– Вера Сергеевна? Вера Сергеевна, вы не знаете, куда сейчас лучше полететь с мужчиной на отдых? Хочется, чтобы было жарко, да… Нет-нет, он совсем не стеснен в деньгах, что вы! Как это про кого? Про своего Максима Михайловича.
   У нее еще осталось несколько номеров, но суровая длань родной сестрицы улеглась на кнопки телефона.
   – Хватит врать, на свидание опоздаешь.
   Аллочка кинулась к часам, времени было предостаточно.
   – Только зря отвлекла, – недовольно пробурчала Алла Власовна. – Сама, главное, сидит там с Варькой, лясы точит. Нет, чтобы поинтересоваться: «А как ты сходила на задание, милая сестрица?», так она… И вообще! Я смотрю, ты на свое «дежурство» не слишком торопишься? Я-то следила за Фомой! Как и полагается. А вот ты! Собирайся! И главное, хоть бы спросила…
   – Да что спрашивать-то, – отмахнулась Гутя. – Утром-то он шашни не станет крутить.
   – А вот и станет! – воскликнула Аллочка, но спохватилась: – А Варька где?
   – Она новый фильм по компьютеру смотрит. Диск ей принесли, она наушники нацепила, говори, она ничего не услышит.
   Аллочка вздохнула:
   – Ой, Гуть, я не знаю, какие у них отношения, но эта тетка сегодня на прием к Фоме приходила.
   – На прием! – охнула сестра и тихо опустилась на диван.
   – Да какой там прием, – насупилась Аллочка. – Я, конечно, пыталась просочиться, но…
   – Он тебя видел?
   – Нет, я тети Надин халат надела, ну и… Ты, Гуть, не расстраивайся, там у него такая медсестра сидит!
   – Лидочка, я ее видела.
   – Да какая там Лидочка! Лидища! Такая вредная баба!
   – Но зачем же тетка приходила?
   – Не знаю, хотела подслушать, но… Вот ты пойдешь, может, она снова к нему прибежит, и тогда уж сама послушаешь.
   – Да, ты права. Спасибо, Аллочка. Тебе, кажется, надо было куда-то собираться?
   – Не куда-то, а на свидание, – набычилась Аллочка.
   Похоже, ее личная судьба вовсе никого не интересует!
   Она приготовилась ровно за час до назначенного времени, эти мужчины, они же всегда торопятся! Нет, потом-то она, конечно, научит Максима ждать ее часами, но к первому свиданию лучше приготовиться заблаговременно.
   Он позвонил в половине шестого, и Аллочка сразу же поняла, что свидание не состоится.
   – Аллочка, это Максим Михайлович, – как-то слишком безрадостно представился он.
   – Я узнала! – воскликнула та. – Я всегда узнаю, вот кто мне ни позвонит, я сразу – ать! И узнала. Мне уже выходить? Я готова!
   – Аллочка, у меня изменились обстоятельства, – замямлил в трубку кавалер. – Боюсь, что наша встреча состоится только завтра. Вы меня сможете простить?
   – А сегодня что? Вы на работе кого-то подменяете, что ли? Или у ваших соседей трубу прорвало и вас залило? Или, может быть, пожар? У наших знакомых был пожар, даже пожарников вызывали, и ничего. Как они уехали, так Федька на все плюнул и побежал к мужикам в гараж водку пить. С горя!
   – Аллочка, у меня нет пожара. У меня… хуже.
   – К вам вернулась жена, да? – тихо ужаснулась Аллочка.
   – Я за вами заеду завтра, в это же время, хорошо? И выпрошу у вас прощение. Только ради бога, не говорите, что вы завтра заняты!
   – Да чем я там занята, разве что в магазин сбегаю, – тяжко вздохнула Аллочка. – Ну смотрите, если уж вы и завтра не приедете, я больше ждать вас не буду, так и знайте! На меня сегодня Пашка с четвертого этажа заглядывался, да и дворник наш, дядя Петя, уже давно глаз положил. Так что…
   Ей показалось, что он фыркнул, но наверняка – показалось, потому что он ответил совершенно серьезно:
   – Хорошо, я непременно учту конкуренцию. До завтра, чаровница!
   – Спокойной ночи, – заалелась Аллочка и отошла от телефона, уже совсем успокоенная.
   – Ты что? – спросила ее Гутя, заметив, как сестра стягивает нарядный костюм.
   – Я сегодня никуда не еду, – с блаженной улыбкой ответила Алла Власовна. – У него случились неотложные дела, и он перенес свидание на завтра.
   Гутя покачала головой:
   – Ой, дурит он тебя, Алка. Соскочит, чует мое сердце.
   – Ну что ты такое говоришь? – кинулась на защиту кавалера Аллочка. – Вот ты же умная женщина! Во всяком случае, сама так считаешь! Вот и подумай – если ему надо соскочить, он бы звонил и переносил на завтра? Ну, что молчишь? Он бы просто взял и не позвонил. И все. А у меня о нем – никаких данных. А он побеспокоился, позвонил, предупредил, пообещал, что… ну, это уже не твое дело.
   – Да, правда, – отчего-то быстро согласилась Гутя. – Садись со мной, я манты стряпаю, а их лепить – замучаешься. Сама знаешь.
   Аллочка перекривилась. Нет, конечно, манты – это тебе не пельмени лепить, тут надо быстрее поворачиваться, и все равно! Зачем себя мучить, если можно пойти и купить, какие нужно и сколько хочется?
   – Гутенька, а у меня что-то вот тут щемит, – уткнула она руку куда-то в область пышного бюста.
   – Ну соври еще, что это сердце, – осуждающе мотнула головой Гутя.
   – Ну почему? – вытаращилась сестрица. – Там много всего, например, кости или селезенка, или предстательная железа.
   Гутя совсем посуровела:
   – Пока справку не принесешь, что у тебя предстательная железа болит, даже и не заикайся. Лентяйка.
   – Это не я лентяйка. Сама не пошла на задание, а я, между прочим, все сделала как надо. Я даже в халат переоделась. А ты! И где опять твой Фомочка? Упустила?
   – Ему Варька уже на работу звонила, сказали, что он с главврачом на какое-то обучение поехал.
   – Понятно, тот его научит! Интересно, где у них сегодня этот «институт», в каком ресторане?
   – Придет, и выясним! – строго оборвала ее сестра. – А ты зря не болтай. Так ведь и жизнь человеку можно сломать, двоим человекам, нет! Даже троим получается.
   – А меня опять никто в расчет не берет, да? – обиженно проворчала Аллочка.
   Сестрица только вздохнула:
   – Если ты своим языком Варьке навредишь, я тебе не жизнь – я тебе шею сломаю. Ты будешь манты стряпать или сегодня посидишь на диете?
   Пришлось сесть и лепить манты.
   Манты в доме любили все. Особенно их уважал Фома. В такие минуты он даже называл Гутю мамой и почти не ссорился с Аллочкой.
   Но сегодня все было по-другому.
   Фома заявился домой поздно вечером, сам не свой, на нем, что называется, лица не было, и сразу прошел в свою комнату. Только буркнул что-то типа: «Здрассть», и все. А какое там «здрассть», если утром уже здоровались?
   – Ой, Гуть, – кивнула на него Аллочка. – Посмотри, как он переживает. Прямо черный весь, и отчего ему Варьки не хватает?
   – Варенька! Идите кушать! Сегодня манты! – закричала из кухни Гутя, вовсю гремя крышками и стараясь не слушать ропот сестрицы.
   Из комнаты молодых никакого движения не послышалось.
   – Чувствует себя побитой собакой, потому и не идет, – подсев к сестре, шепотом проговорила Аллочка.
   – Ничего, сейчас такой запах пойдет, что все собаки сбегутся, – успокоила ее Гутя. – Прибежит как миленький.
   Однако через полчаса, когда по всей комнате и в самом деле поплыл запах, скручивающий желудок в мокрую варежку, и тогда из комнаты молодой пары никто так и не высунулся.
   – Спать залег, – тихонько предположила Аллочка. – Чтобы в глаза нам не смотреть. Вот точно я тебе говорю, рыло у нашего Фомы опушилось, в пуху стало, то есть.
   – Ой, не трави душу, – не выдержала Гутя и сама стукнулась в их комнату. – Варя! Я сколько вас звать буду?
   – Мам, мы, наверное, не будем ужинать, – высунула в дверь встревоженную мордаху дочь.
   – Это еще что за новости? – Гутя вздернула брови. – Никаких «не будем»! Мало ли что в жизни бывает? Подумаешь, бабу себе на стороне завел, что ж теперь, мужика голодом заморить?
   – Мам, ну какую бабу?
   – Обыкновенную! – вынырнула из-за плеча сестры Аллочка. – Ты думаешь, мы не видим ничего, да? Да мы!…
   – М-м-м-м… – откуда-то из глубины их комнаты грустно промычал Фома.
   – Мам! Ну вы же ничего не знаете! Аллочка! – чуть не со слезами воскликнула Варька.
   – Да! Может быть, мы не разобрались в тонкостях, но суть! – Аллочка вытянула толстенький палец вверх. И только тут обнаружила, что уже давненько надо бы сделать маникюр.
   – Погоди, Варя, я сам, – и на пороге появился осунувшийся Фома. – Я сам все расскажу, черт, а как не хотелось!
   – Иди, расскажи, покайся. А там и простит тебя Варька, любит ведь, и ты ее любишь, чего между молодыми не бывает, – курицей заквохтала возле зятя Гутя. – Только давай-ка сначала за стол, я мантиков налепила. На сытый желудок и беда в полсилы, и… Аллочка! Ну что ты эти манты мечешь! Погоди хоть, все усядутся. Фомочка, садись, Варька, достань горчицу.
   Фома как-то растерянно прошел за стол, взял вилку и начал медленно ковырять тонкое тесто. Такого с ним никогда не случалось. Именно Фома ввел в доме обычай, что манты надо есть руками. А не истязать вилкой. И страшно сердился, если кто-то из домашних нарушал правила.
   – Весь труд повара насмарку, – ругался он. – Аллочка! Руками их надо есть.
   – А если у меня на руках микробы? – не сдавалась обычно та.
   – Тогда иди и вымой. Микробы она тут за стол притащила. Самим есть нечего. Еще их кормить?
   И вот сегодня…
   – Ну вот что, – не выдержала Гутя. – Давай, рассказывай все, как есть, сколько ж нас томить можно?
   – Вы с ней часто встречались? – быстренько спросила Аллочка.
   – С кем? – туманным взглядом одарил Аллочку Фома.
   – Ну с этой, с твоей женщиной?
   Фома медленно повернулся к Варьке:
   – Варь, какая женщина? О чем она спрашивает?
   – Аллочка, ты сейчас о чем? – повернулась к тетке Варька.
   Аллочка тяжко вздохнула и выдала:
   – Давай, Фома, раскрывай карты. Приходила к тебе сегодня на прием женщина?
   Фома неуверенно мотнул головой, дернул кадыком и уточнил:
   – И даже не одна, я не помню, человек семнадцать женщин было, наверное, а может, и двадцать.
   – Мы же договорились, все начистоту, – сурово сдвинула брови Алла Власовна. – Я спрашиваю про эту, ну как ее… Короче, признавайся, водил ее в ресторан? Только не ври мне!
   Фома повернулся к Гуте и помотал головой:
   – Я нич-чего не понимаю! Давайте так: я сначала рассказываю, что у меня стряслось. А уж потом вы – все начистоту.
   – Давай так, – быстро согласилась Гутя, – только ты ешь, ешь.
   – Да какое там, – горько махнул рукой Фома и отодвинул тарелку. – У меня на работе творится какая-то…черт его знает, что у меня там творится! Полтора месяца тому назад к нам пришел следователь и сообщил, что погибла одна довольно молодая еще женщина, Анна Дмитриевна Пчелкина. Погибла насильственной смертью. А поскольку незадолго до гибели она была моей клиенткой, то следователь и пришел ко мне – выяснить все, что мне известно о несчастной. Ну, что мне там известно, так, мол, и так, обращалась к нам неоднократно, у нее проблемы с сосудами, короче, рассказал все, что знал. Кстати, следователь меня хорошо знает. Я его дочку оперировал, в общем, пообщались в дружественной обстановке, так сказать.
   – Ну и ладно, – погладила по плечу зятя Гутя. – И выкинь из головы.
   – Так я бы и рад! Но после этого погибает еще одна женщина! И тоже моя клиентка, Софья Николаевна Аркадьева. Дама солидного возраста, состоятельная приятная! Кстати, она в каком-то фонде работала, больным помогала, перечисляла деньги на операции. И тоже кто-то ей умереть помог. Следователь снова ко мне. Теперь было уже труднее, то есть я, конечно, рассказал, что к этому непричастен, это ж ясно. Да и свидетелей у меня целая поликлиника, во время ее убийства я на работе находился.
   – Вот идиотство, – не выдержала Гутя. – Я даже не знаю, ну, что теперь поделать, и ты же не виноват, нельзя себя так изводить.
   – А сегодня, – Фома уткнул лицо в ладони. – Сегодня мне сообщили о смерти Трофимовой Вероники Семеновны. Ее убили по дороге домой. Она ехала от меня.
   – Погоди-ка, – насупилась Аллочка. – Трофимова Вероника Семеновна? Это не та, которая к тебе сегодня на прием приходила? Такая вся, в полосочку? И ногти, как картинки?
   – Я не помню ее ногти, но говорю – она ехала от меня, когда ее убили.
   – Погоди, ее прямо в автобусе? – не сообразила Гутя.
   – Она не ехала в автобусе, у нее «Лексус», – вздохнул Фома. – Ехала домой, у нее дом в черте города, но… короче, на дороге, как предполагается, ее кто-то остановил, она вышла, ей накинули удавку на шею и… В общем, вот такая картина. Сразу заявляю – о совпадениях говорить не приходится.
   – Ну, надо рассматривать все версии, и совпадения тоже, – невозмутимо проговорила Гутя.
   – Третья моя пациентка – и совпадение?! Не смешите меня! – горько дернул губой Фома.
   – И не думала. Но городок у нас небольшой. Все эти несчастные могли появляться в одном месте, например, посещать одну и ту же парикмахерскую, ходить в одни и те же магазины, бутики, спортзалы, я уж молчу про театры и цирк.
   Фома с интересом уставился на тещу:
   – Вы в самом деле так думаете?
   – Это же логично, – вытаращилась Гутя. – И потом, рассуждай здраво. Ваша клиника – одна из самых известных, так?
   – Н-ну да, она входит в тройку лучших в городе.
   – А погибшие были, насколько я поняла, примерно одного возраста и достатка, так ведь? Все женщины в определенном возрасте начинают лечиться, потому что организм изнашивается, это аксиома. И что удивительного в том, что состоятельные леди могли позволить себе одну из лучших клиник? Это же ясно, они в плохую не пойдут. И что тут думать? Тут надо думать не о том, что они все – твои клиентки, а о том, что идет уничтожение состоятельных дам, я бы так сказала, – важно закончила Гутя и победно посмотрела на зятя.
   Тот уставился на нее во все глаза и даже потянулся за тарелкой с мантами.
   – Ну вот! Я же говорила, что на тебя никто не думает! А ты еще не хотел маме сказать, – радостно воскликнула Варька. – А мама, видишь, у нас какая? Она сразу все и поняла. Сразу и сообразила. Я ж тебе говорила, что мамочка у нас – настоящий детектив. Ты же помнишь, сколько она преступлений раскрыла.
   И рыжая девчонка подскочила к матери и звонко чмокнула ее в щеку.
   Аллочка крякнула. Вообще-то, в их семье именно она считалась настоящим детективом. И преступления раскрывала тоже она. Она даже открыла собственное детективное агентство, загнувшееся из-за отсутствия заказчиков. Но ведь не из-за Аллочкиной же профнепригодности? И потом, что-то мешало Алле Власовне так же беспечно подскочить к сестре и облобызать ее ланиты.
   – Ф-фу, – с облегчением выдохнул Фома. – Вот честно скажу, женщин тех жалко, я их знал, но – будто камень с души упал. А то мне так и мерещилось, что за спиной люди в меня пальцем тычут, как в убийцу.
   – Фома, – невинно спросила Аллочка, заталкивая в рот манты. – А кто это – Вероника Семеновна? Эта не та фифочка, с которой ты в ресторане сидел?
   Фома так поперхнулся, что Варьке пришлось с силой долбануть его по загривку.
   – В ка-а…ком ресторане?
   – В «Сентябре». Я тебя там видела.
   – Я… я не ходил в ресторан в сентябре, он наступил-то три дня назад. Нет, я точно еще ни с кем в рестораны не ходил.
   – Аллочка! Ну что ты опять мелешь? – с укором зыркнула на тетку Варька. – Фом, возьми майонез. Или тебе горчицы?
   Как ни старалась Варька увести разговор от тяжелой темы, но Аллочку было свернуть не так-то просто.
   – Понимаешь, я вчера… ну да, вчера! Так вот. Я вчера зашла случайно в ресторан. Просто меня там ждал один мужчина, он меня пригласил, Варька, я потом тебе о нем расскажу. Сижу я за столиком, смотрю по сторонам, потому что мне за заказ платить нечем, и думаю, какого бы дурака отыскать? Нет, не так. И, значит, думаю, кто это сидит за столиком возле входа? А возле входа сидишь себе ты, Фома, а с тобой такая яркая особь женского полу. И голова-то у нее разным цветом выкрашена, и цепь-то у нее вся прям метражом, и ногти… Фома, а ногти у нее – вообще! Я не понимаю, как ты не заметил такую красоту? Вот если бы мне Гутя денег побольше давала, я бы только такой маникюр и делала. Варька, представляешь, такие длинные, а на каждом – отдельная картина нарисована.
   – И как ты эти картины разглядела? – недоверчиво фыркнула Варька. – Ты же не за одним столом сидела с ней.
   – Так я подошла! Вот честное слово, взяла и подошла. И вежливо поинтересовалась: «Женщина, у вас закурить не найдется?» А она даже не взглянула на меня. Но рассмотреть-то я ее успела.
   – Ничего не понимаю, – снова отодвинул тарелку Фома. – Аллочка! Я не был вчера в ресторане!
   – Был. В «Сентябре».
   – Да нет же! Говорю, ни в «Сентябре», ни в «Октябре», ни во всех остальных месяцах года. Я был… Господи! Да целая клиника видела, что я с работы ушел черт-те во сколько.
   – А у меня есть свидетель. И он сегодня обещал прийти, но у него что-то случилось. А вот завтра он за мной заедет, и можно будет у него спросить.
   Фома заморгал и ухватил себя за виски.
   – Так, давай разберемся. Значит, из дома я вышел в девятом часу, у меня вчера прием был с десяти до двух. Доехал нормально, без приключений, переоделся, начал прием. А потом… В два часа мы с главным ездили знакомиться с новым аппаратом, нам один спонсор его подогнал, очень нужная и сложная штука, нужно обучение. И мы с главным обучались – до восьми вечера и обучались. А потом нам Игорь Матвеич, врач один, старый и умный, как черт, сказал, где у нас в городе уже работает еще один такой аппарат, и мы туда помчались. И пробыли там… Да, мы там и просидели до двенадцати. А потом я поехал домой. Главный может подтвердить. Я и сегодня с ним был. Только мы сегодня уже наш аппарат проверяли. Пригласили этого Игоря Матвеича, и он нам на нашем аппарате показывал, как надо. Аллочка! Ну что ты хмуришься? Я ж говорю, главврач подтвердит.
   – Да твой главный что угодно подтвердит, – пробурчала Аллочка. – А я сама видела. И сегодня видела, как к тебе в кабинет эта самая Вероника Семеновна заявилась.
   – Сегодня? – снова быстро заморгал Фома. – Да, точно, сегодня она была у меня на приеме. Так я сразу сказал, ее убили, когда она домой из нашей клиники возвращалась.
   – Ну? – уставилась на тетку Варька. – Теперь убедилась?
   Аллочка могла бы поверить Фоме. И охотно поверила бы, но она же еще не выжила из ума.
   – Просто Аллочка так со своим кавалером заболталась, что с кем-то спутала нашего Фому, – мило улыбнулась Гутя.
   Аллочка хотела было напомнить, что, когда она разглядела Фому, никакого кавалера у нее еще не было, но под столом сестрица с такой силой треснула ее ногой, что Алле пришлось изобразить некое подобие стеснительной улыбки.
   – Ну вот и славно, – успокоилась Гутя. – Фома, давай тарелочку, я тебе еще подложу. Почему ты сразу не рассказал все? Сразу бы и разобрались, и дело с концом. А то вон как ты похудел.
   – Ой, мам, а если бы ты слышала, как он по ночам стонет, – пожаловалась Варька. – Фомочка! Поешь, и сразу в кроватку, отдыхать.
   У Аллочки аж скулы свело – еще ничего с рестораном не ясно, а эти две курочки уже не знают, как облизать свое сокровище.
   Между тем «сокровище» быстро справилось с ужином, и они вместе с Варькой исчезли в комнате. И уже через полчаса из-за двери донесся зычный храп.
   – Надо Варьке сказать, чтобы она ему носки постирала, – вспомнила Гутя. – Я в последнее время машинку не заводила, а мужику завтра надеть нечего.
   Она осторожно постучалась, потом сунула голову в комнату молодой семьи и на цыпочках отошла.
   – Представляешь, спят, как младенцы, – сообщила она сестре.
   – И Варька?
   – И Варька. А что ты думаешь, она за Фому переживает не меньше, чем он сам. А теперь немного успокоились, уснули.
   – А кто из этих младенцев так трубит? Прямо вылитый слон в бешенстве.
   – Это не слон, это Фома. Намучился.
   Аллочка запыхтела и накинулась на сестру:
   – Гутя! Скажи, почему ты меня не слушаешь, а? Я правду говорю, видела я в том ресторане Фому! Почему не веришь-то?
   – А потому, что, прости, моя дорогая, но ты сама себе противоречишь. То тебя в ресторан пригласил мужчина, и вроде бы даже ждал, но вот за твой заказ заплатить было некому. Или – ты подошла к этой даме и попросила закурить. И это ты-то! Которая вообще сигарету в руках не держала.
   – Да, я подходила. Но я не курила, а попросила только. И она мне не дала, потому что, кажется, у меня сигарета была совсем дешевая, даже без фильтра. А мужчина… был мужчина! Только я на свидание с одним отправилась, а он… в общем, сбежал, паразит. Но зато я очень быстро познакомилась с Максимом Михайловичем, я тебе о нем рассказывала. Так что… Но я правда Фому видела!
   – Ты с ним разговаривала? Ты его видела вот так, как меня? Только не ври, Аллочка!
   – Я его видела, но не так, он далеко сидел. А потом он на минутку вышел, и я подошла к его бабе… даме. И я не разговаривала с ним. Он сразу убежал бы.
   – И о чем это говорит?
   – Это говорит только об одном: он трус. И бабник. А может, и убийца.
   – Даже и не думай! – прикрикнула на нее Гутя. – Надо настоящего убийцу искать. А Фома…
   – Но тот мужчина даже одет был так же, как Фома. И повадки все его. Он и головой вот так же делал, и руками.
   – Вот я и думаю, если кто-то так похож на нашего Фому, даже жесты его копирует, то… кому понадобилось обезьянничать?
   – Почему – обезьянничать? А может…
   – Нет, не может! Объясняю: кому-то надо было, чтобы Фому увидели в ресторане вместе в этой Вероникой Семеновной, а потом от нее избавиться. Вот и подумай: кому?
   – А что тут думать – убийце, – пробурчала Аллочка. – Чтобы потом это убийство повесить на Фому.
   – Правильно! И заметь, Фома находился на работе, то есть его никто не видел, значит, алиби у Фомки нет. Так, во всяком случае, убийца и размышлял. Он же не знал, что Фома вместе с главврачом какой-то прибор поедет изучать.
   – Получается, что этот мужик… он – клиент Фомы!
   – С чего ты взяла? – спросила Гутя.
   – С того, что он прекрасно видел, что к Фоме на прием прибыла эта Вероника Сергеевна. Он даже знает, когда она уехала, – сосредоточенно объясняла Аллочка. – Ему даже известно, что Фома ушел домой рано. Но вот о том, что он идет опять-таки на работу, убийца не ведал. А ведь в клинике все знают, что Фомка изучал аппарат.
   – Здесь надо еще подумать, – почесала подбородок Гутя. – Во-первых, преступником может быть вовсе не мужчина, а женщина. Например, подруга этой дамы. Ведь отчего-то погибшая остановилась на дороге? И потом… Откуда этот человек знал, что Вероника поедет домой именно в это время? Она же запросто могла прокатиться по магазинам, завернуть к подруге, к мужчине, в конце концов, или ехать обратно с мужчиной, могла ведь? А тут все так продумано. И еще, преступник не ВИДЕЛ, что Вероника приехала к Фоме на прием, он это ЗНАЛ. Иначе когда бы он успел встретить ее на дороге?
   – Обогнал, например.
   – Спорно. Я понимаю, тут нам еще работать и работать. Берем это дело на себя.
   – Да что ты! – поддела ее сестра.
   Уж кому, как не Аллочке, браться за такое! Но Гутя насмешки не заметила. А еще раз серьезно подтвердила:
   – Да, именно нам. Ты же видишь, как Фома нервничает, прямо угасает на глазах. И потом, когда расследование ведется в нескольких направлениях, дело движется быстрее.
   Аллочка откровенно фыркнула – вовсе не надо ей разжевывать азбучные истины. Конечно, она расследует все, только при чем здесь Гутя? С нее-то точно толку, как молока с божьей коровки.
 
   На следующее утро Аллочка нагрузила Гутю серьезной работой. Едва за дверями исчезли Фома с Варькой, как она разлепила веки, не поленилась встать с постели и строго сообщила:
   – Сегодня приступаем к следствию. У меня кое-какой план уже созрел.
   Гутя покорно хлопала глазами, дивясь расторопности сестры.
   – Гутя, ты отправляешься в клинику Фомы и переписываешь всех пациентов, побывавших у него за последние два месяца.
   – Зачем? – не поняла Гутя.
   – Я тебе потом объясню, – махнула рукой сыщица и строго проследила за тем, чтобы сестра, не откладывая это серьезное дело в долгий ящик, быстро собралась и покинула квартиру.
   Гутя под ее пристальным взглядом собралась за десять минут.
   – Вот сейчас прямо и идти? – на всякий случай уточнила она.
   – Да, Гутенька, сию минуту. И не забудь, мне нужна полная информация. Так что перепиши всех.
   Гутя мотнула головой и вышла, а Аллочка сладко потянулась и снова забралась под толстое одеяло. По большому счету, особенной спешки дело не требовало, но ведь Гутя как начнет нудить: «Аллоська, вставай! Уберись в своей комняте! Да когда узе ты нацнесь приносить деньги в дом? Да сколько зе мозьно спать?» Ну, и конечно, разве тут выспишься? А Аллочке непременно надо выспаться. Сегодня у нее свидание, к тому же, Максим хотел выпросить у нее прощение любыми путями. Вот и надо поразмыслить, какими бы такими путями его простить? Путевку в Турцию попросить, что ли?
   Казалось, Алла Власовна и уснуть-то как следует не успела, а сестрица уже тормошила ее, безбожно стягивая одеяло.
   – Я просто удивляюсь! Какая безответственность! Я думала, она тут вся в работе, а она… Когда же ты начнешь приносить…черт с ними, с деньгами, но хоть какую-то пользу! Уберись в своей комнате, наконец! И вообще!
   – Гутя, у нас на втором этаже собачка живет, у тети Лены, мне иногда кажется, что вы с ней на одном языке разговариваете… с собачкой.
   – Ах так, да? Я – с собачкой? – сестра развернулась и обиженно хлопнула дверью
   Злить Гутю было себе дороже. Тем более в преддверии завтрака. У Аллочки уже давненько попискивало что-то в животе, но подниматься раньше не имело смысла, не вставать же самой к плите, все равно ничего путного у нее не получится. Но вот сейчас… И вообще, с чего это сестрица разошлась? Ну, подумаешь, прилегла Аллочка, так это потому, что так удобнее думать.