Яна Завацкая
 
Крест Империи

   Аннотация: Действие происходит до начала колонизации Квирина, на планете Эдоли. Мир - предшественник. Христианская империя. Христианский социализм. Неоднозначный и суровый мир, где роль госбезопасности выполняет инквизиция, где жизнь людей жестко регламентирована. Где нет нищих, безработных, развивается наука, космические корабли летят к звездам. Можно по-разному оценивать Империю, но те, кто жили в ней - любили ее. Империя гибнет, но из пепла уже поднимаются новые, слабые ростки Будущего.
 
   Краткая хронология эдолийской истории
   Колонизация Эдоли
   С момента колонизации - постепенная деградация науки и техники до разных уровней (на Сёгоре почти до первобытного состояния), войны, рассеяние.
   Предположительно 12-20 тыс. лет до года Основы
   Основание на северо-восточном материке (Эдоли) ордена Хавенов и государства (харваны - государствообразующая нация)
   Год Основы, 0, начало летосчисления
   Эпоха Первого Ордена
   Постепенное заселение северо-восточного материка, ближе к концу заселение скантийского (юго-западного) материка. Войны, передел власти. Хавены играют роль костяка государства, а также военной силы, в их руках наука и культура.

0-3300

   Жизнь выдающегося хавенского учителя (Тара) Кэрриоса. Реформа Ордена. В Орден начинают принимать талантливых детей без учета происхождения, также девочек. Орден сосредотачивает внимание на развитии науки и техники.
   Мощный подъем уровня жизни, культуры, эдолийской государственности.
   В это время - вторичное заселение Сканти эмигрантами из всех частей света.
   Около 3300 г. Основы
   Мощное развитие второй, независимой ветви Ордена - магической (биргенов). Постепенный упадок "ветви просветителей" Кэрриоса.
   3350-3400 гг. Основы
   Эпоха распада. Внешние враги завоевывают значительные территории страны. Орден традиционалистов-просветителей замыкается в себе, лишь отбирая из внешней среды способных детей. Орден хавенов становится государством в государстве. На остальной территории - анархия, полная деградация, невежество и нищета, при этом - расцвет биргенов, которые пользуются народными суевериями, чтобы поддерживать свою власть. Биргены не представляют централизованной силы, но очень заинтересованы в сложившейся анархии.
   В это время традиционалисты приходят к возможности дальних космических экспедиций.
   3400-3600 г. Основы
   Появление на Эдоли святого Квиринуса и святого Реймоса. Проповедь христианства
   3580 г. Основы, около 390 г. от Рождества Христова
   Принятие христианства большинством хавенов. Орден становится христианским. Широкое распространение новой религии в массах. Начало борьбы биргенов с христианами. Жизнь биргенского учителя Медара. Христиане представляют собой меньшинство и преследуются (биргены используют для этого вооруженные отряды из крестьян).
   3600-700 гг Основы
   400-500 гг. Р.Х.
   Основание империи, возникновение централизованной власти. Император-хавен Данри.
   3720 г. Основы
   510 г. от Р.Х.
   Эпоха Рассеяния (или Биргенских войн)
   Почти 4 столетия непрерывной борьбы за централизованную власть, войн с внешним врагом, гражданских войн и постоянного преследования биргенов. Десятилетия мирного развития сменяются глубочайшими провалами после применения ОМП.
   Орден ставит перед собой цель полного истребления ветви биргенов, так как мирное сосуществование с ними невозможно.
   3720-4090 гг. Основы
   510-880 гг. Р.Х.
   Правление Императора (по традиции хавена) Кория I. Очень жесткий правитель, который сумел собрать страну, полностью подавить сопротивление, уничтожить биргенов, объединить народы Эдоли на союзной основе. Создать христианскую Империю. Победить в Фаренской войне. Дать мощный толчок мирному развитию страны. Во время и после войны власть в стране полностью переходит в руки Ордена и правящего архиепископа, которому подчиняется император.
   4090-4137 гг Основы
   880-927 г. Р.Х.
   Основа власти в стране - Император, но реальная власть в руках архиепископа и ордена, которому император, как член ордена, подчиняется. Третья власть - диаконии (профессиональная).
   Мирное развитие Эдоли, мощный подъем науки и техники, постепенный рост жизненного уровня. Наконец научно-технический потенциал начинает превышать предположительный потенциал колонистов с Терры (атлантов).
   Начинается противостояние Сканти (страна, благодаря отсутствию войн и благоприятному климату, также достигла высокого уровня развития) и Эдоли. Противостояние выражается в "холодной войне" и попытках передела мира - серии локальных войн, прежде всего на Сёгоре.
   Освоение Элейила (северного материка). Начало колонизации Квирина.
   4140-4200 гг. Основы
   930-990 гг Р.Х.

Пролог (историческая часть).

   385 год от Рождества Христова
   Терра, Галлия, страна аламаннов

1.

   Вышли рано утром, отслужив Литургию. Квиринус остановился и бросил взгляд на сруб, со свежими еще срезами, полюбовался деревянным, ловко сколоченным крестом над крышей, в блеске древесной листвы, омытой дождем.
   Солнце еще только поднималось над страной аламанни, над густыми дубовыми рощами, над золотыми полями овса. Солнце поднималось, а птицы - птицы уже начали свой распев, и думалось епископу, что так на свой лад каждое утро крылатая тварь славит Господа. И легко, и весело становилось на душе от этого. Квиринус - всегда легкий на улыбку - чуть растягивал губы и шагал быстрее.
   — Как бы сегодня Рандо не заявился, - сказал озабоченно Кристиан - он же Аморик - новообращенный брат из марки.
   — Ну что ж, - веско сказал Квиринус, - заявится - окрестим.
   Братья тоже заулыбались, но Аморик сказал:
   — А если не захочет?
   Квиринус сморщил привычно лицо, готовясь сказать что-нибудь такое, от чего все одобрительно рассмеются, но сказал лишь:
   — На все воля Божья.
   Мальчишка-германец запрыгал вдоль колеи, где стояла вода, и в три шага нагнал епископа. Заглянул в его лицо.
   — Что же ты, отец Квиринус, совсем ничего не боишься?
   Лицо - бронзовое, иссеченное сетью морщин и шрамами, горбоносое лицо природного римлянина - вдруг затвердело на миг, и показалось, будто сквозь вечно смеющиеся карие глаза епископа вдруг проглянул другой кто-то. Кто-то очень опасный, как сам Рандо по прозвищу Вельф - Волк. И тут же заискрились глаза улыбкой.
   — В святом Писании сказано ведь… - Квиринус запнулся, подбирая германские слова, мысленно переводя высокую поэзию Павла с латыни, - Господь за нас, чего нам страшиться?
   И правда - чего было страшиться в такое светлое, сверкающее утро поздней весны, когда вся природа, кажется, поет и благодарит Господа? Вот так, кажется, и встал бы на колени, закрыл глаза - да и отдал душу, и разницы бы не заметил, потому что дивно кругом и чудно все, как на небесах. Как сияет лазурь над головой - такой светлый и дивный купол в церкви Господа, здесь, на земле, и даже дивной базилике в Трире до этого неба так же далеко, как и нам, грешным, до чистоты ангельской.
   И не только Квиринус радовался и благодарил Господа в душе, и спутники его, братья, с ним пришедшие, семенящие сзади, чтобы поспеть за широкой походкой бывшего трибуна - Симеон и Маркус, то же самое испытывали. В этот раз взял Квиринус с собой только их, а двух других братьев, пришедших из Трира, оставил в общине. А из новообращенных только этого мальчишку, Кристиана, и позвал с собой. Да и не нужно больше - сам отец Квиринус отлично говорит на их варварском наречии, еще во времена военной службы научился, от лучшего своего друга, аламанна-легионера Лойтари.
   А ведь могут обозлиться аламанни на то, что вот уже двое молодых мужчин ушли от них невесть куда, невесть зачем…
 
   Квиринус, только-только рукоположенный епископ аламаннский, сколько себя помнил, с детства - столько и отличался непоседливостью. Может, поначалу эта непоседливость и мешала ему принять всерьез ту веру, что исповедовала его мать. Отец был язычником. Мать пыталась рассказывать мальчику о вере, но поначалу все это было бессмысленно. Однако, может быть, материнские молитвы и помогли в конце-то концов. Свою страшную жажду действия, движения, неуемную энергию свою Квиринус направил наконец на дело, того достойное - завоевание Царства Небесного, и не только для себя, но и для варварского народа, не слышавшего Благой Вести, так и застрявшего в своем язычестве. Не случайно он отправился в эти земли, где проживал народ букинобантов, северных аламаннов.
   Не так давно еще император Грациан - уже без своего трибуна Квиринуса - воевал против них, но теперь букинобантами правил дружественный Риму король Макриан.
   И как хорошо, что Бритто, епископ Трирский, понял его и согласился, что не его это дело - спокойно сидеть в богатом и тихом Трире и служить Литургию для верующих. Нет, не его. Его дело - шагать по этой дороге, размокшей от дождя, хлюпая грязью, глядя в небесную лазурь, и радоваться, радоваться в душе тому, что жив Господь, и что можно Ему послужить, несравненно лучшему вождю, чем все императоры Рима, чем все императоры от самого начала времен. Квиринус постарался умерить радость в душе и подумать о деле. О чем будет говорить сегодня, как и с кем. Да все ведь уже решено, все ясно. Лишь бы только и в самом деле Рандо-Вельф не заявился в свою марку, рыщет волк где-то на севере, потрошит соседей - ох, не понравится ему община христиан по соседству, ох, не понравится! Хоть и поставил Квиринус сруб за границей общинного леса, на ничьей земле. Да может, и обойдется еще.
   На все воля Божья, подумал Квиринус. Да и не может быть ничего плохого в такой сияющий день. И в такт шагам невольно стали вспоминаться ему строчки, когда-то прочитанные.
   …Сверху же, выше их всех, поместил он веса лишенный
   Ясный эфир, никакою земной не запятнанный грязью.
   Только лишь расположил он все по точным границам.
   — В одной громаде - слепой - зажатые прежде созвездья
   Стали одно за одним по всем небесам загораться;
   Чтобы предел ни один не лишен был живого созданья,
   Звезды и формы богов небесную заняли почву.
   Для обитанья вода сверкающим рыбам досталась,
   Суша земная зверям, а птицам - воздух подвижный.
   Только одно существо, что священнее их и способней
   К мысли высокой, - чтоб стать господином другим - не являлось.
   И родился человек. Из сути божественной создан
   Был он вселенной творцом, зачинателем лучшего мира…
   (Овидий, "Метаморфозы")
   И вздрогнул Квиринус, снова подумав, что не глуп был поэт, раз угадал то, что так ясно сказано в Святом Писании. Нет, и на самом деле - хоть не знали языческие поэты истинного Господа нашего Иисуса Христа - однако кое-что, видно, Святой Дух сам вкладывал в их головы и водил иной раз их рукой. А иной раз и не водил, конечно - как это обычно бывает у людей.
   И хотел Квиринус поделиться, как это он любил, с братьями этой мыслью, но подумал, что пожалуй все же не стоит, не подобает епископу языческую поэзию цитировать. И вспомнил другое, и запел низким голосом, густым и зычным (ох, как оглушительно раскатывался этот голос когда-то вдоль строя легионеров).
   Splendor patern? glori?, de luce lucem proferens, lux lucis et fons luminis, diem dies illuminans.
   И братья подхватили сразу же гимн, написанный великим учителем, миланским Амброзиусом - Квиринус давно запомнил его и научил других. Тем более, что учителя того всю жизнь теперь не забыть.
   Verusque sol, illabere micans nitore perpeti, iubarque Sancti Spiritus infunde nostris sensibus.*
   (*Сиянье славы Отчей, свет, от света излившийся,
   Сердце света и света начало, источник света дня!
   Яви нам солнце истинное, сияние дня вечного,
   Озари разум наш светом Духа Святого.)
   И вот показались вдали бревенчатые домики поселения букинобантов - марки. Квиринус помнил направление - сразу забрал влево, к одному из крайних бедных домиков, где жила мать Кристиана, Брунихильде. Отец парня давно погиб в какой-то стычке, а старший его брат, глава семьи, сейчас уехал вместе с Вельфом. Брунихильде же не возражала против того, что младший ее сынок ушел с чужеземцами, да и сама охотно прислушивалась к христианской вести.
   Она стояла на пороге, будто ждала их. Статная, высокая аламаннка, хоть и морщины на лице, а все женщина хоть куда, Квиринус даже ощутил нехорошее что-то под сердцем, шевеление какое-то, видно, в молодости очень хороша была собой Брунихильде. И не видно, что старая - светлые косы уложены вокруг головы, не понять, седина это или просто, как все германские варвары, белокурая женщина.
   Брунихильде обняла сына, повернулась к чужеземцам.
   — Входите, что ж стоять.
   У нее все было приготовлено - свежее молоко, овсяная каша. Квиринус благословил пищу, и стали есть. Очень кстати - в обители-то новосозданной с едой очень и очень нехорошо, пост, можно сказать, сплошной. Правда, свое поле засеяли, так что к зиме, если все хорошо пойдет, припасы кое-какие появятся. Главное - пшеница, иначе как служить Литургию? Купили и пару коров для общины, хозяйственный Квиринус не с пустыми руками пришел обитель основать.
   — Как дела, хозяйка, что нового? - поинтересовался брат Маркус, молоденький италиец. Говорил он плохо на языке букинобантов, Симеон чуть получше, он раньше с готами жил, а языки-то похожи. Квиринус только тех с собой отобрал, что на местном наречии объясниться могли - ведь проповедовать идут, не на латыни же говорить с варварами.
   Брунихильде себя долго просить не заставила, тут же начала рассказывать.
   — А вчера тоже к нам чужеземцы явились - на вас не похожи, не понять даже, кто… Не франки, вроде, но и не ромеи. Двое, волосы светлые, сами чудные и говорят хоть на нашем языке, а не так. И вещи чудные разные принесли менять. А ну, пошел! - прикрикнула она на мохнатого пса, который вертелся тут же рядом в надежде, что упадет со стола кость.
   — Что меняли-то? - спросил Квиринус. Брунихильде пожала плечами.
   — Да не рассмотрела я, мне-то на мену предложить нечего, у меня вон сыновья все разбежались кто куда…
   — Как же нечего? - спросил Квиринус, - Да такую красавицу я бы за одну улыбку одарил, если бы было чем.
   И прикусил язык, ругая себя за нескромные слова, больше солдату пристойные, чем пастырю. Однако братья заулыбались, а хозяйка зарделась, повела красивыми плечами под вышитой тканью.
   — Ну уж скажешь, чужеземец, старуха я, а ты говоришь…
   — Такая старуха, как ты, десять молодух за пояс заткнет и еще плясать пойдет.
   Все, Квиринус, замолчи, велел он себе. Ты не центурион на постое, пора эти замашки оставить. Желая наказать себя, он отодвинул молоко и перекрестился.
   — Что ж так мало поел, ромей? - удивилась Брунихильде. Квиринус глянул на братьев.
   — Да видишь, лекарь велел от излишеств воздерживаться, а не то пузо лопнет, - брякнул он. Маркус прыснул в молоко. Квиринус снова почувствовал угрызения совести. Вот то ли дело епископ Бритто - как всегда говорит, будто поет, серьезно так, размеренно, и сразу на душе покаяние целительным покоем разливается. Уж про учителя и говорить нечего. А он… его преподобие… до сих пор зубоскалить не отучился.
   С другой стороны, подумал Квиринус, ведь сам Господь Иисус в Святом Писании велел, когда постимся, помазать волосы свои и умыть лицо свое, а не ходить всюду с кислой физиономией. Значит, и нечего свой маленький постный поступок напоказ выставлять.
   — А еще говорят бабы, - продолжила Брунихильде, - что не сегодня-завтра Рандо вернется…
   И потемнело ее лицо.
   — Что ж ты, не рада разве? - спросил Квиринус, - ведь и старший сын твой тогда возвращается.
   — Сама не знаю, рада или нет.
   Брунихильде поднялась, посуду опустевшую собрала, понесла в угол. И сказала оттуда глухо.
   — Не надо бы вам с Рандом встречаться, ромей. И сына моего забери. Вельф, он с ромеями сталкивался, и веру этот вашу не любит он, как бы беды не вышло…
 
   Чужеземцы по случаю - а может и не совсем случайно так вышло - остановились в доме старого Хильтибранда, то есть как раз там, где хотел сегодня побывать Квиринус.
   От Хильтибранда двое Благую весть услышали, и один - чудаковатый бобыль, племянник старика - в общину в лес ушел. А второй, кузнец, захотел креститься, и с женой своей по христианскому закону обвенчаться. Ему и жене его и хотел сегодня Квиринус преподать урок христианского вероучения. Но к досаде получилось так, что кузнеца сейчас дома не было - уехал он по делам. Когда вернется - может, к вечеру, может, раньше.
   — Ну вот, зря пришли, - мрачно сказал Симеон.
   — Ничего не зря, - возразил Квиринус, - ничего никогда зря не бывает, Бог за всем следит, не беспокойся.
   Симеон лишь вздохнул и крякнул. И тут вошел в избу Хильтибранд-старик, а за ним один из тех, видно, чужеземцев, про которых Брунихильде говорила.
   И правда - ни на кого не похож. Сколько народностей встречал, кажется, Квиринус на своем веку - а таких лиц никогда не видел. Может, грек? Да нет, не похоже. Восточный варвар? Волосы светлые, как у германцев, глаза голубые, а лицо - другое, узкое тонкое лицо, и в глазах ум светится. Опять же лицо бритое, без бороды, в отличие от аламаннов. И в то же время не хил, пожалуй, хоть в первую линию его ставь.
   — Привет тебе, почтенный, - сказал чужеземец, чуть поклонившись, - наслышан о тебе, хотел познакомиться. Ты ведь Квиринус из Трира?
   — Да, я Квиринус, епископ - с достоинством ответил он, - а это братья мои во Христе - Симеон, Маркус из Трира, и новый наш брат Кристиан. Как твое имя, чужеземец, и откуда ты?
   Любопытные глазенки Маркуса так и посверкивали, но он молчал, пристально глядя на незнакомца.
   — Зовут меня Реймос из Лора, - сказал тот, - я из далекой страны, с острова, что лежит еще дальше Британии к западу.
   Квиринус мысленно представил карту - где же это остров такой, может, до него еще и мореплаватели не добирались? Темнит что-то чужестранец. Впрочем, его дело.
   — И что же, - спросил Реймос, - правда ли, что ты с братьями пришел сюда, чтобы построить христианскую общину и проповедовать букинобантам вашу веру?
   — Правда, - подтвердил Квиринус, - а слышал ли ты о нашей вере, почтенный муж?
   — Да, я побывал в Римской Империи и слышал о ней. Был я и в Трире, видел там владыку Бритто, слышал проповедь его. И в Риме был, и в Милане. Очень мудр епископ Миланский Амвросий…
   — Очень мудр! - с чувством повторил Квиринус, - нет второго такого в Ойкумене.
   — Но вера ваша показалась мне непонятной. Вот посмотри, - и вдруг чужак легко перешел на латынь, хотя до сих пор он совершенно свободно, как на родном, говорил на аламаннском, - ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов…* * (Мф 26,28)
   Квиринус внутренне вздрогнул от радости - неожиданной радостью было услышать вдруг здесь слова из Священного Писания.
   Реймос продолжил:
   — Что это означает, пастырь? Как можно с помощью пролития собственной крови освободить кого-либо от грехов?
   Квиринус чувствовал радостное оживление внутри. Аламанны - те все больше Нагорной проповедью возмущались, как это так - подставить левую щеку, это разве что женщине простительно так поступать, а не воину… А тут - тут интерес поглубже и вопрос занимательнее. Но вот время терять не стоит - не хотелось бы ночевать сегодня в деревне, тем более, Вельф может пожаловать. Квиринус глянул на спутников.
   — Симеон, сходи-ка к Одоакру, а ты, Маркус, возьми Кристиана и вдвоем пойдите на луг, там с мальчишками-пастухами потолкуйте. Я же пока здесь останусь, а после встретимся все у жертвенника, оттуда и домой двинемся. Смотрите только, до темноты не задерживайтесь.
   Он говорил по-аламаннски, чтобы не смущать Кристиана и Хильтибранда, который, конечно, уши навострил в углу. Братья послушались, поднялись. Реймос внимательно смотрел им вслед. И вот они остались одни. Квиринус спросил.
   — Что ж ты, знаешь латынь?
   — Знаю, - ответил Реймос, - ответишь ты на мой вопрос?
   — Отвечу, не торопи. Скажи только - читал ли ты все Евангелие?
   — Я все Священное Писание прочел и хорошо его помню.
   Квиринус только головой покрутил. Не христианин - и все Писание прочел. Чужестранец неведомо откуда - и на двух языках местных говорит, как на родном. Ладно, впрочем…
   — Тогда помнишь ты, конечно, кто такой Господь наш Иисус?
   — Христос, Сын Бога живого, - послушно ответил Реймос, - как и святой Петр сказал Ему. Только вот что это значит? Вы говорите, будто Сын Божий - это и есть Сам Бог, только иная Его ипостась. А есть те, кто говорит,будто Сын Божий вовсе Отцу не единосущен…
   — А вот давай подумаем, - поморщился Квиринус при упоминании арианской ереси, - Если не единосущен, тогда правильно ты сказал - нет никакого толку кровь проливать. Бессмысленно тогда бы Он умер. А наша христианская вера в том, что мы поклоняемся единому Богу в Трех Лицах и Трем Лицам в одном Божестве, и при этом не смешиваем лица и не разрываем Божественной Сущности. Первое из них - Личность Отца, второе - Личность Сына и третье - Личность Святого Духа. Но Отец, и Сын, и Святой Дух - одно Единое Божество, равноценное в славе и в вечном величии…*
   (* здесь Квиринус цитирует Афанасия Великого)
   Реймос вздохнул.
   — Много народов Ойкумены я видел, и много разных вер изучил. Такой сложной, однако, не встречалось мне ни разу! Объясни, христианин, как это может быть - одна сущность и одно Божество, когда их на самом деле три?
   Квиринус улыбнулся - сразу на память пришли строки, написанные каппадокийцем Григорием.
   — А вот представь, например, тучу, а из нее идет дождь и снег. Сущность у них одна, и в то же время - разные они.
   — Ну хорошо, допустим… а как же совершилось то, что грехи людей были искуплены?
   — Позволь меня спросить о твоей вере, почтенный муж? - Квиринус прищурился. Ему не раз случалось толково и доходчиво разъяснять людям основы вероучения, и он знал это за собой - не только то, что в памяти хранил все, написанное и старыми отцами, и современниками, но и объяснять умел, адресуясь к сердцу каждого отдельного человека. Не пытаясь понять человека, как можно что-то объяснить ему? Хотя Квиринус и не обольщался насчет своей способности объяснения - иной человек все поймет, все осознает, а все равно не обратится, ибо только Бог приводит к Себе людей, и происходит это не по разуму, а по Божьей воле.
   — Веришь ли ты, как аламанны, во множество богов?
   — Нет, твое преподобие, у нас своя вера, особая. Мы верим похоже на то, как верили иудеи. Есть один единый Бог, мы так и называем его Единым, и однажды люди ослушались Его и были изгнаны из начального рая, и грех поселился в них. И в Потоп мы верим, у нас есть такое сказание, а также в то, что все мы - потомки спасшегося праведника Ноя, однако и в нас живет первородный грех, и лишь праведная чистая жизнь, духовный рост могут человека избавить от этого. Только непонятно нам, как жертва кровавая - тем более, убийство животных или вовсе младенцев, как аламанны делают, на алтаре - может быть угодна Всевышнему и принести Ему какую-то радость…
   — Убийство детей - мерзость в глазах Господа, и посмотри, как древние иудеи истребляли народы, приносившие детей своих в жертву Молоху, - подтвердил Квиринус.
   — Ладно, а животных как же? Что же Богу Всевышнему, чистому Духу может быть приятного в том, что бесполезно закалывают быков? И чем это может искупить грех?
   — А что же, по-твоему, нужно делать, чтобы искупить грех? Или вовсе его искупать не надо? - коварно спросил Квиринус.
   — По нашему следует покаяться надо в грехе и пообещать больше не совершать его. А чтобы и вправду не совершить больше, надо над собой работать, и это основа нашей религии. Мы молимся и очищаем себя постом, воздержанием, работой. А быков закалывать - какой в этом смысл?
   — Сейчас… Очищая себя постом, ты ведь не позволяешь себе вкушать пищи столько, сколько хочется?
   — Да, конечно же.
   — Выходит, ты сам себя, свою плоть убиваешь, желания своей плоти уничтожаешь, так же, как иудеи на алтаре уничтожали быков?
   — Так и есть, - подумав, согласился Реймос. Его глаза блестели, видно было, что заинтересован человек беседой. Да и то - часто ли встретишь в этой глуши образованного латинянина?
   — Выходит, и сам ты приносишь жертву, только без крови? Жертву Богу?
   — Да какую жертву… - Реймос задумался, - скорее, это я сам себя, свое тело упражняю… Хотя… В ответ на мои усилия Всевышний и сам помогает мне к Нему приблизиться.
   — Ну а значит, все-таки жертва твоя, отказ от пищи - шаг навстречу Богу, дабы грех первородный преодолен был… А быки, они не бессмысленны. Вот ты, я вижу, человек образованный…
   — Что ж, да.
   — А посмотри на аламаннов - люди они хорошие, однако ведь совсем дикие. Поди-ка объясни им про внутреннюю жертву, про работу над собой. Поймут ли?
   — Пожалуй, что нет.
   — Нет. А вот быка заколоть, мясо, которое для своей плоти растил, для еды, для семьи - отдать Богу - это для них понятная жертва. Такими были иудеи древние. А те, кто образованнее - те понимали, как писал святой псалмопевец: жертва Богу - дух сокрушенный. К каждому Бог на его языке обращается.
   — Хорошо, - сказал Реймос, сделав паузу, - я понял, почему иудеи эти жертвы приносили, и не бессмысленно это было. Но скажи мне, почему же нужно было для искупления грехов такую жертву принести, как принес Сын Божий по-вашему? Ведь то наши грехи - а то Божественная плоть.
   — Наши грехи нельзя искупить. Вопиют они к небу… страшны наши грехи… вот посмотри на меня - ты думаешь, я святой человек? А я до того, как к Христу обратился по милости Его, будучи молодым, убивал, и радовался, когда с моего меча горячая кровь стекала, и не всегда лишь в бою убивал, по приказу - а случалось, и по горячности, и от нечего делать даже. И с блудницами невесть что вытворял. Что ж ты хочешь, воином я был - так ведь и мирные люди иной раз не лучше… - Квиринус опустил глаза, - как ты говоришь, работа над собой, духовный рост, приближение к Богу, но только… может, у вас там, на острове, все люди благообразны и тихи…