбираться-то? Я ить думала, он ужо того… помер. Но не бросила его, нет. Веток наломала, его взгромоздила, и мы с Фельдшером его волоком доперли до самой деревни. А тут как раз Маруська Коза в уборную выскочила. Она у нас такая… язык у ей поганый, все сплетни ее. Ну и заметила, что я тащу кого-то. «Ой! – орет. – Никак Егорушка в дым ужрался!» А я ж чего на родного мужа-то наговаривать стану? «Гляди, говорю, Фельшера искала, а тут мужука нашла. Глянь, говорю, ежли не веришь. Небось из городских кто потерял. Вчерась-то на даче вон как с ума сходили, мясами всю ночь трясли». Это я про вас ей. А она мигом подсчитала, что из вас деньги выудить можно, и ну причитать: «Давай его ко мне переташшим, на кой он тебе, дохлый-то, нужон, добро б целай». А мне и правда без надобностев. Мы к ей и переташшили. Я, правда, никак уснуть не могла, к соседке вашей сбегала да попросила, чтоб, значит, она вам дала знать, может, кто из ваших потерялся. А вы потом ужо сами и нарисовались.
– А соседка только сегодня позвонила, – надула губы Гутя.
– М-да… Так вы говорите – черти незнакомые? – задумчиво скребла затылок Аллочка. – А чего в них такого… чертячьего?
Малаиха хлопнула себя по бокам.
– Ну а кто ж ишо?! Токо они, кому ж надо по ночам с волками-то шарахаться?
– А может, это кто из ваших, деревенских? – предположила Гутя.
– У нас в деревне всего три мужука – мой Егор да два деда. Да пять бабок. Я ить тута всех знаю. Наших бабок с дедками попробуй-ка заставь прыгать – рассыпются, костей не соберешь! А там скакали… весело как-то скакали. Точно вам говорю – нечисть! И башки таки патлаты, у нас таки прически не носют.
– А не могло это вам показаться? – допытывалась Гутя.
– Ага! Чего эт мне покажется? Я ж не пью вовсе. А эта нечисть-то потом ишо бежала долго на ногах-то. Прям в туман и унеслась.
В таком ключе беседа продолжалась еще полчаса. Ни Гутя, ни Аллочка больше ничего не выяснили. А в дверях уже маячила Светлана и знаками показывала, что с заданием она справилась – деревенские активистки благополучно удалились.
– Ну и что ты думаешь по поводу нечисти? – уставилась на сестру Аллочка, когда Малаиха отправилась кормить Фельдшера, прихватив в качестве подарка длинный батон. – Может, и правда черти?
– Да какие там черти, – отмахнулась Гутя. – Я думаю, нам все равно надо дождаться, когда Севастьян придет в сознание, а там и выясним, что у него за дела с местными лешаками. Меня вот другое волнует – если Севастьян все это время провалялся под кустом, кто мог звонить от имени его секретаря?
– Какого секретаря? – насторожилась Аллочка. – Так, гражданочка, этот момент осветите подробно.
Для пущей убедительности она даже постучала ложечкой о чашку и сотворила тоскливо-внимательную физию, как у народного заседателя.
– Ой, ой, прям детектив из нее попер, – усмехнулась Гутя. – Сама ты гражданочка. Светлана! А отсюда можно такси вызвать?
– Я это… я уже вызвала… – виновато топталась хозяйка дачи. – Может, вам что осмотреть нужно, а я поторопилась, но знаете, после всего этого фольклора мне здесь как-то неуютно…
Гутя сощурила глаза и медленно повернулась к сестре. Та все еще сидела в позе несчастного следователя, от которого удрал подозреваемый.
– Аллочка! Какой из тебя детектив?! Нам же нужно было осмотреть место, где Малаиха Севастьяна нашла! Ты что – не могла свидетеля на место преступления проводить?! Тоже мне – миссис Марпл!
– Не матерись! – огрызнулась Аллочка, а сама подумала, что она чего-то и в самом деле сплоховала, но ведь она же не одна работает! – А ты чего?! Ты-то тоже только что додумалась!
– Так я и не лезу в детективы!
– Девочки, так, может, завтра с Ромочкой приедем…
Девочки не стали ждать до завтра. Толкаясь в дверях, они выскочили во двор и понеслись к Малаихе. Однако, пока искали ее дом, Анна Артемьевна бесследно исчезла, будто провалилась.
– Ну ладно, не будем прощаться, – запыхавшись, пообещала Гутя и заторопилась к даче – там уже сигналила серая «Волга» с шашечками на дверцах.
Дома никого не было. Фома еще не вернулся, и Варвара продолжала прилежно трудиться в своем офисе, поэтому можно было свободно посплетничать о происшествии. Гутя хотела было еще раз напомнить, какой томный взгляд подарил ей Севастьян из-под расквашенных бровей, но Аллочка решительно перехватила всю инициативу.
– А теперь, милочка, расскажи мне все с самого начала, – плюхнулась она в кресло и закинула ноги на подлокотники. Именно так себя ведут настоящие детективы, как ей казалось.
– Вот, Аллочка, когда ты такое лицо делаешь, мне… мне тебя побрить хочется! Прямо наголо! – раздраженно фыркнула Гутя.
– А че? – вытаращилась Аллочка.
– А ниче! Тогда у тебя весь вид глупый будет, а не только физиономия, как сейчас. Чего рассказывать-то? Я вообще тут вспомнила, что с тобой разговаривать даже не хочу.
Гутя совсем не собиралась стоять перед сестрой навытяжку и докладывать подробности того вечера. А сестра так и тянула за больное! Сейчас она так возмутилась Гутиным отказом, что ее бутылочные ноги дрыгнулись на подлокотнике и звучно грохнулись на пол.
– Чиво-о-о? Это, значит, она меня постыдно бросила в тот самый момент, когда я ей родной сестрой приходилась, сама унеслась с хахалем, а со мной же еще и не хочет разговаривать!!
– А кто постоянно мне палки в колеса вставляет, а? – щурилась Гутя.
– Фома! Это ты ему свои «Жигули» отдала, он туда теперь и сует что попало! Рассказывай, как дело было! – наседала Аллочка.
Гутя от такой наглости беззвучно захлопала ртом, о потом возопила с новой силой:
– При чем здесь Фома! Не-е-ет, ты подожди. Зачем ты сказала Севастьяну, что у меня муж есть? Где он? – вовсю разошлась Гутя.
– Он у тебя с нашей старшенькой сестренкой, с Мартой живет. Ой, ну никакой памяти у женщины, – разводила руками Аллочка.
– С Мартой! Вы у меня всех мужей поуводили, теперь еще и на жениха заритесь. Ничего тебе рассказывать не буду! – уставилась Гутя в выключенный телевизор.
Аллочка подергала носом. Чего уж там, конечно, она зарится на Гутиного жениха. А кто вообще сказал, что он Гутин?!
– И вообще! Чем тебе Терентий не приглянулся? Умный мужчина, состоятельный! – продолжала кипятиться Гутя. – Я столько трудов приложила, чтобы его к тебе затащить! Корзину эту придумала, а ты!!
– Я не хочу Терентия… – скривилась Аллочка. – Понимаешь, у меня в мечтах такой элегантный… такой… красивый… побритый. Вот ты знаешь, хотелось бы артиста этого, помнишь… Клуню! Я б за него пошла! А, ты все равно такие фильмы не смотришь. И суешь мне убожище какое-то! Залежалый товар! От него мусором воняет.
Гутя немного отстранилась от сестры и окинула ее придирчивым взглядом. Нет, она и раньше жалела сестренку за ее внешность, но никак не подозревала о ее мужском идеале. Чтобы заиметь такого мужчину в мужья, надо было, как минимум, быть Николь Кидман. Хотя, говорят, Клуни и таких не осчастливил. А у Аллочки налицо ярко выраженные бульдожьи щечки, мешки под глазами, отнюдь не с деньгами, да еще и фигура, как у беременного бегемота…
– Ты знаешь, Алисия, такие женихи есть. Честное слово! Но я тебе сразу говорю – они лучше удавятся, чем подпустят тебя. Хотя Клуни вообще-то любит поросят. И вообще! Ты уже пропустила свою вишневую весну, когда могла еще кого-то там выбрать! Боже упаси, я не об артистах! Но соседские трактористы еще могли на тебе задержаться! А уж теперь… И почему это тебя Терентий Олегович не устраивает?! Приличный мужчина, с косой… косу ему потом ночью можно будет обрезать. А воняет от него, потому что у него бизнес такой. Он на помойке собирает антикварные вещи, а потом их продает втридорога. А спроси меня – зачем!
– Зачем?
– Да фиг его знает. Кажется, собирается в Японию!
– Да что ты! – охнула Аллочка. – А ты откуда знаешь?
– Оттуда, – потихоньку остывала Гутя. – От него все наши дамы отказались. Тоже, как и ты, – «мусором воняет, на сверчка похож!». Я к нему и обратилась. «Скажите, говорю, отчего это у вас одеколон такой – за версту помойкой тянет? Вы мне всю клиентуру распугали». Он мне и объяснил все популярно. Я, конечно, как любящая сестра, сразу тебя к нему с корзиной, а ты…
Аллочка на некоторое время онемела, сознавая, какое сокровище упустила, а потом принялась судорожно вытаскивать из шкафов вещи.
– Гутенька, а у нас больше корзины нет? Он еще хотел мое платье за тридцатник купить, скажи, что я продам, пусть носит, или шубейку Варькину? Слушай, а может, ему твои сережки предложим, которые тебе бабушка отдала, а?
– Сережки не отдам, но… успокойся, я придумаю, как его к тебе направить. А теперь давай думать – что же с Севастьяном приключилось?
Аллочка снова надулась.
– Я не могу думать, ты забыла – я же подробностей не знаю.
Гутя задумчиво пробормотала:
– Да не было там никаких подробностей. Мы танцевали, пели, смеялись, а потом… потом он мне захотел сказать что-то важное.
– Наверное, денег занять.
– Да ну тебя! Какие деньги? Он хотел мне в любви признаться, я так подозреваю. И в этот момент его кто-то окликнул.
Аллочка оживилась. Она даже придвинулась ближе к сестре и заботливо стала поглаживать ту по спине, чтобы не раздумала говорить.
– Кто? Кто окликнул? Мужчина или женщина? Говори, Гутя, вспоминай. Может быть, он уже кому-то признался в любви? Ну а та и давай его сторожить, чтобы он больше про любовь не болтал кому попало…
– Аллочка, ну как ты умеешь настроение поднять! Не знаю я, кто его звал. Там так шумно было. Севастьян извинился, пообещал скоро вернуться и ушел.
– А потом?
– А потом – все.
Гуте снова припомнился тот вечер, припомнились такие дорогие глаза Севастьяна, его внезапное исчезновение, и к горлу подкатил горький комок.
– Потом он исчез, – всхлипнула Гутиэра и высморкалась в широченную юбку Аллочки. – Утром, когда я уже хотела собрать бригаду и идти его искать, позвонила какая-то женщина, представилась секретарем Севастьяна Романовича и попросила, чтобы мы перегнали его машину к ДК Труда. Якобы это он ей велел позвонить. Ну я, конечно, спросила, почему он сам не подошел к телефону. А она сказала, что у него планерка.
– Это он на работе, что ли, был, пока вы его искали? – пыталась вникнуть в ситуацию сестра.
– Какая ему работа, ты же видела, что с ним… Но нам эта дамочка хотела так преподнести. Только вот зачем? – нахмурилась Гутя.
– Это понятно, чего думать. Она просто хотела выиграть время. Кстати, а кто перегонял машину?
– Семушка… Да, точно, он. Я поняла! Надо съездить к ДК и посмотреть, там ли машина, – догадалась Гутя.
Аллочка хотела предложить свой вариант, но Гутя сообразила лучше. Поэтому она только важно покачала головой.
– Да, Гутя, надо съездить. И еще, нам надо разработать план работы. Бери ручку и пиши. Так, сначала нам надо купить тетрадь, чтобы все данные записывать, потом купить тортик…
Гутя, которая приготовилась писать, уныло отложила ручку.
– Зачем тортик? Ты вон ни в одни джинсы не влазишь.
– Ага! Точно. Пиши дальше – купить мне джинсы!
– Алисия! Немедленно брось этот черный юмор! – подскочила сестрица. – Тут надо думать, как обидчиков найти… Хотя чего там думать – искать, да и все.
– А мне вот, к примеру, в новых джинсах куда как приятней искать, – нудно гнула свое Аллочка.
Неизвестно, сколько бы еще спорили сестрицы, но в этот момент домой вернулась Варвара. Да не одна. Рядом с ней высился худой, нескладный, похожий на богомола старичок и, далеко оттопырив мизинец, держал в руке объемный чемодан.
– Вот, мама, встречайте, – широко улыбнулась девушка с порога.
Старичок чопорно продвинулся вперед, швырнул к стене чемодан и уже приготовил губы для лобызания, но Аллочка все испортила:
– А я знаю – это новый Гутин клиент, да? Наверняка тоже страсть как жениться хочет! – принялась она строить глазки старичку. – Вот я слышала, что все женщины делятся на красивых и умных, так вам какие женщины нравятся – умненькие или такие, как я?
– А… вы же еще про красивых говорили? – растерялся гость.
Аллочка скривила губы и бросила сестре через плечо:
– Гутя, не трудись. Он такой старый! В нем мозг уже умер, одни инстинкты…
– Аллочка! – залилась багрянцем Варя. – Это…
Но старичок не слушал ворчунью, он добрался-таки до Гути, вытянул вперед руку для пожатия и заявил:
– Лось! Простите, это не обзывательство такое, это фамилия. Так гордо и простенько – Лось Карп Иванович. Дедушка вашего Фомы. Да-с. Вот этими самыми дланями я мальчонку и выпестовал, – растопырил старичок широкие, как лопаты, руки. – А теперь изволил прибыть, да-с, поинтересоваться, так сказать, в каких условиях содержится мой внук… Простите, дамы, а чего вы гостя чаем не балуете?
Дамы и в самом деле стояли, распахнув рты, и разглядывали худого Лося. Варька уже немного успела освоиться, поэтому теперь вовсю тормошила женщин:
– Мам, ну давайте Карпу Трофимовичу его комнату покажем, предложим ванную…
– Да что ты, Варь, неудобно как-то гостя в ванной-то селить, – зашипела Гутя и весело защебетала:– Ой! А как мы вам рады-то! Это как же славно, что вы нас навестить догадались! А Фомочка о вас столько говорил!
Фомочка и вовсе никогда не рассказывал про босоногое детство, только раза два проронил, что воспитывали его в строгости и дед по субботам ради профилактики устраивал упражнения с ремнем. Но не говорить же об этом пожилому человеку, тем более что тот, судя по чемодану, прибыл издалека.
– А я ведь к вам из Омска, да-с, – сообщил гость после того, как все уселись за стол. – И тоже, надо сказать, не с пустыми руками прибыл.
Он шустро подскочил и выудил из чемодана мокрый, неприятный пакетик.
– Вот, гостинчик вам привез. Это омское мороженое, угощайтесь, у нас его чудно готовят. Только оно уже совсем растаяло, как-никак двое суток в поезде, однако ж… Кушайте, кушайте. Варенька, можете даже пакетик облизать, я отвернусь. Только…
Дедушка Фомы теперь мило улыбался Аллочке, хотел даже приладиться, чтобы лобызнуть ручку, да отчего-то передумал. Зрелая девица алела маком и смущенно грызла ногти. А Лось не умолкал:
– …Простите, дражайшая, не упомнил вашего имени-отчества…
– Аллочка.
– Только вот вам, Аллочка, гостинца не досталось. Фома писал про вас, но я думал, вы уже съехали, замуж вышли, а вы, смотрю, все еще в нахлебницах…
– В чем? – вытаращилась Аллочка.
– Ой, да что вы! – суетливо замахала руками Гутя. – Аллочка совсем не нахлебница! Она и хлеба-то не ест вовсе!
– Да! Не ем! – обиделась Аллочка. – И потом с чего вы взяли, что я… Короче, вы что же решили – что я и не работаю совсем? Я здесь тружусь, как… Вот в данный момент вы все лопаете чай этот, с раскисшим мороженым, а я работаю! Да, Варя, и не выпучивай глаза! Я сейчас, между прочим, расследую важное запутанное дело! И сидеть мне с вами некогда, я думать пошла!
Аллочка ни за что бы не покинула стол, если бы, помимо гостинца с Омска, не кончился тортик, за которым сносилась Варька. Но теперь на тарелках от него остались только крошки, и самое время было обидеться.
– Зря вы так, – покачала головой Гутя. – Аллочка очень ранимая натура, и к тому же действительно сейчас работает частным детективом.
– И много платят? – собрал белесые бровки старичок.
– Да кто ж ей платить станет?! Хотя… как знать… Ой, а чего вы конфетки не кушаете?! А вареньице? Я вам сейчас еще батончика нарежу, – засуетилась Гутя.
Но гость не хотел батончика. И конфеток тоже. Он глубокомысленно пожевал собственные губы, а потом изрек:
– Детективом? А чего ж, надо и мне поработать. Я, пожалуй, останусь у вас на месяцок-другой… Ох ты, недомыслие какое, надо ж, пока я там в Омске пытаюсь разводить томаты, здесь беззащитные женщины контролируют преступность! Нет, я определенно останусь у вас до зимы! Я просто обязан вам помочь! И потом я слышал, вы сватовством балуетесь?
Вместо Гутиного ответа в прихожей оглушительным звоном зашелся звонок.
– А вот и Фома! – радостно вскочила Варя.
В дверях появился уставший зять.
– Здорово, дед, – поздоровался он с родственником так, будто расстался с ним на вчерашнем закате. – Варь, я есть не буду, потом. Гутиэра Власовна, я вашего больного…
– Позволь, внучок, – недовольно нахмурился дедушка и гусаком вытянул шею. – Как это понимать – не будешь есть? А отчего, позволь спросить? Ты не бережешь свой желудочный тракт? Или, может, какая молодка тебя уже попотчевала?
Варенька при этих словах судорожно сглотнула.
– Фома, так ты расскажи про Севастьяна. Как он там? – кинулась к зятю Гутиэра.
Усталый Фома пытался одновременно умываться, скидывать грязную одежду и отвечать на вопросы.
– Больной? Стабильно, а это уже неплохо. Конечно…
– Я бы настоятельно попросил не прерывать мой воспитательный процесс, – вдруг тяжело задышал Карп Иванович. – Так ответь мне, негодник, какая тебя красотка сегодня ублажала?
Варька снова непроизвольно сглотнула.
– Ну, в общем, состояние его не смертельное, – рассказывал про больного Фома, не реагируя на восклицания деда. – Только вот у нас не предусмотрено длительное содержание, надо куда-то вашего избиенного определять.
– К нам и определим, – мгновенно решила Гутя. – У нас его можно содержать сколько угодно длительно. Так… Аллочка! Сегодня же перебирайся ко мне, завтра в твою комнату въедет Севастьян. Он немножко поживет у нас.
– Нет, нет и нет! У нас буду жить я!! – вдруг крикливо запротестовал дедушка Лось. – Фома! Немедленно осмотри меня, я тоже жутко нуждаюсь в лечении! И мне требуется сиделка. Вот вы, дамочка, простите, никак не запомню, как вас зовут…
– Аллочка! – набычилась «дамочка».
– Ага, так вот вы, любезная, просто идеально подходите на роль сиделки.
Аллочка раздулась так, что на ней затрещала юбка, однако Фома лихо вернул деда на место.
– Дед, сейчас ты мне расскажешь, что у тебя болит, а завтра я подыщу тебе нужный санаторий.
Дед мгновенно выбросил перед носом внука кукиш. На этом процесс воспитания был приостановлен.
Поздно вечером Варька перемывала посуду, а Гутя варила коту Матвею рыбу.
– Мам, а ведь этот дедушка к нам совсем не из-за Фомы прибыл, – шепотом говорила дочь. – Он к тебе. Рассказывал, что у него нежная мечта – жениться на молоденькой. Я вот думаю – хорошо бы ему нашу Аллочку сосватать, а? В Омске бы жила…
– Ну ты тоже скажешь! – также шепотом отвечала мать. – Какая ж Аллочка молоденькая?! Ей уже сорок с хвостиком! Я бы даже сказала, с хвостом!
– Ой, мама, для него-то она еще девочка, чего ты!
– А может, ты и права, этому лосю только такая серна и требуется…
Всю ночь Гутя не могла уснуть. Она представляла, как завтра вечером к ней переедет Севастьян, такой больной, побитый… нет, не так – израненный! Он будет слабо стонать, а она, Гутя, сядет возле его кровати и будет нежно утешать… А вот утешить его и нечем. Лучше всего было бы взять и выдать ему имена обидчиков или даже их самих – пусть делает с ними что хочет. Но вот как их найти? Даже ни одной тоненькой ниточки. Мужчина спокойно отдыхал, хотел сделать предложение руки и сердца… А что же еще он хотел ей предложить? Но потом его кто-то не вовремя позвал и потом… и потом он пропал. Позже, конечно, нашелся, но в весьма потрепанном, нет, в тяжелом состоянии. Еще звонила какая-то секретарша-самозванка, просила перегнать машину… Определенно надо завтра же сбегать на стоянку посмотреть, там ли автомобиль Севастьяна. Только вот маленькая заковырка – Гутя совсем не видела номера той машины и, конечно же, не знает названия автомобиля. Но… Но ведь Семушка же знает, он же перегонял! Решено – она завтра же с утра позвонит Светлане и попросит к телефону Ромочку. А уж тот ни за что не отвертится, все выложит.
Утром Гутя вскочила ни свет ни заря – надо было еще раз сделать влажную уборку перед приездом больного Севастьяна.
– Гутиэра Власовна, а вам чего не спится? – пробубнил недовольный зять.
Утром Фома Неверов всегда был недовольный. Сколько бы он ни спал, ему всегда было мало.
– У меня дела. Больного сегодня привезут, а у меня не постирано, белье неглаженое, потолки только в прошлом году белила, ужина еще нет…
– Да бросьте. Больного я после работы привезу, так что с ужином еще успеете.
– И… и все равно, мне надо… – никак не хотела укладываться теща.
Своей бурной беседой они разбудили Карпа Ивановича, вчерашнего гостя. Тот начал день с гимнастики – бодро принялся скакать по комнате, выкидывать в стороны длиннющие руки и высоко подкидывать ноги. От его прыжков вовсю подскакивал журнальный столик, с грохотом открывалась дверца шкафа и в серванте жалобно позвякивали фужеры. Чего уж там, даже Аллочка не вынесла этой психологической атаки – выползла из комнаты заспанная, шумно скребя пижаму на животе.
– Фома! – рявкал Карп Иванович в перерывах между скачками. – Становись немедленно на утреннюю зарядку! Я смотрю, у тебя стали совершенно дряблые мышцы спины и ягодицы!
– А ты бы поменьше на них смотрел, – огрызнулся неблагодарный внучок и поспешно удалился на работу.
Следом за ним упорхнула и Варя, а Гутя в предвкушении потерла руки – можно было звонить Светлане.
– Аллё, Светочка? Прости меня за ранний звонок, но мне очень нужен твой супруг, – защебетала Гутиэра в трубку. – Он еще не отбыл на работу?
– Кто это? – раздался на другом конце провода сонный голос. – А, это вы, Гутиэра Власовна? Что вы говорите? Супруг? Это Роман, что ли? Отбыл. Только вот не знаю, на службу или еще куда.
– То есть как это?
Светлана немного помычала в трубку, а потом проговорила:
– Ой, я сейчас ничего не соображаю, мы с девчонками – с Ириной, с Ниночкой – решили сегодня собраться, мужиков поменять, вот и вы подбегайте. К трем дня, мы у Ирины будем.
– А что – Ирина тоже супругом недовольна?
– Не знаю, но хочет поменять. Вы лучше приходите, а то я сейчас еще сплю…
Гутиэра растерянно устроила трубку на рычаг. На душе тихонько заскребли кошки – она теряла квалификацию свахи! Если невесты станут самовольно менять женихов, ей будет трудно контролировать браки. И что это в самом деле! Теперь даже среди невест бартер! Да уж, рынок теперь и в чувства внедряется семимильными шагами!
– Так, быстренько докладывайте – что там у вас? Бабий бунт? Невесты постриглись в монахини? У вас завелся Синяя Борода? Что вы молчите, отвечайте! – требовал Карп Иванович, прыгая на одной ножке.
– Нет, там без бороды, у нас бреются… – рассеянно проговорила Гутя и затеребила сестру: – Аллочка! Ты представляешь! Сегодня девчонки из нашего клуба знакомств собираются на девичник, чтобы поменять себе мужей! Это же катастрофа! Боже мой! Они еще не успели со мной расплатиться! А такие пары, такие пары! Нет, это определенно катастрофа!
Гутя, наконец, сообразила всю глубину финансового горя, рухнула на диван и уткнулась в шерсть кота Матвея.
Несчастной женщине ничего не оставалось, как одеться и бежать кричать питомца.
Утро было раннее, еще и не рассвело как следует, так только чуть посинела небесная гладь да стали четче вырисовываться окна на домах. Но Анна никого не боялась – сюда к ним редко чужих заносит. Она тряслась по сырой траве и привычно звала:
– Тега-тега-тега-тега!! Тега, холера тя задери!! Иди, хлебушка дам, чтоб тя волки уперли! Фельшер!! Фельшер!! Поймаю – суп куриный из тя изготовлю, вот ей-богу!
В лесу, недалеко от реки, ей послышалась какая-то возня. «Несется, голубчик», – подумала Анна и стала тихонько продвигаться навстречу. То, что она увидела…
– Вы знаете, я никому не говорила – не поверят, – понизила голос до шепота Малаиха. – А вам нужно рассказывать?
– Нам все нужно, – мотнула головой Аллочка и придвинулась ближе.
Гутя тоже склонила голову чуть не до самого носа рассказчицы.
– Так и вот, – продолжала Малаиха. – Вижу, возле куста какая-то куча ворочается. Я грешным делом подумала, что это собаки мово Фельшера задрали, кинулась к им-то, а возле кучи фигуры скачут, ненашенские, и больно на чертей похожие. А рядом две девки в белых сорочках топчутся. Жуть прям.
– Боже мой, страсти-то какие! – охнула Гутя и прикрыла рот ладошкой.
Малаиха и сама вытаращила глаза от ужаса и зловещим шепотом продолжала:
– А то! Меня так всю и скорежило! Стою – дыхнуть боюсь. А потом чую – кто-то меня за плечо, от сюда вот щиплет.
– Уи-и! Вы на себе-то не показывайте! – поросенком взвизгнула Аллочка. – Меня б кто ущипнул, я б обос… обособленно себя всю жизнь вела.
– Аллочка! – шикнула на нее сестра. – Ну и кто это щипался-то? Севастьян?
Рассказчица выпрямилась, передохнула и помотала головой:
– Не, я обернулась, а это Фельшер мой. И мне, вот знаете, как-то нестрашно стало. Я его на поясок и к дереву, а сама к той куче продираться стала. А ужо хошь и светает, а темно. Тут глядь-те скакуны-то меня увидали и бежать! Токо один этот мужик и остался. Он никого не увидал, так и валялся мертвый.
– Он же еще немножко живой? – не поняла Гутя.
Рассказчица окончательно освоилась, ухватила многослойное печенье и с полным ртом продолжала:
– Так мне там кода разбираться-то? Я ить думала, он ужо того… помер. Но не бросила его, нет. Веток наломала, его взгромоздила, и мы с Фельдшером его волоком доперли до самой деревни. А тут как раз Маруська Коза в уборную выскочила. Она у нас такая… язык у ей поганый, все сплетни ее. Ну и заметила, что я тащу кого-то. «Ой! – орет. – Никак Егорушка в дым ужрался!» А я ж чего на родного мужа-то наговаривать стану? «Гляди, говорю, Фельшера искала, а тут мужука нашла. Глянь, говорю, ежли не веришь. Небось из городских кто потерял. Вчерась-то на даче вон как с ума сходили, мясами всю ночь трясли». Это я про вас ей. А она мигом подсчитала, что из вас деньги выудить можно, и ну причитать: «Давай его ко мне переташшим, на кой он тебе, дохлый-то, нужон, добро б целай». А мне и правда без надобностев. Мы к ей и переташшили. Я, правда, никак уснуть не могла, к соседке вашей сбегала да попросила, чтоб, значит, она вам дала знать, может, кто из ваших потерялся. А вы потом ужо сами и нарисовались.
– А соседка только сегодня позвонила, – надула губы Гутя.
– М-да… Так вы говорите – черти незнакомые? – задумчиво скребла затылок Аллочка. – А чего в них такого… чертячьего?
Малаиха хлопнула себя по бокам.
– Ну а кто ж ишо?! Токо они, кому ж надо по ночам с волками-то шарахаться?
– А может, это кто из ваших, деревенских? – предположила Гутя.
– У нас в деревне всего три мужука – мой Егор да два деда. Да пять бабок. Я ить тута всех знаю. Наших бабок с дедками попробуй-ка заставь прыгать – рассыпются, костей не соберешь! А там скакали… весело как-то скакали. Точно вам говорю – нечисть! И башки таки патлаты, у нас таки прически не носют.
– А не могло это вам показаться? – допытывалась Гутя.
– Ага! Чего эт мне покажется? Я ж не пью вовсе. А эта нечисть-то потом ишо бежала долго на ногах-то. Прям в туман и унеслась.
В таком ключе беседа продолжалась еще полчаса. Ни Гутя, ни Аллочка больше ничего не выяснили. А в дверях уже маячила Светлана и знаками показывала, что с заданием она справилась – деревенские активистки благополучно удалились.
– Ну и что ты думаешь по поводу нечисти? – уставилась на сестру Аллочка, когда Малаиха отправилась кормить Фельдшера, прихватив в качестве подарка длинный батон. – Может, и правда черти?
– Да какие там черти, – отмахнулась Гутя. – Я думаю, нам все равно надо дождаться, когда Севастьян придет в сознание, а там и выясним, что у него за дела с местными лешаками. Меня вот другое волнует – если Севастьян все это время провалялся под кустом, кто мог звонить от имени его секретаря?
– Какого секретаря? – насторожилась Аллочка. – Так, гражданочка, этот момент осветите подробно.
Для пущей убедительности она даже постучала ложечкой о чашку и сотворила тоскливо-внимательную физию, как у народного заседателя.
– Ой, ой, прям детектив из нее попер, – усмехнулась Гутя. – Сама ты гражданочка. Светлана! А отсюда можно такси вызвать?
– Я это… я уже вызвала… – виновато топталась хозяйка дачи. – Может, вам что осмотреть нужно, а я поторопилась, но знаете, после всего этого фольклора мне здесь как-то неуютно…
Гутя сощурила глаза и медленно повернулась к сестре. Та все еще сидела в позе несчастного следователя, от которого удрал подозреваемый.
– Аллочка! Какой из тебя детектив?! Нам же нужно было осмотреть место, где Малаиха Севастьяна нашла! Ты что – не могла свидетеля на место преступления проводить?! Тоже мне – миссис Марпл!
– Не матерись! – огрызнулась Аллочка, а сама подумала, что она чего-то и в самом деле сплоховала, но ведь она же не одна работает! – А ты чего?! Ты-то тоже только что додумалась!
– Так я и не лезу в детективы!
– Девочки, так, может, завтра с Ромочкой приедем…
Девочки не стали ждать до завтра. Толкаясь в дверях, они выскочили во двор и понеслись к Малаихе. Однако, пока искали ее дом, Анна Артемьевна бесследно исчезла, будто провалилась.
– Ну ладно, не будем прощаться, – запыхавшись, пообещала Гутя и заторопилась к даче – там уже сигналила серая «Волга» с шашечками на дверцах.
Дома никого не было. Фома еще не вернулся, и Варвара продолжала прилежно трудиться в своем офисе, поэтому можно было свободно посплетничать о происшествии. Гутя хотела было еще раз напомнить, какой томный взгляд подарил ей Севастьян из-под расквашенных бровей, но Аллочка решительно перехватила всю инициативу.
– А теперь, милочка, расскажи мне все с самого начала, – плюхнулась она в кресло и закинула ноги на подлокотники. Именно так себя ведут настоящие детективы, как ей казалось.
– Вот, Аллочка, когда ты такое лицо делаешь, мне… мне тебя побрить хочется! Прямо наголо! – раздраженно фыркнула Гутя.
– А че? – вытаращилась Аллочка.
– А ниче! Тогда у тебя весь вид глупый будет, а не только физиономия, как сейчас. Чего рассказывать-то? Я вообще тут вспомнила, что с тобой разговаривать даже не хочу.
Гутя совсем не собиралась стоять перед сестрой навытяжку и докладывать подробности того вечера. А сестра так и тянула за больное! Сейчас она так возмутилась Гутиным отказом, что ее бутылочные ноги дрыгнулись на подлокотнике и звучно грохнулись на пол.
– Чиво-о-о? Это, значит, она меня постыдно бросила в тот самый момент, когда я ей родной сестрой приходилась, сама унеслась с хахалем, а со мной же еще и не хочет разговаривать!!
– А кто постоянно мне палки в колеса вставляет, а? – щурилась Гутя.
– Фома! Это ты ему свои «Жигули» отдала, он туда теперь и сует что попало! Рассказывай, как дело было! – наседала Аллочка.
Гутя от такой наглости беззвучно захлопала ртом, о потом возопила с новой силой:
– При чем здесь Фома! Не-е-ет, ты подожди. Зачем ты сказала Севастьяну, что у меня муж есть? Где он? – вовсю разошлась Гутя.
– Он у тебя с нашей старшенькой сестренкой, с Мартой живет. Ой, ну никакой памяти у женщины, – разводила руками Аллочка.
– С Мартой! Вы у меня всех мужей поуводили, теперь еще и на жениха заритесь. Ничего тебе рассказывать не буду! – уставилась Гутя в выключенный телевизор.
Аллочка подергала носом. Чего уж там, конечно, она зарится на Гутиного жениха. А кто вообще сказал, что он Гутин?!
– И вообще! Чем тебе Терентий не приглянулся? Умный мужчина, состоятельный! – продолжала кипятиться Гутя. – Я столько трудов приложила, чтобы его к тебе затащить! Корзину эту придумала, а ты!!
– Я не хочу Терентия… – скривилась Аллочка. – Понимаешь, у меня в мечтах такой элегантный… такой… красивый… побритый. Вот ты знаешь, хотелось бы артиста этого, помнишь… Клуню! Я б за него пошла! А, ты все равно такие фильмы не смотришь. И суешь мне убожище какое-то! Залежалый товар! От него мусором воняет.
Гутя немного отстранилась от сестры и окинула ее придирчивым взглядом. Нет, она и раньше жалела сестренку за ее внешность, но никак не подозревала о ее мужском идеале. Чтобы заиметь такого мужчину в мужья, надо было, как минимум, быть Николь Кидман. Хотя, говорят, Клуни и таких не осчастливил. А у Аллочки налицо ярко выраженные бульдожьи щечки, мешки под глазами, отнюдь не с деньгами, да еще и фигура, как у беременного бегемота…
– Ты знаешь, Алисия, такие женихи есть. Честное слово! Но я тебе сразу говорю – они лучше удавятся, чем подпустят тебя. Хотя Клуни вообще-то любит поросят. И вообще! Ты уже пропустила свою вишневую весну, когда могла еще кого-то там выбрать! Боже упаси, я не об артистах! Но соседские трактористы еще могли на тебе задержаться! А уж теперь… И почему это тебя Терентий Олегович не устраивает?! Приличный мужчина, с косой… косу ему потом ночью можно будет обрезать. А воняет от него, потому что у него бизнес такой. Он на помойке собирает антикварные вещи, а потом их продает втридорога. А спроси меня – зачем!
– Зачем?
– Да фиг его знает. Кажется, собирается в Японию!
– Да что ты! – охнула Аллочка. – А ты откуда знаешь?
– Оттуда, – потихоньку остывала Гутя. – От него все наши дамы отказались. Тоже, как и ты, – «мусором воняет, на сверчка похож!». Я к нему и обратилась. «Скажите, говорю, отчего это у вас одеколон такой – за версту помойкой тянет? Вы мне всю клиентуру распугали». Он мне и объяснил все популярно. Я, конечно, как любящая сестра, сразу тебя к нему с корзиной, а ты…
Аллочка на некоторое время онемела, сознавая, какое сокровище упустила, а потом принялась судорожно вытаскивать из шкафов вещи.
– Гутенька, а у нас больше корзины нет? Он еще хотел мое платье за тридцатник купить, скажи, что я продам, пусть носит, или шубейку Варькину? Слушай, а может, ему твои сережки предложим, которые тебе бабушка отдала, а?
– Сережки не отдам, но… успокойся, я придумаю, как его к тебе направить. А теперь давай думать – что же с Севастьяном приключилось?
Аллочка снова надулась.
– Я не могу думать, ты забыла – я же подробностей не знаю.
Гутя задумчиво пробормотала:
– Да не было там никаких подробностей. Мы танцевали, пели, смеялись, а потом… потом он мне захотел сказать что-то важное.
– Наверное, денег занять.
– Да ну тебя! Какие деньги? Он хотел мне в любви признаться, я так подозреваю. И в этот момент его кто-то окликнул.
Аллочка оживилась. Она даже придвинулась ближе к сестре и заботливо стала поглаживать ту по спине, чтобы не раздумала говорить.
– Кто? Кто окликнул? Мужчина или женщина? Говори, Гутя, вспоминай. Может быть, он уже кому-то признался в любви? Ну а та и давай его сторожить, чтобы он больше про любовь не болтал кому попало…
– Аллочка, ну как ты умеешь настроение поднять! Не знаю я, кто его звал. Там так шумно было. Севастьян извинился, пообещал скоро вернуться и ушел.
– А потом?
– А потом – все.
Гуте снова припомнился тот вечер, припомнились такие дорогие глаза Севастьяна, его внезапное исчезновение, и к горлу подкатил горький комок.
– Потом он исчез, – всхлипнула Гутиэра и высморкалась в широченную юбку Аллочки. – Утром, когда я уже хотела собрать бригаду и идти его искать, позвонила какая-то женщина, представилась секретарем Севастьяна Романовича и попросила, чтобы мы перегнали его машину к ДК Труда. Якобы это он ей велел позвонить. Ну я, конечно, спросила, почему он сам не подошел к телефону. А она сказала, что у него планерка.
– Это он на работе, что ли, был, пока вы его искали? – пыталась вникнуть в ситуацию сестра.
– Какая ему работа, ты же видела, что с ним… Но нам эта дамочка хотела так преподнести. Только вот зачем? – нахмурилась Гутя.
– Это понятно, чего думать. Она просто хотела выиграть время. Кстати, а кто перегонял машину?
– Семушка… Да, точно, он. Я поняла! Надо съездить к ДК и посмотреть, там ли машина, – догадалась Гутя.
Аллочка хотела предложить свой вариант, но Гутя сообразила лучше. Поэтому она только важно покачала головой.
– Да, Гутя, надо съездить. И еще, нам надо разработать план работы. Бери ручку и пиши. Так, сначала нам надо купить тетрадь, чтобы все данные записывать, потом купить тортик…
Гутя, которая приготовилась писать, уныло отложила ручку.
– Зачем тортик? Ты вон ни в одни джинсы не влазишь.
– Ага! Точно. Пиши дальше – купить мне джинсы!
– Алисия! Немедленно брось этот черный юмор! – подскочила сестрица. – Тут надо думать, как обидчиков найти… Хотя чего там думать – искать, да и все.
– А мне вот, к примеру, в новых джинсах куда как приятней искать, – нудно гнула свое Аллочка.
Неизвестно, сколько бы еще спорили сестрицы, но в этот момент домой вернулась Варвара. Да не одна. Рядом с ней высился худой, нескладный, похожий на богомола старичок и, далеко оттопырив мизинец, держал в руке объемный чемодан.
– Вот, мама, встречайте, – широко улыбнулась девушка с порога.
Старичок чопорно продвинулся вперед, швырнул к стене чемодан и уже приготовил губы для лобызания, но Аллочка все испортила:
– А я знаю – это новый Гутин клиент, да? Наверняка тоже страсть как жениться хочет! – принялась она строить глазки старичку. – Вот я слышала, что все женщины делятся на красивых и умных, так вам какие женщины нравятся – умненькие или такие, как я?
– А… вы же еще про красивых говорили? – растерялся гость.
Аллочка скривила губы и бросила сестре через плечо:
– Гутя, не трудись. Он такой старый! В нем мозг уже умер, одни инстинкты…
– Аллочка! – залилась багрянцем Варя. – Это…
Но старичок не слушал ворчунью, он добрался-таки до Гути, вытянул вперед руку для пожатия и заявил:
– Лось! Простите, это не обзывательство такое, это фамилия. Так гордо и простенько – Лось Карп Иванович. Дедушка вашего Фомы. Да-с. Вот этими самыми дланями я мальчонку и выпестовал, – растопырил старичок широкие, как лопаты, руки. – А теперь изволил прибыть, да-с, поинтересоваться, так сказать, в каких условиях содержится мой внук… Простите, дамы, а чего вы гостя чаем не балуете?
Дамы и в самом деле стояли, распахнув рты, и разглядывали худого Лося. Варька уже немного успела освоиться, поэтому теперь вовсю тормошила женщин:
– Мам, ну давайте Карпу Трофимовичу его комнату покажем, предложим ванную…
– Да что ты, Варь, неудобно как-то гостя в ванной-то селить, – зашипела Гутя и весело защебетала:– Ой! А как мы вам рады-то! Это как же славно, что вы нас навестить догадались! А Фомочка о вас столько говорил!
Фомочка и вовсе никогда не рассказывал про босоногое детство, только раза два проронил, что воспитывали его в строгости и дед по субботам ради профилактики устраивал упражнения с ремнем. Но не говорить же об этом пожилому человеку, тем более что тот, судя по чемодану, прибыл издалека.
– А я ведь к вам из Омска, да-с, – сообщил гость после того, как все уселись за стол. – И тоже, надо сказать, не с пустыми руками прибыл.
Он шустро подскочил и выудил из чемодана мокрый, неприятный пакетик.
– Вот, гостинчик вам привез. Это омское мороженое, угощайтесь, у нас его чудно готовят. Только оно уже совсем растаяло, как-никак двое суток в поезде, однако ж… Кушайте, кушайте. Варенька, можете даже пакетик облизать, я отвернусь. Только…
Дедушка Фомы теперь мило улыбался Аллочке, хотел даже приладиться, чтобы лобызнуть ручку, да отчего-то передумал. Зрелая девица алела маком и смущенно грызла ногти. А Лось не умолкал:
– …Простите, дражайшая, не упомнил вашего имени-отчества…
– Аллочка.
– Только вот вам, Аллочка, гостинца не досталось. Фома писал про вас, но я думал, вы уже съехали, замуж вышли, а вы, смотрю, все еще в нахлебницах…
– В чем? – вытаращилась Аллочка.
– Ой, да что вы! – суетливо замахала руками Гутя. – Аллочка совсем не нахлебница! Она и хлеба-то не ест вовсе!
– Да! Не ем! – обиделась Аллочка. – И потом с чего вы взяли, что я… Короче, вы что же решили – что я и не работаю совсем? Я здесь тружусь, как… Вот в данный момент вы все лопаете чай этот, с раскисшим мороженым, а я работаю! Да, Варя, и не выпучивай глаза! Я сейчас, между прочим, расследую важное запутанное дело! И сидеть мне с вами некогда, я думать пошла!
Аллочка ни за что бы не покинула стол, если бы, помимо гостинца с Омска, не кончился тортик, за которым сносилась Варька. Но теперь на тарелках от него остались только крошки, и самое время было обидеться.
– Зря вы так, – покачала головой Гутя. – Аллочка очень ранимая натура, и к тому же действительно сейчас работает частным детективом.
– И много платят? – собрал белесые бровки старичок.
– Да кто ж ей платить станет?! Хотя… как знать… Ой, а чего вы конфетки не кушаете?! А вареньице? Я вам сейчас еще батончика нарежу, – засуетилась Гутя.
Но гость не хотел батончика. И конфеток тоже. Он глубокомысленно пожевал собственные губы, а потом изрек:
– Детективом? А чего ж, надо и мне поработать. Я, пожалуй, останусь у вас на месяцок-другой… Ох ты, недомыслие какое, надо ж, пока я там в Омске пытаюсь разводить томаты, здесь беззащитные женщины контролируют преступность! Нет, я определенно останусь у вас до зимы! Я просто обязан вам помочь! И потом я слышал, вы сватовством балуетесь?
Вместо Гутиного ответа в прихожей оглушительным звоном зашелся звонок.
– А вот и Фома! – радостно вскочила Варя.
В дверях появился уставший зять.
– Здорово, дед, – поздоровался он с родственником так, будто расстался с ним на вчерашнем закате. – Варь, я есть не буду, потом. Гутиэра Власовна, я вашего больного…
– Позволь, внучок, – недовольно нахмурился дедушка и гусаком вытянул шею. – Как это понимать – не будешь есть? А отчего, позволь спросить? Ты не бережешь свой желудочный тракт? Или, может, какая молодка тебя уже попотчевала?
Варенька при этих словах судорожно сглотнула.
– Фома, так ты расскажи про Севастьяна. Как он там? – кинулась к зятю Гутиэра.
Усталый Фома пытался одновременно умываться, скидывать грязную одежду и отвечать на вопросы.
– Больной? Стабильно, а это уже неплохо. Конечно…
– Я бы настоятельно попросил не прерывать мой воспитательный процесс, – вдруг тяжело задышал Карп Иванович. – Так ответь мне, негодник, какая тебя красотка сегодня ублажала?
Варька снова непроизвольно сглотнула.
– Ну, в общем, состояние его не смертельное, – рассказывал про больного Фома, не реагируя на восклицания деда. – Только вот у нас не предусмотрено длительное содержание, надо куда-то вашего избиенного определять.
– К нам и определим, – мгновенно решила Гутя. – У нас его можно содержать сколько угодно длительно. Так… Аллочка! Сегодня же перебирайся ко мне, завтра в твою комнату въедет Севастьян. Он немножко поживет у нас.
– Нет, нет и нет! У нас буду жить я!! – вдруг крикливо запротестовал дедушка Лось. – Фома! Немедленно осмотри меня, я тоже жутко нуждаюсь в лечении! И мне требуется сиделка. Вот вы, дамочка, простите, никак не запомню, как вас зовут…
– Аллочка! – набычилась «дамочка».
– Ага, так вот вы, любезная, просто идеально подходите на роль сиделки.
Аллочка раздулась так, что на ней затрещала юбка, однако Фома лихо вернул деда на место.
– Дед, сейчас ты мне расскажешь, что у тебя болит, а завтра я подыщу тебе нужный санаторий.
Дед мгновенно выбросил перед носом внука кукиш. На этом процесс воспитания был приостановлен.
Поздно вечером Варька перемывала посуду, а Гутя варила коту Матвею рыбу.
– Мам, а ведь этот дедушка к нам совсем не из-за Фомы прибыл, – шепотом говорила дочь. – Он к тебе. Рассказывал, что у него нежная мечта – жениться на молоденькой. Я вот думаю – хорошо бы ему нашу Аллочку сосватать, а? В Омске бы жила…
– Ну ты тоже скажешь! – также шепотом отвечала мать. – Какая ж Аллочка молоденькая?! Ей уже сорок с хвостиком! Я бы даже сказала, с хвостом!
– Ой, мама, для него-то она еще девочка, чего ты!
– А может, ты и права, этому лосю только такая серна и требуется…
Всю ночь Гутя не могла уснуть. Она представляла, как завтра вечером к ней переедет Севастьян, такой больной, побитый… нет, не так – израненный! Он будет слабо стонать, а она, Гутя, сядет возле его кровати и будет нежно утешать… А вот утешить его и нечем. Лучше всего было бы взять и выдать ему имена обидчиков или даже их самих – пусть делает с ними что хочет. Но вот как их найти? Даже ни одной тоненькой ниточки. Мужчина спокойно отдыхал, хотел сделать предложение руки и сердца… А что же еще он хотел ей предложить? Но потом его кто-то не вовремя позвал и потом… и потом он пропал. Позже, конечно, нашелся, но в весьма потрепанном, нет, в тяжелом состоянии. Еще звонила какая-то секретарша-самозванка, просила перегнать машину… Определенно надо завтра же сбегать на стоянку посмотреть, там ли автомобиль Севастьяна. Только вот маленькая заковырка – Гутя совсем не видела номера той машины и, конечно же, не знает названия автомобиля. Но… Но ведь Семушка же знает, он же перегонял! Решено – она завтра же с утра позвонит Светлане и попросит к телефону Ромочку. А уж тот ни за что не отвертится, все выложит.
Утром Гутя вскочила ни свет ни заря – надо было еще раз сделать влажную уборку перед приездом больного Севастьяна.
– Гутиэра Власовна, а вам чего не спится? – пробубнил недовольный зять.
Утром Фома Неверов всегда был недовольный. Сколько бы он ни спал, ему всегда было мало.
– У меня дела. Больного сегодня привезут, а у меня не постирано, белье неглаженое, потолки только в прошлом году белила, ужина еще нет…
– Да бросьте. Больного я после работы привезу, так что с ужином еще успеете.
– И… и все равно, мне надо… – никак не хотела укладываться теща.
Своей бурной беседой они разбудили Карпа Ивановича, вчерашнего гостя. Тот начал день с гимнастики – бодро принялся скакать по комнате, выкидывать в стороны длиннющие руки и высоко подкидывать ноги. От его прыжков вовсю подскакивал журнальный столик, с грохотом открывалась дверца шкафа и в серванте жалобно позвякивали фужеры. Чего уж там, даже Аллочка не вынесла этой психологической атаки – выползла из комнаты заспанная, шумно скребя пижаму на животе.
– Фома! – рявкал Карп Иванович в перерывах между скачками. – Становись немедленно на утреннюю зарядку! Я смотрю, у тебя стали совершенно дряблые мышцы спины и ягодицы!
– А ты бы поменьше на них смотрел, – огрызнулся неблагодарный внучок и поспешно удалился на работу.
Следом за ним упорхнула и Варя, а Гутя в предвкушении потерла руки – можно было звонить Светлане.
– Аллё, Светочка? Прости меня за ранний звонок, но мне очень нужен твой супруг, – защебетала Гутиэра в трубку. – Он еще не отбыл на работу?
– Кто это? – раздался на другом конце провода сонный голос. – А, это вы, Гутиэра Власовна? Что вы говорите? Супруг? Это Роман, что ли? Отбыл. Только вот не знаю, на службу или еще куда.
– То есть как это?
Светлана немного помычала в трубку, а потом проговорила:
– Ой, я сейчас ничего не соображаю, мы с девчонками – с Ириной, с Ниночкой – решили сегодня собраться, мужиков поменять, вот и вы подбегайте. К трем дня, мы у Ирины будем.
– А что – Ирина тоже супругом недовольна?
– Не знаю, но хочет поменять. Вы лучше приходите, а то я сейчас еще сплю…
Гутиэра растерянно устроила трубку на рычаг. На душе тихонько заскребли кошки – она теряла квалификацию свахи! Если невесты станут самовольно менять женихов, ей будет трудно контролировать браки. И что это в самом деле! Теперь даже среди невест бартер! Да уж, рынок теперь и в чувства внедряется семимильными шагами!
– Так, быстренько докладывайте – что там у вас? Бабий бунт? Невесты постриглись в монахини? У вас завелся Синяя Борода? Что вы молчите, отвечайте! – требовал Карп Иванович, прыгая на одной ножке.
– Нет, там без бороды, у нас бреются… – рассеянно проговорила Гутя и затеребила сестру: – Аллочка! Ты представляешь! Сегодня девчонки из нашего клуба знакомств собираются на девичник, чтобы поменять себе мужей! Это же катастрофа! Боже мой! Они еще не успели со мной расплатиться! А такие пары, такие пары! Нет, это определенно катастрофа!
Гутя, наконец, сообразила всю глубину финансового горя, рухнула на диван и уткнулась в шерсть кота Матвея.