Но домой я вернулся только через неделю. Хотел, впрочем, и раньше. Но случилось со мной нечто важное и непредвиденное.
Ещё за месяц до того, как я поселился у них, младший из братьев, тот самый, что учился со мной на курсе, нашёл для себя работу. Через каких-то своих знакомых он пристроился на одну из новоиспечённых киностудий. Кажется, ассистентом оператора. Работёнка, конечно, так себе. Но опыт! Но деньги! В общем, я и к нему обращался, чтобы похлопотал обо мне. Он обещал. Но как-то всё это вскоре замерло, так что я уж и забыл. И вот представьте, лишь только я переехал к ним, как он и огорошил меня, сообщив, что есть работа. Господи! Я не верил своим ушам. Ведь я отчаялся, надеяться перестал. А тут вдруг такой случай!.. А главное, совпадение. Точно я специально за весточкой к ним явился!
Речь шла о каком-то новом проекте: предполагалось издание электронных энциклопедий. Вот и требовался человек, способный смонтировать и записать исчерпывающий видеоряд. Кстати, среди прочего замышлялась энциклопедия кино, что особенно меня радовало.
О такой работе я мог только мечтать. Во-первых, она позволяла мне учиться, потому что никто не требовал являться к строго определённому часу. Во-вторых, это был значительный опыт. В-третьих, я находил интерес в своей работе. В-четвёртых, мне обещали платить вдвое против того, что стоила моя комната. А это значило, что я сам, без чьей-либо посторонней помощи смог бы впредь расплачиваться за жильё и ещё столько же оставлять себе на разные нужды.
На другой же день мы с благодетелем моим отправились на переговоры. Знакомство, короткое собеседование – и я был принят. В тот же день и заступил. Ну, само собой, что закрутился. Входил в курс дела, да и отметить нужно было: ребята обиделись бы. Но о ней-то во всё это время я не забывал. Вот, что важно! А что не звонил, так это в воспитательных целях. Я ведь хотел все противоречия наши разрешить. Я, может быть, специально время тянул, чтобы потом, в один прекрасный момент явиться и ошеломить. Я и розу хотел купить, прежде чем домой идти. Вот только денег тогда не оказалось. Я представлял себе, как войду с розой, а подруга моя ко мне бросится, а я хорошие вести ей сообщу и при этом непременно улыбаться буду. Именно эту улыбку я с удовольствием представлял себе, представлял, как стану говорить и при этом широко так улыбаться. Ведь я всё простил ей, я ободрился, я мириться с ней шёл!
Господи! Хорошо ещё я не купил этой глупой розы. Воображаю себе, как я бы был смешон...
Да, да. Вот такой банальный и скучный конец у моей истории. Она ушла от меня. Она! От меня! Да я всё, что угодно мог вообразить себе, но только не это. Я вернулся домой, ещё на лестнице предвкушая восторги и слёзы, но вместо подруги в прихожей меня встретила старуха, хозяйка квартиры. Она недовольно и с удивлением оглядела меня и сказала: «А я думала, ты съехал». И тут же закрылась в своей комнате. Предчувствуя недоброе, я вошёл к себе. Был тот час, когда подруга моя обыкновенно возвращалась домой. Но тогда в комнате её не было. Не было и вещей её.
Я не стану описывать, как спервоначалу лишь заметил кое-какие неясные перемены в комнате; как понял вдруг, что это её безделушек не хватает; как распахнул шкаф и увидел, что он опустел – всё это ерунда и не идёт к делу. Главное же, я понять не мог, как она на такое решилась. Даже яосмелиться не смог. А, признаюсь, был у меня один случай, одно приятное знакомство. Ещё прошлой весной познакомился в баре. Так ведь то идеал мой был, мечта моя. Я налюбоваться на неё не мог. Но тогда я был уже человек несвободный. Она тоже. И оба мы, как люди ответственные и честные, не смогли так просто жизнь свою и чужую перевернуть. А ведь теперь, я знаю, меня это мучить будет. Что не я чужой судьбой распорядился, а только сам пешкой стал. И что мог же я шаг такой сделать и участь свою на лучшую променять. Эх! Да кабы знать, то уж непременно всё по-другому бы вышло. Ну, не говорил ли я, что несчастен? Мне и тут даже не повезло...
Полюбил я её, что ли? Подругу-то мою. Вот загадка. Ещё вчера только выгнать хотел, а сегодня уж чуть не плачу, что сама ушла.
И почему я всегда был уверен, что она за всё должна быть мне благодарна? Почему не сомневался, что осчастливил её? Может, оттого что слишком хорошо знал о своём над ней превосходстве и не сомневался, что и она так же хорошо о том знает? Знает и любит меня без памяти. Мне всё казалось, что она из тщеславия меня любит, потому что уж очень я хорош для неё выходил. Видно, упустил я здесь что-то, недопонял. Теперь, по прошествии времени, мне вот что в голову пришло. Думаю, есть на свете люди, целая порода таких людей, для которых в жизни милее всего жертвовать собой для других. И зачастую даже случается, что не тому они жертвуют, кого любят, а любят того, кому хоть чем-нибудь пожертвовать могут. Это ли не гордыня? Ну, как не понять, что всякая жертва обременительна и обязывает! Но нет! Они для любви ставят условия, точно говорят людям: «Мы любить вас будем, если вы нам жертвы позволите приносить». И вот подруга-то моя из этой самой породы оказалась. И как только я властным словом запретил ей всякие жертвы, потому что не хотел быть вечно обязанным, любовь её ко мне тотчас иссякла. Но это я теперь рассудил. А тогда... Боже, как мне было тяжело тогда! Не знал я, как жить буду, кому теперь верить! То казалось мне, что люблю её больше жизни, думать о ней без слёз не мог, и всё мелочи разные вспоминал. Ужины наши или то, как она называла меня ласково: «Муся. Мусенька. Мусюля». А ямочки у неё какие на щёчках от смеха-то проступали! А на ноготочке, на правой-то ручке, на мизинчике – пятнышки белые. Тоненькие такие, будто пёрышки, будто кисточкой кто ноготок исписал.
А то вдруг принимался ненавидеть её самой лютой ненавистью. Так что казалось, только встретил бы, сейчас и убил бы непременно. Господи! Да за что же она так со мной? Что я ей сделал? Чем заслужил? Как же она могла! Как собаку меня бросила! Да разве можно так с человеком? Ведь это всё равно, как если бы мать дитя своё оставила. Преступление это, вот что. Да и как бросила-то. Молчком ушла. Даже нужным не посчитала объясниться. Так хоть подождала бы немного. Во-первых, пока я работу найду. Она же понятия не имела, что я устроился. Значит, сознательно меня одного в несчастье оставила. Погибай, мол, один. А во-вторых, знала же, что зимняя сессия мне предстоит. Бессердечная тварь! И как это можно так бесчеловечно с человеком обходиться? Мне к сессии готовиться, а тут такое... А ну как завалил бы я экзамены вследствие нервных потрясений? Об этом она подумала? Как же! Стерва...
Но, ни на любовь, ни на ненависть невзирая, об одном теперь только жалею: что не ударил её тогда. Сейчас бы, глядишь, оплёванным себя не чувствовал...
Ещё за месяц до того, как я поселился у них, младший из братьев, тот самый, что учился со мной на курсе, нашёл для себя работу. Через каких-то своих знакомых он пристроился на одну из новоиспечённых киностудий. Кажется, ассистентом оператора. Работёнка, конечно, так себе. Но опыт! Но деньги! В общем, я и к нему обращался, чтобы похлопотал обо мне. Он обещал. Но как-то всё это вскоре замерло, так что я уж и забыл. И вот представьте, лишь только я переехал к ним, как он и огорошил меня, сообщив, что есть работа. Господи! Я не верил своим ушам. Ведь я отчаялся, надеяться перестал. А тут вдруг такой случай!.. А главное, совпадение. Точно я специально за весточкой к ним явился!
Речь шла о каком-то новом проекте: предполагалось издание электронных энциклопедий. Вот и требовался человек, способный смонтировать и записать исчерпывающий видеоряд. Кстати, среди прочего замышлялась энциклопедия кино, что особенно меня радовало.
О такой работе я мог только мечтать. Во-первых, она позволяла мне учиться, потому что никто не требовал являться к строго определённому часу. Во-вторых, это был значительный опыт. В-третьих, я находил интерес в своей работе. В-четвёртых, мне обещали платить вдвое против того, что стоила моя комната. А это значило, что я сам, без чьей-либо посторонней помощи смог бы впредь расплачиваться за жильё и ещё столько же оставлять себе на разные нужды.
На другой же день мы с благодетелем моим отправились на переговоры. Знакомство, короткое собеседование – и я был принят. В тот же день и заступил. Ну, само собой, что закрутился. Входил в курс дела, да и отметить нужно было: ребята обиделись бы. Но о ней-то во всё это время я не забывал. Вот, что важно! А что не звонил, так это в воспитательных целях. Я ведь хотел все противоречия наши разрешить. Я, может быть, специально время тянул, чтобы потом, в один прекрасный момент явиться и ошеломить. Я и розу хотел купить, прежде чем домой идти. Вот только денег тогда не оказалось. Я представлял себе, как войду с розой, а подруга моя ко мне бросится, а я хорошие вести ей сообщу и при этом непременно улыбаться буду. Именно эту улыбку я с удовольствием представлял себе, представлял, как стану говорить и при этом широко так улыбаться. Ведь я всё простил ей, я ободрился, я мириться с ней шёл!
Господи! Хорошо ещё я не купил этой глупой розы. Воображаю себе, как я бы был смешон...
Да, да. Вот такой банальный и скучный конец у моей истории. Она ушла от меня. Она! От меня! Да я всё, что угодно мог вообразить себе, но только не это. Я вернулся домой, ещё на лестнице предвкушая восторги и слёзы, но вместо подруги в прихожей меня встретила старуха, хозяйка квартиры. Она недовольно и с удивлением оглядела меня и сказала: «А я думала, ты съехал». И тут же закрылась в своей комнате. Предчувствуя недоброе, я вошёл к себе. Был тот час, когда подруга моя обыкновенно возвращалась домой. Но тогда в комнате её не было. Не было и вещей её.
Я не стану описывать, как спервоначалу лишь заметил кое-какие неясные перемены в комнате; как понял вдруг, что это её безделушек не хватает; как распахнул шкаф и увидел, что он опустел – всё это ерунда и не идёт к делу. Главное же, я понять не мог, как она на такое решилась. Даже яосмелиться не смог. А, признаюсь, был у меня один случай, одно приятное знакомство. Ещё прошлой весной познакомился в баре. Так ведь то идеал мой был, мечта моя. Я налюбоваться на неё не мог. Но тогда я был уже человек несвободный. Она тоже. И оба мы, как люди ответственные и честные, не смогли так просто жизнь свою и чужую перевернуть. А ведь теперь, я знаю, меня это мучить будет. Что не я чужой судьбой распорядился, а только сам пешкой стал. И что мог же я шаг такой сделать и участь свою на лучшую променять. Эх! Да кабы знать, то уж непременно всё по-другому бы вышло. Ну, не говорил ли я, что несчастен? Мне и тут даже не повезло...
Полюбил я её, что ли? Подругу-то мою. Вот загадка. Ещё вчера только выгнать хотел, а сегодня уж чуть не плачу, что сама ушла.
И почему я всегда был уверен, что она за всё должна быть мне благодарна? Почему не сомневался, что осчастливил её? Может, оттого что слишком хорошо знал о своём над ней превосходстве и не сомневался, что и она так же хорошо о том знает? Знает и любит меня без памяти. Мне всё казалось, что она из тщеславия меня любит, потому что уж очень я хорош для неё выходил. Видно, упустил я здесь что-то, недопонял. Теперь, по прошествии времени, мне вот что в голову пришло. Думаю, есть на свете люди, целая порода таких людей, для которых в жизни милее всего жертвовать собой для других. И зачастую даже случается, что не тому они жертвуют, кого любят, а любят того, кому хоть чем-нибудь пожертвовать могут. Это ли не гордыня? Ну, как не понять, что всякая жертва обременительна и обязывает! Но нет! Они для любви ставят условия, точно говорят людям: «Мы любить вас будем, если вы нам жертвы позволите приносить». И вот подруга-то моя из этой самой породы оказалась. И как только я властным словом запретил ей всякие жертвы, потому что не хотел быть вечно обязанным, любовь её ко мне тотчас иссякла. Но это я теперь рассудил. А тогда... Боже, как мне было тяжело тогда! Не знал я, как жить буду, кому теперь верить! То казалось мне, что люблю её больше жизни, думать о ней без слёз не мог, и всё мелочи разные вспоминал. Ужины наши или то, как она называла меня ласково: «Муся. Мусенька. Мусюля». А ямочки у неё какие на щёчках от смеха-то проступали! А на ноготочке, на правой-то ручке, на мизинчике – пятнышки белые. Тоненькие такие, будто пёрышки, будто кисточкой кто ноготок исписал.
А то вдруг принимался ненавидеть её самой лютой ненавистью. Так что казалось, только встретил бы, сейчас и убил бы непременно. Господи! Да за что же она так со мной? Что я ей сделал? Чем заслужил? Как же она могла! Как собаку меня бросила! Да разве можно так с человеком? Ведь это всё равно, как если бы мать дитя своё оставила. Преступление это, вот что. Да и как бросила-то. Молчком ушла. Даже нужным не посчитала объясниться. Так хоть подождала бы немного. Во-первых, пока я работу найду. Она же понятия не имела, что я устроился. Значит, сознательно меня одного в несчастье оставила. Погибай, мол, один. А во-вторых, знала же, что зимняя сессия мне предстоит. Бессердечная тварь! И как это можно так бесчеловечно с человеком обходиться? Мне к сессии готовиться, а тут такое... А ну как завалил бы я экзамены вследствие нервных потрясений? Об этом она подумала? Как же! Стерва...
Но, ни на любовь, ни на ненависть невзирая, об одном теперь только жалею: что не ударил её тогда. Сейчас бы, глядишь, оплёванным себя не чувствовал...