Замлелова Светлана. Эмигрантка

Светлана Замлелова
Эмигрантка

* * *

   Анисья Макаровна была чрезвычайно довольна собой. Всё нравилось самой в себе Анисье Макаровне. Кроме разве собственного имени.
   Но ещё в Таджикистане, ещё только готовясь к переезду в Нью-Йорк, Анисья Макаровна придумала называться Анаис. Ей казалось, что это французское имя очень идёт к ней: и к её пушистым светлым волосам, и к изящной фигурке, и к особенной манере подводить глаза. Правда, в Нью-Йорке её стали называть Эн. Но даже это заграничное полуимя устраивало Анисью Макаровну больше, чем собственное длиннющее и, как ей всегда казалось, простонародное прозвище.
   Но главное было не в имени – «что в имени тебе моём?» Главное было в том, что всё, однажды свалившееся на Анисью Макаровну, было заслуженным, выстраданным и исторически закономерным.
   Из своей нью-йоркской квартиры на двадцать втором этаже Анисье Макаровне нравилось обозревать прошлое и, обозревая, плакать. У каждого человека в прошлом есть своя жемчужина. По особым случаям извлекают её из сундуков памяти и, налюбовавшись, прячут до следующего раза. Детство или юность, учёба или война, тюрьма или первая любовь – никто не знает наперёд, что останется самым дорогим и памятным.
   Для Анисьи Макаровны такой жемчужиной сделались её страдания. Былые несчастия и тяготы умиляли и ублажали её. И послевоенное детство в заштатном уральском городке, и бедность, и гражданская война в Таджикистане, от которой пришлось убежать в Америку – всё это осталось далеко позади и теперь совершенно не касалось Анисьи Макаровны. А может, этого и не было никогда? А было американское гражданство, была собственная лавочка на Брайтон Бич, были маячащие в недалёком будущем пенсионные льготы... Но ей нравилось представлять себя гонимой, покидающей Родину и с тоской из иллюминатора самолёта впивающуюся глазами в родной закат. Ей нравилось думать, что она несчастна и что вокруг всё чужое, и что она засиделась в гостях, а пора бы домой... И тогда ей вспоминался городок, затерявшийся в Уральских горах, и дом, в котором прошло детство. Огромный купеческий дом, где в каждой комнате жила семья. Но жили дружно и помогали друг другу. Время было голодное – послевоенное. Бывало, и шелуху картофельную варили, и объедкам из офицерской столовой радовались – всё бывало. Но беда была общей, и нести её сообща было проще.
   Теперь же, приезжая в родной город, Анисья Макаровна старалась не рассказывать много о новом житье-бытье. Но и того, что было известно, оказывалось довольно – бывшие соседки смотрели на неё с завистью. И всем хотелось сбежать в Америку от безработицы, от грязи, от вновь ни с того, ни с сего обрушившейся нищеты.
   И Анисье Макаровне хотелось сделать что-нибудь для всех этих людей, хотелось быть великодушной и мудрой. Ей было приятно оставить кому-нибудь немного денег, купить вещи или продукты. Она старалась казаться простой и доступной и, по усвоенной американской привычке, всегда улыбалась, выставляя наружу белые безупречно-правильные зубы. И на фоне всеобщей озабоченности и озлобленности она казалась самой себе лучиком, пробившимся сквозь толщу серых туч.
   Любила вспомнить Анисья Макаровна и Таджикистан, куда попала ещё девчонкой по институтскому распределению. Здесь вышла она замуж, здесь родились её дочки, здесь она стала писать фельетоны для заводской газеты. Здесь на местном радио у неё был свой час – и каждую пятницу жители маленького Таджикского города слушали стихи русских поэтов в исполнении Анисьи Абрамовой.
   А потом началась война. Но Анисье Макаровне нравилось вспоминать и это время. Страшные дни были позади, зато как слушали её здесь, в Америке, когда она рассказывала про исламистов-фундаменталистов, желающих наведения исламского режима, и про имамов, и про кишлачные мечети, муллы из которых и подожгли костёр гражданской войны!
   – М-м-м! Эти имамы... – говорила она. – Ужасное было время!
   И тогда ей казалось, что она прошла Дантев ад, всё вынесла, всё выдюжила, одолела всех имамов и вышла победительницей. И снова хотелось плакать.

* * *

   Однажды в Интернете Анисья Макаровна наткнулась на любопытное объявление. Московское издательство приглашало опубликовать свои произведения в новом альманахе. Гонораров, правда, не обещали. И даже напротив – альманах издавался на средства авторов. Но зато это было наверняка. К тому же, издательство уверяло, что реализует книжки альманаха «в московской книготорговой сети», а равно осуществляет рассылку в библиотеки.
   Анисья Макаровна задумалась. Она давно не бралась за перо – за все четырнадцать лет американской жизни не написала ни одной статьи, ни одного фельетона. Но когда-то у неё неплохо получалось, и почему бы, описав свою жизнь и все страдания, не попробовать стать русской писательницей в изгнании? Как Солженицын. Её биография, её жизненная опытность наверняка привлекут читателя. Писатель с незаурядной судьбой, что бы он ни писал, всегда интереснее какого-нибудь пишущего филистера.
   И Анисья Макаровна решила попытать счастья в литературе.
   Первым делом она составила для Альманаха свою биографию.
    «О! Как порой жестока и несправедлива жизнь! Как безжалостно рушит она человеческие судьбы! Но что делать...– начала Анисья Макаровна свою историю. – Родилась я в Уральских горах. Здесь жили мои предки, мои деды и прадеды. И были они кузнецами. На Урале прошла лучшая пора моей жизни. Хоть было трудно, жили мы весело: влюблялись, ходили в походы, занимались спортом. В Свердловске я поступила в институт. Училась на инженера. Окончила и по распределению уехала в Таджикистан.
    О! Что за благодатный край! А какой добрый, гостеприимный и уважительный народ! И как хорошо мы жили! В Таджикистане я вышла замуж, родила детей. В то время я очень много писала...»
   Анисья Макаровна подумала немного и продолжала:
    «...Мои статьи с удовольствием печатали местные, республиканские и союзные издания. На местном радио я вела передачу “В мире поэзии”. Так и жили бы мы по сей день, если бы не началась война.
    И вот мы в Америке! О! Как стремительно летит американская жизнь! Знакомые мужа помогли мне открыть свой магазин. Всё время я занята – верчусь как белка в колесе. Но остаётся минутка и для творчества. И тогда я пишу рассказы. О жизни, как я её понимаю; о людях, которые окружали меня и с которыми сводила жизнь. Активно печатаюсь в журналах и альманахах, сотрудничаю с издательствами здесь в Америке и на Урале...»
   Анисья Макаровна зачеркнула «и на Урале» и продолжала:
    «...на Урале, в Москве. Читателям же Альманаха предлагаю рассказы из цикла “Серебряное копытце”...»
   Она давно уже решила, что первым делом опишет свои уральские впечатления.
    «...Деловому человеку, да к тому же ещё в Америке, некогда скучать. Скучают только те, кто не работает. Но иногда мне кажется, что я приехала в гости и загостилась. А пора бы домой.
    О! Как не хочется верить, что Нью-Йорк стал моим домом!»
 
   Следом за автобиографией на свет появились несколько небольших рассказов, скорее зарисовок. Очень симпатичных, немного сентиментальных – не всегда кстати чувствительных. Но в целом искренних и с либеральным направлением.
   Рассказы и биография были отправлены электронной почтой в Москву. После обсуждения редакторских правок Анисья Макаровна электронным же переводом отправила в Россию деньги. А ещё месяца через два она получила десять авторских экземпляров. Семь книжек с автографами они подарила знакомым. Три оставила себе. С той самой поры Анисья Макаровна стала считать себя русской писательницей.

* * *

   Кутузов Иван рос без матери. Отец Ивана был человеком суровым и занятым. И воспитывали Ивана три незамужние тётки – отцовы сёстры. Тётки терпеть не могли покойную мать Ивана и любили помянуть её недобрым словом. Иван слушал, молчал и запоминал. Как-то пробовал Иван вступиться за мать, но тётки подняли такой крик, так расписали отцу дурной нрав Ивана, что Иван с тех пор остерегался обнаруживать досаду перед тётками. Но равнодушным Иван не был, а потому и обижался, и злился втихомолку.
   Ранние утраты и обиды стали поводом к раннему раздумью. Когда иные дети ещё беспечны и беззаботны, Иван успел уже немало передумать и перечувствовать. Часто по ночам, укрывшись с головой одеялом, он думал о своём сиротстве, о тётках, об отце, о том, что никем не любим и никому не нужен. Иногда, закусив уголок подушки, он плакал, но так, чтобы никто не знал о его слезах.
   Тётки кормили Ивана, лечили и учили, но говорили с ним мало, и всё больше о разном вздоре. А Иван ничего не рассказывал тёткам, потому что робел их.
   Книги были истинными друзьями Ивана. С ними он любил уединяться, им доверялся, в них находил ответы на свои вопросы.
   Книги, одиночество, привычка думать под одеялом, необходимость таиться и не выказывать свои истинные чувства – вот что формировало характер Ивана. Он рано научился раздражаться и рано стал присматриваться к людям. Подростком он наторел различать чужие слабости и недостатки – в каждом новом человеке видел он обидчика и, точно готовясь дать отпор, старался нащупать слабину.
   В душе, как всякий одинокий человек, он был робок, но чтобы товарищи не оттолкнули и не засмеяли его, старался казаться развязным. А повзрослев, стал держаться крайних взглядов.
   Взросление Ивана совпало с переменами в общественном сознании. И Иван быстро усвоил то новое, что, как казалось ему, выведет его вперёд и навеки избавит от обид и насмешек. Усвоив, что несомневающийся человек лучше того, кто склонен винить себя, что инстинкт должен быть освобождён от всякого давления, что цена успеха – ничто в сравнении с самим успехом, и что, наконец, нет зла, кроме грубой силы, – усвоив всё это, Иван ощутил себя довольным, свободным и полноценным. И тут же, по странному совпадению, ударился в самый грязный разврат.
   Но только очень скоро, как это не раз уже случалось в русской жизни, Ивана качнуло в совершенно противоположную сторону. Причиной таких резких и радикальных перемен в Иване стал... Бог.
   В новой корзине, наряду со свободой и успехом, был бог. Но не карающий Бог-Отец и не милующий Бог-Сын, а бог-покровитель торговли. Или вроде того.
   Другого Бога Иван не знал, а потому принял этого. Но книги ли, ранняя ли привычка буравить умом всякий предмет – Иван вскоре заподозрил, что бог его ненастоящий. Начались поиски настоящего Бога. Поиски были мучительными: Иван пробовал, злился, сомневался, ненавидел... И наконец нашёл.
   Впечатлительному и любознательному Ивану вместе с настоящим Богом открылись и новые убеждения. Всё, что ещё недавно казалось передовым и прогрессивным, было отброшено и проклято. Новая, возвышенная идея захватила и подчинила себе Ивана, вдохновила и потребовала дела.
   Свежие впечатления, неиспытанные ранее чувства Иван счёл важным открытием и загорелся поделиться ими с каждым.
   Иван начал писать.
   Рассказы его были остроумны, местами злы. Злость была источником его вдохновения. Разозлившись, Иван становился беспощаден на бумаге. Искры тогда летели из-под его пера; слова – как клейма, фразы – как удары бича. Но злость проходила, и скучно становилось тогда Ивану, и совсем уж больше ничего не хотелось.
   Иван носил рассказы издателям. Но те, точно сговорившись, странно смотрели на него и, как один, печатать отказывались. Иван, мечтавший теперь не об успехе и выгоде, но одержимый бескорыстной активностью, принял решение устроить в сети Интернет свой собственный сайт и разместить там свои рассказы, а равно и лучшие образцы современной отечественной прозы.
   Вечерами Иван рыскал по литературным сайтам, отыскивал жемчужные зёрна и тащил их к себе. Неизбалованные вниманием издателя авторы, охотно давали на то своё согласие.
   Как-то Иван наткнулся на серию жалостливых рассказов о бедных русских людях, которым не платят заработную плату. Автором рассказов была дама, писавшая о себе, что живёт в Америке, но тоскует о России. Ивану это понравилось. Он задержал взгляд на фотографии дамы.
   Дама смотрела не прямо перед собой, а искоса и сверху вниз. Маленькие, обведённые чёрным, глазки, по-детски пухлые щёки, рот, изогнутый как лук Амура – лицо показалось Ивану капризным и самодовольным.
    «И не хочется верить, что Нью-Йорк стал моим домом», – прочитал ещё раз Иван и отправил капризной даме письмо следующего содержания: «Уважаемая Анисья Макаровна! Ваш электронный адрес нашёл на сайте Альманаха. Здесь же познакомился с Вашим творчеством. Обращаюсь к Вам с просьбой позволить разместить Ваши рассказы на моём персональном сайте.
    Ваше творчество мне близко. Жаль, что таких писателей сегодня почти не публикуют российские издательства. Особенно тронул меня рассказ о бабушке Насте.
    С уважением, Иван Кутузов».

* * *

   Письмо из России от молодого, как ей показалось, человека взволновало Анисью Макаровну. Мало того, что это было первым и скорым признанием её литературного таланта, к ней обращался почтительный молодой мужчина. И, перечитав несколько раз письмо Ивана, Анисья Макаровна уже представила, как опекает и направляет его. Она не сомневалась, что он знаком с её биографией и неспроста обратился именно к ней – её богатый жизненный опыт и художественное дарование привлекли этого молодого человека. И кто знает, быть может, у них завяжется дружба, она пригласит его сюда, в Америку, и поможет устроиться... И он всю жизнь, всю жизнь будет благодарен ей! Она станет рассказывать ему – много и обо всём, а он будет слушать, слушать и удивляться тому, как много она страдала. Но она останется такой же простой и доступной. Ни одним словом она не выдаст снисхождения, которое невольно испытывает к бедному мальчику.
   На другой день, твёрдо решив покровительствовать симпатичному юноше, Анисья Макаровна написала ответ: «Добрый день, Ваня! Дико извиняюсь за задержку письма. Да, на сайте Альманаха у меня много всякого. Прочитайте, присмотритесь, что понравится – можете взять. Но только меня предупредите, ЧТО ИМЕННО взято.
    Хорошо?
    Зайду на Ваш сайт, почитаю Ваше.
    О том, что не печатают. Чтобы печатали, надо отправлять. Всюду и везде. Мы ведь этого не делаем.
    Где Вы живёте? Чем занимаетесь? Где печатались? Я напишу ответ – вот и завяжется переписка!
    Жду. С уважением, Анисья (или, как меня теперь называют, Эн)».
 
   «Читать и присматриваться» Иван не собирался, а решил довольствоваться рассказом о бабушке Насте. Вступать в переписку с незнакомой дамой из Америки он не имел ни малейшего желания. Бегло прочитав письмо и удовлетворившись полученным согласием, Иван тут же забыл об американке. «Надо будет поблагодарить, – подумал он. – Впрочем, как закину на сайт, так и отпишу». Но, спустя три дня, Иван снова получил письмо из Америки. Это было слово в слово давешнее послание от Анисьи Макаровны – ей, видимо, так не терпелось завязать переписку, что, не дождавшись ответа, она отправила его повторно.
   Подивившись настойчивости, с которой американка напрашивалась к нему в корреспонденты, Иван счёл дальнейшее молчание невежливым и решил ответить.
    «Здравствуйте, Эн!»,– написал Иван и задумался. Конечно, первым делом стоило поблагодарить. Надо ответить и на вопросы. А для пущей вежливости и самому о чём-нибудь спросить.
    «Благодарю Вас за согласие,– продолжал Иван. – В ближайшее время собираюсь разместить Ваши произведения на сайте. Сообщу обязательно, какие именно рассказы размещены.
    В настоящее время живу с отцом и его сёстрами под Москвой. У нас свой дом.
    Наверное, последую Вашему примеру и опубликуюсь в Альманахе. Всё, что я написал, есть на моём сайте».
   Иван снова задумался.
    «А Вы, если я правильно понял, живёте в США?– продолжал он. – Мне почему-то всегда грустно за соотечественников, вынужденных жить за границей, и особенно в США.
    Всего Вам доброго.
    С уважением, Иван».
 
   Анисья Макаровна была уверена, что юноша не отвечает ей только потому, что не получил письма. Предположения подтвердились, когда Иван откликнулся.
   Анисья Макаровна улыбнулась: ну, конечно! Живёт в собственном доме, наверное, связь плохая, дороги никудышные, все кругом пьяные. Какой уж тут Интернет!
   И он ещё умудряется жалеть американцев! Либо он очень наивен и добр, либо завистлив как все русские, которых не пускают за границу.
   В тот же день Анисья Макаровна написала: «Добрый день, Ваня! Насчёт моих рассказов – хорошо, договорились. Вчера изучала Ваш сайт. Заходила и на другой (параллельный, т.с.), где напечатан стишок Вашей однофамилицы(?), жены(??), сестры(???).
    Хорошо. А каким Вы хотите видеть в дальнейшем Ваш сайт? Как часто собираетесь печататься в этом своём Альманахе? Чем заняты в литературе? Где печатаетесь? Направленность (вижу на сайте несколько христианский уклон)?
    Да. Я живу в Нью-Йорке. С детства (корнями, как я это называю) жила в Карабаше. Потом Таджикистан. Тоже не Россия. Двадцать лет там. И вот уже четырнадцать в Америке. И знаете, Ваня, мне грустно за наших таджиков, принимающих в России смерть за кусок хлеба.
    Грустно бывает, но уже привыкла жить вне России. Приезжаю часто. В Москву, в Челябинск, в Свердловск (Екатеринбург). Бываю за границей. Ничего.
    Пишите. Всегда рада.
    С уважением, Эн».
 
   Новое письмо удивило и неприятно задело Ивана.
   Иван видел, что совершенно неинтересен своей новой знакомой и отлично понимал, что переписка – дело пустое, и лучше бы его вовсе оставить. Но странное чувство, похожее на азарт, горячило Ивана и подсказывало, что отступать рано и что самое интересное впереди. К тому же здесь была интрига: была какая-то «Ваша однофамилица», был «параллельный, т.с.» сайт, было пренебрежение в словах «этом своём Альманахе», было безразличие в повторяемых вопросах, скромное достоинство за словами «Да. В Нью-Йорке» и, наконец, что-то покровительственное во фразе «Всегда рада».
   Из-за этих нагромождений выглядывал человек. И Иван уверил себя в том, что непременно должен обнаружить человека.
   Вечером он написал: «Здравствуйте, Эн! Вы меня заинтриговали. Что значит“ параллельный, т.с.” сайт? Как на него попасть? Кто эта однофамилица? Какой у неё стишок? Ни жены, ни сестры у меня нет. В общем, непонятно.
    О том, каким сайт будет в дальнейшем, я не думал. Ничего особенного я от него не жду. Мне просто хотелось разместить там свои вещи и кое-какую интересную информацию в расчёте на то, что кому-то ещё будет интересно. Сайт ещё не заполнен. Я сам им занимаюсь, поэтому медленно.
    Отправил в Альманах два своих рассказа. Присылайте и Вы.
    Насчёт христианской направленности Вы правы. Как Вы сами относитесь к христианству?
    Да, таджиков очень жаль. А когда-то все жили в одной стране. Был момент, когда кто-то всех нас рассорил. Вы, наверное, застали время, когда русских выживали из Средней Азии? Рассказывают переселенцы, как там над ними тогда издевались. Сейчас многое изменилось.
    Как Вы оказались в США? Не собираетесь ли возвращаться? Моя двоюродная сестра по материнской линии тоже живёт в США, в Чикаго. Для её родителей это трагедия.
    С уважением, Иван».
 
   С каждым письмом молодой человек нравился ей всё меньше и меньше. Он казался дерзким и, Анисья Макаровна почти не сомневалась, завистливым. Он, например, хочет уверить её в своём бескорыстии. А что такое его сайт, как не стремление к успеху и славе? И это нормально. Это здоровое влечение. Но зачем? Зачем надо разыгрывать из себя Дон Кихота? А к чему это враньё? Какая может быть трагедия, когда дети хорошо обеспечены и живут за границей? Что за великоросское чванство? Хотя... Всё же она повидала и знает людей! Многие здесь в США, да и сама Анисья Макаровна, утаивали от русских родственников все прелести жизни в Штатах. Это было почти негласной договорённостью, общепринятой практикой. Считалось, что это лучший способ избежать недоброжелательства со стороны нищей родни. Никто в Нью-Йорке не сомневался, что оставшиеся в России неудачники скрипят зубами от злости, что не сумели выехать ни в Штаты, ни в Европу, ни в Израиль.
   Кто же поверит, что мальчик из подмосковного домика грустит о жителях Нью-Йорка? Да и что он может знать о жизни за границей?
   Анисья Макаровна решила держать себя чуточку построже. Надо дать почувствовать дерзкому юноше, что она видит его насквозь и что с ней нечего финтить!
   Она будет великодушной и не станет сердиться на молодого человека, тем более, действительно многое можно списать на его молодость. Да и пришло, пожалуй, время начать рассказывать ему о своих страданиях.
   И на другой день Иван получил такое письмо: «Добрый день, Иван! Параллельный т.с. значит – там ссылка. Там у Вас ссылка, я зашла на другой сайт, но невнимательно прочитала фамилию – Евгения Купорова... Так что, небольшая неточность с моей стороны. Дико извиняюсь. Стало быть, всё в порядке – плагиата нет.
    Неужели, ничего не ожидая от сайта, Вы пошли на расходы? Кстати, сколько стоит такой сайт? Сами делаете или с чьей-то помощью? Если нетрудно – расскажите. Мне казалось, что, заводя сайт, человек преследует какие-то цели. Кстати, сайтик Ваш очень уютненький. Понравилось, что есть ссылки, странички, связанные с христианством, православием.
    Меня зовут печататься в Альманахе. Однако... за свой счёт печататься не хочу. Меня печатают и без моих затрат в журналах и альманахах по мере моей высылки материала. Печатаюсь здесь. Готовится цикл моих рассказов на Урале. В Москве. Но много отвлекаюсь. Через месяц-другой начну отправлять почаще. Комплектую к изданию книжки. Буду подыскивать издательства...
    Вань, если есть у вас опыт книгоиздательства, расскажите. Советы.
    К христианству отношусь благоговейно-уважительно. Однако не фанатично.
    А что касается таджиков, муллы (на службе у исламистов-фундаменталистов), фанатизм – главные источники, желающие переворота в стране, наведения исламского режима. Всё было прекрасно, хотя предпочтение отдавалось коренному населению. Но опять же, наверное, правильно. Всё-таки – Таджикистан. Директор – таджик, но гл. инженер – русский (скажем). Везде и всюду – русский язык. Без него таджик грамотным специалистом не будет. Парадокс. В своей республике!! Таджики – народ очень гостеприимный. Почтительный к старикам особенно. Уважительный. Другие нации (немцы, корейцы, узбеки, русские, евреи) жили десятками лет, отлично ладили. Находились те, которые кричали: “Русские, убирайтесь домой!”.
    Мало-мальские стычки на корню пресекались. Но наступил момент, когда муллы в кишлачных мечетях, которые в короткий срок выросли как грибы, (по чьей-то мгновенной команде) мобилизовали молодёжь, мужчин на войну со своими же. Короче, долго рассказывать. Таджикские матери, рыдая, всячески старались спрятать своих сыновей, мужей... К русским относились неплохо. Что с одной стороны, что с другой. Однако русские фактически оставались заложниками их гражданской войны.
    Под шумок пошёл криминал: убийства, грабежи. Под шальную разборку попал двоюродный брат моего мужа – убили. Началась кутерьма. Не люблю я вспоминать те времена. Летели пули... Не ходили троллейбусы. Сидели без света. Без воды. Рабочие дни отменялись. Труднее всех приходилось таджикским многодетным семьям в кишлаках без продуктов. Предприятия закрывались. Их грабили. Директоров-бухгалтеров – убивали. Идёшь на работу и не знаешь, вернёшься ли. Всюду комендантские посты. Власть менялась ежечасно. Дом обстреливался (находился как раз на границе их штаба). Много тогда погибло друзей-таджиков, коллег-таджиков. В этот момент мы и уехали. Ох... могла бы ещё написать, но... не люблю вспоминать то ужасное время.
    Народ тот вспоминаю с благодарностью за то, что в своё время спас от голодной смерти беженцев во время Отечественной войны. Что много лет я там жила в мире и согласии. И... жалею теперь тех, кто когда-то орал “Русские – к себе в Россию”. Не ведали они тогда, наивные, что за русскими в Россию будут тянуться и они, зарабатывая жизнью на кусок хлеба. 
    Приглашения вернуться от таджикских властей были. Однажды более чем настойчивые... Мы – американцы. С паспортами, со всеми легальными правами. Всё. Обратного пути нет.
    Что касается Вашей двоюродной сестры, не думаю я, что отъезд в Америку – это большая трагедия для её родителей. Если родители – старики, то законами Америки они обеспечены всеми мыслимыми и немыслимыми (по понятиям России) стариковскими программами, льготами (квартирными, лечением, уходом на дому, питанием, досугом, одеждой, мебелью и проч.) Плюс – пенсия по старости. Если моложе 65-ти лет и здоровые, то... работать надо. Если больные и моложе, то все перечисленные программы – к их услугам.
    Конечно, есть трудности везде. Поначалу многих мучает ностальгия. Особенно от безделья. Многие своим русским родственникам просто-напросто не пишут правду, чтобы не вызвать... зависти.
    Ну вот и всё на сегодня!! Много написала. Пишите Вы, Ваня. С уважением, Эн».
   Прочитав письмо, Иван задумался. В его отношениях с американкой оставалось что-то недоговоренное. Он жалел, что связался с ней, но в то же время не хотел отстать от неё.
   Они совершенно не интересовали друг друга. Более того, американка начинала раздражать Ивана.
   Иван перечитал письмо ещё раз.
    «...Мы – американцы. С паспортами, со всеми легальными правами. Всё. Обратного пути нет...»